XI 3

Карина с Андрюхой кое-как перетянули Фёдору рану, но принесённые немцами бинты моментально пропитались красным. Декстер, который со своей раной справлялся сам, перевязал, наконец, руку и поднял голову, наблюдая за их стараниями. Фёдор кривился, но терпел.
— Надо зашивать, – сказал Джейми, с трудом поднимаясь и подходя к нему. – Разматывайте обратно. И жгут наложите... да не сюда, здесь у него венозное кровотечение.
— А ты сможешь зашить? – подняла глаза Карина. Декстер мотнул головой.
— Я не смогу, сам еле двигаюсь. Таня...
Ласточка, которая сидела у стены, свернувшись калачиком, подняла голову, быстро махнув по лицу рукавом халата. Она очень надеялась, что этого жеста никто не заметит, но прятать покрасневшие глаза было бы глупо.
— Я всё сделаю, сидите. – Таня встряхнулась, выпрямилась, подошла к двери и сильно постучала. С той стороны донёсся ответный стук и резкий оклик. Ласточка постучала сильнее. – Эй, вы, фрики, иглу дайте! Это вам не палец порезанный – бинтами затыкать!
Снаружи громко пригрозили. Даже не зная языка, смысл можно было легко угадать по интонации. Таня разозлилась.
— Да откройте же, человек умирает! – рявкнула она, и тут дверь, наконец, распахнулась. Немецкий солдат, остановившись на пороге, нацелил на Таню винтовку, однако Ласточка и бровью не повела, а только шагнула навстречу и повторила:
— Немедленно дайте нам аптечку.
Немец замахнулся прикладом, но тут Декстер выступил вперёд, оттеснив Таню.
— Погоди, – сказал он. Дальше Таня не поняла ни слова – он заговорил быстро, не рассчитывая на слабого в грамматике слушателя. Солдат отмахнулся. Джейми указал на Фёдора и принялся щедро пересыпать немецкий латынью, чем ввёл охранника в лёгкий ступор.
— Gut, – буркнул фашист после недолгого раздумья.
— Danke, – поблагодарил Джеймс и обернулся к остальным. – Вот и всё. Сейчас всё будет.
— Что ты ему сказал? – изумилась Карина. Декстер улыбнулся и пожал плечами.
— Да ничего особенного. Сказал про огнестрельное ранение низкой степени тяжести, разрыв мягких тканей и артериальное кровотечение. Я ж не знал, что прекраснейшая Lingua Latina окажет на его психику столь сильное воздействие.
— Гм, – оценил Андрюха. – Слышь, полиглот, а ты пациентам так же говоришь?
— Не-е, с пациентами только на их родном языке, а то ведь не поймут же, – фыркнул Джейми. Ласточка, тем временем, сняла бинты и смастерила жгут из всё того же халатного пояса. Чего им только не делали… Пуля рассекла Фёдору бедро, задев краем, и джинсы пришлось снимать. Ножа им, разумеется, не оставили, и потому обработка раны превратилась в долгий и болезненный труд. Фёдор стискивал зубы, помогал, как мог, но ни разу не застонал, чем вызвал у Тани сильное уважение. Наконец, давешний немец вернулся с аптечкой. За ним вошли двое и сели у двери.
— Warum?! – возмутился Декстер и тихо прибавил по-русски: – Ещё рож ваших арийских нам тут не хватало...
— Bestellt um zu wachen, – коротко ответил второй солдат, привалившись к дверному косяку и от нечего делать, целясь в Герду. Первый неспеша скрутил самокрутку, раскурил, по комнате пополз дым. Таня неожиданно грохнула крышкой аптечки и сердито обернулась.
— Так невозможно работать! – рявкнула она. Немцы засмеялись. Джейми покосился на Ласточку и попросил у немца табака, на что, разумеется, получил резкий отказ. Курить хотелось всем, но Тане всё-таки дали самокрутку, как фельдшеру. Ласточка отдала её Фёдору, зная, что от никотина после долгого перерыва ещё больше закружится голова, и руки могут утратить остатки ловкости. Пожарный, в свою очередь, пустил самокрутку по кругу.
— Оставьте пару затяжек, – устало попросила Таня.
— Да ты не спеши, – сказал Фёдор.
— Это я во всём виновата! – снова закусила губы Таня. – Если бы не я, ты был бы здоров!
— Почему? – искренне удивился Фёдор. – Это же не ты в меня стреляла.
— Это я вас из камеры вывела! А не следовало! Надо было за помощью бежать... – Ласточка шмыгнула носом и потянулась за перекисью.
— Ты ж как лучше хотела, – сквозь зубы возразил Фёдор и задохнулся, когда Ласточка щедро плеснула на рану. Прозрачная жидкость вспенилась, и Декстер принялся помогать, промокнув пену чистым бинтом.
— Хорошо зафиксированный пациент в анестезии не нуждается, – пошутил Андрюха, навалившись на пожарного, чтобы не дёргался.

Владимир с Олегом остановились на обочине остывающей с заходом солнца дороги и старались сообразить, каким таким образом двое проникнут в битком набитое фашистами здание и выкрадут девицу. Солнце щедро заливало алое поле тюльпанов багряным светом, медью искрилось в рыжих волосах Владимира, и ленивой терпкой медлительностью навевало сонливость. Хотелось свернуться калачиком в мягкой дорожной пыли и ни о чём не думать.
 Владимир поглядел на солнце и понял, что стоять так можно долго, а им надо не стоять, а действовать, и ободряюще улыбнулся Олегу.
— Ладно, будем действовать по ситуации. Идём.
— А ты знаешь, куда идти? – удивлённо спросил Олег, шагая за Владимиром вдоль широкой просёлочной дороги. Байкер поудобнее закинул куртку на плечо.
Оказавшись из ранней зимы в разгаре лета, пришлось раздеться, и теперь тяжёлая косоворотка Владимира и объёмистый форменный бушлат Олега превратились в обузу. Хотелось скинуть ботинки, но неизвестно было, когда нужно будет драться и по каким болотам бегать, и приходилось терпеть. А впрочем, солдату жара не помеха, и Владимир успевал мимоходом любоваться красным цветочным морем, яркими июльскими звёздами, большими и частыми, словно кто-то серебряной нитью вышивал бархат неба, и полной грудью вдыхать пряный медовый воздух. Хотелось здесь задержаться, и очень не хватало Ласточки, чтобы всё это с ней разделить. В одиночку, как известно, даже мороженое есть невкусно, а Олегу хватало путешествия во времени, и ему было не до обстановки.
— Приблизительно, – наконец, отозвался Владимир, прищурившись на небо. – Я уже был здесь, недавно.
Олег ускорил шаг, догоняя его.
— И когда успел?
— Прошлой ночью, – честно ответил Владимир. – Во сне.
— Ну-ну, – фыркнул Олег. – Ладно, понял. Я в твои секреты не лезу.
— Я правду сказал.
Олег махнул рукой. Владимир поглядел на него и решил, всё-таки, объяснить.
— Это правда, Олег. У меня амнезия. А во сне иногда всплывают образы, о которых я наяву не помню.
— Хреново тебе.
— Нормально, – улыбнулся байкер. Он вдруг остановился, глядя вперёд так, словно увидел привидение. – Стой. Вот это здание. Я его где-то видел.
Впереди, за кромкой межи, из зелёного моря яблонь выглядывали белые корпуса.
— Ты уверен? – Олег остановился рядом. Владимир кивнул.
— Вот, только... как оно тут оказалось? Его здесь быть не должно.
— Откуда тебе знать? Ты же не помнишь.
— И то верно. – Владимир тряхнул головой, словно пытаясь сбросить наваждение. – Идём.
Путь преградил решетчатый металлический забор – настолько будничный, что Олег поначалу немного растерялся, да и сам Владимир, признаться, не ожидал, что будет так легко. Ни охраны, ни колючей проволоки поверху, свободно открытые калитки, душистые клумбы с цветами и мирные белые корпуса. Больница как больница.
