Дитя Солнца

 
         

Николь неподвижно стояла у окна уже несколько минут. За окном моросил дождь. Резкий ветер неистово рвал пожелтевшие  листья с деревьев. Ее взгляд упал на могучий каштан, раскидывающий летом свою крону на несколько метров вокруг, и вздрогнула. Дерево, еще зеленое вчера, стояло совершенно нагое, а под ним плотным ковром лежали листья. Его ветви  шуршали и дрожали под натиском стихии, словно от озноба. «Ему тоже холодно и грустно»,- подумала она и съежилась, хотя в квартире было жарко.  И на душе  неуютно. Казалось бы, все хорошо : они с мужем, как и прежде, любят, понимают  и заботятся  друг о друге. Но ощущение пустоты нарастает с каждым днем все больше и больше. За пять лет совместной жизни они только два года назад стали планировать ребенка, но его так и нет. Два года это уже достаточно много, чтобы впасть в беспокойство.
Оторвавшись от окна,  Ника машинально начала обычные утренние процедуры. Освеженная от осенней хандры теплым душем, она вышла из ванны,  сжимая в ладошке  полоску маркера. Надо, надо скорее посмотреть что там.  Страшно! Тоска и отчаяние начали свой новый приступ. Возвратившись к окну, она вновь взглянула на каштан, как бы испрашивая у него силы, и раскрыла ладонь. Мгновение она стояла, лишившись каких-либо мыслей,  тупо глядя на полоску. « Это – правда?! Это – правда?!» стучало в голове.  Поспешно она выскочила из комнаты и возвратилась с новой лакмусовой бумажкой.  Словно совершая таинственный ритуал,   она опять оказалась у окна,  скользнула взглядом по каштану и разжала ладонь.  «Правда, правда!» Под  давлением стресса молодая женщина почувствовала себя совершенно обессиленной, рухнула на кровать и моментально заснула, да так крепко, что это было более  похоже на «небытие», чем на сон.
Первое, что Николь почувствовала при пробуждении,  был теплый луч солнца, скользящий по ее лицу. Губы невольно растянулись в улыбке.  «Что-то случилось? Что?» - мелькнула в  голове. Не открывая глаз, она стала вспоминать  события едва начавшегося дня:  опавший каштан, у нас будет ребенок. Надо пойти к врачу, сделать ремонт. Мысли спокойно текли в определенном русле. Ника поражалась им. Почему она немедленно не звонит  мужу, маме, подружкам, чтобы сообщить головокружительную новость, не вопит от чувства победы, не бросается от радости на стену,  как  она воображала это ранее. Внутри все спокойно. Ника с удивлением отметила, что в ее подсознании мир внутри нее и снаружи преобразуется в четко отлаженный прагматический механизм, направленный к одной цели – рождение ребенка.
И потекли счастливые дни беременности.
 После сообщения  женой  о столь важном событии, Кирилл притащил в дом огромного белого плюшевого медведя. На вопрос «Зачем?»- он ответил, что  должен же Он видеть, что его любят?!  На вопрос «Как видеть?»,  Кирилл, нисколько не смутившись,  ответил: «Через тебя!».   Возможно,  так  оно и есть. Он стал обращаться с ней как с хрустальной вазой. Это иногда веселило ее, иногда раздражало, но почти всегда она не упускала момента понежиться в его картавом сюсюканье: « Ты, моя маленькая. Как там наш Егорушка ,а?»  и тому подобное. Глупо, но очень приятно. И она отвечала голосом маленькой  капризной девочки - вампирши: «Кушать хочу-у-у!» Маленькие добрые семейные игры. Родители с двух сторон тащили в дом продукты, так что будущий отец почувствовал, как его телесные размеры и значимость в семье все более расширяются и укрепляются. Ника купалась во всеобщем обожании и заботе.
В это утро она, как обычно, стояла у окна, разглядывая своего любимого древесного  друга. Как он там  среди этой, затянутой в снежный  корсет,  непогоде. Что-то произошло в атмосфере - с  луной, планетами или с чем-то еще здесь на земле, но необъяснимая смертельная тревога все более нарастала в душе. Обычно с легким радостным волнением она бежала в женскую консультацию. Как он там, их мальчик. Хотя еще не было узи , но они-то знали – там Егорушка. Сегодня каждый шаг был труден. Невидимые кандалы волочились по земле, и внутренний голос настойчиво шептал: «Не ходи, не ходи!».  Лишь с  усилием воли  Ника вошла в кабинет.
