Не романтический роман главы 46-58

Глава 46

 Весь день Вероника Павловна провела кое-как: ничем всерьёз, кроме романа, не занимаясь и совершенно не заметила, как сиреневый вечер за окном, уже разжёг вечернюю зорьку.
- Господи, как время то летит – думала, глядя на медленно плывущие, по акварельному небу огромные розовые облака, писательница. – Кажется, вот только утро было… а я ведь даже не обедала. Странно, но есть, совершенно не хочется.
Она, как заворожённая стояла у окна, не сводя глаз, с уже заметно темнеющего неба. Мысли её, точно раненые птицы, мечтающие о высоте, но не имеющие больше способности к полёту, были тяжелы и приземлённы. Всё, чего бы, не касалась она в своих размышлениях, вызывало у неё горькое послевкусие сожаления. Даже этот весенний вечер с церемонно проплывающими мимо её окна, живописными облаками и прозрачной сиреневостью неба, своей воздушностью похожий на ожившие картины Моне, вызывал у неё странное щемящее чувство неизбежной потери. Звонок домофона раздался так неожиданно, что писательница вздрогнула. Подойдя к двери и нажав кнопку, она увидела на экране Олю и тотчас открыла.
- Мам, не пугайся у меня всё нормально -  скороговоркой выпалила, буквально ввалившаяся в квартиру Оля. - Прости, что без звонка…- обнимая маму, продолжала девушка – Я тут, в квартале от тебя на дне рождении у нашей зав лабораторией была, решила пройтись пешком …Шла, шла и, в какой-то момент поняла, что иду к тебе!
- Ну и правильно сделала – растеряно улыбаясь, ответила Вероника Павловна, всё ещё не веря, что Оля пришла просто так. – Ты голодная?
- Я с дня рождения, мам – лениво ответила Оля – накормили на три дня с запасом.
- Может кофе? -  всё ещё растеряно спросила писательница, кивнув в сторону кухни.
-  С удовольствием. Говоря откровенно, я там только чай пила, а чай – это не моё, ты же знаешь.
Они отправились на кухню и Вероника Павловна, наконец, успокоившись, что с Олей всё в порядке, принялась хлопотать по кухне.
- Как день рождения прошёл? Много народа было?
- Нормально, я чуть голос в караоке не сорвала.
- Ты пела? Я уже лет двадцать не слышала твоего пения.
Оля засмеялась.
- Ты в детстве ужасно стеснялась петь. Хорошо, что в музыкальной школе хор был обязательной дисциплиной, а то я вообще бы не услышала, как ты поёшь.
- Мам, ей Богу, ты бы ничего не потеряла бы.
- Оля, прекращай …Я знаю прекрасно, как ты поёшь. Тебя наверняка на бис вызывали, потому и горло болит.
- Ты, прямо, ясновидящая – удивлённо улыбаясь и с любопытством глядя на мать, ответила девушка.
- И яснослышащая – смеясь, поддержала дочь Вероника Павловна. -  а вот и кофе. Тебе с сахаром?
- Если есть конфеты, то нет.
- Конечно, есть. Корицу в кофе добавить?
- Да, только немного.
Вероника Павловна поставила на стол перед Олей, две изящные белые чашечки с кофе на тоненьких фарфоровых блюдечках и большую хрустальную конфетницу с серебряным ободком, доверху наполненную шоколадными конфетами в ярких обёртках.
- Ого, вот это да! – всплеснув руками, воскликнула Оля. В этот момент, писательнице на минуту показалось, что перед ней сидит не взрослая дочь, а маленькая девочка с огромными восхищёнными глазами и открытой сияющей улыбкой.
- Мам, прямо, как в детстве. Помнишь, ты от меня эту конфетницу на ключ запирала за стеклом.
- Помню, конечно.
- А я, как кот вокруг сметаны ходила и облизывалась…
- Тебе волю дай, так ты бы всю конфетницу за час опустошила бы… Такой сладкоежкой была…
- Так я об этом, как раз и мечтала. Думала, что когда - ни будь ты замешкаешься, а я изловчусь и вытащу ключ, потом достану эту конфетницу и убегу на чердак, а там уж, съем все конфеты!
- А, что будет дальше, не думала?
 - Нет – разворачивая конфету, отвечала Оля – я так далеко свои планы, тогда не обдумывала.
Она сделала глоток кофе и блаженно улыбнулась.
- Кофе – чудо! У меня такой не получается.
- Ничего, научишься.
Несколько минут они молча пили кофе и думали, очевидно, каждая о своём…
- Как мне хорошо, у тебя - допив свой кофе и медленно оглядывая, знакомые с детства стены кухни, тихо сказала Оля.
- Потому, что ты дома – улыбнувшись, ответила ей Вероника Павловна.
- Дома – протяжным эхом отозвалась девушка. – Неужели я сегодня буду спать в своей кроватке?
- Будешь, пойдём, я тебе свежее бельё постелю.
Они встали и пошли в старую Олину комнату.
- Ой, ничего не изменилось – радостно заметила девушка, разглядывая знакомую с детства картину на стене.
- А, что мне тут менять и зачем? Ты, когда у меня в последний раз ночевала?
 -  Лет пять назад или больше - не отрывая глаз от картины, ответила Оля. – Мам, я всё спросить у тебя хотела, а откуда в моей комнате появилась эта картина? Сколько себя помню, всегда лежала и рассматривала её.
Вероника Павловна, обрадованная возможностью душевного разговора, подошла к дочери и, положив ей руку на плечо сказала:
- У этой картины есть своя маленькая история появления в нашей квартире. Когда я была беременна тобой, твой папа взял отпуск, и мы поехали в Москву. Отпустили его всего на неделю и мы, как угорелые бегали с ним по музеям, выставкам… И, когда я увидела эту картину в Третьяковке, то просто влюбилась в эту маленькую девочку, что стоит на балкончике… Я мечтала, что моя дочь будет вот такой же глазастой с чёрными кудрями…Хотя в кого? Твой отец не мог меня отвести от неё. Я пыталась запомнить каждую складочку на её платье, эту большую чёрную лошадь, которая её так удивила…
Тогда,твой отец мне пообещал, что непременно достанет мне репродукцию этой картины. Он даже записал в своём блокноте: Карл Брюллов «Наездница». И, незадолго до родов, он подарил мне репродукцию этой картины.Сперва она висела в нашей спальне, в Риге, а когда мы переехали в Москву то , я повесила её у тебя в комнате.
- Красивая история. Но я совсем не похожа на дочь твоей мечты.
- Когда ты родилась, я была так счастлива, что о девочке с картины уже не вспоминала, потому, что ты была самая красивая девочка на свете.
- Как у тебя в жизни всё романтично… -вздохнула Оля.
Вероника Павловна, тем временем, уже достала постельное бельё, и они дружно, в четыре руки приготовили постель Оли ко сну.
- Ваше величество, ваше ложе готово! – Пошутила писательница и, поцеловав на ночь дочь вышла из комнаты. 
  Вероника Павловна проснулась от тихого шёпота, который она, вначале приняла за продолжение сна:
 - Мама, мама.
 Она молча приоткрыла глаза и прислушалась.
- Мам, ты спишь? – услышала она тот же шёпот и повернулась на голос.
Из приоткрытой в спальню двери, торчала взъерошенная голова Оли.
- Что случилось? – Щурясь спросонок, спросила писательница.
- Да, ничего. – Ответила Оля, незаметно проскользнув в комнату и уже забираясь на широкую кровать мамы. – Просто проснулась, лежала, лежала, думала, думала…
- И о чём же ты думала – потянувшись, спросила Вероника Павловна.
- Да обо всём. О том, как хорошо мне было дома.
- Ну, наверное, не очень хорошо, если ты так рано решила уйти.
 -Эх, мама, мне свободы хотелось, независимости…
- Да, я помню, что было с твоим отцом, когда ты нам об этом заявила. Я всю ночь не спала, отпаивала его валерьянкой…
- Мам, ну я уже сто раз просила прощения! Просто я не знала, как сказать вам о своём решении… И не думала, что папа будет так переживать… а вот ты спокойно меня отпустила, почему-то?
Вероника Павловна повернулась лицом к дочери и удивлённо подняла брови, отчего её глаза округлились:
-Я тебя спокойно отпустила? Да у меня земля, из – под ног, ушла! Но разве я могла позволить себе показать вид, что ошарашена? Для твоего отца я всегда должна была быть опорой.
- А я думала, что это он для тебя опора.
- В семье муж и жена друг другу опора. Сначала он меня поддерживал. Я была молодая, неопытная, глупая…
- Повезло тебе с папой.
- Ты даже не представляешь насколько. Тебе с Вадимом тоже повезло, только ты этого так и не поняла.
Услышав это, Оля приподнялась, опершись на локоть и обижено глядя прямо в глаза матери ответила:
- Да всё я поняла, мам. Но жить с ним не могла. Я даже мечтала, что бы он нашёл себе кого-ни будь, а он, как дурак, верным оказался – зло закончила девушка и отвернула в сторону лицо.
- Жаль мне его. Значит, по- твоему, быть верным – признак глупости?
- Нет, я неправильно выразилась. Но, что он… будто на мне свет клином сошёлся…
- А так, доченька, бывает в жизни. Живёшь себе, живёшь. Вроде всё о себе знаешь, жизненную перспективу себе рисуешь, а тут вдруг появляется кто-то и всё… Вся жизнь кувырком и уже даже не понимаешь, как ты жила до сих пор, а начинаешь вспоминать, так кажется, что всё, что прежде было – это не твоя жизнь, а чья-то чужая…
- Мам, это из твоего романа нового?
- Что из моего романа – встревожено, спросила Вероника Павловна
- Монолог.
- А, ты об этом? Да, из романа – ласково улыбаясь, ответила писательница -  Ты мне лучше расскажи, как ты ко мне решила прийти? Только честно.
Глаза Оли заблестели, как когда-то в детстве, когда она вот так же прибегала к маме и, забравшись под большое пуховое одеяло, рассказывала ей свои секреты.
- Да, на дне рождении, познакомилась с одним человечком…
- Так, так – подвигаясь поближе к дочери, произнесла Вероника Павловна.
- Я так поняла, что именинница, его специально пригласила, что б со мной познакомить.
- Так, кто он? Симпатичный?
- Да, очень даже ничего … Только не орёл…
- Это, что значит? Альфонс, что ли?
- Да, нет. В этом смысле у него всё в порядке.
- А, что тогда?
- Слишком легко я его приземлила.
- Ой, Оля! Я с тобой с ума сойду. Расскажи нормально. Что я из тебя каждое слово, точно щипцами тащу?
- Ну познакомились мы, дуэтом попели… Кстати голос у него приятный, не фальшивил, потанцевали. Стала я собираться домой, он вызвался подвезти, а я не хотела …Сказала ему, что живу не далеко, у мамы и пойду пешком. А он за мною увязался…
- Ничего не поняла. Парень симпатичный, поёт хорошо, не альфонс, с машиной … А, что тебе не так?
- Не знаю, мам, но страсти в нём нет.
- Что, глаза не горят?
- Да горят, вроде, но огонь не тот.
- А приземлила то, как?
- Да, очень просто: он телефон попросил, а я не дала…
- И всё?
- А, что ещё, мама? Он сразу сдался.
- А, что он должен был сделать?
- Не отпустить меня. Добиться, что б телефон дала… Это не мой человек, мама. Просто не мой человек и всё.
- Понятно – вздохнув, ответила Вероника Павловна, медленно вставая с кровати.
Оля, не заметив этого вздоха, резво вскочила и, обув тапочки, поспешила на кухню, на ходу громко сообщая:
-  Мама, завтрак на мне.
-  Я в ванную – отозвалась Вероника Павловна, на ходу завязывая пояс халата.
За завтраком они почти не разговаривали. Оля увлечённо переписывалась с кем- то по телефону, периодически отпивая из маленькой ажурной чашки, кофе   и таинственно улыбаясь. Вероника Павловна, сидя напротив дочери, казалось, с интересом всматривалась в её лицо, и чуть заметно улыбалась одними уголками губ. Наверное, если бы Оля заметила взгляд мамы, то очень удивилась бы этому взгляду и, возможно, забросала бы её вопросами, но девушка была слишком увлечена перепиской, чтобы заметить смотрящую на неё мать. Вероника Павловна же, глядя на безмятежно улыбающуюся Олю, представляла себе её маленькой, лет восьми, с аккуратно подстриженной чёлкой и волосами, туго перетянутыми цветной резинкой, так, что они превращались в плотный, густой хвост, покоящийся на её плече. Она сидела у самого окна, на кухне, склонившись над книжкой и так же, как теперь улыбалась таинственной улыбкой, своим мыслям или прочитанному в книге.
- Она совсем не изменилась – с теплом подумала писательница и сделала очередной глоток кофе. Как вдруг, очевидно, получив очередное известие, Оля засуетилась, и стала спешно собираться. На все уговоры мамы подвезти её до дома, она отвечала категорическим отказом, придумывая на ходу массу самых несуразных причин, из чего Вероника Павловна заключила, что Олю непременно кто - то подвезёт и, возможно это будет Михаэль. Как только девушка покинула пределы квартиры, писательница подбежала к кухонному окну и, притаившись за плотной гардиной, стала ждать чёрный автомобиль. Не прошло и пары минут, как из двора выехала знакомая ей уже машина Михаэля, на пассажирском сидении которой сидела счастливая Оля.
- Они всё равно вместе – с горечью подумала Вероника Павловна, не спеша, собирая посуду со стола. Осознание того, что она не может достучаться до разума дочери, приводило её в отчаянье. Ей вновь стало невыносимо одиноко, в большой пустой квартире и, тоска по родственной душе, жёсткими тисками сжала её сердце.
- Когда же он прилетит? – с досадой, шёпотом произнесла она, вспомнив о генерале и, достала из кармана халата телефон.
Пропущенных звонков от него не было, но было сообщение, в котором Олег Николаевич извещал о номере рейса и времени прибытия. Получив весточку о его скором возвращении, Вероника Павловна заметно повеселела и стала приводить себя в порядок. Для начала она решила принять ароматную ванну и нанести на лицо маску из грязи мёртвого моря, когда же всё, ею задуманное было осуществлено, а маска смыта, Вероника Павловна уютно устроилась перед зеркалом, дабы «довести красоту до совершенства», как она мысленно назвала процесс нанесения макияжа.
 Стараясь больше не думать об Ольгином отъезде, она полностью сосредоточилась на встрече с генералом. 
Вероника Павловна достаточно быстро добралась до аэропорта и, оставив машину на парковке, вошла в стеклянное здание. Самолёт с генералом уже приземлился и вскоре, она увидела его белую шевелюру, в пёстрой толпе, летевших тем же рейсом граждан. Он казался немного утомлённым, но выглядел настолько достойно, что Вероника Павловна поймала себя на мысли, что если бы она и не знала  его звания, то всё равно назвала бы его генералом. Увидев её, Олег Николаевич, точно отбросил прочь всю свою солидность и, выскочив, с резвостью юнца, из вялотекущей к выходу толпы, подбежал к растроганной от этого мгновенного перевоплощения, Веронике Павловне, с жаром обнял её и легко оторвал от земли.
- Олег, ты с ума сошёл! Олег! – легко похлопывая его по плечам и символично отбиваясь, радостно лопотала она, уже чувствуя, как краска заливает её щёки.
- Я ужасно соскучился! – жарко дыша, прошептал ей на ухо генерал.
- Я тоже! –  нежно целуя его в щёку, отвечала Вероника Павловна.
Оказавшись на земле, она нежно взяла его под руку и, прижавшись к нему, принялась рассказывать, о вчерашнем визите Оли.
Когда они пришли на парковку и сели в машину, неожиданно пошёл дождь. Крупные капли стучали по крыше и капоту авто, тяжёлыми струями стекали по стеклу, размывая окружающую действительность, отчего та приобретала вид декорации.
- Ну, что, домой?  -  спросила писательница
Генерал, взглянув на часы, молча кивнул и они поехали.
- Как тебе поездка? Устал?
- Да, есть немного. Но, городок твой мне очень понравился.
- Это после Москвы то?
- Да, а что тебя удивляет? Тихо, спокойно, уютно…
- Прохожие взглядом провожают…  - продолжила перечисления, писательница.
- Никто меня взглядом никуда не провожал. Люди простые, серьёзные, без второго дна…Договорились – сделали.
- Да, это я помню. Народ у нас там суровый.
- Зато не болтуны – возражал генерал. – Кладбище ухоженное, хотя дорожки и не асфальтированные…
 - Их ещё тогда собирались асфальтировать, видимо у начальства по сей день руки не дошли.
- А город сам разросся. Я тебе там пофотографировал кое - какие места, может тебе понравится.
- Спасибо. О Викторе ещё помнят? Обо мне?
- О тебе ничего не слышал, а вот место, где дочь его убита была, теперь местные называют «Катиным».
- Как это?
- Ну, так и говорят: «Катино озеро», «Катин пляж» …
- Ужас, какой-то.
- Да, ужас! Но о тебе никто не вспоминает.
- Но люди же знают, почему так озеро назвали.
- Это уже городская легенда. Говорят, что на этом месте зэк девочку убил, по имени Катя. А все подумали, что это сделал её отец. Отца расстреляли, а девочка, с того дня, как отца расстреляли, после заката солнца выходит на этот пляж и ищет замскавшихся отдыхающих, чтобы  доказать, что он не виновен в её смерти. Говорят, что есть люди, которые, после заката солнца видели на пляже девочку в рваном платье, которая обращалась к ним с просьбой не винить её папу…
- Олег, перестань! У меня мурашки по коже! Лучше скажи, что ты это всё придумал, что б напугать меня.
- Да ничего я не придумал. Это народ сочиняет, а я просто распрашивал о достопримечательностях и мне рассказали местную легенду.
- А ты сам, как думаешь? Может и вправду Катя его ищет?
- Ника, не сходи с ума. Ты же не веришь в потустороннюю жизнь?!
- Верю – твёрдо отвечала Вероника Павловна.
Он посмотрел на неё с удивлением:
- И давно?
- Всегда верила.Ко мне бабушка во сне часто приходила, помогала, советы давала.
Генерал на мгновение нахмурил брови, точно вспоминая что-то очень важное, затем глянув на свою спутницу исподлобья сказал:
- Ко мне тоже родители приходили и даже бабка с дедом, которых я не знал, но я же понимаю, что это только сон, а во сне всякое бывает…
Голос его уже не был так категоричен и, писательница поняла, что в душе, он тоже верит в загробную жизнь, но почему то скрывает это.
- Эх, зря тебе  рассказал эту легенду.
- Совсем не зря.
- Теперь бояться будешь.
- Не буду, что я ребёнок?
- Думал: тебя успокоит, что о тебе все уже забыли и только сказки сочиняют, а тут видишь, как всё обернулось.
- Ничего не обернулось. Может это и к лучшему, её имя теперь вплетено в историю города. Нас не будет, наших детей тоже, а Катино озеро останется. А этот кошмар действительно превратиться в грустную легенду. Ну, вот и приехали!
- Так быстро?
- Так дорога была пустая!
- Да, я не заметил! Смотри и дождь закончился!
Они вышли из машины и, прижавшись, друг к другу пошли   в сторону подъезда.




