***

Ок Гугл.

Давай, покажи мне это волшебное место, которое уже не существует на Земле в том виде, в котором мое сердце прочно упаковало его и отдало моей памяти на вечное (почти) хранение.

Давай, крышу бабушкиного дома и школу напротив.

Оо, Гугл. Озеро.

Озеро, которое однажды едва не забрало меня, я успела побороться и принять происходящее как неизбежность, успела почувствовать, как это - воздуха не хватает, но воды ещё наглотаться не успела, тетя заметила мою прыгающую макушку и отобрала меня у озера. Страшно не было, я не успела испугаться.

Это озеро снится мне, притягивает, завораживает не знаю чем - в своих снах я не могу отвести от него глаз, просто пью глазами, поглощая по капле и растворяясь в нем. Магия, колдовство.

Оо, слушай, Гугл.

Кладбище. Кладбище на берегу озера. Выглядит как лесной массив, но действительно виден ровный край. Боже, то есть, Гугл, я вижу забор. Муж, устроивший мне эту виртуальную экскурсию, очерчивает мышкой небольшой круг, говорит:

- Где-то вот здесь.

Он понимает меня без слов.

Виртуально я стою спиной к озеру, лицом к кладбищу, привет, дедушка, привет, бабушка.

На самом деле там давно, конечно, разруха, и, скорее всего, я туда никогда не вернусь, но я бы хотела просто обойти озеро вокруг, сесть на косогор и немного посмотреть.

Когда бабушки не стало, я уже один раз посмотрела, сбежала так быстро, как только смогла. Мы приехали помочь разобрать в доме.

Я увидела, как страшно бывает, когда умирает земля, когда умирает дом после того, как не стало хозяев.

Мне показалось, что бабушка прокляла это место, прокляла свой дом. От одиночества, старости, обиды на жизнь.

В доме роились мухи, пахло сыростью и землёй, на сеновале и крыше сарая нашлись мертвые животные, старая кошка ушла умирать на сеновал, откуда взялась собака, я не знаю. Я будто попала в ад. И самое страшное, что только можно было представить - на месте уличной печки стоял туалет.

Сердце этого места умерло, над ним будто надругались от невыносимой боли одиночества, такой сильной, когда боль хочется усилить многократно, убить себя и убить весь свой мир. Бабушке, наверное, удалось.
Невыносимая боль рождает ненависть.

К этой уличной печке я тысячелетиями возвращалась вечерами из своих детских скитаний и странствий.

Голодная и пыльная, с босыми, грязными, замерзающими от холодеющей земли ногами, я усаживались у печки греться, как бродячая уличная кошка. Я была такая уставшая, а у огня было так хорошо.

В печке горел огонь.

В ней сгорали бесконечно существующие миры, время исчезало, а я переставала ощущать себя присутствующей в теле в эти моменты. Я растворялась в чернильном воздухе, срывалась языками пламени, улетала горящими искрами, становилась тонкой горячей паутинкой - пуповиной между огнем и небом.

В тот момент, когда я увидела, что стало с печкой, я почувствовала себя преданной, сломанной, будто я - старая целлулоидная кукла с чердака дома. Я видела - она разбита на части.

Возвращаться стало некуда.
Я не продержалась там и нескольких часов.

Было так невозможно больно, что я решила проигнорировать эту боль и это событие, будто и не было ничего. Просто обошла это своим вниманием и приняла решение уехать и никогда больше не возвращаться.

Я простила это позже бабушке, просто приняла ситуацию как случившуюся, и много лет никому об этом не рассказывала. В своем сознании я пережила это событие позже, причем, пережила, не касаясь его совсем, дала ему переболеть и зажить, остался уродливый шрам.

А с озером, наверное, всё хорошо, это даже и Гугл подтверждает. Озеро питается родниками, оно живёт, ему дела нет до дома, меня и людей, переезжающих из села на кладбище.

На кладбище всё предсказуемо - покидая свои дома, соседи встречают своих. Всё в порядке.

2021.