 Грузная женщина с большими руками и мужеподобным голосом, не глядя на нее,   сориентировала ее дальнейшие действия, и, когда неприятные процедуры были закончены, Ника с облегчением подчинилась следующему приказу и присела на краешек стула около стола. Врачиха, так и не взглянув на нее, сосредоточенно просматривала анализы. Вдруг ее хмурое лицо изменилось, и, на секунду оторвавшись от бумажек, она подняла глаза на пациентку и более мягким голосом спросила, что говорила по поводу ее анализов предыдущий врач. Ника растерянно смотрела на  ее широкое лицо, не в силах понять, что от нее требуется.
- «Что все хорошо, - не своим писклявым голосом промямлила она,- плод развивается нормально.»
- «Да, плод развивается нормально, - последовал задумчивый ответ, но…» . Женщина замолчала, как будто не в силах выговорить что-то.
- «Что-то не так?» - спросила пациентка. 
         - «Пока не стоит волноваться. Надо провести дополнительные анализы, а потом будем решать».
. - «Решать что?»
 -«Пока ничего.  Давайте успокоимся.»
 - «Вы можете сказать , что не так?!». В голосе Ники появилась  нервная агрессия.
-«Анечка, - обратилась врачиха к медсестре, - дайте  нам успокаивающего.»  Немного помолчав, пока медсестра занималась с пациенткой, она  продолжила: - «Не  надо так волноваться, это вредно малышу».  В ее голосе проскользнула теплая нотка. «Надо же,- безотчетно подумала Ника, - мне показалось, что она - железный дровосек!» Молодая женщина смутилась от этой глупой детской мысли. Нервная дрожь постепенно покинула ее.
 –«Я назначу Вам дополнительные анализы. И тогда, если будет необходимо,  мы вернемся к этому вопросу.»
 -  «А, нужно будет?» -
-«Н е знаю. Надеюсь, что нет.»
  Медсестра всунула ей в руки направления и, открыв дверь, позвала следующую пациентку. 
Обратная дорога домой была словно во сне.  Погруженная в поток нервных  сумбурных мыслей ,  она ничего не видела и не слышала на своем пути и, только завизжавшие тормоза автомобиля, заставили её  вернуться к реальности.
 Войдя в квартиру она быстро , прямо на пол, сбросила с себя всю одежду и ринулась в душ.  Теплые струи воды, нежно обволакивающие тело, понемногу успокоили ее  и, хотя и не убрали тяжесть с души, постепенно привели мысли в порядок. Маленькое нечто внутри нее, затихшее под ураганом нервного стресса, также стало предъявлять свои требования.   Почти звериный голод в мгновение ока перенес женщину к холодильнику. Несмотря на то, что тот едва закрывался от впихнутых в него продуктов, ей пришла в голову совершенно дикая мысль – хватит ли ей всего этого, чтобы наесться.
Возвратившись с работы, Кирилл был удивлен резкой смене настроения у жены после визита к врачу.  Сомкнутые с опущенными уголками губы, ускользающий от прямого общения взгляд, нервозные угловатые движения. Во время ужина он расспросил ее  о причинах расстройства. Услышав  пересказ Ники  визита к врачу, он посмеялся над тревогами жены и объяснил их обычным для беременных  состоянием нервного напряжения и обостренного и не всегда адекватного восприятия действительности.  Как не странно, насмешливая реакция мужа успокоила ее.
Дни пролетали быстро. Все было как обычно, но прежний полет счастья в душе улетучился. День посещения Консультации неотвратимо приближался. Ночь  перед визитом к врачу Ника спала урывками: то засыпая, то пробуждаясь. Утром она встала совершенно обессиленная. Привычно  подошла к окну  и взглянула на каштан. Черный на фоне белой простыни снега он выглядел печально, а  трепещущие под колючим ветром тонкие веточки могучих ветвей лишь усиливали это впечатление.