Глава 47
 
 Прочитав заключительные строки главы, Олеся с волнением отложила роман и, прикрыв глаза, откинулась на спинку диванчика.
- Отдохнуть бы, глаза болят уже – подумала девушка.
 Упоминание мамой в романе «Катиного озера» и рассказа о девочке, ищущей отца, вызвало у неё странное чувство тревоги и нехорошее предчувствие, которое она уже испытала однажды, недавно в городе N.
- Как странно - думала, не открывая глаз, Олеся – неужели Михаэль – сын дяди Вовы, а Катя – его сестра? Знает ли он об этом?  Хотя откуда? Завтра всё ему расскажу, представляю, что с ним будет – устало улыбнувшись, подумала девушка, погружаясь в сон. Между тем, странная тревога, вызванная прочитанным, так и не оставившая её, незаметно перекочевала в сон девушки, сделав его тяжёлым и непродолжительным.
Ей снились широкие улицы совершенно безлюдного города, залитые ярким светом закатного солнца. Вечер уже выделял резкими тенями прямые углы заборов и домов. Они шли с Михаэлем, взявшись за руки и о чём-то болтали. Улица была длинная и ровная, медленно идущая на склон, заканчивающийся серебрящимся в лучах уходящего солнца, озером.
- Какая красота – обратилась Олеся к Михаэлю, когда они подошли к озеру -  я хочу искупаться.
- У тебя же нет купальника. - Весело возразил он
- Ну и что? Тут же нет никого. Да, а почему тут нет никого?
- Потому, что теперь осень, а осенью никто не купается – как-то грустно ответил Михаэль и отошёл от неё в сторону.
- Но ведь совсем не холодно, сейчас только начало осени.
- Это у вас там, в начале осени можно купаться, а у нас уже в августе холодно – сквозь зубы процедил молодой человек и при этом, как-то хищно взглянул на неё. Внезапно Олеся заметила, как небо побагровело, и верхняя его часть стала темнеть.
- Вот увидишь, что я права и купаться можно – обижено прокричала девушка и стала снимать с себя одежду, собираясь неприменно войти в воду. Вдруг перед ней возникла девочка с синими, похожими на глаза Михаэля глазами и всклокоченными, длинными волосами перепачканными чем то тёмным, отчаянно напоминавшим запёкшуюся кровь. Её платьице было так же сильно испачкано и местами изорвано, на худеньких коленках краснели ссадины.
- Тётенька, не ходите туда – сказала девочка, указывая тоненькой, почти прозрачной ручкой в сторону озера – там холодно.
В ужасе Олеся схватила свои вещи и, отбежав от девочки, стала звать Михаэля, но его нигде не было. Неожиданно девочка, вновь возникла перед ней и, словно, не замечая её испуга, попросила жалобно, почти плача:
- Тётенька, скажите моей маме, что папа не убивал меня.
Ничего не ответив, Олеся, бросилась бежать обратно, в город, крепко прижимая к себе скомканные, наспех собранные вещи и выкрикивая на бегу имя Михаэля, но на её зов никто не отзывался. Отбежав, как ей казалось, на безопасное расстояние, она резко обернулась в сторону озера и проснулась…
 Очнувшись от сна, она ещё некоторое время задыхалась от бега, но вскоре встала и, налив, себе из бутылки минеральной воды, жадно осушила полный стакан. Затем, вспомнив обычий, перенятый ею от мамы, девушка подошла к окну и, растворив его, трижды произнесла: куда ночь - туда и сон. То ли от свежего, прохладного воздуха, то ли от произнесённых магических слов, ей стало легче и, вдохнув напоследок всей грудью ночной воздух, она закрыла окно и вернулась на диванчик.
 - Сколько ж я спала? – подумала Олеся, посмотрев на часы – неужели пятнадцать минут? Это ж надо, столько всего мне привиделось, за какие-то пятнадцать минут.
- Знаешь, мам, а я ведь была на этом озере с Михаэлем. Только мы не знали, почему оно так называется. Честно говоря, нам это было, тогда даже не интересно. Одним словом: не до того было. Мы же так редко бываем с Михаэлем вместе, вот так, что б только он и я. Это, как медовый месяц, понимаешь? Только месяц у нас с ним никогда не получается, а вот так на пару недель, иногда удаётся вырваться и убежать от всех. В этот раз, когда все достопримечательности этого города были нами уже осмотрены, мы пошли на озеро и когда уже собирались уходить, то издали увидели девочку в рваной одежде. Я приняла её за нищенку и поторопила Михаэля, чтобы уйти до того, как она нас заметит.
Олеся задумалась, припоминая подробности той встречи.
- Я разглядела у неё в, почти, расплетённых волосах распущенный белый бант и подумала, что неужели, какая-то мать ещё пользуется бантами? Да, и платьице на ней было не современное, воротничок округлый… Она далеко от нас была… Стоп! Но ведь это невозможно – словно, стараясь убедить себя в ложных воспоминаниях, продолжила Олеся – Я всё поняла, мама! Просто, ты так убедительно пишешь, что я нищенку уже готова принять за Катю… Сказав это, Олеся осторожно обернулась по сторонам, словно опасаясь, что раскрыла чью-то тайну и, убедившись, что её слова не вызвали никакого действия, продолжила шёпотом:
- Мне даже сейчас, после прочитанного, приснилась такая чертовщина! Ну всё, хватит об этом. Ладно, мам, давай дальше читать, а то я утром хотела поехать домой.


Глава 48

Три недели после приезда генерала пролетели для Вероники Павловны, как один день. Возможно, это было вызвано тем, что весна, как-то внезапно, вошла в полную силу, наполнив робкую синеву неба радостными запахами первоцвета и молодой зелени.Неизвестно откуда взявшийся тёплый ветерок разносил этот весенний букет ароматов по улицам города,невольно вынуждая его жителей, хоть на некоторое время, забыть о всё ещё царившей сырости. Лица людей заметно светлели от озаряющих их улыбок, в глазах горожан зажигались таинственные огоньки надежды, точно сердца всех этих людей прежде были заморожены и только теперь оттаяв, застучали, разгоняя кровь и побуждая к новой жизни своих владельцев. Иногда, по - утрам, раздвигая шторы в спальне, Вероника Павловна по - долгу замирала, глядя в окно и отмечая всё новые метаморфозы, учинённые весной, с сожалением думала, что – то вроде:
-  Как незаметно вырос клён. Пожалуй, в следующем году его ветки уже достигнут моего окна и в непогоду, или от ветра, будут стучать в него со страшной силой, а то, чего хуже, вовсе разобьют стекло …   А, впрочем, разве это будет всё ещё моё окно? Конечно же – нет. Глупо думать о стекле, которое даже при самом неприятном раскладе переживёт меня. Когда же я привыкну не думать о будущем? Но кто-то же будет тут жить? Оля не переедет сюда. У неё прекрасная квартира. Продаст. Конечно, продаст. Чужие люди придут, всё тут переделают, поставят свою мебель, повесят новые шторы… И мой дом окончательно перестанет быть моим…
От этих мыслей на душе у Вероники Павловны делалось пусто и тяжело.
- О чём задумалась, Ника? – стараясь проследить её взгляд, спросил подошедший к ней Олег Николаевич.
- Да, так, глупости. - Грустно вздохнув, ответила писательница.
- Тебе не хорошо?
- Нет, просто подумала: кто здесь будет жить после меня?
- А кто тут жил до тебя?
- Не знаю –  обернувшись к генералу, ответила Вероника Павловна, от удивления подняв брови и округлив глаза – А я ведь никогда не думала об этом – продолжила она, обводя грустным взглядом комнату, точно видела её впервые.
-  Расскажи мне лучше, как твой роман? – спросил Олег Николаевич, явно стараясь отвлечь её от грустных мыслей – Последнее время ты так много писала, что, мне кажется, тебе нужен отдых. – При этих словах он загадочно улыбнулся.
Последнее время писательница действительно стала быстро уставать, а от периодически возникающих болей ей приходилось пить таблетки, но тон генерала и его завораживающая улыбка сделали своё дело.
Вероника Павловна оживилась:
- Ты меня заинтриговал…
- Давай пойдём в кино!
Услышав такое предложение, она ничего не ответила и разочаровано хмыкнув, принялась застилать постель.
- Пусти, я сам! – отстранив Веронику Павловну от её занятия, обижено сказал генерал – Не понимаю, почему такая реакция?
- Мы ж не юнцы, какие – ни будь, Олег, что б сидеть на задних рядах и целоваться?
- А просто смотреть кино для тебя уже слишком банально? – не отвлекаясь от уборки постели, язвительным тоном спросил он. - Но ход твоих мыслей мне нравится – подмигнув ей, пошутил Олег Николаевич.
От неожиданного ответа генерала, она немного растерялась и смутилась:
- Я не в этом смысле
- А жаль
- Я думала сегодня встретиться Олей, рассказать о нас.
- Ты думаешь надо? – спросил Олег Николаевич, закончив, наконец, заправлять постель. - Может пусть всё идёт, как идёт?
- Вам всё равно придётся встретиться, когда я перееду в пансионат. Только тогда она обидеться может, что я от неё тебя скрыла.
- Ну не такая уж я тайна для Оли, я её ещё ребёнком знал.
- Тем более. Ты для неё - друг её отца… Она может всё неправильно понять, а я не хочу, чтобы вы ссорились потом над моей кроватью…
Генерал хотел ей возразить, но, последнее время, всё больше понимая трагичность её положения, он не вступал ни в какие споры с нею.
- Хорошо – согласился он – но сначала, сразу после завтрака, прогулка.
- Как скажешь – с притворной покорностью, ответила писательница и улыбнулась лёгкой, безмятежной улыбкой.
После завтрака они, действительно пошли гулять в парк, поминутно останавливаясь, то покормить белок, то, просто, полюбоваться обретшими листву деревьями, которые радостно приветствовали всех проходящих шелестом молодой зелени, особенно ярко выделяющейся на фоне безоблачно синего неба и сияющих солнечными бликами на ветру. Когда уставшие от долгой прогулки, наши герои вернулись, наконец, домой, Вероника Павловна, села рядом Олегом Николаевичем смотреть телевизор, положив голову ему на плечо и моментально заснула. Генерал, заметив, что она спит и, боясь нарушить её сон, сидел неподвижно, приглушив звук телевизора, напряжённо прислушиваясь к её дыханию. Спала она недолго и, проснувшись, совершенно, не помнила, как уснула, а он делал вид, что не заметил, что она спала. Посетовав, что большая часть дня уже прошла, писательница созвонилась с Олей, недолго покрутившись у зеркала, оделась и, поцеловав генерала, поехала на встречу с дочерью.
 Когда она подъехала к кафе, Оля её уже ждала.
- Привет, мам! Всё в порядке?
- Привет, доченька – целуя Олю, отвечала Вероника Павловна. – А почему ты спрашиваешь?
- Ты задержалась, почти…- Оля взглянула на часы – на полчаса. Пробки?
- Да, а ты спешишь?
- Нет, просто волновалась. На тебя это не похоже, ты всегда умудряешься приезжать вовремя. Давай уже закажем, что ни будь, а то я с работы…
- Прости, ты из-за меня тут голодаешь ? - открывая тонкую папку меню, спросила писательница.
- Честно говоря, я уже кофе выпила, но на одном кофе я долго не протяну. – Отозвалась Оля, пробегая глазами страницы, раскрытой папки меню.
- А мне что – то совсем есть не хочется, но, ради компании, я тоже себе что ни будь закажу. И плачу, сегодня то же я.
- Это ещё почему? – понизив голос, удивлённо спросила Оля.
 - Потому, что я так хочу. Имею я право покормить свою голодную дочь? – отшутилась Вероника Павловна.
Когда раскрасневшаяся официантка с круглым лицом и вздёрнутым носиком, приняла у них заказ, обе женщины облегчённо вздохнули и начали разговор. Первой заговорила Оля:
 - Представляешь, мам, у нас скоро отделение закрывают месяца на два, думаю.
- Да, ты что? Что случилось? – испугано спросила писательница, с изумлением посмотрев на дочь
- Да, не пугайся ты так! Ремонт у нас будет. Предложили в отпуск на один месяц, а на второй или в другую больницу, или за свой счёт.
- А в другой больнице зарплата не ниже?
 - Нет, с этим всё в порядке. Такая же.
- Так, что ты решила?
- Думаю, что сначала в другой клинике поработать, потом в отпуск и, после отпуска, выйти уже в отремонтированную клинику.
- Что за клиника, ты узнавала? Там вообще места есть?
- Мам, ты смеёшься? Врачи везде нарасхват, особенно из нашей клиники. А клинику я эту знаю, у меня там практика была. От дома мне, даже ближе будет добираться и коллектив хороший.
- Получается, у тебя отпуск будет…
- В августе. А, что, хочешь со мной?
- А ты куда собираешься?
- Ещё не решила. В прошлом году в Египте мне понравилось, может в этом году в Турцию попробовать?
- Попробуй, но без меня.
- Почему так категорично?
- Жары мне вполне хватает и на родине. Я бы поехала бы в Калининград.
- Ты же там уже была?
- Да, но это было давным-давно, с твоим папой.
- А теперь ты хочешь туда со мной? - с тоской в голосе спросила Оля.
- Нет, доченька. У меня есть с кем отправиться в поездку.
- Ого! И с кем же это?
- Я же тебя не спрашиваю: с кем поедешь ты? – стараясь сохранить интригу подольше, отвечала Вероника Павловна.
В это время круглолицая официантка принесла их заказ, и разговор продолжился уже во время еды.
- А я ещё не решила, с кем поеду. Всё будет зависеть от того, кто из девчонок будет в отпуске и кому подойдёт мой выбор направления. Видишь, я всё тебе рассказала. Теперь твоя очередь – лукаво улыбаясь и сверкая исподлобья любопытными глазами, отвечала Оля.
- С Олегом Николаевичем – небрежно ответила писательница, нарочито сосредоточившись на содержимом тарелки.
Такой ответ, очевидно, удивил Олю.
- С Олегом Николаевичем? С генералом? У тебя, что роман с ним? – не то возмущённо, не то удивлённо спросила девушка.
Этот тон был знаком Веронике Павловне и не предвещал ничего хорошего, но она решила не сдаваться.
- Я люблю его, а романы – это то, чем я зарабатываю.
- Какая любовь, мама? Это же…
- Хорошо подбери слова, прежде чем закончишь эту фразу. Я не позволю тебе…
- Мам, прости, возможно, я перегнула палку. Но это неправильно.
- Неправильно, что?
- После смерти отца знаешь, как тебя называли?
- Где? В светских тусовках?
- Да, в них.
- Мне нет до этого дела. Я давно их избегаю.
- Когда тебе присвоили звание» Королева романа», за глаза о тебе говорили: «Королева – девственница», потому, что ты была верна отцу и после смерти.
- Не знала, что ты прислушиваешься к шипению змей.
- Они говорили это с завистью, потому, что никто в этой тусовке никому не бывает верен. И я гордилась тобой!
- А теперь, значит, не гордишься?
- А чем мне гордиться? Что ты спишь с другом отца?
 - Оля, ты не девочка - подросток, чтобы тебе объяснять, что такое любовь. Пойми, я люблю этого человека, а любовь, это гораздо больше, чем спать в одной постели. Он нужен мне.
- Мам, если тебе одиноко, я могу пожить у тебя…
- Пожить? Сколько ты можешь у меня пожить? К тому же у тебя должна быть своя личная жизнь. Я не хочу быть гирей на твоих ногах.
- Какая личная жизнь мам? Дом – работа, дом- работа… Вот и вся моя личная жизнь.
Вероника Павловна, которая уже давно перестала, есть, откинулась на спинку стула, вздохнула, и устало посмотрев на Олю сказала:
- Оля, мы обе знаем, что это не так и, если ты будешь жить со мною, нам обеим придётся нелегко. Ты будешь врать, я буду нервничать, что ты мне врёшь, а если ты не будешь врать, то я буду нервничать, что ты разбиваешь чужую семью. И всё это ни к чему хорошему не приведёт, а я очень дорожу нашими отношениями.
Оля отставила тарелку и внимательно посмотрела на мать.
- А он любит тебя?
- Да.
- Не могу представить вас вместе.
- А я не могу представить, как до сих пор жила без него.
Олин взгляд потеплел, уголки губ слегка приподнялись, и она улыбнулась:
- Я давно не видела тебя такой.
- Какой? – ответно улыбнувшись, спросила Вероника Павловна.
- Ты точно светишься изнутри.
- Просто мне стало легче, ведь у меня, кроме тебя нет никого, кому я могла бы рассказать, что люблю его.
- Прости меня мам, я дура, слышишь?
- Нет, таких слов я не слышу. А что там насчёт кофе, о нас, что забыли? – выглядывая за спиной Ольги официантку, стала суетиться писательница, её хлопоты подхватила Ольга и, не прошло и пары минут, как они уже пили кофе и смеялись над чем- то совершенно ничтожным.

