Жираф

... далёко, далёко, на озере Чад
Изысканный бродит жираф.

Ему грациозная стройность и нега дана,
И шкуру его украшает волшебный узор,
С которым равняться осмелится только луна,
Дробясь и качаясь на влаге широких озер.

Вдали он подобен цветным парусам корабля,
И бег его плавен, как радостный птичий полет.
Я знаю, что много чудесного видит земля,
Когда на закате он прячется в мраморный грот.

Николай Гумилёв. "Жираф"


Николай Степанович Гумилёв руссский поэт Серебряного века, создатель школы акмеизма, прозаик, переводчик и литературный критик.  28 августа 1921 года  был расстрелян.



Что наша жизнь? Не массив ли это случайных ли, предопределённых ли событий - мельчайших по своей сути, но слагающих безбрежные поля.
-Песка?
-Можно сказать и так. Ведь всякое иное определение наших поступков в масштабе времён столь же условно сколь и не бесспорно.

      Тогда:

На чувственной заре, едва росой умытой,/Мы выйдем в путь дорогой знойных стран./Еще мы молоды, еще мечтой увиты,/Еще цветет душа, свободная от ран./Дорога нелегка. То суетно, то четко/Ступаем мы на времени бархан.


     Идём туда, где первый же взятый как песчинка кристаллик памяти - хотя он и  есть частица множественной сути - выглядит для стороннего наблюдателя  случайностью, почти ничего не значащей среди прочего множества зыбких артефактов жизни людей.

     Например  памяти вот такой: чекистами расстрелян русский поэт.

     Поэт этот давно мёртв, а ЧК- никак нет - живёт и процветает во всех своих ипостасях.

   
     Ну так и что?

      Ведь нам же говорят, что тогда жертвы были неизбежны, потому что надо было в борьбе с прошлым создавать страну, которая в буднях великих строек, вставала страной мечтателей, страной героев.
     Стало ли так, как  мечталось?
     Всё сложнее дать однозначный ответ. Не потому ли что многое под воздействием лицемерных заклинаний изменилось в нашем понимании совершённого, хотя и защищенном от испытания на крепость невозможностью увидеть запредельное для сознания число убитых, обозреть руины былых свершений, из которых ещё более хаотично прорастают новые, всё более блистательные.
Да только вот что-то нет мира между нами. От кого-то каждый устанавливает в жилище секретные двери, да на окна железные решётки, а этих опасается инстинктом поколений. И это в стране чекистов, расстрелявших для порядка когда-то  много кого, включая в  их число всего-то лишь какого-то там старорежимного стихоплёта. Своих, новых наделаем. Но нет покоя в собственной стране. А, напротив, всё больше  меж нами презрения за неявное каждодневное предательство и самих даже себя ради удовлетворения мелких вожделений.
А между тем время неумолимо. Не об этом ли намекают пласты земли
умножающихся кладбищ?

       Не надо быть учёным палеонтологом, чтобы принять непреложность простого: - когда-нибудь уйдём, - за родом род - оставив лик земной, не мало почудив на этом свете.



И может быть когда-нибудь, в неясном для нас будущем, предпоследний жираф только и будет бродить по саванне в поисках подруги жизни - по прежнему так красиво на фоне огромного багрового диска,  с неотвратимой определённостью - в мареве прогретых за день ароматов жизни - уходящего за горизонт. Найдёт ли там жираф себе подругу; а дикие обезьяны посмеются над этими неразумными тварями, начиная сызнова свой эксперимент с убийственным разумом в этносфере; и так ли продолжится жизнь на земле?
       Но некому будет дать ответ на этот несложный вопрос.

        Вот и поэт, который увидел своим воображением жирафа, в расцвете своей жизни убит. Пуля - рукотворное детище феноменальных способностей живого - оказалась тогда сильнее фантазий.

       Однако же вот - жираф. Вот - саванна. Вот - пустыня. И вот - толщи песчаника подо всем этим.
      Есть  ли там, на поверхности земли, среди этого множества, место новым создателям расстрельной пули?

А ведь это вопрос не справедливости даже, а вообще всего множества аспектов существования разума среди галактических полей непостижимой Вселенной.Но в её постулатах нет смысла тому, что волнует  в эти минуты меня.
     А справедливость! Такой, уверяет меня некто, живущий в моём сознании: она и должна быть и она есть - как расплата за наши прегрешения: вольные, и невольные. А вот оправдания им нет - чтобы там не говорили знатоки высшей целесообразности.

Нет!- таков высший закон природы.

Знаю, многим не по душе такой мой максимализм. Что ж - мне ли запрещать кому-либо отстрелять, или просто дубасить братьев по разуму, сколько вздумается? Лицензия на такое легкодоступна, а уж технических-то средств куда как достаточно произведено на все случаи применения!
       А мне вот просто случайно подумалось о судьбе одного человека среди нас. И  стало его жалко.О породе же людской ментов сук-расстрельщиков, хоть и не могу не думать, да всё таки промолчу.
       Лучше уж о жирафе...