У кабинета не было  ни единого человека. Медсестра пригласила пациентку войти, а сама поспешила по коридору. Врач Татьяна Олеговна сидела за столом и смотрела в окно. Николь невольно посмотрела туда тоже. Там медленно падали огромные  пушистые снежинки. «Как я их не заметила, ведь я только с улицы?!», пронеслось в ее голове.
 Прошло еще несколько секунд в молчании. Было ясно, что им обеим  не хотелось отрываться от природного чарования и переходить к серьезному и, возможно, трудному разговору. Наконец, врач повернулась и, не глядя в глаза молодой женщине, тихо сказала: «Вы что-нибудь слышали о болезни Дауна-Лежена?».
 –«Нет, у нас никто не болел»- промямлила она, с трудом вникая в смысл сказанных  доктором слов. В то же самое мгновение в памяти возникла картинка  из недавнего прошлого.
Залитая солнцем площадь Святого Марка в Венеции. Они с подругой сидят за одним из столиков открытого ресторана. Вокруг снуют туристы, бегают дети. Говоря на разных языках, они, как ни странно, понимают друг друга. На узком пространстве столиков бегает пятилетняя девчушка, совершая замысловатые круги между ними и сопровождая все это звонким смехом.
Внезапно она останавливается около их столика. Темные кудряшки прилипли к вспотевшему лбу. Ее большие черные немного раскосые глаза останавливаются на Нике.  «Вы – красивая!»,- воскликнула она.  Юля, сидевшая напротив,  напряглась с выражением брезгливого неудовольствия на лице. В это мгновение к столику быстро  подходит молодой человек. «Извините,- говорит он подругам и пытается оторвать девочку от их столика.  «Вероника, малыш, не надо так много бегать и не беспокой никого, пожалуйста.»  В то время как они удаляются, девочка оборачивается и махает рукой на прощание.
«Какая  симпатяга!», - восклицает Николь.  «Обыкновенный дауненок!-  раздраженно прерывает ее эмоциональную реплику Юлька.  «Что?» - недоуменно переспрашивает Ника. – «Ты что ничего не знаешь о синдроме Дауна? Раскосые глаза, курносый нос – все признаки на лицо!» С этими словами она встает и с высоты своих знаний небрежно смотрит на многочисленных туристов Сан Марко.
Когда Николь возвратилась от своих воспоминаний в реальность, она с трудом могла понять, что пытается растолковать ей эскулапша «– трисомия, лишняя хромосома». Слова доносились откуда-то издалека. –«Вы должны обсудить этот вопрос с вашим мужем и принять решение: оставлять этого ребенка или делать аборт, и тогда мы    проведем дополнительные анализы.» Она почувствовала, как ее ноги отяжелели и стали ватными. Сознание поблекло, остались только тактильные ощущения: рука медсестры Танечки, упирающийся под колени стул и белые пушистые снежинки в окне.
-«Как Вы себя чувствуете, Вам плохо? Может нам позвонить Вашим родным, чтобы они проводили Вас домой? Какой номер телефона Вашего мужа?» Последний вопрос подействовал на молодую женщину как ушат холодной воды, заставив ее вскочить со стула.
 –«Нет. Я сама. Когда я должна прийти к вам вновь?»
 - «Я думаю  три дня будет достаточно. Да, через три дня», - ответила врач. На этих последних словах, пациентка, схватив сумочку, выбежала из кабинета,  едва не налетев на беременную женщину.
Обратный путь совершенно не отразился в сознании Ники, так как оно было полностью занято неразрешимыми вопросами: за что и почему это происходит именно с ней . Только благодаря  Ангелу-хранителю она благополучно добралась домой.
Адекватное восприятие действительности вернулось к ней только, когда она оказалась у своего дома. Страх, что Кирилл уже вернулся с работы, подавил все остальные чувства и мысли.  Она в нерешительности стояла у двери не в силах вставить ключ в скважину. Только убедившись, что внутри тихо, она вошла в квартиру, быстро разделась, наскоро приняла душ и бросилась к холодильнику.  Ее действиями руководила единственная мысль – успеть все сделать до прихода мужа и раствориться в постели. Но когда она оказалась там, ее сознание с новой силой начали терзать мучительные мысли. Разум лихорадочно метался от одного вопроса к другому и, не находя ответа, рождал нестерпимую боль и безысходность в  душе.