После долгого ужина в кафе, Вероника Павловна, предложила дочери отвезти её домой и та, без раздумий согласилась. Но, не успела Оля захлопнуть за собой дверь белоснежной машины мамы, как разговор об Олеге Николаевиче возобновился.
- Мам, знаешь – с трудом начала девушка, стараясь не смотреть в лицо матери – пойми меня правильно, но я так сразу не могу примириться с этим.
-  С чем? - недоумённо спросила писательница, пытливо вглядываясь в лицо дочери.
- С тем, что ты теперь с Олегом Николаевичем. - Ответила Оля, отвернув лицо в сторону окна, пытаясь, таким образом, избежать взгляда матери.
 Когда-то Веронике Павловне хорошо был знаком переменчивый нрав дочери, но за долгое время проживания врозь, она успела позабыть эту особенную черту её характера и вот теперь, неожиданное заявление Оли, после так безоблачно проведённого вечера, для неё было подобно ножу Брута для Цезаря.
- Понятно – холодно ответила Вероника Павловна   и, заведя машину, выехала со стоянки на всё ещё оживлённую дорогу.
- Да ничего тебе не понятно – досадливо вздохнула девушка и продолжила:
- Я отлично понимаю, что тебе скучно, одиноко, опять же физиология своего требует, но я не хочу становиться, чьей-то дочкой, пусть даже самостоятельной и не официальной. Не хочу семейных посиделок, Новый год, не хочу с ним встречать…
 -  Не волнуйся, Новый год ты с Олегом Николаевичем встречать не будешь. –  Ответила, резко Вероника Павловна, не отводя глаз от дороги.
Оля, не привыкшая отступать, повернулась к ней и продолжила:
- Мам, чего ты хочешь от меня? Я же не ставлю тебе ультиматум: или он, или я! Я всего-навсего прошу оставить семейные праздники семейными.
 Вероника Павловна молчала и, Оле казалось, что это молчание наполняет мрачной тяжестью душный воздух машины, делая его ещё душнее. Она расстегнула молнию на куртке и стянула с шеи шифоновый шарф.
- Ну, что ты молчишь? – нервно спросила она, нарушив весьма затянувшуюся паузу.
- А, что тут говорить? Всё, что я считала нужным, я тебе сказала в кафе. Думала, что ты поняла … Но, видимо ошиблась.
- Да всё я поняла. И, может даже это хорошо, что с тобой рядом кто - то есть… Но и ты меня пойми. Может если бы это был бы совершенно не знакомый человек …
Вдруг глаза Оли округлились, брови сделались домиком и взлетели вверх, она, точно догадавшись о чём то, выпрямилась, развернулась, насколько позволял ремень безопасности, всем корпусом к маме и, касаясь кончиками пальцев губ спросила:
- А вы, что женитесь?
- Вероника Павловна, не обращая внимания на испуганный голос дочери, ответила сухо и кратко:
 - Нет. Успокойся.
Почувствовав, явное, облегчение, после этих слов, девушка откинулась на спинку сидения и продолжила примирительным тоном:
- Мам, не обижайся. Ну чего ты от меня ждала? Что я обрадуюсь?
- Я ждала от тебя понимания.
- Ну вот, опять -  с досадой возражала Оля – я же уже сказала, что всё понимаю: Тебе тоскливо, скучно…
- Мне не скучно! Я полюбила этого человека…
- Мам, прости, конечно, но какая там любовь в вашем возрасте? Возможно, я покажусь тебе циничной, но я привыкла называть вещи своими именами. Это – тоска от одиночества и нежелание смириться с ним! И именно это чувство заставило вас обоих кинуться в объятия друг другу, а любовь тут совершенно не причём.
- То есть ты, категорически отрицаешь возможность любови в моём возрасте.
Оля, почувствовав, что несколько перегнула палку, робко покосилась на мать и ответила:
- Ну   в твоём, может ещё …Но в возрасте Олега Николаевича уж точно – нет.
- Я поняла тебя, доченька. Значит, ты считаешь, что любовь без физических отношений невозможна?
- Ну, какой-то промежуток времени возможна, но потом, если физической близости не будет, то и любви – конец.
- А как же пары, которые живут вместе пятьдесят и более лет, и любят друг друга до гробовой доски.
- Это уже не любовь, мам, а привычка или ещё что- то на подобие этого. Да и потом, каждый уже понимает, что деться от партнёра не куда, а оправдать своё нахождение в этом союзе просто необходимо, хотя бы самому себе. Вот и убеждают себя и всех вокруг, что у них любовь, а на самом деле людям просто не хватает мужества признаться себе в том, что они уже стары и, менять что – то радикально в своей жизни уже не способны. 
- Да у тебя целая философия на этот счёт. – Горько ухмыльнулась Вероника Павловна.
- А, что, скажешь, что я неправа? – дерзко возразила Оля.
- Да, скажу, что неправа – ответила печально Вероника Павловна, припарковавшись возле дома Оли. – Но доказывать тебе ничего не буду. Не поймёшь. Может жизнь тебя научит, раз я не смогла, только имей ввиду, что эта учительница за невыученные уроки больно наказывает…  А, насчёт Олега Николаевича, не беспокойся. Наши отношения тебе не принесут неудобств.
- Мам – нараспев, голосом провинившейся девочки - начала Оля – Я же люблю тебя и не хочу, чтоб ты в иллюзиях пребывала или тебя кто - то использовал, не обижайся на меня, ладно?
- Ладно – холодно ответила писательница – Я устала, Оля, мне ехать надо.
 -  Понятно – многозначительно покачав головой – ответила девушка.
- Ну, и прекрасно, что понятно. - Невозмутимо ответила Вероника Павловна, потянувшись к дочери для поцелуя.
Они поцеловались, и Оля вышла из машины. Вероника Павловна, не дожидаясь, как раньше, что бы дочь скрылась в подъезде, с силой нажала на газ и выехала со двора
Въехав во двор своего дома, Вероника Павловна заметила, в круге, очерченном жёлтым светом фонаря, громоздкую мужскую фигуру, показавшуюся ей сгорбившейся чёрной тенью, сидящей на краю деревянной скамеечки у подъезда. Кажущаяся неживой тень, услышав шум мотора и увидев въезжающий во двор автомобиль писательницы, подняла голову, распрямилась и, встав со своего места, быстрыми шагами направилась к машине. По позвоночнику Вероники Павловны пробежал неприятный холодок страха, она точно окаменела от ужаса и, стараясь не дышать, стала обдумывать дальнейшие свои действия, одновременно пытаясь разглядеть в ослепляющем свете фонаря стремительно приближающуюся к ней фигуру. Первое, что пришло ей на ум – это позвонить Олегу Николаевичу, и она уже потянулась за сумочкой, на минуту отвернувшись от окна, как в стекло постучали… От неожиданности она вздрогнула, её сердце, подобно хрупкой ёлочной игрушке соскользнувшей с мохнатой ветки ели, упало куда-то вниз и разбилось на мелкие кусочки. Резко повернувшись на стук, она увидела перед собой лицо генерала. Вероника Павловна была готова упасть в обморок от внезапного облегчения, но, моментально овладев собой, только глубоко вздохнула и, отрыв окно, дрожащей рукой произнесла с лёгким упрёком в голосе:
- Олег, ты не представляешь, как ты меня напугал!
- Это ты не представляешь, как ты меня напугала. Почему не выходишь? Тебе плохо?
- Со мной всё хорошо.  Если, что, то я бы тебе позвонила … - сказала она, выходя из машины.
- Как? Ты же телефон дома забыла, если бы тебя не было ещё пятнадцать минут, я бы уже позвонил твоей Оле. При этих словах он достал из кармана куртки телефон и многозначительно потряс им перед писательницей. Она удивлённо взглянула на свой телефон и пожала плечами:
- Веришь, со мной первый раз такое –  ответила она и, чмокнув генерала в щёку, положила гаджет в карман.
- Что - то совсем домой не хочется. Давай, на лавочке посидим? – предложила Вероника Павловна.
Олег Николаевич, поёжившись, нехотя согласился, и они присели на ту же скамейку, где несколько минут назад сидела чёрная фигура генерала, так напоминавшая ей громоздкую тень.
- Никогда не сидела вот так в темноте на лавочке – мечтательно произнесла Вероника Павловна, оглядываясь по сторонам. - А ты?
- Я? Я – сидел – важно ответил генерал, хлопнув себя по коленкам руками, точно собирался встать и, поймав на себе удивлённый взгляд писательницы, продолжил – ещё минут пять назад.
- Я не о том, что было сейчас.
- А, не сейчас? Не сейчас тоже сидел, правда, сто лет тому назад. А кто ж в молодости не сидел?
- Есть такие люди.
- Да, что ты говоришь?
- Это ты с Надеждой Андреевной сидел?
- И с ней, конечно тоже – хитро улыбнувшись, ответил Олег Николаевич и, ухмыльнувшись, добавил – в молодости я ещё тем ходоком был.
- Так, так. Это уже интересно. А Надежда Андреевна об этом знала?
Генерал, с сожалением, глубоко вздохнул:
- Думаю, нет, а там, кто его знает. Она у меня мудрая была…
- Значит, не хотела знать.
- Как с Олей разговор прошёл?
- Ты оказался провидцем. Она сказала, что понимает меня, но встречаться с тобой ей не хочется.
- Ничего страшного. Это её право. Насильно, как говориться, мил не будешь. Надеюсь, ты не сильно расстроилась?
- Знаешь, я ехала обратно, то всю дорогу думала: когда же я её потеряла? Наверное, тогда, когда она ушла. Я тогда почувствовала, что Оля уже никогда не будет прежней, а Гена уговаривал меня, что я просто скучаю. На душе, как-то скверно.
- Ты просто устала и перенервничала, тебе уже давно пора в кровать.
- Нет, мне так хорошо…
- Ну, раз хорошо, то посидим ещё.
- Знаешь, а ведь я тебя обманула.
Генерал удивлённо молча посмотрел на неё.
- Помнишь, ты как-то спросил, любила ли я Гену? Я ответила, что была ему безмерно благодарна и потому любила его, но это было не всегда. Был в моей жизни такой период, когда я ненавидела его, причём ненавидела именно за его благородство и порядочность. Меня раздражал его голос, то, как он пьёт кофе, как размешивает сахар… одним словом всё. На его фоне я себе казалась дрянью… Этого я не могла ему простить…
- Надо же. Когда мы вместе отдыхали, я ничего такого не заметил…
- Тогда уже у нас была Оля, а с её рождением всё изменилось.
- Изменилось что?
- Не знаю. Может я переключилась на другие заботы, а может, привыкла к нему.
- Звучит обречённо.
- Тогда я так не думала. Мы переехали в Москву. Новый город, новая квартира, новые люди.… Одним словом, новая жизнь.
- Ну, это не обман.  Такие периоды в жизни, наверное, у всех рано или поздно бывают.
- И у тебя были?
- До ненависти не доходило, но … Жизнь пройти – не поле перейти, всякое бывало. Только, я это всё забыл. Тяжёлые воспоминания, как камни за пазухой. С ними не взлетишь, даже от земли не оторвёшься. А улетать лучше налегке…
- Это ты верно сказал. Знаешь, я, когда начала роман писать, мне сразу легче стало, наверное, потому, что я по камешку из своей пазухи достаю и в романе оставляю.
- Вот и молодец. Не замёрзла? Дайка ручки, попробую?
Она, молча послушно протянула ему озябшие руки. Едва прикоснувшись к её рукам, он почувствовал прохладу её пальцев и заторопился.
- Пойдём, пойдём – тоном, не терпящим возражений, проговорил генерал, вставая со скамейки и помогая подняться Веронике Павловне. – Ты же совершенно замёрзла.
Она послушно встала и, опершись на его руку, молча последовала за ним, потому, что действительно чувствовала себя уставшей, замёрзшей и немного сонной, но, одновременно с этим, несказанно счастливой, от того, что он был рядом, а она опиралась на его руку…



Глава 49

Выскочив из подъезда, Михаэль быстрым шагом направился к машине. Ветер, безжалостно растрепавший его волосы, как только молодой человек свернул за угол дома, приятно заскользил по коже лица и защекотал шею. Михаэль спешил.  Ему хотелось поскорее попасть в офис, взять договора для работы дома и купить огромный букет чайных роз для Олеси. Мысленно он уже представлял, как подарит его ей, а она улыбнётся своей ослепительной улыбкой…с этими мыслями он сел в машину.
К слову сказать, Михаэль относился к тому типу мужчин, которые с возрастом приобретают особый шарм, привлекающий женщин. Он знал об этом, но, сохраняя уважение к своему, сделанному однажды, выбору, предпочитал верность, даже самому невинному флирту. Надо сказать, что коллектив, которым руководил молодой человек, относился к этому его качеству по-разному. Одни уважали его за верность принятому однажды решению, другие откровенно не понимали его добровольный «уход в монастырь» и считали, что, когда ни будь он сильно пожалеет о потраченной зря молодости. Но в одном, мысли коллектива были едины: все находили, что Михаэль обладает невероятным магнетизмом, способным очаровать любого человека. Эта способность досталась Михаэлю, по словам его матери, от отца, как и выразительные синие глаза, которые так всегда нравились женщинам. Михаэль любил, когда мама сравнивала его с отцом. Правда делала она это крайне редко. Вообще о прошлом она говорила неохотно и почти всегда замыкалась, если он сам заговаривал с ней об отце. Когда же он встретил Таню, та показалась ему полной противоположностью мамы. Она не опекала его, не звонила, когда он задерживался и не задавала лишних вопросов, видя его расстроенным или уставшим. А ещё, она не была ревнивой и подозрительной, как его немногочисленные увлечения. Таня была в его жизни второй самой важной женщиной, после мамы. Естественно, с появлением на жизненном горизонте Михаэля Олеси, вся эта идиллия рухнула в тартары. Но об этом знали только двое: Олеся и Михаэль. Не смотря на бурный и стремительно развивающийся роман, со временем, Михаэль заметил, что его привязанность к Олесе похожа на маниакальную. Это открытие его немного напугало, и он попытался свести их отношения к просто соседским. Молодой человек перестал ей писать и звонить, но при этом его психическое состояние ухудшалось день ото дня. Кроме того, что его мучала бессонница, раздражительность и отсутствие аппетита, он часами мог лежать в постели и прислушиваться к её шагам, вглядываясь в потолок. Его хватило на четыре дня. По истечению этого срока их роман продолжил своё бурное течение. Он хотел и боялся разрыва с Олесей. Поездка в город N, чуть было не поставила точку в их романе. Это случилось утром за день до отъезда. То утро Михаэль не смог бы забыть никогда.
После прекрасно проведённой ночи они, уже давно проснувшись, блаженствовали в широкой гостиничной кровати, прикрывшись лёгкими летними одеялами. Она лежала, положив голову на его плечо и он, закрыв глаза, вдыхал такой знакомый, немного терпкий аромат духов исходящий от её волос. Он ни о чём не думал. Ему было просто хорошо и всё. Олеся пошевелилась, и Михаэль открыл глаза. Серое неприветливое небо мрачным полотном глядело в номер через не зашторенное окно. Но настроение у Михаэля было слишком хорошее, чтобы обращать внимание на погоду.
- Олеся, ты ещё спишь? - спросил он шёпотом, поцеловав её макушку.
- Не- а. Я уже давно не сплю. - не то сонно, не то лениво, ответила девушка, сладко потягиваясь.
- А, что ж меня не разбудила?
- Не хотела, что б мешал.
- Что? – смеясь, спросил он, разворачивая девушку к себе лицом. –  Это чему же я мог помешать?
- Не скажу. Это моя тайна – шутливо сопротивляясь, отвечала Олеся. – Пусти, всё равно не скажу.
- Не пущу, пока не скажешь. - Продолжал смеяться Михаэль. – Если ты хотела меня околдовать, то я должен тебе сознаться, что тебе это давно удалось.
Она, как-то сразу перестала шутить и, крепко прижавшись к нему, ответила:
- Нет, не удалось.
- Что за глупости, Олеся?
- Пока ты спал, я лежала и думала о том, как мы будем вместе…
- Мы и так вместе.
- Нет, не так, а по- настоящему.
- А мы, что не по-настоящему? – всё ещё стараясь шутить, спросил Михаэль.
Она отвернулась:
- По- настоящему ты с ней. А я … так …
Он уже давно заметил, Что Олеся избегает называть Таню по имени, когда они остаются одни.
- Что значит «так»? Ты же прекрасно знаешь, что ты для меня значишь.
-  Ничего я не знаю. Мне хочется жить с тобой. А это значит всегда засыпать и просыпаться вместе, растить вместе детей…
Бывало, что они и прежде ссорились, но вопрос о детях никогда не возникал между ними и это упоминание, оброненное Олесей отнюдь не случайно, немало его напугало.
- Олеся, но это не честно. Мы же сразу с тобой договаривались…
- Когда это было, Михаэль? Неужели с тех пор для тебя ничего не изменилось?
Она вскочила с кровати и ушла в ванную.
Их ссоры, обычно, так и заканчивались: она убегала в другую комнату или в ванную, а он уговаривал её через закрытую дверь до тех пор, пока она её не открывала.
Они, померились и в этот раз, но осадок, после утреннего разговора, горький, как пережаренный кофе и с, таким же, терпким флёром разочарования остался.
Возвратившись домой, он постоянно думал о том разговоре и, в конце концов, пришёл к выводу, что дальше оставлять всё, как есть уже нельзя. Ситуация грозила выходом из-под контроля и причиной этому была - Олеся. Однако в случае с Михаэлем прийти к выводу не означало принять решение. Как не силился молодой человек, отпустить от себя Олесю, хотя бы в своих фантазиях, у него ничего не получалось. Мысли о том, что она может быть с кем - то другим приводила его то в бешенство, то в отчаянье. Но известие о том, что мать Олеси находится при смерти и их свидания, временно прекратятся, отсрочили их разрыв на неопределённый срок, что несколько успокоило Михаэля. Как ни странно,никогда он не рассматривал для себя вариант расставания с Таней, хотя, в последнее время она всё больше и больше раздражала его. Поэтому, когда Олеся оказалась недоступна из-за болезни матери, а ему выпала недолгая командировка, он обрадовался возможности побыть в одиночестве и привести мысли в порядок. Немного абстрагировавшись от ситуации, он принял решение попробовать ещё раз постепенно свести роман с Олесей к финалу и расстаться друзьями, не подвергая дружбу Тани и Олеси опасности. Довольный собой, он вернулся и хотел закончить дело с коробкой, которую привёз из последней поездки с Олесей, но Таня его опередила. Всё пошло не так, как он себе представлял. Ему пришлось врать про завещание, про сюрприз и вся шаткость его положения вызывала у него нервозность и тревогу. Ему казалось, что это состояние, неприятно знакомое ему по периоду добровольного расставания с Олесей, возвращается и единственной возможностью избежать рецидива было бы увидеться с ней, чтобы вновь оказаться в их маленьком мирке, где есть только они вдвоём.
После офиса, он, как и планировал, заехал в цветочный магазин, выбрал огромный букет чайных роз и не успел ещё расплатиться, как услышал знакомый голос соседки с нижнего этажа:
- Доброго вам дня, Мишенька! У вас, шо сегодня юбилей?
Лилия Натановна, держа в одной руке сумочку и небольшой букетик хризантем, другой рукой уже разворачивала к себе его букет, деловито считая розы.
- Добрый день, Лилия Натановна! – немного раздражённо ответил молодой человек, деликатно опуская букет и пытаясь собою закрыть его .. – С чего вы взяли, что у меня юбилей?
- Просто такой шикарный букет не покупают за ради удовольствия. Или ви решили сделать своей жене маленький сюрприз?
 - Нет. – выпалил он, судорожно пытаясь найти объяснение причины покупки этого букета.
Михаэль хотел было соврать, что везёт цветы на работу, чтобы поздравить с выходом на пенсию свою сотрудницу. Но подумал, что соседка может запросто увидеть его с цветами у дома, если она, как и он на машине, и тогда уж сплетен не оберёшься, а самое ужасное, что Лиля Натановна очень благоволила к его жене и непременно рассказала бы ей о цветах.
- То есть да, но это секрет. Я надеюсь, что вы не скажите… – начал было Михаэль, но соседка не дала ему договорить:
- Ви хотите сделать супруге романтический вечер?!  Не тратьте ваших нервов, я буду нема как рыба! Но если ви к этому шикарному букету купите вино и фрухту, ваша Таня простит вам все ваши грехи.
- Какие грехи? – испугано спросил молодой человек, чувствуя, как краска медленно покидает его лицо.
-Ой, я вас умоляю! А то ви не знаете?!
Краска решительно исчезла с лица Михаэля, и он дрожащим голосом возразил:
- У меня нет никаких грехов!
- Никаких грехов нету только там…- отвечала соседка, тыкнув указательным пальцем в небо.
 -  Лилия Натановна, вы же умная женщина – начал было Михаэль, но соседка вновь перебила его:
-  Я не умная – я опытная. Была бы умной – не была бы такой опытной.
Михаэль не нашёл, что ответить и решил ретироваться.
- Хорошо, спасибо, но мне пора - попытался уйти Михаэль.
- Так и шо ви не купите фрухту?
- У меня всё уже есть дома.
- Так теперь ви куда?
- Домой.
- Так и я с вами, если можно, конечно, а то, ви можете себе представить шо будет с моим букетом у этом метро? Ви же знаете за людей! Они никогда в круг себя не видят ничего ….
Отказать соседке он не мог.
Михаэль шёл к машине обречённо и ничего не слышал, понимая, что Тане в ближайшее время станет известно о букете и ему надо будет врать. Мысли об этом отравляли все его представления о предстоящем дне. Ему уже не хотелось никакой встречи с Олесей, и он стал подумывать о том, что б принести букет домой.
Трудно себе представить с каким настроением Михаэль подошёл к машине и, открыв багажник, положил в него огромный букет роз, с таким восторгом выбранный им для Олеси. Теперь, предвкушение праздника и долгожданной встречи сменилось чувством горького разочарования и досады. Если бы он не поддался бы этим чувствам, столь присущим человеческой натуре, не погрузился бы в них с головой, то возможно расслышал бы шелест крыльев ангела, который приняв облик не в меру болтливой соседки, пытался удержать его от неверного поступка, к которому молодой человек так настойчиво стремился. Но, Михаэль ни о чём, кроме того, как ему не повезло, думать не мог. Все мысли его были заняты мечтами о скорейшем избавлении от изрядно опостылевшей сплетницы, которая ничего, кроме ненависти и злобы, теперь у него не вызывала. Лилия Натановна, словно, не замечала его изменившегося настроения. Она болтала без умолку и, если бы только он был способен слушать её, то узнал бы не только историю появления в Москве своей соседки, но и массу житейских побасенок из её жизни, которые она рассказывала, смакуя все подробности происходящего и щедро одаривая героев повествования яркими эпитетами.  Когда они подъехали к дому, то Михаэль нарочно высадил её у самого подъезда, в надежде на быстрое избавление от пассажирки и, что когда он отгонит машину и вернётся обратно, то у подъезда, её уже не будет. Женщина же, как на зло, выходила долго. Ёрзая на сидении и пыхтя, как паровоз, она, казалось, целую вечность неумело возилась с ремнём безопасности, отвергая, предложенную молодым человеком помощь, одновременно не переставая благодарить его за то, что он подвёз её и за сохранность её букета … Покинув машину, она не ушла, как рассчитывал Михаэль, а властно схватилась своей правой рукой с букетом, за распахнутую дверцу автомобиля и заглянув внутрь салона, всё говорила и говорила, а он, мысленно проклиная роковую встречу с ней, думал только о том, чтобы никто из его домочадцев не оказался рядом и не увидел бы его. Наконец, Лилия Натановна разжала руку, освободив дверцу машины и отошла от неё, отпуская своего «благодетеля». Обретя долгожданную свободу, он со всей силы нажал на газ, словно опасаясь, что ненавистная соседка может передумать или вспомнив о чём то, вновь его задержать. Зло огрызнувшись машина рванула с места. Бросив беглый взгляд в зеркало заднего вида, Михаэль заметил, как Лилия Натановна, помахав ему спасённым букетиком, прищурила глаза и пристально с подозрением, как ему показалось, посмотрела ему в след.
- Старая ведьма – буркнул он и выехал со двора.
 Припарковав машину в соседнем дворе, там, где ни Лиза, ни Таня появиться не могли бы. Он достал из багажника букет и стараясь вернуть себе прежнее настроение, направился к дому. На всякий случай, что бы быть уверенным в своих дальнейших действиях он достал мобильник и позвонил Тане:
- Приветик – начал он весёлым голосом -  что делаешь?
- Мы с Лизой в торговом центре. А ты, что идёшь куда-то?
- Да, ерунда. На завод к поставщику приехал, иду по территории…Хочу посмотреть, как их цеха выглядят… а у тебя почему так тихо? И как будто эхо?
- Это я в туалет зашла…
- Прости, не буду мешать…
- А ты за чем звонил то?
- Просто, соскучился. Хотел услышать твой голос! Всё, целую, я уже пришёл!
 - Целую – ответила, стоящая на площадке седьмого этажа, Таня, но он её уже не слышал, потому, что читал сообщение от Олеси, пришедшее во время разговора с женой.
Сегодня ничего не получится. Маме утром стало плохо, отказали почки. Возможно останусь до вечера. Целую тебя