— Стой! – Владимир шагнул было в сторону калитки, но Олег оттащил его назад.
— В чём дело? – уточнил байкер, глядя куда-то вперёд. Взгляд у него сделался одновременно странно-отрешённым и собранным, а звериная грация движений приобрела скупую расчётливость. Олег, удивившись, отпустил товарища.
— Не нравится мне всё это, – только и сказал он. Владимир обернулся, глядя будто бы сквозь него, и это пугало.
— Что именно? Лёгкий путь не нравится? – удивился байкер. Олег покосился на калитку.
— Он слишком лёгкий. Наверняка, здесь какой-нибудь подвох.
— Какой именно? Растяжка?
— Может, и растяжка. Откуда мне знать.
Владимир отрицательно качнул головой.
— Нет там растяжки, – сказал он. – Идём.
— Откуда ты знаешь?
— Чувствую.
Ответ был произнесён прежде, чем сам Владимир понял, что именно он сказал. Чувство, – или воспоминание, чёрт его разберёт, – опять обожгло сознание краешком и отступило, словно опасаясь, что Владимир его поймает – такое привычное, родное, естественное, как дыхание, и – совершенно недосягаемое. Он тряхнул головой по дурацкой привычке, как делал всегда, когда хотел привести в порядок мысли, и отдалённо вспомнил, что так обычно делают лошади и собаки... большие собаки... нет, волки. Точно, так делают волки.
Где он видел волков в таком количестве?.. Перед глазами замелькали обрывки неясных, отдалённых образов – тёмные громады деревьев, мягкий мох, обломки скал, и гранитный монолит в холодном лунном свете, бархатное небо, брызги луж, стремительное движение и горячий запах крови.
— Эй! – Его встряхнули, довольно чувствительно, и Владимир будто очнулся. Исчез ночной лес, уступив место яркому летнему утру. Олег стоял рядом и заглядывал в глаза. – Ты чего, братан?
— Ничего, всё в порядке. – Владимир провёл рукой по лицу, будто снимая невидимую паутинку. – Я псих, не обращай внимания.
— Все мы психи, – проговорил Олег, не отрывая от него пристального взгляда. Владимир вздохнул.
— Мне в полнолуние волки снятся, – зачем-то поделился он. – А потом вспоминаются средь бела дня. Ладно. – Он распрямился и снова тряхнул волосами. – Больница. Идём, Олег, там, правда, ничего нет. Я бы заметил.
Олег нерешительно шагнул следом. Шли осторожно, стараясь не пропустить возможную опасность.
— Так ты офицер, говоришь?
— Я не говорил.
— По тебе видно.
— Офицер...
За кустом сирени тоже никого.
— А звание?
— Генерал-майор.
Олег едва не споткнулся, но быстро выровнял шаг.
— Сколько ж тебе?!
— Тридцать четыре.
— И за что ты генерала получил?
Дорожка абсолютно пустынна.
— Я не помню. Я после контузии, вообще, мало, что помню.
Олег покачал головой.
— Слышь, брат, ты только, как говорится, не подумай чего. А только оттуда нормальными не приходят. Ты не болтай фигни всякой, ясно? И на снах не заморачивайся. Сны ещё и не такие бывают.
— Я знаю. – Владимир благодарно улыбнулся. Пусть и безрезультатно, но товарищ пытался его поддержать. А это немало стоит. – Гляди, Олег.
Он кивком указал влево, где за деревьями белело одноэтажное здание крематория. Из трубы поднимался густой дым.
— Не нравится мне это, – сказал Олег. Владимир прищурился на трубу.
— Судя по дыму, у них тут эпидемия бушует, жгут по десять трупов за раз.
Крематорий казался ему смутно знакомым. Когда же он успел здесь побывать?.. Может, в будущем это место изменилось?..
— Смотри! – Олег дёрнул его вниз, и Владимир рефлекторно пригнулся, ныряя за куст шиповника и проследив его взгляд. Впереди, по дорожке, пересекающей их тропку, прошли двое людей в сером. – Солдаты...
— Вооружённые, – прищурился Владимир. – И всё-таки патруль.
Теперь ему сделалось спокойнее. Больница всё же охраняется. Хотя Селиванов и не подал виду, чтобы лишний раз не нервировать Олега, ему тоже было не по себе от чересчур лёгкого пути.
Солдаты, как и больница, показались смутно-знакомыми, однако увидеть знаки отличия было с такого расстояния невозможно. Хотя, Владимир мог чем угодно поклясться, что на них была форма Вермахта.
А впрочем, почему бы и нет – если это путешествие во времени. И Зина говорила про Сталинград. И сны только подтверждали. Хотя, до встречи с Таней все эти сны Владимир считал плодом разыгравшегося воображения, но, чёрт возьми, получается, что и это место, и машина времени, и Олег – ему снятся? Что, если всё это лишь очередной сон, и он скоро проснётся где-нибудь в лесу у погасшего костра, или на кровати в придорожной гостинице, или в постели очередной любовницы?.. Любовница будет настоящая, а вот Ласточка – нет. Она опять ему только приснилась...
Тут Владимир понял, что снова начинает путать сны и реальность, и, если дальше будет во всём этом копаться, то просто сойдёт с ума. Голова неприятно закружилась, как и всегда, когда наваливалась эта мистическая неразбериха, и он невольно вскинул руки, сжимая виски, изо всех сил стараясь задушить нежелательные мысли.
Хватит.
— Пусть меня сейчас фашисты застрелят, – слова вырвались сами, против воли Владимира, – но ты – настоящая. Настоящая. Ты настоящая...
— Эй, братан... – сочувственно проговорил Олег, потрепав его по плечу. – Очнись...
— Прости. – Владимир заставил себя распрямиться. – Идём дальше?
В первый по счету больничный корпус они вошли безо всяких препятствий.
Встретила их абсолютная тишина и пустые коридоры. Они обошли весь первый этаж, поднялись по лестнице на второй, одну за другой обследовали палаты, кабинеты, и даже кабинки в женских туалетах – во всём здании не было ни единого человека. Остановившись на техническом этаже, возле лифтовых шахт, поняли, что более или менее адекватных версий для объяснения всего происходящего ни у кого нет.
— Ладно. – Владимир тяжело вздохнул и без сил опустился на металлический короб. Солнце за узеньким окном клонилось к закату, и длинный косой луч золотил пляску пылинок.
— Никого мы здесь не найдём, – резюмировал Олег, которому очень хотелось курить, но привлечь внимание солдат хотелось меньше. Из-за этого его жутко всё раздражало. Владимир опустил голову, задумавшись. Ему становилось всё хуже, но байкер старался не обращать внимания. Если не обращать – продержишься дольше.
— Идём дальше? – предложил Олег, а Владимир вдруг обнаружил, что не может подняться. Взгляд снова застили чёртовы звёздочки, и пылинки вместе с Олегом утонули в душном серебре. Владимир не двигался, привычно дожидаясь окончания приступа, но на сей раз липкая темнота не отступала. Может, в этот раз подольше, подумал он. В последние дни приступы участились и стали длиннее, что и неудивительно – его ранило несколько раз. Главное, чтобы немцы сейчас не заявились, а то Олегу придётся драться в одиночку.
А потом вдруг звёздочки растаяли, и Владимир хотел было подняться, но тут же навалилась боль, и пришлось опять замереть.
Вокруг было темно. Боль переливалась во всём теле тяжёлыми волнами, и Владимир не чувствовал своего тела, как такового. Так, он не мог пошевелить руками, потому, что нервы, казалось, отрезали все остальные ощущения, оставив только эту боль и душную тяжесть, как будто он оказался на дне океана, и сверху давит многотонная толща воды. Он хотел позвать Олега, но оказалось, что он понятия не имеет, где находятся речевые органы, и как ими воспользоваться. Мелькнула безумная мысль – госпиталь?..
И вдруг вспыхнул свет.
