Глава 10 Под надзором

  Иохим  вернулся в поселок на рассвете. Уже перекликались соседи, мальчишки выгоняли коз и овец на пастбище, орали ослы. Он, как обычно, зашел  к владельцу постоялого двора, взял ключ от своей каморки и, зайдя в жилище, прежде всего занялся починкой одежды. Затем прилег на лежанку и стал думать, что предпринять в ближайшее время. В любом случае надо дожидаться очередной партии паломников, они должны появиться в течение ближайшей недели. С ними передать Святейшему очередное письмо и все подробно описать шифром. А потом ждать помощи, и следить за подземельем, снаружи. То есть все должно оставаться, как и прежде, надо постоянно ходить к храму, молиться, и ждать. И еще надо проследить, когда покинут подземелье стражники, пришедшие на подмогу, и следопыт. Долго они там все равно не задержатся, потому что стражников всего четверо. Следопыт осмотрит подземелье, вряд ли что найдет, и они после этого должны вернуться. Вернутся, как обычно,  морем и, как обычно, ночью, значит, в ближайшие дни внимательно осматривать тропу и берег, и надо поставить  секреты, и такие, чтобы не заметил следопыт. Хотя, если ночью, он их вряд ли заметит.

   Приняв решение, он успокоился, и сразу вспомнил, что голоден, надо сходить к лавочнику, купить лепешек, сыру и овощей. Он еще раз придирчиво осмотрел одежду и вышел.  На обычное приветствие и пожелание здоровья лавочник ответил тем же и сразу стал предлагать овечий сыр, самый свежий и самый вкусный, и кислое молоко от самой лучшей козы, вот только лепешки надо подождать, как раз пекутся. Иохим непроизвольно положил в рот кусочек твердого как камень сыра и стал сосать его, на что лавочник с сочувствием спросил:
- Видно, оголодал за дорогу? Все-таки лучше поехал бы с нами, на осле, тридцать милен – не близкий путь. – Чуть помедлив, продолжил: - А как прошла встреча с единоверцами, какие они привезли вести?
Вопрос был обычным, но в интонации лавочника мелькнуло что-то такое, что заставило насторожиться. Иохим посмотрел в лицо лавочника и успел заметить на нем остатки недавней напряженности, сменившейся в долю секунды на угодливую приветливость. Иохим понял, лавочник что-то знает, возможно,  даже то, что Иохима не было в городе, поэтому ответил со вздохом:
- Я не дождался их. Может, просчитался, а может паломников, что приходят с юга, что-то задержало в пути…
- Какая неудача, - с видимым сочувствием и  чуть заметной досадой ответил лавочник. -  Если бы взял осла, было бы не так обидно.  А сколько ты платишь за постой в городе, и где останавливаешься?
И опять Иохим уловил в интонации лавочника напряженный интерес и почти уверился, лавочник знает: не было Иохима в городе. Ответил:
- Я не останавливаюсь в городе, жду единоверцев на южной дороге и встречаю их перед городом.
- Так что же, ты все три дня, даже четыре, ждешь их под палящим солнцем?
- Почему под солнцем, там пещеры отшельников, тоже святое для нас место.
Интерес у лавочника явно пропал, но он все же спросил, хотя и без прежнего интереса:
- Так ты что, совсем не заходил в город?
- Заходил, по дороге туда и обратно, покупал на рынке пищу…
Больше лавочник вопросов не задавал, как раз подошел его сын с горячими лепешками, Иохим расплатился и отправился восвояси.

   Дома он принялся за еду. Ел медленно, отламывал маленькие кусочки лепешки, и запивал маленькими глотками. Съев одну лепешку, убрал пищу. Чувство голода осталось, но после трех дней вынужденного голодания много есть нельзя. Прилег и стал размышлять, что выпытывал у него лавочник, и с чем это связано. Если с его неудачей в подземелье, то дело плохо, совсем плохо. Но с другой стороны, паломники вернулись из города в тот день, когда посвященные накануне ночью покинули подземелье, не могли в городе узнать об этом, тем более посвященные все держат в тайне. Значит, что-то другое. И об этом надо осторожно выведать, но не у лавочника, тот сразу насторожится. Иохим успокоился и незаметно для себя задремал.
 
   И был день.