Проснулась она только утром от нестерпимого чувства голода. Но мысль о том, что  может разбудить Кирилла заставила ее лежать без малейшего движения. Дитё, которому, видимо, передалось  чувство опасности, замерло вместе с ней. Сейчас она молила Бога только об одном: чтобы муж поскорей ушел на работу.
Вскоре она услышала, как Кирилл прошлепал босыми ногами по коридору. Ника, прислушиваясь к звукам,  определяла все его действия:  бреется, пьет кофе, чертыхается, видимо пролил недопитую чашку с кофе,  подходит к двери ее комнаты, стоит в нерешительности - внутри нее все похолодело - и наконец-то захлопывает входную дверь.
Николь медленно встала, продолжая прислушиваться,  вдруг вернется, подошла к окну и взглянула на своего древесного друга. Каштан стоял черный на фоне белого снега с крючковатыми ветвями, печально опущенными вниз. «Ты понимаешь меня,- мысленно сказала она ему,- Ты – мой единственный друг!». И ей показалось, что ветви каштана заколыхались  в ответ на ее  слова.
Она отошла от окна. Главная ее цель сейчас был холодильник и только потом все остальное. Войдя в кухню, Ника удивилась насколько верно она определяла действия мужа. Разлитый кофе был наскоро размазан по скатерти, на раковине повисла испачканная салфетка.
Проведя все необходимые утренние процедуры, она включила компьютер. Важно узнать все об этом нежданно возникшем враге  -синдроме Дауна. Все, что на нее свалилось из интернета, было подобно снежной лавине, сметающей все на своем пути.  Она лихорадочно глотала поток медицинской информации и с  каждой новой порцией понимала: ей еще придется пройти минное поле случайностей, неизбежной реальности, среди которых терялся слабый луч надежды и везения на то, что процент синдрома будет незначителен.
Уставшая от специфических сведений, которые рождали еще больше опасений и неопределенности, Николь оторвалась от компьютера и взглянула на часы. До возвращения мужа оставалось не так уж много времени. Она вновь устремилась на кухню. Еда проскакивала механически, не вызывая никаких ощущений.  И только кофе немного расслабил ее. Она задумалась о том, что приготовить оголодавшему супругу, как странное скрежетание в дверном замке буквально заставило ее подпрыгнуть на стуле. До прихода  Кирилла оставалось еще более двух часов. В одно мгновение ее сдуло в спальню, и, приземлившись на кровать, она зарылась в одеяло, с ужасом ожидая дальнейшего развития событий. Затаив дыхание, Николь прислушивалась к звукам в прихожей. Тяжелая сумка опустилась на пол. «Мама!» - с облегчением вздохнула она, готовая уже выпорхнуть из кровати.
«Черт, где мои тапки?!» - раздался раздраженный голос Кирилла. «Почему так рано? – подумала  Ника, одновременно зарываясь еще глубже под одеяло, пытаясь слиться с матрасом. Шаги приблизились к двери, и  дверь распахнулась.
- «Ника, я был у врача. Я все знаю.» Как ошпаренная она вскочила на кровати. Так резко, что едва не потеряла равновесие .Кирилл сумел вовремя подхватить ее. Пижама висела на похудевшем теле, несмотря на постоянные походы к холодильнику, осунувшееся лицо, синяки под широко распахнутыми испуганными глазами. «Господи, за что нам все это?» - пронеслось в его голове. –«Кирилл, у нас не будет ребенка. Врач…аборт».
Николь уткнулась в грудь мужа и зарыдала. Он прижал ее к себе. С  каждым ее всхлипом острая боль вонзалась в его сердце. Он еще крепче обнял жену, пытаясь защитить от горькой напасти, и вдруг ощутил толчки в прижатом к нему животике жены. «Ника, Ника,-воскликнул Кирилл, - там – наш сын. Он все чувствует!» - «Но он..., -запнулась Николь,-  не находя слов для продолжения мысли. «Он – наш сын!  – прервал ее Кирилл, не давая продолжить начатую фразу.
