Юнус Огуз
Переводчик Али Саидов
Литературный редактор Оксана Буланова
ПРОЛОГ
Война всегда несет с собой хаос и беспорядок. Все рушится, затем обновляется… Все соответствует правилам и законам войны. Во всем этом есть военный миропорядок. Похоже, убийствам и грабежам не будет конца. Эта хаотическая резня, называемая войной, узаконивает разрушения по городам и селениям, превращает солдат, участвовавших в этой войне, их правителей и даже сам хаос в героев, говорящих на их языках и, таким образом, становящихся легендами. Если в обычной жизни, когда нет войны, наказывается даже малейшее преступление и преступника сажают в тюрьму или казнят, то на войне все наоборот. Порядок в хаосе занят созданием своего, собственного миропорядка. Захват и продажа людей в рабство становятся обычным явлением, не говоря уже о грабежах. В такие моменты нарушается традиционный уклад вещей. Людей, привыкших к спокойному образу жизни, потрясают толчки этого хаоса, волны, которые обрушиваются на них, как наводнения; потрясают огонь и пламя, падающие на них с неба, и, когда они пытаются протестовать, то чувствуют себя бессильными и подчиняются новому миропорядку. Новый миропорядок не спешит принимать большинство из них. Чтобы стать новым обитателем хаоса, им нужно адаптироваться к новым правилам. Время царит в хаосе. Хаос – это закон времени.
В мирное время мудрые люди устанавливают правила и каждый обязан им следовать. Но во время войн знающими, умными людьми правят не те, кто все просчитывает по старым правилам, а воины, выхватывающие звезду из рук. Воины, захватчики – это армия. В существующем порядке хаоса есть два времени: время-победитель и время - проигравший. Правитель времени – это хаос. Цикл времени принадлежит тем, кто сдался войне. Те, кто не хочет склонять головы, склоняются перед хаосом, и их головы отделены от тела. Они сгибают колени того, кто не сгибает шею. Таким образом, новый миропорядок хаоса длится до тех пор, пока он не будет полностью урегулирован. Новый миропорядок прощается с хаосом, хаос войны уходит. Начинается новая жизнь, которая рождается из хаоса…
На этот раз Чингиз хан верхом на коне внес в мир хаос как новый миропорядок. Он потряс дремлющий, порой сонный, не желающий просыпаться, мир. Он воззвал к миру: «Эй, проснись! В мир входят новые, мной созданные правила». Таким образом искра, вспыхнувшая на одном конце мира, превратилась в пламя на другом. Дремлющим государствам, даже правителям на своих тронах, было трудно понять, что это такое…
Необдуманный шаг
На границе нового миропорядка дремало царство Хорезмшахов со своим старым миропорядком. Шах все еще не понимал, что на востоке от него возникла империя Чингиз хана и что пришел конец не только Китаю, но и всем государствам и княжествам, прилегающим к его границам. Хорезмшах Ала ад-Дин либо не понимал этого, либо не хотел понимать, потому что был очень силен. Он был настолько могущественным, что отправил в Багдад халифу эн-Насиру письмо с требованием, чтобы проповедь в его честь
- 1 -
была прочитана во всем мусульманском мире. Он имел на это право. Империя,
оставленная его отцом Текишем, была расширена султаном Хорезма. В 1215 году он завоевал Керман, а в 1217 году Аджам, присоединив территории Ирака, Мазандарана, Аррана, Азербайджана, Ширвана, Персии, Макрана, Мангышлака, Кеши, Сиджистана, Драй, Газни и, достигнув границ Индии, вышел к океану. Ему подчинялись западные, южные и восточные территории Каспийского моря. Половина территорий северной части также были его собственностью. Он считал себя правителем мира.
Такой могущественности способствовала и его мать, Туркан-хатун. Его отец женился на Туркан-хатун, дочери кыпчакского хана Ханкиши, чтобы еще больше укрепить государство Текиш и положить конец его зависимости от Кучлук хана. Туркан-хатун была родом из племени баятов, и когда она вышла замуж за султана, она привела с собой уран, халадж, карлук, уграк и других представителей из хорезмских тюркских племен. Таким образом, государство попало под контроль пришедших с ней могущественных тюркских племен. Туркан-хатун была очень властной и влиятельной женщиной, даже муж Текиш ее побаивался. Ей невозможно было перечить и возражать. Говорят даже, что однажды, когда ее муж купался с наложницами в бане, Туркан-хатун, узнав об этом, заперла дверь бани. Если бы слуги не пришли вовремя, Текиш задохнулся бы там от дыма.
Хатун к тому же была воинственной. Говорят, что в 1203 году, когда султан Киясаддин осадил столицу Ургенч, а муж Туркан-хатун отсутствовал в городе, она мобилизовала семьдесят тысяч солдат из числа населения и смогла защищать город до прибытия помощи.
Туркан-хатун всегда помнила слова о турках, сказанных Алп эр Тонгой. Всякий раз, когда ее отец Ханкиши-хан рассказывал о героизме турок долгими зимними ночами, он говорил: «Наш великий каган Алп эр Тонга говорил, что турок подобен жемчужине в морской раковине. Пока он находится под водой, в своем гнезде, он не имеет ценности. Когда вы вынимаете эту жемчужину из моря, она становится драгоценным камнем в ушах и на шее невесты и престола».
Хорезм считался центром науки и культуры мира. Здесь родились самые известные ученые мира: аль-Бируни, аль-Кайни, аль-Имам Зайнаддин, аль-Хорезми и другие, а некоторые писали и творили в этом государстве.
Хозяйственная система империи была устроена таким образом, что водные каналы были построены во всех крупных населенных пунктах. Садоводство и овощеводство год от года обогащали население, но в последнее время возросла налоговая нагрузка, что вызвало недовольство населения.
Шелковый путь с востока на запад находился под контролем Хорезма. Разбой и грабежи были сведены до нуля. Двери всех домов и дворов были открыты, воров почти не было. Установленные порядки способствовали безмятежной радости, и всем казалось, что такая жизнь вечна. Но так продолжалось до 1217 года…
В последнее время у владельца караван-сарая на границе Шелкового пути значительно прибавилось работы. Его доход был настолько высок, что он чуть не утонул в вихре счастья. В прошлом у каждого было свое княжество, и караван-сарай, которым он владел, переходил в руки то одного, то другого или третьего. Каждый диктовал свои правила. Не уплатив налоги, земля передавалась другому хану, который, в свою очередь, вводит новые налоги, часто даже не платя за ночевку и еду. Теперь в Средней Азии было два правителя, и оба освободили караван-сараи Шелкового пути от налогов.
Чингиз хан узнал от пленных, что Хорезмшах хочет захватить ханство Ханбалык . Понимая, что это значит, он опередил Ала ад-Дина Мохаммеда и завоевал северный Китай в 1215 году, и немедленно отправил Махмуда Ялаваджа из Хорезма в качестве посла в Ургенч.
Услышав эту новость, Хорезмшах также направил своего посла Бахаддина эр-Рази в Ханбалык. Путь обоих посланников проходил через этот караван-сарай – один направлялся в Ургенч, другой в Ханбалык…
Двор караван-сарая был полон верблюдов, лошадей и ослов; повара не успевали готовить еду. Прибытие обоих посланников в один и тот же день озадачило хозяина караван-сарая, и он пригласил несколько людей из ближайшей деревни – помочь в приготовлении еды. Но они все равно не справлялись. К счастью, люди Махмуда Ялаваджа разбили шатры снаружи двора, что немного облегчило работу хозяину. В одном из шатров находился только сам посыльный. Посланники Хорезмшаха заняли все комнаты, и даже хозяин был вынужден временно отдать им свою.
Во двор караван-сарая прибыл мужчина на осле, за ним проследовали еще четверо или пятеро, а уже за ними шел один работник и, размахивая палкой, гнал перед собой десять баранов и двух телят.
– Да, торопитесь, мы дошли. Скоро твое мясо закипит в казане, – сказал он, бросив взгляд на казаны, но увидел, что никто на них не обращает внимания, что каждый занят своим делом, и, оторопев, остановился.
Заметив своего хозяина, восседавшего на осле, он подбежал к нему:
– Ага , – сказал он, – я принес то, что вы просили, но риса не хватило. Вы знаете, что новый урожай еще не созрел, а купцы забрали все, что было…
Хозяин караван-сарая прервал его, зная, что слуга слишком разговорчив.
– Послушай, ты, – прикрикнул он, – сейчас не время болтать, размести, что принес. Слуга не должен стоять без дела. Пусть двое мужчин из деревни зарежут животных. Остальные будут готовы к услугам гостей, следят за животными, рубят дрова.
Хозяин вытер вспотевшую шею накинутым на плечо полотенцем – несмотря на то, что была весна. Он размышлял, что если уважаемые послы будут довольны гостеприимством, то за несколько дней он заработает такие деньги, какие можно заработать лишь в течение нескольких месяцев.
– Ну что ты хлопаешь глазами, пошевеливайся! Если ослушаешься, значит, соскучился по плетке, что прошлась по твоей спине.
Очевидно, слугу частенько избивали. Как только он услышал про плеть, тотчас принялся наставлять пришедших.
– Ну, что вы стоите, пошевеливайтесь…
Во дворе караван-сарая появился посланник Чингиз хана Махмуд Ялавадж. Одет он был в полосатый халат, черные кожаные сапоги с высокими голенищами и с тюрбаном на голове. Выйдя во двор, он заложил обе руки за спину и внимательно осмотрел большой двор, остановив взгляд на хозяине.
Хозяин растаял под этим взглядом и так склонил голову, что чуть не уперся ею в толстый живот. Это также означало поклон. Не поднимая головы, он подошел к послу и спросил:
– Ага, скажите, что вам приготовить на вечер? Сейчас разделываем ягнят, а скоро будем разделывать и телят, и будем держать мясо наготове.
Задав вопрос, хозяин обеспокоенно посмотрел на посыльного.
Махмуд не торопился с ответом. Хотя он был родом из Хорезма, он несколько лет служил при Чингиз хане и, вскоре завоевав его доверие, стал постоянным гостем за ханским столом. После завоевания Ханбалыка его авторитет еще более укрепился. Он знал, что его хозяин стремился контролировать весь Шелковый путь – как с севера, так и с юга. Единственная сила, которая может его остановить, – это султан Хорезма. Он уже готовился, поэтому его и отправили в Ургенч. Ему было поручено проверить обстановку вокруг Хорезмшаха, провести необходимые беседы с придворными, но, прежде всего, увидеться с Туркан-хатун, чтобы преподнести ей ценные подарки от имени хана. Он знал, кому что сказать.
Чингиз хан сознательно заселил земли султана Ала ад-Дина Мохаммеда беженцами. Слухи долетали в столицу как ветер самум, преувеличенные в пять раз. Однако ни страх, ни угрозы, ни слухи особо не волновали его, поскольку он был уверен в себе. Достаточно ему взмахнуть рукой, как двести тысяч солдат будут в его распоряжении. Обо всем этом знал и посланник. Вот почему он предусматривал шаги, которые собирался предпринять, и разговор, который собирался вести.
Махмуд Ялавадж снял с пояса маленький мешочек с золотом и бросил его в хозяина караван-сарая. Хозяин, на лету поймав мешочек, тут же растянул шнурок, и, улыбаясь, заглянул в него. На этот раз он поклонился так, что голова коснулась его толстого живота.
Посланник равнодушно спросил его:
– Я слышал, что здесь также гостит посол Хорезма Сеид Бахаддин эр-Рази. Это правда?
Хозяин караван-сарая приподнял голову с толстого живота и посмотрел в лицо посланника. Он научился читать по лицам. Посмотрев в лицо человека, он определял, был ли тот подлым или благородным, честным, отважным и храбрым. Но по лицу посланника он ничего не смог прочитать. Тот не казался недовольным, вроде и не злился. Лицо посланника показалось ему застывшим. Он решил, что, наверное, именно такими должны быть настоящие послы хана и султана.
– Да, ага, – не спеша ответил хозяин, одновременно запихивая мешочек с золотом себе за пояс. – Вы приехали сегодня утром, а они уже два дня гостят здесь. Насколько мне известно, завтра они отправятся в Ханбалык.
На лице посланника не дрогнул ни один мускул, и он решительно заявил:
– К вечеру приготовишь татарскую бугламу , но из телятины. – И добавил: – Мясо варите подольше, чтобы было мягким.
Скрестив руки на груди, хозяин караван-сарая поклонился.
– Будет сделано. Что-нибудь еще? – спросил он.
Будто вспомнив, Махмуд продолжил.
– Да, еще хорезмский плов. Так хочется, что аж кончик носа зудит. В Каракоруме, столице Чингиз хана, сколько я ни учил поваров, они все равно не могут усвоить метод приготовления ургенчского плова. И еще…
Он замолчал, не договорив, но добавил через некоторое время.
– Передайте посланнику Хорезмшаха, что вечером он мой гость, я устраиваю торжество в его честь...
***
К вечеру небо посерело, а затем и вовсе потемнело; у крыши караван-сарая завис горный туман. С туманов смешалась морось, словно шалью накрыв караван-сарай. Удивительно, но туман не опустился на землю, он стоял над караван-сараем, как будто накинул на голову свадебную фату. Морось усилилась и перешла в дождь. Когда дождь припустил, туман, почувствовав себя побежденным, начал отступать в горы и через некоторое время полностью исчез. Вместо этого вспыхнула молния и грянул гром. Дождь шел как из ведра, день сразу превратился в ночь. Хозяин караван-сарая принял меры предосторожности, потому что он привык к такой погоде весной. Он сразу же приказал своим слугам:
– Эй, вы, быстро зажгите лампы, пусть весь двор будет освещен. Осветите и комнаты.
Слуги разбежались под дождем, выполняя поручения, и через некоторое время двор был полностью освещен. Под светом серебряный дождь засверкал еще сильнее, словно с неба на самом деле падало серебро. Убедившись, что двор и комнаты освещены, хозяин взял лампу и направился в помещение посла. Он постучал в дверь, ожидая приглашения. Вскоре он услышал:
– Входи.
Просунув вначале наклоненную голову, а затем и туловище, придав лицу покорное выражение, он произнес:
– Добрый вечер, ага! Я принес лампу, чтобы у вас стало светлее, – сказал он и поставил светильник на полку.
Сеид Бахаддин что-то писал на маленьком круглом столе. Его одежда не сильно отличалась от одежды другого посланника, только пояс его был красного цвета. Он поднял глаза и посмотрел на вошедшего. Он увидел освещенное лампой упитанное лицо хозяина караван-сарая. Сеид Бахаддин не любил полных людей. Ему казалось, что у таких людей мозг начинается с желудка, а желудок управляет мозгом. Сам он был худым и высоким и старался не находиться рядом с толстыми людьми. Ему казалось, что это выглядит смешно.
– Это ты, Абдул, – сказал он, наконец, – я как раз собирался вызвать тебя. Утром мы выезжаем, нам надо рассчитаться.
Абдулу всегда называли «хозяином», но он не стушевался, и сказал:
– Будьте нашим гостем, ага. Не каждый день приезжает сюда посланник султана!
Посол поднялся. Он часто слышал подобные лестные определения в свой адрес и использовал их в своих интересах. Он вынул из кармана шесть золотых монет и протянул Абдулле, почти коснувшись его головы.
– На, вот твои деньги, как мы и договаривались.
Глаза Абдулы заблестели, а деньги в его руках мгновенно исчезли. Он, словно волшебник, тут же их припрятал, не переставая молиться:
– Да благословит вас Аллах, да продлит он вашу жизнь. Без долгов и дорога короче.
Сеид Бахаддин не обратил внимания на его слова, его разговор с хозяином караван-сарая был закончен. Теперь он ждал, пока тот уйдет. Однако Абдул, сложив руки на животе и опустив голову, не уходил, как будто хотел что-то сказать. Эр-Рази понял это и посмотрел на него.
– Что-то еще? – спросил он. – Может, денег недостаточно?
Абдул ответил, не поднимая головы:
– Нет, ага, денег достаточно, я хотел вам передать, что татарский посол, который сегодня приехал, пригласил вас вечером на пиршество.
Посол молчал. Он знал, что посланник Чингиз хана прибыл сегодня в караван-сарай, но встречаться с ним не хотел, потому что не знал его. В принципе, он ничего не знал и о Чингиз хане. Эр-Рази опасался, что при разговоре может допустить ошибку, и об этом донесут султану.
Затем посланник подумал: «Наверное, лучше все-таки встретиться с ним и прощупать, так же силен в политике татарский посол, как сильна ханская орда?». Прежде чем принять решение, он спросил:
– Какие блюда заказал для пиршества посол?
Абдул ответил без замедления:
– Татарскую бугламу и хорезмский плов.
Эр-Рази подумал: «Значит, они приравнивают себя нам. Они нас совсем не боятся?» Но вслух произнес совсем другое:
– Что ж, скажи уважаемому послу, что я с радостью приму его приглашение.
Хозяин вышел из комнаты, пятясь назад.
Потолок гостевого зала караван-сарая был выполнен в виде восьмиконечной звезды, а в сам зал веди четыре дверных проема в виде арки. Посередине помещения через каждые семь-восемь шагов возвышалось восемь колонн, рядом с каждой колонной стояли слуги и стол на шесть или восемь человек, а вокруг стола стояли длинные скамьи. Над
- 5 -
столами был натянут навес, на стене красовался большой ковер. Прямо у ковра за столом сидел татарский посол.
Его и увидел эр-Рази, когда вошел в зал через одну из дверей. Прослужив много лет послом, он сразу понял, что это означает. Он собирался развернуться и выйти, но, увидев, что посланник встал, передумал. Они оба были из Хорезма и прекрасно оценивали ситуацию. Было понятно, что Махмуд Ялавадж своими действиями выразил превосходство татар. Он понял замешательство эр-Рази, и своим поведением без слов дал понять, что мы – хозяева нового мира.
Татарский посланник встал и протянул руки Бахаддину, который все еще был сбит с толку:
– Спасибо, уважаемый посол, что вы приняли мое приглашение. Думаю, что и в будущем наши страны будут доброжелательно сотрудничать. Проходите, дорогой посол, присаживайтесь.
Не преминул при этом заметить:
– Под тяжелой ношей и спина согнется. Мы, послы, несем очень тяжелое бремя. Политики обычно любят послов.
Услышав эти слова, посланник Хорезмшаха, улыбнувшись, подошел к нему и сказал:
– Конечно, дружба двух стран иногда зависит от, нас, послов. Сказанное сегодня слово может послужить мостом благополучия завтра. На самом деле мы рады иметь такое сильное государство в окрестностях Хорезма, потому что наш великий султан также был очень обеспокоен вторжением небольших княжеств, некоторых эмиров в приграничные поселения. Надеюсь, что вскоре эти препятствия исчезнут и люди по обе стороны границы смогут жить спокойно.
Они подошли друг к другу. Хотя Махмуд Ялавадж был немаленького роста, он все же выглядел невысоким рядом с эр-Рази. Они оба приветствовали друг друга, обхватив за локти.
– Присаживайтесь, дорогой посол, – указал Махмуд Ялавадж на свободное место.
Обескураженный посланник Хорезмшаха сел на указанное ему место. Махмуд же вернулся на свое прежнее место. Откуда было знать Сеиду Бахаддину, что через несколько лет человек, с которым он теперь любезно разговаривает, будет править Туркестаном как представитель Чингиз хана, затем править в Ханбалыке и введет новшества в налоговую систему империи. Но это будет значительно позже.
А сейчас они просто сидели за столом. Слуги быстро подавали различные блюда. Первым было принесено любимое кушанье татар – буглама, приготовленное на пару с чесноком и луком. Это не ускользнуло от внимания эр-Рази. Он подумал: «Значит, он хочет снова показать мне свое превосходство». Не сказав ни слова, посланник сделал для себя вывод. В конце концов, он был приглашен в качестве гостя.
Эр-Рази не спешил приступать к трапезе. Он ждал, когда татарский посол скажет ему: «Угощайтесь». Однако татарский посол не спешил. Вместо этого Махмуд Ялавадж взял из тарелки в середине стола кусок мяса с косточкой, откусил его, и оставшееся мясо положил в тарелку гостю. Посланник Хорезмшаха и вовсе растерялся, посчитав это оскорблением для себя. Он даже хотел встать и уйти.
Махмуд исподлобья наблюдал за его действиями. Он догадался, что Саид ничего не понял. Улыбнувшись, Махмуд сказал:
– Уважаемый посол, не торопитесь. Обычай – это не закон, но в той же мере обладает силой закона. Если вы пойдете к нашей ханум, вы должны знать обычаи. По татарским обычаям дорогому гостю нужно отдать пай из того, что у вас в чаше. Поэтому это не оскорбление, а знак уважения.
Посланник Хорезмшаха покраснел и посчитал неправильным не знать таких вещей. Не говоря ни слова, он съел мясо, запив фруктовым соком. А Махмуд пил вино и не предлагал ему из вежливости. Он знал, что посланник был сеидом, и не позволял себе этого.
- 6 -
Эр-Рази хотел исправить свою ошибку. Поэтому он задал вопрос, который пришел ему в голову:
– Уважаемый посол, вы верно заметили, что необходимо знать обычаи тех мест, где оказался гостем. Пасущийся конь сам себя не хлестанет. Посол никогда не должен попадать в неловкую ситуацию. – Махмуд одобрительно покачал головой, не отрываясь от еды. – Потому хотел бы спросить вас. Кто такой Чингиз хан, за короткое время вторгшийся в Китай и захвативший китайские земли? Монгол или татарин? У нас их всех называют татарами.
Махмуд Ялавадж расслабился. Выпив содержимое пиалы, он поставил ее перед собой и сказал:
– Это долгий разговор, но я скажу вкратце.
Он заметил, что посол, удобно устроившись, собрался его внимательно слушать. Махмуда это вдохновило.
– Итак, до того, как наш хан стал ханом, его звали Тэмуджин. Его отец, Есугей Батыр, был могущественным главой своего народа – улуса Бёрт…
Эр-Рази, перебив его, быстро произнес:
– В старину их у нас волками называли.
Татарский посланник подтвердил его слова и жестом приказал слуге наполнить пиалу.
– Да, жену нашего хана тоже зовут Бортэ, она из племени Гунгират.
Собеседник удивленно спросил:
– Из белых гуннов?
Махмуд чувствовал, что посла интересовало прошлое своего народа. Он подтвердил свои слова:
– Это правда. Гунгират также означает «лебединый народ».
– В древности нас называли черными гуннами.
Желание как можно больше узнать о Чингиз хане заставило забыть посла Хорезмшаха о политике.
– А какой национальности была мать хана?
Похоже, Махмуд Ялавадж затронул тему, интересующую посла.
– Однажды Есугей Батыр отправился на соколиную охоту и на берегу реки Онон наткнулся на одну телегу. Там были Эке Чиледи из татарского племени меркит и его невеста Оэлун. Девушка понравилась Есугею. Он возвращается и зовет своих братьев на помощь, чтобы вырвать ее из рук Эке Чиледи. Жених, оценив обстановку, ускакал на лошади восвояси. Оставшись одна, девушка вынуждена была выйти замуж за Батыра. Поэтому меркиты были озлоблены на Тэмуджина и даже похищали его жену Бортэ, продержав ее у себя некоторое время.
Он снова выпил из пиалы и, вытерев усы тыльной стороной ладони, добавил:
– Но это уже другая история. – Чуть позже он вздохнул и еще добавил: – А теперь сам решай, Великий хан монгол или татарин. После Чингиз хана Оэлун родила еще троих сыновей: Хасара, Хачиуна и Тэмугэ и еще дочь по имени Темулун.
Посланник Хорезмшаха отхлебнул фруктового сока, чтобы скрыть свое удовольствие от беседы. Тема, поднятая Махмудом Ялаваджем, касалась легенд и обычаев. В детстве долгими зимними ночами он так много слышал подобных рассказов от отца и деда, что стал ими одержим. Теперь Чингиз хан, который хотел бросить вызов миру, правил страной со своими потомками. Он слышал, что его армия напоминает кулак. В бою, если один солдат убегает, все солдаты из первой десятки погибают. У Чингиз хана очень жестокие правила ведения войны. Если солдат ранен в спину, значит, он отвернулся от врага и предал своих. Тогда должен быть наказан командир.
Отвлекшись от раздумий, эр-Рази задал следующий вопрос:
– А как он захватил Китай, Ханбалык, какими силами?
Татарский посол улыбнулся. Он понял, что помимо впечатления, которое он произвел на эр-Рази, он нашел родственную душу.
- 7 -
– Китай исторически являлся нашим врагом. Перед нападением на Китай в Каракоруме наш хан, собрав своих приближенных, сказал им: «Китайские императоры были несправедливы по отношению к моим предкам и родственникам. Теперь Всевышний направляет меня на победу. Он дал мне возможности и силы потребовать, чтобы Китай восстановил права моих предков и родственников».
Опустошив очередную пиалу, татарский посол продолжил.
– После этих слов к Чингиз хану присоединились киданы, онгуты, кереиты, татары, карлуки, кунграты, уйгуры, мангуты, найманы, ойраты, торгуты, словом, все восточные тюрки, наследники Огуз-кагана, дети Боз Гурда. Они присоединились к нему, чтобы отомстить маньчжурам и китайцам за своих предков гёйтюрок .
Наступила тишина. Безмолвие прекрасно в природе, оно успокаивает человека. А тишина заставляет задуматься после серьезного разговора. Теперь обе стороны думали, почему обсуждается эта тема, почему обсуждаются китайские завоевания. Один предполагал, другой был убежден. Оба впервые представляли двух великих правителей в качестве послов. Настала очередь татарского посла задавать вопросы. Молчание было нарушено причмокиванием выпитого вина.
– Уважаемый посол! Я слышал, что никто, кроме матери, Туркан-хатун, не может достучаться до сердца султана и вызвать у него чувства сострадания. Это правда? Так говорят нойоны в нашем государстве. Именно поэтому наш хан прислал матери султана дорогие подарки.
Посланник Хорезмшаха, находящийся под впечатлением недавнего разговора, независимо от себя сказал:
– Да, это так. Туркан-хатун очень властная и могущественная. Думаю, вы правы. –И невзначай раскрыл важную государственную тайну: – Она не вмешивается в военные вопросы. По этой части больше принц Джелал ад-Дин, сын султана.
Махмуд Ялавадж с удовлетворением выслушал посланника, но предпочел изложить заранее приготовленную тираду.
– Поймите меня правильно, уважаемый посол! Чингиз хан не намерен воевать с могущественным Хорезмшахом. Напротив, перед тем, как приехать сюда, наш хан приказал мне зайти к нему в шатер. – Он снова выпил из пиалы, уже наполненной слугой. – Он велел, чтобы я отнес это письмо султану Хорезма, и сказал: «Передай, что я правитель Востока, а он правитель Запада. Пусть между нами будет прочный мир и дружба. Пусть ваши купцы и караваны посещают нашу страну, а наши приезжают к вам. Пусть любые товары, что есть на моей земле, продаются у вас, а ваши товары – у нас».
Махмуд Ялавадж не стал говорить, что еще было написано в письме Чингиз хана, да и не имел на это права. Он глубоко вздохнул.
– Как видите, цель и задача нашего хана – официально подтвердить отношения между нами. Я думаю, что того же хочет великий султан Ала ад-Дин Мохаммед.
Эр-Рази собирался подтвердить слова посланника, как в зале началось движение. Абдул, хозяин караван-сарая, наблюдавший за их разговором со стороны, наконец, появился в зале со своим большим животом:
– Ага, прикажите принести плов? – спросил он. – Вы так долго говорили, я подумал, может, вы забыли про плов?
Татарский посол хлопнул руками по коленям и посмотрел на эр-Рази:
– Действительно… Уважаемый посол, я заказал хорезмский плов в вашу честь.
Не спрашивая мнения собеседника и будучи немного в опьяненном состоянии, он приказал:
– Несите, несите, плов поедим.
Через некоторое время блюдо с пловом было вынесено в центр, и аромат сразу же разнесся по комнате.
Дождь прекратился. Когда взошло солнце, из караван-сарая вышли два гонца. Оба курьера везли срочные письма в свою страну. Абдул не отрывал от них взгляда, пока они не исчезли. Он примерно знал, почему гонцы отправились раньше послов. Он был свидетелем разговора, который произошел вечером. Вскоре отправился в путь и третий гонец. Путь этого курьера лежал в Багдад...
***
На базаре Ургенча царило изобилие. Этот город, считающийся торговым центром мира, находился на Великом шелковом пути. Здесь останавливались караваны из Китая и Индии, торговцы продавали свой товар, покупали то, что им нужно, а затем уезжали в Хорасан, Тебриз или Багдад.
Базар был разделен на ювелирные, кузнечные, кожевенные и прочие кварталы. Особенно загружен был базар по пятницам. Люди приходили сюда рано, делали покупки, а потом собирались на пятничную молитву. После молитвы они шли домой, обсуждая по дороге слова имама. Однажды во время молитвы люди даже возразили имаму относительно того, чтобы управляющий города не впускал беженцев в город, потому что они нарушают спокойствие горожан, вызывают панику, страх и беспокойство. «Наш султан должен принять меры, чтобы остановить татар, и, конечно же, он это сделает». Имам поднял руку, и успокоил прихожан, сказав: «О, мусульмане! Разве вы не знаете, насколько могущественен и славен наш султан? Разве вы не знаете, что наш султан – правитель всего мира? Конечно, решение по этому поводу примет султан. Я слышал, что он направил в Ханбалык посла для решения этого вопроса. Нет причин беспокоиться, о, правоверные! Мусульманину зачтется забота о беженцах, переселенцах, обездоленных. Протянуть им руку помощи, накормить, дать кров – станет залогом вознаграждения в будущем». Люди удовлетворились этими словами, а затем разошлись, и каждый занялся своим делом.
Среди молящихся был и татарский посол Махмуд Ялавадж. Однако основной целью его была не молитва, а изучение настроения населения. Он улыбался, когда выходил из мечети с двумя своими помощниками. Он заметил, что население в панике.
Махмуд Ялавадж направился к базару, где собирался приобрести подарки. Чингиз хан намеревался сделать матери султана дорогостоящие подношения, но ему также пришлось купить что-то ценное для людей, окружавших Туркан-хатун. Чтобы быть в курсе всего, надо дарить хорошие подарки тем, кто нашептывает на ухо султану, то есть его матери и жене.
В ювелирной лавке татарский посол долго торговался с торговцем. Тот не хотел снижать цену на ожерелье ниже пяти дирхамов.
– Нет, ага, – сказал он, держа ожерелье с обоих концов и поднося к глазам, – посмотрите на его красоту и изящество. Вы не найдете на базаре ожерелье красивее этого. Оно красивее женщины. Я уже не говорю о том, что если надеть его на шею любой женщине, ее красота удвоится. Изготовить такое колье умеют только азербайджанские мастера.
Махмуд Ялавадж не хотел отступать.
– Послушай, ты, – сказал он, – нечего расхваливать свой товар. Я также осознаю красоту ожерелья. Пыль в ювелирной лавке тоже золотая. В противном случае я бы не стал спрашивать у вас цену. Помимо колье я куплю и другие вещи.
И он указал на два женских браслета, пару серег и кольцо.
– Я дам за них вместе с ожерельем четырнадцать дирхамов. Ну, что скажешь? С Богом?
И он протянул правую руку торговцу. Тот выглядел немного нерешительным: смотрел в потолок, делая вид, словно что-то подсчитывал. На самом деле он отдавал свой товар по хорошей цене. Купец есть купец. Купцы повсюду одинаковы: доход должен превышать расход. Наконец, он двумя руками обхватил повисшую в воздухе руку посла.
- 9 -
– Да благословит вас Аллах, ага! Скрежетом зубов сыт не будешь, – сказал он, – вы получите тысячу наград за все, что купите.
Улыбнувшись, посол достал из-за пояса мешочек, отсчитал четырнадцать золотых монет и протянул лавочнику. И только хотел произнести: «Возьми, пусть и тебе они принесут пользу», как вошел городской страж – дарга – с двумя солдатами. Выглядел он несколько возбужденным.
– Уважаемый, вы, если не ошибаюсь, татарский посол? – с тревогой спросил он.
Махмуд Ялавадж подтвердил.
– По твоей одежде я догадался, что вы стражник этого базара. Да, я татарский посол.
Дарга глубоко выдохнул и сказал:
– Наконец-то я нашел вас. С утра вас Туркан-хатун разыскивает. Не осталось уголка, где бы мы вас не искали. Вас ждут во дворце.
Посол, как ни в чем не бывало, дал указание своему слуге:
– Забери эти вещи и быстро приходи в караван-сарай.
Затем обратился к стражнику:
– Уважаемый дарга, я загляну в караван-сарай, переоденусь и сразу предстану перед Туркан-хатун.
Указывая на двух солдат, дарга сказал:
– Эти двое стражники дворца, они будут сопровождать вас.
– Хорошо, ага, – сказал посол, выходя из ювелирной лавки.
А купец сильно пожалел о том, что не признал в покупателе посла.
Туркан-хатун никогда не забывала, что она была из народа. На ней было платье из желтого шелка с широкими полосками и узорами. Чередующиеся темно-зеленые, белые и светло-зеленые полосы были украшены черными вкраплениями. На голове ее был головной убор, покрытый поверх красной узорчатой вуалью, талию обхватывал золотой пояс. На ногах – желтые туфли, носок которых был слегка приподнят. Длинные волосы, покрашенные хной, достигали пяток. Их можно было заметить, хотя на ней было длинное покрывало. Они придавали ей еще больше привлекательности, несмотря на то, что ей было далеко за пятьдесят. Такую манеру одеваться она не поменяла до конца жизни. Она никогда не признавала ни чаршаф , ни паранджу.
Когда татарский посол вошел в женскую половину дворца, женщины, находящиеся здесь, не обратили на него никакого внимания. Каждая была занята своим делом. Кто-то играл на уде, кто-то кому-то читал стихи, а кто-то что-то писал в углу. Провожатый, не обращая ни на кого внимания, указывал ему дорогу, повторяя: «Прошу вас, ага».
Посол шел с поднятой головой и ни на кого не смотрел. Будучи из Хорезма, он очень хорошо знал, какими будут последствия. Это был не Китай и даже не Каракорум. Там совсем другой порядок. Там, особенно в государстве Чингиз хана, женщинам уделялось особое внимание. Предательство было величайшим наказанием, будь то мужчина или женщина. По татарским законам предательство может разделить и разрушить общество. Если предательство точит человека как червь, то государство, как и его народ, превратится в гнездо предательства. В результате государство распадется, потеряет свою силу и единство.
У входа в большой зал провожатый велел ему подождать, а сам перешел в другой конец зала. В руках посла была подарочная шкатулка.
Через некоторое время провожатый подошел к послу и жестом указал следовать за ним. В другом конце зала сидела на тахте властная и гордая Туркан-хатун. Рядом с ней стояли две служанки – справа и слева. Несмотря на возраст, она не потеряла своей привлекательности.
Провожатый представил его и исчез. Махмуд Ялавадж, увидев женщину, опустился перед ней на колени, опустил голову и сказал:
– От имени нашего правителя Чингиз хана приветствую мать народа Хорезма. Хан давно наслышан о вас, о вашей репутации. Ваш авторитет в государстве также известен великому правителю. Не согласитесь ли принять от него этот небольшой подарок?
И протянул шкатулку. Одна из служанок подошла, взяла ее и открыла перед Туркан-хатун. Внутри шкатулки лежало красивое ожерелье с драгоценными камнями.
На ее лице не отразилось ничего, она была пресыщена драгоценностями. Туркан-хатун не взяла в руки ожерелье и, мельком взглянув, жестом приказала убрать его. Горничная унесла шкатулку, положила ее на сундук в углу и вернулась.
Раздался властный голос женщины:
– Передайте Чингиз хану мою благодарность.
Ее звонкий голос звенел в ушах посла.
– Думаю, что мирное сосуществование наших стран будет зависеть как от воли правителей, так и их послов.
Неожиданно она поменяла тему.
– Мне сказали, что вы из Хорезма. Это правда или пустые разговоры?
Посол подтвердил слова Туркан-хатун.
– Это так, о госпожа! Я из Хорезма, был на службе у Кучлук хана. После обращения хана в буддизм по наущению жены мусульмане в этой стране стали подвергаться гонениям. Потом я тоже пошел на службу к Чингиз хану.
Туркан-хатун задала еще один вопрос.
– А мусульман там не преследуют?
Махмуд Ялавадж ответил, не поднимая головы.
– Нет, моя госпожа! В государстве Чингиз хана не преследуется никакая религия, будь то христианство, ислам или буддизм. Государство там построено не по религиозным признакам. Оно основано на законе, написанном чиновниками и Чингиз ханом, и всякий, кто нарушает правила, строго наказывается, даже если это будут дети хана.
Туркан-хатун вспомнила время, когда она жила со своим отцом. В то время они жили по этим же законам. Она вспомнила поэтов, читавших эпос «Дэдэ Горгуд». Однако воспоминания эти надо было гнать и возвращаться в настоящее.
– Мне сказали, что вы, как посланник Чингиз хана, пришли с хорошими новостями.
Посол подтвердил ее слова.
– Так и есть, мать Хорезма! Чингиз хан выразил желание жить в дружеских отношениях с султаном Хорезма и принял Ала ад-Дина Мохаммеда как могущественного правителя.
Потом Махмуд передал Туркан-хатун свой разговор с эр-Рази.
Внезапно Туркан-хатун прервала его и спросила:
– С собой ли письмо от Чингиз хана моему сыну? Если оно у тебя, дай его мне, пусть мне прочтут.
Татарский посол хотел было возразить, но под властным и твердым взглядом Туркан-хатун не смог противиться ее воле. Его могли бросить в темницу, где бы он сгнил в пожизненном заключении. Он достал из внутреннего кармана халата листок бумаги и сказал:
– Прошу вас, уважаемая Туркан-хатун. Но письмо написано уйгурским алфавитом на татарском языке.
Судя по всему, мать султана неплохо подготовилась к этой встрече.
– Это не доставит нам никаких затруднений, – сказала она, жестом подзывая одну из служанок.
Та подошла к ней, взяла завернутый лист бумаги и протянула Туркан-хатун. Она развернула письмо, взглянув в него, вернула его горничной и приказала:
– Читай.
Горничная начала читать письмо. Все было так, как сказал посол, кроме одной фразы, написанной Чингиз ханом в конце, не сказанной послом.
Служанка продолжала читать: «…Я считаю тебя могущественным правителем, подобным Хорезмшаху, и готов заключить с тобой мирный договор. Думаю, был бы очень рад видеть тебя на одном уровне со своими лучшими сыновьями…»
- 11 -
Горничная прочитала письмо и посмотрела на Туркан-хатун, побелевшую от последних строчек письма. Мать султана прекрасно понимала, что Чингиз хан оскорбил ее сына. Подумать только, что он написал султану, считавшему себя равным Александру: «…на уровне моих сыновей…» Женщина отвлеклась на вошедшего провожатого.
– О госпожа, к вам пришел ваш внук принц Джелал ад-Дин.
Туркан-хатун жестом указала вернуть письмо послу и ответила провожатому.
– Пусть зайдет мой любимый внук, – ее голос вновь стал властным, – а вы идите, уважаемый посол, наверное, завтра вас примет султан, готовьтесь.
Татарский посланник поклонился Туркан-хатун. Выходя, он встретил принца и, поклонившись ему, исчез. Джелал ад-Дин же кинул внимательный взгляд на мужчину в хорезмском одеянии.
Внук Туркан-хатун был высоким красивым молодым человеком. К своей бабушке он пришел сразу, даже не сняв военного облачения. На его голове был шлем из тонко выделанной стали, на уши спускались специальные наушники. Тонкая железная полоса шлема защищала нос и переносицу. Куртка Джелал ад-Дина блестела от нашитых металлических пластин, защищавших от стрел. Под курткой виднелся черный кафтан. Талию опоясывал золотой пояс, на котором с одной стороны висел изогнутый кинжал, с другой – меч. На округлом навершии рукояти меча красовался большой рубин, окруженный красными и голубыми каменьями. На ногах – широкие сверху и сужающиеся к низу черные штаны и черные кожаные сапоги с длинными голенищами, доходившими до колен. Джелал ад-Дин был в приподнятом настроении – он только что вернулся из похода.
Впоследствии ставший национальным героем, этот семнадцатилетний юноша с улыбкой раскрыл объятия и подошел к бабушке.
– Бабушка уже принимает татарских послов, мне это понравилось.
Он поцеловал ее руку. Туркан-хатун в свою очередь поцеловала его лицо и попросила сесть рядом с ней.
– Окончание войны означает мир, или…
Он не осмелился продолжить. Подождал, пока женщина что-нибудь скажет о посланнике. Долго ждать не пришлось. Глубоко вздохнув, она с грустью сказала:
– К войне надо готовиться, мой милый, к войне. Если мы не вторгнемся на земли Чингиз хана сейчас, наша судьба в будущем будет незавидна.
Джелал ад-Дин Менгбуруни взял женщину за руку и вежливо спросил:
– Бабушка, ты никогда так просто не принимаешь решения. Какой разговор с послом так расстроил тебя?
Туркан-хатун на этот раз не вздохнула, а поднялась и стала быстро ходить по залу. Юноша тоже встал. Подол юбок женщины так раскачивался, как будто во дворце дул легкий ветерок. Через некоторое время, походив и о чем-то подумав, она остановилась перед внуком.
– Эта война необходима. Я понимаю, что она будет очень сложной, но никто, кроме нас, не сможет противостоять ему. Если опоздаем, этот татарин всех раздавит, никого не пощадит, будет владыкой мира. Его нужно остановить.
– Она посмотрела прямо в глаза внуку и добавила:
– Ты готов к войне?
Джелал ад-Дин, не сдержав нетерпения, снова спросил:
– Бабушка, ради Аллаха, расскажи, что случилось?
Туркан-хатун вдруг словно опомнилась. Ее внимание привлекло одеяние внука. Она села на свое место, но юноша предпочел постоять.
– Умный охотиться на кроликов с тележкой пойдет. Этот Чингиз хан смотрит на нас как на ребенка. Он совсем не считается с нами. Он почитает твоего отца настолько, насколько любит своего сына.
Тут женщина подошла, наконец, к основному вопросу.
- 12 -
– Он считает себя главным. Все указания, которые он дает своим детям, в том числе султану, должны неукоснительно выполняться. Что тут понимать? Посвященный впитывает влагу даже из облаков.
Джелал ад-Дин попытался уточнить.
– Бабушка, вместо того, чтобы бросать реплики, ты бы о главном сказала. Тебе об этом татарский посланник сказал или ты слышала из другого источника?
К женщине вернулось самообладание, но голос ее оставался властным. Как будто этот голос никогда не покидал ее, даже во сне.
– Нет, принц! Я читала письмо татарского посла султану, – и рукой подала знак горничным выйти. – В этом письме я увидела призыв татарского правителя к войне, я увидела, какие несчастья и бедствия ждут нас в будущем. К войне нужно готовиться немедленно. – Затем женщина вкратце передала внуку содержание письма.
Последовало короткое молчание, словно это молчание и тишина были в последний раз. Словно отныне не будет ни мира, ни тишины – ни во дворце, ни в королевстве. Казалось, они оба это понимали. Джелал ад-Дин нарушил молчание.
– Бабушка, война с татарами не будет похожа на другие войны. Готовиться нужно очень серьезно. Во-первых, у нашего султана должны быть подробные сведения об этой войне, потому что я впервые сражаюсь с татарами. Я только что вернулся из похода.
Внук ей будто что-то напомнил. Она встала и произнесла:
– Ах ты, Аллах, забери мою жизнь!
– Не дай Аллах, бабушка! – запротестовал внук.
Женщина подошла к гонгу и ударила в него колотушкой. Сразу же появился слуга, который ждал приказаний за дверью.
– Быстро принеси фрукты и сок. Мой любимый внук вернулся из похода, а я совсем забыла об этом.
Склонив голову, слуга вышел. Через некоторое время вошли служанки с фруктами, тарелками и сосудами с соком. Все это они разложили на небольшом столике рядом с тахтой, который был всего лишь с локоть высотой. Они разлили сок в пиалы, и так же молча, как и вошли, удалились.
Чтобы более не волновать бабушку, Джелал ад-Дин подошел к столу и отпил глоток фруктового сока.
Немного успокоившись, женщина присела и подозвала к себе внука.
– Подойди, присядь рядом со мной, поговорим обо всем.
Джелал ад-Дин удобно устроился рядом с бабушкой...
1218 год
Джелал ад-Дин получил сведения, что татары во главе с сыном Чингиз хана Джучи загнали меркитов в кыпчакские степи. Это напрямую задевало их интересы, поскольку земли относились к областям, где их прямые границы пересекались. Султан сразу дал указание своему сыну не пускать татар-меркитов в приграничные земли. Джучи последовал за ними. Для этого были причины. Во-первых, много лет назад татары-меркиты похитили Бортэ, первую женщину хана. В то время Чингиз хан еще был Тэмуджином. Он вместе со своим другом детства и кровным братом Жамухой напал на деревню меркитов, устроил резню и освободил Бортэ. Меркиты считали Чингиз хана кровным врагом. Во-вторых, если бы Чингиз хан не подчинил себе все племена в государстве, он не смог бы удержать Китай под своим контролем и повиновением, и это стало бы препятствием для продвижения на запад.
Переправившись через реку Иргиз с шестидесятитысячным войском, Джелал ад-Дин вышел на Тургайскую равнину, приказав разбить здесь лагерь, и немедленно вызвал своего командира Мурада Тогая.
В одно мгновение на Тургайской равнине установили разноцветные палатки, зажгли костры. Мурад подошел к Джелал ад-Дину; тот казался задумчивым. Стоя перед палаткой, он вдыхал запах полыни, пытаясь вдоволь набрать в легкие этот запах весеннего воздуха. Временами ему казалось, что он не тот ребенок, что вырос здесь – привольно
- 13 -
бегавший по степи и вдыхавший ее свежий воздух. Его ничто не связывало с детством. Кротость и сострадание, присущие его детству, сменились военной стойкостью юности. Этот молодой человек в отличие от своего брата хотел воевать и присоединить многие земли к своему государству. У него были возможности это сделать, словно у него на лбу было написано: командование и война. Джелал ад-Дин также обладал способностью убеждать людей. Он мог убедить воинов и привести их к победе.
Мурад подошел к нему и поклонился.
– О мой повелитель, вы приказали.
Мурад был родом из Хорасана. Когда султан Ала ад-Дин завоевал Хорасан, он был сначала схвачен, а затем отправлен на службу к принцу. Его способности и смекалка привлекли внимание Джелал ад-Дина и сделали его ближайшим соратником и доверенным лицом. Он был родом из племени каджаров. Мурад не знал, живы ли его родственники или нет. Поэтому он решил посвятить принцу всю свою жизнь.