Ослепительно-яркий, он резанул по глазам, и Владимир сообразил, что это всего-навсего вернулось зрение. Над головой сияла длинная лампа, но узнать, что находится в помещении кроме серого потолка и этой самой лампы, не выходило – он по-прежнему не мог даже повернуть голову. Затем сознание любезно возвратило слух – Владимир начал различать голоса, шаги, жужжание лампы, которые поначалу сливались в неясный шум. Спустя минуту удалось скосить глаза.
Белая простыня, символически прикрывающая до пояса, поблёскивала инеем, и Владимир порадовался отсутствию тактильных ощущений. Он чувствовал себя неким старым механизмом, который запускают осторожно, постепенно, щадя ветхие системы. Чувство было отвратительное. То, что он лежит, похоже, на операционном столе в комнате, где с потолка свисают лоскуты краски, внушало некоторое доверие – уж очень обстановка походила на полевой госпиталь. Правда, в операционной госпиталя, как правило, присутствует отопление. Хоть какое-нибудь.
Холод проник в сознание ещё спустя минуту, хотелось встать и согреться, хотя бы повернуться, главное – двигаться, но пошевелиться по-прежнему не было возможности. Мозг не посылал импульсов, и мышцы не сокращались. Наконец, дверь открылась, впустив сквозняк и женщину в парадной форме. Форма была непривычно скроенная, синяя с белой полосой. Владимир такой ни разу не видел, а нашивки и кокарда на фуражке ни о чём ему не сообщали.
— Вы уже очнулись, капитан? – риторически пробормотала гостья, остановившись справа от стола и что-то быстро записывая в блокнот. Теперь Владимир видел её совсем близко, и смог разглядеть нашивку подробнее. Нет, незнакома ему такая эмблема. Куда смотрела женщина, он также не знал. – Добро пожаловать...
Она обошла стол, достала фонарик и принялась смотреть в глаза. У неё самой глаза были синие, как и форма. Владимир не мог даже зажмуриться, и лицо женщины потонуло в розовой пелене от направленного света. Впрочем, он всё равно не узнавал её.
— Отлично, – сказала женщина сама себе и продолжила беглый осмотр.
Она же сейчас уйдёт, мелькнула мысль. Надо узнать, что здесь происходит! Надо совладать с голосом...
Она опять шагнула в поле зрения.
— Вы меня слышите, капитан?
Ему казалось, что ещё секунда – и он сможет ответить.
— Вы не можете двигаться, это нормально. – Женщина спрятала фонарик и блокнот в карман, затем шагнула в сторону. Владимир машинально отследил движение. – Отлично, вы меня видите. Сейчас я подключу вас к системе. Беспокоиться не о чем...
Она снова исчезла где-то справа от стола, что-то стукнуло и легонько зажужжало, и больничная палата утонула в липком серебре.
— Брата-ан!.. Братан, ты чё, не пугай!.. Слышь!.. Приди в себя, ну, ёлки-моталки...
— Я видел это место, – проговорил Владимир, резко поднимаясь с пола. – Я знаю это место...
— Да?.. – Олег присел на корточки, затем в зубы Владимиру ткнулось прохладное горлышко фляги. Он машинально подхватил её, глотнул, водка обожгла горло. Сознание медленно прояснялось. – Ну, и где мы?
Владимир поднялся на ноги.
— Не могу вспомнить, – отозвался он. – Но я его знаю.
— Ну, и потом вспомнишь. – Олег тревожно на него поглядывал. – И часто это у тебя?
— Да не очень. Ты прости, я иногда не могу это контролировать. – Было стыдно за внезапный обморок, но Олег только отмахнулся.
— Да бывает, – сказал он. – Ты, главное, осторожнее будь, ясно?
— Ясно, – улыбнулся Владимир. – Постараюсь больше не падать.
Он промолчал о том, что эти лампы и этот потолок были его единственной компанией очень, очень долго. Вот только, он никак не мог вспомнить, где и когда.
Следующие два корпуса оказались не более интересными. Владимир с Олегом обошли их вдоль и поперёк, но по-прежнему не встретили ни одного человека. Пустые помещения выглядели так, словно их покинули только что: кровати небрежно разобраны, приборы включены, в коридорах на тележках стояли остывшие чайники с водой и заваркой, лежали документы на столах врачебных кабинетов; на одной из коек в педиатрии сидел понурый плюшевый заяц с пуговичными глазами, лежала раскрытая книга и кусок шоколадки. Владимир мазнул по ней пальцем – свежая. Название книги ни о чём ему не сообщило – очередной «бестселлер»-однодневка из тех, что пачками продают на вокзалах, чтобы было, чем скоротать путь. На вид книга была выпущена в шестидесятых годах.
— Ничего не понимаю, – признался Олег, зачем-то заглядывая под кровать. – Сайлент Хилл какой-то, блин...
— Корабль-призрак. – Владимир поправил зайца, но тот согнулся снова. – Я определённо где-то всё это уже видел...
Стемнело, под окном застрекотали кузнечики. Владимир опустился на кровать, размышляя, какая из странностей кажется ему наиболее странной. Точно, стрёкот под окном.
— Я чего-то не понимаю, Олег? – обернулся он.
— Везёт тебе, брат. – Охранник покачал головой. – Я, вот, вообще ни хрена не понимаю.
— Вроде, рановато для кузнечиков. – Владимир оглядел пустую палату. Олег распахнул глаза.
— Да ты совсем, что ли, офонарел?!.. Вокруг нас такая херня творится – а его кузнечики беспокоят, ты погляди на него!..
— Я пытаюсь понять, – пояснил байкер. – Вроде, сирень цветёт – начало лета. Звёзды июльские. И кузнечики...
— Да при чём тут твои кузнечики?!
— А сирень цветёт?..
Олег покрутил пальцем у виска и махнул рукой.
— Теперь ещё и сирень, – вздохнул он. – Да ты романтик...
— Ладно, мы тут вечно сидеть будем?.. – Владимир неожиданно замолчал и обернулся на окно. – Гляди!
Напротив, в окнах приземистого одноэтажного здания больничной кухни, вспыхнул свет.
— Попались, – улыбнулся байкер.
Они быстро вышли на улицу и остановились за углом корпуса, на всякий случай, держа двери кухни на прицеле.
— Олег. – Владимир движением головы указал на раскидистый куст сирени. – Встань туда.
Охранник бесшумно исчез за кустом. Владимир обернулся, проверяя, но человека в чёрной одежде летней ночью заметить было невозможно. А вот он сам – отличная мишень на фоне белой стены. Ладно, здесь нет ни одной удобной позиции для выстрела.
Ждать пришлось около часа. Глаза устали от напряжения, рука – от тяжести пистолета, а Владимир вспоминал первые годы службы. Стоять на суровом русском морозе, когда пальцы окоченели, из носа течёт, невыносимо хочется спать, а шевелиться нельзя – то ещё удовольствие, и, надо сказать, по сравнению с ним мягкая июльская ночь с неуместным запахом сирени не должна сообщать никаких неудобств. Помимо прочего, в бездействии снова полезли в голову опасные мысли, и Владимир отгонял их, даже принялся сочинять шуточную песенку, чтобы отвлечься.
Но отвлекаться долго не пришлось: на второй строфе дверь отворилась, и наружу выехала больничная обеденная тележка, которую толкала усталая худая женщина в белом халате.
— Привет, – прошептал Владимир, убирая оружие и прижимаясь к стене. Дождавшись, пока тележка поравняется с ним, байкер сделал знак Олегу не стрелять и ловко перехватил санитарку за плечи, прижав руки к телу и другой рукой закрывая рот. Она сдавленно взвизгнула и рванулась, но куда ей было против сильного мужчины. Владимир без труда скрутил её и прошептал на ухо:
— Тихо, я не враг!..
Она снова рванулась – яростно, отчаянно, похоже, всё ещё не до конца осознавала, что происходит, и Селиванов повторил громче и внятнее:
— Да погоди ты! Послушай меня. Всё. Будет. Хорошо. Ясно тебе?.. Только тише... тише...
Санитарка, наконец, услышала и притихла. Владимир немного ослабил хватку.
