Гибель богов

Красинский сидел на лоджии, прекрасно понимая, как себя чувствует выброшенная на берег рыба. Лучше, кит, вдруг решивший свести счеты с жизнью – собственная удесятеренная телесная тяжесть, липкая влажная кожа, плотный, пропитанный воздухом жар. Не можется и не хочется ничего, кроме воды.  Киту – чтобы, нырнув в холодную глубину, исправить совершенную глупость; Красинскому – пить, опережая непрерывное потение непрерывным утолением жажды. Стакан, через пять минут еще стакан кисленькой, колющей гортань газировки. Если бы не холодильник и вентилятор, он бы (Павел Сергеевич), наверное, сдох. Вентилятор стоял на границе комнаты и растворенной на все окна лоджии, градусник которой показывал тридцать два градуса. На последнем, девятом этаже. Тридцать два! А солнце с другой стороны дома.
Черт дери! А может, действительно наступило глобальное потепление? И на будущий год, уже с мая начнется пекло, и без перерыва эдак до… ноября! По ночам за тридцать пять, днем доменная печь. Мертвая, давно уже не зеленая зелень; трава, ставшая собственным пеплом; потрескавшаяся, как поверхность Марса земля; голые, потерявшие кору деревья с серыми костями ветвей; раскаленные поверхности - любой металл, как утюг. Тягучий асфальтовый пластилин прилипает к подметкам. С треском лопаются автомобильные шины: «Бац!», еще одна. Вылизанные зноем улицы пусты. Оставшиеся в живых птицы - даже воробьи и голуби - улетели на северный полюс, где со скоростью звука тают льды. На кондиционеры, их установку и ремонт бешеные цены. А в супермаркетах стоит тухлый дух испорченного мяса и рыбы.  Холодильники текут, дышать можно только смердящими люками, бензиновые парами, дымом лесных и прочих пожаров…
Ладно, это все фантазии. А бедуины? Где-то там сейчас.
Павел Сергеевич представил раскаленный песок, испускающий дрожащие воздушные струи, в белом небе прожигающее мозг солнце. Караван, плетущийся неизвестно куда и, главное, зачем – везде одинаковый кошмар. На десятки километров кругом похожие на снег (то еще издевательство) барханы.  В них копошатся жуткие рогатые молохи, змеи, всех мастей скорпионы и прочая нечувствительная к температуре дрянь.  Упрямые скарабеи, толкают шарики сушеного говна. Невыносимо воняют верблюды, под тюрбаном пульсирует череп, губы растрескались, язык превратился в наждачку и навсегда прилип к нёбу, глаза разъедает пот. Попона на верблюжьем горбу невыносимо натерла ляжки и промежность.  И ехать невозможно, и не ехать. И стоять нельзя, и сидеть, и лежать. Ничего нельзя! Куда деваться?
Нет уж! Лучше дожди, вечный холод и снег. Оделся потеплее, кинул дровишек в печь и блаженствуй. А куда спрячешься от зноя, безветрия и духоты? Только содрать с себя кожу и лечь в ванну со льдом. А где взять столько льда?
Пахнуло жареной рыбой. Кто-то чуть ниже слева включил музыку. Да еще классическую.  Какая музыка?!
Павел Сергеевич отлепил от табурета прилипший к нему зад (сидел в одних трусах) и пошел на кухню за новой бутылкой воды.
Воды, только ее. Ни пива, ни вина, как бы холодны они не были. Не говоря уже о водке. Быть бухим в такую лютую жарень?
Когда он шлепал по коридору, запел лежащий под зеркалом мобильник. Как вовремя - с лоджии не услышал бы.
Звонил Киселев.
- Да, Сережа, приветствую.
- Здравствуй, Паша. Как ты?
- Пухну.
- А у меня не совсем приятные новости. Енакиев умер.
- Да ты что! Когда?!
- Позавчера, мне только что позвонил его секретарь. Завтра похороны.
- От чего, от короны?
- Не знаю, но вроде бы, у себя дома. Завтра выясним. Ты же поедешь?
- Я? – Павел Сергеевич замялся.
- Ты, я же тебе звоню…  Что молчишь?
Павел Сергеевич почувствовал укол нехорошего любопытства – увидеть, как выглядит мертвый Енакиев. Тем более, что на завтра, кажется, обещали облачность.
- Н… Ну да, конечно, конечно.  Когда и где сбор?
- В десять утра у морга Мечниковской больницы. Рядом с тобой.
- Да, обязательно буду. А сколько ему?
- Что?
- Сколько Енакиеву лет.
- Точно не знаю, но он старше нас… Был. Вроде бы, шестьдесят пять.
- Молодой еще для смерти-то.   Странно.  Ну, до завтра, Сергей! Спасибо, что сообщил. М-да…
- До завтра, Паша. Извини, что побеспокоил.
- Да брось! Увидимся…
После разговора Павел Сергеевич на какое-то время забыл о жаре и жажде.
Умер его университетский приятель Олег Енакиев. «Приятель» для нынешнего уже много, но тогда они дружили. А после учебы, стали постепенно друг от друга отплывать. И тем не менее, Павел Сергеевич периодически с Енакиевым пересекался: в гостях, «случайно», по делам.
Отношение к Енакиеву было сложное. И в молодости, и сейчас. Павел Сергеевич...

ПРОДОЛЖЕНИЕ ЧИТАЙТЕ НА САЙТЕ  ivawriterspb.ru