Кирилл почувствовал, что его рубашка окончательно промокла.
- Алиса, ты утопила меня в слезах.  И к тому же, я жутко голоден.
 -«Я ничего не приготовила.
 -«Я все купил. Надеюсь на троих нам хватит. Иди умойся, и мы быстренько все приготовим.
-Кирилл, ты – самый лучший чеширский кот в мире! Я люблю тебя.» Он почувствовал как мокрый поцелуй отпечатался на его щеке.
-Заметь, не только лучший, а и единственный! Я тоже люблю тебя и его тоже». Слезы новым потоком хлынули из ее глаз.
-Мы сейчас потонем в море твоих слез и даже моей умопомрачительной чеширской улыбки не останется. Что на это скажет старик Керролл?!. Слабая, но счастливая улыбка скользнула по лицу Ники.
Пролетали дни. Веснв все решительней отвоевывала у
зимы свои права. На небесном своде все чаще появлялось теплое искрящееся солнце. Трава поднялась от спячки под снегом и позеленела.
Пролились первые весенние дожди, иногда к вечеру сменявшиеся хаотичным буйством снежинок.  А утром над умытой землей вновь светило яркое солнце.
        Весна захлестнула и любимого Никой древесного друга – каштан. Его толстые набухшие почки слегка приоткрылись и превратились в сотню, твердо стоящих на ветвях, розово-коричневых рюмочек с зелеными хохолками листиков, выглядывающих из них.
С каждой минутой она вносила в оживающую природу все новые и новые изменения. Буквально на следующий день после первой майской грозы ,взглянув на каштан, Ника обнаружила, что почки-рюмочки на дереве ослабили свои жесткие объятия, и нежные гофрированные листики выпорхнули наружу и повисли на них до конца не распахнутыми зонтиками с крошечными свечами будущих соцветий.
         Жизнь шла своим чередом, но в ней уже не было того беззаботного счастья, и горечь безысходности постоянно колыхалась на донышке  души. Ника начала сдавать дополнительные анализы. Врач Татьяна Олеговна встречала ее с теплой почти материнской заботой, а медсестричка Анечка смотрела на нее с нескрываемым восхищением.
     Большую часть дня до прихода мужа Николь проводила за компьютером, читая статьи, просматривая различные диспуты, касающиеся синдрома Дауна-Лежена, а также встречи с родителями детей с подобными отклонениями. Она  впитывала в себя различные мнения, желая понять, правильно ли они с Кириллом поступают. 
Разум и Душа спорили внутри нее. «Он никогда не сможет стать полноценным членом общества с положительными социальными амбициями, -нашептывал Разум. «Да, - парировала Душа,- он будет другим, и его ценности будут отличаться от так называемых нормальных, но это не помешает нам любить его!
Наши домашние питомцы не могут прочесть нам Пушкина на ночь, но это не мешает им завоевывать нашу безграничную любовь. Нам достаточно искренности и непосредственности их самовыражения, чтобы испытать чувство счастья в единении с другой душой, непохожей на нашу.»  Разум парировал, что у животных иная  миссия. А душа настаивала, скажите пожалуйста, какова миссия у человеческого ребенка, если его при общей физической нормальности ждет судьба алкоголика, наркомана или социопата? И, может ли он удовлетворить наши ожидания? А  ведь у него были неограниченные возможности. И, в конце концов, если Бог допустил существование этих детей среди нас, значит это зачем-то нужно?! Но все эти рассуждения не успокаивали червя сомнения, грызущего ее душу.
         По мере того, как она погружалась в интересующую ее тему, перед ней открывался совершенно новый мир. Оказалось, что даунизм – это вовсе не приговор. Среди них имелись успешные бизнесмены, достигшие высоких результатов спортсмены, талантливые танцоры, композиторы и художники. Она читала о их судьбах, смотрела их картины, слушала их интервью.
         Ее потрясла судьба Пабло Помедо. Родившийся в маленьком испанском городишке Малага, он впитал в себя божественную эманацию этого места, которое подарило миру гениального человека и живописца Пабло Пикассо.
