Сын теневой стороны. 5. Тело Христово

Владислав проснулся усталым и измученным, совсем без сил. Несмотря на то, что со вчерашней встречи с профессором Уэллдоуном прошло уже много часов, состоявшийся разговор все не выходил у него из головы. Что-то в нем ему не нравилось, был он какой-то странный и подозрительный...

Наконец, он махнул рукой, выкинув мысли из головы, вылез из постели, умылся, оделся и отправился в церковь, чтобы по обыкновению исполнить свои обязанности духовного пастыря. Отец Бялецкий страдал своеобразной духовной шизофренией — он был и членом тайного братства, и ревностным католиком. Ему это почему-то не нравилось, но совесть ничего не отвергала, хотя он прекрасно понимал, что, согласно букве закона, из-за этой принадлежности к братству, к которому он присоединился в свою бытность в Риме, он действительно пребывает вне Церкви. Настоящей Церкви, Христовой.

«Я оказал услугу человечеству?.. Меня избрали?..» — подумал он. «Братством? Интересно, для чего...»

* * *

День был прекрасный, солнечный и теплый, но словно заряженный электричеством. Владислав не мог понять, что с ним происходит: то ли не давала покоя вчерашняя встреча, то ли приближалась гроза. Он будто не мог найти себе места, и, несмотря на праздник Тела Христова, покинул церковь, отказавшись участвовать в процессии. Ему определенно стало бы плохо в толпе, и потому он решил отправиться в город, подышать воздухом и отвлечься, заняв голову какой-нибудь ерундой.

Он не спеша бродил по улицам, бесстрастно смотрел на проходящих мимо людей и мчащиеся машины, на впечатляющую архитектуру большого города, одновременно пытаясь остыть, успокоиться и перестать прокручивать в мыслях вчерашний разговор.

Однако избежать евхаристической процессии ему так и не удалось. На Маргарет-Стрит он встретил вереницу верующих, выходящих из великолепного англиканского храма Всех Святых, построенного в стиле викторианской готики XIX века.

Владислав остановился в стороне, на тротуаре, у стены соседнего дома и стал наблюдать. Первые ряды процессии уже покинули храмовый двор и двинулись по широкому тротуару в сопровождении полицейского в характерном британском шлеме, последние же участники все еще появлялись из главных дверей собора. Владислав дождался, когда они поравняются с ним, и присоединился к толпе верующих. Из чистого любопытства.

Процессия проследовала по намеченному маршруту, обошла квартал и вернулась в собор на продолжение торжественной мессы. Когда же богослужение наконец подошло к концу, духовенство исчезло в ризнице, храм опустел, и только отец Бялецкий остался один сидеть на скамье.

Он глубоко вздохнул, с наслаждением втягивая в ноздри чудесный аромат благовоний, которым на протяжении десятков лет пропитались стены этого величественного храма. Владислав был ошеломлен тем, что испытал за последний час. Он откинул голову, вытянул ноги насколько мог и закрыл глаза. Ему требовался отдых после прохождения совсем не маленького маршрута. Наконец, он открыл глаза и сел прямо. Все его внимание заняло великолепное внутреннее убранство храма. И чем пристальнее он всматривался в детали, тем больше восхищался его величием.

Мраморные узорчатые полы. Мозаичные украшения в подобном стиле и цвете на потолке и стенах, керамические плиты, узоры из разноцветных кирпичей, живопись... А внизу сплошные, удобные дубовые сиденья, выстланные красными кожаными подушками, и неф, уходящий вверх!

Каменные стрельчатые арки, поддерживающие крестово-ребристые своды, а прямо под ними, в главном нефе, и значительно ниже, в боковых нефах, высокие окна с чудесными витражами Александра Гиббса.

Величественный алтарь с антепедиумом(20) и скатертью литургического цвета дня, солидное распятие в центре и шесть свечей в великолепных огромных серебряных подсвечниках.

Пресвитерий был отделен от нефа широкой балюстрадой. Над алтарем гигантская фреска, разделенная на три поля. Сверху фигура Христа, восседающего на небесах в окружении святых и евангелистов, ниже — распятие Господа Иисуса. У ног его — женщины, чуть дальше, по бокам, апостолы — трое справа, трое слева. В самом низу — Рождество, Пресвятая Богородица держит на коленях младенца, и снова по бокам апостолы, остальные шесть, которые словно оказывают помощь Божьей Матери.