— Я тебе вреда не причиню, – медленно и раздельно пояснил он. – Мне нужна только информация. Хорошо?
Она внимательно слушала и больше не вырывалась.
— Я тебя сейчас отпущу, – продолжил Владимир, – а ты больше не пинайся, идёт? Я только задам пару вопросов. – Договорились?
Женщина кивнула. Владимир отпустил её, и санитарка немедленно принялась отплёвываться.
— Прости, руки грязные, – извинился Владимир, демонстративно поднимая вверх открытые ладони. – Видишь, всё хорошо. Только не привлекай внимание... Чёрт!.. Да успокойся уже! – зашипел он, получив слабый, но чувствительный удар в бок. Санитарка метнулась назад, где и наткнулась затылком аккурат на ствол Олегова пистолета.
— Уймись, пигалица, а то я успокою, – устало велел Олег, щёлкая предохранителем. Женщина дёрнулась так, словно услышала совсем рядом удар грома, а не лёгкий щелчок.
— Олег, не пугай мне клиента, – сказал Владимир, распрямляясь. – Убери оружие.
Санитарка переводила лихорадочный взгляд с него на кухню, будто надеялась, что оттуда придёт помощь. Владимир вздохнул и шагнул вперёд.
— Я же сказал, что не причиню тебе вреда, – напомнил он. – Чего дерёшься?.. Олег, отпусти её уже.
— Как знаешь, – буркнул охранник, убирая пистолет. Владимир поднял руку.
— Только информация. Ясно?
Она торопливо кивнула, ухватилась за шею сзади, как будто проверяя, нет ли в ней случайной пули.
— Кто вы такие?
— Боюсь, ты меня неверно поняла, – спокойно повторил Владимир. – Я говорил, что я тебе задам пару вопросов. Хочешь от нас поскорее избавиться? – доверительно поинтересовался он. Женщина обернулась на Олега и скользнула вбок, чтобы не стоять к нему спиной. Наконец, кивнула. Первый испуг прошёл, и соображать она стала явно быстрее.
— Тогда задавай вопросы, меня ждут.
— Не сомневаюсь. Кто здесь, и сколько их?
Она вздохнула, помолчала немного, обдумывая ответ.
— Это прозвучит глупо, но...
— Ничего, я не придираюсь, – приободрил её Владимир. Она тряхнула головой.
— Здесь десятка три фашистов. Может, они вернулись...
Олег присвистнул.
— Может, и вернулись, – задумчиво повторил Владимир. – Десятка три, значит... Ладно. А ты не видела здесь девушку? Среднего роста, длинные тёмно-русые волосы, серые глаза...
Санитарка нервно усмехнулась.
— Ну, ты описал.
Владимир кивнул, думая, как бы поточнее обрисовать словесный портрет.
— Она бледная вся, и халат синий, – пришёл на помощь Олег.
— На правом бедре рана, на шее славянские обереги. Таня Журавлёва.
Санитарка медленно кивнула.
— Видела. Мельком.
— Где? – Владимир невольно подался вперёд.
— Жена твоя, что ли? – поглядела на него санитарка. – Забудь. Её хорошо охраняют.
— Скажи, где она.
— Вдвоём вы не справитесь.
— Ты скажи.
Санитарка ещё раз посмотрела на него и вздохнула.
— Девятый корпус. Только нет у тебя шансов...
— Тебя как звать?
— Марта.
— Благодарю за помощь, Марта.
— Да не за что... – начала было санитарка, но Владимира уже не было рядом. Он растворился в темноте будто кот, был человек – и нету. Олег обернулся к женщине.
— Ты извини, что мы так... напугали тебя. Эй, ты меня подождёшь, или как?!..
Марта поглядела им вслед, покачала головой. Затем взялась за тележку.

Владимир же обогнул корпус и остановился, с трудом переводя дыхание. Ему становилось всё хуже, и темнота в глазах не отступала, и всё чаще мелькал, вытесняя реальность, ненавистный облезлый потолок. Владимир сам не заметил, как в который раз провёл по лицу ладонью, стремясь избавиться от боли и душного серебра, но ничего не выходило. Не боец. Не боец… надо идти.
— А вот и наш гость дорогой. – Марков. Владимир стиснул зубы, заставляя себя распрямиться, но свободная его рука будто сама собой ухватилась за угол стены. Его шатало, дышать сделалось тяжело, и на разогретый асфальт упали несколько красных капель. Женщина в синей форме улыбнулась и воткнула иглу в вену. Да что же это такое!
— Вижу, тебе тяжеловато без лекарств. – Марков шагнул навстречу, а Владимир ощутил, что падает. Ладони встретили шершавый асфальт, кровь заполнила дыхательные пути. Чужая, пахнущая колбасой и чесноком, рука ухватила за подбородок, насильно поднимая лицо. Марков двоился и плясал мешаниной цветных пятен. Владимир мотнул головой, высвобождаясь.
— Я не знаю, о чём ты. – Вместо голоса из груди вырвался какой-то беспомощный хрип. – Я пришёл за своими друзьями.
— Благородно, – «одобрил» Марков, издевательски хлопнув его по плечу. – Но ты, прости, себя со стороны видишь?
— Отпусти, – прошептал Владимир, сдирая пальцы о стену. Он уже ничего не чувствовал и ничего не понимал. – Тебе я нужен – так я пришёл. Отпусти их.
Марков отступил на шаг, и вдруг ударом ноги отшвырнул Владимира назад. Снизу он казался нелепой горой, тёмной массой закрывающей кусок неба. Владимир всё-таки приподнялся.
— Иначе – что? – поинтересовался Марков. – Вставай. – Владимир почувствовал, как его тянут за руку, и сумел распрямиться.
— А ну, стой, сука!
— Олег, назад!
— Ни с места!
Щёлкнули одновременно два затвора. Марков с Олегом синхронно подняли оружие.
— Твой друг? – полуобернулся генерал. За спиной Олега Владимир сумел разглядеть худенькую фигурку – Марта. Санитарка вдруг сунула руку в карман халата, не отрывая взгляда от Владимира.
— Олег, не надо, – велел он, чувствуя, как густая горячая кровь снова не даёт дышать.
— Ты боишься? – спросил Марков. – Ты очень боишься, ты готов в любую петлю залезть, лишь бы не тронули твоих близких. Ты на коленях ко мне приползёшь, стоит мне только поцарапать твою Аретейни… – Он наклонился ближе, разглядывая Владимира в упор. – Ты столько усилий приложил, чтобы забыть – но ты боишься. Ты…
— Застрелю! – крикнул Олег.
— Стреляй. – Марков не обернулся. – И умрёшь следом.
— Нет! – прошептал Олегу Владимир. Марков перехватил его за воротник, широко улыбаясь.
— Что и требовалось доказать. Ты землю грызть будешь, лишь бы всё не повторилось. Правда, Чёрный Волк?
— Я… – Владимир вырвался, налетел на стену и прижался к ней, стараясь сфокусировать взгляд на ненавистном лице. – Я не понимаю, о чём ты…
— О, понимаешь. Помочь тебе вспомнить? Её звали как библейского персонажа – Мария. Как память, пробуждается?
Владимир закрыл лицо руками. Голову будто сдавил раскалённый обруч – он знал, что это ломается блокировка. Как сквозь вату доносился голос Маркова.
— Думаешь, это я заблокировал твою память? Ты сам её заблокировал. Ты закрыл доступ – но прошлое никуда не делось. Оно преследует тебя, мучает. Кошмары теперь не только по ночам, правда?
— Кончай театр, – прохрипел Владимир. В сознании рушилась стена. А Марков опустился напротив.
— Вспоминай, – почти ласково проговорил он.
Асфальт ударил в плечо.
Женщина в синем…
Владимир уже не видел Маркова, не видел Олега, не видел неестественно-белые в тусклом звёздном свете гроздья сирени.
Шаг вперёд. Короткий коридор, распахнутая дверь. Хрупкая девушка поспешно поднялась с пола, прижимая к себе крохотного младенца – несколько дней от роду, не больше.