Джелал ад-Дин отвлекся от раздумий.
– Да, приказал, – сказал он. – Есть новости от лазутчиков?
Он бросил взгляд на бескрайние земли степи. Это были кыпчакские степи, они считались родиной его бабушки Туркан-хатун. Он улыбнулся, вспомнив ее властное красивое лицо. Он очень любил свою бабушку, и шестьдесят тысяч воинов, которыми он теперь командовал, были выходцами из этих из деревень и племен. Джелал ад-Дин понимал и ценил это.
Только Мурад хотел сказать, что новостей пока нет, когда один из стражников, постоянно следивший верхом на лошади за пустыней, крикнул:
– Я вижу, как поднялась пыль. Наверное, наши.
Несмотря на то, что охранник уверенно сказал «наши», Мурад немедленно дал указание стоявшему рядом командиру быть начеку – на всякий случай. Он был одним из командиров армии Мурада. Те воины, что отдыхали, мгновенно оседлали лошадей и выстроились в ряд. Они приготовились встретить идущих чуть дальше от палатки.
Оказалось, что вернувшиеся – это разведывательная группа из ста человек. Когда они подошли, в лагере началось оживление. Воины приветствовали пришедших, которые привели с собой еще и раненого меркита.
Когда отряд приблизился, начальник разведки поднял правую руку и сжал пальцы в кулак. Этот жест означал команду остановиться. Всадники спешились. Начальник немедленно направился к шатру принца. Подойдя к нему, он преклонил левое колено и приложил правую руку к сердцу.
Джелал ад-Дин приказал:
– Поднимись, расскажи, что видели, с кем встретились, смогли ли пойти по стопам татар?
Начальник лазутчиков Кемик Сулдуз поднялся.
– О мой господин, – сказал он, – через день, как вышли отсюда, мы встретили меркитов. Джучи всех их предал мечу. Было впечатление, словно мы попали на бойню посреди равнины. Как будто их не убили. После убийства тела разрубали на куски. Так не должно было быть. Погибшего на поле боя воина не добивают, разрубая на части. Как будто они за что-то мстили.
Он протянул руку в сторону своего отряда.
– Под изрезанными на куски телами мы нашли раненого меркита. Он все нам рассказал. Прикажите привести его?
Джелал ад-Дин возразил.
– Нет, не надо. Сколько людей насчитывает войско Джучи?
Начальник тут же ответил.
– Около двадцати, двадцати пяти тысяч. Командиры его – Субэдэйские нойоны.
Принц, проявив нетерпение, чуть не крикнул.
– Дальше?
Начальник не растерялся, он на все вопросы готов был ответить.
– Потом мы отправились по стопам татар. Отсюда до них три дня пути.
- 14 -
Чуть поразмыслив, Джелал ад-Дин посмотрел на Мурада. Тот сразу уловил его желание: принц мечтал сразиться с татарами. Он никогда их раньше не встречал. Он хотел этого, даже мечтал о баталиях и без колебаний делился этим с Мурадом.
Джелал ад-Дин задал начальнику последний вопрос.
– За сколько дней мы сможем добраться до татар?
Кемик Сулдуз снова ответил, не задумываясь.
– Если мы не возьмем с собой тяжелые вещи, то есть телеги, палатки, продукты, мы доберемся до них за пять дней, потому что они не предполагают, что армия Хорезмшаха их настигнет. Но если татары узнают, то вряд ли нам удастся их догнать. Потому что каждый татарский воин берет с собой несколько запасных лошадей, и чтобы не прерывать движения ни днем, ни ночью, они по очереди меняют лошадей.
Джелал ад-Дин Менгбуруни так и поступил. За несколько часов шестидесятитысячная армия была готова выступить в поход. Запасшись десятидневной пищей, хорезмцы пошли по следам татар. В конце четвертого дня к Джелал ад-Дину подошел начальник разведки и доложил:
– Мой принц, татары в пяти тысячах шагах от нас. Кажется, они знают, что мы идем за ними следом, но воевать не спешат. Они вовсе не боятся и ведут себя так, будто мы их союзники.
Согласно правилам войны, Джелал ад-Дин взял на себя ответственность отправить к Джучи посланника и призвать его к битве. Посол отбыл в ставку татар…
…Туркан-хатун прервала его.
– Почему вы сразу не вступили в бой?
– Сначала я отправил Мурада в их ставку. Джучи сказал ему, что Чингиз хан не позволит ему сражаться с хорезмцами. И если мы дошли так далеко, то он готов отдать нам половину или даже весь трофей, добытый у меркитов, за исключением приобретенных ими лошадей. Лошади – это халяльная добыча его воинов…
Бабушка вновь перебила его.
– Почему только лошади? Сколько еще ценных вещей есть помимо них?
Джелал ад-Дин встал, подошел к гонгу и дважды ударил в него. Когда вошел слуга, он приказал:
– Принеси мне айран с мятой.
Поклонившись, слуга вышел и через некоторое время одна из служанок принесла кувшин с айраном и поставила на стол. Принц сам налил себе напиток. Выпив его, он стоя продолжил разговор.
– Не знаю, бабушка. Наверное, мы их плохо знаем. Мне показалось, что единственное богатство для них это лошади. К другим ценностям они менее падки.
Мать Хорезмшаха заговорила, словно сделав для себя выводы.
– Да, судя по тому, что ты рассказываешь, воевать с ними будет очень сложно. А что произошло дальше? Посланник отправился, вернулся…
Джелал ад-Дин подсел к бабушке.
– Когда гонец вернулся и передал мне его слова о том, что в этот раз Чингиз хан не хочет войны, только Всемогущий Аллах хочет войны с неверными, я вновь отправил к нему гонца. На этот раз Джучи сказал, что если хочешь войны, будет война, и прислал мне две клетки. В одной клетке был сокол, а в другой ястреб. К сожалению, визира Сейфульмулька не было рядом, он объяснил бы нам значение этого послания, но после войны мы поняли, что это означает. Итак, на следующий день воины выстроились в ряд с обеих сторон. Как только зазвучали барабаны, мы бросились в атаку. Я полагал, что легко выиграю этот бой, поскольку перевес сил один к трем был на моей стороне. Но, как говорится, человек предполагает, а Бог располагает.
Он остановился и посмотрел на бабушку.
Как будто что-то оборвалось в сердце Туркан-хатун, и она с горечью спросила внука:
– Что, ты проиграл войну?
Он успокоил бабушку.
– Нет, бабушка! Мы не проиграли войну, но у нас много потерь. Татары устроили нам засаду. Они не бегут с поля боя и не поворачиваются к врагу спиной. Они хорошие вояки и опытные охотники. Вдруг мы обнаружили, что за нами пять тысяч татарских солдат. Они появились так неожиданно, как будто прятались под землей в песке. Нас стали зажимать и сзади, и спереди. Нам удалось вырваться влево и выйти из засады. Мы сражались с Джучи и Субэдэем три дня. На четвертый день рано утром, когда мы собирались начать наступление, лазутчики донесли: «Противника не видно. Ночью Джучи вывел свою армию и покинул поле боя». Некоторое время наша разведка шла по их стопам. Но стало ясно, что до них добраться невозможно. Позже, когда мы подсчитали свои потери, выяснилось, что потеряли более двадцати тысяч воинов. Их потери не составили и пятой части наших. Так закончилась наша первая война с татарами.
Туркан-хатун какое-то время молчала, словно о чем-то думала. Наконец, она подытожила разговор:
– Да, я поняла, что воевать с татарами будет непросто. А секрет клеток, который ты не смог разгадать, думаю, означает одно: надо будет, спрячемся под землей, надо будет, улетим как птицы, и вам до нас не дотянуться…
1218 год
Султан Ала ад-Дин еще больше расширил государство, оставленное его отцом Текешем. Теперь его территория была окружена Мангышлаком на севере, Индийским океаном на юге, Азербайджаном и Ираком на западе и государством Чингиз хана на востоке. Хотя управлять большой территорией было сложно и тяжело, он смог сделать это за счет тюркских племен, несмотря на прохладные отношения калифа с эн-Насиром. Поводом для этого послужило перехваченное письмо, отправленное халифом куридам, когда султан завоевал Газни, и в письме доказывалось, как он настраивал кур-эмира против султана. Теперь Багдад был далеко. В прошлом году он отправил в Багдад много воинов, но армия пострадала от холода и более половины погибли. Было ясно, что эн-Насир не будет читать проповедь от имени султана, он и не собирался этого делать. Султан отложил сведение счетов на более позднее время. Теперь его интересовал только Чингиз хан, потому что беженцы и изгнанники с востока привнесли путаницу и беспорядок в его страну. Это, в свою очередь, подорвало его репутацию. Прибытие татарского посла с большой делегацией в Ургенч было кстати. И так днем раньше курьер, посланный эр-Рази, прибыл в столицу накануне и передал ему разговоры, происходившие в караван-сарае.
Он специально подготовил и украсил приемный зал дворца. Послу предстояло увидеть великолепие и величие государства. Он хорошо знал, что все послы одновременно опытные и прекрасные разведчики. Они рассказывают своим правителям все, что видели и слышали. Разве и его собственные посланники не такие же? И разве они одни? Конечно, нет, и торговцы часто так делают.
В приемной выстроились в ряд в соответствии с занимаемым положением дворяне, эмиры, визиры, главный советник визиря Сейфульмульк и сыновья султана Джелал ад-Дин, Озлагшах и Агшах. Султан приказал своей знати прийти на прием в парадной одежде.
Туркан-хатун сообщила сыну о встрече с татарским послом и передала ему содержание письма. Джелал ад-Дин также подробно рассказал отцу о первом столкновении и сражении с татарами. Несмотря на все это, султан был в хорошем расположении духа, он предполагал подписать договор с Чингиз ханом, а затем двинутся на Багдад, страну грузин.
- 16 -
Увидев великолепие дворца, татарский посол оценил богатство государства. Он подумал про себя: «Так покорить Хорезм не удастся. Они высокомерны и тщеславны. Чтобы покоритель Востока стал победителем Запада, наш хан должен использовать особый метод». Почему-то он верил в величие Чингиз хана.
Он вошел в приемную с большой делегацией, следом шли его люди с ценными подарками. Кроме султана все остались на ногах. Посол замер в десяти шагах от него, там, где ему было указано остановиться. Преклонив левое колено, скрестив руки на груди и поклонившись, он сказал:
– Я приветствую славного султана от имени Чингиз хана, покорителя Китая и Маньчжурии, покорителя черного Китая. Мой правитель просил вас принять эти дары в знак дружбы. Пусть дружба и торговля между двумя странами будут длиться вечно!
Затем он обеими руками протянул письмо в специальной чаше. По команде султана начальник стражи взял у него письмо и передал Ала ад-Дину. Тот прочитал письмо очень быстро, потому что заранее знал его содержание, затем вернул его начальнику стражи для передачи секретарю канцелярии. По сути, он превратил официальный прием в своеобразное зрелище, чтобы показать татарскому послу, каким было его государство. Насколько он знал, государство Чингиз хана началось с него. Однако история его государства была древней и напрямую связана с историей сельджуков.
Он начал разговор со следующего:
– Отец моего деда Иль Арслана Атсыз всегда был вместе с великим и славным султаном Санджаром и они вместе сжимали кулаки против врага. Мой дед тоже служил государству Великих Сельджуков, но, хотя мы сохранили свою независимость в Хорезме, мы никогда не предали и не превратили друга во врага. Когда великий султан Санджар умер в 1157 году, королевство было в смятении. Самозванцы объявляли себя правителями, эмирами, султанами. Мой отец, султан Текиш, принял наследие Великого Сельджукского государства, как и мой дед, и вернул себе былое величие, но на этот раз во имя государства Хорезмшахов.
Султан, наконец, подошел к главному.
– Наш восточный сосед Чингиз хан создал новое государство и присоединил к себе часть наших исторических земель – кыпчакскую степь.
Махмуд Ялавадж чувствовал, что намеренное или случайное слово спровоцирует войну между двумя странами, но этого не произошло. Султан не стал продолжать свое предыдущее выступление. Он не хотел сосредотачиваться на этом вопросе, потому что ему еще нужно было прояснить для себя некоторые вещи. Поэтому он сказал:
– Уважаемые посланники и сановники прошли по территории моего государства и пришли ко мне в Ургенч. Вы повсюду видели мир и процветание, вы были свидетелями величия моего дворца и столицы.
Посланник не стал говорить того, что слышал или видел по дороге. Вместо этого он согласно кивнул головой.
– Да, славный султан! Вы абсолютно правы, что у вас великое государство и султан. Богатство страны в изобилии. Ваши караваны можно увидеть по всему миру. О ваших стадах и отарах ходят легенды. Даже если наш хан не настолько богат, как вы, считайте подарки, которые она вам посылает, богатыми и ценными.
Ала ад-Дину Мохаммеду пришлись по душе слова посланника. Он посмотрел на дворян и, увидев их одобрение, сказал:
– Ну, покажите нам дары Чингиз хана, давайте посмотрим, прислал ли нам сосед то, что он считал достойным, или он отдал нам долю трофеев Китая?
Хотя знати понравились последние слова, принцу Джелал ад-Дину не очень, но он промолчал.
По сигналу татарского посланника слуги открыли принесенные сундуки и стали по очереди показывать их содержимое султану Хорезма. Демонстрация даров продолжалась без конца. Сундук с золотыми монетами, шкатулка с драгоценными камнями, дорогие шелковые ткани… Изделия из золота поражали своей красотой и изяществом. На смену
- 17 -
им пришли мечи, кинжалы и пояса, украшенные драгоценными камнями. Султан не ожидал, что Чингиз хан пошлет ему столько подарков. На самом деле это не было похоже на подарок. Хан прислал ему клад. Это его немного задело. Что хотел этим сказать татарский хан? Никто никогда не отправит столько подарков с посыльным. Но когда вручили последний подарок, султан вышел из себя. Это был золотой самородок размером чуть ли не с горб верблюда. Он даже услышал изумление своих чиновников – по тому, как они вздыхали. Это вывело его из себя. Он резко встал, с сильным раздражением глядя на посыльного, и приказал:
– Оставьте меня наедине с послом.
От этого взгляда Махмуд весь затрясся, его лицо пожелтело, руки задрожали, голос сел. Если султан вдруг спросит у него какую-то тайну, а он неточно ответит, его обезглавят. Он напряг свой мозг, пытаясь защищать атаки.
После того, как представители знати покинули зал, и тяжелые двойные двери были закрыты, султан встал и подошел к посланнику.
– Махмуд аль-Хорезми, – сердито сказал он, – ваш татарский хан не подарки преподнес правителю, а словно отдал его сыну долю государства. Что это значит?
Посланник увидел гневное лицо султана. Он подумал: «Вай, я погиб. Видимо, суть заключалась в последнем предложении письма». Он мгновенно ответил.
– Повелитель, это не моя вина, – произнес посол так, будто голос его доносился со дна колодца. – Я сказал то, что приказано сказать, передал то, что приказано передать. Не меньше, не больше.
После этих слов султан, казалось, немного успокоился. Посланник проводил взглядом вернувшегося на свое место султана, и вновь перед его глазами предстал палач. Сердце пару раз ушло в пятки, он тяжело дышал.
Султан внимательно наблюдал за ним. Пришлось немного поджать посла, чтобы понять, о чем он думает. Он спросил:
– Действительно ли ваш хан покорил Ханбалык и табгачей?
Махмуд ответил:
– Да, правитель, все, что сказано, правда.
В глубине души он подумал: «К чему этот вопрос? Разве ты не видишь, что происходит на ваших границах? Вместе с беженцами, вынужденными переселенцами и нашими пленными проникают и слухи, которые они распространяют. Разве в твоей стране нет людей, которые доносят их до вашего сведения? Или вы будете заняты своими делами и будете управлять государством, которое построили наши предки? Образ жизни Чингиз хана невозможно сравнить с их роскошью».
Его отвлек несколько сердитый голос султана.
– Ты знаешь, насколько огромны мои владения и земли. Ты знаешь, что моя армия неисчислима. Кто такой Чингиз хан, называющий меня «мой сын»? Насколько велико его войско, что смеет писать мне подобную ерунду?
Махмуд Ялавадж понял, что может лишиться головы, если не польстит султану сейчас. Самое главное сейчас выбраться отсюда. Вернувшись, хану можно сказать всю правду. Хан не такой, он умеет слушать.
Посол надел маску льстеца и, слегка улыбнувшись, сказал:
– Славный султан! Один глаз не может увидеть то, что видят оба глаза. Просить милосердия у правителя – честь для каждого хорезмца. Ваше имя так величественно, что несравнимо с Чингиз ханом. Я не могу приравнять его армию к армии Хорезмшаха. Где вы, а где он? Как говорится, туман над большой горой тоже будет большим. Это равносильно тому, как если один кавалерист противостоит целой армии кавалерии. Ваша армия подобна темной ночи днем, а армия Чингиз хана подобна ночному туману. Если ваша армия одним движением создаст ветер в воздухе, этот туман исчезнет.
Хорезмшах султан Ала ад-Дин совершил, пожалуй, самую большую ошибку в своей жизни, поверив в свою непобедимость и величие. Он абсолютно убедился в том, что Махмуд Ялавадж истинный хореземец.
- 18 -
– Конечно, надо мирно жить с соседями. Лучше иметь такого соседа, как Чингиз хан, чем Кучлук хана, который восемь раз в неделю нападает на приграничные земли, уничтожая население.
Посол почувствовал, что гнев и раздражительность султана рассеялись, как только что упомянутый туман. Ему стало немного легче. Голова, склоненная на плаху, была вырвана из рук палача. На мгновение он почувствовал, как по всему телу отступает смертельный холодок, и испытал облегчение. Но султан и не предполагал, о чем думал посол. Его спокойный голос вернул посланника к реальности.
– Однако у меня будет одна просьба, точнее, одно требование.
Он сразу ответил:
– Прошу вас, султан! Мой долг и обязанность донести до хана любую просьбу и любое требование.
Султан был доволен ответом.
– Надо, – сказал он, – если вы хотите, чтобы караваны двух стран вели торговлю, чтобы он не относился ко мне как к сыну, иначе, – пригрозил он, – я обращу голубей мира в ястребов. Они разорвут вашу плоть клювом, так что пусть эти птицы живут спокойно. Нет необходимости превращать торговых верблюдов в боевых лошадей. Это понятно?
Хотя султан говорил властным голосом, чувствовалось, что он смягчился. «Если бы я этого не почувствовал бы, если не уловил бы смену настроения, то грош цена мне была бы как послу», – подумал Махмуд Ялавадж, а султану ответил:
– Конечно, повелитель! Я передам хану все, что вы сказали.
Султан возразил:
– Мало передать, надо убедить хана не писать такие раздражающие письма. Если ты расскажешь хану обо всем увиденном, то есть о величии, богатстве нашего государства, о том, на что способна наша мощь, я думаю, он все поймет, и оскорбительные слова, которые беспокоят и смущают нас, исчезнут, а добрые и теплые слова согреют и углубят наши отношения.
Татарский посол опасался, что, если он что-то сейчас скажет, то снова накличет беду на свою голову. Он прекрасно знал, что скажет по возвращении домой: он скажет все, ничего не приуменьшая и не преувеличивая. Вот почему он сказал:
– Конечно, мой славный султан!
А про себя он подумал: «Султан настолько доволен собой, что даже не спрашивает у меня о жизни и характере хана. Можно быть таким уверенным? Он даже не интересуется, что намеревается делать хан в будущем, какие собирается предпринять шаги».
– Я обязательно постараюсь убедить хана в том, что Хорезм – мощное и влиятельное государство. Однако и хан это очень хорошо знает и потому протягивает вам руку дружбы.
Ему понравилось, что посол второй раз назвал его «моим султаном». Он подумал про себя: «Да, как тебя зовут, Дашдамир, если ты смягчаешься, то и он становится мягче. Видимо, он и сам не верит, что Чингиз хан такой же могущественный, как я. Такое впечатление, будто он мой посланник». В голову ему пришла идея. Он подумал: «Дай-ка я его проверю».
– Уважаемый посол, поскольку ты уроженец Хорезма, значит, ты ел хлеб этой земли. Безопасность этого государства должна быть и в твоих интересах. Не так ли? – спросил он. – Во всяком случае, на это указывает и твое имя – Махмуд аль-Хорезми.
Посол прекрасно понимал, куда клонит султан, но ему важным было, во что бы то ни стало покинуть это место здоровым и невредимым.
– Да, мой султан. Кто я после того, как вы отдадите приказ?
Султану понравились его слова и он остался доволен своими действиями.
– Очень хорошо, пусть Махмуд аль-Хорезми будет и моим послом при Чингиз хане.
Он поднялся, подошел к гонгу и дважды ударил в него. Двери мгновенно распахнулись, словно ждали приказа. Он жестом пригласил знать войти. Вскоре после
- 19 -
того, как все заняли свои места, султан Ала ад-Дин Мохаммед объявил о своем решении:
– Пусть слышит и друг, и враг. С сегодняшнего дня заключаю мирный договор с татарским ханом. Пусть и наши, и их торговые караваны ведут торговлю друг с другом…
Татарский посол только сейчас глубоко вздохнул с облегчением ...
Багдад, 1218 год
Аббасидские халифы всегда пытались ослабить Великую империю сельджуков и сделать власть халифа выше авторитета султана в мусульманском мире, а также воспользоваться этим для расширения своих территорий. Лучший способ сделать это – создать панику в мусульманском мире, и в битве правителей стать на сторону сначала одного, затем другого. Однако султан Текиш, опередив эн-Насира, который был халифом с 1180 года, в 1196 году нанес непоправимый удар его армии и стал истинным правителем Ирака, но не отстранил халифа от должности. Эн-Насир, напротив, продолжал требовать от султана довольствоваться землями Хорезма и вывести свою армию из Ирака. Султан же требовал произнести проповедь в его честь в Багдаде. Однако эн-Насир каждый раз под разными предлогами отказывался это делать. Текиш выместил свою злость, отомстив иракскому народу. Его полководец Майчуг устроил в Ираке и Хорасане такой разгром, что люди от голода ели землю и траву. Хорезмские отряды истребляли население, не щадя ни молодых, ни старых. Султан получил столько жалоб на своего полководца, что Майчуг был снят со своего поста и казнен после его возвращения в Хорезм.
Текиш не забыл нанести удар и по союзникам халифа Багдада исмаилитам, прозванным хашхашиновой силой среди народа. После четырехмесячной осады хорезмцы захватили Арслан-Кушай, вторую цитадель хашхашинцев и пообещали населению, что все будут в безопасности. После этого он долгое время держал в осаде крепость Аламут. Несмотря на большие потери маков, Текиш не мог долго продолжать осаду – погода не благоприятствовала. Назначив личным представителем в Ираке своего сына, он вернулся в Ургенч.
После победы над исмаилитами султан собрал новое войско и отправился в Хорасан. Его целью было вернуть Багдад, так как проповедь в его честь так и не была прочитана. Однако в 1200 году он внезапно скончался в местечке под названием Шахристан между Хорезмом и Нишапуром. Его прах привезли в Ургенч и похоронили в построенном им медресе.
Халиф Багдада, не успев насладиться известием о смерти султана, получил письмо от его сына Ала ад-Дина Мохаммеда с такими же предложениями. И вновь он находил всевозможные оправдания.
Несмотря на давление, халиф смог сохранить свою власть, при этом он был очень богат. Он был настолько богат, что за короткое время смог собрать от тридцати до сорока тысяч наемников.
Халиф из окна дворца наблюдал за спокойным течением реки Тигр. На нем был халат, расширяющийся книзу белой вставкой, а по бокам с черными полосами. На голове красовалась чалма из полоски шелка, обернутой семь раз. По широкой реке плыли большие парусники, рыбаки на маленьких лодках закидывали сети в воду, а через некоторое время доставали их. По движениям рыбаков калиф знал, сколько там рыбы – много, мало или ее совсем нет. Некоторое время он наблюдал за рыбаками, но мысли его были все еще о султане Хорезма. Он думал, что если он не ввяжется во внутренние конфликты, султан вскоре снова нападет на Багдад. От раздумий его отвлек легкое покашливание начальника стражи.
– О повелитель правоверных, посланник, которого вы отправили в Хорезм, Шихабеддин Сухраверди, вернулся и находится здесь. Позволите ему войти?
Халиф выразил согласие кивком головы и сел на трон, украшенный драгоценными камнями. Для него этот трон был скорее символом власти, силы и государства, чем просто троном халифа исламского мира. Иногда сила и авторитет предшествовали исламской
- 20 -
вере и приходилось действовать в нарушение религиозных правил. Вот почему халиф смог усидеть на престоле тридцать восемь лет. Ценой больших денег он прибрал к рукам хашхашевцев. По этой причине был убит представитель султана в Ираке. Он сверг эмира Мекки, у которого были хорошие отношения с Ала ад-Дином. Для него религия и ислам стали инструментами власти, и он не сожалел об этом. Вчера прибыл и гонец, посланный владельцем караван-сарая Абдулoй. Халиф понимал, что Восток на пороге великих событий, возможно, таких, которые могут изменить мир. К этому нужно было подготовиться, чтобы он смог избавиться от султана Хорезма раз и навсегда.
Когда посол вошел в зал, султан отвлекся от своих мыслей и произнес:
– Добро пожаловать! Проходи, эмир Шихабеддин. Скажи, тебе удалось успокоить султана?
Эмир поклонился халифу и сразу перешел к делу:
– О, повелитель! Султан Хорезма теряет голову и становится неуправляемым…
Халиф прервал его:
– Уважаемый эмир, разве мы не этого хотели? Разве мы не готовились к этому годами? Что случилось сейчас, что изменилось? Прежде всего, поговорим о твоем визите. Как тебя принял султан?
Шихабеддин не растерялся перед многочисленными вопросами халифа.
– Славный халиф, вы сами прекрасно знали, как меня примут в месте, где я не произносил фетву. Когда султан узнал, что проповеднической фетвы не будет, он встретил меня очень холодно и во время разговора бросал колкости.
Эн-Насир был заинтригован. Он встал со своего престола и подошел к послу.
– Расскажи мне о колкостях, которые он бросал. Тогда я пойму, вышел ли султан из себя или нет.
Эмир Шихабеддин напряг свою память.
– Я рассказал султану хадис пророка Мухаммеда о семье Аббаса.
Эмир посмотрел на стоящего рядом халифа и немного понизил голос.
– Я сказал, что даже Пророк осуждал нанесение ущерба семье Аббаса и всегда был против этого.
Халиф отошел от посла и начал прохаживаться по залу, пытаясь определить для себя логический вывод из хадиса.
– То есть, ты косвенно хотел донести до султана, что если он пожелает пройтись маршем по Багдаду, то следует отказаться от этого, потому что семья Аббаса была одним из избранных любимчиков Пророка. Правильный ли я сделал вывод, дорогой Эмир?
Эмир подтвердил его слова.
– Так и есть, мой халиф! Я говорил, но его ответ был таким, словно он на нас обиделся. Он ответил, что, хотя он туркмен и плохо знает арабский, однако понял значение хадиса. Он никогда не причинял вреда и не мучил никого из династии Пророка…
Эмир замолчал. Халиф нетерпеливо спросил:
– Ну, а что было потом?
– Мой повелитель, я не смею произнести то, что он сказал.
Эн-Насир успокоил его:
– Уважаемый эмир! Тебя отправляют с посланием и ждут обратно с ответом. Если ты не расскажешь обо всем увиденном и услышанном, мы не сможем правильно оценить ситуацию. Поэтому можем предпринять неправильные шаги и принять неправильное решение.
Похоже, халиф его убедил. Эмир Шихабеддин продолжил свой рассказ.
– Он сказал, что у нас есть постоянные последователи в темнице халифа, и некоторые из них считаются родственниками Пророка. Те люди там живут, они там размножаются, но никогда не видят дневного света, никакой другой жизни. Хорошо было бы, если вы донесли этот хадис до вашего правителя. Одним словом, разговора не получилось, мой повелитель.
Халиф некоторое время молчал, затем отошел от посла и сел на трон. Он понял, что
- 21 -
уговорить султана Ала ад-Дина не удастся. «Значит, задуманное надо срочно привести в исполнение. Необходимо сделать так, чтобы он всегда был занят устранением как внешних, так и внутренних препятствий». Но выход должен был быть. Он не забыл выходку султана в прошлом году. Это могло повториться. Тогда противостоять ему будет невозможно. Вдруг он вспомнил, что дал эмиру и другое поручение.
– Так что ты сделал, эмир? У тебя было и другое поручение.
– Да, халиф всех верующих.
Он вынул из внутреннего кармана халата письмо и отдал ему.
– Это письмо, написанное вам шейхом Маджаддином, который считается имамом всего Хорезма. Я сделал так, как вы и сказали. После султана я поехал в Бухару, встретился с шейхом и передал ему ваше письмо. Он сказал, что ваше письмо абсолютно его убедило, и что он согласен с халифом Багдада. Мы разговаривали с шейхом всю ночь, и я также выразил свое отношение вашему письму. В коечном итоге шейх сказал, что он на нашей стороне. Я лично был свидетелем того, как шейх критиковал султана.
Эн-Насир, поерзав на троне, сказал:
– Да, это хорошо. Если на нашей стороне сам шейх, то для сына Текиша ситуация не лучшая. Он, как и его отец, упрямый. А что потом?
Эмир Шихабеддин пожал плечами.
– Дальнейшее известно, мой повелитель. В Хорезме мы начали распространять слухи среди народа о том, что султан богохульствует и не заботится о мусульманах. По этой причине шейх Маджаддин осуждает его действия. Джинн уже вырвался из кувшина и приступил к своей работе, как говорится: вырвавшегося из ига быка зарежут.
Вдруг он кое-что вспомнил и улыбнулся. Эта улыбка не ускользнула от внимания халифа.
– Почему ты улыбнулся, эмир?
Эмир взял себя в руки.
– Прошу прощения, верующий из верующих. Эту новость я должен был передать имаму первым делом.
Халиф был заинтригован.
– О какой новости ты говоришь?
Эмир стал совершенно серьезным.
– Я говорю о матери султана Туркан-хатун. Когда я возвращался, как вы и приказывали, каждый раз прибывал гонец и рассказывал мне, что происходило в Хорезме, и, следуя указаниям, возвращался обратно. Накануне перехода их границы меня обогнал один из гонцов. Сообщалось, что у султана с матерью разногласия. По этой причине Ала ад-Дин сын Текиша из-за обиды на мать временно перенес свою столицу в Самарканд.
Халиф чуть не подскочил от радости. Это известие как будто подсказало ему способ, как избавиться от султана. Он радостно сказал:
– Это очень хорошо. Шестьдесят процентов его войска составляют князья и эмиры из династии Хатун. Если это действительно так, то разногласия возникнут и внутри армии, которая является самой большой опорой султана. Известно, почему они рассорились? – вдруг спросил его халиф.
Эмир снова пожал плечами:
– Неизвестно, мой повелитель. Я сам прояснил этот вопрос. Действительно, между матерью и сыном был разрыв. Султан же перебрался в Самарканд, опасаясь государственного переворота.
Халиф потер ладони.
– Это хорошо, это очень хорошо. Призывающий бить и бьющий – сообщники. А что говорят о Чингиз хане в Хорезме?
– Чингиз хан усиливает давление. Мои слуги поговорили с несколькими беженцами из Восточного Туркестана. Про хана рассказывают такие странные вещи, просто диву даешься. Я видел большое количество беженцев и перебежчиков в Ургенче и Бухаре. Я считаю, что война между ними неизбежна.
– Ты принес мне такую весть, что я не могу не радоваться, – обратился халиф к
- 22 -
эмиру. Он подошел и легонько похлопал его по спине: – Ты прекрасно справился с задачей и будешь вознагражден за это. Я поручу казначею, чтобы твои расходы были возмещены в два раза.
Это означало, что встреча окончена.
Вечером того же дня один гонец отправился из Багдада в Каракорум. Он вез письмо Чингиз хану с жалобой на султана Ала ад-Дина. В письме халиф заявил, что мусульмане подвергались преследованиям и пыткам со стороны султана, и попросил его о помощи в этом вопросе. Мусульманин попросил помощи у иноверца Чингиз хана, чтобы он защитил его от мусульманина.
Каракорум, 1218 год
Начался хаос. Хаос берет свое начало на основе устоявшегося порядка. Те, кто не хочет жить по старым основам, пытаются создать новые. Пока нет хаоса, есть противостояние. Старый уклад не желает принимать нововведения, но когда нововведения постепенно становятся силой, старая основа начинает сопротивляться. Но даже в хаосе начинает формироваться новый миропорядок. В хаосе миропорядок не возникает сам по себе, он создается. Этот миропорядок нужен для борьбы. Хаос требует своего порядка для создания хаоса. Так возникает новая основа, новый миропорядок – как здоровое дерево, которое выживает посреди сгоревшего леса и стремится расти, укореняться, разветвляться и давать ростки. Хаос – это самое дерево. Это дерево попытается создать новый лес, распространив свои корни и семена, и попытается создать новую основу для этого леса.
Всевышний Чингиз хану уготовил такую судьбу, что он должен был создать все сам. Когда он родился, никто и представить себе не мог, что этот маленький мальчик вырастет и покорит мир, и что его лошади будут скакать из одного конца света в другой, создавая новые основы. Эти всадники поведают миру монголо-татарскую историю. Привнесенный ими хаос даст новый импульс развитию мира и установит новый миропорядок.
Этот маленький мальчик рос в междоусобной войне, пока не стал Чингиз ханом. Уже в детстве он познал, что такое убийство, предательство и рабство, он жил во всем этом. Он не хотел мириться с этим порядком. Он вырос в семье, где уважение превратилось в ненависть, а жестокая жизнь бросила его семью на произвол судьбы. Люди оставили его семью погибать в пустыне, и это было для них нормой. Он не получил никакого дополнительного образования. Он жил в неволе, но не сдавался, стремился к поставленной цели. Тяжелая жизнь научила его четырем важным вещам: смелости, гордости, стойкости и бескомпромиссности. Когда он был молод, он убил своего сводного брата вместе со своим братом Хасаром, но не пожалел об этом. Он был схвачен и взят в плен другим племенем, но не сломался, ему удалось бежать. При таких условиях молодой человек научился защищаться и справляться с ситуацией. Предыдущие события не только не сломили его, а, напротив, укрепили.
В детстве он очень боялся собак и часто плакал. Младший и сводный братья постоянно дразнили его. Прежде чем он стал правителем мира, ему пришлось пройти через голод, унижения и плен. В юном возрасте два человека сыграли важную роль в его жизни. Первым был Жамуха, немного старше него. Чингиз хан с Жамухой поклялись в вечной дружбе и побратались. Позже Жамуха стал его непримиримым врагом. Когда он попал в плен к другу, Чингиз хан предложил вместе покорить мир, но Жамуха отказался и попросил, чтобы его повесили. Будущий завоеватель исполнил его мечту.
Вторым человеком была Бортэ, девушка, которую он встретил и полюбил в юности. Эту девушку из племени Гунгират позже назовут матерью правителей.
Дружба и неприязнь в юности, любовь и ненависть, борьба за выживание в подростковом возрасте определили его характер во взрослой жизни.
Эта личность, Чингиз хан, с голубыми глазами, полными щеками, здоровым телом и высоким ростом был брошен на мировую арену без страха, с большими амбициями, и
- 23 -
мир был вынужден принять его и жить по установленному им порядку. Каждый год он возобновлял свои победы. Победа следовала за победой. Он первым объединил все монгольские, татарские и тюркские племена на Великой равнине. Затем он покорял государства одно за другим. Он почувствовал боевой дух и нес флаг за собой. По этой причине после пятидесяти лет завоевания стали для него нормой. Он мог вести войну одновременно и с одинаковым успехом в нескольких местах, протянувшихся на тысячи фарсахов .
Кочевники по-разному относились к его избранию ханом – от Тэмуджина до Чингиз хана. Когда Тогрул хан Кераита услышал, что его родственник избран ханом, он обрадовался. Однако его избрание ханом было встречено монголами с большим недовольством. Они считали, что Тэмуджин избран не народом, а только главами различных племен. В то время большинство монгольских племен объединилось вокруг его кровного брата Жамухи.
Противостояние не заставило себя долго ждать. Первый военный конфликт начался с убийства брата Жамухана Тайчара. Он угнал лошадь Тэмуджина, а Тэмуджин погнался за ним и убил его стрелой. Старый миропорядок противостоял новому. Он смог мобилизовать десять тысяч солдат против тридцатитысячной армии Жамухи. Однако из-за непоследовательности своих действий во время войны наиболее воинственные племена урутов и мангутов присоединились к Чингиз хану и приняли его своим вождем.
В одном из последовавших сражений Жамуха был схвачен и убит. Таким образом, Чингиз хан победил своего главного соперника, что подготовило почву для дальнейших побед.
В Каракоруме дул резкий холодный февральский ветер. Настолько резкий, что словно резал ножом. На этой равнине на берегу реки Онон ветер бродил между шатрами, как бешеный конь без уздечки, и завывал, как волк, касаясь холодной мордой шатров. Людям внутри нравился вой волка, и они слушали его, пока тот не утих. Они считали волка своим предком. Им не страшны морозы, принесенные ветром. Напротив, они думали, что, какой бы холодной ни была зима, весной и летом не будет засухи, и пастбища для животных станут изобильными.
Некогда столица туркешов и гёктурок Каракорум теперь стала главным городом Чингиз хана. Причины этого были известны только ему. Он хотел повторить победы гёктурок пятьсот лет назад, но с новым миропорядком, установленным им.
В Каракоруме были установлены тысячи шатров. Но не как попало, а по строгой системе. Шатры нойонов были в одном районе, а шатры слуг рядом с ними. Чуть дальше расположились шатры для воинов. А самые большие были установлены в центре. Это была резиденция Чингиз хана, соседние с ним шатры принадлежали его семье. Перед центральным шатром на земле были установлены треугольные белые флаги с изображением птиц. Разноцветные конские хвосты, в основном, белые, развевались на вершине флагштоков. Если белый цвет сменится черным, значит, придется воевать.
Воины стояли на страже перед всеми его шатрами. В холодную и морозную погоду они часто менялись, чтобы не замерзнуть. Воины, одетые в меха, носили головные уборы, такие же объемные, как и у правителей, с круглым верхом, круглым низом и тонким мехом ото лба до шеи. На ногах были войлочные сапоги с длинными голенищами. Это защищало ноги от холода даже в самые сильные морозы. От холода тела защищали толстые шерстяные халаты-накидки с косым воротом – от горловины до плеча. На руках надеты теплые шерстяные варежки. Основным оружием воинов-охранников были мечи и копья.
Перед шатром правителя был построен шатер для послов. Каждый делал свое дело, несмотря на холодную и морозную погоду. Шатры были сделаны из войлока, в центре каждого – очаг. Благодаря войлоку температура внутри не менялась, как бы ни было холодно на улице.
Шатер Чингиз хана отличался от других размерами. Все его соратники, большинство основателей великого монголо-татарского государства принадлежали к тюрко-татарским племенам и относились к низшему сословию. Его всегда сопровождали Джебе, Субэдэй, Джелме, Шики Хутугу, Борохул, Мухали, Боорчу, которые были первыми повелителями Десяти заповедей, а затем стали гениальными полководцами. В целом семьдесят три человека находились рядом с ним; они сражались за новый миропорядок. Когда Чингиз хан назначил Шики Хутугу, татарина, верховным судьей государства, он сказал ему: «С помощью Всевышнего мы строим общенародное государство. Ваши глаза должны видеть все, ваши уши должны все слышать. Независимо от того, кто вы, вы должны искоренить воровство и уничтожить ложь и обман на всех уровнях государства. Убить, если он заслуживает смерти, наказать, если он заслуживает наказания. Каждый должен подчиняться прописанным законам».
Сейчас с Чингиз ханом был нойон Шики Хутугу. Он пришел посоветоваться. Посреди шатра горел огонь в большом очаге. Дым поднимался прямо вверх и вылетал из специального отверстия наверху.
Хан не любил роскошь и прививал это среди окружающих.
Нойон сказал свое последнее слово и встал.
– Я приговорю к смерти татар, которые украли и укрылись от нас, дорогой хан, потому что они причастны к гибели двух человек. И родственники погибших тоже жаловались нам на них. Это мое решение.
Хан поправил:
– Надо делать то, что велит наш закон. Если кому-то пойти на уступку, завтра их окажется больше. Тогда будет дискриминация между государством и народом, а, значит, количество привилегированных увеличится.
Нойон понял, что он имел в виду. Он хотел получить разрешение выйти, но хан жестом велел ему подождать. Он встал, немного прошелся, подошел и остановился прямо перед Шики Хутугу.
– С этого момента у тебя работы значительно прибавится, нойон Шики. Теперь твоя правящая власть должна применяться не только в пустыне Гоби, но и на территориях, которые мы завоевали: в Маньчжурии, Китае и Восточном Туркестане. И в этих местах нужно соблюдать наш закон. Я еще не говорю, – он многозначительно посмотрел на него, – что в будущем эти области могут увеличиться.
Шики Хутугу попытался слегка возразить.
– Уважаемый хан! У государственного судьи всего два помощника. У меня с трудом хватает времени для рассмотрения жалоб. Бывает и так, что мы даже не спим ночами. Один из моих помощников всегда в разъездах. Этот несчастный даже спит верхом на коне.
Чингиз хан дал ему следующий совет:
– Значит, необходимо увеличивать количество помощников, а также назначать представителей в завоеванных нами территориях. Повсюду должны действовать наши законы, слышишь, только наши законы, и никакие религиозные книги не должны быть выше этих законов. Ты можешь подсчитать годовую стоимость всех расходов, я дам поручение, и ты можешь взять из казны столько, сколько нужно.
Чингиз хан ставил перед нойоном большие обязанности, и он понимал всю ответственность поставленных задач.
– Конечно, уважаемый хан. Если вы позволите, я пойду, надо навести порядок в делах.
Чингиз хан сказал: «иди», вернулся и сел на свое место.
Вместо двери вход в шатер был натянут тяжелым войлоком. Когда Шики вышел и снова сложил войлок, поток холодного воздуха снаружи ударил в лицо. Следующим был начальник стражи.
– Хан, прибыли ваш сын Джучи и нойон Субэдэй.
Он жестом пригласил их войти.
Двое сильных крепких мужчин вошли в шатер и поклонились хану.
- 25 -
Чингиз хан подошел к ним, по очереди похлопывая по плечу, приветствовал их. Отойдя в сторону, он с гордостью посмотрел на сына.
– Ветер донес о вашем героизме еще до того, как вы приехали в Каракорум. Я слышал, что вы полностью разгромили меркитов и захватили большие трофеи.
Он вернулся на свое место. Субэдэй сидел справа от него, а Джучи слева.
– Ну, как прошел ваш поход?
Субэдэй посмотрел на Джучи, и своей мимикой дал понять, чтобы он начал рассказывать.
– На седьмой день мы настигли татар-меркитов. Они передвигались медленно, потому что были на телегах, – начал свой доклад Джучи. – Они уже почти добрались до кыпчакских земель. С другой стороны на юге начинались земли Хорезмшахов. Нельзя было ждать. Если бы мы опоздали на день, нам пришлось бы столкнуться с хозяевами этих земель. Так и случилось.
Чингиз хан с еще большим интересом стал слушать.
– Это интересно, расскажи подробнее. Для меня это очень важно.
На этот раз продолжил разговор Субэдэй.
– Правитель, меркиты пытались защищаться и даже какое-то время сражались, но в очень короткое время воины Джучи начали их теснить с левого фланга. Я держал правый фланг слабым, чтобы татары могли войти. В то время команда Джучи ослабла, они попытались сломать мою оборону и выиграть. Они попались на нашу уловку. Как только я увидел, что Джучи имеет полное преимущество на своем фланге, я приказал им сражаться изо всех сил. Таким образом, они не смогли выйти из нашей ловушки. Сначала мы убили их солдат, а затем всех людей в обозах. Мы никого не щадили. Мы уже возвращались с добытыми в бою трофеями – скотом, лошадьми и другой добычей, как принц Джелал ад-Дин из Хорезма догнал нас и потребовал, чтобы мы сражались.
Чингиз хан сразу спросил:
– Вы, наверное, не стали сражаться, отступили. Я такую задачу ставил перед вами.
На этот раз заговорил Джучи.
– Нет, мы дрались, хан. Они настаивали. Хотя они превосходили нас численностью в три раза, мы не испытывали перед ними страха. Мы сказали, что Чингиз хан запретил нам сражаться с воинами Хорезмшаха. Затем Джелал ад-Дин отправил сообщение, что если Чингиз хан запретил нам, то Всевышний не запретит им бороться с неверными, выходите на поле боя. По совету Субэдэя я отправил им грызунa и ястреба в клетке.
Хан улыбнулся, потому что знал, что это значило. Он согласно кивнул головой и сказал:
– Я вас не виню, вы сделали все возможное. Что произошло дальше?
Джучи почувствовал облегчение. Он обрадовался, что хан не накажет его за этот поступок.
– Мы сражались три дня. Они потеряли треть своей армии. Если бы не боевые навыки и способности Джелал ад-Дина, они не смогли бы вырваться из тисков Субэдэя. Он вовремя понял, что мы топчем его войска. Принц выбрался из ловушки, приказав отступить. После этого мы ночью покинули лагерь и вернулись, так как нам было уже неинтересно воевать с ними, и к тому же мы не получили приказа от нашего хана сражаться до конца. Хорезмцы больше не преследовали нас.
Чингиз хан несколько задумался. Видя его молчание, Джучи сказал:
– Я изучал их настроение. Несмотря на то, что их было во много раз больше, чем нас, у них не было боевого духа нашего народа. Думаю, если мы войдем в их земли, мы очень скоро сможем победить.
Он посмотрел на Субэдэя. Нойон молчал. Субэдэй, талантливый полководец, не спешил принимать решение самостоятельно. Он знал об уме, способностях и дальновидности Чингиз хана. Он понимал, что если хан не торопится с решением, значит, это необходимо. Значит, он ждет полного решения вопроса. Тогда и мы будем ждать, будем ждать лучших времен.
- 26 -
Молчание Субэдэя понравилось хану.