   На месте храма стояла каменная квадратная пирамида не менее пятидесяти локтей в высоту. Стены пирамиды были гладкими, а высота ее лишь немного больше длины стороны основания, отчего пирамида казалась и растущей из земли, и одновременно, врастающей в нее. Кто смотрел на пирамиду, ощущал незыблемый покой и вечность. Но все было не так, у восточной стены пирамиды толпилось множество людей. Большая часть из них были воины с мечами и короткими копьями. Воины стояли снаружи, внутри копошились рабы. На стену пирамиды были положены две длинных деревянных лестницы, на верхних перекладинах которых стояли четверо рабов, по двое на каждой лестнице, они ковыряли стену железными долотами. Один из рабов не удержался и с воплем, все ускоряясь, заскользил вниз по крутой стене. Внизу он ударился о каменистую почву и вначале затих, потом зашевелился и застонал. Подошедший воин недолго разглядывал его, потом добил ударом меча. Зычно крикнул, и двое рабов, подхватив убитого, оттащили тело далеко в сторону. На смену упавшему тут же полез другой раб. Раздались радостные возгласы, рабы наверху расковыряли стену и стали выдвигать из нее одну из слагающих пирамиду глыб. Скоро глыба в виде трехгранной призмы заскользила вниз по стене и, ударившись о землю, подняла пыль. За глыбой открылся вход внутрь пирамиды. Воины внизу радостно загомонили и криками погнали рабов внутрь, затем, оставив копья и прихватив факелы, четверо воинов тоже полезли вверх к открывшемуся проходу.

   Проход был низким, и идти приходилось сильно согнувшись. Впереди с теми же долотами шли четверо рабов, за ними – воин с зажженным факелом, следом остальные воины. Проход шел с уклоном внутрь пирамиды и скоро они оказались в зале, посредине которого стоял алебастровый саркофаг. Воины заставили рабов сдвинуть крышку, внутри оказался большой кокон наподобие яйца размером с человека. Кокон вынули из саркофага и потащили вверх, к выходу. Поверхность кокона была упругой, как налитый водой бурдюк, его то тащили, то перекатывали. На выходе кокон толкнули вниз, он заскользил по стене, глухо ударился внизу и немного прокатился по земле. Внизу его стали вскрывать, разрезая оболочку железными ножами. Когда появилось первое отверстие, из него потекла прозрачная тягучая жидкость. После этого дело пошло быстрее и кокон вскрыли. Внутри в позе утробного плода лежало длинное человекоподобное безволосое существо. Увидев голову существа, рабы, вскрывшие кокон, в страхе попятились назад. К существу приблизились воины, и в это время оно стало разгибаться, оно было похоже на человека, но вдвое длиннее. Воины тоже попятились, а когда оно открыло глаза,   в ужасе бросились прочь с криками: «Дун! Дьявол пустыни, дун!». На месте остались только двое, царь и его приближенный воин-телохранитель. Существо повернуло голову и посмотрело на царя, царь покрылся потом и задрожал. Он трясся все сильнее и держался на ногах из последних сил. Шепотом сказал воину: «Дивад, убей его!». Воин бросился к существу и мечом попытался отрубить ему голову. Это удалось не сразу, и он махал и махал мечом, пока голова не отделилась. Потекла густая голубая кровь существа, а глаза на отрубленной голове потухли и уже не вызывали ужаса. Воин ухватил голову, поднял и радостно завопил: «Ва-а-а-а!».
- Он убил его! Он убил дуна! – закричала толпа и стала собираться поближе.
В убитом Иохим узнал Бога. Но теперь у Него не было внешнего железного скелета, Он был беспомощен, поэтому Его убили. Во сне Иохим пережил все: ужас, скорбь, гнев, уныние, но не проснулся.
Толпа с радостным гамом возвращалась в город, у ворот встречали жители и тоже изображали радость, потому что радовался царь и его приближенные слуги. К царю подвели связанного по рукам жреца, и царь спросил:
- Ты и теперь будешь утверждать, что в пирамиде спал Бог? Посмотри на голову этого урода, разве он может быть Богом, это дьявол, дун пустыни. И я легко одолел его. Теперь я буду  и царем и Богом, и ты будешь служить мне!
Царь ждал ответа, но жрец молчал, наконец, он разжал спекшиеся разбитые губы и сказал царю:
- Ты не бог, ты и есть дьявол, потому что убил спящего Бога. Но Бог бессмертен, он вернется с неба, и кара Его настигнет тебя. Я проклинаю тебя, царь Доир!
Воины из ближайшего окружения замерли от такой дерзости. Только телохранитель, бросив голову, выхватил меч и трижды пронзил жреца. Жрец упал, и его голова оказалась рядом с отрубленной головой Бога. Голова улыбнулась жрецу, и душа жреца  обрела покой.