— Ты пришёл… – В голосе звучит облегчение, хотя он и дрожит от слёз. – Я знала, что ты придёшь, что ты нас не бросишь. Знала…
Рука дрожит, и пистолет пляшет. Девушка пятится назад.
— Ты что?.. Дэннер!.. Ты что?!
Только бы не видеть этих глаз. Широко распахнутых,  безумных от страха и отчаяния, серых, как осеннее небо. Только бы больше не видеть этих глаз.
Она кричит. Отчаянно, оглушительно, так громко, что голос рвёт сердце.
Выстрел.
Крик обрывается.
Глухо, тяжело падает уже мёртвое тело, конверт с ребёнком скользит из безвольных тонких рук на пыльный паркет, и младенец заходится истошным криком, сменяя мёртвую мать.
Выстрел. Ещё. И ещё. Тоненькое тело дёргается, брызгая на стены, покрывая алым градом пустую пыльную комнату. Младенец кричит всё громче.
Выстрел. Осечка. Грохот, резкий металлический грохот – пистолет с силой врезается в батарею. Да замолчишь ты, наконец, или нет?
Крохотное тело в руках – такое хрупкое, что усилий не требуется. Глухой хруст позвонков.
И – тишина. Бездонная, оглушительная тишина.
В коридоре он видел канистру с маслом. Несколько минут – и вспыхнул огонь, охватил хрупкое тело, поглотил кружева пелёнок, с сухим треском рвёт сухожилия.
На коленях посреди комнаты – а ведь когда-то ему претила сама мысль о том, чтобы умереть на коленях. Ревёт пламя, пронзительный, тошнотворный запах горящей плоти душит хуже дыма.
— Командир!!
Ему всё равно. Он уже покойник.
Боль, чей-то крик, темнота.
Вот и всё.
— Ты сам их убил. Вот этими руками. Прими, наконец, этот факт, Чёрный волк.
Обруч вдруг лопнул.
Боль отступила, и серебристые звёздочки, наконец, растаяли.
Владимир распрямился.
— Да, убил. А теперь я убью тебя.
Теперь – оружие Маркова потеряло свою силу.
Теперь он помнит всё.
Всё, до последней детали.

— Всё хорошо, всё хорошо. Дыши…
Ласточка очнулась, вскинулась, силясь разглядеть в тусклом свете, что происходит. Должно быть, она так и уснула, сидя у холодной стены и уткнувшись лицом в колени.
— Всё хорошо. Дыши. Вдох… давай…
Болели ноги, болела спина, руки дрожали. Таня заставила себя подняться, и тут же пожалела об этом. Кто-то подхватил её. Андрюха.
— Тихо, – сказал он. – Не падай.
Кто-то хрипел и задыхался у противоположной стены. Ласточка не видела, кто именно, его заслоняли Георгий, Декстер и Герда. Джейми что-то говорил, тихо и размеренно, а младший лейтенант держал хрипящего за плечи. Герда сидела рядом, с кружкой воды.
— Вдох… дыши носом. Носом, я сказал.
Ласточка мотнула головой.
— Кто… кому плохо?
— Мы все спали, – сказал Андрюха. – Кто ж знал, что у неё астма.
— А ингалятора у неё нет?
— Был в сумке. А сумку отобрали.
Таня покосилась на дверь, но что-то ей подсказывало, что немцы вряд ли принесут ещё и сумку. Ласточка потёрла виски, соображая.
— Надо воды, – сказала она. – Холодной.
— Много?
— Ушат.
Карина хрипела.
— Негде взять.
— Тогда… – Мозг нехотя заработал, как сквозь туман. Таня стиснула голову с обеих сторон. – Тогда нужно что-то аналогичное. Шоковый эффект… Иногда помогает.
— Может, её напугать? – предложил байкер, но Таня покачала головой.
— Нельзя. Она же беременная.
— Так что делать?
— Нужно как-то переключить организм на другую опасность… Постой-ка. – Ласточка деликатно высвободилась и метнулась к Фёдору. Раненый спал, и тоже дышал тяжело, с хрипом, почти как Карина. Таня осторожно, стараясь не разбудить, сунула руку в карман его куртки. Остаток самокрутки лежал на месте. Ласточка протиснулась между Гердой и Декстером, щёлкнула зажигалкой.
— Ты чего? – удивился Джейми. Таня раскурила окурок.
— Исполняю клятву Гиппократа, – огрызнулась Ласточка и – сунула папиросу в рот задыхающейся Карине. – Это таволга. Вдыхай.
— Какая ещё… – начал было Декстер, но прикусил язык. Карина, до которой как раз к этому моменту дошли Танины слова, как можно глубже вдохнула дым – и тут же хрип перешёл в кашель. Она скорчилась, Герда подхватила. Джеймс потянул Таню за руку, уводя в сторонку.
— Коллега, я не совсем уловил ход вашей мысли, – сказал он. – Это же обыкновенный табак.
Таня оглянулась на пациентку.
— Почему это обыкновенный? Очень даже неплохой табак.
— Да, но – зачем?
— Я в детстве болела… – Ласточка закусила губы, – у меня были приступы удушья. Если бросаю курить – они возобновляются.
— Это действует если астма пертисцирующая, – напомнил Джейми. Ласточка вдруг улыбнулась.
— Тс-с-с!.. Но это действует, правда?
Кашель и в самом деле, пошёл на убыль, забрав с собой, похоже, и удушье.
Декстер покачал головой, затем улыбнулся следом.
— Кто не рискует, тот не побеждает, – резюмировал он. – И всё же, это было слишком рискованно.
— У меня оставался выбор, – сказала Таня. – Или рискнуть, или дожидаться, пока она насмерть задохнётся.
Джейми хлопнул её по спине.
— Похоже, нам повезло, и ты теперь герой.
Таня вдруг пошатнулась.
— Герои тоже хотят спать.
— Ты потратила свою заначку, – заметил Андрюха, когда Таня устроилась у него под боком.
— Ага, и спасла тем самым две жизни. – Декстер уселся рядом.
— Пожалуйста, помолчите немного, – тихо попросила Таня.
Сердце перебивалось неровным стаккато – ей необходимо было поспать. Иначе не спасут никакие папиросы. Только бы уснуть. Тогда она выживет. Тогда она снова увидит Владимира…

— Олег, отойди. Это моя война, не твоя.
Бывший охранник встретил взгляд товарища – и рука сама собой вернула предохранитель на место и опустила пистолет. Это действительно не его война.
Зелёные глаза Владимира будто остекленели, как у покойника. В них не осталось ничего человеческого. Олег не знал, что произошло, что должен сотворить человек, чтобы заслужить такой взгляд. Это и представить-то было невозможно. А вот сам Марков, похоже, не только знал, но и прекрасно помнил. И напомнить не преминул.
Нет, своих врагов люди должны убивать сами. И здесь он лишний.
Олег развернулся и – едва не налетел на санитарку.
Марта округлила глаза – «не выдавай меня!», и он отвернулся обратно – за его спиной маленькая и худенькая женская фигурка вполне могла спрятаться. Тонкая – кожа да кости – рука медленно потянулась из кармана. Да у неё нож!
На Маркова – с кухонным ножом?.. Надо уводить её отсюда.
— Уходи, – ровным, бесцветным голосом приказал Владимир. – Ты знаешь, что делать.
Конечно, он знал.
— Удачи, брат, – пробормотал Олег, и, обернувшись к Марте, поманил её за собой. Санитарка упрямо стиснула зубы, всем своим видом показывая, что никуда не уйдёт. Олег взглядом указал на кухонный ножик в её руке и покрутил пальцем у виска. Шансов у этой пигалицы против здоровенного борова с пистолетом – как у Моськи на слона, но её, похоже, мало заботили подобные факты. Олег понял, что с места её не сдвинуть, и махнул рукой.
Что ж, пойдём искать Таню. Пусть Владимир пока сводит счёты, а от него самого там пользы никакой. Лучше не мешать человеку.