– Видишь, – сказал хан, – нойон Субэдэй молчит. Он не пытается влиять на решения, которые я хочу принимать. Запиши это в своей голове, сынок. Есть вопросы, от решения которых зависит наше будущее, потому нет необходимости спешить и принимать быстрое решение. Как говорят об этом хорезмцы: «Сто раз отмерь, один раз отрежь». Это была ваша первая битва с ними. Это хорошо. Когда кипяток из переполненного казана разливается, обжечься можешь и ты, и тот, кто рядом. Вы ознакомились с их боевым духом и методами, но это не означает, что мы должны немедленно воевать с ними. Нам нужен повод для борьбы. Думаю, он не заставит себя долго ждать. Меч рассекает борьбу, любовь – деньги.
Он помолчал, потом продолжил.
– Халиф Багдада тоже прислал письмо, в котором призвал нас вступить в войну с Хорезмшахом. Я не знаю, нет, я знаю цель халифа, написавшего это письмо.
Он им обоим дал твердые указания.
– Это вам не манжуры, даже не Кучлук хан. Помните, они со всех сторон окружены туркменами и татарами. Мы в первую очередь должны нейтрализовать их.
Чингиз хан встал. Это означало, что разговор окончен. Они оба поднялись, поклонились и вышли из палатки.
Проследив, как они вышли, Чингиз хан начал прохаживаться по шатру. Решение, которое ему надо было принять, было трудным. Это решение определит судьбу не только его самого, но и его последователей. Он еще не знал, что его решение изменит мир. Ему вспомнилось завоевание Китая. Он вспоминал, как тяжело переходил китайскую стену и сколько солдат было убито: «Завоевание Китая осталось позади, теперь впереди Хорезм. Это государство не Китай. Одна его сторона связана с сельджуками, а другая с исламом. Если они бросят клич, на нас обрушится поток людей. Нет, здесь надо работать аккуратно. Надо подвести обстоятельства таким образом, чтобы все выглядело естественно и нашей вины не было. На руку сыграло и то обстоятельство, что я с миром проводил посла султана. О них нужно собрать много сведений. И у большой горы большие проблемы».
Холодный воздух ударил в лицо, когда войлок, закрывающий вход в шатер, задвигался. На пороге появился охранник. Он молча смотрел на правителя. Вместо него заговорил Чингиз хан.
– Что-то еще? Если не ошибаюсь, нашего посланника к Хорезмшаху я не принял. Теперь его время. Пусть войдет. – Немного подумав, добавил: – Да, пусть мои сыновья Джучи и Чагатай, Угэдэй и Тулай, из нойонов Джебе и Субэдэй придут, пусть все вместе войдут. Пусть и они услышат, о чем будет говорить Махмуд.
Начальник поклонился. Завывания ветра не прекращались. Стремительные порывы пролетали между палатками, а через некоторое время возвращались снова и снова.
Хан прошел на свое место. На этот раз войлок у входа раскрылся гораздо шире, чтобы пропустить семь человек. Последним вошел слуга со связкой дров. Он подошел к очагу, бросил дрова на тлеющие угли и удалился. Языки пламени начали подниматься вверх.
Все расселись по своим местам. Субэдэй, Джебе, Махмуд Ялавадж сели справа от хана, а его сыновья – слева. Все молчали, пока Чингиз хан не заговорил. Наконец, он обратился к послу.
– Я слышал, что поездка была очень сложной. Посланник султана, эр-Рази, рассказал о своей встрече с вами в караван-сарае. Посланник, которого вы отправили, тоже вовремя подоспел. Я получил от него новости, которых не знал. Стало проще. Расскажи о поездке, удалось ли договориться?
Махмуд Ялавадж и так собирался рассказать хану обо всем, что произошло у султана. Потому что рано или поздно вести просачиваются и новости распространяются молниеносно. Лучше всего самому рассказать. «В конце концов, решение будет принимать хан, и я преклоню голову перед любым его решением».
- 27 -
Он прокашлялся и сказал:
– Мой мудрый хан, мы достигли договоренностей, но вряд ли это стабильный шаг в действиях султана.
Все удивленно посмотрели на него. Чингиз хан спросил:
– Поясни, наверное, за этим кроется смысл.
Махмуд согласно кивнул.
– Да, мой хан! Вы приказали мне не возвращаться в Каракорум без соглашения. Я сделал так, как вы сказали.
Он заговорил о своих встречах с Туркан-хатун и султаном. Он рассказывал обо всем: о запугивании Ала ад-Дином, о том, что он терпеть не может татар. В конце он добавил:
– Я согласился быть его человеком среди вас, иначе он не хотел договариваться. Он не отпускал меня, собирался казнить. Только когда я согласился, мы пришли к договоренности. Он прислал вам подарки. Также я передал ему ваши подарки, ваши слова и пожелания. Подарки в соседней палатке. Если пожелаете, можете посмотреть.
Джучи внезапно спросил:
– Он в самом деле предложил тебе быть его глазами в Каракоруме?
– Да, мой принц, так он и предложил.
– Посмотри, какая храбрость, э…
Джучи поглядел на отца.
– Пришел конец этому государству, повелитель. Если бы ты позволил нам, мы бы, чтобы проверить его границы, перевернули бы все там с ног на голову.
Чагатай поддержал слова своего брата, но Джебе и Субэдэй хранили молчание. Чингиз хан категорически возразил.
– В этом вопросе нельзя торопиться! Если у нас есть торговый договор, значит, его нужно выполнять. Что это значит, давайте перевернем все на границе с ног на голову? Таким образом, мы позволим им подготовиться, сообщить всем, что мы с ними достигли соглашения, а теперь нарушаем их границы. Это неправильно. Верблюда под паласом не спрячешь .
Он повернулся к Махмуду.
– И ты, Махмуд, правильно поступил, согласившись на каждое предложение султана. Это начало нашего превосходства. Расскажи лучше нам о своих впечатлениях. Как люди относятся к султану? Я слышал, что он переехал в Самарканд. Что произошло, если даже пришлось срочно поменять столицу?
– Хан, положение населения в Хорезме не совсем хорошее, народ недоволен султаном. Войны истощили население, а налоги слишком высоки. Налогами облагаются даже бедняки, у которых отбирают последнее. Султан не обращает внимания на такие вещи, он продолжает жить в роскоши. Повсюду хитрость и обман, ложь и клевета. Только я приехал, как услышал, что у султана с матерью, Туркан-хатун, возникло недоразумение.
Хан, внимательно слушавший его, спросил:
– А ты выяснил, в чем недоразумение?
– Выяснил, мой хан. Все произошло из-за имама Бухары. Туркан-хатун категорически выступила против казни. А султан не послушался своей матери. На этой почве произошла ссора между ними. Я слышал, что женщина даже угрожала сыну. И он, опасаясь государственного переворота, перенес столицу в Самарканд. По этой причине влияние Ала ад-Дина еще больше ослабло. Ведь большую часть армии составляют родственники Туркан-хатун.
Хан внимательно слушал Махмуда Ялаваджа, взвешивая про себя услышанное. Он взглянул на своих полководцев – Джебе и Субэдэя. За все время они не проронили ни слова. Джебе словно понял его без слов.
– Хан, – сказал он, – мы не можем ошибиться. Конечно, окончательное решение остается за тобой. Какое решение примешь, так оно и будет. Шкура худого верблюда будет грузом для осла. Я разделяю то, что вы сказали. Нам нужно время и надо быть готовыми к любой ситуации. Необходим повод. Его найти непросто, но я думаю, что умение и дальновидность нашего хана с этим справятся. Мы не должны забывать, что пятнадцать лет назад, когда участники курултай передали тебе эти полномочия, самым важным было защитить основы нашего нового государства.
В 1206 году, в год тигра, на берегу реки Онон, у подножия священной горы Бурхан-Халдун, был созван самый крупный и важный курултай в истории Великой степи. Шатры растянулись на многие фарсахи. Десятки тысяч голов крупного рогатого скота были забиты, чтобы обеспечить участников мясом и молоком. Днем шаманы били в бубны и пели. Вечером наступала очередь музыкантов.
После объединения всех племен все прежние титулы были отменены. Все звания принадлежали государству и присваивались правителем.
Он принял титул нового хана – Чингиза. Это означало «сильный», «твердый». Понимая политическую силу массовых торжеств и съездов, он провел выборы перед тысячами людей. Его усадили на черный войлок, трижды подняли и опустили. Главный шаман заявил перед народом: «Вся власть посылается к нему с небес и дана ему Всевышним. Он должен хорошо и справедливо управлять своим народом. Если этого не произойдет и он злоупотребит данной ему властью, то он заслуживает ненависти».
Затем народ девять раз преклонил колени перед новым правителем.
Шаманы били в бубны и вызывали духов природы, наполняли рты крепкой настойкой и выплевывали вверх и вниз – в воздух и в землю. А тысячи людей тем временем молились, обратив свои лица к вечному Небу.
Чингиз хан начал строить свое новое государство с нуля. Для построения сильного государства он начал с создания армии. Большинство правил было придумано им и реализовано. Он создал мощную централизованную армию и подчинил ее себе. В то время военачальниками становились пастухи и кочевники. Имеющий маломальский талант поднимался по карьерной лестнице стремительными темпами. С пятнадцати до семидесяти лет каждый мужчина считался воином. Люди назначались на государственные должности за их преданность и отвагу. Своим родным – матери и братьям – он доверял в меньшей степени. Потому он не дал им больше пяти тысяч воинов. Восемь тысяч он отдал сыну Чагатаю, девять тысяч – Джучи, а Угэдэю и Толую передал пять тысяч воинов.
Он создал Великие Законы и положил конец межплеменным конфликтам и войнам. Нарушители Великого Закона сурово наказывались. Он и сам не имел права нарушать эти законы. Было запрещено красть девушек. Воровство животных тоже считалось грехом. С мая по октябрь – в период спаривания животных – полностью была запрещена охота на них.
Религия основывалась на совести. В его государстве можно было распространять любую религию, и все духовенство было освобождено от налогов.
Чтобы не было борьбы за ханство, его мог избрать только курултай, независимо от его личности. Все, начиная от пастуха и до хана, были равны перед законом. Закон был превыше всего…
…Он принял решение. Теперь для него начался подготовительный период. Это время нужно было правильно использовать, и он это сделал.
В начале пути в хаос
Чингиз хан незамедлительно собрал мусульманских и индийских купцов. Их караваны были подготовлены для торговли в Хорезме. Всего собралось четыреста пятьдесят купцов. Число верблюдов перевалило за тысячу, столько же было козлов и ослов. Хан приказал, чтобы по два-три воина от каждого племени присоединились к каравану. Таким образом, в путь-дорогу отправился большой караван, который вез
- 29 -
преимущественно китайские и индийские товары. Если посреди равнины организовать базар, то эти товары разместились бы на территории, равной двум огромным базарам. Здесь были ковры из китайского шелка и верблюжьей шерсти, золотые и серебряные слитки, фарфоровая посуда, множество драгоценных камней, разнообразные ткани, рис и другие товары.
По кыпчакской степи шел длинный караван. При звуке колокольчиков на шее верблюдов окружающие дикие животные разбегались. Иногда солдаты, присоединившиеся к охране каравана, преследовали этих животных, а когда они возвращались, то поднимали свою добычу правой рукой и кричали, будто гордились добычей, которую они подстрелили.
Командир кавалерии, отвечавший за охрану каравана, пытался предотвратить нависшую опасность.
Караван уже продвигался по кыпчакской степи. Начальник охраны каравана установил, что к ним издалека приближался всадник. Это был всадник охраны, отправленный раньше в качестве разведки. Когда всадник приблизился к начальнику, он даже не спешился.
– Я видел два конных отряда из пятидесяти человек. Один идет слева, а другой навстречу, – сказал он.
День приближался к вечеру. Наряду со спокойствием в пустыне царил воздух, в котором чувствовался запах весны.
Начальник спросил:
– Ты не видел других всадников?
– Нет, на горизонте моих глаз никого не было. Кроме того, когда солнце садилось, все было хорошо видно.
Командир немедленно приказал солдатам быть готовыми. За короткое время перед караваном собралось около двухсот воинов.
Вскоре к каравану приблизился отряд, насчитывавший примерно пятьдесят человек, и тут послышался топот лошадей, идущих слева. Это были пограничные воины уранского племени. Пограничники доспехов не носили. Все они были одеты в черные папаги из овчины, синие накидки и черные высокие ботинки поверх шаровар. И только у одного воина в руках был черный флаг с квадратом посередине и солнцем без лучей.
Кавалерия с шумом подошла к каравану и успокоилась, увидев ожидающих их воинов. Командир группы натянул на себя уздечку, и лошадь поднялась на дыбы и заржала, переступая копытами по песку. Когда начальник охраны повторил то же самое, командир отряда сказал:
– Эй, кто вы, чей это караван? Откуда вы и куда идете? Мы – пограничные воины эмира Унала, правителя Отрара.
Начальник стражи указал на караван и ответил:
– Это караван Чингиз хана, правителя Великого монголо-татарского народа. Он направляется на землю Хорезмшахов торговать. Согласно торговому соглашению между двумя странами, наши караваны имеют право проходить через ваши земли, а наши купцы имеют право торговать.
Начальника отряда звали Соврулмуш. Он посмотрел на бесчисленное множество нагруженных верблюдов и ослов, приложив руку к глазам, и был поражен, не преминув при этом бросить реплику.
– Похоже, ваш правитель в Китае, в Кашкаре даже щепку не оставил, все собрал и отправил в Хорезм.
Его воины засмеялись. Один из всадников, находящийся рядом с Соврулмушем, пошутил:
– Бек, это ходячая сокровищница государства, так и хочется ее разграбить.
Командир строго посмотрел на него и сказал:
– Не говори лишнего. Разве ты не знаешь, в чем наш долг?
Затем обратился к охраннику каравана:
– Поскольку есть договоренность между нашими правителями, добро пожаловать
- 30 -
на земли Хорезмшахов, но вы должны заплатить налог за землю, и сказать, что везете.
Охранник глубоко вздохнул, когда почувствовал, что напряжение спало, но не разорвал линию солдат.
– Джафар Наим, начальник каравана, знает, какие товары мы берем, и надо платить за землю или нет. Позволь, я отведу тебя к нему.
Соврулмуш и еще двое других покинули группу и вместе с начальником направились к середине каравана.
Вожак каравана Джафар Наим уже сошел с верблюда. Хотя он не принял решения, но подумал, что темнеет и что неплохо бы разбить здесь лагерь. Отрара находится менее чем в сутках верблюжьей езды. Поэтому он дал указания своим помощникам:
– Лагерь разбиваем здесь, и здесь же заночуем.
Мгновенно слух распространился по всему каравану. Верблюдов они усадили, прокричав «Хих!», сгрузили с животных вьюки и положили на землю.
В одно мгновение по всему каравану слуги разожгли костры. Все знали, что по ночам здесь бывает холодно, поэтому вокруг костров расстелили сделанные из шкуры животных теплые подстилки. В землю возле костров вкапывали специальные железные прутья для кипячения воды.
В этот момент к сопровождающему каравана подошли Соврулмуш и начальник охраны. Они поздоровались.
Начальник охраны представил командира отряда.
– Уважаемый Джафар Наим, этот человек, – сказал он, указывая на Соврулмуша, – пришел взять налог за землю. Он представитель отрарского судьи.
Джафар Наим внимательно посмотрел на Соврулмуша и добавил:
– Да, очень хорошо, но необходимо предъявить документ, подтверждающий сказанное, и мы с радостью заплатим за землю.
А про себя подумал: «Что-то не вызывает он доверия. Вон как глаза бегают в разные стороны. Демон в его глазах. Убереги, Аллах!»
Тот с ухмылкой достал листок бумаги из хурджуна, притороченного к седлу своей лошади, и протянул его командиру каравана.
– Вот, уважаемый купец! Этот документ лично заверен отрарским эмиром Гайыр бек Уналчуком.
Джафар Наим раскрыл свиток бумаги, прочитал, а затем вернул документ владельцу и сказал:
– Это другое дело. А теперь сядем и поговорим. Я подробно тебе расскажу, что у нас есть, какой товар везем. А заодно получите пошлину за землю.
Они уселись на подстилки у очага. Пока начальник каравана перечислял перевозимый товар, глаза командира отряда полезли на лоб. Он подумал про себя: «Это же ходячая сокровищница. Как говорится, кипящая кастрюля крышку не удержит. Богатство этого каравана во много раз превышает богатство султана и эмира».
– Как далеко вы планируете перевезти товар?
Он спросил совсем не то, о чем думал. Ему совсем не понравился этот караван. Он впервые видел караван такого громадного размера, столько товара и так много купцов. Многие из них больше походили на разбойников и воинов. Но он промолчал и внимательно стал разглядывать людей, сидящих вокруг костров.
От внимания вожака каравана не ускользнуло то, как подозрительно Соврулмуш бек разглядывал людей каравана. Чтобы отвлечь его мысли, он сказал:
– Кто-то из нас будет торговать в Отраре, какая-то часть каравана отправится в Бухару, Ургенч и Самарканд.
Он снял с пояса мешочек с золотыми монетами и протянул ему.
– Вот, возьми, здесь даже больше, чем надо.
Командир отряда взял мешочек и проверил его вес рукой. Открыл мешочек, достал золотой дирхам, посмотрел на него, затем положил на место и спрятал у себя за поясом.
– Хорошо, дай мне свою бумагу, поставлю печать.
- 31 -
Джафар Наим вручил ему заранее подготовленную бумагу. Соврулмуш бек достал печать с другой стороны плети и подержал ее у костра. Воск на печати сразу же растаял от жары. Затем он положил бумагу себе на бедро, проштамповал и вернул ее главе каравана.
– Вот тебе и документ, уважаемый вожак каравана. После этого вы можете спокойно торговать на землях Хорезмшахов. Никто вам ничего не скажет. У нас говорят, идущему с мельницы смотрят на руки.
Не прощаясь, он вскочил на лошадь и ударил ее кнутом. Лошадь мгновенно тронулась с места, словно только и ждала своего всадника. Те двое, что прибыли с ним, тоже оседлали своих лошадей и, покрикивая «хей, хей», помчались за командиром.
Начальник каравана долго смотрел им вслед, а потом сказал стоявшему рядом начальнику стражи:
– Не забудь выставить охрану вокруг каравана. Эти пограничники Отрара мне совсем не понравились…
Соврулмуш добрался до Отрара посреди ночи. Нигде не задерживаясь, он прямиком направился к Гайыр беку Уналу.
Правителем Отрары был племянник Туркан-хатун. Из-за нее визиры султана не могли ему противоречить и он управлял Отраром как хотел. Он не мог ослушаться только своей тети и султана. Здесь же никто не смел ему перечить. Дни он проводил в веселье, вокруг – одни лишь наложницы и танцовщицы да товарищи по выпивке. Он часто принимал важные решения в состоянии опьянения. И на этот раз все было как всегда.
Он немедленно принял Соврулмуш бека. Когда командир отряда вошел, от дыма в большой комнате ничего не было видно. Он смотрел на девушек, курящих кальян в разных углах. Все находились под влиянием дурмана. Унал бек сидел посередине с пиалой в руке и распахнутым воротом. Рядом с ним справа и слева его обнимали две наложницы. Как только он увидел командира отряда, он улыбнулся, поднял свой сосуд и крикнул:
– Это ты, Соврулмуш, ты пришел? Я ждал тебя завтра. Ну, коли прибыл, давай немного выпьем.
Он обнял полуобнаженную наложницу слева от него.
– Давай наслаждаться сегодняшним днем и этими красотками.
Он мог делать только жесты, пытаясь танцевать под музыку. Он не мог даже поднять руки.
Соврулмуш бек жестом приказал служанкам удалиться, и недовольные девушки встали и ушли. Только тогда он заговорил. Он достал мешочек с золотом, отданный ему начальником каравана, и повертел его перед глазами Унал бека.
– Кузен, – сказал он, – посмотри, что ты видишь?
Унал бек видел перед глазами два мешочка.
– Ого, откуда они?
Начальник отряда схватил своего родственника за шиворот и слегка потряс его, тихо сказав:
– Просыпайся, кузен, просыпайся. Ходячие сокровища сами пришли к нам. Было бы глупостью или просто сумасшествием отказаться от этого.
Отрарский эмир ничего не понимал.
– Что за ходячее сокровище, – спросил он, – где оно ходит?
– Так вот, Унал бек, – сказал он, снова покручивая мешочек перед глазами, – там сотни, тысячи мешков, не говоря уже о количестве товара. Если все это перейдет в наши руки, мы будем богаче султана и все присягнут нам на верность.
Унал бек несколько раз покачал пьяной головой, затем на некоторое время замер. Он словно пришел в себя и огляделся. В дальнем углу зала музыканты исполняли грустную песню. Их никто не слушал. Наконец, он сказал:
– По яйцу определись, кто ты. Поясни, где сокровище? Кому оно принадлежит?
– Наконец, пришел в сознание, – пробормотал Соврулмуш бек себе под нос. А эмиру, чтобы слышал, громко сказал: – В наши земли вошел караван Чингиз хана, караван, у которого нет конца и края. Чего там только нет, кузен! Как я уже сказал, это
- 32 -
ходячее сокровище. Только торговцев больше четырехсот. А сколько верблюдов, лошадей, коз, сколько серебра, золота, сколько товара, – он махнул правой рукой, – ах, их бесчисленное множество. – И не упустил возможности бросить реплику: – Пока лысая девушка будет наряжаться, свадьбу упустим.
Похоже, Унал бек только начинал понимать, что имел в виду начальник отряда.
– Где эта свадьба? На чьих землях находился этот караван?
Соврулмуш бек сунул ему в руку золотой мешочек.
– На наших землях, кузен, на наших. Если мы выступим сейчас, мы сможем быть там утром, – и указал на мешочек в его руке: – А это я взял в качестве пошлины за землю.
После этих слов Соврулмуш бек огляделся.
– Я говорю, может, стоит их перехватить, говоря откровенно, ограбить.
Нойон Отрара в знак предупреждения встряхнул большим пальцем.
– Эй, опомнись, Соврулмуш, – проговорил он. – Если ты и пошлину получил, пусть торгуют себе, об этом есть и письмо султана. Даже не думай об этом. Я не говорю о султане, тетя с меня кожу сдерет. Ты думаешь, о чем говоришь?
– Пойми, кузен, такой возможности больше никогда не будет.
Он попытался использовать последний метод убеждения.
– Еще меня удивило большое количество подозрительных людей в караване. Мне кажется, это шпионы Чингиз хана. Этим караваном он намерен заполонить нашу страну шпионами. После этого, какие бы шаги мы ни предприняли в государстве, любая новость быстро окажется в руках хана. Вот тогда мы сильно пожалеем, ох, как пожалеем. Давай не будем упускать этой возможности. Как говорится, лиса появляется оттуда, откуда ее не ждешь.
Унал бек задумался. Он потянулся за пиалой, но двоюродный брат схватил его за руку.
– Этот яд ты позже выпьешь, не сейчас. Время идет, если караван уйдет, будет уже поздно. Принимай решение.
Отрарский эмир молчал. Наконец, он заговорил.
– Если речь идет о шпионах, то это меняет дело. Мы не можем допустить, чтобы в страну проникла огромная армия лазутчиков, да еще с таким богатством и таким количеством сокровищ. Даже если у нас есть причина для оправдания, об этом никто не должен знать.
Кое-что вспомнив, он добавил:
– Да, ты на документе поставил пограничный штамп, чтобы торговать?
Соврулмуш бек утвердительно кивнул головой.
– Да, я проштамповал его документ.
Унал бек снова потянулся за пиалой с вином. На этот раз кузен его не остановил. Он выпил до дна, взял со стола сушеное яблоко и бросил в рот. Съев, не переставая чавкать, яблоко, он сказал:
– Тебе следует отобрать у него эту бумагу. К тому же, ты должен сделать так, чтобы не осталось ни одного живого человека. Вы должны убедиться, что никто не сбежит. Ты понимаешь, о чем я говорю? Если кто-то выживет, считай, что мы обречены.
Моя тетя нас не простит.
Командир отряда поднялся.
– Полагаю, ты отдашь мне свою тысячу.
Эмир Отрара засмеялся и поддел его:
– Что, собираешься стать командиром тысячной армии?
Соврулмуш бек ответил ему в том же духе:
– Только на один день. Я не обжигаю руку, когда держу щипцы.
Эти падкие до денег жадные люди, сами того не понимая, решили изменить мир. Отныне ничто в мире не будет таким, как раньше…
…У костра Джафар Наим с облегчением услышал, как его помощник сказал: «Кругом тишина». Ничто им не угрожало и они спокойно поели. Через некоторое время подоспел и начальник охраны:
- 33 -
– Наши люди сопровождали тех, что получили с нас пошлину за землю, до тех пор, пока они не исчезли из вида. Потом вернулись и доложили.
Доложив, он устроился у очага.
– Но почему-то очень быстро гнали лошадей.
В подтверждение его слов Джафар Наим сказал:
– Да, я тоже почувствовал, что они почему-то заторопились и уехали в спешке. Причем, этот командир отряда, – сказал он вслух о том, о чем думал, – не вызывал доверия. Глаза его бегали повсюду, словно он пытался все разглядеть, все запомнить. Такие люди очень опасны. Обычно, я по опыту знаю, в таких случаях командир подолгу сидит с торговцами, собирает сведения, слушает самые интересные новости. Кто, кроме нас, принесет новости в эту пустыню? Ты выстрелил в нее, как стрела с летним ревом.
Он сунул руку в мантию, вынул документ с печатью, проставленной Соврулмушем, снова взглянул на него при свете очага, а затем, о чем-то подумав, прислонился спиной к верблюду и прикрыл глаза. Он позвал своего слугу, который готов был выполнить любое желание хозяина. Как только слуга подошел, начальник каравана вручил ему документ.
– Возьми, пусть этот документ останется у тебя. Это будет надежнее.
Слуга повиновался. Взяв документ, он подошел к костру, вокруг которого сидели трое торговцев. Увидев их, вожак каравана, сказал:
– Идите сюда, кажется, и вам не спится. Скоро в путь-дорогу.
Купцы поблагодарили его и расположились у костра. Один из них сказал:
– Джафар ага, твои волосы и борода поседели в этих пустынях, в дорогах, путешествиях. Ты провел свою жизнь на верблюжьей спине и слышал легенды и сказки всех народов и племен.
Он взял палку и помешал угли в костре. Языки пламени взмывали вверх, к небу, но, не дотянувшись, возвращались к очагу. Начальник каравана подтвердил слова купца.
– Да, – сказал он, кладя руку себе на грудь, – у меня так много разговоров внутри, что я иногда думаю про себя: «Как мое сердце может вынести это?» Я за свою жизнь повидал бесчисленное множество людей. Среди них были хорошие и плохие, недостойные и достойные. У каждого государства есть свои легенды и сказки. В силу того, что люди не умели читать и писать, они закрепляли свои воспоминания в памяти, и проживали свое прошлое, передавая все на словах.
Второй торговец попросил:
– Ага, может, вы расскажите нам какую-нибудь историю, хотя бы короткую. И мы запомним то, что вы сказали, и это осядет у нас в сердце. Как говорили древние: «Все, что в казане, съедается, а все, что в груди, остается».
Все засмеялись. Джафару Наиму понравилась поговорка купца, сказанная к месту. Два других купца также в один голос попросили:
– Ага, пожалуйста, очень просим, расскажите что-нибудь. Не лишайте нас своей мудрости и благодати.
Начальник каравана, немного подумав, сказал:
– Ну что сказать, нет тяжелее ноши, чем ноша благодарности. Если вы мне благодарны, позвольте мне вам сказать. В этих местах, особенно в Кыпчаке, существует интересная легенда о пророке Ное, которая очень похожа на легенду, написанную в наших книгах. Иногда я думаю, если они не читали наши книги, откуда такая схожесть? Затем я обнаруживаю, что теряюсь в волнах моря мыслей, не в силах вывести свои мысли на берег и утешить их.
Его красноречивое выступление было хорошо встречено купцами и вызвало интерес.
На этот раз начальник службы попросил:
– Ага, пожалуйста, поясните. Мы тоже оставим в памяти прекрасную историю.
Джафар Наим начал свой рассказ.
– Хорошо. Издревле, до ислама, кыпчакского бога звали Ульген. Жил на земле человек по имени Нома, человек чести, веры и познания Всевышнего. Он был порядочен и честен. Ульген однажды сказал Ному на Земле, что будет потоп, и приказал ему построить
- 34 -
ковчег, чтобы спастись. Он сказал, что мир будет затоплен, будьте готовы. У Номы было
трое сыновей – Баликджа, Сараул и Козунул. Он и его сыновья построили ковчег на вершине горы. Он поместил в нее по паре людей и живых существ, – рассказывал Джафар ага, время от времени помешивая тлеющие угли в костре.
Угли вновь запылали. Он увидел, что начальник службы и купцы внимательно слушали его, да и слуги, собравшись вокруг костра, тоже молча стояли и слушали. Это придало ему некоторого вдохновения.
– Так вот, как и говорили, началась буря, пошел дождь. Мир утонул в воде.
В этот момент один из торговцев не сдержался и сказал:
– О, Аллах! Это ведь наш Ноев потоп. Это случилось и с нами.
Джафар Наим подтвердил его слова.
– И я говорю об этом. Как бы далеко они не находились от нас, одна и та же легенда о Ное распространилась по миру, изменив имена.
Начальник службы проявил нетерпение.
– Ага, расскажите, пожалуйста, подробнее. Я никогда не слышал эту легенду.
Вожак каравана продолжил.
– Итак, начался шторм. У Номы было плохое зрение. Он спросил: «Что вы видите?» Находившиеся на корабле сказали: «Земля покрыта туманом и тьмой». В это время вода хлынула из-под земли, из рек и морей. Ничего не было видно, кроме неба и воды. Наконец, шторм утих и вода начала отступать. Показались вершины гор. Корабль пришвартовался к подножию гор Чомодай и Тулутту. Нома отправил сороку, чтобы узнать глубину воды. Она не вернулась. Затем он отправил ворона, но и он не вернулся.
Наконец, он послал голубя. Голубь вернулся с веткой в клюве. Нома спросил голубя, видел ли он ворона или сороку. Голубь сообщил, что каждый из них ел падаль. Нома проклял их: «Пусть умрут они до Судного дня. Ты был мне верным помощником, так что живи с моими детьми до Судного дня». После Потопа Нома стал одним из богов под именами Яючи – Создатель – и Яик – Туфан…
Между тем купец-мусульманин не сдержался и сказал:
– Нет, заканчивается не так, как у нас. Здесь пахнет многобожием.
Другой купец поддержал его.
– Да, ты прав, финал мне тоже не понравился. Многобожие – это богохульство.
Вождь каравана не согласился.
– Уважаемые купцы, эта легенда возникла задолго до ислама, но передавалась из поколения в поколение и запечатлелась в памяти, она была частью их прошлого. Вот почему Аллах послал Салаватулла в качестве последнего пророка. Многие люди здесь приняли ислам, но не забыли старые традиции.
Когда другие торговцы захотели присоединиться к разговору, лидер каравана их прервал. Он знал, что такие разговоры нескончаемы, а утром нам нужно двинуться в путь. Нельзя долго оставаться в степи без причины. К тому же, и бессонница неважно влияет на торговлю. Поэтому он завершил беседу.
– Уважаемые торговцы, такие разговоры настолько интересны, что если говорить три дня и три ночи, вы не устанете и не наговоритесь. Надеюсь, мы закончим нашу работу, поставленную перед нами ханом в Хорезме, продадим то, что надо продать, купим то, что нужно купить, и когда мы вернемся, у нас будет много времени для таких разговоров. А теперь самое время спать, потому что рано вставать. Давайте, расходитесь. Спокойной ночи!
Купцы и начальник службы безопасности встали и попрощались. А Джафар Наим накрылся меховой шкурой, что лежала рядом, и попытался заснуть. Сон волшебным образом обуял его, и он уснул. Он окунулся в волшебный мир кудесника. После этого для него не имело значения, что происходит в реальном мире. Он не знал, что это его последний сон.
Слугу вожака каравана звали Ясуд. У слуги разболелся живот, наверное, от еды, думал он. Поэтому он часто ходил за пределы лагеря и не мог уснуть. Он размышлял,
- 35 -
отчего у него разболелся живот: нет, это не из-за еды, это еда, которую он ест каждый день. Может, он простудился, потому что лежал на земле. С этими размышлениями Ясуд оказался за пределами лагеря.
Под утро, в сумерках, живот разболелся снова. Ворча, он поднялся на ноги и прошел шагов восемьдесят от лагеря до примеченного места. Как только он добрался, он развязал веревку вокруг своей талии и сел. Именно тогда раздался топот копыт, смешавшийся с криками людей.
– Убейте их всех, не оставляйте никого в живых. «Хороший татарин – мертвый татарин».
Кто-то не переставая кричал, отдавая приказы.
– Послушайте, это приказ Унал бека, кто проявит милосердие к раненым или больным, того ждет жестокая смерть.
Услышав голоса, слуга лег на землю. Он ничего не видел из-под куста, но его уши слышали все. Его уши давно привыкли быть свидетелями и, даже когда он спал, его уши не спали. Это научило его быть осторожным.
Из лагеря доносились громкие крики ужаса. Всадники ворвались в лагерь. Они разрубали всех, кто встречался на пути, отрубали головы, топтали копытами лошадей, а затем вонзали копье прямо в сердце. Охранники пытались сопротивляться, но ничего не вышло. Потому что головорезы первыми убили вооруженных людей. Было такое замешательство, что пробудившиеся торговцы не могли определить, в каком направлении им убегать. Это ускорило их смерть. Тех, кого не смогли догнать, убивали выстрелами из луков. Одним словом, количество живых людей в лагере быстро сокращалось.
Одним из тех, кто не подпускал к себе смерть, был начальник охраны каравана. Хоть он и не успел оседлать коня, он быстро проснулся и понял, что лагерь подвергся нападению. Всегда бдительный начальник каравана на этот раз упустил время. Он быстро поднялся и закричал, пытаясь собрать воинов вместе. Он кричал, ругался, пытаясь это сделать. Но это было невозможно. Захватчики быстро перебили всех и никого не пощадили. Наконец, его окружили десять всадников. Охранник узнал одного из них. Это был Соврулмуш бек, который вчера получил у них пошлину за землю. Узнав его, начальник каравана крикнул ему:
– Ты, бесчестный командир, ты понимаешь, что делаешь? Что вы скажете Чингиз хану, что вы скажете султану? Давай, спускайся с лошади, сразимся один на один, если ты мужчина. Иначе мать твоя шлюха, родила тебя для разбоев, чтобы ты вот так подлым образом нападал сзади.
Вожак хмыкнул и сказал:
– К сожалению, за то, что ты ругал мою мать, у меня нет времени разбираться с тобой лично. Если бы не приказ Унал бека, я бы отвел тебя в Отрар, и в пытках ты бы умолял Аллаха, чтобы он приблизил твою смерть. Тогда ты узнал бы, что такое ругать мать. К сожалению! И потом, что с нами сделает Чингиз хан? Он сейчас далеко.
Вожак каравана хотел еще что-то сказать и попытался наброситься на него со своим мечом, но его остановило копье, застрявшее в сердце. Вожак упал на бок, не сказав ни слова.
Как ни в чем не бывало, Соврулмуш приказал:
– Быстро соберите добычу, сгоните верблюдов и лошадей вместе. Поторопитесь, быстрее.
К тому времени, как солнце своими красными лучами достигло каравана, захватчики уже выступили. Никто и представить себе не мог, какие беды принесут государству Хорезмшахов «ходячие сокровища». А пока они все наслаждались военными трофеями в Отраре, веселились ...
Ясуд поднялся с земли, как только кругом все стихло. Мертвая тишина пугала его. Некоторое время назад здесь была жизнь. Отсюда доносился кашель, люди разговаривали у очага, орали ослы, фыркали лошади, рычали верблюды. Теперь ничего этого не было. Пробираясь между изуродованных, обезглавленных и пронзенных трупов, он думал, что он и сам призрак, труп, и только душа блуждает средь убитых. Он подошел и стал рядом с
- 36 -
хозяином, вожаком каравана, и посмотрел на его расчлененное тело. Он не мог оторвать глаз от его живота, из которого торчали кишки. Через некоторое время он посмотрел на его лицо. На его лице было выражение удивления. Он так и умер с этим выражением.
Слуга подумал: «Нельзя было здесь никого удивить. Что его так удивило, что у него такое выражение лица?» Но больше никто никогда этого не узнает. У этого убийства был единственный свидетель, и это был он сам. Раньше свидетелем происходящих событий были его уши, а сейчас, пробираясь между трупов, свидетелями стали и его глаза.
К реальности его вернуло громкое карканье. Он взглянул на небо и увидел стаю ворон. Те почуяли запах крови. А как не почуять? Окрестности представляли собой лужи крови. Сначала вороны приземлились рядом с трупами на краю лагеря. Потом прилетела еще одна стая. Постепенно местность превратилась в сплошную воронью колонию. Он подумал: «Надо срочно уходить отсюда. Скоро здесь соберутся шакалы и лисы». И он был прав. Он услышал вой шакала. Про себя сказал «началось», воет, зазывая других на «пир» мертвых.
Ясуд внезапно вспомнил слова Джафара Наима, когда он вручил ему документ вчера вечером: «Возьми, пусть этот документ останется у тебя. Это будет безопаснее». Он сунул руку в халат, документ был на месте. «Почему мой хозяин дал мне этот документ? Ведь другие бумаги он держал в шкатулке, которую везде таскал? Может, у него были мысли о своей смерти?» Он терялся в вопросах, догадках и не знал, что ему делать. Вдруг его мысли прояснились: «Конечно, я должен передать этот документ хану, вернуться и рассказать то, что я видел. Пусть решает сам хан. Да, именно поэтому мой хозяин дал мне документ. «Если со мной что-нибудь случится, это надо передать Чингиз хану». Его мысли прояснились: «В любом случае мне надо попасть в Каракорум».
К счастью, разбойники не тронули пищу каравана. Все осталось, как было. Да и зачем им еда, если у них в руках было столько сокровищ.
Он собрал сухой паек, взял два хурджуна воды и на всякий случай прихватил кинжал. Вместо посоха прихватил копье, пронзившее одно из тел. Он взвалил этот груз на плечи, взял в руки копье и подумал, что на нем оказался целый верблюжий вьюк.
Он понимал, что с таким грузом и в таком состоянии очень сложно добраться до Каракорума, до которого несколько дней пути. Но он должен был идти и исполнить последнюю волю своего хозяина.
Не успел он покинуть лагерь, как издалека услышал ослиный ор. Судя по всему, животное боялось ворон и лисиц. Осел стоял на одном месте и не двигался. В любом случае животное либо не заметили во время разбоя, либо из-за шума и суматохи осел убежал оказался за пределами лагеря.
Ясуд прибавил шагу и подошел к ослу. Осел не сдвинулся с места, не запаниковал. Слуга немедленно погрузил свой груз на спину животного, а когда сам взобрался на осла, ударил его тупым концом копья и сказал: «Хо-хо!».
Осел с трудом сдвинулся с места по направлению в Каракорум. Он шел два дня и две ночи, не останавливаясь и буквально засыпая на осле. Незадолго до монгольской границы его настигла еще беда: оставшись голодными этой зимой, два волка начали преследовать седока. Он знал, что если он остановится хоть на мгновение, звери нападут на них. Поэтому он спешил, а волки подходили все ближе и ближе. Не видя сопротивления, два голодных диких зверя готовы были напасть. Еще немного, и они набросятся на него. Ему нужно было принять решение, и он его принял: оставить осла им в качестве пищи. Ясуд спешился и взял с собой только свое копье. Он развернул осла мордой в противоположную сторону, а сам быстро удалился. Пройдя шагов сто, сто двадцать он оглянулся. Волки гнались за ослом в противоположном направлении. Он глубоко вздохнул и был рад, что опасность миновала.
Ясуд шел еще полдня. Он был измотан, тяжело дышал, ноги его не слушали, он буквально полз на коленях. Силы оставили его, и он уткнулся лицом в холодную землю. Голод и жажда также истощили его. Вдруг его правое ухо на земле почувствовало дрожь. Это походило на звук лошадиных копыт. Он поднял глаза. Вдалеке он увидел всадников,
- 37 -
словно это был мираж. Он с трудом поднял руку и помахал им. Похоже, они его не заметили. Он собрал все последние силы и воткнул копье в землю. Сверкание копья привлекло внимание всадников, и они направились к нему.
Он очнулся, когда ему в лицо плеснули воду. Ясуд почувствовал, что стоящие над ним воины были свои.
Командир десятников спросил:
– Кто ты, откуда ты и куда идешь? Почему ты в таком виде?
Ясуд не сказал ни слова, жестом показал, что хочет пить.
Когда воин поднес к губам кожаный кувшин с водой, командир сказал:
– Не давай много воды, пусть пьет глотками, а то ему навредит.
Слуга выпил воды и пришел в сознание. На этот раз командир задал другой вопрос:
– Что это за хорезмское копье у тебя, кто ты?
Отвечать на все эти вопросы к него не было сил. Если он заговорит, это займет слишком много времени. Он облизнул пересохшие губы и застонал.
– Скорей отведи меня к Чингиз хану. Мне нужно доставить ему срочные новости. Я Ясуд, слуга вожака каравана, которого недавно хан послал в Хорезм.
Все знали, что в соседнюю страну отправляется большой караван и некоторые воины сопровождали их до границы. Теперь таинственное возвращение слуги вожака удивило воинов, да еще упомянутое имя хана, и то, что он настаивал на том, чтобы его немедленно привели к правителю. Если они опоздают и хан узнает, что они задержали важную новость, то их могут наказать. В допросе уже не было необходимости. Командир задал последний вопрос:
– Сможешь один управлять лошадью?
Когда он понял, что у того нет сил, он приказал:
– Посадите его передо мной и привяжите ко мне веревкой.
Два воина подняли Ясуда и посадили его на лошадь командира. После того как два других воина крепко связали их веревками, тот хлестнул лошадь и крикнул «Эй! эй!..»
Эти всадники были воинами тумена, десятитысячной армии нойона Субэдэя. Добравшись до Каракорума, командир-десятник передал новость командиру-сотнику, тот, в свою очередь, командиру-тысячнику, а он уже передал Субэдэю. Нойон, не колеблясь, явился к Чингиз хану. Никто не знал, что случилось, но возвращение слуги командира каравана в таком состоянии не предвещало ничего хорошего.
Когда весть дошла до хана, подозрения обуяли его. Он не стал дожидаться, пока Ясуд полностью выздоровеет. Он сам пошел в шатер, которую Субэдэй поставил специально для него. Когда он вошел, шаман жег траву и крутил вокруг больного дым, затем, ударив палкой по бубну, что-то сказал себе под нос.
Хан ждал, пока шаман закончит обряд. Только после этого он сел рядом со слугой. Ясуд хотел подняться, но правитель сделал знак рукой «лежи» и спросил:
– Ты можешь говорить?
Слуга уже пришел в сознание. Ему было неловко находиться рядом с ханом в лежачем положении. Тем не менее, он ответил:
– Да, мой повелитель.
– Тогда расскажи, что случилось с караваном, почему ты здесь?
Ясуд начал описывать тяжелые события. Пока он говорил, лицо Чингиз хана потемнело, он сжал пальцы в кулак и смотрел в одну точку. А Субэдэй не сводил глаз с правителя. С годами он хорошо изучил его характер. Хан никогда не спешил с решением. Если он принял решение, оно было необратимым и должно было быть выполнено. Слуга долго говорил, рассказывал, как ему удалось выбраться из лагеря, и замолчал. Внутреннее состояние хана словно окрасилось в черный цвет, который проявился на его лице. Но он молчал. Наконец, через некоторое время он сказал:
– Ты уверен, что захватчиками были воины тысячной армии нойона Отрара Унала? Может быть, его именем назвался грабитель? Может, вы никогда не ступали на земли Хорезмшахов?
– Нет, мой правитель, я уверен, это была тысячная армия Унал бека. Еще в первой
- 38 -
половине дня его пограничный отряд получил с нас пошлину за землю. Я узнаю его голос из тысячи. Нападавшие часто упоминали имя Унал бека и говорили, что приказ никого не оставлять в живых исходил именно от эмира Отрара. А он… – слуга замолчал, но, почувствовал, что хан не смотрит на него, но внимательно слушает, вновь продолжил: – начальник охраны ругал кого-то перед тем, как его убили. Этот человек был вожаком банды, который еще днем получил пошлину.
И слуга подробно рассказывал о случившимся.
Для хана этого было мало. Требовались более убедительные доказательства. Он встал.
– Нет, этого мало, дело должно расследоваться, другая сторона должна быть услышана.
Он хотел уйти. Вдруг Ясуд отчетливо услышал голос своего хозяина, словно из ниоткуда: «Возьми этот документ и оставь его себе. Он у тебя в безопасности». Он окликнул правителя, который собирался выйти.
– Подождите, мой повелитель, – сказал он, ища глазами свой халат. – Прикажите принести мою одежду.
Хан посмотрел на Субэдэя, а Субэдэй впился взглядом в своего помощника. Помощник запомнил брошенную в угол мантию как ненужную вещь, сразу же нашел ее под другими вещами в углу палатки и передал Субэдэю. Субэдэй передал халат не хану, а слуге. Обыскав халат, Ясуд достал смятую бумагу и протянул Чингиз хану.
– Возьмите, мой повелитель, – сказал он, – вот документ, по которому мы вошли на земли Хорезмшахов, уплатив госпошлину.
Чингиз хан взял документ и посмотрел на него. Он посмотрел на то место, где на документе была проставлена печать Хорезмшаха. Печать была на месте. Говорить было больше не о чем. Выйдя из палатки с документом в руке, он сказал Субэдэю:
– Джебе, Мухали, ты и мои сыновья, собери всех у меня на совещание.
Он не дал дополнительных распоряжений, быстро вышел из шатра…
Чингиз хан не находил себе места в палатке. Он ходил туда-сюда и что-то говорил себе под нос.
– Не торопись, Тэмуджин, не торопись…
Когда он был зол и никого не было рядом, он называл себя Тэмуджином. Об этом знала только Бортэ. Она была крепка на язык и никогда не выдавала секретов. Даже тогда, когда ее похитили меркиты и она была беременной Джучи, а Тэмуджин освободил ее из плена, и тогда она ничего не сказала. Бортэ находилась в плену у татар-меркитов шесть месяцев. Когда Чингиз хан однажды спросил ее, чей это ребенок, она ответила, что ребенок его, хотя братья Джучи всегда называли его «меркитским татарином», чтобы позлить его.
– Султан Хорезма до сих пор не воспринимает меня всерьез. Он смотрит на меня сквозь пальцы. Ничего, султан Ала ад-Дин Мохаммед, этим действием буду обязан вам.
Услышав его голос, из соседнего шатра слева вышла его любимая женщина. Бортэ знала, что ее любимый муж теперь один, потому она вышла с женской половины шатра и подошла к нему.
