Радости-печали

Рассказ

      Когда-то течение времени отмечалось событиями. А ныне, как шутит шурин Василий,  «расходом туалетной бумаги и таблеток. Вроде бы вчера купил по целой упаковке, а сегодня они уже закончились». По телевизору показывали оперу «Борис Годунов». Когда Иван Козловский, запрокинув голову, гениально затянул: «Подайте копеечку, подайте копеечку», Алексею вспомнился Кёльн. Память, память… Малозначащие действия, слово, запах, музыка, вид… Всё может легко спровоцировать неожиданные всплески давно забытого, житейски незначительного, а как оказывается, яркого и важного.

     Алексей беспрестанно снимает видеокамерой. Купил в городе, где проходила их стажировка на горных предприятиях, пожертвовав джинсами «ЛЕО». Здания, магазины, витрины. Вот в объективе канализационный люк с изображением германского гербового орла с перьями, как стрелами. Выглядит угрожающе.
     - Наш орёл не хуже, но попробовали бы украсить им канализацию, – замечает шагающий рядом товарищ, Володя из Донецка.
     У него тоже в руках камера.
     - Такой бы вой подняли! Организации, общественное мнение: «Как это можно каналюгу гербом прикрывать и ножками по нему топать?» - ехидно, фальцетом, пропел уралец Фарид, - а за бугром - пожалуйста, и очень даже ничего смотрится. 
     - Приняли бы срочные меры: «Убрать, не пущать», - добавил Алексей. – А что такого, оригинально.
    В чужой стороне они дивились мелочам. Разбирают, например, стенку на втором этаже, кирпичи сбрасывают по легко смонтированному из комплектующих, типа, вёдер без дна, мусоропроводу - и прямо в контейнер, стоящий на тротуаре. Дома всё сбросили бы вниз, на газон. А вот водитель, ремонтирующий машину, закатывается под неё, лёжа на платформе с колёсиками: быстро, удобно, и спине комфортно.
     Кёльн удивил их сплошной русской речью на улицах. Соотечественники, в основном молодёжь, пели, плясали, рисовали на асфальте и просто глазели на достопримечательности.
     - Такое впечатление, что я в России, - удивлённо проговорила по-местному одетая молодая женщина, идущая по улице параллельно с ними. Правда, тоже по-русски.

     Группа, поджидая отставших, задержалась на площадке перед Кёльнским собором. Алексей, запрокинув голову, осматривал фасад храма со множеством колонн и статуэток в нишах. Два шпиля, как два небесных луча, направлены на стоящих внизу, будто высвечивая их. Католическая кирха внешне не давит, в отличие от величественных православных храмов, обрушивающихся на человека своей неземной красотой. Зато, когда входишь вовнутрь, она сразу приземляет тебя преобладающим в интерьере тёмно-серым цветом. Убранство православного храма возвышает человека красотой, душа рвётся к небу, к Богу.
     - Красиво, но не по-нашему, - подтверждающе проговорил Володя, оглядывая и снимая вид на видеокамеру.
     Посреди просторного зала - гроб Господа со статуей Христа в нём. Справа и слева, как и в православных церквах, урны для сбора денег. Алексей пошарил по карманам, но мелочи не обнаружил.
     - Володь, дай «пфенюжку», бросить хочу, - он показывал взглядом на урну.
     Получилось тонко, фальцетом, на что Владимир улыбнулся.
     - Повтори, я на камеру сниму, точно как юродивый в «Годунове», - заметил он, протягивая мелочь.
     И начал снимать Алексея, как тот бросает в прорезь монеты и крестится.
     Вошедшая в храм женщина в белом палантине задержала на Алексее удивлённый взгляд. Потом, расслышав русскую речь, поняла и мягко улыбнулась. Подошла к гробу, встала на колени и красивым голосом запела молитву. От движения и лёгкого дуновения шёлковое прозрачное покрытие на её голове колыхалось. Картина в солнечном освещении через мозаичные витражные окна собора сказочная.

     После собора, молча и не торопясь, ещё под влиянием увиденного, двинули по прилегающему к храму проезду. Наткнулись на движущуюся по улице разноцветную праздничную манифестацию. Первое мая, у немцев День весны и труда. В колонне, со знамёнами и красочными плакатами - демонстранты, разделённые по районам и городам Земли, но в едином праздничном порыве. Бюргеры, увешанные орденскими жетонами и украшенные букетами цветов, повозки с бочками, сельхозтехника. Смеются, поют, кричат.
     - Ничего, Лёш, не напоминает? – услышал слова Володи, снимающего парад. – А мы всё своё благополучно и стыдливо похерили. И ничем не заменили.
     - Ничего, ещё не вечер. Пройдут печальные времена, всё хорошее возвернём, - ответил Алексей.
     А времена были смутные. Российской столице не до праздничных шествий. «Белый дом» после расстрела исполосован копотью. Больше половины друзей-однокашников по горному институту  по телефону не отозвались, в трубке вместе с ответами плач родных. Москва сплошь торговала - по стадионам и проспектам.
     Сделав круг, дошли до железнодорожного вокзала с крытыми платформами. Кураторы верны себе, показывают всё. В Кёльн - автобусами, назад - поездом. До места назначения ехали, по-тихому обмениваясь впечатлениями. Немцы наблюдали за ними без комментариев, привыкнув к тому, что русские мало чему удивляются (или не показывают этого), но на всё смотрят с одобрением. Хозяева давно убрали из обращения назидательный тон и относились к подопечным, как к себе равным.
     За окном пробегали аккуратные однообразные строения городков и посёлков.
     - Глазу не на чём остановиться, - заметил уральский товарищ. – Не зря они любят железнодорожный тур Москва - Владивосток. Потому что у нас за неделю такого насмотришься - хватит на всю оставшуюся жизнь радоваться своим достижениям цивилизации.
     - Подъезжаем. Ауф штейн, - знакомая со школы фраза.
     - За день полстраны проехали, - продолжил Фарид свои умозаключения. – Чем они думают, когда на нас прут?
     - Тем и думают. Видишь, как хорошо живут, а к хорошему житью привыкаешь, хуже жить  уже не хочется. Вот и рыщут по миру, ищут пропитания со времён Римской империи и крестовых походов. Так что не оставят они нас в покое, с этим придётся смириться и как-то налаживать совместное существование, - ответил Алексей, а про себя домыслил: «По большому счёту, мы не их печаль, и для нас здесь всё чужое».

     Сколько времени прошло, а изменилось в мире мало что. Его делили, не считаясь с мнением и горем людей. А ведь за всё воздастся.
     - Я во многом не уверен, но одно знаю наверняка: за всё будет, в конце концов, заплачено, - в разговорах утверждал Алексей. – И неважно, касается это индивида в нашем подлунном мире или целого государства.