  Ребенок с синдромом Дауна, Пабло Помедо закончил обычную школу. В своих воспоминаниях он пишет, что учиться ему было тяжело, но не из-за трудностей учебного материала, их он не испытывал, а из-за отношения к нему одноклассников, которые демонстративно показывали ему свою боязнь даже прикоснуться к нему. Хотя дебилами, судя по их успехам в школе, были скорее они. Но это не помешало Пабло поступить в университет и получить диплом бакалавра по психологии. Помимо этого он стал еще и актером, получившим Серебряную раковину – приз международного кинофестиваля за главную мужскую роль в фильме.
      Особый интерес у Ники вызвали картины  художников с синдромом Дауна.  Простые по тематике, почти прозрачные по исполнению работы Бернарды Реша породили в ней шквал эмоций. Они пленяли искрящейся выразительностью.
Всплеск горячего сопереживания пробудила у нее судьба известной польской художницы Каси Пучиата, чьи картины выставлялись на выставках музеев живописи Польши, Франции, Чикаго.
       Любимица отца, она была счастливым ребенком, окруженным заботой и любовью. Но выход Каси во взрослую жизнь в качестве состоявшейся талантливой художницы, на работы которой обращали внимание многие известные искусствоведы  мира, причинил молодой девушке глубокие психологические травмы. Николь никак не могла понять причин  ее  травли в художественных кругах Польши.
Работа Каси, на которой был изображен кусок забора, а за ним простирающееся  вдаль поле, стала одним из любимых живописных полотен Николь. Цветовая гамма этой картины производила на нее магическое воздействие и являлось одним из незабываемых художественных образов в ее памяти. Возможно, конечно возможно, это все происходило у нее из-за обостренного восприятия болезненной темы. Но нет. Распечатанная копия этой картины, висевшая над ее компьютерным столом, постоянно привлекала внимание друзей Кирилла и Ники, которые хотели знать имя ее автора, а их разум не был замутнен даунизмом.
Все это никак не укладывалось в голове молодой женщины и совсем не совмещалось с признаками синдрома Дауны-Лежена, о котором она узнала так  много за последнее время. Ей, как увлекающейся живописью и достаточно успешно, хотелось бы обладать хотя бы небольшой частичкой своеобразного художественного видения мира, самовыражения и таланта Каси Пучиата или Эшли Брикхед.
Но последней каплей, уничтожившей червя сомнения в ее голове и душе стал  случайно увиденный ей документальный фильм «Съесть слона», рассказывающий о танцевальной студии детей с синдромом Дауна-Лежена. Дети в нем играли самих себя и не вызывали ни капли жалости, а, наоборот,  вызывали восхищение. Они не страдали социальной мимикрией, «не меняли цвета» в зависимости от обстоятельств, были такими, как есть, подкупая своей искренностью и открытостью. Они прямо отвечали на вопросы, не пугались рассказывать о своих трудностях, планах, мечтах и надеждах. Пусть в своих размышлениях юные актеры иногда были наивны, но всегда правдивы. Двенадцатилетняя девочка, игравшая в пьесе мышонка, пыталась понять, как в ходе пьесы маленький мышонок сможет съесть большого слона. Это не укладывалось в ее сознании, неспособным воспринять абстракции,  мешало ей играть роль, и она страдала от этого.
         Эти дети, подобно Форесту Гампу, вырвались из умственных и душевных протезов,  которыми одарила их природа и социальная среда, шли к своей цели и достигали ее. А перед руководителями студии Николь хотелось встать на колени за их терпимость и нежность, которую они проявляли в работе со своими  подопечными, раскрывая в каждом ребенке индивидуальность и присущий ему талант.
       Так пролетели месяцы ее беременности и неотвратимо наступал День Ч. Да, она конечно нервничала, не зная ,что ждет ее впереди, но совершенно не  испытывала панического страха или подавленности. Когда депрессия пыталась захватить ее в плен, она разглядывала полюбившиеся ей картины художников-даунистов, вновь и вновь просматривала фильм «Съесть слона» и «Форест Гамп». В эти моменты ее иногда посещала смешная мысль, что в процентном соотношении количество талантливых людей среди даунов больше,  чем среди обычных людей.