– Чингиз хану нельзя сердиться! – сказала она. – Каждый твой необдуманный шаг или слово может привести к катастрофе. Сейчас народ следит за каждым твоим словом, которое исходит из твоих уст. Разве ты не знаешь старую пословицу: «Пока не произнесешь слово, ты его хозяин, а как только скажешь, ты его раб». А теперь скажи, ты хан для народа или стал рабом своего слова?
Хан всегда прислушивался к мудрым советам Бортэ. Помимо своей красоты, эту женщину украшал и ее ум. После ее слов он немного успокоился, прошел на свое место и сел. Бортэ подошла к нему и опустилась рядом, но больше не сказала ни слова. Все, что надо было, она уже сказала, и это было к месту.
Сразу после этих слов Тэмуджин снова стал Чингиз ханом. Теперь его суждение и шаги, которые он предпримет, были ясны. Он с благодарностью посмотрел на Бортэ:
- 39 -
– Я не знаю, что бы делал без тебя? С тех пор, как ты появилась здесь, мне всегда было ясно, чего я хочу. Вместе с тобой ко мне пришел и успех. Когда ты со мной, успех вдохновляет меня к новым победам.
Бортэ понимала, о чем он говорит, ее щеки вспыхнули от добрых слов, но она не преминула ответить:
– «У осторожного человека мать не станет плакать», – она улыбнулась и добавила, – в данном случае могу сказать: у осторожного человека любимая женщина не будет плакать. Ты лучше меня знаешь, что делать.
Чингиз хан засмеялся. Ему понравилась замена в пословице. А Бортэ поднялась, очевидно, собираясь уходить, и повторила:
– Ты лучше меня знаешь, что делать.
Войлок на входе сменился шелковым ковром. По мере потепления зимние принадлежности пришлось заменить весенними и летними. Это было одной из особенностей кочевой жизни.
Когда вошел начальник стражи, Бортэ в шатре уже не было.
– Повелитель, все, кого вызвали, собрались. Пригласить их?
Он согласно кивнул. Вошедшие в шатер поклонились, сели на отведенное для них место и стали ждать, пока хан начнет разговор.
Он дал указание своему помощнику:
– Найди ибн Кафраджа Богру, пусть подождет меня в шатре для ожидания.
Тот ушел, а командиры поняли, что закончилось то время, когда они наблюдали скачки лошадей и смотрели выступления борцов. Теперь каждый должен был показать свои боевые навыки. Хан же, похоже, заранее подготовил свою речь. На его лице не было никаких признаков нервозности или беспокойства.
– Мы нападем на султан Хорезмшаха и отомстим им за убийство людей, которых я послал. – Все участники согласно покачали головами. – Кто разрешил султану насильно вырывать драгоценности из ушей моих людей? От безнаказанности он совсем обнаглел. Он считает, что ему все позволено и никто не станет противостоять его противоправным действиям? Но это не так. Надо готовиться к выступлению и войне. Железо не смягчится, если не ударить в спину.
Он оглядел публику, затем добавил:
– Вы, примерно, знаете, о чем идет речь, – все согласно кивнули головой. – В столице эта весть как ветер пронеслась в каждый шатер. Об этом событии говорит каждая семья, каждый человек. Гайыр бек Уналчук, племянник матери султана Туркан-хатун, ограбил мой караван и убил сотни людей. Те, кто были в караване, тоже были моими послами. Я дал им указания, с кем работать. Выходит, они выступили против меня. Что скажете, какое решение примем?
Чагатай сразу присоединился к разговору.
– Мой повелитель, мы выступим и покажем султану Хорезма, как наши кони, летящие словно ветер, оставят их под своими копытами, покажем, как метки наши стрелы и как остры наши мечи.
Чингиз хану понравились слова своего второго сына, но он не стал хвалить его, потому что он вообще не любил хвалить своих сыновей. Он считал, что похвала ослабляет человека и лишает его осторожности. Он посмотрел на своих товарищей по оружию, которые прошли с ним через огонь и пламя. Субэдэй ерзал на месте.
– Говори, Субэдэй, – приказал он.
– Мой повелитель, мы непременно должны пойти войной. Наши люди погибли на землях Хорезмшахов. Если сегодня султан останется безнаказанным, завтра он захватит наши земли. Я считаю, что голову змеи надо раздавить в своей же норе.
Остальные согласно кивнули.
Сыновья Чингиз хана говорили так, будто сговорились.
– Самые большие споры решает война! Война, война!
Хан знал, что у его сыновей горячие головы. Если им сказать: «Идите туда-то,
- 40 -
сделайте то-то», они, не задумываясь, пойдут и сделают. Но они не смогут ответить на вопрос, чем это закончится: ущербом для нас или в нашу пользу. Еще через некоторое время они и вовсе разгорячатся и перестанут слышать то, что им говорят. Несколько раз хан был свидетелем этого. Когда в семейном кругу обсуждались вопросы, братья так дрались, что даже его не слышали. Только лишь убеждения Бортэ, упрек любящей матери успокаивали их…
Он вовремя поднял руку, чтобы братья успокоились: недопустимо, чтобы при нойонах они ослушались хана. Это может послужить поводом для других не выполнить приказ, поспорить с ним. Это непозволительно и разрушило бы основанное им молодое государство.
Братья успокоились. Хан взял инициативу в свои руки и сказал:
– Я тоже знаю, что война неизбежна, но подготовка к войне сложнее, чем сама война. Это так?
Джебе сразу понял, о чем он говорит, и сразу же ответил:
– Да, мой повелитель.
Чингиз хан продолжил.
– Это для вас не Ханбалык, – сказал он, указывая рукой на сидящих, – даже если нам пришлось нелегко. Это правда, что бои были тяжелые, вы пересекли Великую Китайскую стену и заставили императора подписать с нами договор. Слабость Китая заключалась в том, что император потерял контроль над страной. Произвол чиновников проявлялся везде. Это вам и не Кучлук хан. Он настроил против себя представителей всех религий. Там можно было поклоняться Будде и только Будде. Противник, с которым вам придется сражаться, это государство Хорезмшахов, считающих себя властителями мира. Султан этого государства влюблен в абсолютную власть. Поэтому наша подготовка к войне требует времени. А пока будем вести переговоры на уровне послов. И, наряду с нашими приготовлениями, мы будем внимательно изучать и наблюдать, что происходит во владениях султана. Хочу сообщить, что на их землях уже начались дрязги и разрушения.
Он остановился на мгновение и глубоко вздохнул. При этом он внимательно окинул взглядом тех, кто его слушал, а затем продолжил:
– По полученным сведениям после казни имама Бухары недовольство населения султаном резко возросло, и по этой причине его отношения с матерью, Туркан-хатун, охладели. С другой стороны, халиф Багдада написал мне письмо с просьбой наказать султана Хорезма. Там начался развал в управлении страной. Если бы это было не так, правитель Отрара не приказал бы убить наших людей, несмотря на соглашение между двумя государствами. Государство дало трещину и начался коллапс. Наша задача – углубить эти трещины. Тогда бороться не составит труда.
Нойоны согласились с ним, в его словах была железная логика. Его командиры всегда отступали перед лицом логики правителя. И на этот раз случилось так.
– Как скажешь, мой повелитель.
Эти слова произнес Мухали. Сыновья предпочли промолчать. Чингиз хан убедил своих командиров. Пришло время сделать следующий шаг.
Он встал, подошел к гонгу и трижды ударил в него палкой. Как только начальник стражи появился в дверях, он приказал:
– Пригласи сюда ибн Кафраджа Богру и его секретаря.
Через некоторое время в палатку вошел секретарь, а затем Богра, который должен был отправиться в Хорезм в качестве посла. Они оба поклонились правителю. Не говоря ни слова, секретарь сел немного в стороне от них. Он открыл небольшую коробку, которую принес с собой, достал бумагу, птичьи перья и чернила, аккуратно сложил их на коробку и стал ждать приказа.
Чингиз хан указал новому послу место рядом с секретарем. Он должен был отправиться в Самарканд. Возможно, Махмуду Ялавадж, который был у султана в качестве посла, повезло. Он был послан ханом для выполнения другого поручения.
Ни на кого не глядя, хан приказал секретарю.
- 41 -
– Пиши.
Сказал так, словно заранее подготовил текст в уме. Секретарь окунул птичье перо в чернила.
– Султану Хорезма Ала ад-Дину Мохаммеду. Подписывая с нами договор, ты обещал обеспечить безопасность купцов, и то, что никто на них не нападет. Однако, нарушив свое обещание, ты грубо растоптал наши условия. Исламскому султану должно быть стыдно за такой поступок. Если ты подтвердишь, что инцидент с Уналом произошел не с твоего ведома и указаний, то передай его мне. Я накажу Унала за его преступление. Таким образом, мы предотвратим кровопролитие между нами. В противном случае готовься к войне. К войне, в которой важные люди станут бесполезными, рабовладельцы превратятся в рабов, а богатые станут бедными.
Он закончил диктовать письмо и спросил секретаря:
– Успел написать, что я сказал?
Секретарь поставил точку в конце последней фразы и сказал:
– Да, мой повелитель, я успел.
Он взял бумагу, зажал двумя пальцами и подул, чтобы высушить чернила. Затем следовало отдать бумагу хану, чтобы то поставил печать.
Хан начал давать указания Богре. Все это время никто из присутствующих не осмеливался заговорить, потому что были слова, которых они никогда раньше не слышали, и они с удовольствием пытались чему-то научиться у хана. Другими словами, война означает не только борьбу на поле битвы, но и владение политикой. Они изучали это сейчас, и это понадобится им в будущем. Как только хан закончил свою речь, Чагатай спросил:
– Но если султан скажет, что на моих землях инцидента не было, то что тогда?
Он улыбнулся, взял документ, данный Ясудом, подозвал к себе Богра и сказал:
– Если султан скажет это, то ты передашь ему этот документ…
Самарканд, начало 1219 года
Султан Хорезма не спешил принимать посланника из Каракорума. Каждый день из дворца Богре отправлялось послание, чтобы он не спешил, султан скоро его примет, Ала ад-Дин якобы был занят событиями в Отраре. Этот происшествие вызвало ажиотаж среди людей. Повсюду в королевстве говорили о грабежах и убийствах караванов.
Каждый день посланник Чингиз хана ходил со своими помощниками на базары и слушал разговоры, омываясь в бане, изучал настроение населения. В частности, рынки и торговцы имели право напрямую влиять на ситуацию в стране. Если продавец не выносит на рынок самые важные товары в течение нескольких дней, значит, наблюдается дефицит. В результате цены резко колебались, возникало недовольство, которое, если его не предотвратить, могло перерасти в беспорядки. Поэтому правители осуществляли особый контроль над рынками.
Посланник ибн Кафрадж в очередной раз посетил Самаркандский рынок. Он переоделся в их одежду и потому был почти неотличим от местных жителей. Остановился рядом с оптовым магазином тканей. Хозяин магазина обычно приветствовал покупателя по его одежде независимо от того, знал он его или нет. Как только он увидел богатую одежду Богры, он встал и поздоровался с ним. И сразу же подсластил свой язык льстивыми нотками.
– Добро пожаловать, ага. Для меня большая честь, что вы пришли в мой магазин. Прошу вас, присаживайтесь, а я прикажу слуге принести чего-нибудь попить.
Ибн Кафрадж выразил благодарность.
– Спасибо большое, не надо. Покажи мне шелковые ткани, я хочу сделать одному человеку подарок.
Лавочник разложил перед ним шелка разного цвета и многозначительно сказал:
– Сердца одних красавиц можно завоевать драгоценностями, а сердца других
- 42 -
красавиц можно покорить и влюбить в себя красивыми тканями.
Богра не обратил внимания на его слова. Он прощупал пальцами шелк синего цвета.
– Когда были привезены эти ткани из Китая?
Посла встретила насмешка хозяина магазина.
– Какой Китай, какая Индия, ага? Полгода как ни один караван не прибыл сюда с востока. А эти ткани, что вы видите, из Азербайджана. Скоро и оттуда не будут поступать.
Богра сделал удивленное лицо.
– Почему сюда караваны не заходили, при том, что у вас такое сильное государство? Есть причина для этого?
Лавочник заговорил тихим голосом, почти шепотом.
– Вы знаете, – сказал он, – купцы боятся заходить в Хорезм.
Богра вел себя так, будто ничего не знал.
– Ага, – сказал он, – я только прибыл сюда и ничего не слышал. Скажи, а почему купцы боятся приходить в Хорезм?
На этот раз лавочник прошептал:
– Ага, вы знаете, родственник султана, правитель Отрара, ограбил богатый караван Чингиз хана и убил купцов, слуг, короче, всех. Посмотрите, чей караван был разграблен, э…? Караван Чингиз хана, поставившего Китай на колени, нарушивший маньчжурский завет, свернувший голову Кучлук хана. Если его караван ограбили, то что делать другим купцам, они все напуганы. Они боятся за свою жизнь и свое имущество.
Посол получил ответ на некоторые свои вопросы. Теперь осталась другая часть вопросов, на которую тоже надо было получить ответ.
– И что будет дальше? Не может ведь так продолжаться всегда?
Хозяин магазина пожал плечами.
– Не знаю, ей-богу! Говорят, что в Самарканд прибыли послы Чингиз хана. Они хотят прояснить вопрос. А что будет потом, знает лишь Аллах и султан. Да хранит нас Аллах от меча Чингиз хана! Говорят, что когда он зол, он не мучает своего врага, он просто убивает его и никого не щадит – ни стариков, ни женщин, ни детей. Он замахивается мечом на любого, кто встанет на его пути.
Он тяжело вздохнул.
– Одним словом, он делает крошево из человеческой плоти.
Ибн Кафрадж теперь понял, почему хан не спешил атаковать. Он уже вызвал страх, тревогу и панику в Хорезме. Отныне покорить Хорезмшаха не составит труда.
С минарета раздался призыв к молитве:
– Аллаху Акбар… Аллаху Акбар…
Посланник встал, достал из кошелька золотой дирхам и протянул лавочнику.
– Получи, ага. Шелк синего и красного цвета отправь в караван-сарай. Меня зовут Богра.
Продавец взял деньги и благодарно помолился.
– Да благословит вас Аллах, ага! Да умножит Аллах содержимое вашего кошелька!
Богра прошелся по рядам рынка. Торговля здесь шла не так, как раньше. Продавцы оставили свой товар без присмотра и отправились на молитву. Кража здесь была довольно редким явлением, а наказание было суровым. Самым слабым наказанием была ампутация руки, которой была совершена кража, после чего однорукому никто ничего не продавал.
Он прошел немного дальше, когда увидел приближающегося к нему человека, одетого как он, с двумя помощниками позади него. Когда они подошли друг к другу, незнакомец положил руку на грудь и поздоровался:
– Салам алейкум, ага.
Богра тоже прижал руку к груди, повторил то же самое и спросил:
– Ага, мы знакомы? Как будто я где-то тебя видел. Можешь мне напомнить?
Мужчина улыбнулся и сказал:
– Нет, мы не знакомы, но я видел вас во дворце султана.
- 43 -
Богру охватило любопытство.
– Вы искали меня, может, наконец, сердце султана смягчилось и он примет меня через столько дней?
Незнакомец возразил.
– Нет, за тобой меня никто не посылал. Я принц Джелал ад-Дин Менгбуруни.
Услышав это, посол сложил обе руки на груди и поклонился.
– Я хочу поговорить с вами, чтобы быть в курсе некоторых вопросов и кое-что прояснить для себя. Моему помощнику из караван-сарая сказали, что вас можно найти на рынке. Я сам давно не ходил по рынку. Поэтому переоделся и пришел сюда.
Богру это заинтересовало. Он задумался. Возможно, его сын повторит попытку Махмуда Ялавадж привлечь его на свою сторону. О нем уже говорили в Каракоруме. Однажды он вступил в схватку с Джучи. Говорят, что если бы он не обладал лидерскими качествами, талантом и боевым духом, армия в шестьдесят тысяч человек была бы потеряна. Может быть, его бабушка Туркан-хатун, да и сам султан, послали его ко мне проверить, что я говорю, в каком настроении нахожусь. Будет война, нет… Какая?..
Его отвлекли от мыслей слова Джелал ад-Дина.
– Я не могу пригласить вас во дворец, но вы можете пригласить меня в караван-сарай, мы посидим и поговорим немного.
– Я не возражаю, полагаю, они не узнают вас в караван-сарае, – сказал Богра.
Джелал ад-Дин улыбнулся и ответил:
– Я не могу этого гарантировать, потому что я часто хожу среди людей, но не как сын султана, а как купец. Я много бывал в караван-сарае, где вы остаетесь, иногда встречался там с разными людьми…
Увидев этих двух богато одетых людей, хозяин караван-сарая побежал им навстречу.
– Добро пожаловать, господа! – сказал он и приложил руки к груди. – Что прикажите?
Джелал ад-Дин сказал:
– Спасибо, было бы неплохо, если бы вы выделили нам место в углу. – Он указал на Богра. – Нам надо поговорить с ним наедине. И принесите что-нибудь попить.
Владелец тут же ответил:
– Прошу вас, самое удобное место в углу будет вашим, идемте.
Они вошли в зал и заняли места в углу. Здесь действительно было удобно. Хотя помещение было небольшим, ковер, словно стена, отделял их от зала. Пол также был покрыт коврами и циновками. Через некоторое время к ним подошел слуга и поставил на середину кувшин сока и две пиалы, рядом положил сухофрукты и вышел. Богра, опередив Джелал ад-Дина, разлил сок по пиалам.
Тот сделал глоток сока и посмотрел на посла.
– Чингиз хан действительно хочет воевать? – спросил он.
Богра посмотрел ему прямо в глаза и задал встречный вопрос:
– Если бы то же самое случилось с вами, мне интересно, какие шаги предпринял бы султан или ты, принц, какие меры вы бы предприняли?
Джелал ад-Дин ответил, не задумываясь:
– Я со своей армией пошел бы войной на тех, кто виновен в этом инциденте, и всех, причастных к нему, наказал бы.
Посол задал вопрос с подтекстом.
– А почему правитель не накажет преступника, чтобы и справедливость восторжествовала, и больше не пролилась кровь?
Джелал ад-Дин глубоко вздохнул.
– Я знаю, на что ты намекаешь. Это очень сложный вопрос. Своим могуществом султан обязан моей бабушке Туркан-хатун. Победители завоеванных им земель – это воины моей бабушки. А Гайыр бек Унал является ей племянником. Отец не станет
- 44 -
усугублять и без того плохие отношения с бабушкой.
– И как быть? Что должен делать мой повелитель? Я пока не говорю об убийцах наших людей, купцов. А как насчет несметных сокровищ, что были в караване? Насколько мне известно, это «ходячее сокровище» было гораздо больше, чем ваше. Вы полагаете, что Чингиз хан должен на все это закрыть глаза и сказать, что Бог с ним, случилось, так случилось?
Джелал ад-Дин беспомощно махнул рукой:
– То есть, ты хочешь сказать, что выхода нет, война неизбежна? Если честно, я бы не хотел воевать с армией Чингиз хана. Не могу передать словами боевой дух татар. Ваши солдаты не воюют за религию и не стремятся к богатству. Не все присваивают себе добычу и не являются наемниками. За что вообще воюет армия Чингиз хана?
Богра увидел, что Джелал ад-Дин правильно уловил татарский дух, но не нашел ответа. Он должен был ответить правильно, потому что все в его государстве знали, о чем сказал принц. Это ни для кого не было секретом.
– О мой господин! Монголо-татарская армия не воюет за то, о чем вы говорили, ей это вовсе не нужно. Солдаты хорошо сражаются по двум причинам. Первое – быть верным нашему хану и второе, проявить в себе качества полководца.
– Что значит проявить себя? – Джелал ад-Дин хотел уточнить это предложение.
На этот раз посол взял пиалу с соком и выпил до дна.
– Знаешь, принц, – сказал он, – проявить себя, значит, самоутвердиться. А это означает, что воин должен продемонстрировать всю свою силу в любом сражении, не боясь смерти. Он доказывает, что его способности проявляются не только внешне, но и во внутренней силе духа. Наши воины доказывают в битве, что они избраны Всевышним. А проводником и лидером этих избранных является Чингиз хан. Поэтому они верят в хана так же, как верят в себя. Потому что хан большинство этих воинов вызволил из низов жизни и дал им возможность проявить себя как воины.
Джелал ад-Дину даже в голову не приходило, что он будет по буквам претворять в жизнь слова Богры, воевать и самоутверждаться до самой смерти. Эта война продлится до самой его смерти, то есть ровно одиннадцать лет. Это произойдет через несколько лет. Он не пожалеет, что его убили, и улыбнется, вспомнив свой разговор с послом в караван-сарае перед смертью.
Богра заметил, что Джелал ад-Дин задумался.
– Мой господин, – сказал Богра, – но войны может и не быть, и Чингиз хан указал путь.
– Как? – спросил он, словно кто-то дал ему надежду.
– Чингиз хан в своем письме к султану указал, что если вы не имеете никакого отношения к этому делу, то отдайте мне Унала. Я накажу его на глазах у моего народа.
Как будто кто-то только что вылил ведро воды на искры надежды в его сердце. Как только вода коснулась надежды, она превратилась в дым и исчезла.
– Нет, это невозможно, мой отец очень высокомерен и считает, что никакая армия не может устоять перед его армией, потому что его армия никогда не была побеждена.
Посол пожал плечами.
– Тогда…
Джелал ад-Дин не дал ему говорить, он перебил его.
– Я постараюсь убедить султана передать вам Унал бека, но заранее говорю, что мало верю в это…
***
Султан Ала ад-Дин оказался в безвыходном положении, он не знал, что делать. Его высокомерие и самодовольство не позволяли ему принять и выполнить условия Чингиз хана, который еще не был признан в исламском мире и на Западе в целом. Где-то в глубине души он понимал, что нельзя грабить торговый караван и убивать людей. Это недопустимо во всем мире. Он даже в какое-то время решил наказать своего
- 45 -
родственника, который был правителем Отрара. Ведь одной из обязанностей государства была защита торговых караванов от грабителей. На этот раз разбой совершило само государство. С одной стороны, он не боялся войны, он всю жизнь провел в войнах. Во времена его правления государство Хорезмшахов стало самым могущественным государством того времени. Успех вызвал у него головокружение. После похода на хашхашев, он не захотел больше прислушиваться к матери, Туркан-хатун. По этой причине между ними и возникли прохладные отношения.
С другой стороны, султан не был Кучлук ханом, чтобы мусульманское население Кашкара и Хоты присоединилось к татарам, как только армия нойона Сюйкету-черби напала, и эти города сдались ему без сопротивления, потому что мусульмане там преследовались, мусульманская одежда была запрещена, и на минаретах не звучал азан.
Причина всего этого заключалась в том, что Кучлук хан не смог противостоять татарам, и в итоге вынужден был попрощаться с головой. Но такой опасности для него не было. Его государство считалось мусульманским. Правда, он настолько приуменьшил влияние религии на государство, что не приглашал имама даже на самые важные мероприятия. Он также знал, что для того чтобы быть правителем исламского мира, проповедь должна была читаться в его честь, так же, как его предки читали проповедь для сельджукских султанов и даже в Азербайджане. Напротив, халиф Багдада эн-Насир сделал все, что в его силах, чтобы вызвать волнения в своей стране. На самом деле султан считал правильным дистанцироваться от религиозной политики. Вот каким он это видел, таким он вырос. Он всегда считал, что пока религия не вмешивается в политику, наш духовный мир, наша религия священны и чисты. Как только религия вмешивается в политику, она загрязняется, становится инструментом и игрушкой в руках смертных. Те, кто использует имя Аллаха, забывают про него. Как это делает халиф Багдада. Он не хотел убивать имама Бухары публично, но его визирь Сейфульмульк убедил его отдать приказ о казни. Также необходимо было запугать население. Он не любил и эмира Отрара. На эту должность он был назначен по настоянию матери. Теперь, когда у него была возможность наказать эмира, его мать, Туркан-хатун, услышав об этом раньше него, отправила ему повелительное послание: «Если ты не хочешь переворота во дворце, не трогай моего племянника». Он отказался от этой идеи, потому что знал, на что способна его мать. Оставалось ответить послу. Рано или поздно ему придется принять его и выслушать. Этого требовал и его сын Джелал ад-Дин.
Приемный зал снова был вновь торжественно украшен. Дворяне стояли справа от султана, а сыновья – слева от них.
Когда ибн Кафрадж Богра вошел в зал, он чуть было не растерялся от увиденного великолепия, но быстро взял себя в руки. Он вошел в приемную один. Теперь он не принес султану никаких подарков. Теперь решался вопрос войны между двумя государствами.
Богра остановился на позволенном ему расстоянии и поклонился султану, но он не мог сказать: «Приветствую вас от имени Чингиз хана». Он обеими руками протянул султану сложенную бумагу. Начальник стражи взял у него письмо и передал султану. Ала ад-Дин Мохаммед пренебрежительно раскрыл письмо и прочитал его. И вдруг, словно на пол упала большой кувшин, и взорвалась:
– Что, какой-то нищий, бродящий по горам и долам, бросает мне вызов сейчас?!
Он помахал письмом в воздухе.
– Твой хан призывает меня к войне, как он посмел?
В тот момент ни у кого, кроме Джелал ад-Дина, не хватило бы смелости сказать ему хоть слово. Это и сделал принц. Он подошел и прошептал ему на ухо.
– Славный султан! К послу нужно относиться мягко. На этот раз вина лежит на нас. Я считаю, что эмира Отрара нужно наказать. Если кровь одного человека предотвратит кровопролитие тысяч, пусть прольется кровь этого человека.
Султан удивленно посмотрел на сына.
- 46 -
– Ты думаешь, о чем говоришь, осознаешь ли ты это?! Пусть еще докажут, что караван был разграблен на моих землях, и торговцы убиты на моих землях. Возможно, это было организовано самим Чингиз ханом как повод для войны. Есть ли доказательства?
Джелал ад-Дин понял, что здесь преобладает влияние его бабушки. Его отец не собирается отдавать Унал бека Чингиз хану. Он отошел в сторону.
Визирь Сейфульмульк, похоже, ждал этого момента. Чтобы упрочить свое место рядом с султаном, он сказал:
– Истинность слов могучего властителя всегда подтверждается. Почему мы должны расстраиваться, что караван Чингиз хана был разграблен? Зачем мы должны искать тех, кто убил торговцев?
Он обратился к послу:
– Если татарский хан хочет войны, пожалуйста. Не было никого, кто мог бы долго противостоять острому мечу нашего славного султана. Меч султана способен превращать воду в кровь, а землю – в пыль. У тебя есть доказательства?
Султану слова визиря понравились. Он с наслаждением заерзал на месте. Джелал ад-Дин только сожалел об этом, и про себя сказал: «Путается под ногами, как у телеги пятое колесо».
Ибн Кафрадж вовсе не растерялся от нападок султана. Напротив, он точно уяснил себе, что Унал бека тот не отдаст.
– Правитель, – сказал он, – произошедшее наносит ущерб величию султана. Торговцы и послы всегда были неприкосновенны. По этой причине прохождение караванных путей и торговля купцов на этой земле способствуют процветанию государства. Но вот уже несколько месяцев торговцы из страха не приезжают в страну. Они думают, что могут повторить судьбу каравана Чингиз хана.
Султану не понравилось то, что посол был в курсе происходящего в его государстве. Он гневно посмотрел на визиря и на приближенных, но не сказал ни слова.
Богра продолжил свое выступление.
– О великий султан, я думаю, что инцидент имел место, и мы называем вам имя преступника. Султан должен был приказать провести расследование, чтобы справедливость восторжествовала. По меньшей мере, я должен был увидеть здесь Унал бека, встретиться с ним лицом к лицу и задать необходимые вопросы. Но ничего этого не произошло. В то время как и в письме, написанном ханом, султан знал об этом…
Визирь прервал его, сообщив, что султан знал суть дела, потому что Туркан-хатун уже поставила его в известность.
– Не переусердствуй, посол! По какому праву ты указываешь султану, что ему делать? Не забывай, что ты стоишь перед повелителем. Если не хочешь потерять голову, держи язык за зубами. Если ты посол и неприкосновенен, значит, можешь болтать что угодно?
Султан снова одобрительно посмотрел на визиря. Посол сделал еще один ход вопреки словам визиря.
– Правителю нужны доказательства?
Он достал документ, принесенный слугой Ясудом, и протянул его им.
– Вот доказательство! Печать на документе, подтверждающем получение пошлины на вашей земле. Хочу довести до сведения султана, что этот документ проштамповал Соврулмуш бек, двоюродный брат Отрарского правителя Унал бека.
Начальник стражи взял у него документ и передал султану. Ала ад-Дин Мохаммед развернул бумагу и на некоторое время замер, не зная, что сказать, потому что посланник обезоружил его перед лицом реальности и доказательств. И вдруг во дворце словно прогремел гром, и вспыхнула молния. Султан прокричал во все горло:
– Палач!
Как будто палачу приказали ждать в приемной. Вошел неуравновешенный мужчина с большим мечом в руке в одежде красного цвета. Во время казни палачи всегда носили красные одежды, чтобы не было видно пятен крови казненных.
– Да, мой повелитель, – сказал он, – что прикажете?
- 47 -
Султан указал пальцем на посла и сказал:
– На глазах у подданных должна быть отсечена голова этого проклятого человека, подвергнувшего сомнению высшее слово султана, и отправлена самодовольному татарскому хану Чингизу. Пусть казнь произойдет немедленно, на моих глазах.
Джелал ад-Дин попытался возразить.
– Мой султан…
Однако гневный взгляд отца, превратившийся в кровавую чашу, не дал ему договорить. В такие моменты он предпочитал хранить молчание, но в глубине души был уверен, что война неизбежна.
Движение.
Каракорум, 1219 год
Темные тучи заволокли небо. Было ясно, что пойдет дождь, да и птицы летали у самой земли. Грянет гром, ударит молния, загрохочет небо, и земля, и небо будут залиты водой. Все вокруг смешается, из-за грязи невозможно будет пройти, дороги станут непроходимыми. Паводок их разрушит. Паводковые воды смоют все на своем пути. Затем уйдет облако, а его место займет солнце. Луг зарастет зеленью, вырастет новая трава, расцветут цветы. Дороги снова станут проходимыми. Так начнет зарождаться новая жизнь.
Таков и хаос. Сначала все разваливается, разрушается, а потом возникает новый миропорядок. Те, кто принимает его, остаются, а те, кто отвергают, либо приговариваются к смертной казни, либо живут в изгнании.
Шаман был одет во все белое. Это означало, что будет война. На сливе висели разноцветные ленты. Пока он бил в бубен, люди выходили из шатров и собирались вокруг высокого костра. Недалеко от костра двое мясников освежевали туши трех овец. Они работали так быстро, что их рук было невозможно увидеть. После снятия шкур туши не разделывали, а лишь отделили коленные чашечки и отдали их шаману. Шаман остановился в пяти шагах от костра, положил их в каменную чашу и начал танцевать. Он повернулся к костру и стал молиться.
– О, Всевышний! Небесный Бог, укажи нам путь.
Я принесу в жертву верблюдов,
Выпущу птиц.
Во весь опор погоню лошадей.
Укажи дорогу, твои батыры собираются в путь.
Пусть ударит молния,
Повергнет врага.
Укажи нам путь, укажи нам путь.
Собравшиеся у костра хором кричали:
– Раз эй… й…, раз эй… й…, раз эй… й…
Потом завыли словно волки:
– A… у… у… а… у… у… а… у… Покажи волку путь, раз… эй… й, раз… эй… э…, раз… эй…, укажи путь, Всемогущий Бог, укажи путь волку…
Когда забивали овец, кровь не была пролита на землю. Ее разлили по емкостям и оставили. Помощник шамана передал ему сосуд с кровью. Он сделал глоток крови и стал что-то говорить себе под нос. Когда помощник вылил в огонь чашу крови, раздался еще один рев:
– Раз ey… y…, раз ey… y…, раз ey… y…
Чингиз хан три дня скрывался в пещере на священной горе Бурхан-Халдун на берегу реки Онон. Три дня он разговаривал с Богом Небесным. Он не стоял три дня, не пил и не ел три дня. В последний день он прошептал: «О, Создатель неба и земли! О, Создатель таджиков и турок! Ты свидетель, что не я начал эту войну. Дай мне силы и дух отомстить. Пусть меч мой будет острым, лошади сыты. Сделай так, чтобы я смог
- 48 -
отомстить».
…Когда он спустился в Каракорум, шаманский обряд продолжался. Как только люди его увидели, они снова завыли:
– A… и… и…, раз эy… y… y…, раз эy… y… y…
Увидев хана у костра, шаман стал трясти в чаше коленными косточками.
– Покажи, покажи нам успех, покажи успех войны. Покажи, где ложь, покажи правду. Идти нам на эту войну или нет?
Он бросил кости в огонь. Дыхание у всех на мгновение остановилось. Все хотели увидеть результат. Если хотя бы одна из костей выкатывается из огня, значит, Всевышний не хочет войны.
Все одновременно вышли из оцепенения: все кости были в костре. Чингиз хан присоединился к ним и крикнул:
– Война… война… война… Раз ey… y…, y…, Раз ey… y… y, раз ey… y, A… у… у…, A… у… у…
На берегу Иртыша Чингиз хана поджидало стопятидесятитысячное войско.
Согласно обычаям, врагом считали любого, кто не был кровным родственником. По этой причине грабежи, а также разбой других племен были обычным явлением, и Чингиз хан хотел положить этому конец. Истребив татар-меркитов старше семи лет, остальных он сделал полноправными членами племени. Они избежали рабства. Таким образом, произошли изменения и в устоях общества. Для достижения своей цели он усыновил татарского мальчика. Более того, он женился на двух сестрах-татарках, Есугэн и Есуй. Таким образом, татары стали ведущей силой в степях Текле Мекана и Гоби.
Он также реформировал свою армию. Он разделил ее на подразделения: десятка – арбаны, сотня – якуны, тысяча – минган и десять тысяч – тумен.
Все племена были объединены через армию. Все эти реформы достались Чингиз хану в наследство от гёктурок. Но в свое время о таком армейском устройстве забыли, поэтому все сочли это новинкой.
Его воины были приспособлены для дальнего пути. Каждый брал только то, что ему нужно. Помимо накидок на них были брюки, шапка с наушниками и высокие кожаные сапоги на толстой подошве. Для защиты от любых погодных условий они брали с собой кожаную накидку и кожаную флягу с водой, кресало для очага, веревку, иглу и нить для шитья одежды, нож, топор и кожаную сумку, чтобы собрать все это туда. Эти вещи были основным имуществом ханских солдат. Кроме того, каждая десятка-арбан брала с собой шатер.
Его армия отличалась от всех армий мира своим стилем похода. Потому что, во-первых, армия состояла только из конницы. Во-вторых, армия не несла тяжелого груза, короче говоря, у нее не было тыла. В армии были только резервные лошади. У каждого всадника было по три-четыре дополнительных лошади.
Кавалерия могла двигаться без остановки десять дней и десять ночей. Их основной пищей было вяленое и сушеное мясо. Свежее мясо обычно нарезали ломтиками и помещали под седло, чтобы оно стало мягким и съедобным.
В отличие от любой другой армии, его армия двигалась строем в ширину. Это позволяло ей также охотиться на диких животных. Хан находился в середине армии, и его правый и левый фланги являлись для него защитой. Впереди шли небольшие группы. А еще раньше шла большая боевая группа разведчиков и осматривала все холмы и равнины. Группа охраны резервных лошадей была позади. На каждую тысячу-мингана приходилась команда врачей, привезенная из Китая. Шатер вожака-тысячника сооружался посередине, как и ханский шатер, а вокруг него ставились шатры командиров – сотников и десятников.
В армии приказы отдавались устно по цепной передаче. Во все времена и везде его
- 49 -
воинам говорили, что умереть за правителя – это большая честь. Однако Чингиз хан этого не делал и пытался завершить войну с небольшими жертвами. Ни одному воину не разрешалось говорить на поле боя или в шатрах о войне, поражении или ранении. Было даже запрещено говорить об умершем друге. Перед ними стояла одна цель: полная и решительная победа.
Кавалеристы умели скакать на лошадях и стрелять из лука. Для них не имело значения, атаковать или отступать, оба метода использовались для нанесения сильных ударов по противнику. При отступлении они использовали различные уловки. Они часто сбрасывали на землю золото и другие украшения. Те, кто их преследовал, останавливались, увидев это богатство, их ряды смешивались и преследования прекращались.
Все военачальники и их сыновья собрались в шатре. Многие из этих воителей были с ним много лет. Все они хорошо знали характер и силу друг друга. Как и Чингиз хан, большинство из них начинали с нуля и вместе добились той славы, которую приобрели.
Боорчу, Джелме, Мухали, Шики, Чебе, Субэдэй и другие нойоны сидели справа от него, а его сыновья Джучи, Чагатай, Угэдэй и Толуй сидели слева от него из-за разницы в возрасте.
Чингиз хан по очереди наблюдал за каждым. Он думал: «С этими военачальниками можно завоевать мир». Теперь их надо расшевелить. Он так и сделал. Хан начал свою речь, указав на Боорчу и Джелме.
– Я с этими двумя командирами воюю около сорока лет.
Затем указал рукой на остальных:
– А с вами воюю чуть меньше, чем с ними. За это время мы прошли с вами огонь, много раз мы смотрели в лицо смерти и завоевывали земли.
Он помолчал и посмотрел на своих старых соратников.
– Теперь перед нами открываются новые горизонты, нас ждут новые завоевания.
При всеобщем молчании Чагатай вдруг задал ему вопрос:
– Кого на этот раз мы пойдем завоевывать, мой повелитель?
На самом деле все знали, с кем и где будет война. Правитель не рассердился на своего сына за то, что тот его перебил. Теперь это было неуместно.
– Мы идем туда, куда заходит солнце. Мы завоюем Запад. В течение нескольких месяцев вы подстрекали меня преподать султану Хорезма урок и объявить ему войну. Я всегда говорил вам, что не надо торопиться, еще не время. Условия для войны еще не созданы. Я проявил терпение и ждал. Я ввел Ала ад-Дина Мохаммеда в заблуждение, позволил ему совершать ошибку за ошибкой. Подобные ошибки мог совершить только самодовольный, самоуверенный правитель. Это и сделал султан Хорезма. Сначала он пытался переманить на свою сторону моего посла Махмуда Ялаваджа и использовать его против меня. Затем он ограбил мой караван и убил моих людей. В конце концов, он казнил моего посланника и отправил мне его голову. Я всегда был терпелив. Я создал условия, чтобы султан почувствовал себя безнаказанным и был уверен, что он никогда не будет наказан за свои деяния. И это его успокоило. Султан думает, что я его боюсь.
И он торжественно объявил:
– А теперь я говорю. Я, Чингиз хан, правитель монголов, татар, китайцев, маньчжур и других племен. Мы идем на Запад. Пришло время отомстить султану Хорезма.
Его сыновья в унисон сказали:
– Мы готовы умереть там, куда направит свой меч наш хан.
Чингиз хан возразил, даже немного занервничал. Он повысил голос:
– Мы идем туда не умирать, а убивать. Мои бесстрашные воины, не знающие поражения, отправляются в те земли, чтобы завоевать их, одержать победу.
Он обратился к своим командирам.
– А почему молчат мои славные полководцы? Или им нечего сказать? Может, этот
- 50 -
поход вам не по душе?
Нойоны посмотрели друг на друга. Субэдэй, сидевший ближе всех к хану, сказал:
– Повелитель, ты прекрасно знаешь, что мы мало говорим. Скажите нам, что нужно делать. Остальное мы сделаем сами.
Чингиз хан, казалось, давно ждал этих слов. Настроение его сразу изменилось. Он встал и дал некоторые указания, не позволив остальным подняться. В палатке на мгновение наступила тишина. Хан подошел к своим сыновьям и сказал:
– Вот теперь другое дело. Теперь можно завоевывать новые земли. Шаман тоже сказал, что это завоевание будет успешным. Ты, Джучи, двинешься на юг со своей армией. Вы, Чагатай и Угэдэй, должны захватить Отрар. Вы пришлете мне этого бесчестного Унала, мертвого или живого. Если он будет мертв, достаточно отправить его голову. Я поеду в Бухару. Со мной будут Джебе и Субэдэй. Остальные командиры знают, кто с кем идет. Наши армии объединяются в Самарканде. Понятен ли порядок продвижения нашей армии?
Все согласно кивнули и одновременно сказали:
– Да, повелитель, все ясно как день.
Джебе добавил:
– Хан, если все ясно, позвольте нам пойти и подготовиться в дорогу.
– Очень хорошо, идите, – сказал хан, – у вас есть три дня. Чрез три дня мы двинемся в поход.
Когда нойоны и его сыновья вышли из палатки, он трижды ударил в гонг. Начальник стражи немедленно вошел, поклонился и стал ждать, пока хан отдаст приказ. Приказ не заставил долго себя ждать.
– Пригласи ко мне Махмуда Ялаваджа.
Когда через некоторое время тот появился в дверях, Чингиз хан указал ему место, где можно сесть.
– Махмуд, тебе удалось сделать что-то в Китае?
– Да, повелитель, – ответил Махмуд Ялавадж. Но он знал, что хан не для этого позвал его. – Я отправил отчет еще в прошлом месяце.
– Да, знаю, я получил, ознакомился. Вы там много поработали, привели в порядок дела. Скажи, а ты отправил султану письмо с голубем из Ханбалыка?
– Да, правитель, я сделал, как ты сказал. Я написал, что Чингиз хан не хочет нападать на вас и воевать с вами, потому что он знает вашу мощь и боится вас.
– Какой был ответ?
Махмуд Ялавадж улыбнулся.
– Каким-то образом он прислал мне мешочек с золотом. Я написал вам об этом, и мешочек приложил к объяснению.
На этот раз хан был резок.
– Я не приглашал тебя докладывать. Пришло время для великих дел. Поэтому твоя услуга будет бесценной и неоспоримой.
Махмуд Ялавадж тут же произнес:
– Я готов пожертвовать жизнью ради тебя, хан. Я сделаю все, что ты прикажешь.
– Отлично. Ты отправишь с голубем ему письмо, в котором сообщишь, что хан передумал, и идет на тебя войной, пусть готовится, – поручил Чингиз хан. Затем добавил:
– Но это не все. После припишешь: «Согласно полученным сведениям, на вас будет совершено покушение и вы будете убиты до первого столкновения». Понятно?
– Конечно, понятно, повелитель. Что тут непонятного? – ответил Махмуд, повторив слово в слово все то, что сказал хан. Махмуд Ялавадж запоминал все досконально, у него была хорошая память.
Чингиз хан дал последнее указание:
– Иди и готовься. Голубя отправь сегодня же. А через три дня ты выступаешь в поход вместе со мной…
-51 -
Через некоторое время из Каракорума вылетел голубь в сторону Запада. Невидимая сторона политики заработала. Хаос содрогнулся, в нем начал движение новый миропорядок…
***
Армия Чингиз хана еще не была разделена на юг, север и центр. Войско численностью в сто пятьдесят тысяч человек приближалось так быстро, что за несколько дней достигло земель Хорезмшахов. Можно сказать, что тюркские племена, жившие в Восточном Туркестане, присоединились к ханской армии. Среди тех, кто присоединился к армии, были Арслан-хан, правитель карлуков, Сукнактекин из Алмалыка и Баурчук, уйгурский вождь. Кроме того, черные китайцы и хоранцы, служившие султану, встали на сторону хана, как только армия подошла к границе. Армия росла и становилась более организованной силой.
Хан велел никого не убивать на окраинах. Можно ранить, искалечить, лишить зрения, но убивать нельзя. Вместо этого они должны были сжечь все села, захватить скот и другую добычу и передать специальной группе, организованной в тылу.
На окраине села садовник Ахад и его жена выращивали арбузы и дыни. Восемь их детей росли на доходы от продажи бахчевых культур. В пристроенном к хижине хлеву, который был сделан из глины, Ахад держал корову, четырех коз и трех овец. Дети жили, можно сказать, впроголодь. Старшему ребенку было четырнадцать, а младшему четыре года. Эти дети старались во всем помогать своим родителям. У садовника было два сына и шесть дочерей. Сейчас был самый жаркий период – пора орошения. От этого орошения будет зависеть изобилие арбузов и дынь в следующие пятнадцать дней. Ахад провел канаву из небольшой реки, вытекающей из Карадага, и орошал свою бахчу. Он выкопал грязь, которая стояла преградой перед канавой. Вода закружилась, как змея, и забулькала по канаве. Старший сын иногда забивал канаву грязью, чтобы она текла в обратном направлении, а иногда наоборот очищал.
Его жена Дурна плела большие корзины из тростника, сидя в тени под камышовым навесом. Эти корзины были для них очень нужными, их можно было продать. Ахад накинул на голову платок, чтобы не припекало солнце, и завязал концы сзади. Скоро будет полдень. Время от времени выпрямляясь, он смотрел на сына и давал указания.
– Направь струю воды вправо. Там арбузы. Дай им выпить много воды. В следующий раз поливать станем через два дня. Понимаешь?
– Я понял, отец, – крикнул сын. – Вечером наберу грязи со стороны дынь. Я сделаю, как ты говоришь.
Тогда Ахад крикнул жене:
– Эй, Дурна, принеси мне кувшин, пить хочу. А здесь вода мутная. Видимо, вечером в горах шел дождь.
Дурна собрала подол юбки и встала.
– Иду я, эй, Ахад!
Она взяла кувшин с водой и пошла к мужу.
В этот момент прибежала старшая дочь. Она так тяжело дышала, словно за ней кто-то гнался.
– Отец…
От усталости она не смогла продолжить.
Отбросив лопату в сторону, Ахад побежал к ней. Дурна с сыном также поспешили к дочери. Та села на землю, у нее не было сил.
– Что случилось, дочка, что произошло в деревне? – спросил Ахад, добежав до дочери.
Девушка по-прежнему не могла говорить. Она рукой показывала на деревню. Ахад посмотрел в сторону деревни, скрывающуюся в густой растительности. Деревня покрылась черным дымом. Поскольку ветра не было, видно было, как черный дым поднимался столбами в десяти-пятнадцати местах.
- 52 -
Добежав до них, Дурна протянула дочери кувшин с водой.
– Возьми, сделай глоток, приди в себя.
Девушка схватила кувшин и стала жадно пить. Струйки воды хлынули из уголков ее губ. Наконец, она шумно вздохнула и сказала:
– Дядя Газман меня прислал. Он сказал, что в село вошли татары, что они все сжигают, уничтожают, и чтобы мы бежали и спасали свою жизнь.