   Царь брезгливо посмотрел на убитого и сказал:
- Бросьте все это на помойку псам… Хотя, нет, голову дуна посадите на кол и выставьте у главных ворот. Пусть все знают, что теперь я повелитель и земли, и моря, и неба.

   Иохим проснулся  и не сразу сообразил, где находится, ему казалось, что он еще там, у ворот города, где на высоком деревянном колу привязана голова Бога. Он посмотрел на свои дрожащие руки, осмотрел комнату, потом опустился на колени и стал молиться. Молитва вернула душевный покой, и он стал размышлять. Он не сомневался, что недавний сон, это знамение, Бог показал ему, что предки амеев убили Бога, а это значит, они не имеют права владеть Заветом. Но что должен сделать Иохим, как ему поступить, чтобы исполнить наказ Святейшего. Что он может сейчас, когда совсем один и вынужден только ждать? Он опять опустился на колени и стал просить Бога дать знак. Он стоял долго, солнце зашло, в комнате стемнело, но знака не было. Тогда Иохим вышел наружу и стал смотреть на север, на силуэт храма, туда, где раньше стояла пирамида, в которой спал Бог. Но и в ночном небе не было знака. Он простоял долго, а потом решил, что знак, скорее всего, придет во сне. Вернулся в свою каморку и лег. Но сон не шел, одолевали скорбные мысли о том, что он держал в руках Завет и не смог завладеть им. Пришла кощунственная мысль, а почему так случилось, почему Бог лишил его удачи в самый последний момент, ведь дал же Он знак, что ромбиды имеют не меньшее, а большее право на Завет. Почему, показав Свое благоволение, и дав в руки Завет, в последний момент отнял?  Иохим мысленно покаялся, потом встал на колени и стал молится. Он отбил сто сорок четыре поклона, касаясь пола лбом, и испытал облегчение. Лег на постель и скоро заснул.

   И была ночь.

   К дремавшим у ворот стражникам подкрались тени, и стражники были задушены в полной тишине. Люди в темных покрывалах опустили кол и сняли с него голову Бога. Также неслышно они удалились в сторону пирамиды и спустились в расселину к каменной россыпи на ее дне. Иохим узнал жертвенный камень, на котором недавно прятался. На камне лежал обезглавленный Бог. Пришедшие прислонили принесенную голову к телу и стали обкладывать его сухими ветвями кустарника, когда хворост покрыл тело, его посыпали порошком и подожгли. Пламя вначале медленно расползалось по сухим ветвям, а потом  с гулом поднялось вверх на десятки локтей и, выбросив сноп искр, погасло. На камне осталась лишь небольшая кучка пепла. Люди в темных покрывалах разделили пепел на три горсти, одну закопали в землю, одну бросили в море, третью развеяли по ветру.

   Утром Иохим вспомнил сон, да это был знак, но какой?  Люди не оставили тело Бога на поругание шакалам, а предали огню. Это ясно. Но что из этого?
Как обычно Иохим направился к храму, помолился перед ним, потом в самом храме. Затем спустился в расселину и тщательно осмотрел тропу. Легко нашел следы возвращения подмоги стражников и следопыта, значит, они ушли этой ночью. Когда поднялся вновь к храму, увидел двух мальчишек с десятком коз. Козы паслись на  убогом выгоне с редкими былинками и норовили уйти вниз в расселину, где на прибрежной полосе пятнами зеленела трава. Мальчишки удерживали стадо, и козы недовольно блеяли. Иохим поднялся на площадку, где обычно останавливались паломники и принял позу молитвенного экстаза.  Козы в конце-концов спустились вниз, а мальчишки остались на обрыве. Они затеяли какую-то игру, но при этом постоянно оборачивались в сторону паломника. Мальчишки просидели на месте до полуденной жары и лишь потом спустились вниз. Иохим понял, они следят за ним. Чтобы убедиться окончательно, Иохим зашел в храм, сел в одном из нефов и стал ждать. Немного погодя  в оконном проеме мелькнула мальчишеская голова,  мальчишка осмотрел внутренность храма, заметил ромея и спрятался. Следят, сомнений не оставалось. Но с другой стороны, послали обычных мальчишек, значит, никаких серьезных подозрений против него нет, но какие-то подозрения все-таки есть.
По возвращении в поселок Иохим зашел к хозяину постоялого двора и спросил, не видел ли тот в городе, когда ходил на поклонение Единому, паломников-ромбидов, потому что Иохим не встретил их на южной дороге и опасается, что разминулся с ними.
- Это тебе лучше было спросить у лавочника, - со смешком ответил хозяин, он  после молитвы обошел весь город и даже племянника посылал кого-то искать. Уж не тебя ли?
- Лавочник  слишком озабочен своими доходами, и за любой ответ потребует плату, – ответил Иохим. – С тобой легче разговаривать, в тебе больше божьего сострадания  и меньше корысти. Ты более угоден Богу.
Это была откровенная лесть, но хозяин постоялого двора принял ее, потому что она не только восхваляла его, но и унижала лавочника. А это было особенно приятно. Он сказал:
- Нет, паломников-ромбидов я в городе не заметил. Они обычно ночуют в порту на берегу, где ночует и большинство из наших, они бы сказали.
Иохим спросил еще:
- Нет ли каких слухов о договоре ромбидов с халифом? Может, договор давно отменен, и я зря жду единоверцев?
- Я не знаю таких слухов, - ответил хозяин. А потом со смешком добавил. – И про это лучше спросить у лавочника, он ходил на встречу с самим настоятелем.
Иохим понял, дальше расспрашивать не имело смысла. Он поблагодарил своего домовладельца и вернулся к себе. Поразмыслив над услышанным и вспомнив свои прежние разговоры с лавочником, Иохим понял, что когда в свое время расспрашивал лавочника о чудесах храма, допустил оплошность, слишком проявил интерес, лавочник что-то заподозрил и донес своему настоятелю. Это долг любого амея. Никаких серьезных подозрений у лавочника быть не может, Иохим уверен, поэтому-то настоятель и поручил следить за Иохимом  самому лавочнику. Но в любом случае это создавало дополнительные трудности, особенно сейчас.