Глава 50

Окончив разговор с Михаэлем, Таня осторожно подошла к перилам и, убедившись, что занимаемое ею место самое, что ни на есть выгодное, для обзора Олесиной квартиры и площадки перед ней, приготовилась ждать. Но не успела девушка приступить к обдумыванию своих дальнейших действий, как услышала, что кто-то сел в стоящий на первом этаже лифт, и тот стал стремительно отсчитывать этажи поднимаясь всё выше и выше. Сердце в её груди застучало с такой силой, что казалось ещё немного, и оно вырвется наружу, разбив грудную клетку. Девушка, едва дыша, на цыпочках, медленно отошла от перил, в ожидании, что лифт остановится на шестом этаже, и с силой прижалась всей плоскостью спины, к холодной стене... Шёпотом отсчитывая пройденные лифтом этажи, она нервно дрожала, заламывая похолодевшие кисти рук и пытаясь представить встречу с мужем. Как вдруг, лифт остановился этажом ниже, и его пассажир вышел.
- Фух, ни Михаэль! – мысленно, облегчённо вздохнула девушка и вернувшись к перилам попыталась, перегнувшись через них, разглядеть пассажира лифта. Но, как Таня ни старалась, таинственного пассажира разглядеть ей так и не удалось. Тем временем, в гулкой тишине подъезда, было отчётливо слышно, как тот отпирает ключом дверь, причём звук открывающегося замка показался ей до боли знакомым. Дождавшись, когда незнакомец зайдёт в квартиру, она быстро пробежала вниз по ступенькам и, миновав Олесину дверь, заняла аналогичную позицию, но этажом ниже. Сердце, в её груди, уже не стучало так сильно, как несколько минут назад, но внутреннее волнение наполняло его щекочущим холодком, от которого у девушки перехватывало дыхание. Она подошла к перилам и, слегка перегнувшись осмотрела всю лестничную площадку. Все двери были одинаково плотно закрыты, и она уже успела пожалеть о бесполезной смене своей засады, как дверь её квартиры приоткрылась и из неё вышел Михаэль. Увидев его, Таня отпрянула от перил, ощутив, как сердце, уже второй раз за столь короткое время, оглушительно забилось, но на этот раз не только в груди, а буквально в каждой части её тела. Вжавшись в стену и прикрыв глаза, она слушала, как муж сел в лифт и тот послушно отсчитав четыре этажа, остановился на первом, когда же до её слуха донеслись шаги выходящего из подъезда Михаэля, девушка облегчённо вздохнула и спустилась к своей квартире. Отперев дверь, она сразу подошла к тумбочке и выдвинула верхний ящик. Ключ от Олесиной квартиры лежал на привычном месте, словно никогда и не покидал его, проследовав дальше по коридору, она заглянула в гостиную и увидела шикарный букет роз, лежащий на столе.
- Ничего себе, букетик – буркнула про себя Таня, беря цветы со стола. - А, если бы я и вправду, целый день по магазинам ходила бы? Во что бы они превратились? - начала злиться девушка, набирая в вазу воду и ставя в неё цветы. -Мне таких цветов уже сто лет не дарил – думала она, неся вазу с розами, обратно, в гостиную. По возвращению, она заметила лежащий на столе, наспех вырванный из школьной тетради листок, который, очевидно прежде был прикрыт
букетом,приглядевшись, Таня прочла короткое послание, написанное размашистым подчерком Михаэля: Танечка, люблю тебя!!!Твой Мишка.
Таня поставила вазу на стол и, взяв листок в руки, ещё раз перечла столь неожиданное признание в любви.
- Мишка – тихо повторила девушка, словно пробуя это имя на вкус. Когда то, много лет назад, она называла его именно так. Почему, как и когда он стал для неё Михаэлем девушка припомнить не могла.
- Мишка – повторила она ещё раз и, достав из кармана телефон, стала звонить Лизе.
- Лизок, привет!  Ты где?
- Забрала ребят со школы, собиралась в парк с ними пойти. А ты, что уже дома? А где Михаэль? У тебя получилось?
- Нет. Они не встретились. У Веры Дмитриевны была? Как она?
- Нормально. Как не встретились? Почему? Он тебя заметил?
- Нет. Вера Дмитриевна обо мне не спрашивала?
- Я ей сказала, что у тебя горло болит. Так нам идти в парк?
 - Давай, сегодня без парка, просто приезжайте, лучше дома поговорим.
К приезду Лизы с детьми, Таня уже накрыла стол, и они пообедали, беседуя только о школьных делах мальчиков. Сразу после обеда, Таня отправила сыновей в свои комнаты делать уроки и девушки получили возможность, наконец, поговорить.
- Ну всё, рассказывай, что случилось? – спросила Лиза, как только они, убрав со стола, оказались на кухне.
- Не знаю, что случилось. Всё шло по плану. Он позвонил, сказал, что на работе…
- А зачем звонил?
- Думаю проверить моё местонахождение. Я ему сказала, что мы с тобой в торговом центре.
- А если бы он меня попросил к телефону?
- Зачем ему звать тебя к телефону?
- Не знаю, но мало ли?
- Сказала бы, что тебя нет рядом,  что ты в туалет зашла.
- Может он не поверил?
- Нет, поверил. Точно поверил. По голосу слышно было. Он, во время нашего разговора, шёл, причём шёл быстро, спешил. Думаю, что он, в это время, уже к дому подходил. Но, войдя в подъезд, он поднялся не к Олесе в квартиру, а к нам. Вот, что это может значить?
- Даже не знаю, что и сказать. Он вчера так уверенно говорил…Может она отменила?
- Вот и я так думаю. И эти шикарные цветы предназначались не мне. – вздохнув резюмировала Таня.
- Да, цветы, конечно шикарные, слов нет, но записка, уж точно тебе. Слушай, Тань, может ну его? Сама подумай, зачем тебе его ловить? Может они поругались и между ними всё кончено?
Таня удивлённо посмотрела на сестру:
- Что кончено? Скорее всего у неё, что-то с мамой произошло.
- Умерла?
- Да, уж всё может быть. – задумчиво отвечала Таня – погоди, сейчас позвоню.
Набрав быстро номер, Таня приложила указательный палец к губам и выразительно посмотрела на Лизу. Та, многозначительно кивнула и тоже приложила палец к губам.
- Олесик, привет- начала Таня – ну, как мама?
- Плохо, Танюш! Почки утром отказали.
- Ужас! Теперь, что диализ?
- Она заранее отказалась от диализа. Я с утра уже ознакомилась с этим документом.
- Как же так? Что ж теперь делать?
- А нечего делать, Танюша. Ждать, просто ждать…
- Я тебя, наверное, отвлекаю…
- Нет, я такси жду.
- Хочешь я приеду за тобой?
- Нет, я сначала к маме на квартиру. Вещи завезу, платье найду…
- Какое платье?
- В котором она просила её похоронить. Потом, если не поздно будет, может заеду домой, переоденусь.
- Зайдёшь к нам?
- Не знаю, Танечка…
- Я тебя, хоть покормлю…
- Спасибо, мне сейчас кусок в горло не идёт…
- Понимаю. Держись, Олесик. Мы рядом, если, что!
- Спасибо, Танечка, я знаю.
Разговор был окончен. Таня положила телефон в карман и тяжело вздохнула:
- Ну, слышала? Я же говорила, что с мамой что-то.
- Ой, Танька, я- в шоке – неожиданно восхищённо глядя на сестру ответила Лиза.
Таня недоумённо взглянула на сестру, искренне не понимая, чем та восхищалась.
- Да тебе «Оскара» надо давать за лучшую женскую роль! Я чуть не прослезилась: держись, Олесик. Мы рядом - плаксиво передразнила её Лиза. - Я так играть не умею.
- А я и не играла – грустно ответила Таня, подойдя к окну и отвернувшись от сестры. - Просто не могу я так…
- Как так?
- Не по-человечески. Она, сейчас не на коне, упала, а меня с детства учили: лежачего не бьют.
- А, ну-ну, подожди пока встанет, сил наберётся…
- Подожду, мне не к спеху.
- Она, что-то не очень церемонилась…
- А я за неё не отвечаю. Она на многое способна, чего я и представить себе не могла, не равняться же мне на неё?


Глава 51

Олеся легко открыла дверь и вошла в пустую квартиру матери. Тишина, глухая и тягостная, уже давногосподствующая в этом месте, встретила её холодно и даже надменно, словно демонстрируя всё величие и таинственность доминирующего здесь молчания. Стараясь отделаться от мучительного ощущения уныния, уже проникающего в её душу, и в надежде вернуть квартире привычный облик, Олеся включила свет, но он не оживил своим появлением мрачного оцепенения, царившего вокруг, скорее просто осветил всё скорбное сиротство этого места.
- До чего же пусто – с тоской, подумала она. Знакомая с детства квартира теперь казалась ей чужой и не знакомой. Двери во все комнаты были аккуратно закрыты, как не бывало прежде и это обстоятельство вызывало неприятное ощущение давящей со всех сторон пустоты. Решив не отвлекаться на безрадостные мысли, поминутно приходящие ей в голову, она прошла мимо, закрытых дверей своей комнаты, затем, гостиной, и оказалась у дверей спальни. Распахнув их, девушка увидела тщательно убранную комнату, с плотно закрытыми шторами и аккуратно расставленными по углам стульями. На мгновение ей показалось, что спальня выглядит в точности, как при маме и только тонкий слой пыли, никем не стёртый с мебели говорил о том, что хозяйка этой комнаты уже давно покинула её. Отгоняя от себя дурные мысли и настраиваясь на долгий поиск, Олеся подошла к зеркальному шкафу, но открыв его, с  удивлением обнаружила, что нужное ей платье висит на самом видном месте.
- Спасибо, что не заставила меня рыться в твоих вещах! – мысленно поблагодарила маму Олеся – хотя, всё равно скоро придётся. - со вздохом, закончила она.
Девушка взяла платье и аккуратно свернув, положила его в сумку. Единственным желанием её было поскорее покинуть, оглушающую и давящую своей тишиной, квартиру.
Оказавшись на улице, Олеся почувствовала лёгкое головокружение и села на лавочку, стоящую у подъезда. Откинувшись на спинку, она прикрыла глаза и попыталась расслабиться.
- Что это со мной? Наверное, голова закружилась от голода. Может и вправду к Тане зайти, хоть поем домашнего, а потом Михаэль меня отвезёт к маме. Нет, не удобно будет, что б Михаэль меня вёз…Нет, лучше поем, вызову такси, переоденусь и к маме. Неужели любовь Михаэля ко мне — это только воздействие талисмана? Нет, не верю.
Мысли девушки вернули её в последнюю их с Михаэлем поездку, когда они, взявшись за руки прогуливались по центру города, любуясь старыми домами с причудливой лепкой и замысловатыми узорами. Незаметно, беззаботно болтая, они вошли в парк, центральную аллею которого окаймляли могучие липы и дубы с раскидистыми ветвями и теряющимися в высокой зелени кронами.
- Подожди, Олеся, давай посидим здесь – обратился к ней Михаэль, подводя её к полукруглой скамейке парка, уютно окружённой зелёным кустарником.
- Давай – весело согласилась она, усаживаясь на скамейку.
- Ты, посиди, немного, а мне позвонить надо – отпуская её руку и доставая из кармана телефон, вдруг сказал Михаэль.
Олеся почувствовала, как от негодования, кровь приливает к её лицу:
- Не буду я тут сидеть одна, пока ты ей звонить будешь – моментально вскочив, проговорила девушка – Это невыносимо в конце концов!
- Да, что с тобой? Я же домой ещё ни разу не звонил. Вдруг что-то случилось…
- Если бы что-то случилось, она бы уже позвонила! –резко ответила Олеся и, скрестив руки на груди, демонстративно отвернулась от него
- Ты хочешь, что б у меня были проблемы?
- Нет, я хочу, чтобы мы хоть раз в году принадлежали бы только друг другу, но ты даже сюда её притащил…
- Никого я не притащил – сказал виновато молодой человек и взяв за плечи Олесю, повернул её к себе. – Просто у меня на душе не спокойно. Она там одна, с детьми, а я тут …
- А ты в командировке и у тебя совершенно нет времени – сказала она, обвивая его шею и страстно целуя, не давая возможности продолжить дискуссию.
- Нет, это просто гипертрофированное чувство ответственности. Он слишком щепетилен в этом вопросе и это в нём уже не исправить. – подумала Олеся, открывая глаза.
- Не волнуйся милый, я решу и эту проблему, дай мне время только маму досмотреть – шёпотом проговорила девушка, вставая со скамейки.
Несмотря на то, что день выдался не только тяжёлый, но и беспокойный, она ждала звонка Михаэля, но тот молчал. Поэтому, как только она оказалась дома, то сразу сообщила об этом ему в сообщении. Он долго не отвечал, из чего девушка заключила, что молодой человек уже дома и говорить с ней не может. Она быстро переоделась и позвонила Тане.
- Танюш, приветик. Как там твоё приглашение, ещё в силе?
- Конечно, ты, когда будешь?
- Да, честно говоря, уже дома.
- Тогда спускайся, у меня обед готов, только разогрею.
- Тань, если только ради меня, то не надо – извиняющемся тоном проговорила Олеся, в надежде узнать дома ли Михаэль.
- Да у меня только детвора поела, а мы ещё не садились, так что приходи, мы тебя ждём.
- Значит он дома- подумала Олеся и собрав вещи спустилась вниз, к соседке.
Двери ей открыла Лиза.
- Привет -  растеряно улыбаясь, сказала Олеся, которая абсолютно забыла о том, что Лиза гостит у Тани. 
- Привет –  с интересом, взглянув на гостью отозвалась Лиза и отстранилась, пропустив её в прихожую.
- Как ты? Давно приехала? –стараясь компенсировать свою растерянность улыбкой и говорливостью, спросила Олеся.
- Не очень. – не охотно ответила Лиза и крикнула в сторону кухни: Тань, Олеся пришла.
- Девочки, идите в гостиную, я сейчас подойду.
- Тань, может тебе помочь? – крикнула Олеся, так же, как Лиза, в сторону кухни.
- Нет, не надо, я сейчас, Мишку разбужу …
Услышав, как Таня назвала Михаэля, Олеся удивилась. Прежде ей не приходилось слышать, что бы Таня так звала мужа.
- А ему идёт – подумала с досадой в душе Олеся, заходя в гостиную.
Стол был уже накрыт, в самом центре его красовалась большая стеклянная ваза с огромным букетом роз, нарочно поставленная Лизой.
- Вот это букет – не удержавшись, воскликнула Олеся и обернувшись к Лизе спросила: а, что за праздник?
Лиза, скользнув чуть заметно взглядом по удивлённому лицу гостьи, демонстративно взяла вазу и перенеся её на комод, с деланым равнодушием ответила:
- У нашей Тани один праздник – муж! Как приехал, так через день такие букеты носит. Говорит в командировке соскучился. А сегодня ещё, смотри, какую записку оставил. С этими словами, она достала из верхнего ящика комода, которую Михаэль оставил под букетом. Олеся быстро пробежала глазами по строчкам и вернула записку.
- Так вот откуда взялся» Мишка». - подумала она и хотела было уйти, но в дверях гостиной уже стояли Таня и Михаэль.
- О, Олеся, привет, а как же я не слышал? - распахивая объятия и идя ей навстречу, удивлялся Михаэль.
Эта встреча Олеси и Михаэля, ничем не отличалась от прежних их встреч, когда она, вот так же, как сегодня, запросто по- соседский заходила к ним в гости, а он, раскрыв объятия выходил ей навстречу и они тепло обнимались, как добрые друзья, но сейчас увидев букет, подаренный им Тане, прочитав адресованную ей же записку, Олесе стало не по себе и, как только Михаэль приблизился к ней, она, непроизвольно оттолкнула его от себя.
Удивлённый хозяин дома опустил руки и растеряно оглянулся по сторонам, точно ища причину такого поведения Олеси, где-то вокруг себя.
Лиза, округлив свои хитрые глазёнки, заговорчески зыркнула на Таню, но та, сделав вид, что ничего не заметила, громко сказала:
 -Ну, что ж вы девочки …садитесь.
Как ни старалась Таня, расспрашивая гостью о маме, о персонале Дома престарелых, но обед прошёл уныло и напряжённо. Олеся, сильно осунувшаяся и похудевшая, с момента их последней встречи, казалась рассеянной и почти ничего не ела, на все вопросы отвечала односложно, глядя в тарелку. В конце концов, она сухо поблагодарила за» прекрасный обед», попрощалась и, вызвав такси ушла.