Дурна стала раздирать себе лицо ногтями и причитать:
– Дети мои, теперь татары всех возьмут в рабство и продадут.
Садовник прикрикнул на жену:
– Заткнись, дура. Не успела понять, в чем дело, а уже раздираешь себе лицо. Дети там остались? – спросил он у дочери. Та вытерла слезы и кивнула головой.
Из страха перед мужем, Дурна обливалась слезами молча.
Их сын, все это время застывший в волнении, вдруг сказал:
– Я иду в деревню. Посмотрю, что случилось с моим братом и сестрами.
На этот раз отец прикрикнул на сына.
– Сиди, где сидишь. Возьми свою мать и сестру и идите туда, – указал он на гору вдали. – Там есть пещера. Мы с вами ходили в эту пещеру три или четыре раза. Ты помнишь?
Сын кивнул головой.
– Вот туда и идите. А я пойду в деревню, посмотрю, где дети.
В этот момент на другом конце бахчи показались сосед Газман, его жена и несколько детей. Он взял со своей семьей и детей соседа Ахада и покинул деревню. Как только дети увидели своих родителей, они бросились к ним. Мать, раскрыв объятия, побежала к ним навстречу.
Когда Газман добежал до Ахада, он крикнул:
– Ай, Ахад, что стоишь, бери детей и беги. В село вошли татары. Все грабят, а остальное поджигают.
– Ай, Газман, куда мне бежать?
На этот раз его глаза наполнились слезами.
– Мне с трудом удается прокормить детей. Скот мой остался в селе.
Газман рассердился на него.
– Боже, милосердный, какой скот? Он больше не твой.
На этот раз Ахад с отчаянием спросил:
– Газман, а что делать с этой бахчой? Как быть, ведь дети кормились за счет бахчи.
На этот раз сосед разозлился на Ахада.
– Какой скот, какая бахча?! Правду говорят, э… пришла пора, оглох садовник. Бросайте все, спасайте свою жизнь. В противном случае они возьмут в рабство и тебя, и твою жену с детьми и увезут вас далеко. Один Аллах знает, что они сотворят с вами. О них говорят такие ужасные вещи, что у человека волосы дыбом встают. Дети, давайте, пошли, – позвал он своих детей.
Садовник представил, что могут сотворить с ним, его женой и детьми, и сдался. Поникшим голосом он спросил:
– Ну, а куда нам идти?
Семья Газмана уже двинулась в путь. Он на ходу ответил:
– Нужно выйти на главную дорогу. Оттуда до Отрара два-три дня пути, поторопитесь.
Обе семьи направились к главной дороге, испытывая боль, страх, голод. Много семей присоединилось к ним по пути к этой дороге. Каждый рассказывал о своих злоключениях, не забывая при этом немного преувеличить.
По главной дороге в Отрар шли десятки тысяч человек, босиком, голодные, без воды. Были и те, у кого уже не было сил идти. Некоторые лежали на обочине дороги, стонали и рыдали. Не было уже сострадания к лежащему. Город Отрар их не ждал.
- 53 -
Проходя мимо деревень, их жители присоединялись к ним. Это были люди, несшие с собой тревогу, волнение, страх…
***
Письмо, которое он получил от Махмуда Ялаваджа, встревожило султана Ала ад-Дина. Чингиз хан застал его в невыгодном положении. Он не был готов к бою, хотя у него имелось вдвое больше войск, чем у татар, и его армия считалась профессиональной. Однако командиры шестидесяти процентов армии подчинялись приказам Туркан-хатун, и это создавало для него определенные трудности. Он и его мать, можно сказать, вместе управляли государством. По этой причине сведения, которые поступали о бесконечных заговорах внутри армии, лишили его спокойного сна. Он уже начал подозревать всех, искал следы убийцы на всех лицах. Поэтому многие не знали о его работе и графике передвижений. И только в последний момент приходил приказ султана отправиться в поход или явиться на прием. Это затрудняло работу чиновников и командиров. Они бросали свои дела и ждали известий из дворца. Но иногда новостей не было по несколько дней. В результате армия и чиновники были парализованы.
Принц Джелал ад-Дин все это видел и пытался что-то предпринять, но без султана это было сложно. Татарское войско уже вошло на их земли. Султан же не спешил поднимать армию на Чингиз хана.
Когда принц подъехал на коне к резиденции своего отца в Самарканде, он думал, что его отец, вероятно, будет готов к войне. Однако везде он видел обратное, лишь охрана дворца удвоилась. Согласно полученным им сведениям, на самаркандской стороне не было военного лагеря и никакая подготовка не велась.
Когда стража увидела его перед дворцом, они подбежали и схватили лошадь под уздцы. Как только он спешился, его приветствовал начальник стражи. Прибытие Джелал ад-Дина, казалось, вселило надежду в стражу, и все понимали, что только принц может вывести султана из дворца, по крайней мере, они на это надеялись.
Джелал ад-Дин спросил у стражи:
– Великий султан во дворце?
– О мой господин, наш султан не покидал дворец последние две недели, – очень тихо ответил начальник стражи. – Он также ограничил свои собрания. В последнее время султан принимает визиря Хиваки, а иногда и Сейфульмулька. Все приказы и распоряжения выполняются через них.
Джелал ад-Дин еще не знал, что творится в голове у его отца. Что он обо всем этом думает…
В зале ожидания начальник стражи извинился перед ним и виновато сказал:
– Принц, вы должны сдать свое оружие, и вам нужно дождаться вызова султана. Это приказ султана, он ввел во дворце новые правила. Кто нарушает их, в том числе и я, будут наказаны.
Джелал ад-Дин не придал особого значения словам начальника стражи. Он подумал, что так и должно быть. Ситуация изменилась и враг вторгся на наши земли.
Через некоторое время начальник стражи пригласил его к султану. Когда Джелал ад-Дин вошел в зал, султан о чем-то разговаривал с визирем, но на сто процентов речь шла не о войне.
Джелал ад-Дин поклонился султану и молча ждал.
Ала ад-Дин Мохаммед прервал разговор с визирем Хиваки и обратился к нему.
– Ну, так что делается в нашей стране, принц?
Хотя эти два человека были самыми доверенными людьми султана, в глубине души он сомневался и в них.
– О мой великий султан! – сказал Джелал ад-Дин. – Вы получаете сведения со всей страны. Ваша сила и рассудительность простираются до морей юга и запада. Но враги появились на востоке от нас и вторглись в наши земли. Они сжигают все на своем пути. Они превратили наших граждан в бездомных беженцев. Наши города и караван-сараи заполнены тысячами, нет, десятками тысяч людей. Их нужно кормить, одевать и
- 54 -
обеспечивать работой.
Визирь подтвердил слова Джелал ад-Дина.
– Принц прав, ситуация в стране очень печальная. Продовольствия не хватает, беженцы мрут, как больные куры, нужно принимать решение или…
Султан вскочил со своего места.
– Или что? – крикнул он.
Он подошел и стал перед Джелал ад-Дином.
– Ты иди и спроси свою бабушку. Она вмешивается в дела государства, вызывает моих командиров и дает им указания. Что мне делать в этой ситуации? Я что, должен казнить свою мать, родившую меня? Я не смогу этого сделать.
Джелал ад-Дин хотел сказать, что за счет воинов его бабушки султан завоевал полмира, но не захотел обострять ситуацию. Султан сейчас слушает одного из двух людей, тот есть, его. Нужно искать выход.
Визирь попытался смягчить ситуацию.
– Повелитель, сейчас не нужно выяснять, кто виноват. События быстро меняются. Народ ожидает от славного правителя спасения и надежды. Если не вы, то кто же поможет народу? В конце концов, вы отец этого народа.
Султану понравились его последние слова. Напряжение несколько спало. Султан расслабился и вернулся на свой трон.
– Из всех родственников я доверяю только тебе, – сказал он не сводя глаз с Джелал ад-Дина. – Можешь сесть на этот трон и достойно продолжить мою работу.
Джелал ад-Дин меньше всего думал сейчас о троне. У него была одна проблема, и это – Чингиз хан. Днем и ночью он думал, как его остановить, куда ударить, чтобы этот рой саранчи был уничтожен и вернулся на свои земли.
– Отец, – ласково сказал он султану. – Сейчас не время говорить о троне. Пока ты дышишь в этом мире, ты наш султан. Теперь нужно подумать о татарах и беженцах. Я думаю, что Чингиз хан поставил целью изгнать сюда наших граждан. Добиваясь беспорядков в нашем государстве, он хочет увидеть последствия восстания собственными глазами. Мы можем предотвратить это под вашим руководством, благодаря вашим возможностям.
Султан с интересом слушал его.
– Что ты посоветуешь? – спросил он.
Джелал ад-Дин, наконец, услышал от отца желаемый вопрос. С полной уверенностью он ответил:
– Через некоторое время горожане возненавидят беженцев. Между ними начнутся столкновения. Если это произойдет, такая ситуация скоро разовьется по стране. И тогда никто не сможет это предотвратить. Вот почему ты должен немедленно приказать начать войну. В этом случае население успокоится. Они будут думать, что султан, чей успех принес ему славу, и на этот раз позаботится обо всем сам. Если султан приложит руку, то вскоре все вопросы решатся. Трудности были временными.
Ему удалось убедить отца, это было видно по одобрению на его лице. Ала ад-Дин посмотрел на визиря. Если бы Хиваки не поддержал бы Джелал ад-Дина в эту минуту, ситуация была бы плачевной.
– О мой султан, – сказал он, – конечно, окончательное мудрое решение остается за вами. Мы ваши подданные. Однако невозможно не подтвердить правду в словах принца. Сейчас самое время. Необходимо объявить татарам войну, чтобы не допустить возможных внутренних беспорядков.
Султан полностью смягчился.
– Хорошо, а где мы встретим татар?
Этот вопрос он задал сыну. Он знал, что у его сына сильная командная хватка. К тому же, отец не хотел идти против сына. Он не хотел терять одного из двух людей, которым верил.
– А бабушка твоя не вмешается в дела армии?
- 55 -
Об этом подумал и Джелал ад-Дин. Он думал об этом два дня и рассказал отцу о своих мыслях.
– Мой государь! Думаю, нам хватит армии из Мавераннахра и добровольцев. Пока не нужно вовлекать в войну сторонников Туркан-хатун, но необходимо приказать им быть готовыми. Пусть войска не отходят от места скопления, пусть ждут приказа.
Он посмотрел на визиря. Хиваки согласно кивнул. Джелал ад-Дин продолжил.
– По моим данным, общая численность татарской армии составляет около ста пятидесяти или ста семидесяти тысяч. Если мы мобилизуемся, то в общей сложности нас будет больше четырехсот тысяч. Но на это потребуется время. Мы не можем тратить время зря. По нашим данным, Чингиз хан направил свою армию в нескольких направлениях.
Султан был рад и удивлен такой осведомленности.
– Как тебе удалось раздобыть столько сведений за такое короткое время?
Джелал ад-Дин улыбнулся и сказал:
– Дорогой отец, если мы хотим мира, мы должны быть готовы к войне, ты научил меня собирать вести со всей страны.
Ала ад-Дин сказал:
– Продолжай.
– Я считаю, что надо ударить Чингиз хана по его уязвимому месту.
Султан захотел уточнить.
– А что ты имеешь в виду под уязвимым местом?
– Это то место, где нет самого хана. Насколько мне известно, татары с большим энтузиазмом относятся к сражениям, в которых участвовал Чингиз хан. Наше численное и позиционное превосходство, а также появление и присутствие самого султана среди воинов еще больше поднимут боевой дух и настроение. Вот все, что я хотел сказать.
Визирь подумал, что уже несколько дней он пытался обсудить эти вопросы с султаном, но это было невозможно, султан не хотел разговаривать на эту тему. Вместо султана думает сын. Визирь промолчал. Он не вмешивался в то, как сын уговаривал отца. У принца это хорошо получалось.
Султан задал сыну последний вопрос:
– А где еще есть слабое место у хана?
– Самым слабым местом врага считаю район между низовьями Сырдарьи и Карадага, мой султан! По моим сведениям, там двадцатитысячная армия татар, – незамедлительно ответил Джелал ад-Дин.
Фактически, двадцатитысячная армия, упомянутая Джелал ад-Дином, считалась передовой армией во главе с нойоном Мухали и в основном занималась разведкой. Но он не мог сказать султану, что это были передовые разведчики. Тогда отец велел бы ему пойти и воевать с ними. Теперь это никому не нужно. Народ хотел видеть султана. Он должен был руководить войной, чтобы не было неразберихи.
Прежде чем принять решение, султан подумал: «Победить двадцатитысячную армию не составит труда. Это повысит мою репутацию и докажет моей обеспокоенной матери, что я могу победить без нее и ее сторонников». Он исподлобья посмотрел на визиря. Повидавший многое в своей жизни визирь улыбнулся и согласно кивнул головой.
Султан тяжело встал дважды ударил в гонг. Начальник стражи словно стоял за решетчатой дверью, ожидая, когда зазвенит гонг. Тут же двери широко распахнулись.
Начальник поклонился прямо у порога и сказал:
– Да, мой повелитель, что прикажете?
Ала ад-Дин Мохаммед приказал:
– Секретаря ко мне…
Весть о сражении разнеслась с быстротой молнии. Народ свободно вздохнул. Навстречу врагу выходил сам султан. Каждому, в том числе и Туркан-хатун, срочно было дано указание, чем заниматься. После указаний султан так нервно ходил по дворцу, что начали болеть ноги. Присел, отдохну, потом приказал вызвать самого доверенного полководца…
- 56 -
Между нижним течением Сырдарьи и Карадагом были разбиты шатры. Разведчики татар и хорезмцы стояли лицом к лицу. Было еще прохладно, солнце не прогрело воздух. Свежий ветерок с гор развевал знамена сторон, шатры слегка колыхались. Наконец раздался грохот барабанов, призывающих к началу сражения.
Султан хорезмцев, сидя на троне перед шатром, наблюдал за полем боя. Шатер был разбит на небольшой возвышенности, и отсюда была хорошая видимость. Им было принято решение вначале пустить в бой пехоту, состоящую из воинов, добровольно записавшихся в армию. Несмотря на настояния Джалаледдина, султан хотел придержать основные профессиональные силы и запустить их в последний, решающий момент. Но, кажется, это было самой большой его ошибкой.
Добровольцы, обнажив мечи, с победными возгласами бросились вперед. Однако войско татар даже не двинулось с места. Пять тысяч всадников с луками в руках ждали нужного расстояния до цели. И как только пехота султана достигла этого расстояния, пять тысяч стрел, с воем взлетев воздух, нашли свои цели. Сотни пехотинцев остались лежать на земле, но, несмотря на это, остальные не останавливались. И вновь на них обрушился шквал стрел. После третьей попытки пехотинцы не стали идти вперед, а, упав на землю, прикрылись щитами. Число трупов никто не считал, а число живых с каждой минутой таяло. В этот момент знамя Мухали трижды метнулось из стороны в сторону. Пять тысяч всадников, атаковав пехотинцев, начали косить их как траву. Это было сделано так быстро и неожиданно, что никто не мог понять, что происходит. А татары, продолжая рубку, с левого фланга перешли на правый. Перед ними практически никого не оставалось, те же, кто выжил, и не помышляли о сопротивлении.
Если бы султан отдал еще один такой же приказ, от его пехоты ничего бы не осталось. Принц увидел, что перевес на поле боя уже на стороне татар. Он попросил отца сигналом барабанов отозвать пехотинцев и пустить в бой основные кавалерийские силы. Но султан не торопился отдавать такой приказ. А поле боя было полно трупов и раненых.
Джелал ад-Дин стоял справа от отца и пытался его убедить. В этот момент его внимание привлек вой, доносившийся с его стороны. Внимательно прислушавшись, он вдруг обнял отца и в этом момент острая стрела насквозь пронзила его ладонь, остановившись на волосок от горла султана. От неожиданности султан чуть не потерял сознание. Слова Махмуда Ялаваджа стали реальностью. Охрана, окружив султана, увела его в шатер. Сражение с татарами было забыто. Теперь его больше волновала личная безопасность. До прихода лекаря принц сломал стрелу, вынул острие и перевязал ладонь. Подоспевший лекарь смазал рану мазью и сменил повязку. Забыв о боли, принц думал о сражении. Он вошел в шатер в отцу и султан словно прочел его мысли:
– Пусть бьют в барабаны, отзывайте пехоту.
Отдавая приказ, султан все еще был не в себе.
– Кавалерия переходит в атаку?
– Нет, пусть пехота отступает, а вопрос участия кавалерии мы решим после совещания, – возразил султан.
Раздался звук барабанов, пехота правого фланга отошли на свои позиции.
Лазутчики Мухали не стали наступать, решив разведать все в течение трех дней и дождаться основных сил.
Султан все еще был не в себе. Если бы принц вовремя не уловил вой стрелы, одному Всевышнему известно, что могло бы быть. Теперь ему надо быть очень осторожным. Правда, уже была дана команда срочно провести расследование, найти место, откуда была пущена стрела, допросить свидетелей, арестовать эмиров и чтобы был результат. Но в этой неразберихе добиться результата было невозможно.
На поле боя шло сражение и подозревать кого-то немыслимо. Говорили, что стрелу могли пустить и враги, то есть татары. Но разобраться в этой суматохе, кто враг, а кто друг, очень сложно. Тем не менее, расследование и аресты продолжались.
В шатре султана заседал военный совет с участием принца, эмиров-полководцев, визирей Хиваки и Сейфульмулька. Султан внимательно посмотрел на потупившихся
- 57-
полководцев. Ему казалось, что приказ убить его мог отдать каждый из них. Но кто
заказчик? Его мать? Нет, не может быть, какая мать прикажет убить собственного сына?! Он хотя и был в смятении чувств, но знал, что нужно возвращаться в Самарканд, там безопаснее. И если это даже мать, там он недосягаем.
На мгновение он остановил взгляд на перевязанной руке принца. Это вновь ему напомнило о покушении. Взяв себя в руки, он остановил взгляд на сыне:
– Как твоя рука?
– Самое главное – здоровье султана. Я готов ради султана пожертвовать не только рукой, но и жизнью.
Султан остался доволен ответом сына. Ведь сказанное это доказал не словом, а делом. Султан больше не стал возвращаться к этому вопросу.
– Ну что, первое сражение отнюдь не дало хороших результатов. Мы, – он посмотрел на полководцев, – не знаем методов боевых действий татар. По этой причине мы не имеем понятия, как они поведут себя на поле боя. У них что, нет пеших войск? – обратился он ко всем.
Принц покачал головой, но с трудом сдержался, чтобы не заговорить. А хотел он сказать, что если бы отец вовремя дал команду пустить кавалерию, сейчас все было бы по-другому. Но он промолчал, спорить было бы не к месту.
– Ну, какие будут предложения? – обратился султан к визирю Хиваки.
Визирь перед военным советом переговорил с принцем и они пришли к единому мнению.
– О повелитель, вы правильно поступили, что показались на поле боя. Вы были свидетелем, как подданные идут за вас на смерть. – Визирю тоже не хотелось говорить об ошибках. – Я предлагаю всю армию объединить у Сырдарьи и дать основной бой татарам именно здесь. Наша армия многочисленна, но самое главное в том, что она не воевала и в походах не была. И по этой причине она будет рваться в бой. Татары проделали длинный путь и им нужно время, чтобы передохнуть. У меня все, мой повелитель. Я думаю их нельзя пускать в Мавераннахр.
– А что думает по этому поводу принц? – Султан посмотрел на сына.
То, что хотел сказать Джелал ад-Дин, уже изложил визирь. Поэтому он ответил коротко:
– Я согласен с мнением визиря Хиваки. Мы должны их встретить у Сырдарьи.
Султан пока не хотел делиться своим мнением, хотя его и не было. Но он знал одно – нужно срочно вернуться в Самарканд и усилить расследование по покушению. В этом момент слово попросил визирь Сейфульмульк. Султан кивнул ему.
– О мой султан, я буду немногословен. Надо татар пустить в Мавераннахр. Нам эти места хорошо знакомы, а татарам нет. Мы можем там объединить армию и уничтожить врага.
Кто-то из эмиров еще хотел высказать свое мнение, но султан махнул рукой: «хватит!» Встал, походил, но и на это терпения не хватило. Немного подумал и вдруг принял решение, которое могло стать крахом для государства и мира. Но даже после смерти он так не узнает, какое губительное решение принял.
– Я решил, что Мавераннахр надо обязательно защитить, но… – султан замолк и обвел взглядом присутствующих, – но не за счет прямого сражения с татарами. Каждому городу надо дать возможность защищаться самому. Возражения не принимаю, потому что наши города неприступны, а воинов и запасов продовольствия у нас достаточно.
Принцу хотелось разрыдаться, броситься на колени перед султаном, сказать «не принимай этого решения! Это конец государства!» Но решение было принято и никто не собирался его оспаривать.
- 58 -
Крах Отрара, сентябрь 1219 года
Чингиз хан изменил свое решение. Он нередко принимал неожиданные решения, чем умел вводить противника в заблуждение, заставляя его часто менять дислокацию. Так случилось и на сей раз. Он принял решение убить часть хорезмцев, остальных вынудить стать беженцами.
Теперь он со всей армией направлялся в Отрар. У него были особые счеты с правителем Отрара Уналом. Гордо восседая на белом коне, Чингиз хан приближался к городу. Когда город стал виден, он орлиным взором оглядел крепостные стены. Они действительно были крепкими. Но никто не заставлял жителей просить пощады, хан даже не отправил гонца с требованием сдать город. Чингиз хан намеревался стереть город с лица земли. Он приказал разбить шатры на расстоянии выстрела из лука. Город был окружен настолько плотно, что даже птица не смогла бы пролететь. Первая атака на город оказалась безрезультатной. Воины, приблизившиеся к стенам крепости, попали под шквал стрел. На них выливали кипяток и кипящее масло. Кроме этого, жители заранее разобрали камни на мостовых и собрали их к крепостным стенам, сбрасывая их на головы противника.
На второй день камни, огненные шары, запускаемые в город катапультами, не испугали воинов и жителей города. Правда, камни и огненные шары, падавшие в город, издавали страшный грохот, но жители очень скоро к этому привыкли. Кроме того, они быстро восстановили разрушенные части крепости. В отличие от камней, огненные шары кроме разрушений вызывали и пожары. Но Отрар выдержал и это.
На третий день город вновь подвергся обстрелу из катапульт. После залпового огня татары перешли в наступление. На этот раз войско Чингиз хана посредством прислоненных к стенам крепости лестниц смогло добиться успеха, однако он был временным. После ожесточенных схваток на стенах крепости татары вынуждены были отступить.
На четвертый опять заработали катапульты. И опять население города быстро восстанавливало разрушенные части крепости, тушило пожары.
Чингиз хан не любил крепости, он предпочитал открытый бой. Однако после захвата Китая он научился обращаться с окруженными крепостями. С собой он возил китайских специалистов, и они посоветовали сделать подкоп под одной из башен крепости и заложить туда порох. Так и сделали. Воины, несмотря на буквальный дождь из стрел, прикрывшись щитами, защищали тех, кто делал подкоп. Счет погибшим не велся. Наконец, работы по подкопу были завершены. Под восточной башней крепости прогремел сильнейший взрыв. Часть башни обвалилась. Татары прорвались в брешь, проникли в крепость, однако вновь вынуждены были отступить. А на утро разрушенная башня была восстановлена.
Для Чингиз хана самым ценным были его воины. Он не хотел отправлять их на такую бесцельную смерть. Он и без того знал, что крепость переполнена беженцами. Поэтому он вновь изменил свое решение. Нойоны и сыновья хана ждали его решения. Каждый сидел согласно своему рангу. А Мухали после первого сражения прибыл в шатер и передал подробные сведения. Медлить было нельзя.
Хан обвел взглядом полководцев.
– Мухали только что вернулся из зоны нижнего течения Сырдарьи и у него хорошие вести, – сказал хан. – Было первое сражение с хорезмцами и оно завершилось без потерь с нашей стороны. Впрочем, пусть Мухали сам расскажет.
Мухали встал:
– Мой правитель, вы правы, первое сражение прошло без потерь.
Нойон подробно описал битву. Это нужно было для того, чтобы полководцы поняли секреты боя, в будущих сражениях использовали эти методы, могли в кратчайшие сроки добиваться победы. По его словам, хорезмцы в последний момент не захотели сопротивляться и отступили.
– Вы смогли определить причину случившегося? – спросил хан.
- 59-
Нойон был готов ответить на этот вопрос.
– Да, мой правитель, по нашим сведениям во время сражения на султана было совершено покушение. По этой причине был созван военный совет, в ходе которого султан поручил каждому городу самостоятельно защищаться. Одним словом, было указание не собирать армию воедино.
Хан знаком позволил Мухали сесть. А сам на мгновение задумался. «У нас появилось прекрасная возможность, султан облегчил нам задачу. Теперь все будет так, как задумал я», – подумал он. Свое решение он озвучил сидящим в шатре:
– Время терять нельзя, Мавераннахр ждет нас. Если султан не может защитить город, значит, защитим его мы. Хороший конь виден даже под старой попоной. Сидя здесь, мы становимся свидетелями потери времени. Отрар в любом случае не прорвет осаду. По моим сведениям в городе осталось продовольствия на два-три месяца, кроме того малочисленные воины и Гайыр бек ни от кого помощи не ждут. А поэтому нет смысла находиться здесь. Нам нужно завоевать не только Отрар, но и государство Хорезмшахов. Еще раз повторяю, султан дал нам хороший шанс.
– Верно, правильно! – раздались голоса.
– Наши воины соскучились по коням и лукам.
– Нужно завоевать все красивые города Мавераннахра.
Чингиз хан понял, что если каждый начнет говорить, разговор затянется. Он поднял руку и в шатре все смолкли.
– Успокойтесь и выслушайте мое решение. Я вношу изменения в свое решение, принятое в Каракоруме. Сейчас определим, кто в каком направлении пойдет. Учитывая, что осада затянется, я оставляю здесь моих сыновей Чагатая и Угэдэя. – Оба сына, приложив ладони к сердцу, склонили головы в знак повиновения. – Отсюда наша армия пойдет в трех направлениях. Первое направление под руководством Джучи будет в Дженд и Борджинликенд – эти населенные пункты расположены на севере от Отрара, нойон Иллак и Сюйкету-черби должны захватить Бенакент и Худжанд. Я, вместе с сыном Толуем, нойонами Джебе и Субэдэем войдем в Мавераннахр и пойдем в направлении Бухары. Пусть Всевышний даст нам удачи в нашем походе. Поэтому мы идем в трех направлениях – на запад, север и юг…
В начале 1220 года осада Отрара продолжалась. В городе уже не было и следа от былого величия. Продовольствие ценилось на вес золота. Правитель города дал указание взять под особый контроль амбары с пшеницей, мукой и раздавать населению по минимуму. Еще и холода наступили слишком рано. Мороз резал людей словно ножом. Особенно тяжелым было положение беженцев, многие из которых пришли в город полураздетые, необутые. Каждое утро служители мечетей собирали на улицах замерзшие трупы и сжигали их, потому что кладбище находилось за пределами крепости. Голод, холод изо дня в день лишали сил отрарцев. Население, завидев какое-нибудь животное, тот час ловили его и съедали, а шкуры приспосабливали для согревания. И так каждый день. Самое страшное начиналось вечером и ночью, когда мороз начинал крепчать. Леденящий холод проникал во все дома, и только во дворце Унал бека все был по-прежнему, он жил как и прежде, не лишая себя радостей существования.
Татары вечерами жарили мясо животных, добытых днем на охоте, прямо под стенами крепости. Запах жареного мяса еще больше вводил в уныние защитников города.
Это утро было особенно холодным, стужа пронизывала тело до костей. Люди съеживались от холода, движения становились вялыми. Люди молились, просили либо тепла, либо скорой смерти.
Ахад, ставший беженцем, одним из первых прибыл с семьей в Отрар. Прошло совсем немного времени, а он уже поседел, сгорбился. За короткий период жена Дурна и шестеро детей умерли от голода и холода. В живых остались старший сын и старшая дочь. Каждое утро они приходили на базар в поисках работы, просили подаяние или же за кусок хлеба выполняли тяжелую работу. Но чаще всего не было ни работы, ни хлеба. Практически все население было в таком же положении.
- 60-
На голове Ахада была шапка, грубо сшитая из собачьей шкуры. Он шел по улице, сам не зная куда. Съежившийся от холода, он дошел до конца базара. Когда он только приехал в Отрар, кто-то дал ему угол в конюшне и с того времени Ахад жил там с семьей. Раньше он топил печь кизяками из конского навоза, теперь же и этого не было.
Подойдя к углу, он воздел руки к небу:
– О Аллах, ты велик и справедлив, не дай умереть моим детям от голода.
Несколько дней назад он снял на улице с умершего конскую шкуру. И теперь, завернувшись в нее, огляделся. Недалеко пять-десять человек о чем-то тихо переговаривались. Ахад прислушался, пытаясь понять суть разговора. Из обрывков фраз стало ясно, что пшеница и мука больше раздаваться не будут. Запасы заканчивались. Один, собравший вокруг себя людей, говорил:
– Больше ничего давать не будут, я сам слышал от начальника охраны базара. Он призвал к себе начальника амбара и приказал ему прекратить раздачу. Это приказ Унал бека.
Услышав это, Ахад взглянул на небо. Словно хотел сказать: «Ведь я просил тебя, а ты…»
Он опять прислушался к беседующим.
– Какое дела Гайыр беку до нас, он в тепле, во дворце, вокруг б…ди. Братья, а что нам делать? Мы погибаем здесь, а если утром откроются ворота, нас убьют татары. Что же делать?
– Пойдем силой возьмем амбары. Умирать, так хотя бы сытыми. Хоть бы один день наедимся вдоволь. Чем такая жизнь, лучше смерть, – сказал один из присутствующих.
Это словно подстегнуло всех остальных.
– Правильно, идем громить амбар. Все равно ходим по базару словно мертвецы. Лучше умереть, чем хрипеть, – сказал другой.
Третий стал подзуживать остальных:
– Вы как хотите, я иду туда, – показал рукой в сторону амбаров. – Там солдат немного, справимся.
– Но ведь они вооружены, как мы справимся? – сказал кто-то.
Доселе слушавший их Ахад, наконец, заговорил:
– А мы вооружимся камнями.
Он огляделся. В городе деревянного уже ничего не было, все сгорело в печах. Но вот недостатка в камнях не было. Он поднял один булыжник:
– А вот и оружие, нас много, солдат мало.
Один из присутствующих поддержал Ахада, нагнулся и тоже поднял камень:
– Он прав, вот и оружие!
Весть о нападении на амбары с мгновением молнии разнеслась по базару. И без того безработный люд базара сразу отозвался на клич, каждый подобрал по камню и отправился вслед за зачинщиками.
Когда визирь правителя Гараджа как угорелый прибежал ко дворцу Унал бека, был полдень. В городе уже начался голодный бунт. Население громило дома зажиточные дома, уносило все, что подворачивалось под руку. Уже были жертвы. Богатые люди, чиновники собрались перед дворцом, но охрана никого не пускала. Визирь прошел по длинному коридору, остановился перед дверью. Но и его охрана не хотела пропускать.
– Нельзя! Пока Гайыр бек не позовет, никто не может его беспокоить.
Визирь хотел было накричать на них, но тут неожиданно появился начальник охраны и спросил.
– Что происходит в городе, уважаемый визирь? – спросил он.
Визирь иронично сказал:
– Бунт голодных, город в огне. Через некоторое время бунтовщики будут здесь. Отдайте приказ утроить охрану дворца, иначе они здесь всё разнесут.
Однако начальник охраны в любом случае не мог принять решение без приказа бека. Таково было указание, правитель мог бы наказать за беспокойство без его разрешения. Но и время поджимало. Поэтому начальник охраны спросил у подчиненного:
- 61-
– Он один в комнате?
Охранник невозмутимо ответил:
– Да, наложницы ушли под утро, а чуть раньше музыканты.
Когда Гараджа вошел в комнату, Унал еще спал. Оттого, что печь топилась всю ночь, в комнате было душно. Скатерть после ночного застолья была еще не убрана. Произнеся про себя «астахфируллах», визирь укрыл эмира, потом слегка толкнул:
– Мой господин, вставайте, в городе беда, проснитесь!
Прошло достаточно времени, пока эмир, потягиваясь, открыл глаза.
– Ты что здесь делаешь, Гараджа? Кто тебе позволил такую смелость? Или татары вошли в город?
Шквал вопросов не испугал и не смутил визиря.
– Нет, татары в город не вошли, но беда пришла.
Визирь коротко рассказал, что произошло с утра.
– Ты говори, но отвернись, я оденусь, – эмир, кажется, окончательно проснулся.
В этом момент двоюродный брат Соврулмуш вошел в комнату и спросил:
– Вы знаете, что происходит в городе? Что вы собираетесь делать? Отдай приказ! Если нас не тронут татары, мы погибнем от рук своих!
Гараджа глянул на правителя.
– Эмир, мне собрать диван? – спросил визирь, хотя и не верил тому, что правитель даст нам это согласие. Так и случилось, эмир ответил грубо:
– Ты о чем, какой диван? Ты же сам сказал, что голодные буквально с минуту на минуту ворвутся во дворец, сожгут его. Нужно принять решение и начать действовать. Те, кто поднял восстание, скорее всего, шпионы Чингиз хана. Они проникли в город под видом беженцев, наш народ никогда на это не пойдет. – Он посмотрел на Соврулмуш бека и приказал: – Казнить всех восставших, никого не щадить.
Визирь Гараджа хотел было возразить:
– Эмир, большинство из них наши подданные, может…
– Какие подданные, – прервал его эмир, – Татары дышат за спиной, все равно никого не пощадят.
Эти слова сильно расстроили визиря. «Значит, никто не придет на помощь, каждый должен беспокоиться о себе», – подумал он. Но на словах он подтвердил решение эмира:
– Вы совершенно правы в своем решении, у нас действительно нет времени.
– Ну, тогда не медлите, начинайте. Если мы опоздаем, татары поймут всё и перейдут в наступление. И тогда город некому будет защищать…
Через мгновение вооруженные воины рассыпались по городу, они убивали всех встречных. Кровавые лужи мгновенно замерзали. К вечеру бунт был подавлен. Кто-то погиб, некоторые смогли спрятаться. Служители мечети собрали трупы и сожгли их на окраине города. В городе стоял смрад от жженого мяса.
Вечером дома Гараджа вновь вспомнились слова Гайыр бека: «Татары нас всех перебьют…» Эти мысли смутили его, он был в смятении. «Гайыр бек все поставил с ног на голову, но мы почему должны страдать? Нас окружили с четырех сторон. Что делать?», – подумал он, потом подойдя к жарко горящему камину, уставился на языки пламени. Но огонь не согревал его, а, наоборот, сжигал. Он отступил от камина, теперь огонь словно напоминал ему ад. Он на мгновение даже почувствовал, как его сжигают в аду. Он произнес «бисмиллах» и отвернулся от огня. Шагая из угла в угол, мучительно раздумывал над решением: «Может, открыть крепостные ворота татарам? Тогда они меня пощадят. Да, и если я им покажу место казны Унала, тогда точно ангел смерти обойдет меня стороной».
Гараджа вызвал к себе самого доверенного слугу. Проинструктировав, отправил его к татарам…
Раннее утро было туманным. Охрана через каждую пару шагов жгла костры. Но и они в густом тумане были видны как мерцающие огни. Один из охранников отошел по малой нужде, но то появляющаяся, то исчезающая тень его напугала. Ему показалось, что это джинн, от страха он не мог двинуться. Дело в том, что татары верили в существование
- 62-
джиннов, ведьм, шаманы долгими ночами много рассказывали о них. Но тут «джинн»
подошел к нему. Наконец охранник понял, что это человек.
– Стой, кто ты? – крикнул он.
Тот подобострастно ответил:
– Я из крепости, слуга Гаджара. Отведи меня к вашему хозяину, у меня важная весть…
Люди Чагатая, засланные к беженцам, уже начали свою деятельность. Когда он в полдень увидел клубы дыма в крепости, то понял, что час настал. Одни из трех ворот крепости могут неожиданно открыться. Поэтому он отдал приказ глядеть в оба. Но ворота так и не открылись. А к вечеру шум в крепости утих. «Наверное, бунт в полную силу не удался», – подумал он. От этой мысли его отвлекло покашливание его тысячника. Он оторвал взгляд от огня и взглянул на военачальника.
– В чем дело, вы тоже устали от безделья? Потерпите, пять месяцев терпели, осталось чуть-чуть.
На тот не слушал Чагатая, а тихо посмеивался.
Чагатай ничего не понял, встал и, подойдя к тысячнику, спросил:
– Ты что, не выспался, или в этом тумане с разумом проблемы?
Тысячник посерьезнел:
– Нет, мой господин, с разумом все в порядке, но я чувствую, что мы скоро уйдем отсюда. Из крепости гонец пришел.
– Кто?
– Слуга визиря Гараджи.
Чагатай нетерпеливо посмотрел за спину тысячника, но никого не увидел.
– Ну, где он, приведите его ко мне.
Тысячник поднял руку, охранник завел в шатер слугу визиря.
Слуга, подойдя к принцу, склонил голову:
– Правитель, мой хозяин просит пощады.
В этот момент в шатер вошел принц Угэдэй.
– У вас бессонница, почему не спите? – спросил он. Но увидев человека в незнакомой одежде, спросил: – А это кто, что он здесь делает?
Чагатай, ухмыльнувшись, ответил:
– Этот человек принес ключ от ворот крепости и с его помощью сегодня они откроются. Ты хотя бы выслушай его.
Слуга передал им обещание визиря открыть ворота и показать место казны правителя Отрара.
Чагатай после некоторого раздумья произнес:
– Пощада будет тогда, когда вы сдадите нам город и казну. А дальше посмотрим. К утру наши воины будут у восточных ворот. Пока откроете одни ворота. Иди и передай мои слова хозяину. Поторопись.
Когда тысячник вышел из шатра вместе со слугой, Угэдэй посоветовал Чагатаю проявить осторожность.
– Не исключено, что это попытка выйти из окружения. Возможно, ворота откроются. Но в любом случае надо быть острожным. Как говорится «осторожность украшает воина». А мы посмотрим, как поведет себя визирь.
Братья рассмеялись. Слуга как появился из тумана, так и пропал в нем. Чагатай же собрал войско у восточных ворот и стал ждать их открытия.
После того, как слуга ушел к татарам, Гарадже не сиделось на месте, он все ходил из угла в угол. Ему казалось, что если он сядет, время остановится. Его семья спала сладким сном. Но он предупредил, чтобы они собрали в узлы самые необходимые вещи, вполне возможно, что нужно будет неожиданно куда-то уйти. Его жена не придала словам мужа особого внимания и поэтому не сделала приготовлений для возможного путешествия. Она не любила путешествовать, а тем более зимой. Но мысли визиря были не рядом с семьей, он с нетерпением ждал слугу. Наконец тот вернулся и Гараджа воодушевился. «Если слуга вернулся живой и здоровый, значит, есть лучик надежды
- 63-
договориться с татарами», – подумал он. Он никогда не был в такой зависимости от слуги, никогда так не ждал его. От волнения у него останавливалось дыхание. Увидев слугу, Гараджа спросил:
– Ну что, с кем увиделся? – Не давая ответить слуге, он сыпал вопрос за вопросом. – Вы поговорили? Что сказали, что пообещали?
Слуга перевел дух:
– Ага, я говорил с принцем Чагатаем. Потом, кажется, пришел его брат. Мы побеседовали, я передал им ваши слова.
Гараджа нетерпеливо прервал его:
– Ради Аллаха, ты смог убедить принца?
– Ага, разве ты меня посылал туда кого-то убеждать? – удивленно спросил слуга. – Я не умею это делать. Что ты мне сказал, то я и передал.
Визирь вдруг понял, что спрашивать у слуги такие вещи все равно что беседовать с каким-то эмиром. Он принял серьезный вид, улегся на подушки возле очага и приказал:
– Рассказывай по порядку, что говорил принц.
Слуга рассказал обо всем, что происходило в шатре принца, ничего не прибавляя и не убавляя.
Оба замолчали. «Полной гарантии не дал, моя безопасность под вопросом. Очень скользкое предложение. Что делать? Но оставаться здесь тоже нельзя. Если останусь, принц сам сдаст меня Гайыр беку. Если они возьмут город, то пока оставят меня в живых, ведь я обещал показать казну. Но если покажу, они скорее пощадят, ведь там столько богатств», – подумал он и приказал позвать к нему сотника.
Слуга, поклонившись, ушел. Сотня визиря располагалась в доме, примыкающем к его дворцу, поэтому сотник появился сразу. Это был воин, с которым визирь прошел огонь и воду, который понимал его с полуслова. Визирь без обиняков сразу перешел к делу:
– Ты хочешь живым выбраться отсюда?
– Если надо, ага, могу и жизнь отдать. Что ты скажешь, то и сделаю.
Визирь остался доволен ответом.
– Тогда готовься, откроем ворота и сдадим город татарам. Возьми сотню, я пойду с вами.
Сотник промолвил «слушаюсь» и вышел.
Визирь вновь вызвал слугу:
– Как только татары войдут в город, забираешь мою семью, отведешь к сотнику татар, он тебя знает. Объяснишь ему, что это семья Гараджи. Ты понял?
– Понял, ага, сделаю, как вы сказали.
По улице в направлении восточных ворот шла сотня и с ними визирь. Было очень морозно. В этой морозной тишине города они шли так, словно шагает целая армия. Когда сотня подошла к воротам, охрана сильно удивилась – до другой смены было еще далеко. Но увидев визиря Гараджу, они успокоились. Старший подошел к визирю.
– Вы что-то рано, эмир Гараджа, – от холода переступая с ноги на ногу, сказал он. Капюшон его накидки был так натянут, что виднелись только глаза.
Вместо визиря ответил сотник:
– Приказ Гайыр бека срочно сменить вас.
Старший охраны посмотрел на визиря, тот виновато потупился и пожал плечами.
– Ты знаешь характер правителя, если сказал, значит, надо выполнять.
Охранники, слышавшие разговор, обрадовались. Быстро собравшись, они ушли. Через некоторое время визирь приказал:
– Открыть ворота!
Ворота со скрипом открылись. Сотник с факелом в руке вышел и несколько раз взмахнул им. Татары, словно ожидавшие сигнала, с криками погнали коней в город. Одна группа тут же окружила визиря и его сотню и куда-то увела. В городе началась резня, не щадили никого. Тогда как по указанию Чингиз хана из всех городов в Каракорум
- 64-
отправляли переводчиков, ремесленников, грамотных людей, потому что в Великом Улусе была нужда в таких людях. Для того чтобы управлять государством, недостаточно было скакать на лошадях. У него должна была быть большая группа архитекторов. Большой хан начинал все с нуля. Однако Отрар в этом вопросе был исключением. Здесь собирались оставить лишь группу инвалидов, чтобы они рассказывали об этой победе на еще не побежденных территориях.
Татары убивали всех, кто встречался им на пути. Когда таковых не было, они врывались в дома, даря смерть тем, кто этого ждал. Через некоторое время в городе воцарилась тишина. Убивать уже было некого – кроме дворца правителя Отрара Гайыр бека. Здесь шли последние сражения. Тех стражников, кто пытался сопротивляться, поливали градом стрел. Наконец стражники, поняв бесполезность сопротивления, сдались. Татары ворвались во дворец. Но правителя нигде не было. Один из татар очень рьяно искал кого-то. Но не правителя, а его двоюродного брата Соврулмуша. Ясуд искал того, кто убил старшего караванщика. Он специально присоединился к войску татар, чтобы отомстить Соврулмушу. А месть была делом достойным и татары не возражали против этого. Ясуд искал главаря стражников. Вместе с группой воинов он вошел в женскую половину дворца. Здесь все женщины сидели, покрытые чаршафами. Ясуд вместе с хозяином, не раз видевший это, не обратил внимания на женщин. Но один из воинов, впервые попавший в женскую половину, подойдя к женщинам, стал срывать с них чаршафы. Ту, которая ему понравится, он собирался сперва изнасиловать, потом убить. Подойдя к очередной женщине, он сдернул чаршаф, но она крепко вцепилась в накидку. Два воина с трудом сорвали с нее чаршаф и обомлели. Под чаршафом прятался мужчина, но его никто не узнал. Ясуд, хорошо знавший мусульманские обычаи, промолвил:
– По мусульманским обычаям в эту часть дворца может войти только хозяин этих женщин, значит, он и есть правитель Отрара.
Гайыр бека в одно мгновение скрутили, не дав ему возможности сопротивляться. После этого срывать чаршафы стал лично Ясуд. Под одним из них он обнаружил Соврулмуша. Ясуд его узнал бы среди тысяч людей, потому что в день убийства он ясно видел его лицо и хорошо запомнил его голос.
– Узнал меня? – спросил Ясуд.
Но Соврулмуш, получивший несколько сильных ударов и скуливший, был не в том состоянии, чтобы кого-то узнать. Тем не менее, он не преминул съязвить:
– Вы все на одно лицо, узкоглазые, как я могу узнать?
Но все дело в том, что Ясуд не был татарином, а тем более узкоглазым. Ясуд не разозлился, лишь только нанес Соврулмушу сильный удар по шее эфесом сабли. У Соврулмуша затряслись колени, и тут его снова ударил один из воинов. Соврулмуш упал на колени.
– Что, не узнал? Я слуга караванбаши, которого ты убил, я единственный, кто остался жив.
– Да, – горько улыбнулся эмир, – значит, зачинщиком всего этого являешься ты? Побежал и доложил хану? – Соврулмуш опять заскулил. – Если честно, через два дня мы вернулись в лагерь, чтобы найти тот документ, но не нашли. Значит, начальник каравана отдал его тебе.
Гайыр бек со злостью слушал этот разговор, пыхтел, жевал кончики усов, но не вмешивался. Ему и в голову не могло прийти, что те убийства в лагере каравана в скором времени будут работать против него.
– Вы ограбили караван, но зачем убили караванщика? Ведь он сполна заплатил земельную пошлину?
Соврулмуш понимал, что смерть близка, сожалел, что это произойдет не на поле сражения, а от рук простого воина, при этом забыв, что захвачен в женской одежде.
– А знаешь, почему? – тяжело спросил Соврулмуш. – Жадность не дает покоя, хочется побольше богатства, жить хорошо. Поэтому и ограбил.
Ясуд поднял саблю над головой:
- 65-
– Именно жадность и стала причиной твоей смерти, теперь иди и держи ответ на том свете.