А с немцами как-нибудь справимся, подумаешь, немцы. В сорок пятом справились, и теперь уж как-нибудь не проиграем фашистам.
Позади нагнали лёгкие шаги, и Олег резко обернулся, но увидел всего-навсего Марту. Поумнела-таки?..
Нет. Санитарка остановилась и протянула на ладони ключ.
— Это что? – поинтересовался Олег.
— Дубликат ключа от рентген-кабинета. Их всех там держат. Возьми.
— Спасибо, – сказал Олег, убирая ключик в карман бушлата. – А с чего бы тебе нам помогать?
— А кому мне помогать, фашистам? – Женщина усмехнулась. – О твоём друге я позабочусь.
— Зачем он тебе нужен?
— Мне нужен Марков. Точнее, его смерть. – Санитарка развернулась и юркнула в сирень – только ветви зашуршали. Лично ему нужно дело доделать – зачем-то же он во всё это ввязался, да и Владимир на него надеется. До Марты ему дела нет.

Молоденький фашист, охранявший бывший рентген-кабинет, умер быстро. Даже неинтересно. Олег, вообще, заметил, что никто здесь не ждёт никакой опасности, ну да ладно, им же проще.
Ключ легко провернулся в замке, и он потянул тяжёлую дверь. В импровизированной камере обнаружилось куда больше людей, чем они с Владимиром предполагали, некоторых он знал: красивую брюнетку с изрезанной щекой, – она стояла у стола, – бледную девушку в синем больничном халате, которая спала на полу, головой на коленях сильно избитого темноволосого солдата, где-то раздобывшего заляпанную кровью и грязью фашистскую рубаху, грубоватого долговязого парня с раскосыми чёрными глазами. Остальные – беременная светловолосая девица, молодой грузин и загорелый усач, явно раненый, либо попали сюда тайком от него, либо через дом Котова не проходили. Может, ещё где есть машина времени.
Солдат при виде него встрепенулся, но тут же приложил палец к губам – «не шуми». Понятно, полна камера раненых да больных. Впрочем, если их выстрел не разбудил – то уж разговоры точно не разбудят.
— Я свой, – на всякий случай, сообщил Олег. – Я от Владимира.
— Рыжий!.. – вскрикнул долговязый парень, резко распрямляясь, и Олегу показалось, что в голосе куда больше досады, чем радости.
— Командир в порядке? – кинулась к нему брюнетка.
— Не совсем, – честно ответил Олег. – Но он справится, будь уверена.
Брюнетка широко, радостно улыбнулась.
— Справится. Ну конечно, он справится.
В её голосе звенела такая нерушимая убеждённость, что Олег решил не говорить про состояние Владимира. Незачем заранее пугать.
— Да он вообще человек исключительный, командир ваш, – сказал он просто, чтобы хоть что-нибудь сказать. – Ладно, пошли, я вас выведу.
К его удивлению, естественной для такого рода случаев реакции не последовало. Брюнетка задумалась, а долговязый, и подавно, махнул рукой.
— Не, брат, это не вариант, – сказал он. – Нас, видишь ли, уже разок выводили.
— Я так понял, безуспешно? – усмехнулся Олег.
— Так точно, брат. Теперь все дырявые валяемся.
— Так, – произнёс Олег. – Мне совершенно неинтересно, как вы попались в прошлый раз. А только я обещал товарищу вас привести – и приведу. Всё ясно?
Девушка в халате вздрогнула и проснулась. Узнала его.
— Ой… а вы здесь откуда?
— От рыжего, – сказал долговязый, нехотя поднимаясь. – Ладно, пошли.
— Куда это? – Девушка быстро встала, отчего сильно побледнела, но держалась на удивление стойко. – От Владимира? И вы ему поверили?
— А что? – спросила брюнетка.
— Да мы уже вообще не знаем, кому верить, а кому не верить, – зло бросил долговязый.
— Он на Котова работает.
— Работал, – спокойно уточнил Олег, и девушка пригляделась к нему внимательнее. Взгляд серых глаз оказался суровым и проницательным. Олег ясно видел на её лице борьбу, которая продолжалась меньше минуты. Затем девушка коротко выдохнула, решившись.
— Хорошо. Я вам верю. – Голос прозвучал твёрдо, а взгляд ясно дал понять, что доверие лучше оправдывать. – Помогите раненому.
Олег незаметно перевёл дыхание.
— Ты Таня?
Она искоса поглядела на него. Всё ещё изучает. Не доверяет. Приглядывается. Что ж, главное сохранять спокойствие, не дать повода для подозрений.
— Верно. Олег, если я не ошибаюсь?
— Не ошибаешься, – подтвердил Олег. Таня склонилась над спящим усачом.
— Ты с ума сошла?! – развернулся к ней долговязый. – Ты сама сказала, что он котовский прихвостень.
— Выбора у нас нет, – отозвалась девушка. – Или довериться – или останемся здесь.
— Да он просто приманил тебя Селивановым, как ты не понимаешь! – не унимался долговязый. – У вас мозг автоматически отключается, у всех, как только…
— Мы можем остаться здесь, – неожиданно подал голос солдат. Он встал, поморщившись, но выпрямился. – А человек всегда может передумать. Ты видишь Котова за его спиной? Я – нет.
Долговязый некоторое время глядел то на Олега, то на солдата, то на Таню. Затем буркнул:
— Ну, валяйте, раз уж вы психи. А я остаюсь.
— Ты идёшь, – выпрямилась Таня. Олег начинал понимать, что так вскружило голову Владимиру. За неяркой внешностью пряталась стальная воля и сильный характер. Девушка с пушистыми кудрями и бледным миловидным лицом была лидером до мозга костей. Она напоминала строгую, но любящую мать. Такой бы и сам Олег подчинился, скорее, чем всякому офицеру. Такие побеждают.
Парень насупился, как подросток, которому запретили идти на танцы, но встал.
Таня вдруг обернулась и быстро улыбнулась ему.
— Не подведи.
Подведёт он, как же.
Олег подхватил раненого с другой стороны и первым шагнул к выходу.

— Ну, что стоишь? – Марков облизнул пересохшие губы. – Убивать будешь, или как?
Владимир молча смотрел ему в глаза – как змея. Спокойно и прямо. Не было ни злости, ни ненависти – ничего не было. Абсолютная неподвижность. Оружие в опущенной руке. Непринуждённая поза. И мертвенный холод в зелёных глазах.
— Как же ты додумался? – Слова затягивали в бездонный чёрный омут, падали тяжёлыми градинами и – давили, душили, вбивали в землю. – Как же у тебя смелости хватило привести меня сюда?
Марков мог ответить, но язык отчего-то примёрз к нёбу. Марта крепче сжала свой ножик. Владимир смотрел прямо на неё, но не видел. Мог, должен был видеть за спиной у Маркова – но её для Владимира не существовало. Никого не существовало.
Повисла напряжённая, гнетущая тишина. На одну минуту. А затем – что-то изменилось.
Словно лопнула струна.
Владимир отвёл взгляд и проговорил тише:
— Я тебя не убью. Во всяком случае, сейчас. Я должен убедиться, что с людьми всё хорошо.
— Здесь повсюду солдаты. Дёрнешься – и ты труп.
Владимир медленно улыбнулся – словно оскалился волк.
— Это вряд ли. Ты ведь столько раз мог меня убить. А я жив. Я нужен тебе живым.
— И я тебе нужен. Без меня ты здесь и двух шагов не пройдёшь. Солдатам дан приказ стрелять на поражение.
Владимир вдруг рассмеялся.
— Ты чего? Совсем крыша съехала?
— Оглянись.
Компания нарисовалась из-за угла: Таня, Герда, Карина, Олег и Георгий, которые поддерживали раненого Фёдора, с ними мрачный Андрюха, чуть сбоку от основной группы, прикрывая товарищей со стороны сада, шёл Декстер с неизменным трофейным Фольмером. Марта попятилась.
— Глупо, – заметил Марков. – Здесь три десятка солдат…
Ласточка передёрнула затвор – и остальные вздрогнули.