Глава 52

Когда машина тронулась с места и за её окном, заметно ускоряясь, замелькали давно знакомые строения, Олеся устало прикрыла глаза. Больше всего не свете сейчас ей хотелось, чтобы этот длинный и безрадостный, день поскорее кончился. Ласковый, тёплый ветерок долетавший до её лица из приоткрытого окна водителя, нежно скользил по ресницам и навевал сон. Мысли о маме, как ни странно, в течении всего дня, не посещали её, напротив, как ни пыталась Олеся сосредоточится на них, те ускользали от неё, странным образом,превращаясь  в мысли о Михаэле.  Только что произошедшая, в его доме, история с букетом и запиской, своей внезапностью больно ранила её самолюбие, причинив девушке, страдание доселе, совершенно не знакомое, а потому ощущаемое ею, как невыносимое. Очевидно, именно по этой причине, она была совершенно обескуражена и, практически полностью утратила возможность контролировать происходящее, не только вокруг себя, но и в себе самой. С содроганием сердца, она была обречена лишь созерцать, как в душе её, рождалось и стремительно росло, прежде не знакомое, тёмное и мучительное чувство жажды мести. Она ещё не имела времени разобраться, кому и за что именно ей хотелось мстить, а потому это желание  распростронялось на всех, кто был хоть как - то причастен к этой истории. Сейчас она жалела, что так и не посмотрела в глаза Михаэлю, хотя этот взгляд скорее всего, закончился бы звонкой пощёчиной, которую она отвесила бы любимому мужчине и тогда, скандала было бы не избежать. Ведь, даже то, что она оттолкнула его могло вызвать подозрение у свидетелей этой сцены, но сейчас, Олесе думать об этом не хотелось. Мысли, которые незаметно для неё, плавно превратились в сон, вернули девушку в небольшой зал кафе, арендованный Глебом Евгеньевичем, для проведения поминок, на девятый день со дня смерти её мужа, Алексея. Перед девушкой, в прозрачной дымке надвигающегося глубокого сна, стали появляться, взявшиеся из ниоткуда, размытые фигуры людей, чьи серые силуэты быстро заполнили собой мрачное помещение с длинными, покрытыми чёрными скатертями столами, тут же, до слуха её стал доноситься тревожный гул голосов, создаваемый перешёптывающимися гостями… Она внимательно всматривалась в силуэты «гостей», пытаясь хоть кого-то узнать… Неожиданно, у себя за спиной, Олеся услышала мужской голос, который громко окликнул её, и она обернулась. В метре от неё стоял Кирилл, муж её давней подруги, Лены. Молодой человек был сильно пьян и, казалось, еле держался на ногах.
-  Что, скорбишь, Олеся? – спросил он хриплым голосом, скривив в ухмылке рот и глядя на неё красными от слёз глазами. При этом, молодой человек протянул к ней руку, точно пытаясь дотронуться до неё, но не удержав равновесия, резко качнулся.
- Мне кажется, что тебе хватит уже! – понизив голос до шёпота, сказала Олеся, отмахнувшись от протянутой в её сторону руки и украдкой оглядевшись по сторонам
- Ты, наверное, так же и о Алёшке думала? Мол, хватит ему уже… – не сводя с неё вспухших кроличьих глаз, спросил молодой человек, но Олеся не дала ему договорить:
- Кирилл, ты, что несёшь? Напился, как… Где Лена?
- А при чём тут Лена? Думаешь если ты смогла её термосом одурачить, так и со мной этот номер пройдёт? Не пройдёт! Я тебе не Ленка! – пригрозил пальцем, пошатывающийся Кирилл.
- С каким ещё термосом?
- С каким термосом? – передразнил её Кирилл, снова скривив рот. - С которым Алёшка всегда на рыбалку ходил, а ты взяла его и разбила…Думаешь самая умная, да? Разбила и концы в воду? Нееет…
- Какие ещё концы? Ну, что ты городишь? - попыталась успокоить его Олеся,поминутно оглядываясь по сторонам.
- Это ты, Ленку можешь облапошить. Она человечек наивный, доверчивый, а я тебя насквозь вижу!  …Когда она мне про термос рассказала, то я сразу всё понял... Это ж ты Алёшу…
Олеся, не дав ему договорить, крепко схватила парня за рукав куртки и силой вытащила на балкон, плотно закрыв за ним дверь.
Оставшись с молодым человеком наедине, она продолжила разговор спокойным, уверенным голосом:
- Послушай, Кирилл, я понимаю: Алёша был твоим близким другом и тебе нелегко смирить с потерей…
- Нет, Олеся, мне не легко смириться с тем, что его убила ты! – сказал Кирилл, ткнув указательным пальцем в её сторону и по его, раскрасневшемуся от алкоголя лицу, вдруг потекли слёзы.
- Ты с ума сошёл – отшатнувшись от него, ответила Олеся, оглянувшись по сторонам.
Молодой человек достал из кармана брюк платок и вытер слёзы. Холодный воздух заметно отрезвил его, но, к сожалению, совершенно не остудил пожара, который, видимо, давно уже бушевал в его душе.
- Нет, Олеся, не сошёл. Это же всё из-за тебя…
- Что из-за меня? - дрожащим голосом спросила Олеся.
Парень, вздохнул и точно не слыша её вопроса, продолжил:
- Сколько раз бывало, придёт на работу, а на нём лица нет.  Я с расспросами, а он молчит. Раньше хоть отшучивался, а в последнее время замкнулся, что не спрошу – молчит. А я-то вижу, что он сам не свой. Но на рыбалке уж я его разговорил. Одного понять не могу: за что ты так с ним, а? Развелась бы и всё, так нет же...  А он всё ждал, когда ты с ним поговоришь по-человечески, как раньше. Всё надеялся на что-то... Алёшка болтуном никогда не был и тут сильно выговариваться не стал, но, когда собираться начали, он подошёл ко мне и сказал: завтра же подам на развод.
-Не может быть… Он никогда не говорил…- вырвалось у Олеси, но, не прервав саму себя, она выдохнула и продолжила уже совсем спокойным тоном: Возможно я мало уделяла ему внимания, но это ведь не значит, что я перестала любить его…
 -  Он хотел это сделать не потому, что ты перестала его любить, а потому, что ты стала его ненавидеть.
- Это не правда, он не мог тебе такого сказать... Или он был просто расстроен. Да, мы ссорились и, в последнее время чаще, чем обычно …
- Он умер, потому, что выпил твой кофе – перебил её Кирилл и опустил голову.
- Нет – не уверено сказала Олеся – термос был полный
- Это я ему из своего отлил, что б он тебя угостил.
- Ты врёшь, ты опять врёшь. Алёша никогда бы не взял у тебя кофе, если бы не угостил тебя.
- Думаешь: неувязочка, потому, что я живой? Только нет никакой неувязки. Предложил мне Алёшка, а я – отказался, запах мне не понравился, а он мой пить не стал, сказал: Олеся приготовила, обидится, если не выпью… Лучше б на снег вылил, как я предлагал, а он, ведь честный был до глупости.
Кирилл больше не плакал, он тяжело дышал глядя на неё с брезгливостью и презрением высохшими, но всё ещё красными глазами.
- Не бойся, - сказал он, досадливо махнув рукой - я никому не скажу, даже Ленке. Только не потому, что хочу скрыть это, а потому, что доказать не смогу. Но ты, как ты с этим жить будешь?
- Приехали, девушка – услышала Олеся голос, доносящийся откуда-то издалека.
- Я говорю: просыпайтесь, приехали уже. – повторил немного раздражённо водитель, чем окончательно вернул её в реальность.
Девушка расплатилась с водителем и пошла, по, ставшему уже привычным маршруту, обдумывая неприятное сновидение.
Комната мамы встретила её прохладой, проникнувшей в помещение через открытое окно и, доносящимся издали, уличным шумом.
- Как хорошо у тебя, мама! – облегчённо вздохнув, сказала Олеся – а я платье твоё привезла, то, что ты хотела. А теперь, давай читать дальше – закончила девушка, забираясь с ногами на диванчик и раскрывая папку с романом.



Глава 53

После разговора с дочерью невзирая на все старания Олега Николаевича, Вероника Павловна погрузилась в депрессию. Она целыми днями лежала в постели с наглухо задёрнутыми шторами и выключенным светом.
- Так нельзя, Ника! – осторожно упрекал её Олег Николаевич, каждый раз, когда она отказывалась выходить из комнаты, чтобы пообедать.
- Оставь, пожалуйста, я не голодна. - отвечала она холодно и опять, надолго замолкала.
Так продолжалось около двух недель, пока Олег Николаевич не взбунтовался. Однажды, когда весенний день был в самом разгаре, он нарочито бодро вошёл в мрачную спальню Вероники Павловны и с шумом одёрнул шторы. Яркие лучи солнца мгновенно залили всю комнату слепящим светом и радужными зайчиками заиграли в зеркальных дверцах шкафа…Застигнутая врасплох, писательница прикрыла лицо руками, чуть слышно вскрикнув.
- Ника, посмотри, какой день! Сколько можно валяться? Ты же сама говорила, что времени мало, надо всё успеть…
Вероника Павловна медленно, точно боясь ослепнуть, убрала руки от лица и, продолжая щуриться, посмотрела на генерала.
- Я устала, - вздохнув сказала она и отвернулась.
- Через час придёт Ира. Я ей позвонил и просил зайти за вещами.
-  За какими вещами? – удивлённо спросила писательница, развернувшись и приподнявшись на локтях.
- Которые ты ей хочешь подарить! – сказал Олег Николаевич, совершенно невозмутимым тоном и вышел из комнаты.
- Олег, подожди, я ничего не поняла – вскочив с кровати и поспешно надевая сатиновый халатик, кричала Вероника Павловна, генералу, который, по какой-то причине больше не откликался.
- Олег, что ты молчишь? -спросила она, выйдя в коридор, но увидев своё отражение в зеркале в ужасе отшатнулась. На неё смотрела лохматая старуха с впавшими глазами на худом, сером и измождённом лице.
- Какой ужас – мелькнуло у неё в голове – это же не я. Только б он меня не застал в таком виде!  Мысль о том, что Олег Николаевич увидит вместо неё жалкую старуху, напугала писательницу куда больше, чем само изображение в зеркале, и она быстро прошмыгнула в ванную комнату, пока Олег Николаевич не откликнулся на её зов. Генерал, будучи человеком мудрым и многоопытным, не торопил её, но, когда дверь ванной открылась, то из неё вышла не взъерошенная старуха, а та самая дама, в которую он был так влюблён.
- С возвращением, Ника! – радостно обнял её генерал, уже хлопочущий на кухне -  И не вздумай отказаться от завтрака.
- Не вздумаю, перед ароматом твоего кофе устоять невозможно. Хотя, кажется, я тебе уже это говорила? Так что там с вещами?
- Ничего страшного, Ника, такие комплименты, я готов это слушать каждый день А насчёт вещей, я просто подумал: чего тебе без дела лежать? Ну роман ты не пишешь -  вдохновения нет, но вещи то ты можешь разобрать?
- Да, точно. Я о них как-то не подумала. Вернее, подумала, что просто в церковь отдадите…Оля отдаст.
От последних слов ей стало тяжело, генерал заметил это, но вида не подал.
- В церковь, я думаю, тоже найдётся, что отнести. Но Ире, твоей верной помощнице, ты же можешь, что-то особое подобрать.
- Даже не знаю. У нас совершенно разные фигуры. Она крупнее меня. - вслух стала рассуждать Вероника Павловна, запивая бутерброд с сыром кофе.
- Ты завтракай, а я поеду к себе, квартиру проведаю. - неожиданно заявил Олег Николаевич, быстро вставая, из-а стола и направляясь в прихожую.
- Подожди, а как же Ира? – отложив свой бутерброд и направляясь вслед за генералом, спросила писательница.
- Иру ты сама встретишь, зачем вам я? Только мешать буду.
- А она не удивилась, что звонил ты, а не я?
- Удивилась, конечно. - отвечал невозмутимо переобуваясь, Олег Николаевич - Но я сказал, что ты пишешь и попросила меня с ней связаться.
-Она теперь, наверное, гадает, почему я ей вдруг вещи решила отдать.
- Не думаю – невозмутимо ответил генерал, одевая куртку – я ей сказал, что ты решила сменить гардероб и избавиться от лишних вещей.
- Спасибо тебе - сказала Вероника Павловна, прислонившись к стене и задумчиво глядя на генерала.
- За что? – улыбнувшись спросил он и обнял её так бережно, словно она была сделана из Мозеровского хрусталя.
- За то, что ты со мной. -уткнувшись ему в плечо, ответила писательница.
Он хотел было ответить, но в домофон позвонили, и генерал быстро ретировался, спустившись по лестнице, пока Ирина поднималась в лифте.
Вероника Павловна встретила её стоя прямо у открытой двери. Ира вышла из лифта тяжёлой походкой, неся в обеих руках объёмные сумки. Увидев Веронику Павловну, она заулыбалась, отчего её круглые румяные щёчки стали похожи на маленькие красные яблочки.
- Добрый день, Вероника Павловна, а я думала к вам завтра прийти, но Олег Николаевич сказал строго, что сегодня – не успев переступить порог начала оправдываться Ира, растеряно шаря глазами по прихожей в поисках генерала.
- Здравствуй Ирочка, обнимая её и не обращая внимание на растерянность женщины, отвечала писательница. – Кофе выпьешь со мной? Олег Николаевич сварил.
- Выпью, конечно, он умеет кофе варить. А у вас ничего не случилось? - настороженно спросила Ира, отставив в сторону тяжёлые сумки и переобуваясь
- Ничего, а почему ты спросила? - с наигранной весёлостью спросила писательница уже из кухни.
- Да так, просто. Подумала, может Олег Николаевич по телефону говорить чего-то не хочет.
- Нет, Ирочка. У меня всё нормально. Просто мода идёт вперёд, а шифоньер не резиновый. Вот я и решила его проредить.
- А Олег Николаевич дома?
- Нет, он по делам отлучился. Проходи.
- И не жалко вам?
- Чего не жалко?
 - Как чего? Вещей! Вещи у вас все дорогие, хорошие. Продать можно.
 - Мне, Ирочка, денег хватает. На всё, что мне нужно я, слава Богу, заработала.
- А Оля? Может она, что-то захочет?
- Оля? - удивлённо переспросила Вероника Павловна – Оля у меня девочка своенравная и стиль у неё совсем другой. Не станет она мои вещи носить. А ты, почему с сумками?
- Так я на рынке была, продуктов накупила, обед вам приготовлю, что б завтра уже не приходить.
- Спасибо, Ирочка! Тогда сейчас допиваем кофе и идём вещи смотреть, а потом ты варишь обед, а я пишу роман, идёт?
- Идёт – ответила Ира, уже совсем расслабившись.
Не прошло и четверти часа, как обе женщины уже перебирали гардероб Вероники Павловны.
- Ой, Ирочка, смотри – это платье мне муж привёз из Италии, и я его надела впервые на презентацию моей первой книги!
- Красивое! А кружево – то какое! – восхищалась Ирина, деловито ощупывая лёгкую материю платья.
- Возьмешь? Оно счастливое – прикладывая к себе платье, весело спросила хозяйка гардероба.
- Да, что вы? Оно ж мне на нос! Да и куда мне в таком ходить?
- Ну своим, кому ни будь… неужели некому? – с тоской в голосе спросила вероника Павловна.
 -Это уж очень дорогая вещь…- размышляя вслух, отвечала Ира
- Брось, Ирина. Если нравится- бери.
- Ну, если вы настаиваете, то можно я племяннице на выпускной…
- А размер обуви у твоей племянницы какой?
- 38 – недоумённо пробормотала Ира, прижимая к себе платье и во все глаза следя за движениями Вероники Павловны.
- Вот. – раздался из глубины шкафа, радостный голос писательницы, исчезнувшей в сонме вещей. -  Тоже итальянские, муж к этому платью подбирал. Размер 38. – запыхавшись отчиталась писательница, очутившись снаружи шкафа и открыв коробку – Фасон, правда не молодёжный, но классический и кожа натуральная.
- Это сон какой-то – разглядывая, внезапно округлившимися глазами, изящные лодочки, сказала Ира и, восхищённо посмотрела на писательницу.
Вскоре на коленях у Ирины, кроме платья и туфель, лежали широкий тёмно-синий палантин с люрексом, белоснежный пуховик с искусственным мехом, розовый махровый халат с капюшоном, несколько пар джинц, три тонких шерстяных свитера, пара лёгких летних кофт, сатиновый сарафан   и пара чёрных кожаных зимних сапог на меху.
- Вот спасибо, так спасибо – радостно перебирая вещи, точно не веря собственным глазам, повторяла Ира.
- Не за что. Носите на здоровье. А то можешь привести свою племянницу, и она сама выберет…
- Да, что вы – замахала руками Ира – будет уже с неё. Да у неё таких вещей отроду не было.
- Тем более. Пусть девочка порадуется.
- Нет, нет. Вот того, что дали с головой ей хватит. А то, как привыкнет… Что тогда родителям с ней делать?
- Ну, как знаешь. – устало ответила Вероника Павловна и закрыв шифоньер, вздохнула. - Жаль, что у меня ничего нет твоего размера.
- Не жалейте, вот, честное слово, не жалейте! У меня всё есть. Да и наряды ваши куда мне носить? В театры я не хожу, в рестораны то же…, а за племянницу огромное спасибо. Ей осенью в университет идти, если поступит, конечно, так, что вещи эти ей очень даже пригодятся.
- Если надумаешь, то приводи её, пусть выберет, что хочет. Мне из этого шкафа уже практически ничего не нужно, так, что скажи ей, ладно? А теперь мне нужно писать.



Глава 54

Закончив читать главу, Олеся подёрнула плечами от холода и встав, с диванчика подошла к окну. Сумерки уже совершенно сгустились, утопив в, пока ещё, беззвёздной мгле остатки закатного пожара. Круглые жёлтые фонари пустого дворика под окном, печально горели и вяло охраняли его от надвигающегося мрака ночи. Воздух заметно посвежел, и Олеся это сразу почувствовала. Она немного прикрыла окно и достав из шкафа плед, вернулась на диванчик. Уютно устроившись и завернувшись в принесённое покрывало, девушка осторожно посмотрела на маму. Та лежала, как и обычно, неподвижно, освещаемая лампой, установленной над кроватью. Лицо её, как и прежде не имело никакого выражения, однако, теперь оно показалось Олесе, каким-то усталым и немнго одряхлевшим.
- Как она постарела – подумала девушка и закрыла роман. Ей не хотелось читать, она вновь и вновь мысленно возвращалась к своему сну, который в точности воспроизводил события, произошедшие на поминках. Подложив под голову подушку, она закрыла глаза и вдруг вспомнила свой разговор с Леной, состоявшийся за день до поминок, которые организовывала уже сама Олеся на сороковой день после смерти мужа. В тот день Лена пришла помочь ей с готовкой и осталась ночевать. Они довольно быстро справились с салатами и начистив картошку, достали бутылку красного вина, чтобы снять усталость.
- Кирилл твой не обидится, что ты у меня останешься или ты уже отпросилась? - спросила Олеся, разливая вино по бокалам.
- А он в командировке. - ответила Лена, пригубив из бокала.
- Надо же. Так он, что ж завтра не придёт?
- Нет, не придёт. - раздражённо ответила Лена и вновь отпила из бокала.
- Лен, а ты от меня ничего не скрываешь? Какая командировка? Они ж вместе с Алексеем работали. А у Алексея никогда командировок не было. Олеся пристально посмотрела в глаза подруге, припоминая последний разговор с Кириллом и стараясь угадать, рассказал он ей о своей догадке или нет. Лена, смутившись под взглядом подруги отвела глаза и призналась:
- Нет у него никакой командировки, просто сказал, что не пойдёт и всё.
- Что значит» всё»? Он же лучший друг Алексея? Есть же какая-то причина?
- Даже если и есть, то я о ней ничего не знаю.
- И ты ему даже простой вопрос» почему» не задала? - неожиданно возмущённо обрушилась на подругу Олеся.
Лена, немного опешив, казалось оцепенела от неожиданности и смотрела на Олесю, не мигая своими широко поставленными глазами. Наконец, немного придя в себя она тихо сказала:
-Спрашивала. А он говорит: не хочу и всё.
- А сама, как думаешь, почему? – успокоившись, что Кирилл ничего не рассказал жене, спросила Олеся.
Лена, увидев перед собой прежнюю подругу тоже немного успокоилась, но всё ещё была напряжена.
- Не знаю. После смерти Алёши он очень изменился. Даже выпивать стал.
- Как выпивать стал?
- Как выпивают? Приносит бутылку и пьёт.
- Один, что ли?
- Один.
- Тебе не предлагал?
- Нет. Он вообще со мной почти не разговаривает.
- Слушай, не темни, что у вас там происходит?
- Лучше и не спрашивай. Я его не узнаю. После Алёшиной смерти его, как подменили.
- Ну, если только дело в смерти Алёши, то это со временем пройдёт. Я тоже по началу с ума сходила…
- Да, уж помню. Я вообще тогда подумала, что ты реально двинешься, особенно, когда ты термос выхватила у Александры Анатольевны…Ой, давай Алёшу помянем…
- Давай. Они выпили и Лена продолжила.
- Я даже попросила тогда Александру Анатольевну ваш семейный альбом забрать.
- Зачем?
- Да ты сидела и все фотографии Алёши зацеловывала и твердила, как полоумная: прости, прости…
- Ни чего себе, а я даже не помню. Лен, ты не рассказывай об этом никому, ладно? А то будут на меня, как на чокнутую смотреть, за спиной шептаться, слухи распускать.
- Да я никому и не говорила, только Кириллу, но он- кремень, ты же его знаешь. - совсем уже расслабившись, отвечала Лена.
- Знаю. Ну, что ещё по бокальчику?
- Давай.
- А Кирилл тебе не рассказывал, что на рыбалке было. Может Алёша поссорился с кем-то?
- Нет. Ничего не рассказывал. Да и с кем он там мог поссориться?
- Ну, не знаю. Просто, когда такое случается, всегда хочется найти виновного…
- Я понимаю- сказала Лена и обняла Олесю. – Но тут никто не виноват. Это- судьба.
- Да, судьба. - вздохнула Олеся. -Ты Кирилла береги, не позволяй ему спиваться.
-Знаешь, он от меня, как-то отдаляться стал.
- Ты должна его понять. У него сейчас горе: друг погиб.
- А у меня? Не горе, что ли? Я, между прочим, Алёшу раньше него знала…Эх, такой парень был. А ты-молодец, я бы так, наверное, не смогла бы.
- Как так?
- Как ты, не раскиснуть.
-  Просто ненавижу, когда меня жалеют.
-А, что плохого, когда жалеют. Это же, как в детстве: упала, коленку разбила, ревёшь, а мама прибежит, на коленку подует, пожалеет...
- Для детей – всё верно, только мы- не дети, а во взрослом мире жалость вызывают только неудачники.
- Но ты ведь жалеешь нищих у церкви? Я сама видела, как ты им подавала.
- Да, подавала, но, не из жалости... Подающий всегда, вольно или невольно, превозносит себя и унижает тех, кому подаёт.
- Ну не знаю, Олеська, у тебя всё так сложно, а по мне, если человек нуждается в помощи, и я могу помочь, то просто делаю это без всякой философии.
- То, что ты делаешь – то же философия.
Лена встала со своего места и подошла к висевшей на стене фотографии Алексея.
- Я думала, что ты Алёшины фотографии больше не повесишь.
- До сорока дней пусть повисят, а там видно будет.
- Знаешь, Олеся, а я даже представить себе не могу, что бы я делала, если б Кирилл, как Алёшка…
- Я тоже не представляла – задумчиво ответила Олеся – даже не думала об этом.
- Тяжело всё вот так в себе держать? – спросила Лена обняв её.
- Ничего, я справляюсь.
- Ну ты и кремень.
- Да, кремень – повторила вслух слова Лены Олеся и вновь развернула роман.