Эмир закрыл глаза, на миг представил, как голова отделится от тела. Так и случилось. Он услышал лишь свист сабли и его голова покатилась по полу…
Гайыр бека и его воинов вывели за пределы города. Остальных убили, оставив лишь горстку счастливчиков – чтобы они могли рассказать обо всем на еще не занятых землях.
Чагатай не стал убивать правителя Отрара с мучениями, а просто приказал сломать всем позвоночники. Затем, по приказу хана от правил голову правителя в Самарканд, султану. Судьба Гараджи тоже повторила участь предыдущих. После того как он указал на место казны правителя, он уже был не нужен Чагатаю. Причину убийства Гараджи и его людей он объяснил таким образом:
– Предавший своего хозяина предаст и нас.
Среди тех, кого отпустили, были слуга визиря, жена эмира, Ахад и еще несколько человек. Что их ждало впереди, они и сами этого не знали. Отрар же был разгромлен, стерт с лица земли.
Закат Бухары, 1220 год
Кони вязли в песке, большое войско, оставляя следы, двигалось по пустыне Кызылкум. Мелкий песок словно соскучился по копытам и ногам людей. С каждым шагом песок вздымался небольшим облачком, потом осыпался. Песчинки в холодном феврале играли, словно пытаясь согреться.
Хаос в новом обличии двигался по этой пустыне. Здесь смешались следы коней и собак. Внутри хаоса был создан порядок и каждый в нем знал, что должен делать…
Чингиз хан проявил невиданную в истории смелость и упрямство, за короткий срок пройдя тысячу фарсахов по пустыне, в результате показавшись за Бухарой. Бухарцы ожидали угрозы спереди, появление же татар сзади их сильно напугало. Даже караваны, удлиняя свой путь на пятьсот фарсахов, обходили стороной эту гиблую пустыню.
Кочевники, друзья хана, показали ему дорогу, более того, сопровождали войско до края пустыни. Чингиз хан многое знал о Бухаре и Самарканде, которые были его главной целью. Поэтому он шел по своему пути. В большинстве своем население не воевало в крепостях и городах. Они платили подушную дань и занимались своими делами.
А Чингиз хану оставалось разрушать крепостные стены. Как только города сдавались, он по одному их разрушал, стирая с лица земли.
Нападение на Бухару имело для него особый смысл. Бухара, расположенная на двух берегах притока Амударьи, считалась одним из богатейших городов. Но этот город не был столицей, да и располагался не на караванном пути. Но вместе с тем Бухара считалась украшением, жемчужиной исламского мира. Одним словом, это был центр культуры и религии. Город, расположенный к западу от Самарканда, считался местом, где родились такие ученые с мировым именем, как Абу Нефс Кабири, философ, лекарь, астролог Ибн Сина, историк Абу Бакр Наршахи. Чингиз хан, прекрасно знавший цену пропаганде и ее влиянию на людей, первым долгом хотел захватить культурный центр Хорезма. Еще он знал, что население Бухары недовольно султаном, казнившим государственного имама, очень уважаемого шейха Маджаддина. Хан хотел воспользоваться этими преимуществами. После покорения Бухары захватить Самарканд и другие города будет не так сложно. В отличие от других войск, следом за воинами хана не шли обозы с грузом. Вместо этого войско сопровождали мобильные инженерные группы. В случае необходимости захвата той или иной крепости эти группы в соответствии с условиями местности монтировали катапульты, лестницы и прочие необходимые снаряжения.
В начале февраля Чингиз хан без боя занял крепости Зернук и Нурату. Впрочем, в этих крепостях никто не собирался воевать с татарами, заявляя, что они с ними говорят на
- 66-
одном языке, что они одной крови. Для этого на переговоры отправили Данишменд-хаджиба – переводчика-переговорщика. Данишменд-хаджиб на их языке объяснял, что их души и имущество будут пощажены. После этого ворота открывались и татары свободны входили в крепость. Татары даже сменили название Зернук на Кутлуг-Балык, то есть счастливый город. Чингиз хан заставлял рушить защитные сооружения, стены, забирал молодежь для работ в ходе осады. Неожиданная осада Бухары вызвала замешательство в городе. В этом городе, как и в других городах, было очень много беженцев. Они вели такие разговоры, что горожане не верили в спасение. Город жил в тревоге и страхе.
Хан не спешил с атакой. Он знал, что Бухаре неоткуда ждать помощи, потому что войско в другом направлении отвлекало защитников. По этой причине население оказалось между жизнью и смертью. Бухарцы должны были сделать свой выбор. Хан хорошо знал и характер бухарцев. Знал, что если их поставить перед выбором, многие предпочтут жизнь и имущество. В эти холодные дни слово «смерть» им приносило странное тепло. Каждый думал о смерти.
Ранее на третий день осады двадцатитысячная армия Хорезмшаха хотела прорвать оборону татар, уйти в сторону Самарканда и соединиться с основными силами султана. Однако войско натолкнулось на такое сопротивление, что вынуждено было вернуться назад. Возвратившиеся в город воины сменили одежду, смешались с населением и тайно покинули город. В трех башнях остались пятьсот воинов для защиты амбаров с продовольствием и арсеналов с оружием…
Данишменд-хаджиб на одиннадцатый день осады с белым флагом подошел к воротам города. Стражи на башнях, увидев белый флаг, открыли калитку в воротах, пропустили переговорщика и повели его прямо к правителю города.
Данишменд-хаджиб с точки зрения племени был один из них и прекрасно знал, как с ними разговаривать.
В этот момент на прием к правителю пришел новый государственный имам. Скорее всего, правитель сам его пригласил. Никого других на встречу не пригласили. Наверняка на это были свои причины.
Он с поклоном приветствовал правителя:
– Повелитель Востока и Запада Чингиз хан шлет вам приветствие и просит передать, что если добровольно сдадитесь, будете пощажены.
Правителю города показалась странной фраза «Повелитель Востока и Запада». Это означало, что больше правления султана не будет. Наличие беженцев говорило о многом. Но разговор должен вестись на должном уровне. С другой стороны он не хотел окончательно порвать с султаном. Правитель города думал: «Как знать, татары придут, ограбят, уйдут. Потом войско султана вернется. Как быть тогда? Ведь тогда правитель Хорезма сотрет с лица земли весь мой род. И сделает это. Что мне ответить гостю?»
Увидев, что посол молчит, ожидая ответа, он спросил:
– Чингиз хан дает гарантию на безопасность имущества людей или только дарует жизнь?
Данишменд-хаджиб еще раз поклонился и произнес:
– Уважаемый правитель! Душам и имуществу пощада положена тогда, когда город, крепость сдается без сопротивления, не ведет боевых действий. Но население Бухары этого не сделало. – Данишменд-хаджиб специально это подчеркнул, как бы успокаивая правителя, что он здесь не причем. – Ваши воины на третий день осады напали на нас, потом вернулись в город…
– Это не мои воины, – правитель резко оборвал посла. – Это воины султана для защиты Бухары.
Данишменд-хаджиб пришел в город не для того, чтобы спорить, а только донести до правителя требование хана. С другой стороны результаты этого спора могли быть непредсказуемыми. Поэтому он терпеливо промолвил:
– Уважаемый правитель, я всего лишь посол и довожу до вас слова Чингиз хана. Правда в том, что сегодня одиннадцатый день осады. Если завтра утром вы не откроете ворота, будет атака. Как говорится, «волка ноги кормят». Но тогда не будет никакой
- 67-
пощады. Я закончил.
Правитель вынужден был задуматься. «Все равно помощи ждать неоткуда. Что же делать?». Застигнутый врасплох, весь в колебаниях, он не знал, что ответить. Он хотел для пользы разговорить гостя, но тот молчал. Несмотря на то, что был переговорщиком.
Из глубоких раздумий его вывел имам Бухары.
– Я думаю, что город надо сдать, мой правитель. Население после казни шейха уже не верит султану. Да и сам султан не в состоянии защитить своих подданных, несмотря на то, что оставил здесь своих воинов. Но они при первой же возможности как зайцы разбегутся.
Имам обратился к гостю:
– Уважаемый посол, население защищает город потому, что хочет сберечь свои семьи и имущество. Если будут гарантии, город можно сдать.
Правитель не ожидал, что имам через его голову будет принимать решение. Это его взорвало:
– Кто ты такой, что принимаешь решение вместо меня?! Кто тебе дал такое право?! Я пригласил тебя, чтобы ты поддержал меня. А ты на стороне татар! Вставай, уходи отсюда! Не делай так, чтобы я поступил с тобой так же, как султан поступил с шейхом.
Все время стоявший имам, выходя, тихо пробормотал: «Меч тот же, но слуга уже другой». После того как имам вышел, правитель обратился к послу:
– Уважаемый, я прошу хана дать мне день подумать.
Вернувшегося в лагерь переговорщика тут же принял Чингиз хан.
– Ну, говори, с чем пришел, чем закончились переговоры?
Данишменд-хаджиб внимательно посмотрел на полулежащего на подушках хана шестидесяти лет, сорок из которых тот провел в сражениях. Несмотря на возраст в нем кипела страсть к покорениям, сражениям и битвам.
– Мой правитель, я думаю завтра они откроют ворота, потому что среди них имеют место разногласия, кроме того воины султана разбежались, оставив надежду на защиту на людей правителя и населения. Во внутренней крепости всего пятьсот воинов, их нейтрализовать не составит труда. Тем не менее, завтра их надо сильно напугать, чтобы сами сдались.
Хан встал и подошел к переговорщику:
– Данишменд-хаджиб, ты знаешь, что значит для меня покорение Бухары? – Тот согласно кивнул головой. – Это не только покорение душ хорезмцев, но и ключ к взятию других городов. Предлагай, сделаем то, что надо.
Данишменд-хаджиб ранее никогда не видел Чингиз хана в приподнятом настроении. Поэтому он решил еще больше поднять ему настроение.
– Мой правитель, завтра надо создать видимость начала атаки на город. В этом случае население и наши засланные люди поднимут восстание и откроют ворота. Я почувствовал, что разговоры беженцев очень напугали население.
Хан сжал в кулак правую ладонь, стукнул им по левой ладони, начал ходить по шатру и неожиданно сказал:
– Ладно, ты иди.
Хан ударил в гонг. Не успел Данишменд-хаджиб выйти, как в шатер вошел начальник охраны.
– Позови ко мне Джебе и Субэдэя, – приказал хан.
Имам Бухара, выйдя от правителя, спешно отправился в мечеть и призвал к себе несколько доверенных людей.
– Завтра татары в последний раз пойдут в атаку, камня на камне не оставят. Нужно что-то делать.
– Что ты намерен делать, шейх? – спросил один из муфтиев. – После того, как шейха Меджидаддина убили и он стал шехидом , вся надежда на тебя.
Имам повторил то, что говорил ранее:
– Если завтра ворота не откроются перед Чингиз ханом, наша судьба будет такой же, как и у других городов. Если вся вина лежит на султане и его родственниках, почему должен страдать народ? – Имам перешел на шепот. – Вы сделайте вот что. Завтра, когда татары пойдут в атаку, будет неразбериха. Этим надо воспользоваться. Вы сообщите своим людям, чтобы они подняли восстание, уберите охрану и откройте ворота. Вам ясно? Но сделайте это так, что никто нас не заподозрил. Как говорится, «у каждого казана свой половник».
Один из муфтиев заверил шейха, что все будет сделано так, как он сказал.
Утро только занималось, а в лагере Чингиз хана загремели барабаны, все пришло в движение. Камни и огненные шары, выпущенные из катапульт, сеяли страх и смерть. Из-под разрушенных зданий слышались стоны. Всюду разгорались пожары, народ высыпал на улицы.
Когда утихли катапульты, защитники города увидели, что впереди татар идут пленные. Воины хана их подгоняли плетками, направляя в сторону ворот. Лучники на стенах крепости не знали, в кого целиться. А пленные кричали: «Братья, не стреляйте в нас, мы же мусульмане, туркмены, огузы, кыпчаки…»
От этих криков у лучников опустились руки, он не могли ничего поделать. Еще немного – и к полудню татары выбили бы ворота крепости. И тогда ни о какой пощаде и речи быть не могло.
Один из муфтиев, поняв, что удобный момент наступил, взобрался на камень и крикнул:
– Эй, мусульмане, вы ждете, что татары придут и сделают то, что случилось с Отраром?
Наученные тут же стали кричать, что, дескать, не хотим, скажи, что делать. К ним присоединились и другие жители города.
– Тогда чего вы ждете, идемте открывать ворота! – крикнул муфтий.
Толпа повалила в сторону ворот.
***
Чингиз хан сломил сопротивление народа. Но для того чтобы принять решение, надо было понять ситуацию, то есть всех истребить мечом или кого-то пощадить?
…На белом коне, в сопровождении Джебе, Субэдэя, Толуя, других нойонов и полководцев он неспешно вошел через ворота в город. Население, доселе не видевшее татар и моголов, с удивлением и изумлением глядело на них. Это был Чингиз хан, наводивший страх на весь мир, тот, только от имени которого у многих волосы вставали дыбом, человек, напугавший и заставивший сбежать султана. Но он отнюдь не был похож на чудовище, джинна, циклопа. Более того, он не был похож на того, кто дружит с дьяволом.
Это был высокий, поседевший, крепкий мужчина с уверенным взглядом узких глаз, жесткий, в любую минуту готовый стать мясником мужчина. Люди внимательно смотрели на человека на белом коне. А его личный полк выстроился в своеобразный коридор, дабы обеспечить свободный проезд хана. Раздавались крики: «Отойдите, дайте хану проехать!» Иногда приходилось пускать в ход и нагайки.
Конь хана остановился посреди площади. И тут народ словно очнулся. Несмотря на потери, из толпы начали раздаваться крики:
– Да здравствует Чингиз хан!
Те, кто вчера ненавидел хана, сегодня встречали его как освободителя.
Хан поднял в приветствии руку и вдруг приказал людям:
– Покормите наших лошадей.
Толпа сначала ничего не поняла. У них что, лошади с голоду дохнут, подумали многие. Но ту некоторые в толпе прошептали, что это у татар такой обычай. Если мы покормим лошадей, значит, согласны жить под его покровительством. В противном случае всех ожидает меч. Кто-то крикнул:
- 69-
– Он согласен сделать нас своими подданными, несите сено, овес! Быстрее, пока он не отменил свое решение.
В мгновение ока откуда-то появилось сено и овес. Сено разложили на земле, а овес в мешках повесили на шеи коней.
Народ свободно вздохнул, все возрадовались, что пощажены, и вновь начали восхвалять хана. И тут, раздвигая толпу локтями, правитель Бухары подошел к хану, склонил голову и приветствовал его.
– Кто это? – спросил хан у Данишменд-хаджиба.
– Мой повелитель, это правитель Бухары, наиб султана в этом регионе.
От вчерашнего упрямого, самоуверенного правителя ничего не осталось, он жалко и смиренно смотрел на хана.
– А почему ты вчера не открыл ворота? – сердито спросил хан. – Мне известно, что ты не собирался это делать и сегодня. – Хан обратился к народу: – Смотрите, этот упрямый болван хотел вас сделать жертвами мечей. Его ошибка могла быть для вас смертью. Это не стало для него уроком. Жадность правителя Отрара, его ошибка могла и здесь привести к тем же результатам. Теперь вы скажите, у этого человек есть право на жизнь? Если бы вы не открыли ворота, сейчас на улицах были бы одни трупы.
На площади раздались крики:
– Смерть ему! Казнить его! Это пес султана!
Чингиз хан поднял руку, толпа замолкла.
– Верно, таких казнить надо. – Хан отдал приказ: – Его и других чиновников казнить.
Двое тут же подскочили к правителю и, взяв под руки, увели.
– А где государственный имам города? – спросил хан.
Народ все еще восхвалял хана, как из толпы вышел шейх, подошел к хану, склонил голову.
– Я многое знаю о тебе. Если бы не ты, конец твоего народа был бы печальным. Это знает только Всевышний, – сказал хан. Потом, указав на строение невдалеке, спросил: – Это дворец султана?
Имам покачал головой:
– Нет, правитель, это дом Аллаха.
Хан иронично рассмеялся, потом промолвил:
– Вы что, своего Аллаха как пленника загнали в четыре стены? Я хочу взглянуть на дом Аллаха. – Хан повернулся и приказал секретарю: – А ты можешь читать.
Когда секретарь вынул из хурджуна свернутую бумагу и начал читать, Чингиз хан с сопровождающими отправился смотреть самую большую мечеть города.
А в это время секретарь хана зачитывал некоторые положения закона великой власти Яса:
– Народ монголо-татар, чтобы стать сильным и непобедимым должен соблюдать нижеследующие правила: мужчина может иметь несколько жен. Его первая жена считается главной; женатый мужчина должен верить свой жене; мужчина не должен пить вино, пьяный мужчина живет как слепой, в жизни ничего не видит; женщины должны слушать своих мужей, а мужчина тогда должен уважать жену, когда она уважает его; невестка, тесть и свекровь должны уважать друг друга; пожилые должны учить молодежь тому, как любить семью, передавать детям эту любовь; дети должны слушаться родителей и внимать их советам; если после смерти отца старшие покидают отчий дом, имущество делится, а дом остается младшему сыну; богатые должны помогать бедным…
Когда хан подъехал к мечети, голоса секретаря уже не было слышно.
В то время в Бухаре было больше сотни мечетей. Хан въехал в мечеть на коне. Это было в первый и последний раз. Не слезая с коня, он вновь повторил сказанное:
– Покормите моего коня.
Все удивились, но никто не мог сказать, что в мечети ни сена, ни овса не бывает. Но если как можно быстрее не могут быть доставлены сено и овес, значит, духовные
- 70-
служители не смогут молиться. Терять время было нельзя. Кто-то бегом сбегал и принес мешок овса, который повесил на шею коня. Только после этого хан слез с коня. Встав перед имамом, спросил:
– Так, говоришь это дом Аллаха?
– Да, правитель, – испуганно ответил имам.
Чингиз хан поднял голову, некоторое время смотрел на небо, потом вновь повернулся к имаму:
– Мой бог Тенгри не вмещается в небеса, но как вмещается ваш Аллах в четыре стены? Если бог на небесах, зачем вы ему построили дом?
Все молчали. У кого хватило бы смелости возразить? Нет, для ответа слов было достаточно, но никто не хотел навлечь на себя гнев хана.
– Наш бог живет в душах людей, а ваш Аллах – хан показал на мечеть – в четырех стенах?
Наконец имам нашел смелость заговорить:
– Наш Аллах тоже живет в душах людей, мой правитель. Просто мечети – это места для молитв и поклонений. Кроме того это места для общения.
Чингиз хану хотелось сказать, что человек, настоящий верующий может молиться где угодно. Но он промолчал, это было бы не к месту, его ждали большие дела. Подняв руку, он громко произнес:
– Мое решение: с этого момента за пропаганду какой-либо веры пошлина взиматься не будет. В моем государстве все религии свободны, каждый волен выбирать любую и в этом деле насилия быть не может. Религия не составляет основу государства. Основа государства – это семья и его люди. Кто нарушит это правило, будет казнен.
Далее последовал другой приказ:
– Соберите все богатых людей города, мне есть что им сказать.
Воины и без того, выполняя указание Субэдэя, собрали всех богатых горожан на площади. Через некоторое время Субэдэй сообщил, что на площади ожидают двести восемьдесят человек. Хан вернулся на площадь, улемы и муллы расступились, воины вновь создали коридор для хана. Тяжело ступая, хан посмотрел на богачей. Те являли жалкое зрелище, напоминая мокрых кур. Словно это были не те, кто издевался над народом, лебезил перед правителем города и его чиновниками. Это была прослойка, думавшая только о том, как сохранить свое богатство. Ведь если они потратили бы хотя часть своих богатств, возможно, смогли бы защитить город. Но они этого не сделали. Они считали, что могут выкупить свою жизнь за деньги, так зачем же их тратить на бедных? Но они не знали самого главного качества Чингиз хана. В городах, которые не хотели сдаваться, он приказывал казнить всех чиновников и богачей. Он считал, что сопротивление ему оказывают именно они. Если их убрать, народ добровольно примет власть хана. Собравшиеся на площади богачи еще не знали, что будут казнены. Хану нужно было новое сословие богатых, не связанных с религией. Нужно было создавать нового государство во главе с умными людьми.
Хану принесли невысокую скамью. Встав на нее, хан обвел взглядом площадь, потом повернулся в сторону богатых горожан:
– Во всем этом виноваты не бедные, которые каждый день выходят из дома за куском хлеба для своих семей, а зажравшиеся, не признающие правил и законов, не выполняющие своих обещаний, подкупающие судей, а также ваш султан. Если бы он в свое время управлял стран справедливо, сегодня меня здесь не было бы. Всевышний послал меня сюда, чтобы наказать вас.
Хан посмотрел на небо: погода портилась, стал накрапывать дождь. Если идет дождь, но не гремит гром и не сверкают молнии, это хороший знак. В монгольских степях не любили гром и молнии. Все, кроме Чингиз хана. Именно за счет громов и молний Тэмуджин победил кровного брата Жамуха. Во время сражения с ним в степях Гоби гремели громы, сверкали молнии. Испугавшись этого, воины Жамуха разбежались, а «кровный брат» был взят в плен.
- 71-
– Теперь каждого из вас будут сопровождать воины. Все, что у вас есть, сдайте им, Если не сдадите, мы все равно узнаем, где они спрятаны.
Рядом с каждым из богатеев мгновенно оказались воины хана.
После этого началось разграбление города. Хан приказал атаковать три неприступные башни и стены крепости. В дело вступили катапульты, забрасывающие камни и огненные шары. Под башнями делались подкопы. Пленных из Бухары пустили вперед в качестве живого щита. Рвы заполнились трупами. Когда на головы защитников стали сыпаться огненные шары, они поняли, что защищать больше нечего, но бились до конца. Последние три неприступные внутренние башни Бухары были взяты.
Преимущество Чингиз хана было в том, что он воевал вопреки законам ведения боев. Правила устанавливал он сам, расширял их, потом резко отменял их и продолжал сражение уже по другим правилам.
После назначения правителя Бухары следующей целью был Самарканд. Время терять нельзя было, султан может прийти в себя, забыть страхи и выставить против противника новые силы. Пока Ала ад-Дин Мохаммед не объединил силы, надо занять основные города, а потом преследовать султана до победного конца. Это были военные мысли хана, и он претворял их в жизнь. Еще не уйдя из Бухары, он вновь вызвал к себе Махмуда Ялаваджа и приказал ему отправить в Самарканд письмо. Новый «капкан» заработал. Одновременно в город отправили голову правителя Отрара Гайыр бека. Это хана сильно обрадовало, потому что лучшего метода душевно разрушить султана не было. Кроме того он отправил в Самарканд и голову правителя Бухары.
Закат Самарканда, 1220 год
Тепло быстро пришло на земли Самарканда. Однако у населения уже не было желания заниматься сельским хозяйством, так как каждый день приходили новые вести. Народ переживал тревожные дни. Не успевали они переварить одну новость, как ее сменяла другая, молодежь из сел, деревень забирали в армию. Какова будет их судьба, никто не знал. Народ хотел мира, но его не было, хотел войны, но и ее не было. Но все знали одно: один гонит, другие убегают. И когда это закончится, никто не знал. А татары шаг за шагом приближались.
Принц Джелал ад-Дин со своими воинами шел в направлении Самарканда. Жара уже донимала и его. Он рвался в бой, однако отец избегал этого. Поэтому он шел за отцом, надеясь убедить его начать сражение. Кони шли не спеша, в жару их нельзя было подстегивать, они могли погибнуть. Вокруг все цвело. Много было чинар, считавшихся здесь украшением природы.
Ехавший впереди принц обернулся и посмотрел на Мурада. Тот пришпорил коня и поравнялся с принцем. Тот попросил воды. Мурад достал из хурджуна небольшой бурдюк из кожи и протянул принцу. Принц напился и вернул бурдюк Мураду. Они были одногодками и им было о чем поговорить. Воспользовавшись случаем, Мурад хотел услышать от принца ответ на мучивший его давно вопрос, но у него не хватало смелости это сделать, потому что видел, что принц очень страдает от нашествия татар и рвется в бой.
Но ДжАла ад-Дин понял, что его помощника что-то мучает.
– Я некоторое время наблюдаю за тобой и чувствую, что ты хочешь что-то спросить. Не держи в себе это желание, оно вредно для здоровья, особенно в такую жару, – пошутил принц.
Но Мураду было не до шуток.
– Мой принц, я не держу это в себе…
– Тогда говори, я слушаю.
– Мой принц, – Мурад начал издалека, – мы уже месяцами ходим по степям, по этим и другим города, словно в прятки играем. Мы не устали убегать?
- 72-
Сын султана тяжело вздохнул, ибо и его это беспокоило.
– Я знаю, Мурад. Это надо спросить у султана. В чем секрет, не знаю, но он избегает сражений, – пожал плечами принц. – Клянусь, не знаю. Хочу спросить у него причину, но не могу попасть к нему. Теперь мы едем в Самарканд, если найду его, смогу убедить и сражение будет. Самое главное, что не трус, он воин. Мы в стольких с ним в сражениях были…Сколько раз он лично вступал в бой, подавая пример воинам. А теперь я ничего не понимаю. Имея такую армию, мы избегаем сражений. Словно Чингиз хан его заколдовал. Как только слышит про татар, тотчас отступает.
Они продолжали путь, беседуя. Впереди показался небольшой сад, огороженный кустами тамарикса. Возле этого забора на камне сидел старик с посохом в руках. Посох был особенный, ему, наверное, было столько же лет, сколько и старику. Когда он увидел воинов, встал, опершись на посох, приложил руку к груди, приветствовал их.
Принц подъехал к нему, слез с лошади. Взял старика за руку и произнес ответное приветствие. На старике был полосатый халат, подпоясанный шалью.
– По вашей одежде я понимаю, что вы люди из дворца. Куда и откуда вы идете в такое смутное время?
– Да, дедушка, мы из дворца, – подтвердил его догадку принц.
Воины, увидев, что принц слез с лошади, тоже спешились.
Глаза старика загорелись:
– И султана вживую видите?
– Да, когда к себе приглашает, видим, – рассмеялся принц.
Старик совсем воодушевился:
– А вы можете передать ему мои слова?
Принц воздел руки к нему, убеждая старика, что выполнит его желание.
– Когда увидишь султана, спроси у него вот что. Народ говорит, что когда приходит насилие, закон исчезает. Когда поднимаешь налоги, тебе хорошо, а как защитить народ, исчезаешь. Почему ты не воюешь с татарами? Почему позволяешь разрушать наши дома, сады?
ДжАла ад-Дину нечего было сказать. Да и что можно возразить против правды? Дабы отвлечь старика это этого, спросил:
– Сейчас самое время собирать урожай, эти земли плодородные. Но вы, кажется, в этом году ничего не сажали?
Старика это словно подстегнуло.
– Сынок, ты о чем?! Те, кто приходят оттуда, рассказывают такие вещи, что из рук все валится, ничего делать не хочется. К пустому мешку никакой конь не подойдет. Говорят, что татары не едят хлеб и потому выжигают поля с посевами пшеницы. А арбузы и дыни скармливают лошадям. Кроме того, здесь практически не осталось мужчин. Говорят, что татары их или убивают, или угоняют в качестве рабов. Остались такие старики, как я, и женщины с детьми. – Старик тяжело вздохнул. – Боюсь, когда они придут, женщинам и детям будет совсем плохо. Жить уже нет смысла, сынок. Мне страшно в этом возрасте потерять родных. Эх, где те времена!.. Я во время правления деда султана Иларслана был воином. В наше время такого не бывало…
Старику хотелось выговориться, но его время было на исходе.
– Хорошо, дедушка, – сказал принц, – я постараюсь донести до султана все, что ты сказал. И даже кое-что добавлю от себя. А теперь пора прощаться, нам пора двигаться дальше.
Принц вскочил на коня, но старик остановил его:
– Постой, не спеши, сынок! Ты не сказал, кто ты, как тебя зовут. Ведь я должен знать, кому пожаловался.
Вместо принца ответил Мурад:
– Тот, с кем ты беседовал, принц Джелал ад-Дин Менгбуруни.
Пока старик приходил в себя от услышанного, всадники уже были далеко
- 73-
***
Султан опять был не в себе. Когда он слышал о Чингиз хане, татарах, чуть ли с ума не сходил. Он не думал о сражении, прятался от всех: матери, сыновей и даже дивана, никого не хотел видеть. Жизнь для него стала мукой. Одно время его называли покорителем. Иногда он задумывался: «На самом ли деле я был покорителем. Действительно ли дошел до берегов Индийского океана? Действительно ли окрестности Хазарского моря под моей властью?». Эти вопросы он задавал себе на дню по нескольку раз, но ответов найти не мог. Приходили мысли, что, может быть, стоит обратиться к матери? Или передать султанат одному из сыновей? Но ответов снова не было. В одиночестве ходил по дворцу, разговаривая сам с собой, а устав, успокоение находил в вине. Он мог мановением руки собрать стотысячное войско, но никому не мог довериться. Особенно это чувство обострилось после последнего покушения. Он даже не мог посмотреть в зеркало. Ему казалось, что, посмотри он в него, сзади появится некто с мечом и вонзит его в спину. А он все это будет видеть в зеркале.
Когда вошел начальник стражи, от скрипа открывшейся двери он вздрогнул и сердито спросил?
– В чем дело?
Начальник стражи виновато промолвил:
– Мой султан, из Бухары прислали два ящика, сказали, это для вас.
– Какие ящики, кто послал? Как мне известно, этот негодяй взял и Бухару.
– Гонец ничего не сказал, передал ящики и уехал. Единственное сказал, что Чингиз хан отправил подарок султану. Тот, кто принес – старик, он из местных. Ему дали денег, поручив, чтобы доставил во дворец за один день.
Услышав имя Чингиз хана, он вздрогнул. На этот раз это заметил и начальник стражи. Султан тревожно спросил:
– Что в ящиках?
– Не знаю, мой султан, – сказал начальник стражи виновато. – Я решил, что мы не вправе открывать то, что прислано вам.
Ала ад-Дин призадумался.
– Скажи, чтобы принесли ящики, посмотрим, что нам на этот раз приготовил этот недоносок?
Начальник стражи дважды хлопнул в ладоши. Два воина внесли два черных ящика. Султан подошел, но не рискнул открыть ящики.
– Открой, посмотри, что в них, – приказал он.
Начальник стражи осторожно поднял крышки ящиков. Переменившееся выражение лица начальника стражи заметил и султан. В панике спросил:
– Что там?
Но у начальника стражи не хватило смелости ответить.
– О, Аллах, какой стыд, будет лучше, мой султан, если вы сами посмотрите! – воскликнул он.
Султан осторожно подошел к ящикам, заглянул по очереди в каждый. В одном увидел голову правителя Отрара, в другом – правителя Бухары. И чуть не потерял сознание. Движением руки Ала ад-Дин Мохаммед приказал воинам удалиться. Однако начальник в одном из ящиков увидел бумагу, вынул ее.
– Мой повелитель, здесь вам письмо.
Он взял письмо и попросил начальника удалиться. «Султан Ала ад-Дин, для того чтобы не разрушился наш союз, я попросил отдать мне Унала, чтобы наказать его и чтобы между нами не было больше таких инцидентов. Ты захотел войны, я пришел с войском. Но ты вместо сражения сбежал. Тогда я сам наказал Унала. Следующей слетит твоя голова. Если хочешь, чтобы война закончилась, пришли мне свою отрезанную голову. Или кто-нибудь из твоего окружения пусть пришлет мне твою голову. Жди меня в Самарканде», – говорилось в письме.
После прочтения письма султан задрожал мелкой дрожью. На него подействовала именно фраза «кто-нибудь из твоего окружения пусть пришлет мне твою голову». Его опять стали обуревать мысли. «Почему я не могу найти предателя в моем окружении? Ведь следят за всеми – визирями, членами дивана, полководцами, подслушивают их разговоры, но все без толку», – думал он. Султан забегал по большому залу, не находя себе места. Ему очень сложно было определиться. Уехать из Самарканда или ждать Чингиз хана? Советоваться ни с кем он тоже не хотел. Подойдя к гонгу, взял палку, хотел ударить. В этот момент вошел начальник стражи, поклонился:
– Мой правитель…
Султан сердито посмотрел на него.
– Что за весть принес на этот раз? Последнее время ты приносишь только плохие вести.
– Мой правитель, голубь принес письмо, кажется, от Махмуда Ялаваджа, – протянул ему небольшой свиток начальник стражи.
Султан взял письмо, сделав начальнику знак удалиться. Потом осторожно стал вскрывать письмо. Стал читать и не мог поверить своим глазам. «Один из твоих людей с голубем отправил письмо хану. Покушение состоится в Самарканде», – было написано в письме. Эти слова буквально пронзили сердце султана. Он понял, что в большой беде и выйти из этого положения очень сложно, а, может, и невозможно. Он знал, что Чингиз хан идет на Самарканд. Это можно было узнать и от беженцев, прибывших в город. Они рассказывали такие вещи, что волосы дыбом вставали. Султан вдруг вскочил и ударил в гонг. Когда начальник стражи вошел, султан продолжал бить в гонг. И только после того, как начальник сказал «мой правитель», султан остановился.
Султан, взяв себя в руки, сел и приказал:
– Визиря Хиваки ко мне!
Через некоторое время вошел визирь, приветствовал султана, хотя видел, что тот не в себе. А это значит, что что-то случилось, потому что последнее время султан не приглашал его. И даже попытки визиря несколько раз попасть на прием к султану оказались бесполезными. Визирь скрестил руки на животе, склонил голову, ожидая, когда султан заговорит. Ожидание не было слишком долгим.
– Что в городе, визирь?
Официальный тон султана смутил визиря. Интересно, подумал он, что опять пришло в голову султану, или кто ему что наговорил за его спиной? Но решил сказать правду.
– Положение не очень хорошее, мой правитель. Продолжается поток беженцев, они со всех сторон сбегаются сюда. Говорят, что вслед за ними идет войско Чингиз хана.
Услышав имя Чингиз хана, султан нервно потер шею, но сделал это так, чтобы визирь не понял его состояние.
– Нам нужно собрать дополнительное войско. С сорокатысячной армией в Самарканде выступить против хана нельзя. Этих сил достаточно только для защиты города.
Визирь понял, что султан, не желая сталкиваться с Чингиз ханом лицом к лицу, намерен покинуть Самарканд.
– Куда мы идем на сей раз, мой султан? Конечно, нужно собрать дополнительное войско. Пока татары не подошли к Самарканду, надо собрать войско для поддержки защитников города и ударить по татарам с тыла.
Но у султана не было желания сражаться. Единственным желанием было как можно быстрее убраться из Самарканда. В один момент он с подозрением отнесся к фразе визиря «…вернуться в Самарканд», но не подал виду.
– Лагерь разобьем вблизи Амударьи. Из территорий между Келифом и Андхоем наберем новых воинов. Иди, готовься. Сегодня отправляемся в путь…
Когда Джелал ад-Дин доехал до Самарканда, ему сообщили, что султан отбыл в сторону Амударьи. Не задерживаясь, он отправился туда же, потому что должен был встретиться с отцом.
- 75-
***
Для Самарканда начались черные дни. Вслед за беженцами уже виднелись передовые отряды татар. На сторожевой башне забили барабаны. Начальник башни крикнул:
– Закрыть ворота, вернитесь в город, иначе попадем к татарам! Быстро!
Беженцы, создав давку, побежали в город. Когда татары были уже близко, ворота закрылись. Страх смерти повис над городом. Такое впечатление, что над каждым реял ангел смерти.
Султан в городе оставил сорок тысяч воинов. Правда, они были очень расстроены тем, что султан покинул город, а принц тоже последовал за ним, но боевой дух все же был высок.
Полководец Зухриддин после закрытия городских ворот удвоил число охраны. А население удалил от ворот, чтобы не было столпотворения. Все продовольственные амбары были взяты под усиленную охрану. Одним словом, в городе было введено военное положение. Самарканд готовился к длительной осаде.
Как только показались татары, был созван военный совет. Это были единственные люди, желающие сражаться.
Когда все собрались в комнате у полководца, он заговорил:
– Как настроение воинов?
Кто-то промолчал, другие ответили:
– Хорошее.
– Султан ушел из города, – продолжил Зухриддин. – Конечно, его решение не может быть предметом нашего обсуждения. Если правитель считает это правильным, значит, так и должно быть. Сейфульмульк приглашал меня к себе и от имени султана приказал защищать город во что бы то ни стало. Султан, набрав дополнительное войско, придет нам на помощь. – Полководец посмотрел на тысячников. – По вашим лицам я вижу, что вы рветесь в бой. Я создам для вас эти условия. Пока у города только передовые отряды татар, у нас есть возможность выйти из города и напасть на них. Мне нужны три полка.
Добровольцев-тысячников было много, но он выбрал только трех, самых доверенных…
Ворота города со скрипом открылись. Три тысячи кавалеристов Хорезмшаха у восточных ворот, размахивая саблями, кричали:
– Бейте, бейте, никого в живых не оставляйте! За султана! Отомстим за Бухару!
Зухридин скакал на лошади впереди кавалерии. Татары столь неожиданной атаки не ожидали. На миг они растерялись, но успели приготовиться к бою. Они не собирались уходить с поля боя, хотя их было меньше.
При первом столкновении хорезмцы бились так стремительно и с энтузиазмом, что полководец даже был удивлен: оказывается, его воины хорошо умеют сражаться. Размахивая саблей, он вел за собой воинов. Ввиду того, что нападение было неожиданным, лучники татар не смогли использовать свое грозное оружие. Это и ослабило сопротивление татар. Наступление сил Зухриддина было настолько сильным, что татары вынуждены были отступить. Если бы воины на башнях, наблюдавшие за сражением, присоединились к нему, в дальнейшем город не постигла бы большая трагедия. Но этого не случилось.
Воины, с наблюдательной башни смотревшие на сражение, увидев, что татары отступили, начали кричать:
– Татары отступают, бегут.
Это известие с быстротой молнии разнеслось по городу, люди чуть не стали праздновать победу. И это не шутка, они считали воинов Чингиз хана побежденными. Но это было не совсем так, поэтому радость была недолговечной. Подоспевшие основные силы хана обрушили на людей Зухриддина град стрел. Причем стреляли лучники так метко, что стрелы находили только воинов противника.
- 76-
Зухриддин бек очень быстро понял, что еще немного и от его воинов не останется в живых никого. Поэтому приказал:
– Возвращаемся в город.
Хорезмцы быстро вернулись в Самарканд, ворота за ними закрылись. Город стал готовиться к обороне.
А татары к тому времени полностью окружили город.
Солнце взошло из-за горизонта. Кажется, день обещал быть жарким. Хан решил, что город надо взять максимально быстро и теперь его не могла остановить даже жара. Сражение не было завершено. Султан Хорезма был еще жив. Если бы он покорил Самарканд, для покорения других городов открывались большие возможности. С вечера он получил хорошие вести. Приказал, что войска, шедшие в четырех направлений, объединились вокруг Самарканда.
Прибывший гонец сообщил, что войска Чагатая и Угэдэя уже на подходе. Джучи занял Дженд и Борджинликенд, захватив по пути несколько крепостей, они двигались к Самарканду. И только из войск нойона Улака и Сюйкету-черби, которые шли в направлении Бенакента и Худжанда, сообщили, что они немного задержатся. Причиной было то, что правитель Худжанда Тимур Мелик яростно защищал город.
Чингиз хан, получив эти сообщения, уже был уверен, что осада Самарканда не продлится долго, потому что хорошо разбирался в характерах людей.
Он заранее подготовился к сражению, просчитал все мелочи. Он прекрасно знал, что его многочисленное войско вокруг Самарканда угнетающе подействует на защитников города. Знал, сколько за крепостными стенами воинов, и что султан сбежал. Все это давало ему преимущество. Он просчитал и настроения жителей. Ему также было известно, чем занимаются в городе его люди.
Большая группа шаманов с бубнами начали свои танцы вокруг костра. Танцы шаманов в таком количестве – это было его новшество. Многочисленные костры были видны в городе, туда же доносился громкий гул бубнов. Это наводило страх на жителей. Все эти приготовления перед вторжением воодушевляли татар, а защитников города, напротив, угнетали. Те, кто стоял на башнях, стали свидетелями языков пламени костров, танцев шаманов. Шаманы в последний раз ударили в бубны, наступила тишина. Одновременно сотни катапульт стали обрушивать на город камни. Тучи пыли взметнулись вверх, потом она начала оседать. Каменные столбы, поддерживающие стены стали заваливаться. Оставшиеся под завалами или стонали, или звали на помощь.
Группа китайских инженеров усовершенствовала огненные шары. Теперь их вставляли в железные трубы, отправляя в город по принципу лука и стрел. Вой этого своеобразного снаряда и последствия его взрыва наводили ужас на людей. В ход пошли стенобитные машины. Атаки еще не было, но боевой дух защитников и населения уже был сломлен.
Все, что было предпринято, хан повторил еще раз. Город рушился на глазах. Однако воины султана, уверенные в прочности фортификационных сооружений, приняли решение биться до конца.
Наконец поступил приказ о наступлении. Впереди шел передовой отряд, прикрывшись щитами, чтобы уберечь от стрел идущих следом. У каждого воина было по два щита. Одним прикрывали голову, другим тело. Следом шли воины с длинными лестницами. Далее следовали скалолазы с длинными шестами с крючками на конце. Они должны были поодиночке взбираться на крепостные стены.
У города было четверо ворот. Для того чтобы их открыть, были изготовлены огромные тележки на колесах, на которых лежали несколько заостренных и связанных друг с другом бревен. Те, кто толкал эти тележки, веревками привязали на голову щиты. Это было сделано для того, чтобы защититься от камней, горячего масла и кипятка.
Защитники города бросили навстречу врагу все имеющиеся силы.
Зухриддин бек командовал у восточных ворот. Татары упорно взбирались на крепостные стены. Стоял шум, грохот, стоящие рядом не слышали друг друга. Защитники крепости так быстро восстанавливали разрушенные части стен, что наблюдавший за этим
- 77-
Чингиз хан был сильно удивлен. В душе он обвинил султана, который таких воинов оставил без руководства. Несколько скалолазов смогли взобраться на крепостные стены, но многочисленные защитники смогли сбросить их вниз. Не везло и тем татарам, которые пытались взобраться по лестницам. Хорезмцы для этого изготовили специальные длинные вилы, которыми отталкивали лестницы от стен.
Не совсем хорошо складывались дела и у тех, кто должен был пробить ворота. Хорезмцы подожгли эти тележки, огонь не позволял их толкать.
С обеих сторон были большие потери. Татары, приостановив наступление, отошли. Но тут же опять заработали катапульты, обрушивающие на город камни и огонь. Снова город рушился на глазах.
Татары готовились к новому наступлению. Поступил приказ – хан вновь применил тот же метод наступления.
В разгар сражения восточные ворота неожиданно открылись. За ними во главе с шейхом Самарканда стояли люди. Нападавшие сперва подумали, что за этим последует атака, но этого не случилось…
***
После того, как на город обрушились камни, шейх Самарканда собрал в мечети муфтиев и самых именитых людей города, которым доверял.
– Уважаемые, – начал он, – на ваших глазах рушатся дома Аллаха – мечети, люди погибают. Положение такое, что татары, как и в Отраре, уничтожат всех. А вы знаете, что помощи нам ждать неоткуда. Надо что-то делать.
– Что ты предлагаешь, шейх? – спросил один. – Ты всегда был самым умным из нас. Твои советы никогда не наносили вред.
Шейх обвел взглядом присутствующих. Их он знал очень хорошо, долгие годы они жили бок о бок. А теперь надо было спасать себя и всех горожан. Погладив длинную, седую бороду, шейх произнес:
– Для того чтобы избежать больших потерь, надо открыть перед татарами городские ворота, сдаться Чингиз хану. – Шейх замолчал, что понять реакцию на свои слова. Но никто не проронил ни слова. – Из одной сдавшейся крепости ко мне приходил человек, я побеседовал с ним. Он сказал, что они сдались и заплатили подушную дань, поэтому их не тронули, только разрушили крепостные стены. И теперь я думаю, что если мы соберем подушную дань, то спасем большинство людей. В противном случае татары не пощадят никого.
– А как мы откроем ворота, ведь они охраняются, а воины сражаются? Как быть с ними? – спросил кто-то.
Шейх, не задумываясь, ответил:
– Я подумал и об этом. Надо собрать население, всех беженцев. Такое количество людей никто не остановит. Правитель города в курсе дела, он ждет нашего решения. Ну, что скажете?
Присутствующие хором ответили:
– Вернуться с полпути тоже геройство.
Через некоторое время улицы и площади города были переполнены людьми. Впереди шли шейх, муфтии, уважаемые в Самарканде люди. Воины не смогли остановить этот людской поток. Как ни старался Зухриддин бек, но убедить никого не смог. Толпа буквально перешагнула через воинов.
Татары, хотя и поняли суть происходящего, внимания на это не обратили. Они ринулись в открытые ворота, потому что у других ворот шли кровавые сражения. И тут началось кровавое побоище. Сопротивление воинов было сломлено. Кто не сдавался, того рубили саблями. Кровь текла по улицам рекой. К вечеру город был полностью взят. Чингиз хан расположил свой штаб в покоях султана.
Правитель татарского войска прохаживался по многочисленным комнатам дворца. Это был великолепный дворец, все было красиво и ухожено и, самое главное, нетронуто. Никто не мог подумать, что татары смогли завоевать огромное могущественное
- 78-
государство. Из дворца даже успели сбежать слуги. Султан смог забрать с собой только гарем. Главный хранитель дворца показывал хану и его нойонам великолепные покои дворца, а Субэдэй и Джебе тихо посмеивались, стараясь, чтобы этого не заметил хан. Шедшие следом за ханом полководцы тихо перешептывались. Наконец, когда хранитель показал зал для приемов, хан посмотрел на обоих и вдруг спросил:
– Я уже давно обратил внимание, что осматривая покои, вы тихо смеетесь. Можете объяснить, почему?
Они тут же посерьезнели. Ответил Джебе:
– Мы просим прощения за наш проступок, правитель. Но когда мы увидели эти богатые покои, ковры, посуду, ненужные предметы, мы оба пришли к единому мнению.
– И какое же это мнение? – с интересом спросил хан. – Ваши мысли для меня всегда были важны.
На этот раз заговорил Субэдэй:
– На самом деле, увидев этот дворец, мы с Джебе поняли причину поражения хорезмцев: она именно в этих дворцах. Живя в них, они не думали о сражениях, просто позабыли об этом. Летом в этих дворцах прохладно, зимой тепло, поэтому им не хотелось куда-то трогаться, им было лень это делать. Каждую ночь в их объятьях одна наложница сменялась другой. Поэтому они забыли, что такое воевать.