— Если быть точнее – около дюжины. Здравствуй, Владимир. Опять ты в самую горячку лезешь? Всё-то тебе дома не сидится.
Владимир улыбнулся в ответ.
— Здравствуй, родная. Здравствуйте, ребята. Кому, как не тебе меня знать! Таков уж я есть. Как я понял, – обратился он к Маркову, – твоего товарища Котова здесь нет.
— Нет, – подтвердила Таня. – А фашисты его ненавидят. Вряд ли они будут теперь ему подчиняться.
— Можешь не сомневаться, девочка – будут, – заверил Марков, и Таня не стала спорить. Генерал явно не блефовал.
— Оставим это. – Владимир оглянулся куда-то в сторону, словно ему было скучно. – Так, мы убьём тебя сейчас, или ты нам ответишь на несколько вопросов?
— Убивайте, – усмехнулся Марков.
— Однако, – призадумался Декстер. – Товарищ командир, а может, ну его? Я в том смысле, что давайте уберём его уже и займёмся Котовым. Как?
— Не спеши, Джейми. Он нам нужен. Иначе – как мы поймём замысел Злодея без самого Злодея? Так в романах не бывает. Он ещё не произнёс пафосную речь.
— Сейчас ты шутишь. – Марков явно наслаждался моментом. – Когда ты родной дочери шею сворачивал – тебе тоже весело было?
— Ах, ты!.. – дёрнулся Декстер.
— Джейми! – осадил Владимир. – Не сейчас.
— Да он нас провоцирует, – звонко разнёсся голос Тани. – Лёгкой смерти захотелось. А вот, подождём пока. Он ещё не сказал, что задумал Котов. И чего ждут фашисты.
— Точно. – Декстер перевесил поудобнее винтовку. – А ведь они, и правда, чего-то от него ждут.
Марков усмехнулся.
— Вы не задумывались, почему я пришёл сюда один? – внезапно поинтересовался он.
— Ну, удиви. – Взгляд Ласточки не предвещал ничего хорошего.
— Допустим, вы меня победили, – охотно пояснил Марков. – Но вот найти дорогу назад вы уже не сможете. Без меня вам не выбраться отсюда.
— Ладно. – Таня кивнула. – Но ты в плену.
Остальные вопросительно поглядели на Владимира.
— Отведите его в подвал, – сказал генерал-майор. – И охраняйте получше. Олег, Джеймс. Георгий, проследи. Будет дёргаться – прострели ему ещё пару конечностей. Как поняли?
— Да поняли мы всё. – Джеймс подошёл и ткнул стволом в спину Маркову. – Идём, чудила. Теперь я тебя пытать буду. Хочешь?
— И всё же, не совался бы, – упрекнула Таня. – Ты, кажется, плохо себя чувствовал.
— А он друзей никогда не бросает. – Карина улыбнулась.
— Ой, Маэстро, всеобщий любимец! – обернулся Марков. – Друзья мои, этот человек убил собственную жену. И собственную дочь. Малышке была всего неделя от роду. Он свернул ей шею и сжёг трупы. Давайте, хвалите его.
— Гнида! – задохнулась Герда, но сдержалась, не ударила. Марков ехидно улыбнулся.
— Чего ж не врежешь за своего обожаемого командира, киса?
— Не бью безоружных. – Валя процедила сквозь стиснутые зубы, красивая рука вцепилась в воротник.
— И защищаешь убийцу.
— Шагай, давай, – одёрнул Декстер. – Святоша.
Они ушли. Побледневшая Карина широко распахнутыми глазами смотрела на Владимира, губы у неё плясали.
— Это… правда?
— Да. Правда. – Владимир спокойно убрал пистолет. – Валя, Ласточка, позаботьтесь об устройстве раненых и беременных. Найдите подходящую палату – желательно, на высоком этаже, подальше от карнизов и пожарных лестниц. Пусть одна из вас охраняет окно, а другая – дверь. Андрюха, ты идёшь со мной. Пора поговорить с нашим генералом. Только вначале возьмём Георгия и Олега, и разберёмся с фашистами. Поехали.

Патрулей им по дороге не встретилось. Выбранная палата-бокс выходила окнами на сквер, но корпус разделяла с деревьями узкая асфальтированная дорожка, да и клёны заслоняли окно от противоположного здания.
Таня с Гердой перенесли кровать из смежной палаты и помогли Фёдору лечь. На соседней кровати устроилась измученная Карина, с наслаждением вытянув распухшие ноги.
— Как самочувствие? – поинтересовалась Ласточка, подкладывая ей под спину подушку. Девушка благодарно улыбнулась.
— Лёгкие болят.
Таня уселась рядом и улыбнулась в ответ.
— Ну, извини.
— Исключительные обстоятельства требуют исключительных жертв, – патетично констатировала Герда от окна. Она сидела на тумбочке, положив на колени руку с пистолетом. В такой позе, с оружием на классического покроя юбке-«карандаш», она напоминала героиню детектива.
— А откуда у тебя шрам? – поинтересовалась Карина. Валя устало улыбнулась ей.
— Осколочное. Я не вижу у тебя кольца.
— Это потому, что его нет. – Карина прищурилась. – Скажете, неправильно, да?
— Что – неправильно? – на всякий случай уточнила Таня.
— Ребёнок есть, а кольца нет.
— Неправильно – это когда кольцо уже потускнело, а ребёнка всё нет, – возразила Ласточка. – Всё остальное – стечение обстоятельств.
Рука будущей матери скользнула к животу.
— Может быть, – тихо проговорила она. Подняла взгляд на Таню. – А это правда… про Владимира? Ну, что он ребёнка убил.
— Он же сказал. – Герда смотрела в окно. – Правда.
— Фёдор, – окликнула Таня. – Вы всё молчите и молчите.
Пожарный приподнялся, скривившись от боли. Казалось, слова даются ему с трудом.
— Я… просто тяжело. Вот так вот, вроде бы, знаешь человека много лет, а потом…
— Потом он оказывается убийцей женщин и детей? – докончила Герда, обернувшись. – Не спеши осуждать до тех пор, пока не узнаешь причину.
— Тебе-то он кто? – поинтересовался Фёдор.
— Друг. Товарищ. Командир. Сколько имён нужно дать для того, чтобы распределить своё отношение по полочкам?.. Он мне – человек.
— И поэтому ты ищешь ему оправдания?
— Я не ищу оправданий, – отрезала Герда и резко отвернулась от него.
Помолчали.
— Не нужно злиться, Герда. – Таня искоса поглядела на Фёдора. – Ему сейчас нелегко.
— Ты ведь тоже всё слышала. – Валя, казалось, немного смягчилась. – Так, почему ты от Дэннера не отрекаешься?
— От кого? – удивилась Таня.
— Это его позывной, – пояснила Валя. – Ну, вроде, как я – Герда.
Таня подумала, что если бы у неё был позывной, она бы так и осталась Ласточкой. Прозвище придумал Владимир, да вот, забыл запатентовать авторство. Теперь и Андрюха её так зовёт.
— Потому что у него были объективные причины для убийства, – ответила она. Герда заинтересованно обернулась.
— Ты не знаешь.
— Знаю.
— Откуда? – резко обернулся Фёдор. Таня поднялась, чтобы поправить одеяло. Лицо её озарила тихая улыбка.
— Вы знаете Владимира-друга. Герда знает Владимира-командира, и все мы знаем Владимира-боевого товарища. Я знаю прежде других Владимира – человека. И тот, кого я знаю, не пошёл бы на убийство без крайней необходимости.
— Логично… – признала Карина. – Но что могло его заставить пойти на такое?
И все посмотрели на Герду. А Валя смотрела на деревья.
— Захочет – сам всё расскажет, – наконец, сказала она. – А я сплетничать не стану. Это не моя тайна, и не моя боль.
— Ему очень тяжело. – Таня, глядя куда-то вниз, опустилась на Фёдорову кровать. Скрипнули пружины. – Очень. Владимир кто угодно – но он не убийца. Не палач.