Глава 55

После ухода Олеси, Михаэль чувствовал себя беспокойно. Ничем не объяснимое поведение гостьи, вызвало у него сразу два, довольно противоречивых чувства, которые весь остаток дня мучали молодого человека, мешая сосредоточится на обдумывании последующих действий, которые теперь ему неизбежно предстояло совершить в виду, внезапно сложившихся, новых обстоятельств. Если чувство тревоги, можно было объяснить тем, что Олеся, прилюдно оттолкнув его, могла своим поступком, спровоцировать Таню на череду неприятных вопросов, то нечаянно возникшее чувство ущемлённого самолюбия, похожее на ревность, невзирая на то, что он твёрдо решил постепенно свести связь с Олесей к обычной дружбе, опасно подталкивало его к выяснению отношений с, мысленно уже оставленной им любовницей. В попытке скрыть этот внутренний раздрай, Михаэль старался всё послеобеденное время находиться в окружении жены и свояченицы, то помогая им убирать со стола, то просто поддерживая всякий пустяшный разговор, который начинали девушки, в душе надеясь, что рано или поздно, они выйдут во двор к, гуляющим там, детям и он сможет позвонить Олесе. Но Таня с Лизой, как на зло, гулять к детям не пошли и остались дома смотреть какую-то передачу, так, что созвониться Олесей, у него никак не получалось.В конце концов, расценив такой поворот событий, как знак свыше, Михаэль перестал искать способы для личного разговора и решил, при первой оказии просто написать. Поскучав некоторое время на диване с Таней и Лизой, делая вид, что смотрит телевизор, он, в конце концов, наиграно зевнул, потянулся, глубоко вздохнул и сославшись на усталость, лениво пошёл в спальню, где сразу же, нырнув под одеяло, написал Олесе сообщение:
Что случилось? Напиши мне, я буду очень ждать. Не могу позвонить. Люблю тебя.
Сообщение было отправлено, но не получено. Это немного удивило молодого человека и он, поставив телефон на беззвучный режим, положил его под подушку.
- А может, это мой шанс? Может быть это, как раз повод, для расставания? – подумал Михаэль и, достав из-под подушки телефон, удалил сообщение. Это, казалось бы, простое действие, оказало на душевное состояние молодого человека самое позитивное воздействие. Чувства, только недавно терзавшие его своим противоречием, внезапно исчезли и Михаэль ощутил необыкновенный душевный покой и облегчение. Он засунул телефон поглубже под подушку и закрыв глаза чему-то улыбнулся, не думая больше ни об Олесе, ни о странном происшествии перед обедом.
Тане и Лизе, после странного обеда, так и не представилась возможность остаться наедине и поговорить. Во дворе было слишком шумно и многолюдно, а дома, Михаэль, всё время оказывался с ними рядом и даже узнав, что девушки хотят смотреть ток-шоу, решил к ним присоединиться.
Когда же молодой человек, наконец, покинул их компанию, они облегчённо вздохнули и победно переглянувшись, уселись рядом.
- Ну, слава Богу! Хоть поговорим, а то скоро дети вернуться. – начала разговор Таня
- Я уж думала, что он до конца эту чушь смотреть будет. - прошептала Лиза
-  Не говори, я, сама обалдела. Он терпеть не может эти шоу, а тут...
- Заметила, как она его толкнула? - прошептала Лиза, испытывающе посмотрев на Таню, исподлобья.
- Как это можно было не заметить? Прямо при мне…- прошептала в ответ Таня и при последнем слове, покосилась на открытую в коридор дверь.
- И при мне, - шёпотом, добавила Лиза, вскочив с дивана и на цыпочках подкравшись к двери - а ведь мы могли такой шум поднять… - продолжила она, после того как выглянула в коридор и неслышно прикрыла дверь в зал. - Я думаю это она из-за букета. – резюмировала девушка, усаживаясь на прежнее место
-Думаешь догадалась, что букет был для неё?
- Нет. Я думаю, это от того, что я ей рассказала, как тебе Михаэль такие букеты чуть не каждый день таскает, с тех пор, как из командировки вернулся, и записку показала…
- Ну ты даёшь! И как тебе это в голову пришло! До такого я бы не додумалась. Теперь понятно на, что она так отреагировала…- задумчиво проговорила Таня. – Поэтому и за обедом вела себя странно, почти ничего не ела…
- Ты, что же, жалеешь её что ли? Так не бойся, он уже за тебя её наверняка пожалел…Спрятался в спальне и извиняется теперь там за тебя…
-Не говори ерунды, с чего это ему за меня перед ней извиняться, да и за что?
- Найдёт за что, женатые мужики всегда перед любовницами за жён извиняются.
- Да, тебе то, откуда это знать?
- Знаю. Был опыт.
- Смотри ка, какая опытная!  И когда ты всё успеваешь?
- Просто жить спешу и, как-то всё само собой получается.
-  И как это у вас всех всё само собой получается? - опять о чём-то задумавшись сказала Таня.
- Ну ты не сравнивай. Я вообще с женатыми мужиками ни за какие коврижки встречаться не стану.
- А как же опыт? –ухмыльнулась Таня
- Вот потому и не стану – вздохнув, ответила Лиза.
- Только вот, что я ещё заметила: она на него совсем не смотрела. Мне даже показалось, что она специально от него глаза в сторону уводила…
- Ещё бы. После того, что я наговорила, она, наверное, его убить хотела за эту записку. Да и за букет то же.
- Теперь, я думаю, в их отношениях будет боольшая пауза.
- Пауза? Нет, мне кажется, что он ей напишет, а может уже написал. Думаешь, что он так рано спать пошёл? Дети ещё гуляют, а он уже - в спальне.
- Может быть ты и права. Хотя, если она на него сильно зла, то, скорее всего не ответит, Олеська гордая. К тому же   мать у неё совсем плоха, ей сейчас не до разборок будет… Да ещё и этот роман каждый день читает.
- А при чём тут роман?
 - Ни при чём, просто она говорила, что чтение романа у неё много сил отбирает…
-А вот в это я верю, знаешь, Тань, я слышала, что бывают такие книги, которые из человека жизненную энергию вытягивают, как энергетические вампиры…
- Лизочек, ты меня, иногда, просто поражаешь! Такая рассудительная, умная девушка, а в такую ерунду веришь!
- Знаешь, и на солнце пятна бывают. – обижено пробурчала Лиза, отвернув от Тани лицо с высоко поднятым подбородком.
- Не обижайся, Лизок, я ж любя. И все-таки мне кажется, что она крепко на него обиделась.
- Если надеешься, что она его из-за этого бросит, то не надейся- не бросит.
- А вдруг? У неё вот-вот мама умрёт, ей вообще не до Михаэля будет.
- Я б на твоём месте на это не надеялась бы! С такой жизненной моралью, как у неё, мама ни живая, ни мёртвая – не помеха.
- Откуда тебе её жизненную мораль знать? Я не первый год с ней дружу и то не знала…
- Она тебя к себе приучила, вот ты бдительность и потеряла. Да сама подумай: она в твой дом, как к себе ходит, за твоим столом сидит, с твоими детьми играет, а сама мужа твоего ворует… Так, какая у неё жизненная мораль? А никакая. Нет у неё никакой жизненной морали, а такие люди, Танечка, очень опасны, потому, что на всё способны.
Таня вздохнула и заметно помрачнела:
- Ничего, Лизок!  Надо ей за то спасибо сказать, что Веру Дмитриевну в больницу к себе устроила.
- Да не за, что ей спасибо говорить! – подскочив со своего места и уперев руки в бока, возмутилась Лиза. -Думаешь, что она свекровь твою устраивала в больницу? Как бы не так!   Она мать любовника своего к себе в больницу устраивала, что б он ей до конца жизни обязан был…
- А это ей зачем, если они и так вместе?
- Сегодня вместе, а завтра- нет. Вот задумает он её бросить, и не сможет: мать, как ни как спасала…
- Ну ты вообще из неё монстра сделала. Она, конечно подло поступила, но…
 - Что с тобой, Тань? Если хочешь знать, то и ты меня поражаешь! Не понимаю, как ты, после всего, что узнала о ней пригласила её на обед? Зачем?
- Не хотела, чтобы она подумала, что я что –то знаю.
- Бред, какой - то. Да за такое морду бьют. А ты... обед.
- Так кому бить ему или ей? – грустно ухмыльнулась Таня.
- Обоим – присев рядом и обняв сестру, улыбнулась Лиза.
- Ну, это не для меня, я никогда не дралась.
- Это ничего, я научу. Вместе мы им такой урок преподадим, что на всю жизнь запомнят. – ухмыльнулась Лиза
- Как ни будь в другой раз. А ты не находишь странным, что любовница Михаэля – дочь женщины, разрушившей его семью?
- Да. Эта ситуация прямо мистическая
- Ты опять за своё?
- Нет, просто так сказала. Хотя, согласна, эта ситуация больше на мексиканский сериал похожа.
- И, что тут мексиканского? К тому же, об этом знаем только мы, Олеся то, всё равно ничего не знает.
- А может рассказать ей, потом …Пусть знает, какая её мать стерва.
- А для чего ей это знать? Поговорить с матерью, она уже не сможет. Думаешь она станет ненавидеть умершую мать? Не станет, за, что ей её ненавидеть?
- Это, да, тем более, что она и сама не лучше – разочаровано вздохнула Лиза. - Но обидно: столько информации, а воспользоваться нельзя.
-Ничего, знания лишними не бывают. Посмотрим, что завтра будет. А ты, молодец, здорово их поссорила. Хоть будет время дальнейшие действия обдумать. Говори, что хочешь, но пауза, хоть не большая, в их отношениях, всё же будет. С этими словами Таня встала и пошла на балкон звать детей.


Глава 56

Стараясь отвести свои мысли от, странно всплывающих в её памяти, сюжетов, Олеся сосредоточилась на чтении:
Пришедший только к вечеру, Олег Николаевич застал Веронику Павловну, настолько погружённой в свою работу, что, не дерзнув отвлечь её своим появлением, долго стоял в дверном проёме и любовался, как она, грациозно склонив голову над, освещённым настольной лампой листом бумаги, что – то очень увлечённо писала, изредка шевеля губами. Наконец, она, на мгновенье оторвав взгляд от своей работы, заметила его и, счастливо по-детски улыбнувшись, распрямилась и вышла из-за стола.
- Когда ты пришёл? Я даже и не услышала – сказала она, выключая настольную лампу.
- Не мудрено – улыбаясь ответил генерал – ты так красиво пишешь…
- В каком смысле? – кокетливо спросила писательница, в мгновение ока, превратившись в даму.
- Во всех! – обнимая её, ответил генерал. – Жаль, что ты не видишь себя со стороны, когда пишешь…
- И что же такого особенного в том, как я пишу?
- Не знаю, как и сказать, я ж не писатель. Лично мне ты напоминаешь ученицу, которая фантазирует и тут же излагает свои фантазии на бумаге…Мне всё время казалось, что ты вот-вот начнёшь покусывать кончик ручки…
- Ты не поверишь, но в начальной школе у меня была такая привычка! Я грызла ручки – радостно воскликнула Вероника Павловна.
- Уж не думал, что тебя это так обрадует – удивился Олег Николаевич
- Нет, ты неправильно меня понял! Просто я совершенно забыла, об этом, а сейчас ты сказал и я – вспомнила. Бабушка меня ругала… Даже горчицей мне ручки натирала … В конце концов отучила. Сейчас такой метод сочли бы не гуманным.
- А я вообще не знаю гуманного метода воспитания. Любой запрет – насилие над личностью. А как не запрещать? Кто ж тогда вырастет?
- Ой, не знаю – вздохнула, Вероника Павловна. – Я об этом раньше не задумывалась, а теперь нет-нет, да и задумаюсь: когда я Олю проглядела? Иногда мне даже думать страшно, какими будут мои внуки, если вообще будут.
 - Да, молодёжь, сейчас не спешит не только обременять себя детьми, но и семьи создавать. Все хотят жить для себя. - грустно отозвался генерал.
- Ну, у тебя то внук есть – подбодрила его, писательница – не, то, что у меня.
- Есть – вздохнул генерал- только, после того, как дети развелись, невестка его от себя не отпускает, так, что самое большее, на, что я имею право - это общение в ватсапе или вайборе.
Чувствуя, что разговор становится непомерно тяжёлым, Вероника Павловна решила сменить тему:
- Знаешь, что, давай завтра с утра поедем смотреть дом престарелых, который ты нашёл.
Генерал заметно оживился:
- Это прекрасный пансионат, и я тебя уверяю, что тебе он понравится.
- Надеюсь это не роскошный дворец? А то не хотелось бы жалеть, что я уже не принцесса. – пошутила она
- Тебе не придётся ни о чём жалеть. Это место похоже на уютный дом отдыха.
- Что, и соседки по комнате будут?
- Это, как ты пожелаешь.
- Честно говоря, мне уже всё равно. К тому же я доверяю твоему вкусу, может просто попросим их прислать нам бумаги, и я всё подпишу?
 - Нет, Ника, завтра с утра мы едем. Ты ж только, что сама сказала…
-Хорошо, хорошо. – улыбнувшись сказала она – просто, последнее время я стала ужасно ленива. Ты, наверное, голоден?  - спохватилась Вероника Павловна
- Есть немного – потирая руки, ответил генерал.
-  Так, что ж мы стоим? Пойдём скорее на кухню, там Ира, столько всего наготовила, а я, признаться, так ничего и не ела, после твоего ухода.
- Ну, как ты могла? - ласково укорял её Олег Николаевич, следуя за ней на кухню.
- Так, у нас есть борщ, курица с картошкой, блинчики с творогом, винегрет…- перечисляла писательница, стоя у открытого холодильника и приоткрывая поочерёдно кастрюльки и судочки, находящиеся в нём.
-  Хватит, Ника, у меня уже слюнки текут.
- Борщ? - спросила он обернувшись
- Да и курицу с картошкой и салат…Я только сейчас понял, как я голоден.
Когда на столе, в глубоких молочно- белых тарелках с выпуклым узором по краям бортиков, уже дымился горячий красный борщ, а генерал, добавив в свою порцию большую ложку густой сметаны, снял пробу и одобрительно покачал головой, Вероника Павловна спросила:
-Ну, как?
- Потрясающе! Не борщ, а сказка!
- Да, Ира знает толк в стряпне.
- Кстати, как у вас всё прошло? Подобрали вещи для неё.
- Подобрали – вздохнув, ответила Вероника Павловна – только не ей, а племяннице.
- А, что так грустно? - удивился генерал- племянница, думаю, будет рада.
- Да я не из-за племянницы, напротив, я попросила Иру предложить ей самой ко мне прийти, что бы выбрать вещи на свой вкус…
- Так, что тогда?
- Тебе, наверное, покажется это вздором, но я сегодня, впервые в жизни поняла, что у меня непомерно много вещей. Когда я стала их перебирать для Иры, то обнаружила даже такие, что надевала не больше одного раза…Когда Гена мне привозил из-за границы какую-то блузку или платье, я радовалась, как ребёнок… Какою же шмоточницей я была, теперь мне это кажется странным. На, что я тратила свою жизнь? Я всегда была в образе и этот образ я тщательно продумывала: какое платье, какие туфли к нему, украшения…И всё это для чего? Что бы мною восторгались! Что бы завидовали и мечтали быть на моём месте! Как это всё глупо и мелко!
- Ты к себе слишком строга. – сказал генерал, покончив с борщом и промокая рот салфеткой – и я с тобой согласиться не могу: женщина обязана выглядеть хорошо, по крайней мере стремиться к этому, а ты всегда умела восхищать, лично меня, не столько дороговизной твоего гардероба, сколько вкусом, с которым он был подобран. И, как я успел заметить своей дочери ты тоже сумела привить хороший вкус! В этом вы с ней невероятно похожи!
- Да, настолько, что даже влюбляемся в похожих мужчин.
- Ты имеешь ввиду Михаэля и его отца?
- Да. - небрежно ответила писательница, словно вопрос был второстепенным - Ну, что, курочку?
- Да, с удовольствием и можно без картошки. Я лучше с салатиком её...
 Утром, позавтракав блинчиками с творогом и кофе, они отправились в пансионат.
- Какой большой забор – тоскливо произнесла Вероника Павловна, когда машина, за рулём которой сидел Олег Николаевич, остановилась на парковке пансионата. – Как в тюрьме.
- Ника, ну какая тюрьма?
- Знаешь, недалеко от дома, в котором я жила в городе N, была тюрьма, окружённая таким же забором из красного кирпича…
- Посмотри внимательно, это же совсем другой забор и кирпич лёгкий, итальянский, у него даже цвет не красный, а розовый, к тому же ты не заметила главное – совершенно великолепный виноград… - ответил генерал, едва они покинули машину.
- Всё я заметила- грустно продолжила Вероника Павловна – только ты не учёл, что этот виноград снаружи, а мне придётся находиться внутри…
- Давай не будем спорить, если не хочешь, то, прямо сейчас садимся в машину и уезжаем…
- Не слушай ты меня, Олег…Просто я, что- то нервничаю… Это ведь мой последний приют. Я должна привыкнуть к этой мысли…
Сказав это, Вероника Павловна взяла его под руку и грустно улыбнулась.
Что б не вдаваться в излишние подробности достаточно будет сказать, что пансионат Веронике Павловне очень понравился. Наверное, не последнюю роль в этом, сыграло то, что главный врач, Ольховский Евгений Лазаревич, оказался преданным поклонником писательницы и смотрел на неё с неподдельным восхищением. Когда их беседа была окончена и, немного уже уставшая гостья его владений, ознакомившись с целой пачкой документов, все их подписала, он вызвался провести для неё экскурсию по территории. Они вышли и направились по широким, вымощенным цветной плиткой улочкам парка.
- Вы обратили внимание, какой тут воздух – глубоко вздыхая говорил он, восторженно глядя ей в глаза. -  а птицы, вы видели сколько гнёзд? Сейчас весна и они, по утрам и вечерам так поют…Наши гости даже специально выходят послушать.
- Так вы ваших пациентов гостями называете? – равнодушно спросила Евгения Лазаревича, Вероника Павловна
Тот, замялся и изменившись в лице ответил, как показалось писательнице немного обижено:
- Какие ж они пациенты? Тут у нас не больница…
- Не обижайтесь, ради бога, милый Евгений Лазаревич, включив на максимум своё обаяние, прервала его писательница- просто я, ещё дома, ломала голову, как обычно называют людей, находящихся в таких заведениях и ничего, кроме «пациента» придумать не смогла…
- Да я и не обижаюсь…- снова замялся доктор и улыбнулся. –  список лиц, которым будет разрешён вход в пансионат, будет на пропускном пункте в день вашего поступления.
- А как же мы прошли без пропусков и списка? – удивилась писательница
- Так, Олег Николаевич мне на кануне позвонил – кивнув в сторону генерала, ответил Евгений Лазаревич.
Вероника Павловна посмотрела вопросительно на своего компаньона.
- Ника, когда ты сама сказала, что завтра с утра мы едем в пансионат, то я позвонил доктору и договорился.
  - Прощайте, Евгений Лазаревич, вернее до новой встречи! - сказала писательница, протягивая руку главврачу.
- А можно ваш автограф на память, для меня – ответил главврач, одной рукой пожимая руку писательнице, а другой как факир, доставая, непонятно откуда взявшуюся книгу с одним из первых её романов.
- Да вы ещё и кудесник, конечно попишу- ласково улыбнулась писательница, очевидно играя какую-то очередную роль.
Когда они сели в машину, она почувствовала невероятную усталость и прикрыв глаза, незаметно для себя уснула.