Чингиз хан остался доволен их внимательностью и рассудительностью, но внес некоторые поправки:
– Это касается не всех. Если это относится к султану Ала ад-Дину Мохаммеду, то этого не скажешь о его сыне Джалаладине, который далек от этого. Как мне известно, он рожден для сражений. – Хан не забыл и о предупреждении: – Вы должны быть с ним очень осторожны. Мне кажется, что он способен просчитать все наши ходы. Но его преградой являемся не мы, а отец. Если бы султан в свое время передал ему все полномочия, нас бы здесь не было.
Когда начальник стражи вошел в зал, хан знаком позволил главному хранителю удалиться.
– Мой правитель, мы привели шейха и муфтиев, – сказал начальник стражи.
Хан прошел к трону султана, сел:
– Приведите!
Нойоны встали справ, слева – сын Толуй. В зал вошли человек десять. Войдя, тут же упали на колени и склонили головы. В государстве хана такой формы повиновения не было, но в Китае он это видел. Когда он спросил у китайцев, что это означает, они ответили, что мы кланяемся, потому что здесь присутствует тень Всевышнего. Скорее всего, у хорезмцев это трактовалось по-другому. Поэтому он приказал им встать.
– Пусть один подойдет и говорит. Что означает у вас такая форма поклона?
Вежливый, где-то даже ласковый голос воодушевил пришедших. Шейх вышел вперед:
– О, полководец мира, свист вынимаемой из ножен сабли в одном конце земли слышен в другом конце! Падать на колени означает, что мы поклоняемся тебе, мы твои рабы, наша жизнь зависит от вас.
Чингиз хан устал от длинных речей. «За такой похвалой никогда не может быть искренности. Если ты мой раб, значит, стал им за счет силы. Никто по собственному желанию не становится рабом. А где есть сила, там не может быть искренности. Это правда жизни. Кажется, я начинаю понимать, что свалило такое сильное государство Хорезмшахов. Коварство, самодовольствие!», – подумал он.
Но все это он не озвучил вслух. Сказал другое:
– Рабы пришли ко мне, однако никаких предложений нет. – Хан встал, придав себе рассерженный вид, подошел к ним и сказал: – Если вы мои рабы, что означали закрытые передо мной ворота города, сопротивление? Я вас спрашиваю!
У пришедших во дворец задрожали колени. Они уже считали, что сейчас же будут казнены. Один из них, сглотнув слюну, попросил слова. Хан кивнул.
- 79-
– Мой правитель, вам сопротивлялся не народ, а воины, оставленные султаном в городе. Они никому – ни нам, ни правителю города – не подчиняются. Они и нас не послушались. Тогда мы собрали народ на площади, оттеснили воинов и открыли перед вами ворота.
Хан вспомнил правителя. Несколько смягчив тон, спросил:
– Хорошо, а почему, когда вы открывали ворота, среди вас не было правителя города?
Понятно, что сейчас каждый спасал свою шкуру, однако неправда могла бы принести за собой смерть. Говоривший, опустив голову, смиренно произнес:
– Мой правитель, городской голова сбежал в одежде простолюдина, растворился в толпе. Как известно, страх – близкий родственник смерти. Вот он и испугался. Испугался после того, как вы отправили султану посылку с головами правителей Отрара и Бухары. Он понял, что должен ответить в этом городе за все.
Чингиз хан согласно кивнул головой.
– Ты прав, за государство в ответе султан Ала ад-Дин Мохаммед, а в городе – правитель. Но теперь передо мной ни того, ни другого. Теперь я знаю, что делать. – Сказав это, он сел на трон султана, который теперь принадлежал ему. – Я вас слушаю, нойоны. Что будем делать с населением города?
На самом деле полководцы прекрасно знали, куда ведет хан. Встал полководец Боорчу:
– Мой правитель, ты лучше знаешь, что делать. Наше дело сражаться, проливать кровь, во имя тебя брать крепости, завоевывать земли.
У хана, как у кошки, заблестели глаза. Он воодушевился от слов своего полководца. «Вот бы мои сыновья были похожи на нойонов, безошибочно выполняли бы задания», – подумал он.
Пока он думал, гости от страха несколько раз побывали на том свете и вернулись в этот бренный мир. Они прекрасно знали, что любое решение хана прямо отразится на их жизни. Наконец, шейх набрался смелости:
– Мой правитель, с вашего позволения я бы кое-что добавил, – Хан кивнул. – Великий правитель, у нас говорят, что надо бояться умного, который сердится, а остерегаться молчания злого. Вы умный. Мы знаем, что ваши солдаты, наступая на город, пролили кровь, погибли. – Шейх поостерегся сказать «стали шехидами». – Вина, повторюсь, на воинах султана. А вы их всех поголовно уничтожили. Хочу сказать, что население готово заплатить «цену крови» за каждого воина.
Чингиз хан немного удивленно посмотрел на шейха, но сделал вид, что это его не интересует
– Что ты сказал?
Шейх не растерялся.
– Население города заплатить «цену крови» за каждого воина, чтобы ты их пощадил.
Чингиз хана это устраивало. Поднявшись, он подошел к шейху, внимательно посмотрел на него. От этого взгляда у шейха все внутри затряслось, у него чуть не подкосились колени, а все тело пронзила мелкая дрожь. Он хотел отвести взгляд, но не смог, только сглотнул слюну. Дыхание шейха участилось. А хан продолжал смотреть на того своим завораживающим взглядом. Не отрывая взгляда, Чингиз хан сказал:
– «Цена крови воинов» – сто тысяч, «цена жизни» – сто тысяч. – Хан посмотрел на полководцев, те согласно закивали, – золотыми монетами. В целом это составляет двести тысяч золотыми монетами. – Хан вновь устремил взгляд на шейха: – Вы согласны?
Шейх был словно заколдован. Заикаясь, ответил:
– Справедливое решение правителя для нас закон. Двести тысяч мы соберем сегодня и завтра вручим вам. Если позволите, мы пойдем этим заниматься.
Только после этого хан отпустил его из плена взгляда, вернувшись к трону, сел и озвучил еще один указание:
- 80-
– Идите, указанная сумма должна быть принесена завтра до обеда. После выплаты «цены за жизнь» я объявлю о своем решении.
Шейх и сопровождавшие его лица напоминали лягушек, чудом избежавших пасти змеи. Кланяясь, они покинули зал.
Чингиз хан посмотрел на нойонов и рассмеялся. А население города не знало, что ожидает их завтра…
Желающие жить по-новому миропорядку вынуждены были жить по его правилам. В землях Хорезма хаос превращался в новый миропорядок…
Наутро войско было выстроено перед крепостными стенами. Город хотя и был под полным контролем хана, но пока никаких движений не наблюдалось. На это были свои причины. Когда хан появился перед воинами, раздались крики радости. Правитель на белом коне приветствовал их, подняв руку. За ним следовали полководцы. Всадники остановились перед белым шатром, разбитым для хана. Все спешились. Перед шатром был установлен трон. Тяжело ступая, хан подошел, сел и стал смотреть на крепостные ворота.
Ближе к полудню из ворот показались две арбы, груженые сундуками. За арбой шли вчерашние гости, но теперь их было вдвое больше. Арбы остановились перед шатром. Шейх и его люди стали перед ханом, склонив головы, потом шейх подошел ближе:
– Мой правитель, как вы приказали, так мы и сделали. Полностью двести тысяч золотых монет. – Шейх вынул из-под полы халата свиток. – Это список тех, у кого мы собрали дань.
Хан посмотрел на бумагу. Но записи были на арабском языке и он ничего не понял. Протянул бумагу секретарю-уйгуру. Секретарь, просмотрев бумагу, отошел.
Хан же тяжело поднялся и пошел к сундукам, кивнул головой воинам, стоявшим рядом с ними. В мгновение крышки сундуков были подняты, золотые монеты засверкали на солнце. Правитель ограничился лишь взглядом. Когда он вернулся к трону, сундуки уже унесли.
Сидя, он поднял левую руку на уровень плеча. Стоявший рядом воин три раза взмахнул треугольным зеленым знаменем. В ответ с башни над воротами также три раза махнули таким же знаменем, наступила тишина. Только несколько стражников оттеснили шейха и его людей к углу шатра, приказав стоять там.
Через некоторое время около двухсот богатых людей и чиновников, подгоняя лошадьми, вывели из ворот и куда-то повели. Потом началось страшное. Все население, как один, выгнали из города. Сопротивлявшихся убивали на месте. Никто не обращал внимания на стоны и мольбы. Население выстроили в сто рядов. Секретари, за маленькими столиками вели учет.
Воин по одному подводил очередников к секретарю.
– Имя?
– Касым.
– Профессия, читать, писать умеешь?
– Да, умею.
– Иди, направляешься в Каракорум.
– Я переводчик.
– Я каменщик.
– Мастер по золоту.
– Лекарь.
– Читаю по-арабски.
– Астролог.
– Воин.
– Смотрю за лошадьми.
– Няня
– Повитуха я, принимаю детей.
- 81-
Таким образом, секретари, разделив население, направили их по разным местам. Молодежь в основном была направлена в армию или же в военные обозы. Ремесленников и грамотных отравили в Каракорум. Только из Самарканда в столицу переселили тридцать тысяч человек…
Помощник принца Мурад Тогай остался в Самарканде. Это он сделал по указанию Джелал ад-Дина. Ехавший за отцом принц по дороге прикинул несколько вопросов и, наконец, поделился своими мыслями.
– Мурад, скажи, неужели это государство должно развалиться у нас на глазах? Отцу я уже не верю. Но я не могу его заставить передать мне полномочия, чтобы я сражаться. И без того отец стал очень подозрительным, каждого куста боится. Если я попрошу полномочий, он скажет, что я его при жизни хочу свергнуть. – Принц вздохнул. – Я всегда считал тебя братом.
– Это так, мой принц, – подтвердил Мурад.
Принц огляделся и перешел на шепот:
Ты знаешь, Мурад, я думаю, а что если убить Чингиз хана и положить конец всему этому?
– Как, мой принц? – спросил Мурад.
Принц опять тревожно огляделся.
– Я думаю, что татары разграбят Самарканд. Человек из Бухары сообщил мне, что часть населения угоняют в Каракорум, другую часть в армию. Ты знаешь несколько языков, можешь записаться в армию в качестве переводчика. Кроме того ты хороший воин. После того, как я уеду, ты останешься в Самарканде и, попав в плен, начнешь деятельность в армии в качестве переводчика. Постарайся быть поближе к хану и при стечении обстоятельств убьешь его. Но в любом случае решение за тобой. Если не хочешь идти, я пойму тебя. Ну, что скажешь?
Мурад немного призадумался. Он с малолетства посвятил себя принцу, и собирался это делать дальше. Если принц считает так, значит надо это сделать.
– Если принц решит отправить меня на смерть, я готов, – это было решение Мурада.
– Я тебя не на смерть посылаю, а убить, – возразил принц. – Но если мы когда-то случайно встретимся, то друг друга не знаем. Я надеюсь и верю тебе.
Таким образом, Мурад Тогай из Хорасана начал службу в армии Чингиз хана в качестве переводчика.
***
До мая 1220 года все крепости на берегу Сырдарьи по одной были взяты. На самом деле они особо и не сопротивлялись. Во всех направлениях войско Чингиз хана успешно наступало, он хорошо был информирован, где какая крепость была взята. Причина же была в том, что впервые в истории им была создана некая «мобильная связь», то есть система «ят». Он дал указание через каждые четыре-пять фарсахов создавать пункты связи. Люди на этих пунктах обеспечивались продуктами главами местных властей, но им не подчинялись. В пунктах обязательно было несколько быстроногих лошадей. Но если случалось, что лошадей не хватает, тогда начальник пункта или гонец с письмом имели право остановить любого всадника и потребовать передать ему коня. Если кто-нибудь осмеливался отказать, его ждала кара. Поговаривают, что однажды был остановлен принц на коне, который беспрекословно спешился и передал лошадь гонцу.
Войско нойонов Улака и Сюйкету-черби, возможно, быстрее всех достигло бы Самарканда, однако правитель Худжанда Тимур Мелик принял решение защитить свою крепость. Если бы эта крепость и город были бы взяты, Фергана полностью перешла бы под владение татар. Однако Тимур Мелик был уверен, что может защитить крепость. Когда нойон Улак сообщил об этом Чингиз хану, тот дал четкое задание во что бы то ни стало взять последнюю крепость…
- 82-
Правитель Худжанда давно получил весть о том, что татары намерены войти в Фергану и занять все села. Беженцы рассказывали, что творят татары. Худжанд считался основным городом Ферганы. Толщина стен в некоторых местах была два метра , а в других – четыре метра. А перед крепостными стенами была построена еще одна стена. Между двумя стенами был вырыт глубокий ров, заполненный водой. Для того чтобы взять крепость, надо было перейти через эти оборонительные сооружения.
Небольшого роста, но крепко сложенного, с густыми усами вразлет правителя Худжанда султан назначил несколько лет назад. За короткий срок его честность и справедливость были благосклонно восприняты населением, его полюбили. Кроме этого он проявлял героизм в сражениях, бросался в самую гущу боя. Одним словом, народ ему верил. Но он прекрасно знал, от султана помощи ждать нечего.
Войско нойона Улака еще было в пути, а его посланник прибыл в Худжанд. Правитель с большим уважением принял его. Посланник, еще не войдя в город, внимательно оглядел окрестности. Ведь эти люди не только посланники, но и разведчики. Вернувшись, они рассказывали обо всем увиденном и услышанном.
Тимур Мелик встретился с ним в окружении своих подданных. Он обратил внимание, что сколько бы плохого о татарах не говорили, на самом деле это не совсем так. И посланник – один из них, говорит на тюркском. Посланник, в свою очередь, не поклонился правителю, но и не вел себя высокомерно, только положив руку на грудь, слегка склонил голову. Правитель тоже был предельно вежлив:
– Что хочет твой полководец? – взяв письмо у посланника, спросил правитель. – Я в курсе, что татары завоевывают земли Хорезмшахов, массово убивают одних, других делают беженцами, грабят города и села. Что ты можешь сказать кроме этого, уважаемый посланник?
От посланника не ускользнуло то, что на лице правителя не дрогнул ни один мускул и что он достаточно хорошо информирован. Поэтому он сразу перешел к делу:
– Уважаемый эмир, всего, о чем вы говорите, чтобы не повторялась предлагаем сдать нам город.
Эмир спокойно воспринял эту угрозу.
– Меня правителем этого города назначил султан и только он может освободить меня от этой должности. Если бы он написал мне в письме, чтобы я открыл перед татарами ворота и не портил с вами отношения, я бы это сделал. – Правитель посмотрел на подданных, словно ожидая поддержки. – Но султан приказал мне оборонять город. Поэтому, уважаемый посланник, я не смогу выполнить вашу просьбу и, напротив, буду всеми силами придерживаться приказа султана.
Посланнику понравились слова правителя, потому что ни враги, ни друзья не принимают предательства, которое строго наказывается. Прежде чем уйти, он предпринял еще одну попытку.
– Но ведь вы ставите население перед смертельным выбором. Может…
Правитель Худжанда прервал его:
– Это наш выбор, можете удалиться.
После того, как посланник ушел ни с чем, правитель собрал народ на площади.
– Мы всегда были вместе, делили и беду, и радость. Но теперь безжалостный враг у наших ворот. Никому пощады не будет. Тем, кто боится, скажу сразу: можете уйти, мы вас поймем.
Площадь заволновалась. Большинство поддержало правителя, раздались крики:
– Где ты, там и мы! Лучше смерть, назад пути нет. Смерть татарам!
Он поднял руку, площадь успокоилась, правитель продолжал:
– Пока мы будем сражаться, необходимо женщин и детей вывести из города. Если они будут в безопасном месте, мы с еще большим энтузиазмом и смелостью будем бороться…
Через некоторое время большой караван направился в сторону гор. Но ушли не все. Часть женщин заявила, что готова сражаться плечом к плечу с мужьями. Правитель не стал возражать против этого, потому что одной из тех женщин была его жена. Судаба-хатун создала из женщин свой отряд. Отряд часто известными им тропами выходил из города, неожиданно наносил по слабым местам татар и тут же исчезал. Как ни старался Тимур Мелик, но не смог убедить их отказаться от опасного занятия. Эти женщины, с детства обучавшиеся военному делу, стали сущей головной болью для татар. Их называли «женщинами-воинами», потому что они не закрывали лиц, воевали в женской одежде. Эта одежда немного была приспособлена и для всадников, то есть надевались мужские шаровары без юбки поверху, на голове платок, на теле архалук. Как заявляли женщины, он выходили «на ночную охоту»…
После возвращения посланника на Худжанд началось невиданное наступление. Но город действительно был неприступной крепостью. Татары сперва попытались разрушить стены катапультами. Надо было разрушить первую стену, потому что камни и огненные шары из катапульт не долетали до города. Поэтому за первую стену шли ожесточенные бои. Первыми в атаку пошли воины с лестницами, за ними остальные. Однако дождь стрел вынудил их отступить. Впервые за все это время татары не знали, как взять крепостные стены. В Китае Ханбалык был взят за счет того, что татары изменили русло реки. Здесь все было по-другому. Посреди города реки не было, население пользовалось колодцами. С другой стороны Тимур Мелик поступил мудро, не пропустив в город беженцев. Обеспечив их продовольствием, он направил беженцев в сторону Самарканда. Таким образом, засланных татарами в городе не было. Нойон Улак искал пути решения вопроса, но не находил. А правитель, как всегда был в первых рядах защитников, подавая им пример. Шли дни, Худжанд продолжал защищаться. А татары не продвинулись ни на шаг. Худжанду же голод не грозил, правитель и здесь предвидел все, запасшись продовольствием на много месяцев…
Жена Тимура Мелика в очередной раз с группой тайными тропами прошла чуть дальше, зайдя в тыл к татарам. В лунном свете всадники на склоне горы были хорошо видны. Перед ними со скрипом шли подводы. Судаба-хатун внимательно прислушалась к скрипу колес, затем дала команду спешиться. Привязав лошадей к веткам деревьев, группа тихо прошла вперед. Потом под покровом деревьев женщины притаились таким образом, чтобы был полный обзор. А подводы вышли на ровное место. Это были татары. Они шли беспечно, весело переговариваясь, словно специально привлекая к себе внимание.
Женская команда внимательно следила за ними. Вроде татар было немного, пять или шесть человек. Подвод же было больше. Подводы были запряжены сильными быками, что говорило о тяжести груза. Обоз остановился, татары разожгли костер. «Наверняка они останутся ночевать здесь, пусть уснут, там посмотрим», – подумала Судаба-хатун.
Но татары явно не собирались спать. Терпения у Судабы-хатун уже не хватало, женщины могли справиться с татарами. Вернувшись назад, они вскочили на коней и с криками атаковали татар. Для того чтобы создать у татар видимость большого числа нападавших женщины выкрикивали команды:
– Ты с пятнадцатью воинами справа.
– Ты с группой заходи слева.
– Никого в живых не оставлять.
Татары в замешательстве вскочили на лошадей и скрылись.
Судаба-хатун с группой подъехала к подводам, преследовать татар не было смысла. Она приказала стоящей рядом женщине:
– Чичек, посмотри, что в подводах? А ты, Сенемгуль, распряги быков, они сами уйдут туда, откуда пришли.
Чичек сдернула с подводы рогожу:
– Ханум, здесь только арбузы, дыни и немного овса, что с этим делать?
- 84-
– Подводы сжечь. Пока не рассвело, надо уходить, иначе они нападут на наш след, – приказала Судаба-хатун.
Пламя от горевших подвод было видно издалека, а быки с ревом мчались в темноту.
Тайный враг всегда бесшумно подползает – как змея. Когда группа женщин повернула назад, за ними уже следила сотня лазутчиков татар. Группа женщин спокойно за сто пятьдесят шагов до крепости спешилась и, ведя за уздцы лошадей, прошла между деревьями и исчезла.
Через некоторое время разведка татар после некоторых поисков нашла тайный лаз. Двое быстро вернулись в лагерь, и через некоторое время возле лаза было много татар. Руководил ими сам нойон Улак.
Полководец не спешил входить в город. Он хотел сделать это тогда, когда население будет абсолютно спокойно. А таким временем была глубокая ночь.
Улак думал, что если группа женщин выходит на «ночную охоту», значит, в городе все спокойно спят. Поэтому сначала нужно обезвредить эту группу, потом тайно войти в город.
Но на следующий день женская группа на охоту не вышла. Улак вновь проявил терпение и в город не вошел. Он, думал, что Тимур Мелик что-то заподозрил или же готовит какую-то западню. Поэтому он терпеливо ждал.
Наконец, через день тяжелая дверь стала открываться, нойон, приложив палец к губам, призвал к тишине. Женщины, держа лошадей за уздцы, спокойно вышли из крепости. Когда последняя стала притворять дверь, один из татар вложил бревно в проем, чтобы она не закрылась. Одновременно тридцать татар так набросились на женщин, что они не успели ничего сделать. Их скрутили, завязали руки и в рты сунули кляпы. Но и на этот раз татары не вошли в город. Нойон решил это сделать к утру. Пусть в городе думают, что это группа женщин возвращается.
Воспользовавшись моментом, нойон подошел к женщинам. Сам того не зная, присел он рядом с Судабой-хатун, лежащей на земле.
– Если я побеседую с тобой, кричать не будешь? – спросил он ее. – Будешь кричать я тут же их, – он показал на остальных, – убью. Если согласна, кивни головой.
Женщина согласно кивнула и нойон вынул кляп из ее рта.
– Кто ты? Только говори тихо.
Женщина, не обращая внимания на предупреждение, хотела громко ответить. Нойон тут же прикрыл ей рот ладонью.
– Я же тебя предупредил. Ты поняла?
Женщина опять кивнула.
Нойон повторил вопрос:
– Кто ты?
– Я воин, жена того, кого вы жестоко убили, – шепотом ответила она. – Моя цель – отомстить вам.
Нойон Улак прекрасно понимал, что говорит неправду. Ведь они еще не входили в город и никого жестко не убивали. Если во время наступления кто-то и погибает, это происходит в бою. Но он не подал виду и задал еще один вопрос:
– Сколько в городе защитников?
Судаба-хатун теперь поняла, что подвергла опасности себя, мужа, население города. Поняла и то, что, несмотря на увещевания Тимура Мелика, вместо того, чтобы остаться в городе, она, собрав горстку женщин, ночными вылазками подставила весь города, а теперь лежит со связанными руками. А теперь еще стоя и вопрос чести. От злости она застонала, но, понимая, что руки связаны, дала волю языку:
– Все мужчины города!
Нойон решил больше не настаивать. И без того через некоторое время они начнут неожиданное наступление. Он хотел заткнуть кляпом рот женщины, как она попросила:
– Когда вы начнете наступление, не затыкайте кляпами нам рты, дышать невозможно.
- 85-
Нойон усмехнулся, сказал «ладно», но кляп все же вернул на место.
– Когда мы войдем в город, вынь кляпы, – приказал он тысячнику. – Эти женщины нам еще понадобятся. А эту, – указал он на Судабу-хатун, – отправишь мне в шатер, остальные в твоем распоряжении. Все, время пришло, готовьтесь. Ты дал все указания?
– Да, все готово, в первую очередь мы попытаемся открыть ворота, чтобы войско нойона Сюйкету-черби могло войти…
Тайный лаз позволял пройти нескольким людям с лошадьми; вдоль стен все еще горели факелы. В другом конце лаза стражники услышали фырканье лошадей, но не обратили внимания, потому что в это время женщины возвращались «с охоты». Дверь открылась, татары внезапно убрали стражников, попутно убивая всех, кто встречался на пути. Таким образом они дошли до городской площади…
Тимур Мелик, привыкший всегда спать «вполглаза», этой ночью не мог сомкнуть глаз. В который раз задавал себе вопрос: а правильно ли он делает, не сдавая крепость? И каждый раз отвечал себе: раз дал слово султану, значит, так и должно быть. Но тут же возникал другой вопрос: «Земли Хорезма уже взяты татарами. Сколько мы сможем продержаться?» И опять сам отвечал: «До конца!»
Сбросив с себя полудрему, Тимур Мелик встал. Он не помнил, когда он в последний раз снимал военную одежду.
Светало, правитель подошел к окну, хотел вдохнуть свежий воздух. Скоро должна была вернуться жена. Но что-то ему было не по себе. Он посмотрел на площадь и не поверил своим глазам. «О Аллах, что здесь происходит?» Татары на площади молча истребляли всех, приближаясь к крепостным воротам.
Не растерявшись, крикнул:
– Стражники!
Дверь открылась, вошли четверо стражников.
– Что случилось, эмир?
Правитель вне себя закричал:
– Татары на городской площади, как они попали сюда?! – Вдруг он вспомнил о жене. – Судаба-хатун вернулась?
Стражники пожали плечами, как бы говоря: «не знаем».
– Быстро, бейте в набат, татары в городе!
В мгновение ока от грохота барабанов проснулся весь город, вокруг правителя собралось несколько сотен воинов. Однако враг не атаковал дворец, а методично убивал стражников. Через некоторое время ворота города открылись. И тут же началось наступление войска Сюйкету-черби на крепость.
Защитники крепости, видя наступление со всех сторон, решили принять открытый бой, но силы были неравны и все погибли.
По радостным крикам татар Тимур Мелик понял, что крепость пала. Поэтому принял решение:
– Тайком выходим из города. Я не думаю, что татары там оставили много воинов…
На самом деле татары в тайном лазе не ожидали ферганцев. Тимур Мелик осторожно выглянул в сторону деревьев. Вблизи никого не было. Но неподалеку было слышно ржание лошадей. Они прошли чуть дальше. Это были стражники татар, которые взваливали женщин на лошадей. Но ведь им была дана команда отвезти их в лагерь. Один из стражников задерживался. Кажется, не выдержав, он затащил одну из них в кусты и теперь насиловал ее. Женский крик послышался из кустов. Но никто на это не обращал внимания, остальные только посмеивались. Наконец десятник разозлился:
– Ты, Чавуш, я тебе всегда говорил и скажу еще раз, твой детородный орган тебя до добра не доведет. Давай быстрее! Через некоторое время в городе начнется грабеж, нам ничего не достанется.
В этот момент Тимур Мелик с саблей в руках в сопровождении стражников вышел из тайного лаза. Десятник такого не ожидал. Он успел только положить руку на эфес сабли, как брошенный левой рукой правителя кинжал вонзился ему в кадык. Остальные напали на татар и скоро все было кончено. Правитель отправил троих туда, откуда
- 86-
доносились крики, стражник убил насильника, освободив женщину.
Когда Судаба-хатун услышала голос мужа, от радости пришла в себя лишь после того, как упала ему на руки. Потом она обняла мужа и, плача, вскрикнула:
– Если бы не успел, моя честь была бы поругана!
Времени для разговоров не было. Татары могли понять, в чем дело, и могли бы преследовать беглецов. Эмир поторопил женщин, приказав воинам:
– Посмотрите, сколько там лошадей, приведите их сюда, в первую очередь отправим женщин.
Трое воинов побежали исполнять приказание. Пока они занимались лошадьми, привели изнасилованную женщину. Закрыв лицо руками, она рыдала. Судаба-хатун обняла ее и отвела в сторону, пытаясь успокоить. Но та продолжала плакать.
Эмир не выдержал, прикрикнул на женщин:
– Хватит проливать слезы, сейчас придут татары, поторопитесь!
Ему так и хотелось сказать, что именно из-за них все случилось, иначе Худжанд татары не взяли бы.
Вернулись воины с лошадьми, которых было больше, чем предполагалось.
Эмир в последний раз в качестве правителя приказал:
– Быстро, уходим к землям Хорезма, надо найти султана и объединиться с ним.
А татары в это время убивали всех встречных. Бойня была такая, что даже Сатана устал от этого. Разрушив крепостные стены, татары, разграбив левую часть Сырдарьи, отправились в направлении Самарканда.
Крах государства Хорезмшахов
Хаос уверенно шагал в свое самое лучшее время. Новый миропорядок еще не совсем занял свое место. Население все еще не могло к этому привыкнуть. Старые правила и законы Ислама противоречили новому миропорядку. Но, кажется, правило «человек подчиняется злу» подходило для этого времени. Сила, насилие превращают людей в детей. Что не положишь перед ним, он примет. Хаос хотел все начать с нового листа, впрочем, и начал. В каждом хаосе есть новый миропорядок, своя дисциплина.
***
За пять месяцев Чингиз хан покорил до тысячи городов и крепостей, причем большинство были взяты без сопротивления. Население, понимая, что у нового миропорядка свои преимущества, несмотря на то, что многие стали беженцами, тем не менее, стали возвращаться в родные края. Кроме того, для них открывались новые горизонты, потому что Чингиз хан, отдавая приказ убить богатеев и чиновников, создал некие пустоты, которые надо было заполнять. Для вернувшихся в города и села были созданы условия для того, чтобы более умелые, предприимчивые вели дела в соответствии с требованиями татар, управляли населением. Все шло к этому…
Четыре войска, направлявшиеся в сторону Самарканда, наконец, объединились. Если не считать Самарканд, Бухару и Худжанд, в остальных местах сопротивления практически не было. Татарам противостояли сотни тысяч людей, не имевшие ни руководства, ни организованной силы. За пять месяцев татары покорили Западный Туркестан, Мавереннехр и Фергану.
За эти пять трудных месяцев султан Ала ад-Дин, можно сказать, ничего не сделал против татар. Напротив, он способствовал упадку духа тех, кто хотел воевать. Не отдавал приказов, не готовился к сражениям, не оказывал помощи оказавшимся в осаде. Он думал всего лишь о себе, даже собственного сына, прекрасного воина Джалаладина своей волей связал по рукам и ногам, не давая ему возможности воевать.
Султан и теперь не собирался сражаться. Каждая новость его еще больше пугала. Буквально у него на глазах пали города и села, гибли люди. А он безвольно за этим наблюдал, уже неспособный принимать какие-либо решения.
- 87-
Устали от этого постоянного бегства и окружавшие его визири, члены дивана, не знавшие, с какого бока подступиться к султану. В глазах султана все были или убийцами, или теми, кто хочет организовать на него покушение.
Джелал ад-Дин смог настичь отца вблизи Амударьи, между Келифом и Андхоем. Шатры из серых и черных шкур напоминали большой город. Принц, глядя на военный лагерь на возвышенности, упрекал отца. Он не знал, сколько воинов в этих аккуратно стоящих шатрах, хотя знал то, что именно с ними он прошел огонь и воду.
Принц тронул коня и въехал в лагерь. Его встретили восторженные возгласы. Встречавшие тихо переговаривались:
– Наш спаситель вернулся.
– Если принц вернулся, значит, все будет хорошо.
– Вернулся хозяин.
– Только он сможет повлиять на отца.
Люди говорили, не таясь, понимая, что принц слышит их. Он направил коня прямо к шатру отца. Слуги, воины, увидев принца, бросились ему навстречу.
Один из воинов подскочил, взял коня под уздцы. В этот момент подоспел начальник стражи и склонил голову:
– Добро пожаловать, мой принц, мы очень заждались тебя!
Принц Джелал ад-Дин прекрасно понимал настроение, с которым люди принимали его. Подданные султана разуверились в своем правителе. Теперь все внимание было приковано к принцу.
Принц вместо приветствия спросил:
– Кто у султана?
Начальник стражи пожал плечами:
– Никого нет, мой господин, султан уже два дня никого не принимает. Он, кажется, забыл и о еде. Немного подождите, я доложу. Если заранее этого не делать, он дергается, злится, нервничает.
– Хорошо, я согласен, – сказал принц, – иди, доложи. Ты так все преподнес, что скоро и я начну дергаться.
Начальник стражи вошел в покои султана. В этот момент к принцу подошли визирь Хиваки, Сейфульмульк и секретарь дивана. Принц, увидев их, насупился.
– Почему султан избегает сражений с татарами? Почему вы не можете его убедить в этом? Что с ним происходит? Этому есть какое-то объяснение? Будучи таким сильным, почему он вдруг так ослаб?
Все трое пожали плечами, потом заговорил Хиваки:
– Мой принц, мы не знаем, в чем причина. Лучше будет, если вы спросите у самого султана. Как мы ни старались, ничего не получается. У него, кажется, душевный упадок. Вы наша надежда! Или убедите его, или же возьмите правление на себя.
«До чего дошло дело, что самый близкий человек отца предлагает мне взять правление в свои руки. Может, это западня? Может, это султан дал ему такое задание?», – подумал принц.
Если бы начальник стражи не вернулся, принц продолжал бы оставаться в раздумьях.
– Мой принц, султан ждет вас.
Джелал ад-Дин вошел и посмотрел на отца. Склонил голову, подошел и поцеловал ему руку. Отец взял его за плечи и внимательно посмотрел на него. Глаза султана увлажнились и, чтобы скрыть это, он обнял сына. Сын тоже прижался к отцу. Некоторое время они стояли молча. Потом султан прошел к трону, сел. Принцу этих мгновений хватило, чтобы присмотреться к нему. Отец очень сильно изменился, глаза ввалились, руки мелко дрожали, зрачки бегали. Он тяжело дышал, иногда глубоко вздыхал.
Принц подошел к отцу, сел на корточки, взял его за руку:
– Отец, умоляю, внеси же ясность. Почему мы не сражаемся? Ведь подданные ждут от тебя этого!
- 88-
Ала ад-Дин погладил по голове сына, в углу глаза даже показалась слезинка. Он украдкой смахнул ее и тяжело вздохнул.
Принц поднялся с колен и еще раз задал тот же вопрос:
– О мой султан, наше войско в два раза больше, чем у татар! Тогда почему мы не сражаемся? Ты знаешь, когда я ехал сюда, мне встретился аксакал. Он попросил меня довести до тебя его слова. Я ему дал слово. Повторяю слово в слово: «Почему мы не сражаемся?». – Принц посмотрел на отца, и ему стало его жаль. Но отступать он уже не хотел. – И еще этот аксакал сказал: «Когда увеличиваешь налоги вдвое, вы впереди, а как защищать подданных, султан сбегает».
Султан долго молчал, потом с трудом заговорил:
– Знаешь, сынок, я получил сообщение, что татары не намерены здесь оставаться. Они приходят, грабят, уходят. – Султан поднял палец и продолжил тоном мудреца: – И вот, я жду, когда они придут, а потом уйдут. И войско я берегу для этого времени. После того, как они уйдут, я усилю свое войско и буду гнать татар до самого Каракорума. Я им отомщу за все, что они сделали.
Принц понял, что с отцом не все в порядке. Кто ему принес это сообщение, тот ошибался. Потому что он прекрасно знал, что Чингиз хан разрушает крепости, назначает новых правителей и вводит новые законы управления. Население, можно сказать, не сопротивляется Чингиз хану. Но он не захотел обидеть отца, язык не повернулся.
– Дорогой отец, разве только из-за этого наши люди должны были пережить все эти ужасы? Наших девушек, женщин насилуют, матери в слезах ищут пропавших без вести, оплакивают погибших. Нельзя ли было с такой силой встать против татар, биться по-мужски? Кто-то погиб бы, да, но кто-то ведь остался бы!
Султан вновь тяжело вздохнул:
– Нет, это было невозможно. Ты знаешь, что готовилось против меня? Свидетелем одного случая ты был. Если бы тебя не было и ты мгновенно не среагировал, кто знает, чем это кончилось бы. На меня готовят покушение. Не знаю кто: то ли твоя бабушка Туркан, то ли Чингиз хан. Неизвестно. Расследование тоже зашло в тупик. Ты же знаешь, что искать черную кошку в темной комнате бесполезно. Тем более, если ее там нет. Результатов нет.
Принцу захотелось поддержать отца:
– Дорогой отец, с чего ты взял, что один из них или они вместе желают твоей смерти?
Султан встал, прошел в угол, открыл крышку сундука и стал что-то искать. Нашел, вернулся, держа в руке две свернутые бумаги. Потом он протянул их сыну:
– На, прочти это, их мне прислали из лагеря Чингиз хана.
Принц взял их, внимательно прочел одно, потом второе послание и спросил:
– Кто прислал это тебе?
– Ты знаешь его, он первым приходил к нам в качестве посланника. Я говорю о Махмуде Ялавадже. – Дальше султан рассказал, как посланник пытался прибрать его к рукам, угрожал.
И тут принц прикусил язык. «Значит, все это была хитрость Чингиз хана, чтобы отвлечь султана от сражений. А отец оказался невольным участником этой игры. Жаль, что султан не сказал мне об этом раньше. Но уже поздно. Татары уже взяли большую часть султаната», – подумал он.
– Мой султан, – с горечью произнес принц, – все это уловка Чингиз хана, игра, чтобы ты отказался от сражения…
– Нет, это не может быть уловкой! – возразил хан. – Я сложил детали, все сходится. Скажи, откуда тогда появилась та стрела, кто приказал это сделать?
– Не знаю, мой султан, – принцу тоже казалось, что это могла быть Туркан-хатун, но из-за отсутствия доказательств он ничего не сказал. Но сказал другое: – Дорогой отец, если мы не будем сражаться с Чингиз ханом, то не только исчезнет наш род! Это будет и концом созданного тобой государства.
- 89-
Ала ад-Дин Мохаммед вновь возразил:
– Нет, принц, – султан закашлялся. Когда он отнял руку от рта, принц увидел на ладони кровь, правда, сделал вид, что ничего не заметил. Султан вынул из кармана платок, протер руку и продолжил: – Ни род наш не прекратится, ни государство не погибнет. Я озвучил свое решение. Для того чтобы дать решающий бой Чингиз хану, есть необходимость в дополнительной силе. Я отправляюсь в Хорасан, соберу войско и вернусь.
Принц Джелал ад-Дин понимал, что самым страшным страхом султана был не хан, а мать Туркан-хатун. Он не хотел с Чингиз ханом воевать войском, подконтрольным матери. А это ставило под сомнение как их судьбу, так и существование государства.
– Это твое окончательное решение? – задал последний вопрос принц.
Отец молча кивнул и знаком попросил его удалиться.
Когда Джелал ад-Дин вышел из шатра, то не смог взглянуть на тех, кто с надеждой ждал его. Что он мог им ответить? Принц развел руками, пожал плечами, словно говоря, «И я не смог ничего сделать!» Он взглянул на небо. Когда он входил в шатер, оно было иссиня голубым. Даже черный шатер ему казался освещенным, светлым. А теперь он был черным. Несмотря на лето, небо было затянуто мрачными темными тучами.
Перед дождем тучи, громыхая, предупреждают землю. Через минуту смешались небо и земля. Сперва вдалеке сверкнула молния, потом их стало больше и они сверкали и сверкали над шатрами. Редкие, но крупные капли дождя, которые тут же пропадали в иссушенной земле, перешли в ливень.
Наутро султан Ала ад-Дин Мохаммед с приближенными и частью войска отправился в Нишапур…
***
Двухсоттысячная армия Чингиз хана, разбив шатры, ждала очередных приказов. Шатровый город, расположившийся неподалеку от Самарканда в лощине между гор, жаждал новых сражений. Эти территории для татар был сущим раем. За этот период численность войска хана возросла.
Хан, расположившийся во дворце султана, управлял большой территорией, собирал сведения, отдавал приказы, кому куда идти и с кем сражаться. Теперь его больше интересовала управление завоеванными территориями, но опасность со счетов он не сбрасывал, следил за каждым шагом султана.
Мягкий климат этих мест, обилие зелени ему нравились, в то же время это создавало условия для занятий государственным строительством.
Когда начальник стражи вошел в покои, секретарь отчитывался перед ханом. Начальник молча остановился, давая возможность секретарю закончить. Тот завершил свой отчет:
– Мой правитель, таким образом, с начала похода в Каракорум отправлено семьдесят пять тысяч пленных. Среди них в основном ремесленники и умеющие читать и писать. Также отправлено тысяча пятьсот верблюдов, две тысячи подвод, различные грузы на трех тысячах ослов. Весь список здесь, другой экземпляр у караванбаши, чтобы он все доставил в столицу…
Память хана была уникальной. Он примерно помнил, сколько отправлено золота, серебра, драгоценных камней, различных тканей, посуды и других предметов. Поэтому он задал другой вопрос:
– Я тебе говорил о переводчиках. Ты среди пленных выбрал тех, кто знает несколько языков? Скоро у нас будут новые походы и, возможно, там не будут говорить ни по-татарски, ни по-тюркски.
Секретарь, скрутив в трубочку бумаги, ответил:
– Да, мой правитель, сам выбирал. Около десяти переводчиков, один из них знает четыре языка. Вы хотели бы с ними встретиться?
Хан отрицательно покачал головой, но не забыл дать поручение секретарю:
- 90-
– Нет, не надо, но ты их хорошенько проверь, кто они, откуда, куда шли? Как они попали в плен? Можешь идти.
– Будет исполнено, мой правитель, сделаю, как вы приказали.
Секретарь вышел, хан посмотрел на начальника стражи. Тот понял, что можно говорить:
– Мой правитель, вернулся лазутчик, которого мы отправляли в ставку султана Ала ад-Дина. Говорит, что у него важные известия.
– Зови!
У хана в разных направлениях была своя сеть лазутчиков. Но, если один из лазутчиков приносил весть, хан не спешил делать выводы. Ждал подтверждения от других. Все было устроено так, чтобы лазутчики не были знакомы друг с другом.
Лазутчик вошел, поклонился и остался стоять у двери.
Хан внимательно посмотрел на него. Лазутчик был темнокожим, а солнце сделало его еще чернее.
Хан повелительно сказал:
– Говори!
– Мой повелитель, султан Ала ад-Дин с небольшим войском отправился в Нишапур. Перед этим у него был принц. О чем говорили, не знаю, но на следующий день шатер султана был разобран, навьючен на верблюдов.
– Что дальше?
– Остальные воины на месте, шатры разбирать не собираются.
– А что с принцем Джелал ад-Дином, он что делает?
Лазутчик пожал плечами:
– Не знаю, мой правитель, мне было приказано следить только за султаном и, как только он тронется, сообщить.
В душе хан похвалил лазутчика – тот выполнил задание.
– Ладно, иди. Подойди к секретарю, он даст тебе бумагу, возьми из казны столько денег, сколько тебе нужно. Продолжай следить за султаном. Дальше сведения будешь передавать Субэдэю. Если султан действительно отправился в Нишапур, расстояние между нами увеличивается, поэтому твои сведения будут устаревать. Да, для того чтобы татары тебя узнавали, возьми с собой специальный знак.
Лазутчик ушел, хан встал и начал прохаживаться по комнате. «Одно время я отпустил хана Жамуха и Кучлука, потом у меня от этого болела голова, а если сейчас отпущу султана, жертв будет больше. Пока султан жив, он законный правитель Хорезма. Тогда все беженцы будут уповать на него, его сторонников будет больше и тогда он решит вернуться назад, чтобы восстановить свое правление. Почему бы ему этого не сделать, если он сможет собрать войско? Нет, это любым путем надо пресечь», – подумал он.
Он подошел к гонгу и три раза ударил по нему. Как только начальник стражи вошел, приказал:
– Полководцев Джебе и Субэдэя ко мне.
Через некоторое время оба полководца были в комнате. Хан показал им место справа от себя:
– Сядьте.
Полководцы, скрестив ноги, уселись.
Хан сразу перешел к делу:
– Султан Ала ад-Дин покинул земли Хорезма, направился в сторону Хорасана, а, если точнее, в Нишапур. Пока он жив, я не смогу присоединить его земли к своим. Мы не сможем объявить себя победителями. Пока это похоже на простой грабеж – пришли, разрушили, разграбили и ушли. Я же хочу, чтобы на этих землях постоянно был наш Яса. Джебе, Субэдэй! Вы с двадцатипятитысячным войском преследуете султана. Разведка сообщила, что у него небольшая группа воинов. Найдите и приведите ко мне султана.
– Живым или мертвым? – спросил Джебе.
- 91-
– Не имеет значения, оба варианта приемлемы. Ну, а если ваши кони будут топтать те земли, не мешало бы разведать западный берег Хазара, собрать побольше сведений. Мои купцы говорят, что в той стороне Азербайджан, Ирак, грузины, христиане, одним словом, эти земли и государства еще богаче, чем Хорезм. Пройдитесь по берегам Хазара, пошумите, заодно внимательно присмотритесь. Наверняка в скором времени мы эти земли присоединим к нашим землям. Но это мы сможем сделать тогда, когда убедимся, что султан или у нас, или же он мертв. Только после этого можете идти вперед.
Субэдэй решил уточнить суть последней фразы:
– То есть мы можем идти вперед, сколько можем?
Чингиз хану немного стало не по себе, ведь он и сам не знал, куда на запад может дойти его войско. Но ответить Субэдэю надо было.
– Я думаю, это вы определите сами. Но следуйте так, чтобы не терять связи со мной, чтобы могли доставлять сведения максимально быстро. Если вы поймете, что сведения запаздывают, по северной части Хазара возвращайтесь назад…
Никто не знает, по наитию или вполне осознанно, но Чингиз хан пошлет разведывательную группу в Европу и там Субэдэй и Джебе соберут все сведения, уточнят, кому принадлежат эти земли. И только после этого, через пятнадцать лет и девять лет после смерти Чингиз хана внук хана от Джучи Батый и Субэдэй совершат последние жестокие походы в сторону моря, поочередно уничтожат государства русских князей, европейских правителей Восточной Европы. В России и Восточной Европе начнется монголо-татарское иго.
К вечеру остальные лазутчики подтвердили Чингиз хану весть о том, что султан направляется в Хорасан. Днем раньше Джебе и Субэдэй выехали, чтобы преследовать султана…
Султан, еще не достигнув Нишапура, получил сообщение, что Чингиз хан отправил ему вослед большое войско, которому приказано доставить татарам живого или мертвого правителя Хорезма. Это были последние дни султана. От сильного переохлаждения у него отказывали почки. Направляясь в Нишапур, он не смог сесть на коня и его везли в повозке. Когда они достигли южных берегов Каспия, султан приказал найти остров, на котором можно спрятаться от татар. В свое время по его приказу на этот остров отправляли прокаженных. На этот раз визири и секретарь дивана отказались отправляться на остров. Дворцовый лекарь, осмотрев находящегося в бессознательном состоянии султана, заявил, что ему осталось от силы два или три дня. Тем не менее, начальник стражи выполнил приказ султана. Поместив султана в лодку, он поплыл на остров. Через два дня султан покинул сей бренный мир. Начальник стражи похоронил его прямо на острове и вернулся к своим. Прокаженные, жившие на этом острове, так и не узнали, что рядом с ними похоронен тот, кто отправил их сюда.
