Сын теневой стороны. 17. Запятнанный

Отец Бялецкий находился на грани отчаяния. После всего произошедшего и после потери Сары, о судьбе которой у него не было никаких сведений, он собрал вещи и вернулся в Лондон. Он сделал это самовольно, не спросив у церковных властей разрешения. Он решил сначала обязательно поговорить с сэром Дональдом, так как был уверен, что его судьба находится в руках этого... существа.

— Конечно. Ты можешь и даже должен вернуться в свою родную епархию.

Профессор на секунду понизил голос.

— Правда, безопаснее было бы и для нас, и для дела, если бы ты... — он не договорил, но Бялецкий прекрасно понял, к чему он клонит.

— Хотя... из-за этого акта ты стал неприкасаемым для нас... по крайней мере пока... ты еще можешь пригодиться...

— Для чего? — удивился священник.

— О! Не все же можно провернуть от начала и до конца в точности, согласно задуманному плану... Порой Кто-то или Что-то пытается этот план сорвать... Слепой случай?.. Ведь еще не родился Сын Теневой Стороны, которого ждали столько поколений...

— Ты же ведь сам учил меня, профессор, что ничто не бывает случайным, все спланировано.

— Пожалуй, да... пожалуй... Ну, хорошо. Возвращайся. По крайней мере пока в свой Сандомир.

Уэллдоун поднялся из-за стола и, не подавая Бялецкому руки, взглядом указал на дверь...

* * *

Время шло, мир созревал, бурые тучи плыли по небу, Висла ленивым потоком катила мутные, серые, печальные воды...

Прогресс же мчался все быстрее, подминая под себя весь мир. И творилось на земле именно то, что в своих пророческих стихах сказал Зигмунт Красинский:

«Убийство током повседневным станет,
Сын на отца клинка наточит грани,
На брата брат и на сестру восстанет.

Схлестнутся семьи, города и веси,
Края и страны. И сойдутся вместе
Народы — стаи разъяренных бестий —

Грызню начать. Узришь тогда, Земля,
Как онемеют мудрецы, князья,
Став вожаками дикого зверья,

Как свора хищников начнет войну,
И волки вскинут морды на луну
И жутким воем будут славить сатану.

И в богохульства впав соблазн,
Людские толпы потеряют разум,
В мир запустив безумия заразу.

Из душ порочных мерзости частица
В телесную натуру просочится,
И гидра тел из хаоса родится.

И сей болезни неизвестный вид
Творенье Божье — тело осквернит
И суть порока в форму воплотит.

И будет мор, чумы и глада строже,
Народ косить, ряды увечных множа,
Бесчеловечною заразою безбожья.

Тогда и черви, смрад могил почуяв,
Проникнут в черепа и грудь людскую,
Мозгов, сердец съедая плоть живую.

От тленом тронутых живущих тел
Распад заполнит весь земной предел,
Чтоб тлен живой природой овладел.

И толп недужных мерзкое движенье
Распространит болезнь на окруженье,
И Божий свет охватит разложенье.

Повсюду гниль, тяжелый смрад могилы.
И скот падет, лишившись жизни силы,
Луга сгниют, и пастбища, и нивы.

Гнить будут воды, твердь земная разом.
Потухнет белый свет, и тьма заразы
Покроет солнце пятнами проказы.

И небо смрадная накроет пелена.
Сквозь смог, как ржавый шлем, взойдет луна,
Глазницы звёзд заполнит кровь до дна.»

Отец Бялецкий сообщил братьям, что он покидает их, уходит насовсем... В ответ он услышал, что от Братства уйти нельзя, нельзя аннулировать или считать недействительной клятву, связавшую его с ними много лет назад... Его стали считать только спящим братом... Но тот, кто спит, ведь когда-нибудь может проснуться...