Глава 57

-Так вот, значит, как ты здесь оказалась, мамочка. – закончив главу и устало взглянув на неподвижно лежащую Александру Анатольевну, начала Олеся - Не спорю, пансионат прекрасен, но не слишком ли много места в твоей жизни стал занимать Глеб Евгеньевич? Ладно, я готова смириться с тем, что ты, оберегая меня, не сообщила о своей болезни и, по той же причине, не обратилась ко мне с просьбой о выборе пансионата, но почему ты с ним говоришь обо мне, о моей жизни, доверяешь ему свои подозрения, на счёт меня? Мама, ты представляешь, во, что он может превратить мою жизнь, когда тебя не станет? Он же КГБешник!!! – в сердцах выпалила Олеся и, тут же осёкшись, прикрыла рот кончиками пальцев, словно пытаясь лишить себя возможности проболтаться.
- Прости меня, пожалуйста – сказала она, взяв мамину ладонь в свою руку – у меня сегодня был ужасный день. Ты совершенно права, я, действительно люблю сына твоего «дяди Вовы», но сообщать Михаэлю и его матери о том, что он жив – я не стану. Сама подумай: для чего мне лишние сложности в отношениях? Если его мать узнает, чья я дочь, думаешь она даст нам с Михаэлем спокойно жить? Мне и без всего этого, большая работа предстоит… Я знаю, что ты этого не одобришь, но я, сегодня, окончательно решила, что Михаэль будет моим мужем. Заодно и отомщу им всем. Последние слова, Олеся произнесла с такой обворожительной улыбкой и так ласково, словно речь шла не о мести, а о детской забавной шалости, которая ни коим образом не способна никому навредить. Между тем, сама девушка, сделав это признание, ощутила внутри себя необычайное облегчение, словно тяжёлый груз, до сих пор лежащий камнем на её душе, внезапно растворился в пространстве, высвободив, сдавленную им душу, для полёта. Это решение пришло к ней в голову вдруг, как приходят гениальные и не очень идеи, способные действительно, что-то кардинально решить или изменить в жизни. Она, выпустив мамину руку, откинулась на спинку дивана и, прижав роман к груди, мечтательно закрыла глаза. Её фантазия, услужливо, рисовала, ей необыкновенно яркую картину их будущей жизни с Михаэлем. В этой фантазии ей виделся пустынный пляж с мелким золотым песком, где они, в, ещё мокрых, купальных костюмах, лежат рядом, совершенно не замечая, как высоко над их головами, в бескрайнем аквамариновом небе пылает, кажущееся белым, солнце, а искрящееся вдали море, серебристыми барашками, шурша подкатывает к берегу, превращаясь в прозрачное пенное кружево, и чуть щекотно ласкает их ноги. Весь мир угрюмый и мрачный с болезнями и смертями, остался где – то там, за пределами этой идиллической картины безбрежного моря, плавно перетекающего в лазурный небосвод. Здесь и только здесь, нет и никогда не будет им, никакого дела до тех, кого нет этом пляже… Потому, что реально только это слепящее жаркое солнце, этот солёный ветерок осторожно шевелящий пахнущие зноем волосы… и Михаэль, блаженно улыбающийся ей, своей открытой лучезарной улыбкой …Она смотрела в его глаза, такие же синие, как небо или море и ей казалось, что она не то улетает в бескрайнюю высь, то ныряет в бездонный омут его глаз, но в том и другом случае её сердце восторженно замирало и от счастья ей хотелось плакать.
Она сидела, боясь открыть глаза и спугнуть видение. Нет и не может быть ничего на этом свете, что могло бы заставить её отказаться от этого будущего. Да, что у неё собственно ещё есть? Умирающая мать? Пустая квартира с большой холодной кроватью?  Нет, у неё больше ничего …Вся её жизнь была только прологом к той, настоящей жизни, которую она никому не отдаст, потому, что это то последнее, что не отдают и чем не делятся... Эти мысли заставляли сердце девушки больно сжиматься в какой-то горькой радости…
Когда она открыла глаза, в оконном проёме уже совсем стемнело и мелкие серебряные звёздочки, точно лёгкий люрекс поблёскивали на тёмно-синем бархате осеннего ночного неба. Привычно кинув взгляд на безучастное лицо мамы, она открыла роман и продолжила чтение:
Посещение пансионата эмоционально вымотало Веронику Павловну. Настроение её было подавленным, она мало разговаривала, несколько раз подходила к столу и пыталась писать, но у неё ничего не получалось. Наконец, она сдалась и пошла в гостиную, где Олег Николаевич смотрел телевизор. Он молча обнял её и она, положив голову ему на грудь, подумала:
- Как же хорошо!
- Что устала?- спросил генерал, нежно коснувшись мягкими губами её макушки.
- Да – тихо ответила она,едва заметно улыбнувшись.
- Хочешь, я помогу тебе лечь?
- Нет, я хочу с тобой посидеть.
 В ответ он снова коснулся её макушки губами и она почувствовала его тёплое дыхание.
- Знаешь, мне, пожалуй, уже нужен нотариус. Съездим завтра?- внезапно спросила Вероника Павловна, встрепенувшись,как маленькая птичка.
- У меня есть один очень хороший нотариус и я могу его пригласить домой, а тебе лучше отдохнуть завтра дома. Ты лекарства свои не забыла принять? - невозмутимо ответил Олег Николаевич.
- Вечером ещё не принимала.
-  А, где они? Я тебе принесу. – спросил генерал, вставая с дивана и направляясь в коридор.
- На кухне в таблетнице. - ответила писательница в след уходящему Олегу Николаевичу.
На минуту он приостановился и повернувшись к ней, кивнул головой в знак того, что всё понял. В этот момент в сердце Вероники Павловны, что-то больно кольнуло. Она неожиданно увидела перед собой, не галантного генерала, а пожилого человека, с трагически безвольно опущенными плечами и грузной походкой, отчего он казался гораздо ниже своего настоящего роста, старик посмотрел на неё мудрыми, бесконечно любящими глазами и исчез.
- Господи, это же он из-за меня! – догадалась писательница. – Какая же я эгоистка: дочку сберегла, а Олег вынужден умирать со мною каждый день!
- Вот, Ника, твои таблетки и водичка! – бодрым голосом произнёс, появившийся на пороге гостиной Олег Николаевич с серебряным подносом в руках. – Помнишь, как ты меня с этим подносом встречала, а? Теперь моя очередь – продолжал шутить он.
 - Прости меня, Олежек, прости меня…- зарыдала Вероника Павловна, закрывая лицо руками
- Да, за что, Ника? Перестань, тебе нельзя, на вот, водички попей…- растеряно захлопотал Олег Николаевич.
Она сделала, захлёбываясь пару глотков из стакана и обхватив его шею руками горько заплакала, продолжая причитать:
- Мне нельзя было влюбляться в тебя… Я не имела право так с тобой поступить. Я не должна …
- Ника, пойдём я тебя уложу – обнимая её за талию, отвечал генерал.
Она не сопротивлялась, но всё ещё пыталась, что-то возбуждённо ему говорить:
-Я не хочу, чтобы ты умирал со мною каждый день, я не хочу, чтобы ты мучился…
-  Не надо думать об этом, Вероника. –  дрогнувшим голосом, сказал генерал, укладывая её в постель. Я об этом не думаю. И ты не думай. Есть вещи, которые мы не в силах изменить. Зато у нас есть каждый день и каждая ночь. И это делает нас теперь счастливей всех людей на земле, потому, что знаем им цену! Кто из живущих может похвастаться тем, что живёт и любит, как в последний раз? Нет, только мы Ника, пусть и на закате наших дней, но мы узнали, что такое жить по-настоящему – сердцем. Когда дорожишь каждым вздохом любимого человека, каждой его улыбкой, потому, что понимаешь, что каждый миг может стать последним и – это всё, что у тебя есть. Может быть, когда ни будь, в другой жизни, в другом мире, когда мы вновь встретимся мы сможем узнать друг друга именно по этим воспоминаниям, которые будет хранить не наша память, принадлежащая уже не нам, но наши души…
Он говорил спокойно и уверенно, нежно сжимая её холодную тонкую руку в своей горячей ладони, периодически целуя её.
- Мне страшно, Олег…
- Не бойся, я не оставлю тебя…
 -Ты вправду веришь в то, что мы ещё встретимся?
-Конечно, верю. Когда я тебя обманывал? Ложись. Ещё водички принести?
- Нет, не надо.
- Тогда я пойду, нотариусу позвоню, пока ещё не поздно, а ты постарайся уснуть, ладно?
- Ладно – чуть слышно, ответила Вероника Павловна и закрыла глаза. Ей очень хотелось верить в то, что сказал ей Олег Николаевич и, что, когда ни будь они обязательно встретятся молодыми, здоровыми и непременно узнают друг друга. Она закрыла глаза и вытерла тыльной стороной ладони, внезапно скатившуюся слезу.