А под стенами перед алтарем — канонические почетные места.

За пределами пресвитерия, слева, то есть на евангелической стороне, амвон, а над ним большое распятие. Напротив амвона высокая статуя Богоматери с Младенцем Иисусом на руках. У подножия фигуры великолепный букет ярких, белых, испускающих дивный сладкий аромат роз и многочисленные горящие лампады, которые в честь Богородицы зажгли чьи-то благочестивые руки. Это невероятно поразило отца Владислава, ибо, насколько он помнил по лекциям в семинарии, протестанты пренебрегают культом Пресвятой Богородицы. Правее, прямо у стены, возле боковой часовни, стояла очень большая дубовая исповедальня. Спереди она была полностью закрыта, чтобы кающийся не видел, кому идет исповедовать грехи.

Владислав, удивившись тому, что увидел здесь эту мебель, так как вспомнил, тоже из семинарии, что протестанты не практикуют ушной исповеди и вообще исповеди, оглядел церковь, нет ли других исповедален, и увидел еще одну, расположенную примерно посередине северного нефа. На ее дверце висела фиолетовая стола(21), что свидетельствовало о том, что эту исповедальню, вероятно, посещали чаще. По-видимому, верующие предпочитали исповедоваться здесь, а не ближе к главному алтарю. Может быть, потому, что чуть в стороне лучше ощущалась атмосфера доверительности? Или потому, что именно в этом месте стоял более глубокий полумрак? А может быть, потому, что эту исповедальню предпочитал какой-то очень хороший исповедник?

Он еще раз взглянул на фрески Уильяма Дайса на стенах боковых нефов — все они были выдержаны в неоготическом стиле, может быть, немного смешанным с прерафаэлитским. Прекрасно. Достойно. Ослепительно.

«Мне обязательно нужно посмотреть, как выглядит их богослужение. Потому я увидел здесь прекрасную традиционалистскую церковь, которую постсобору не удалось разрушить и извратить. Если бы я не знал, что это англиканский храм, я был бы уверен, что попал к лефебристам или седевакантистам. Притом к состоятельным представителям этих конфессий, которые могли позволить себе выкупить у католических владельцев обреченную на разрушение старинную церковь», — подумал Владислав.

Он поднялся со скамьи и, прежде чем направиться к двери, преодолев минутное колебание, опустился на колени перед Дарохранительницей. Однако, поскольку это была англиканская церковь, он мог с почти стопроцентной уверенностью предположить, что обслуживающее ее духовенство раздобыло — вероятно, в тайне — настоящие святыни (скорее всего, у старокатоликов), так что в скинии находится подлинное Тело Христово, действительно священное...

* * *

На квартиру отец Владислав возвращался довольно поспешно, так как хотел немного привести себя в порядок, умыться и пойти в ресторан, чтобы перекусить. Было уже обеденное время, а у него со вчерашнего вечера во рту не было ни крошки. Однако, проходя мимо весьма симпатичного ресторанчика, он оставил мысль водных процедурах и свернул на обед.

Через несколько мгновений он с удовольствием поглощал, возможно, не самую изысканную, но изрядно приправленную сильным голодом, поэтому исключительно вкусную, пищу. Было начало дня. Ленивое солнце едва миновало зенит. Жара висела над городом. Нагретый воздух едва заметно колыхался над поверхностью уличного асфальта, источая смоляной едкий запах, смешанный с выхлопными газами и сладковатым ароматом бензина. Яркие, пестрые пятна ложились на мозаичный пол ресторанчика, почти слепя глаза, а в потоках света, льющегося через окно, кружили золотистые пылинки...

«Завтра я возвращаюсь домой», — подумал Владислав и, неспешно поднявшись из-за стола, двинулся к выходу.

_______________________________

(20) Антепендиум — передняя деревянная, мраморная или металлическая стенка алтаря.
(21) Элемент литургического облачения клирика. Шёлковая лента около 2 метров в длину с нашитыми на концах и в середине крестами.