   Уже под утро Иохим проснулся от неясной тревоги. Он прислушался, уловил голоса, и один из них был голосом хозяина. Иохим быстро оделся, тихо покинул свое жилище и, крадучись вдоль стены, направился в сторону голосов. Он увидел двух амеев, которые шли с хозяином дома, и все понял. Это были воины тайной стражи, и пришли они за ним. Было довольно светло, светила почти полная луна,  Иохим отступил вдоль стены в тень, он был уверен, что хозяин ведет стражей к нему. Так и произошло, стражи оставили хозяина снаружи и вошли в каморку. Немного погодя один из стражей выглянул и позвал хозяина внутрь, там раздался вопль, но быстро стих, немного погодя воины вытащили обвисшее тело хозяина и бросили у открытых дверей каморки. Один спросил:
- И что сейчас?
- Скорее всего, он прячется у храма, пойдем туда, - ответил второй.
- А этот?
- Пусть лежит, пусть думают, что это сделал ромбид.
И они покинули двор, неслышной стелющейся походкой.
 
   Иохим подошел к  домовладельцу, тот был мертв, у него была свернута шея. Вначале Иохим хотел уложить амея, как положено обряду, на спину со скрещенными руками, но раздумал, стражи, в конце-концов, узнают об этом, и поймут, что это сделал он. Зашел в каморку, быстро собрал вещи, завернул их в узелок и тоже покинул двор. По счастью ему никто не встретился, поселок еще спал. Иохим спустился к морю и первое, что сделал, снял  и бросил на берегу один сандаль, затем по береговой полосе бегом направился в сторону портового города. Он бежал по самой кромке, чтобы волны смывали следы, и даже по воде, если это позволяло сократить расстояние.

  Он пробежал не менее пяти милен, прежде чем остановился. Огляделся по сторонам, поднялся на береговой уступ и осмотрел дорогу. Дорога была пуста. После этого он зашел в небольшую расселину, отсчитал шаги и стал копать. Из схрона вытащил кожаный мешок, развязал и вытряхнул из него полосатый амейский халат, черную овечью шерсть и маленькие керамические горшочки и занялся перевоплощением. Через полчаса он превратился в амея с черной бородой,  кудлатой черной головой и крупным крючковатым носом. Как у всех правоверных амеев на лбу у него стояла оранжевая метка. Накидку с красным знаком Святого ромба и один сандаль сложил в кожаный мешок и закопал. Амей прошел еще две милены шагов в сторону города, а затем, увидев вдалеке лодку, спрятался в небольшую пещерку в береговом уступе.

