Ночные мгновения

Ночь стояла тихая, одинокая. Я любил ходить вот в такие часы здесь, выглядывать каждую мелочь ночного пейзажа, каждую крупицу этой ночной жизни.

В такие часы одиночество покидало меня и я как будто становился просвещённым, счастливым, и сердце билось сильней от этого осознания.

Вот, говорил я себе, ты близок к пониманию мира, очень близок. Это и есть жизнь, это и есть счастье — ходить тут, вдыхая морозную свежесть, бродить по этим перекрёсткам, по этим улочкам.

Ты всегда знал это, лишь прятал в глубине себя. И ты знал, что ради такого счастья и должна вестись война, лишь только ради неё она должна вестись. Беспощадная и непримиримая.

Так думал ты и шёл дальше, растворившись в своём счастье и горе,  в раздумьях и в созерцании.

В эти ночные мгновения всё как-то становилось по-другому, по-новому.
Душа приливалась силою. Я отдыхал от себя и от людей, чтобы стать полноценным человеком.

Раньше, замкнутый в четырёх стенах, метаясь от одного дела к другому, я не находил себе места. Настоящее для меня было безрадостным, будущее —  неизвестным, а прошлое просто тянуло на дно.

Я не любил, то что делал. Пытался отгородиться от людей, старательно отгородиться, потому что от себя отгородился уже давно. От того, что в глубине души каждого любил и понимал, как понимал себя и любил, но не прощал ошибок.

Я жил, не думая, не зная почему живу. И из этого сонного состояния выходил долго.

Был момент, когда бессонница меня вконец замучила. И тогда я начал просто записывать, что думал.
Абсолютно всё, что попадалось в мою молодую голову.

Это помогало: скука моя пропадала и медленно я начал рефликсировать всё больше и больше, как мальчишка, впитывал знания.

Я осмыслил творящиеся вокруг. И понял почему же сам не понимал ситуации, не знал как жить. Это звучит странно, но это так.

Дело в том, что люди неравны. Не потому что один лучше, а потому что кому-то больше повезло, потому что сама система строится, чтобы неравенство между людьми возрастало.
Я жил в неравных условиях, и только когда, хоть на минутку, я освободился от такой жизни, я понял её.

По крайней мере, душой я её понял. Понял как сплошную мясорубку всех стремлений, надежд и помыслов людей.

И на то множество примеров: от стремления жить и работать в своём городе до стремления запускать ракеты в космос.

И все эти стремления оставались только несбыточными мечтами, только пустыми надеждами, перерубленные в клочки ужасающей жизнью, что люди сделали себе сами, что люди сами могли бы изменить.

И каждый раз, когда я думал об этом, я священно клялся как-нибудь, неведомым мне образом, изменить мир к лучшему.

И лелеял мечту о лучшем.

Поэтому я так любил эти ночные мгновения, потому что видел в них образ новой жизни, одухотворённой и наполненной.