— Почему мы здесь? – Карина вскинула голову, встряхнув светлыми волосами. – Из-за него? И кто вы такие? Кто Джеймс? Вы называете Селиванова командиром, а я его знаю, как обычного человека – может, со своими странностями, вроде мотоцикла и длинных волос, но – обычного человека. Я столько лет с ним работаю в одной части. И тут вдруг меня похищают, кругом фашисты, Фёдора ранят, а сотрудник оказывается чёрт знает, кем. Что это, как не бред? Почему мне никто ничего не объясняет?!
— Погоди, – Таня метнулась к ней. – Ты не беспокойся, я сама ничего не знаю… мы всё выясним, обязательно.
— Нет, я буду беспокоиться! – Карина, задыхаясь, оттолкнула её руку. – Что за хрень вокруг творится?! Я имею право знать!
— Имеешь, – согласилась Герда, которая уже пришла в себя. – Конечно, имеешь. Мы всё расскажем…
— Когда?
— После…
— Нет уж, сейчас!
— Так почему не сейчас? – Таня всё же обняла девушку за плечи. – Времени у нас достаточно.
— Погодите-погодите. – Герда вскинула руки. – Я вам кто, справочное бюро? Может, ребята расскажут…
— Ребята заняты, – отрезала Таня. – Давай, вещай, вместо радио будешь.
Валя тоскливо посмотрела на неё и вздохнула.
— Ладно. Расскажу.

Часы тикали очень громко.
Вокруг стрекотали кузнечики, привыкшие к неподвижно замершим в траве двум представителям вида Homo Sapiens, а в ухо тикали часы. Так тикали, будто они не наручные, а настенные. Большие. С гирьками.
А рука замерла на спусковом крючке. Пришлось переселить часы с левой руки на правую, чтобы не впивались в запястье, но это ничего. Только идут они слишком громко, впору глушитель ставить. И как это он раньше не замечал?..
Андрюха был тих, но тих ситуативно.
— Рыжий!.. Эй, Рыжий!.. – И минуты не прошло.
— Чего тебе?
— А ты правда жену грохнул?
— Я и тебя сейчас грохну, если не отстанешь.
— Ну, мало ли…
— Заткнись.
Часы протикали девяносто восемь раз. Дорожка была пустынна. Где-то вдалеке ухал филин.
— Рыжий!
— Ну?
— А ты когда-нибудь играл в «Doom»?
— Это когда мозги надо задействовать? Постоянно. Хочешь, научу?
— Ты идиот, и шутки у тебя идиотские. Это игра такая. Компьютерная.
— Сколько раз повторять, я не играю в компьютерные игры.
— Ну и придурок.
— Ну и умолкни, наконец, геймер.
— Да сам ты такой!
Владимир осторожно шевельнулся, сдвигая онемевшую руку. Интересно, если загадать на филина?.. Филин-филин, сколько мне жить осталось?.. У-ух!.. И понимай, как знаешь, в силу оптимизма и исходя из количества врагов.
— Андрюха, «геймер» – от английского «game», сиречь игра. Ты, как знаток языка, должен быть в курсе. А то, что ты подумал, я никому не скажу. Это будет наш секрет, милый.
— Отвали, псих, – насупился Чернявый. Надолго его обиды не хватит, через минуту опять прикопается.
— …Рыжий.
— Чем обязан?
— Я только хотел сказать, что это как в игре. Ходишь по зданию и мочишь монстров, ну, знаешь.
— Не болтай ночью ужасти, я спать не буду.
— Слушай… а давно это было? Ну, что Марков сказал? Про жену.
Тик-так. И не отшутится. Владимир заставил себя разомкнуть пересохшие вдруг губы.
— Давно. Двенадцать лет назад.
— Почему?
— Так было нужно. – Чужой голос. Чужие слова. Чужая память…
— И ты заблокировал воспоминания?
— Да.
— Как?
— Это легко сделать. – Он не хотел объяснять. Он не мог ничего говорить. Говорил кто-то другой, кто мог, кому было легче подчинить его голос, чем ему самому. – Представь себе нейропла… жёсткий диск. Или, нет, представь лучше лист бумаги. Ты рисуешь… что-нибудь. А потом берёшь ластик и стираешь неверный штрих. Нейроны в коре головного мозга похожи на чистую бумагу, на них записывается информация. Нейролептические яды поражают нейроны, уничтожают их. Они восстанавливаются, но крайне медленно.
Существуют яды направленного действия, но вводятся несколько иначе. Специальный аппарат вычисляет то, что ты хочешь забыть. Тоненький лазерный луч выжигает нейроны, заключая их в своеобразный «ящик», и эта обманка сообщает мозгу, что клетки погибли. Это и есть блокировка памяти.
Мнительный Андрюха поёжился.
— А это не опасно?
Владимир невольно усмехнулся.
— Что за вопрос. Разумеется, это опасно – как и любая операция.
— И где такие операции делают?
— У нас – нигде не делают.
— А где делают?
— У Альфа Центавры… Андрюха, отвали.
— Что, голова болит?
— Да, болит…
— А не надо херней страдать, потому что. Операции… блокировки… Абзац.
— Вот и помолчи.
— Не могу молчать, ты бредишь. Ты всегда бредил, но теперь ты взялся свой бред ещё и обосновывать. Какая ещё Альфа Центавра, нейрохирург ты хренов? Тебе проспаться надо.
— Надо бы, – не стал спорить Владимир. Андрюху бесполезно было убеждать – он вполне закономерно цеплялся за привычный мир. В двадцать шесть это намного сложнее, чем в тринадцать – потерять привычный мир. Андрюха будет отрицать до последнего, и он это понимал.
Молчание возобновилось, но ненадолго.
— Рыжий!
— Ну, что?
— Глянь. Вон там – немцы?
Две фигурки в сером. Чёткий неспешный шаг в обход корпуса. Патруль.
— Тебе какого, высокого или без каски?
— Давай без каски, я в голову хорошо попадаю.
Владимир чуть не вздрогнул.
— Что?!..
— Ну, это… в «ГТА», знаешь, там человечки такие бегают… – Лицо Андрюхи оставалось совершенно спокойным. Владимиру захотелось его треснуть хорошенько. А он вдруг как-то заволновался, забарабанил пальцами по стволу винтовки, сглотнул. Владимиру на глаза упала прядь волос, но он не мог её убрать, и потому Андрюха делился напополам.
— Ты чего? – тихо спросил он. Андрюха смотрел на солдат. Оказывается, даже шёпот может болезненно хрипеть.
— Знаешь… я людей никогда ещё не убивал…
— Это легко. – Владимир отвернулся и сам удивился, насколько спокойно и ровно прозвучал его голос. – Просто представь, что это компьютерная игра.
Андрюха снова сглотнул.
— Не могу… рыжий…
— Соберись. Не выстрелим оба – оставшийся может подстрелить нас.
— Понял.
Кажется, товарищ взял себя в руки. Бедняга. Убить человека не так-то легко – даже если он фашист. Даже если он сам убьёт тебя, не задумываясь.
В первый раз. А дальше дело пойдёт.
— На счёт «три». – Тик-так. – Постарайся убить с первого выстрела. Один. Два… – Тик… – Три.
Два выстрела – один за другим. Два трупа.
— Молодец, Андрюха! Новичкам везёт.
— Хэдшот… – пробормотал чернявый. Руки у него тряслись. – Слушай, а мозги разве такого цвета?.. Я не знал…
— Это кровь.
— А они такие… как подпорченное сало…
— Проклятье, Андрюха, считай, что они как орехи. Ладно?
— Ох…
— Спокойно. Думай про орехи. Понял?
— Вот, интересно, как…
— Тогда про розы думай. Про астры. Про одуванчики! Думай про что-нибудь милое.
— Слушай, рыжий, а я ведь только щас подумал… цветы – они ведь срезанные… убитые, то есть…
— Сейчас нас заметят, и мы тоже будем как цветы. Уходим. Только тихо.