После того как начальник стражи, вернувшись, сообщил о кончине султана, эта весть разнеслась с быстротой молнии.
Джебе и Субэдэй после уточнения этой вести, сообщили об этом хану, а сами продолжили поход на Запад.
Принц Джелал ад-Дин, его братья Озлагшах и Агшах в 1221 году прибыли в Ургенч. В это же время героически защищавший Худжанд Тимур Мелик и похоронивший султана начальник стражи тоже направились в этот город, пока не завоеванный ханом…
***
Хаос – это темнота. Темнота не может уничтожить темноту, для этого нужен свет. Известие о смерти султана обнадежило всех в Ургенче. Согласно завещанию, султанат должен был перейти под власть принца ДжАла ад-Дина.
Этот город, долгие годы являвшийся столицей государства Хорезмшахов и Туркан-хатун, переживал тяжелые дни. Город был последним оплотом государства и ждал
- 92-
принесения клятвы нового правителя – ведь пришло известие о том, что Чингиз хан собирается взять Ургенч и для этого отправил сюда своих сыновей Чагатая, Угэдэя и Джучи. Поэтому процесс коронации нужно было ускорить.
Перед коронацией принц отправился к бабушке – получить благословение. Он не нашел Туркан-хатун в зале для приемов. На вопрос, где она, ему ответили, что женщина еще не выходила из своих покоев. Когда он подошел к двери, наложница знаком показала, что он может войти. Когда Джалалддин вошел, он увидел бабушку сидящей у зеркала. Чтобы скрыть от внука слезы, она промокнула их ватой.
– Бабушка, я пришел за твоим благословлением. Ты посвятила всю жизнь тому, чтобы наша династия процветала, – сказал Джелал ад-Дин, думая при этом совершенно противоположное. Он подошел, сперва поцеловал ей руку, затем в щеку. – Ты что, плакала, могу я знать причину?
Мать хорезмцев попыталась улыбнуться:
– Знаешь мой дорогой внук, сегодня церемония твоей коронации. Я вспомнила церемонию коронации своего сына, Ала ад-Дина, много лет назад. Тогда тебе было лет пять-шесть, ты можешь не помнить, – Туркан-хатун смахнула набежавшую слезу и продолжила. – Тогда народ как праздник отмечал это событие. Резались жертвенные бараны, на год были отменены налоги, на кострах в казанах готовилась еда. Народ три дня праздновал. А сегодня коронация моего внука, а проводим мы ее чуть ли не тайком. Пригласили немного людей во дворец и все. Что было тогда, а что теперь?
Принц обнял бабушку, пытаясь успокоить:
– Бабушка, тогда было одно время, сегодня совсем другое. – От принца не ускользнуло, что бабушка ни словом не обмолвилась о смерти сына. Наверное, упрямство не позволяет это сделать, подумал он. – Сегодня в стране хаос, народ страдает, большая часть султаната под пятой врага. Надо объединиться, бабушка. Поэтому процесс коронации нужно провести быстро.
Туркан-хатун от этих слов вздрогнула. На самом деле надо объединяться. Такое впечатление, что женщина, которая минуту назад утирала слезы, на самом деле не мать. От некогда властной женщины не осталось и следа. Она смиренно сказала:
– Хорошо, мой султан, только остерегайся моего полководца Кутлук хана. Кажется, он хочет, чтобы султаном стал твой брат Озлагшах. Будь осторожен. – Женщина вздохнула. – Кажется, старею, теперь он и меня не слушается.
ДжАла ад-Дин знал об этом, но не хотел верить. Если бы об этом сказал не эмир Инандж, а кто-то другой, принц тут же отрубил бы ему голову. Но Инандж хан во дворце Туркан-хатун был доверенным человеком и знал обо всем.
– Знаю, – сказал принц, – Инандж хан мне говорил об этом. Надо наказать того, кто подзуживает Озлагшаха.
– Нет, в преддверии коронования никого наказывать не надо, может быть раскол, – возразила Туркан-хатун. – Если перепелка не пискнет, ворон ее не найдет. Ты же знаешь, что Кутлук хан не простой человек, за ним достаточно много воинов. Веди себя так, будто ничего не знаешь.
Принца волновала судьба бабушки. Он знал, что татары направляются к Ургенчу. Свое решение он озвучил так:
– Дорогая бабушка, – эти слова ему дались с трудом, потому что на ее лице было само величие, – татары приближаются к городу. Может, ты на время покинешь Ургенч?
Туркан-хатун, не теряя величия и присутствия духа, ответила:
– Ты что же, хочешь меня тоже, как своего отца, сделать изгнанницей, чтобы я умерла на чужбине? Нельзя листать не прочитанную книгу. Если суждено, я умру здесь, никуда не уйду.
Принц понял, что это твердое решение, бабушка не будет менять своего решения.
– Хорошо, бабушка, благослови меня, я сегодня после коронации отправляюсь в Хорасан. Не знаю, когда еще тебя увижу.
- 93-
Как только Туркан-хатун встала, вскочил и принц. Поцеловав его в лоб, она произнесла:
– Будь похожим на бабушку. Соберись и изгони татар из наших земель. Пусть Всевышний тебе будет в помощь!
Принц поцеловал ее руку, потом в щеку и удалился. После процедуры коронации в сопровождении воинов уже ставшего известным правителя Худжанда Тимур Мелика, Джелал ад-Дин отправился в Хорасан и за короткий срок увеличил число войска до тридцати тысяч. Во главе этого войска он дошел до Газни и Кабула. После выступления перед населением этих городов с позиций Иран–Турана, к нему присоединились еще тридцать тысяч воинов.
Три сына Чингиз хана – Джучи, Чагатай и Угэдэй – продержали в осаде Ургенч в течение шести месяцев. Но последнего наступления город не выдержал. Татары убили все население, в том числе братьев нового султана. Не тронули только Туркан-хатун. Они увезли ее в качестве рабыни в Каракорум, и она до самой смерти прожила десять лет в плену.
Пока Джелал ад-Дин занимался сбором армии, Джебе и Субэдэй продолжали поход. Шаг за шагом татары покорили Мерв, Балх, Нишапур, Герат, Тус, Рей и Тебриз. Все это случилось в 1221 году. Татары налетали неожиданно, словно смерч, наказывали тех, кто не хотел платить дань, других щадили.
В 1221 году в Средней Азии уже не оставалось других государств. Был положен конец государству Хорезмшахов. Однако Чингиз хан ежедневно получал известия о новом султане. Джелал ад-Дин становился сильнее изо дня в день, и это нельзя было так оставлять.
Первое сражение султана Джелал ад-Дина
Услышав, что в Газни стоит сильная армия, Чингиз хан отправил туда тридцатитысячное войско во главе с Шики Хутугу. Хан чувствовал, что, еще немного времени и ему сложно будет совладать с султаном, потому что он не был похож на отца. Он был рожден для сражений.
Судья государства Шики был очень хорошим воином. Он сам, сражаясь, дошел до звания полководца, никто его этому не учил. Но он все же не был так талантлив, как другие полководцы – Мухали, Джебе, Субэдэй.
Джелал ад-Дин, получив известие, что татары идут на него, привел в готовность семидесятитысячную армию и отправился татарам навстречу. Причем несмотря на то, что между вождями племен, примкнувшими к султану, были разногласия. Но султан очень быстро смог все уладить, мобилизовав всех на сражение.
Враги встретились в ущелье Пенджешир рядом с городом Бамиан. Для султана это было первое сражение и он тщательно к нему подготовился. Не отставал от него и Шики, который тоже был готов.
Шики в шатре давал последние указания подчиненным:
– Ты, Боорчу, переходишь в наступление с правого фланга. Делай что хочешь, но об отступлении даже не думай. Основная тяжесть падает на твоих воинов. Враги основные силы должны бросить именно на твой фланг. В этом случае слабина будет в центре и на правом фланге. Центр должен постараться, чтобы враг разделил силы. Воины Боорчу не должны ждать подкрепления. Ты, – он обратился к другому полководцу, – должен сделать своеобразный коридор между центром и правым флангом. Левый фланг в это время будет выдавливать правый фланг противника…
Шики не смог завершить свою мысль, потому что вошел начальник разведки. Любые сведения, полученные перед сражением, сейчас были очень ценны.
– Какие новости, Жава? По количеству костров ясно, что войско Джелал ад-Дина готово к сражению. Даже слышны веселые возгласы, смех, танцы под музыку.
- 94-
Жава подтвердил слова Шики:
– Да это так, нойон Шики. Число воинов врага в два раза больше нашего, причем у них почти все виды вооружений. Наши лазутчики сообщают, что их разведка уже донесла о нашей численности, что воодушевило врагов.
«Надо как-то показать, что нас тоже немало. Но как?», – подумал Хутугу. И тут будто что-то вспомнил. Движением руки он отпустил Жава и повернулся к полководцам:
– Мы всегда гордились нашей смелостью и воинственностью. Это постоянные и неопровержимые наши качества. Великий хан всегда для нас был примером, и мы старались во всем быть похожим на него. И теперь я думаю и задаю себе вопрос: что бы сделал великий хан? – Шики посмотрел на полководцев, но они молча ждали продолжения. Наконец один из них произнес:
– Хан всегда говорил, что самая лучшая защита это нападение. Может, ночью неожиданно нападем на их лагерь? Это их испугает и они отступят.
– Нет, это не получится, – возразил Шики. – Они могут думать так же. Если мы вдвое увеличили число лазутчиков, они сделали то же самое. Если они увидят движение в нашем лагере, тотчас забьют в барабаны. Это будет равносильно нашему поражению.
Боорчу хотел задать вопрос, а что по этому поводу думает сам Шики? Но было видно, что и Шики пока нечего предложить, поэтому Боорчу предпочел промолчать. Шики дал указание Боорчу:
– Нойон Боорчу, ты со своими людьми ночью выйдешь из лагеря и тихо последуешь вперед. Через один фарсах вернетесь назад. У каждого возвращающегося всадника должно быть по два факела. Так будете повторять до самого утра. Пусть думают, что к нам подоспела помощь. А вы, – обратился он к двум полководцам, – из чего хотите, из самана, дерева изготовьте чучела. Пусть воины запасную одежду наденут на них. Потом чучела привяжите к тягловым лошадям. Утром во время построения к бою пусть враг увидит, что нас много…
Всю ночь всадники с факелами шли в сторону лагеря татар, другие воины были заняты изготовлением чучел. Когда утром Джелал ад-Дину сообщили о движении в лагере татар, некоторые главы племен, испугавшись, стали отказываться от сражения.
Перед сражением один из полководцев поравнялся с Джелал ад-Дином:
– О мой султан, надо отступить, их слишком много, до утра к ним прибывали воины. Посмотрите туда, их стало намного больше. Боюсь, что это будет наше последнее сражение.
Джелал ад-Дин, тронув коня, подъехал к полководцам и крикнул:
– Кто думает так же, как эмир? Если такие имеются, пусть выйдут вперед. Мне есть, что показать и сказать.
Еще пять всадников выехали вперед. Видимо, и они думали так же, как первый.
Султан со злости дернул повод и вздыбил коня. Конь заржал, стал бить копытами по земле. После этого Джелал ад-Дин крикнул:
– У них нет никакой дополнительной силы, это выдумки татар. Это хитрость, чтобы сбить нас с толку. Надо сражаться, и здесь победа будет за нами.
Он, кажется, не смог убедить эмиров. Один из них опять открыто возразил:
– Мой султан, кому нам верить, своим глазам или вам? Ночью наши лазутчики видели людей с факелами. А теперь их число увеличилось почти вдвое. Что вы скажете на это?
Султан для того чтобы в последний раз желая их убедить, протянул руку, показывая на небольшую возвышенность в пятидесяти шагах:
– Я, султан ДжАла ад-Дин Менгбуруни говорю: это уловка татар. Я утром был на той возвышенности, чтобы отследить движения татар. Потом мы там были еще раз с Тимуром Меликом. Потом лазутчики принесли новости. А теперь я приглашаю всех вас на ту возвышенность и я вам докажу, что никакого увеличения числа татар нет и никто им на помощь не пришел.
- 95-
После, уже никого не дожидаясь, Джелал ад-Дин пришпорил коня. Сперва за ним поехал Тимур Мелик, затем остальные полководцы. Когда они выехали на возвышенность, султан повернулся к Тимуру Мелику:
– Эмир Тимур, ты видишь какие-то изменения в лагере? Что-то изменилось со вчерашнего дня?
Тимур Мелик ладонью прикрыл глаза, внимательно вгляделся в шатры татар.
– Нет, мой султан, никаких изменений не вижу, – уверенно ответил он. Все так же, как было вчера.
Полководцы так и ничего не поняли. Заметив это, он сделал последнюю попытку.
– Вчера с левой стороны от шатров стояли вьючные лошади татар. Сегодня их нет на месте. Тимур Мелик упустил это из вида, остальные наблюдения верны.
– Простите меня, мой султан, вы правы, я действительно упустил это из виду, – быстро нашелся эмир.
Джелал ад-Дин, не обращая на признание эмира, продолжил:
– Если бы вчера к татарам прибыла дополнительная сила, значит, число шатров должно было увеличиться вдвое, но мы этого не видим. Я повторяю, это уловка татар, чтобы напугать нас. Но вы можете спросить: а почему их число возросло буквально на глазах? Я отвечу. Это не воины, а чучела. Именно поэтому нет вьючных лошадей, и увеличения числа шатров. А теперь следуйте за мной.
Султан, не дожидаясь ответа, пришпорил коня. Кажется, полководцев убедила логика султана, они молча последовали за ним.
Через некоторое время тишина будет нарушена, она взорвется военными кличами, а кровь будет литься рекой. В дожде, который развезет грязь, необходимости не будет, его заменит кровь.
Две армии стояли друг против друга, взвились знамена, загрохотали барабаны. В атаку с обеих сторон пошли всадники.
Слева от фланга султана в атаку пошел Боорчу. Скакавшие на конях воины на ходу поливали друг друга дождем стрел. Потом все смешалось. Кто-то размахивал саблей, другой вращал палицу, третий нанизывал врага на копье; все перемешалось. Сражавшиеся различали своих и чужих по одежде, разглядывать лица не было возможности.
В атаку перешли и другие фланги. Султан, один раз участвовавший в сражении против татар и проигравший, теперь хорошо знал тактику врага. И поэтому он решил применить против татар их же тактику. Сразу после его приказа воины Боорчу стали отходить. Тем самым он собирался нарушить ряды татар, завлекая их в ловушку. Но Шики раскусил этот маневр и приказал не преследовать людей султана, сохранить ряды и усилить наступление в центре. Как только в центре возникла угроза, левый фланг султана вернулся на прежние позиции.
Полководцы Джелал ад-Дина обратили внимание, что всадники татар в арьергарде не рвались в бой, там все было тихо и спокойно. Их соратники были в сражении, гибли, а арьергард безмолвствовал. Стало ясно, что это были чучела, хитрость татар.
Люди султана воодушевились, с новой силой бросились в бой с криками:
– Бейте их, это же чучела!
Некоторые из войска татар хотя и были мусульманами, преклонялись богу Чингиз хана и не знали слова «чучело». Но почему-то испугались именно этого слова. Или же поняли, что напугать людей султана не удалось, а трюк Шики не прошел. Войско султана стало теснить татар, наступление шло со всех флангов.
Сам Шики Хутугу бился в центре и уже чувствовал, что поражение близко. И решил использовать последнюю хитрость. На этот раз знамена взметнулись три раза, а грохот барабанов призвал воинов к отступлению. Татары стали понемногу отступать, но ряды не разомкнули. Султан ДжАла ад-Дин сразу смекнул это и приказал продолжить наступление.
– Не нарушайте ряды, мы их сломили, совсем немного осталось!
Нойон Шики, поняв, что хитрость не удалась, хотел вернуться на поле сражения, но, напоровшись на сильное сопротивление, действительно вынужден был отступить.
- 96-
Султан, поняв, что ситуация изменилась, крикнул:
– Это последняя атака, не останавливайтесь!
На поле сражения раздались радостные возгласы: «Бейте, убивайте, не давайте им уйти!»
Татары, продолжая сражаться, отступили. Но продолжали отступать только до своего лагеря. Однако после этого началось настоящее столпотворение. Дело в том, что татары, дабы избежать преследования, стали разбрасывать все награбленные сокровища, что и спасло их. Во главе с нойоном Шики они смогли спокойно уйти. А воины султана забыли о преследовании, потому что сокровища для них были превыше всего. Начался форменный грабеж. Всадники, спешившись, начали подбирать все, что валялось на земле
Как султан ни старался с помощью своих полководцев увещевать воинов, ничего не получилось. Никто не хотел его слушать. Ведь давно у воинов не было такой возможности обогатиться. Наконец, грабежу пришел конец: кто успел первым, тот и собрал все. Очень расстроились афганцы, которым ничего не досталось. Поэтому глава племени афганцев предъявил претензии султану. На самом деле люди султана в грабежах не участвовали. Султан, напротив, хотел продолжить преследование татар.
Если же преследование было невозможно, султан предложил поровну разделить добычу. Но и тут он столкнулся с ярым сопротивлением. Поэтому султан вновь собрал полководцев всех племен у себя в шатре. Некоторые из них уже знали, о чем будет идти речь. Но Джелал ад-Дин начал разговор издалека:
– Уважаемые полководцы, в первую очередь хочу вас поздравить с победой. Это действительно была славная победа. – Сидящие в шатре согласно закивали. – Но война не закончена, мы победили только щенков татар. Основной же пес сидит в Самарканде и хочет управлять оттуда всеми. Мы, не откладывая, должны завтра же продолжить поход и преследование. Нельзя останавливаться ни на миг.
Многие согласились с султаном, возразил лишь глава племени афганцев:
– Лично мои воины больше не хотят воевать. Потому что, заснув голодными, они проснулись такими же. Кто-то получил богатства, а кто-то – сухие похвалы. Так нельзя. Или добыча должна быть разделена поровну, или мы собираем вещи и уходим.
Многим такая постановка вопроса не понравилась, раздались крики:
– Мы добыли богатства ценой крови, почему должны делиться с вами?! – сказал один.
– Он прав. Когда мы в первых рядах крушили татар, ваши позади еще думали, сражаться или нет. Делить добычу нельзя, – поддержал другой.
Тут встал третий:
– Уважаемые, камень, брошенный вослед, попадает в пятку. Разве можно сказать воинам, мол, придите и сдайте добытое? Они это могут разделить только между собой и своим полководцем. В противном случае начнется бунт.
Поднялся шум, гвалт, еще немного – и полководцы схватились бы за оружие. Султан, подняв руку, попытался их успокоить:
– Уважаемые, успокойтесь, выслушайте меня. – Наступила тишина, чем и воспользовался султан. – Если мы сейчас начнем их преследовать, то, что вы добыли в этом сражении, увеличится в разы и вам даже понадобятся верблюды, чтобы унести все. Поймите, этот шакал хан сейчас ослабел, а его самые знаменитые полководцы Джебе и Субэдэй, наводящие страх на всех, очень далеко. А Мухали и Китае занят подавлением восстаний. Если мы сейчас пойдем на Хорезм, против нас будут стоять слабые силы. Мы должны этим воспользоваться. Еще надо учесть то, что во время похода к нам присоединятся многие. Народ хочет отомстить Чингиз хану. Ну, что скажете? Продолжим поход?
Все посмотрели друг на друга, некоторые хотели согласиться, однако глава племени афганцев и еще пятеро встали.
– Уважаемые, – сказал афганец, – если добыча не будет делиться поровну, нам незачем оставаться здесь.
- 97-
Наступила тишина. Это говорило о том, что согласия в этом вопросе не будет. Недовольные афганцы покинули шатер. Попытки султана уговорить их не дали результатов. Через некоторое время тридцатитысячная армия покинула бывшее поле сражения.
Султан с большим сожалением вернулся в Газни…
Ответный штурм Чингиз хана
Известие о поражении дошло до Чингиз хана раньше, чем Шики вернулся в лагерь. Это было первое поражение монголо-татар на этих землях. Известие хан воспринял хладнокровно. Он прекрасно знал возможности своего войска, способность своих воинов. Но он проиграл, причем молодому султану. Однако, несмотря на поражение, уважение к Джелал ад-Дину еще больше возросло. Несмотря на молодость, султан впервые вышел на открытое сражение и победил. Иногда хану приходила мысль: хорошо, что султан Ала ад-Дин не передал бразды правления сыну раньше, иначе события сейчас развивались бы по-другому. Но, тем не менее, султан был не союзником, а врагом и с ним надо было обращаться соответственно. И это нельзя было откладывать. Поэтому он уже начал собирать подробные сведения о действиях и теперь ждал удобного момента…
Когда Шики и Боорчу шли на прием к хану, они уже знали, что он сердится, а, может, и накажет их. А, может, и вообще не примет их. Но все случилось наоборот, хан принял их улыбаясь. Это, конечно, их воодушевило. Войдя, они сели в положенном им месте – справа от хана. Склонив головы, полководцы ждали, когда хан заговорит.
– Когда я узнал о вашем поражении, знаете, что я сказал сидящим в шатре? – спросил хан.
Оба отрицательно покачали головой.
– Я сказал, что Шики и Боорчу столько раз побеждали, что не знали горечи поражения, – продолжил хан. – Если полководец не знает горечи поражения, тогда он не будет знать цену победам, не будет стараться побеждать. Он будет думать, что рожден только для того, чтобы побеждать. Ну, скажите, каков вкус поражения? Мне этот вкус знаком. Мне интересно, этот вкус не изменился?
Шики, не поднимая головы, тихо произнес:
– Я вкусил горечь поражения, мой правитель! Меня ни на минуту не оставляло чувство горечи, стыда, мне не хотелось показываться кому-либо на глаза. Но самое главное в том, что перед тем, как прийти к вам, мне очень хотелось, чтобы земля разверзлась и поглотила меня, а небеса забрали меня к себе…
– Ладно, успокойся, об этом потом расскажешь шаманам, – прервал Шики хан. – Расскажи, как и где началось сражение и чем оно закончилось? Говори со всеми подробностями и тонкостями, потому что это очень важно для будущего.
Сперва начал говорить Шики, иногда в рассказ вступал Боорчу. Хан же изредка согласно кивал головой, но чаще просто молча, но сердито глядел на рассказчиков. Когда повествование завершилось, хан обратился к сидящему в углу секретарю:
– Это отметь особо. Чтобы ввести в заблуждение и напугать врага, использовать чучела и леса. Пусть будущие поколения знают, что даже проиграв, вы не должны отступать, проявлять смелость и героизм. В любом случае это достойно похвалы…
Хан после завершения всех приготовлений вместе с сыновьями отправился по следу султана в Газни. Он понимал, что Джелал ад-Дину ни в коем случае нельзя давать передышку, иначе тот успеет усилить свое войско.
Он искусно использовал прежние методы. Сперва направил в город беженцев. Несмотря на протесты Тимур Мелика, население решило открыть городские ворота, потому что через некоторое время город был бы в полном окружении. Не было необходимости отправлять в город переговорщика. Дело в том, что султан хотел открытого сражения с Чингиз ханом. После того, как его выдавили из Газни, он выбрал направление в сторону реки Инд. И хотя выбор этого места был предметом долгих споров, свое решение он озвучил: встретить татар именно здесь. Позади была глубокая и бурная
- 98-
река. Это была позиция, где пути назад не было. Шатры были разбиты над лощиной. Здесь же он разместил свою семью.
Пятидесятитысячная армия хана была готова к сражению. А вот где были десять тысяч воинов, кроме хана никто не знал. Поражение Шики Хутугу для него стало уроком. Хан всегда помнил пословицу «Мать бдительного героя никогда не плачет». Жестокая жизнь всегда заставляла его быть осторожным и этого правила он придерживался до самой смерти. У молодого султана было до сорока тысяч воинов, жаждавших победы в сражениях. Султан желал самоутверждения. Если он добьется победы, весь мир узнает, от кого Чингиз хан получил поражение.
Войска стояли друг против друга, развевались знамена, гремели барабаны…
24 ноября 1221 года пехотинцы султана начали наступление с центра. А татары, в основном состоящие из кавалерии, не торопились идти навстречу. А выстроившиеся в одну линию искусные лучники ждали команды. Сражение еще не началось, а шум был слышен уже на другом берегу. Прозвучала команда, сотни стрел взмыли в небо, ища жертвы на земле. Однако раненых было мало, а погибших никого. Объединенное войско султана хорошо защищалось. Опять посыпался град стрел. Но и это не дало результата. После третьего шквала стрел татары с обнаженными саблями с криками «Бей, бей!», бросились вперед на пехотинцев султана. Но только началось наступление, барабаны султана глухо прогремели пять раз. Тут же первые три ряда пошли вперед, остальные отошли на ранее определенные позиции. Первые три ряда достойно встретили всадников татар – по всей видимости, последняя речь султана перед боем воодушевила воинов. В конце своей речи султан провозгласил: «Любить свою землю, свою родину – это главная вера! Наступило время очистить нашу землю от безбожников, иноверцев. Оставшиеся в живых будут гази, а погибшие – шехидами!» Эти слова так подействовали на воинов, что они готовы был тут же броситься в бой и стать шехидами. Поэтому и было понятно их рвение.
Среди татар в этом неравном бою было немало раненых и убитых, однако следовавшая за ними конница смогла прорвать тройной заслон султана и пошла вперед. До пехотинцев султана оставалось совсем немного, как прозвучала команда:
– Приготовить колья!
Пехотинцы, мгновенно убрав сабли в ножны, из зарослей подхватили четырехметровые заостренные колья, направив их на всадников. А позади уже были готовы другие пехотинцы, но не спешившие идти вперед. Татары, пришпорив коней, размахивая саблями, ринулись вперед. Лошади так стремительно неслись, что остановить их было невозможно. Передние грудью наткнулись на острые колья, остальные стали наваливаться на них; началась давка. Султан, руководивший правым флангом, дал команду, чтобы знамена взметнулись три раза – это был сигнал, команда Тимуру Мелику, возглавлявшему левый фланг. Кавалерия султана начала теснить татар с двух сторон. Не выдержав натиска, войско Чингиз хана отступило. Воинам султана казалось, что победа близка. Однако Чингиз хан был не тем полководцем, чтобы завершить судьбу сражения таким образом. Одним приказом он направил пятитысячную кавалерию на противника. Это переломило ход сражения.
В разгар сражения султан, размахивая саблей, отдал приказ знаменосцу взмахнуть знаменем.
Знаменосец сделал это три раза. Тут же пять тысяч всадников султана с победными возгласами обрушились на татар, окружив их с двух сторон. Из окружения был один выход – только бежать. Султан Джелал ад-Дин выбрал именно этот путь и считал, что это правильно.
Но татары не намерены были отступать. Как они это могли сделать, если сражение возглавлял сам хан?! Его шатер был установлен на возвышения, что давало ему очень хороший обзор. В сражении участвовали его сыновья и все полководцы. Если бы он стал медлить, пораженные было бы неизбежным. Неподалеку от шатра были готовы три костра. Хан приказал слуге:
- 99-
– Поджигай!
Слуга поднес факелы, смазанные маслом, костры вспыхнули. Густой дым взметнулся в небо. В километре от шатра в засаде стояла десятитысячная армия под руководством Чагатая. Слуги, увидев клубы дыма, доложили Чагатаю о сигнале.
Чагатай тут же отдал приказ:
– На коней, мои богатыри, время! Вы устали от безделья, трогайтесь!
Войско Чагатая налетело как ураганный ветер. Воины султана этого не ждали, ситуация изменилась коренным образом. Султан видел, что его воины гибнут зря и отдал команду отступать. Знаменосцы взмахнули знаменами, а охрана султана, отбиваясь от противника, открыла ему коридор для отступления. Татары были очень сильны и косили воинов султана как траву. Султан достиг шатра, возведенного в ущелье. Дальше была река Инд. В нее можно было броситься прямо из ущелья. За ним были сотни воинов, среди них и те, кто доблестно сопротивлялся. Султан был так уверен в победе, что не дал команду выставить лодки на берегу. Иногда ему приходила в голову мысль: «Человек предполагает, а Всевышний располагает».
В этот момент подошел Тимур Мелик, спросив:
– Мой султан, вы не ранены? Надо вывести вас и вашу семью отсюда.
К вечеру стало ясно, что султан Джелал ад-Дин проиграл. Оставалось одно – попасть в плен к татарам и увидеть ад воочию. Он не боялся смерти, это была для него большая честь. Но он не хотел, чтобы семья попала в руки татар. Он знал, что ее ждет в плену у татар. Знал также и то, что его бабушку и сестру в качестве пленниц отправили в Каракорум.
– Нет, я не ранен, но скоро мы все попадем в плен к татарам. – В голосе султана зазвенели стальные нотки. – Мой гарем, мать, младшего сына сбросьте в реку. Выполняйте!
Тимур Мелик растерялся. На мгновение ему почудилось: а что будет, если мы выживем в этой ситуации? Не скажет ли мне однажды султан и не обвинит ли в том, что я убил его семью? От этих раздумий его вывел гневный голос султана:
– Эмир Тимур, выполняй приказ или я прикажу убить тебя!
Тимур Мелик приказал
– Сбросьте семью султана, всех женщин и сына в воду!
Воины подвели к реке женщин, мать султана, его последыша. Султан, чтобы не видеть этого, отвернулись. Странно, но никто из приговоренных к этой смерти не произнес ни слова. Они согласились с судьбой, которую им послал Всевышний, и приняли это как данное. Но даже воины не могли сдержать своих чувств и отвернулись.
После того, как сотник доложил о выполнении приказа, султан утер слезы и повернулся к воинам. Они стояли, склонив головы. Джелал ад-Дин, чтобы воодушевить их, сказал:
– Мои доблестные воины, для того чтобы не попасть в плен, нужно уметь иногда пожертвовать и семьей. Сейчас вы стали свидетелем этого. Мы проиграли сражение, но не войну. Она продолжается. А теперь мой приказ: прыгайте в воду, кто умеет плавать, пусть ждут меня на другом берегу. А кто не умеет плавать, пусть станут шехидами, как члены моей семьи.
Эти слова вновь воодушевили оставшихся. Сбросив доспехи, они бросились в воду.
Между Чингиз ханом и султаном оставалось всего полторы сотни шагов. Хан спешился, его охрана бросилась вперед, чтобы открыть ему коридор:
– Пропустите правителя! – кричали они.
Чингиз хан прошел по коридору. Среди его приближенных был и секретарь дивана. И как ни странно, рядом с ним, как ни в чем не бывало, стоял Мурад с небольшим сундучком на плече. В нем были бумага, перья, которыми он должен был запечатлеть все события вокруг хана.
За короткий промежуток времени Мурад так себя зарекомендовал перед секретарем дивана, что ему доверили носить этот сундучок. Однако он твердо помнил напутствие султана: «Убить Чингиз хана!». Эта мысль крутилась в голове ежедневно. И
- 100-
это он должен был сделать ценою собственной жизни. Поручение Джелал ад-Дина было для него честью и теперь у него была возможность его выполнить. Кинжал был спрятан в рукаве халата. В это время хан шел в нескольких шагах впереди.
Султан Джелал ад-Дин стоял на взгорье у реки как памятник. Расстояние между ними сокращалось. Но султан не двигался. Еще немного – и он оказался бы в плену.
Вдруг он поднял руку, и указательным пальцем пригрозил хану:
– Пусть наше сражение с тобой останется на потом.
Сказав это, он бросился в воду.
Присутствующие на мгновение замерли, но не Чингиз хан. Он подошел к берегу реки, к тому месту, откуда султан бросился в воду. Султан был в доспехах и ему тяжело было плыть. Он был на расстоянии выстрела из лука.
– Привести сюда самого лучшего лучника, – приказал хан.
– Я здесь, мой правитель, – вышел из рядов лучник.
– Сможешь его застрелить? – спросил хан, показав на плывущего султана.
Воин, прикинув расстояние, ответил:
– Да, мой правитель.
– Тогда срочно возьми лук, прицелься и сотри его из списка моих врагов.
Лучник натянул тетиву, прицелился…
Сердце Мурада учащенно забилось, он слышал все, что говорил хан. Мурад был на перепутье: или убить Чингиз хана, или спасти султана. А времени уже не было. И он принял решение. Скинув с плеча сундучок, он обнял сзади лучника и вместе с собой столкнул его в реку. Мурад хорошо плавал, более того, умел долго задерживать дыхание, поэтому его не было видно.
Пока воины хана пришли в себя, Мурад был уже далеко.
Правитель, глядя на двоих, гордо и достойно плывущих по реке, произнес:
– Как бы я хотел, чтобы и мои дети были такими же героями, я бы не полмира, а весь мир покорил бы…
Новый миропорядок хаоса
(Вместо эпилога)
Солнце выглянуло из-за туч. Тучи боролись с ветром, желая не допустить солнечные лучи на землю. Сперва был небольшой ветерок, солнце воровато выглядывало из-за туч. Потом ветер усилился, разгоняя тучи. Вдалеке тучи вновь объединились, загремел гром, засверкали молнии. Это черные тучи были очень далеко от его родины. На его землях солнце ярко светило и всем было ясно, что если хочешь жить, нужно приспособиться к новому миропорядку. Этот миропорядок будет продолжаться не одну сотню лет, привнесет в мир новшества…
После яркой победы над султаном ДжАла ад-Дином, Чингиз хан вернулся в свою резиденцию в предместьях Самарканда и до 1225 года руководил оттуда завоеванными землями. Покорение Средней Азии и Хорасана положило конец существованию Хорезма: последняя опора Джелал ад-Дина была разгромлена. Огромная территория – от Тихого океана до Каспия была под его контролем. Его войско не пошло только вглубь Индии. Это было связано с жарой и сыростью. Но один раз он попытался. В итоге из двадцати тысяч воинов вернулись только пять тысяч: многих воинов в Индии унесли болезни. Воины, привыкшие к сухой пустыне и холодным зимам, не совладали с тропическим климатом. Лошади резко худели и не могли двигаться. Тетива луков сырела, что не позволяло точно стрелять. Но несмотря на это, к Шелковому пути, берущему начало от Каракорума, присоединились и индийские купцы. Другого пути у них не было, ведь эти земли принадлежали Великому хану.
Он управлял миром, оставаясь при этом простым. Не менял одежду на более богатую. Ел то, что ел еще будучи Тэмуджином. Хан прекрасно понимал, что его ханство, основанное в 1206 году, долго не просуществует. У него было много мыслей по поводу будущего. И все это он хотел воплотить в жизнь. И теперь такая возможность была,
- 101-
однако возраст брал свое, ведь правителю мира было уже за шестьдесят. Тяжелая жизнь, борьба за жизнь с самого рождения, нервы, постоянная жизнь в седле давали о себе знать. Он с нуля создал великий каганат, однако спокойной жизни, отдыха так и не увидел.
Теперь он думал о бессмертии.
Он не мог уйти, оставив такие богатства, такую славу, безграничные территории. Написал письмо Мухали, который находился в Китае. Потом, вспоминая смысл письма, посмеивался над собой. Однако, через некоторое время получил ответ от Мухали. Он писал, что нашел в Китае старика, последователя даосизма, по имени Чан-чун. «Ему сто шестьдесят лет, но выглядит моложе нас с тобой. Здесь говорят, что он нашел средство от бессмертия, но никому секрета не открывает. Я думал, что может, он тебе понадобится. Отправляю его тебе с переводчиком. Зная о твоих похождения у берегов реки Инд, я его проверил и испытал», – писал Мухали.
Правитель особо готовился к приезду Чан-чуна. Он поручил возле дворца возвести шатер на колесах.
Наконец по истечении времени жрец прибыл. Чувствовалось, что, несмотря на возраст, караванный переход его не утомил. Готовить ему что-либо изысканное не было необходимости. У старика была своя еда и свои напитки из трав.
Вечером состоялась встреча хана, даосиста и переводчика. Правитель внимательно смотрел на него. Мухали был прав, старику нельзя было дать больше пятидесяти лет. «Неужели ему на самом деле много лет? Может, это неправда? Нет, не может быть, Мухали его хорошо проверил и прислал», – думал хан.
С шапкой на голове, с длинной белой бородой, в долгополом халате, в легких китайских башмаках, этот худой человек, казалось, прибыл из другого мира. Блеск жизни был только в его глазах. После приветствия хан спросил старика, что он знает о нем.
– Я знаю то же самое, что знает о правителе народ, – ответил тот.
Краткий и достойный ответ понравился хану.
– Мое правление не нанесло вред вашей религии? – спросил хан, как бы предваряя будущую тему разговора.
– Нет, правитель, весь мир знает, что хан монголов бережно относится ко всем религиям, – вновь коротко ответил китаец.
Слуга внес для хана кувшин с кумысом, и тот, отпив глоток, перешел к основной теме:
– Устад , Великий Всевышний существует вне материальных благ. Я, несмотря на обладание неисчислимыми сокровищами, тоже отказался от роскоши и богатого образа жизни. Соблюдаю чистоплотность, повинуюсь обычаям и законам. Ем то, что ел всегда, не меняю свои одежды на дорогие наряды. Эту еду и эту одежду используют все. Ничего не хочу, чтобы отличаться от других. Ровно семь лет, как я утвердил себя правителем мира. – Хан вновь отпил из пиалы. – Устад, ты намного ближе к правде Всевышнего и живешь по его законам. Если твоя слава достигла моей, значит, ты этого достоин. Поэтому не бойся того, что от твоего ответа будет плохо моему народу. За это никто не будет наказан. Я хочу, чтобы ты видел и меня в кругу своего терпения и благотворительности. Скажи мне, есть ли на свете средство защиты жизни? Одним словом, если у тебя средство от бессмертия, или ты его придумал?
Хан замолк. От ответа зависело будущее его государства, не имеющего конца края.
Жрец усмехнулся. Понимая, что никакого наказания не будет, произнес:
– Правитель. Лекарства от бессмертия никогда не было. Это разговоры из легенд. Никто не бессмертен, кроме бога. – Он тяжело поднял голову и внимательно посмотрел на хана. Там не было никаких эмоций. – Но жизнь продлить можно. Для этого нужно уйти в одиночество по созданному мной рецепту.
Хан, возражая, поднял руку:
– Нет, устад, уйти в одиночество и жить, как ты, неинтересно. Это не бессмертие, а смерть при жизни.
Старик, дабы не расстраивать хана, ответил:
– Но ты и так заработал бессмертие.
– Как это я заработал бессмертие? – с интересом переспросил хан.
Чан-чун рассмеялся:
– Да, твое тело не обрело бессмертие, а вот имя – Чингиз хан – будут вспоминать столько, сколько будет существовать наш мир.
Чингиз хан задумался…
В марте 1225 года он с большей частью войска отправился в Каракорум. Его сопровождали все сыновья, кроме Джучи. Старший сын предпочел остаться в Хорезме, потому что титул Великого хана по настоянию других сыновей достался Угэдэю. Правление Средней Азией было поручено Чагатаю. Принц избрал себе столицей Алмалык. На этом покорение Средней Азии и Хорасана завершилось. Одновременно ему также был поручен контроль над Ираком. Толую была поручена территория его рождения, берега реки Онон, то есть нынешняя Монголия.
Чингиз хан не хотел ждать смерть дома и поэтому в 1227 году отправился покорять тангутов. Хотя о смерти хана ходило множество легенд, правда в том, что он завещал, что хочет умереть в шатре в местечке под названием Шан-си. «По совету Всевышнего я покорил тринадцать государств и множество бекств. Я объединил тех людей, которые видели множество бед. Так хотел Всевышний. Для покорения врагов и возвышения друзей все должны думать одинаково и быть вместе. Я сделал наследником Угэдэя. Для того чтобы после моей смерти в государстве не было разброда, не меняйте Ясу. А теперь я хочу спокойствия своему телу и душе», – сказал он.
Несмотря на все споры Чингиз хана похоронили рядом с возвышенностью под названием Далун-Булдак. Затем, чтобы место захоронения осталось неизвестным, через могилу несколько раз пропустили сотни лошадей, а слуг, которые участвовали в этой церемонии, умертвили. Таким образом, его тело исчезло в пространстве. А его бессмертие было в его делах.
***
Хаос подошел к своему завершению. Новый миропорядок принес с собой новые правила и каждый начал жить согласно их требованиям. Территория нового миропорядка была равна той же, что покорили тюрки, то есть была безразмерной…
Чингиз хан в тринадцатом веке определил новые границы мира.
После завершения первого нашествия татар в 1231 году для покорения мира началось второе нашествие, которое продолжилось до 1242 года.
Третье нашествие началось в 1251 году и завершилось в 1258 году, положив конец исламскому халифату. Это нашествие остановили только египетские тюрки-мамлюки. Хулаки хан, захватив крепость Аламут, положил конец деятельности хашхашитов. Покорения продолжились до конца века. В Восточной Европе монголо-татары десятки княжеств и городов объединили под единой Русью, расширив границы, определили контуры земель нынешних Китая, Кореи и Индии.
На покоренных Чингиз ханом территориях были объединены различные культуры.
Новый миропорядок, разрушив старую систему управления, создал новую, уникальную. Это система опиралась на личные качества, верность и достигнутую удачу. Великий хан покорил устаревшие, стоявшие на пороге разрушения города, расположенные на Великом Шелковом пути, и превратил их в зону свободной торговли. Он снизил для всех налоги, полностью освободил от налогов врачей, учителей, религиозных деятелей и образовательные учреждения.
Он вновь провел перепись населения, создал межгосударственную почтовую систему. Все награбленное Чингиз хан пустил в оборот. Он внедрил международные законы и никто не имел права их нарушить, включая самого хана. Новый миропорядок впервые создал религиозную терпимость, теперь каждый мог проповедовать свою религию. Чингиз хан установил верховенство закона, отменил пытки. Наряду с этим создал специальные подразделения с целью наказания грабителей и убийц.
- 103-
Новый миропорядок создал социальную и экономическую базу.
Монголо-татары не сделали никаких научных открытий, не создали новых религий и литературы, однако не уничтожали культуру, напротив, сохранив ее, передали другим поколениям.
Чингиз хан больше любил строить мосты, нежели убивать людей, потому что понимал, что культуры сближают именно мосты. Он не построил ни одной крепости, но возвел мосты над сотнями рек.
Посредством мостов были объединены культуры мира. До этого Европа ничего не знала о Китае и китайцах, а Китай не имел понятия о Европе. Татары поддерживали и финансировали строительство мечетей, церквей, медресе, одновременно расширяли пропаганду науки и культуры.
Новый миропорядок не отказался от всего хорошего, что было в старом миропорядке, напротив, объединив их, синтезировал, создав качественное и новое. В этом отношении таланту Чингиз хана можно было только позавидовать. Так, монголо-татары, объединив китайский порох, огненные шары мусульман и изготовление европейских церковных колоколов, стали производить пушки.
Новый миропорядок выпустил бумажные деньги.
Новый миропорядок, построив школы, дал возможность каждому получить образование.
Новый миропорядок, объединив все календари, создал точный календарь на 10 тысяч лет.
Хотя новый миропорядок начался с хаоса, в связи с дальнейшим развитием международной торговли и культуры случились невообразимые рывки вперед. Новшества в технике, знания привели к возрождению. Никто не отрицал приход с Востока огнестрельного оружия, книгопечатания, компаса, арифметики и в результате – развития Европы…
Хаос завершился, новый миропорядок распространился по всему миру. Это был результат труда Чингиз хана, начатый с нуля. Он обрел бессмертие.
***
Что касается Джелал ад-Дина Менгбуруни, то он, выплыв из реки с Мурадом Тогаем, вместе с Тимуром Меликом отправился к правителю Делийского султаната султану Илтутмушу. Женился на его дочери и, получив поддержку султана, отправился на северо-запад.
После того, как Чингиз хан ушел из Средней Азии, султан туда не вернулся, напротив, отправившись еще дальше на запад, прибыл на земли Атабеков, где в Исфахане был принят с помпезностью.
В Кермане султан женился на дочери султана Борака, а в Персии на дочери Атабека Занги. Благодаря родственным связям и любви народа он смог в короткие сроки собрать большое войско и направил его на Багдад. Видимо, он не забыл былую вражду. Но несмотря на то, что двенадцать дней он осаждал Багдад, он понял бессмысленность этого и вернулся в Азербайджан.
Султан, можно сказать, полностью оккупировал атабекство Азербайджана. В 1225 году он без сопротивления взял Марагу, а Тебриз покорил одним наступлением. Последний атабек Узбек отступил в крепость Алинджа. Услышав, что Джелал ад-Дин женился на его жене Малике, там же в крепости скончался.
В том же году Джелал ад-Дин, разгромив шестидесятитысячную грузинскую армию, вернулся в Тебриз.
После смерти последнего атабека был положен конец существованию государства атабеков и до 1231 года Азербайджан, Ширван, Грузия были под властью Джелал ад-Дина.
Укреплению власти султана способствовало и то, что пятьдесят тысяч семей кыпчаков перешли под его покровительство. Последнее сражение Джелал ад-Дина с татарами произошло в 1227 году, султан подтвердил свою власть, отверг новый
- 104-
миропорядок, потому что старался на этих территориях установить свой собственный миропорядок. Но это привело лишь к разрухе и недовольству. Толуй из Каракорума посредством пленной сестры султана написал ему письмо с предложением породниться, однако уверенный в себе султан не обратил на него внимания, даже не ответил на письмо. Взамен он вновь напал на Грузию и Сирию.
Напуганные непредсказуемыми действиями султана и опасавшиеся того, что и их правлению придет конец, правители Малой Азии, Сирии и Северного Ирака, во главе с султаном Коньи Кейбудагом в 1230 году объединенной армией неподалеку от Эрзинджана в последний раз сразились с армией Джелал ад-Дина. Армия султана была разгромлена и перестала существовать. Услышав эту весть, хашхашиты написали татарам письмо о поражении султана, срочно призвав их в эти места. Татары не упустили эту возможность, совершили поход, перекрыли все дороги, дабы султан не смог получить помощь от кыпчаков.
Бежавший от нового миропорядка султан неподалеку от Амида (Диярбакира) попал в плен к курдам. Те его не узнали и с целью грабежа убили. Когда один из курдов, надев одежду султана, пришел в город, после расспросов стало ясно, что случилось с последним султаном Хорезма.
Это произошло в 1231 году. В том же году татары восстановили на этих землях новый миропорядок. Их правление продолжилось до прихода в эти места Эмира Теймура. В конце четырнадцатого века Эмир Теймур принес с собой новый миропорядок.
Баку–Хызы–Баку
2018–2019
- 105-
Чингиз хан
© Copyright: Юнус Огуз, 2021
Свидетельство о публикации №221071200679
Свидетельство о публикации №221071200679
Рецензии