 
Глава 58

Вероника Павловна проснулась рано, когда Олег Николаевич ещё спал. Она тихо опустила ноги на пол и присев на край кровати, обернулась к нему. Генерал лежал на боку, подложив под голову руку и повернувшись в её сторону. В бледном свете только рождающегося дня, его лицо казалось фантастически молодым и красивым. Белые, пышные волосы генерала, взъерошенные за ночь, казались пепельными и почти сливались с подушкой, черты лица, дерзко вычерченные чёрными тенями, таинственно скрывали все приметы возраста. Она долго смотрела на него, не в силах оторвать взгляд, невероятными образом сознавая, что всё, что он говорил ей вчера, пытаясь успокоить, обязательно сбудется, потому, что сейчас, в этой рассветной мгле, она видела, как он будет выглядеть в том самом будущем, в котором они встретятся и которое неизбежно их ждёт. Писательница встала на цыпочки и подошла к окну. Пустые улицы, ещё совсем бесцветные и безлюдные, казалось замерли в ожидании предстоящего дня. Ей больше не было страшно, разве, что немного досадно… Бросив короткий взгляд на кровать, где так мирно сал Олег Николаевич, она тихо покинула пределы комнаты и, приведя себя в порядок, принялась разбирать украшения. Ей было приятно подолгу рассматривать каждую вещь, вспоминая всякий раз о том, откуда эта вещица появилась и куда она её надевала. В памяти Вероники Павловны то и дело возникали приёмы в посольствах, шикарные рестораны, светские рауты, роскошные и не очень курорты, презентации… в общем вся её жизнь, наконец ей в руки попалось украшение, подаренное когда-то Виктором. Она бережно взяла тоненькую золотую цепочку и положила на ладошку, висящую на ней, сияющую жемчужину.
- Это надо будет вернуть Виктору. – вздохнув, подумала писательница и неожиданно услышала у себя за спиной:
- Доброе утро! Я вижу, моя ранняя пташка уже выпорхнула из гнёздышка? - пошутил генерал
Она, сжала в кулаке украшение, подошла к нему и, поцеловав в, ещё не бритую щёку, весело ответила:
- Доброе уро! Как спалось?
- Прекрасно, а тебе?
- Я спала, как убитая. Даже не помню снилось мне что-то или нет.
- А мне снилось...
- Так, так. Это интересно – сказала Вероника Павловна, взяв генерала за руку и увлекая за собой .
- Да ты, я вижу, делом занята …
- Нет, дело подождёт, расскажи, что тебе снилось. Я обожаю слушать о снах… - продолжала она, усаживая рядом с собой на диван, Олега Николаевича.
- Снилось мне, что мы с тобой находимся на яхте в открытом море. Погода- чудо! Ты стоишь на мостике в таком красивом синем платье, что глаз не отвести, и смотришь в бинокль. Ветер колышет твое платье и это так красиво… Да, на тебе ещё была шляпка. Тоже синяя, но такая лёгкая, что казалось, что она была прозрачной, а когда ты убрала бинокль, то чуть заметная тень от неё легла на твоё лицо и стало казаться, что оно было прикрыто вуалью. Твои волосы, распущенные были чуть светлее, чем сейчас и, развеваясь на ветру, блестели на солнце.  Тебе так шёл этот синий цвет.
- Я очень люблю этот цвет- задумчиво ответила Вероника Павловна, но спохватившись спросила: Так, что мы делали на этой яхте, куда плыли?
- Да я и не знаю. Помню только, что на яхте, кроме нас никого не было, а вокруг нас только море синее, как твоё платье и огромный белый парус над нами …
- Это очень хороший сон. – серьёзно озвучила свой вердикт, выслушав генерала, писательница.
- Ты находишь? - немного растеряно, поинтересовался Олег Николаевич.
- Уверена.
-Мне тоже так показалось. Я проснулся с таким приятным чувством…
- Синий цвет во сне – божественный цвет. Может быть я нахожусь под божественной охраной, а ты мой Ангел – хранитель? Смотри, что я нашла – она разжала ладонь и показала жемчужину
- Очень изящная штучка – ответил Олег Николаевич, всё ещё удивлённый необыкновенной трактовкой своего сна. Затем, взяв из её ладони подвеску, он принялся пристально разглядывать украшение.
- Потом, когда всё закончится, отдай его, пожалуйста,» дяде Вове».- попросила писательница глядя ему прямо в глаза.
- Хорошо. - сухо ответил Олег Николаевич, пряча кулон в карман халата -  Я пойду варить кофе, через час к нам нотариус придёт
-  Ты, всё-таки дозвонился? – оживилась Вероника Павловна, выходя в след за генералом из комнаты – Я помогу тебе…
После ухода нотариуса, она нехотя села за роман и даже, что-то написала, но внезапно скомкала лист и швырнула мятый бумажный шар в мусорную корзину, стоящую под столом. Просидев какое-то время совершенно неподвижно, с устремлённым в пустоту взглядом над чистым листом бумаги, она неожиданно встрепенулась и спросила, у читавшего какую-то книгу на диване, Олега Николаевича:
- Олежек, какое сегодня число, не помнишь?
- 23.
- 23 мая?
- Да, а что такое?
- У Гали, сегодня день рождения. Надо поздравить
- У какой Гали?
- У Олиной подруги – отвечала Вероника Павловна, уже набирая номер.
- Могу я услышать именинницу? – смеясь начала писательница
- Это Вероника Павловна, Олечкина мама. Галочка, солнышко, позволь поздравить тебя с днём рождения!  Мы с Олегом Николаевичем желаем тебе всего самого доброго и светлого, что бы ты была всегда здоровой и никогда не теряла веры в счастье…Нет, не говори так. Ты молодая, у тебя вся жизнь впереди… нет, это не просто слова. Поверь, я это знаю... Оля сегодня у тебя? Нет? Почему? А кто к тебе придёт? Как это, а мама? В санатории? Тогда мы к тебе приедем, не прогонишь? А нам ничего и не надо…Всё-всё, говори номер квартиры, мы выезжаем.
- Куда же это мы выезжаем? - удивлённо поинтересовался Олег Николаевич
- К Галочке, представляешь, она совершенно одна. Мама её в санатории, а Оля на дежурстве.
-  А, где её муж, Рома, кажется?
- Ах, ты ж ничего не знаешь. Это такая трагедия! Рома погиб. Несчастный случай…
- Что? Когда?
- Кажется, весной или летом, и года не прошло после смерти Вадика. Я сама не очень хорошо знаю эту историю. Галя очень сильно переживала его смерть, Оля говорила, что она даже пить начала… Я её с похорон не видела….
- Странно.
- Что тут странного, от горя не только мужчины пить начинают…
- Я не об этом. Кажется, они с Вадимом лучшими друзьями были. Я помню, как он на кладбище с Вадимом прощался. И на девять дней… Они ещё с Олей о чём –то спорили.
- Спорили с Олей? Тебе не показалось? О чём можно спорить на поминках?
- Не знаю, но он был очень пьян. На похоронах я за ним такого не наблюдал …
- Думаешь, что между похоронами и поминками что-то произошло?
- Во всяком случае не исключаю этого. А Оля тебе ничего не рассказывала?
- Нет, она мне, последнее время вообще мало, что рассказывает… Даже о гибели Ромы я узнала случайно …
- Так, а что мы Гале подарим? Может деньги? – внезапно сменил тему генерал.
- Нет. Какие ещё деньги? Я ей хочу, что-то ценное на память оставить...
Вероника Павловна пошла в комнату с украшениями и через минуту вышла с прекрасным серебряным браслетом, ажурную отделку, которого оживляла бирюза.
- Какое чудо – разглядывая браслет, заметил генерал- откуда он у тебя? Это же кубачиское серебро, если не ошибаюсь?
-  Да, не ошибаешься. Были сто лет назад с Геной в Дагестане, и я купила это чудо себе, но так и не надела его ни разу.
- Почему же?
- Не знаю. Серьги не могла подобрать, а потом забыла… Всё, я пошла одеваться…
- Да, да, я-то же.
- Не забудь побриться – донёсся голос писательницы уже из спальни.
Через полчаса они вышли из дома и, заехав по дороге за тортом и цветами, довольно скоро прибыли к месту назначения. Надо сказать, что ни Вероника Павловна, ни тем более, Олег Николаевич у Гали никогда не были, но адрес её был известен писательнице с тех пор, как однажды, ей довелось подвезти Олю к дому её подруги. Едва Вероника Павловна и Олег Николаевич подошли к нужному подъезду и нажали кнопку домофона, как дверь сразу открылась и так как оказалось, что живёт именинница на втором этаже, было решено подняться пешком.
Галя, в домашнем костюме, встретила их на пороге квартиры и обняв сначала Веронику Павловну, а затем и Олега Николаевича, неуклюже посторонилась, пропуская их в прихожую.
- Не разувайтесь, не надо. У меня полы немыты. – Вяло, без энтузиазма, обратилась, к своим гостям, девушка.
- Нет, Галочка, я всё же сниму туфли, пусть ноги отдохнут. – упрямилась Вероника Павловна, присаживаясь на мягкий пуфик, стоящий у обувной полки. - тапочки найдутся?
- Конечно –доставая из шкафа пару домашних туфель, равнодушно отвечала хозяйка квартиры
- Спасибо, Галочка. - не обращая внимание на её странное безразличие, отреагировала Вероника Павловна
- Ну, хоть вы не снимайте – всё так же уныло, попросила Олега Николаевича, Галя.
- Как тебе, Галочка будет угодно. - галантно отвечал Олег Николаевич и, вспомнив о торте и цветах, добавил: - а это тебе.
- Спасибо –  неловко краснея, ответила Галя -  проходите в гостиную, я сейчас.
Она вышла из прихожей и скрылась в кухне.
-  Галю просто не узнать – прошептала Вероника Павловна и выразительно посмотрела на генерала.
- Да, кажется, она очень похудела. – согласился он, так же шёпотом.
Галя, за последнее время, действительно изменилась довольно сильно и дело было не столько в излишней худобе, сколько в том, что весь её образ целиком, теперь больше напоминал уставшего от жизни человека, чем жизнерадостную цветущую молодую женщину. Движения, которые она совершала, выглядели ужасно нескладными и словно осуществлялись помимо её воли. По сути это была уже не Галя, а похожая на неё тень, чем-то отдалённо напоминавшая их добрую знакомую. Как только писательница переобулась, они, стараясь не задерживаться в прихожей, сразу проследовали в гостиную, как и просила хозяйка. Гостиной оказалась совсем небольшая комната, с единственным окном, свет из которого пробивался сквозь лёгкий тюль, белеющий ажурным кружевом, между тяжёлых бархатных штор малинового цвета, обрамляющих его. Массивная, явно старинная мебель, покоящаяся на тяжёлых резных ножках, визуально, делала помещение ещё меньше. У стены, находящейся по правую руку от окна стоял громоздкий диван, обитый тем же бархатом, что и шторы, по обеим сторонам, от которого располагались, такие же громоздкие кресла, очевидно составляющие гарнитур с диваном. На стене, прямо над этой, почти музейной инсталляцией, в золочённой старинной раме висел немного выцветший большой гобелен, изображающий сцену средневековой сельской жизни. У противоположной стены возвышался шикарный старинный буфет из чёрного дерева с великолепной резьбой и жёлтыми ключиками, вставленными в ажурные замочки. В противоположном от буфета углу, стоял такой же чёрный высокий комод, с большим количеством ящиков, в каждом из которых виднелись точно такие же жёлтые ключики, как и в буфете, между ними, на, вполне современной, тумбе красовался большой телевизор с плоским экраном, кажущийся абсолютно чужим в окружении антикварной мебели.
- Какая прелесть – воскликнула Вероника Павловна, разглядывая мебель.
- М-да антиквариат –задумчиво сказал Олег Николаевич. -  Интересно, неужели Галочка увлекается?
- Нет, это Ромино хобби было… Извините, у нас сейчас стола нет, он на реставрации, так, что у меня только это – виновато улыбаясь, сказала Галя, вкатывая в комнату внушительный сервировочный столик на больших деревянных колёсах с позвякивающими на его поверхности фарфоровыми тарелочками, чашечками и заварочным чайничком. В центре столика красовался принесённый гостями и аккуратно нарезанный кусочками, торт.
- А за чем нам большой стол? Нам и этого вполне хватит. – стараясь казаться весёлой, ответила Вероника Павловна.
- Присаживайтесь, Олег Николаевич, -  нерешительно улыбнулась Галя, подвигая кресло.
- Нет, нет, оставь, пожалуйста, это моя обязанность, как мужчины – ответил генерал, отстраняя её от кресла и придвигая его к столику. После этой фразы генерала, пространство маленькой комнаты, которую хозяйка квартиры торжественно величала гостиной, на некоторое время, заполнила гнетущая и вязкая, как паутина тишина, в которой гости, в отличии от хозяйки, чувствовали себя неуютно. Не ожидая особого приглашения, они молча стали рассаживаться. Когда же вся компания уселась кое-как вокруг столика, Галя, наконец, окончательно смерившись с обременительной, для себя, ношей   роли радушной хозяйки, и безуспешно пытаясь избавиться от внутренней напряжённости, принялась хлопотать, разливая чай по чашкам и распределяя кусочки торта по тарелочкам. Проворность девушке удавалась плохо и походила больше на суету, которая только мешала ей в установлении контакта с гостями. Напряжённое состояние именинницы было слишком очевидно, для того, чтобы его можно было скрыть и передавалось её гостям.
- Ой, Галочка, я же подарок забыла …- вдруг опомнилась Вероника Павловна, радуясь возможности хоть чем-то разрядить эту, возникшую ниоткуда напряжённость. Положив на колени сумку, дама торжественно запустила в неё руку и, таинственно помедлив, достала из неё розовый в золотых звёздах пакетик
- Это тебе, как говориться на добрую память! Там ещё открытка, потом прочтёшь, а этот браслет, надеюсь, принесёт тебе счастье.
Галя взяла пакетик и достав из него браслет, долго любовалась им, хлопая длинными ресницами, как восхищённая школьница и застенчиво улыбаясь.
- Спасибо- наконец сказала она и крепко обняла Веронику Павловну.
- Спасибо – повторила девушка, повернувшись к Олегу Николаевичу
- Это к Веронике Павловне, моей фантазии только на тортик с цветами хватило 
- И за тортик спасибо, и за цветы…
- Да ты примерь –попросила писательница
Галя одела браслет и вытянула руку вперёд.
- Красота- заключил генерал
- Носи на здоровье –  улыбнувшись, сказала Вероника Павловна
- Может вина? – вдруг спросила Галя, посмотрев поочерёдно на своих гостей.
Писательница растеряно взглянула на Олега Николаевича, но тот сидел с равнодушным видом, словно его никто ни о чём не спрашивал. Галя, почувствовав, что сказала, что-то не то, снова напряглась и тихо сказала:
- Простите.
- Что значит, простите? Ты совершенно права, что за день рождения без вина? Это наше, с Олегом Николаевичем упущение –неожиданно бойко поддержала её гостья.
Галя, радостно сверкнув глазами, резво вскочила и подбежала к буфету
- Я- пас – живо отозвался генерал, делая руками запретительные знаки – я – за рулём.
- Вероника Павловна, Токайского нет. Есть красное сухое и ликёр.
- Мне всё равно, на твой выбор, хотя, подожди, что там с градусами?
- Вино –четырнадцать, а ликёр двадцать. – отрапортовала Галя.
- Тогда вино, если не хватит, то градус не придётся понижать.
 Слова гостьи, хозяйке дома явно понравились. Это было видно невооружённым взглядом. В глазах девушки появился азарт, а движения стали значительно уверенней и энергичней.
Когда вино было разлито, Вероника Павловна произнесла первый тост:
- За тебя Галочка! За то, чтобы ты всегда была здорова и душой, и телом…, что бы жизнь тебя радовала, что бы …
Галя пила вино, как воду, привычным движением, опрокидывая бокал за бокалом, иногда даже не дожидаясь тоста. Когда бутылка оказалась пустой, она поставила её на нижний этаж столика, молча встала и достала из буфета ликёр с парой ликёрных рюмок. Вероника Павловна, в бокале у которой всё ещё оставалось вино, с самого первого тоста, от ликёра отказалась и спросила, уже прилично захмелевшую Галю:
- Может не будешь смешивать, а то, потом плохо может быть…
Галя подняла на писательницу помутневшие от алкоголя глаза и криво ухмыльнувшись спросила:
- А вы думаете, что, если я не выпью мне будет хорошо?
- Но от этого лучше то не станет – осторожно возразила писательница.
- Станет. –ответила девушка, сделав глоток ликёра.
- Галочка, ты, что сдалась? Так нельзя, девочка. Тебе надо взять себя в руки.
- Зачем, Вероника Павловна? Вот зачем мне брать себя в руки?
- Ты молодая, ты ещё встретишь человека, который тебя полюбит, которого полюбишь ты…
- Да всё это у меня уже было…Понимаете, всё это – прошлое… а будущего нет!
- Это не правда, будущее есть у всех! Не надо, Галочка, Рома бы этого не одобрил бы…
- Рома - ухмыльнулась, Галя - что вы знаете о Роме! Ни-че-го! А я вам расскажу: он предал меня … у него была другая женщина. Он даже умер с ней вместе, как в сказке: в один день! А должен был со мной, понимаете? Со мной…
Она хотела ещё, что-то сказать, но заплакала, уткнув лицо в ладони.
- Галочка, успокойся, не надо – подсев к ней поближе и обняв её, прошептала писательница, одновременно делая знаки глазами генералу, что б тот принёс воды.
- Вот, попей, девочка – сказала она, протянув плачущей девушке стакан, как только генерал принёс воду.
Галя пила жадно захлёбываясь, пока не успокоилась.
- Тебе лучше? –  участливо спросила дама, заглядывая в припухшие от слёз глаза Гали.
- Не знаю, я не понимаю, как это - лучше. После смерти Вадика, всё лучшее осталось позади …Тогда это всё началось
- Что началось?
- Другая жизнь. Не надо было мне куртку Вадика Ромке приносить.
- При чём тут куртка?
- Он тогда ещё, так странно посмотрел на меня...- глядя куда-то вдаль, точно припоминая что-то важное, ответила девушка.
- Ничего не понимаю. Он обиделся, что ты Вадика куртку принесла?
- Нет, что вы, не обиделся, даже обрадовался…
- Тогда, почему он странно смотрел на тебя?
- Не знаю – растеряно ответила Галя.
- Так может быть тебе показалось? Он что-то тебе говорил? - нетерпеливо спросила Вероника Павловна.
 - Нет, не показалось. Мне от его взгляда, тогда страшно стало.
Девушка на несколько минут замолчала, старательно пытаясь восстановить события того дня.
-Он ничего не говорил. Это я рассказывала ему, про Олю, что она от горя была, как безумная, что вы мне разрешили куртку и термос для него взять, что пока я прятала куртку в сумку, Оля термос разбила…Да, точно, он после рассказа про термос на меня посмотрел странно…Или после куртки… не помню, но с того дня всё изменилось и он стал другим.
- Что значит другим?
- Он почти перестал со мной разговаривать. Только, да и нет. Я думала: за друга переживает, пройдёт и Оля тоже говорила- пройдёт. А дальше становилось всё хуже и хуже… Потом выпивать стал...один. Купит бутылку водки и пока дна не увидит из кухни не выходил…
- А ты с ним поговорить не пыталась?
- Конечно пыталась – сказала Галя и выпив из ликёрной рюмки её содержимое, продолжила:
- Сначала он просто просил не мешать ему, потом, когда я попыталась в очередной раз с ним поговорить он заявил, что говорить ему со мной не о чем, потому, что я дура и ушёл, хлопнув дверью… Раньше он меня дурой никогда не называл, вообще мы с ним практически никогда не ругались. Правда после этого» разговора» он перестал пить, но приходить стал всё позже и позже…
- И ты подумала, что у него кто-то есть. - Вздохнув, грустно произнесла писательница.
Галя молча кивнула.
- Я так понимаю, что подозрения твои подтвердились?
Девушка кивнула и, вздохнув, продолжила:
 - Он стал, каким-то чужим. И смотреть на меня стал по-другому.
- Что значит «по-другому»?
- Иногда мне казалось, что он что-то очень хочет мне сказать...
- Ну вот и спросила бы, что мол происходит?
- Спрашивала, а он: ничего не происходит – и уходил.
- А с мамой ты об этом говорила?
- Нет, ни его маме, ни своей я ничего не говорила. А что тут скажешь?  Иногда мне казалось, что он хочет сбежать…Нет, не от меня, а отчего то…
- От чего-то такого, что не мог доверить тебе?
- Да! Самое ужасное, что я сама предложила пожить раздельно…
- Почему?
- Думала, что так будет лучше, что он должен всё осознать…Оля говорила, что я ему только мешаю разобраться…
- Оля?
- Да, но это давно было. Когда я у неё осталась помогать готовить на сорок дней Вадику.
- Да, я помню… Тогда Рома не пришёл, и ты сказала, что он в командировке…
Девушка пожала плечами и грустно улыбнувшись ответила:
- Я соврала. Не могла же я сказать, что он просто не захотел прийти…
Вероника Павловна обернулась и удивлённо посмотрела на Олега Николаевича.
- К лучшему другу на сорок дней просто не захотел прийти? – переспросила писательница – Но тебе то, он должен был объяснить хоть, что-то?
Галя опустила голову и бросив косой взгляд на гостью тихо сказала:
- Из-за Оли. Он сказал, что не хочет её видеть.
-  Вот это, да! – удивлённо всплеснув руками, воскликнула Вероника Павловна- но почему? Должна же быть хоть какая-то причина?
- Мне кажется, что он считал Олю виновной в гибели Вадима. Может они о чём-то с Вадиком на той рыбалке говорили, не знаю. Просто однажды, когда я его, пьяного тащила из кухни в спальню, он сказал, что Оле Вадима не простит.
Вероника Павловна растеряно посмотрела на генерала, но тот, не замечая её взгляда внимательно слушал Галю, сурово сдвинув брови.
- Это всё от горя –  хмуро глядя исподлобья на именинницу, наконец сказал Олег Николаевич- это не он пил, а горе его.
- Вот и я так думаю – облегчённо вздохнула девушка. - Оля, конечно девушка с характером, но у них с Вадиком такая красивая любовь была…Я ей сто раз говорила: потерпи, это кризис…
- А она тебе что-то рассказывала об их с Вадиком отношениях?
 - Да, ничего особенного… Девчачий трёп…Жаловалась, что рутина надоела…Но это ж нормально, через это все проходят…
- Так почему Рома винил Олю в смерти Вадима?
- Никого он не винил, - расширив от удивления и испуга глаза, ответила Галя - просто, наверное, думал, что из-за того, что их отношения, в последнее время, испортились, Вадик сильно переживал…
- А он переживал?
- Да, сильно.
- Оля так говорила?
- Нет, Рома… раньше… до той рыбалки.
Девушка отвечала на вопросы неохотно и очень кратко, словно боясь взболтнуть лишнее. Вероника Павловна начинала чувствовать, как неприятное чувство раздражения медленно, но верно овладевает ею, стараясь не поддаваться ему, дама глубоко вздохнула и продолжила:
- Галочка, пойми, мы хотим тебе помочь, потому и задаём все эти вопросы. Вадик, что-то рассказывал Роме?
- Нет, ничего не рассказывал. Это Рому больше всего и настораживало. На той рыбалке Рома собирался с ним поговорить
- И, что, поговорил?
- Не знаю.  Когда вернулся не до того было, а потом он уже со мной и не разговаривал…
- А Рома знал, что ты про его пассию знаешь? – спросил генерал.
- Да. Даже повинился, сказал, что меня любит, но жить, как раньше он уже никогда не сможет… Он тогда много говорил о нас…Мне показалось, нет, я была уверена, что после этого разговора всё изменится…Но, Оля оказалась права, как всегда, и ничего не изменилось. Тогда я и предложила ему пожить врозь…
- Прошу прощения, но не могу не задать тебе это вопрос: сколько времени прошло с того момента, как ты предложила ему жить раздельно до того, как он погиб?
- Четыре дня.
- А все эти дни он жил здесь, с тобой?
- Нет, он ушёл в тот же вечер, сказал, что поживёт в офисе.
- А у его подружки, что жилья не было?
- Не знаю, кажется она с мамой жила.
- А как же получилось, что они вдвоём погибли?
- Дом был аварийный, они на балкон вышли, а тот взял, да и рухнул.
- А как они в том доме оказались?
- Откуда мне знать.
- А сама ты как думаешь, зачем они в тот дом пошли?
- Может квартиру искали?
- В аварийном доме?
- Может в сумерках не разобрались? Хотя, должны были бы заметить, что в окнах темно. Может не заметили? – с надеждой в голосе спросила Галя.
 - Может- задумчиво, нараспев ответил генерал. Ладно, Галочка, прости, что расстроили тебя.
- Это вы меня простите… Мне, если честно, и поговорить не с кем.
- А, как же Оля? - спросила, вставая с дивана Вероника Павловна.
-  С Олей я не могу говорить об этом, она меня считает размазнёй…
- Это не так, Галочка, я поговорю с ней.
- Не надо, пожалуйста не надо. Я не обижаюсь на неё. Я ведь и вправду раскисла, не то, что она. Мне кажется смерть Вадика её изменила. Она стала…как камень или это мне стало с ней тяжело.
- М-да. Как камень. – повторила тихим эхом Вероника Павловна и, обняв Галю, стала прощаться.
Когда они сели в машину Писательница заговорила первой:
- Олег, я не могу поверить! Неужели? Этого не может быть! Ну, что ты молчишь? – надрывно спрашивала она генерала, который насупившись и не отрывая глаз от лобового стекла уже трогался с места.
- Что ты хочешь от меня услышать? - невозмутимо, как показалось Веронике Павловне, ответил генерал.
- Правду. Скажи, что ты думаешь! Оля имеет отношение к смерти Ромы?
- Ника, давай не будем спешить с выводами.
- Помнишь, ты говорил, что они ссорились на поминках, а потом он отказался идти на сорок дней…Я чувствую, что это не случайность и между этими двумя фактами есть связь. Зачем Оля посоветовала Гале предложить ему пожить отдельно? Это же глупо, тем более, что у него уже была эта …
 - Не изводи себя, пожалуйста этими подозрениями. Давай оставим всё как есть.
- Как есть? Ты понимаешь, что я не смогу с этим жить… Даже если мне осталось немного…Это невыносимо! Мне страшно было подумать о её причастности к смерти Вадика, а теперь ещё и Рома …Моя дочь убийца? Нет, этого не может быть.
Генерал ехал молча ни разу не взглянув в её сторону. Наконец она успокоилась и обратилась к нему с тихой мольбой в голосе:
- Что мне делать, Олег?
- Не знаю.
- А если она виновна в смерти Ромы?  Если Оля опасна?
- Может поговоришь с ней?
- Она ничего мне не скажет, к тому же я рискую потерять её раньше, чем умру.
- Что ты хочешь, чтобы я сделал?
-  Помоги мне узнать, причастна ли Ольга к гибели Ромы или нет.
- Хорошо. Но ты же понимаешь, что если выяснится, что она подстроила смерть Ромы и его девушки, то и Вадима убила тоже она.
Вероника Павловна от этих слов съёжилась так сильно, что со стороны могло показаться, что она, превратилась в ощетинившийся комок и вросла в сидение.
- Да, я всё понимаю, но мне надо это знать.
- Хорошо, я попробую пробить по своим каналам, но будет трудно, это ведь совсем другое ведомство и обещать тебе я ничего не могу.
Вероника Павловна понятия не имела ни зачем ей нужно было это знание, ни, что с ним делать дальше. Она хотела и боялась его одновременно