   Стражи, осмотрев храм и окрестности, ромбида не обнаружили. Спустились на береговой уступ и разместились так, чтобы видеть храм и берег, но чтобы их самих не было видно с дороги.
- Куда он мог подеваться? – с досадой спросил один.
- Куда деваться нам, если мы его не найдем, -  ответил второй.
Они надолго замолчали, пристально вглядываясь в береговое пространство, ожидая, что ромбид вот-вот появится. Но никого не было. Взошло солнце, вместе с ним поднялся бриз. Загомонил поселок, это было слышно даже здесь. Потом послышались вопли, это обнаружили тело хозяина постоялого двора. Старший из стражников сказал:
- Надо возвращаться в поселок и именем Единого заставить всех жителей искать ромбида. 
Они поднялись на дорогу и направились в поселок.

   На постоялом дворе над покойным голосила вдова хозяина, рядом стояли молчаливые дети, поодаль соседи и все, кто пришел на вопли. Стражи протиснулись через толпу, старший сказал:
- Мы не смогли найти ромбида, он куда-то спрятался, это он убил. Нам нужна помощь, позовите старосту.
 
   Появление стражей храма Единого удивило лавочника, но он первым вызвался помочь и послал родственника за старостой. Когда появился староста, старший страж именем настоятеля храма Единого потребовал всех мужчин и приобщенных вере Единого отроков на помощь в поисках сбежавшего ромбида. Толпа недовольно загомонила, но ослушаться никто не посмел. Скоро группы людей разошлись по заданию стражников. Тело хозяина унесли, и в поселке повисла тишина. Стражи остались на постоялом дворе ожидать сведений о поисках. Служанка принесла им лепешки, сыр и кислое молоко, стражи принялись за еду. Немного погодя появился лавочник с отроком, который держал в руках один сандаль. Лавочник сообщил, что это сандаль ромбида, он может подтвердить, и нашли его на берегу,  как раз у поселка. Стражи молча жевали, потом старший спросил:
- А где сам ромбид? И где второй сандаль?
- Нам, бедным слугам это неведомо. Вам, умудренным, лучше самим посмотреть место, где был сандаль.

   Стражи поднялись и пошли следом. На берегу стражники внимательно осмотрели песок, но следов не обнаружили. Вернее, следы были, но только мальчика, который и принес сандаль.
- У вашего берега много акул? – спросил стражник.
Лавочник сразу понял намек, но ответил уклончиво:
- Бывают, но я не рыбак, лучше спросить у них, у рыбаков.
Старший стражник сказал с недовольством:
- Значит, все-таки, бывают здесь акулы. Куда еще может деться человек, не оставив следов на земле, только в море. Впрочем, подождем, что скажут остальные.
Остальные стали подтягиваться в поселок к полудню, когда  жара загоняет всех в тень. Ромбида никто не нашел, не видели и его следов. Всякой вернувшейся группе стражник повторял одно и то же, что если нет следов человека на земле, то он пропал в море. При этом интонация его голоса была то недовольной, то просто угрожающей, с ним никто не решился спорить. Рыбаков в поселке было всего трое, одна семья, отец с двумя сыновьями. Когда стражник спросил у них про акул, отец ответил:
- Акулы бывают, но за всю свою жизнь я их видел не более десятка раз, да и не сезон сейчас, у нашего берега они проходят ранней весной, а сейчас лето кончается...
- Ты хочешь сказать, - возразил стражник, - что я не прав, если считаю, что пропавшего ромбида сожрали акулы?
- Он мог просто утонуть, - ответил рыбак.
- А где тело? Тогда ты должен найти тело и представить нам.
- А может и съели его акулы, - согласился рыбак,- куда же ему, в самом деле, деться.

   Когда вернулись последние посланные и сообщили то же самое, что не видели ни ромбида, ни его следов, стражники позвали старосту и дали ему наказ, чтобы жители ежедневно проверяли окрестный берег, может волны вынесут второй сандаль, или что-нибудь еще. После этого стражники ушли отдыхать, а когда спала жара, оседлали своих мулов и направились обратно, в город.
Поздним вечером, уже почти ночью, старший страж докладывал Первосвященнику, что ромбид  попытался бежать, когда его утром позвал хозяин. Хозяина он убил, когда тот попытался его задержать, но сам далеко не ушел, стражи почти настигли ромбида, тогда он бросился в море, но далеко не уплыл, как раз рядом с берегом проплывали акулы, и от ромбида остался только сандаль, этот сандаль и был представлен. Первосвященник выслушал стража с недовольным сонным безразличием, а потом спросил:
- А как он убил  хозяина постоялого двора, что за нужда?
На это страж ответил:
- Так лучше, теперь жители поселка поймут, насколько коварны ромбиды.
Первосвященник  усмехнулся и отпустил стражей.