Предначертанный день настал, и Николь родила малыша-мальчика Егорушку. Маленькое в многочисленных складочках существо заявило о своем появлении громким плачем.  Нике повезло: ее ребенок оказался в числе тех пяти процентов, чья хромосома имела лишь незначительные нарушения, и его медицинские показатели были в относительной норме. Когда ей принесли кормить ребенка, внимательно осмотрев его, она пришла к заключению, что он ничем не отличается от других новорожденных. И пока Егорушка активно сопел, добывая мамино молоко, она поклялась, что никогда и никому не позволит обидеть его.
Итак, потекли будни, полные забот и волнений. Ника без остатка погрузилась в проблемы малыша. Пеленки, подгузники, массажи и тому подобные действия полностью пожирали ее время, силы и душу. Незаметно ушло лето, пронеслась осень и вновь наступила  зима. И в этом безвременье молодая мамочка совершенно забыла о другом любимом « ребенке» Кирилле. Она потеряла способность чувствовать его: не реагировала на его попытки оказать помощь, не обращала внимания на то, что обижала его, оправдывая себя необходимостью и важностью забот о ребенке.
Она понимала, что разбивает вдребезги все самое дорогое, но не в силах бала противостоять самой себе. И поздними вечерами, думая о взаимоотношениях с Кириллом,  Николь спрашивала себя, зачем она так поступает, ведь они любят друг друга ,и обещала, что завтра не позволит себе ничего подобного. Но наступало завтра, и все повторялось. Как только открывалась дверь, и появлялся муж, бесы вселялись в нее, и она становилась бешенной тигрицей, защищавшей своего детеныша. В ней происходило раздвоение личности: одна – действовала, а другая – ужасалась этим действиям. И сегодня целый день она думала о принятом ею ночью решении сдержать свой психоз.
         День, как и всегда, прошел молниеносно, и чем ближе было время прихода мужа, тем более росло напряжение в ней.   Она стерилизовала бутылочки, когда услышала, что Кирилл открывает дверь. И едва он появился в прихожей с игрушкой- белоснежным зайчиком в руках, ее рот помимо  ее воли открылся и она зарычала: «Не вноси это чучело в детскую: оно нестерильно! На улице грипп. Не забудь вымыть как следует руки.» И покатилась волна раздражения.  С каждым новым упреком эта волна росла и  грозила превратиться в шквал ярости. Ситуацию спас Егорушка,  который громко заплакал.  Ника с глазами полными слез бросилась к нему, сюсюкая на ходу: «Что случилось с нашим маленьким? Что случилось с нашим мальчиком?» . Лицо Кирилла потускнело.  Он засунул белого зайца на шкаф,  вымыл руки и, не поев, сел за компьютер в кабинете. Но мысли были с Никой, с зайцем и с Егоркой, его сыном. Он ощутил, что глаза стали предательскими мокрыми.
Проносились дни,  шли месяцы. Егорка из малютки превратился в малыша, А затем и в маленького человечка  с более или менее осмысленными действиями и эмоциям. Он  не только все понимал, но уже мог выразить свои желания и требования определенным набором слов и жестов. Его развитие оценивалось медиками как вполне положительное. Отличие между ним и здоровым малышом  заключалось, главным образом,  лишь в том, что  обычный ребенок достигал всего этого без особых усилий родителей. Основным двигателем здесь было время. В случае с Егором это был результат совместной серьезной работы родителей и медиков. Это был успех, достойный уважения.  Ника гордилась собой и сыном.
      А вот взаимоотношения Николь с мужем переживали тяжелые времена. Их общение все более ограничивалось взиманием денежных средств, необходимых Нике  на содержание и лечение ребенка. Поэтому шерстка Чешира поблекла, а  его улыбка исчезала гораздо раньше, чем облик, или вообще не появлялась. Однако самое страшное было то, что они привыкали к этому и все более отдалялись друг от друга. Кирилл все чаще задерживался на работе и не звонил из присутственных мест, как это было раньше, чтобы быть в курсе домашних дел. Они становились чужими. И в конце концов наступил момент, когда Кирилл не вернулся с работы.
         Она прождала его весь вечер и всю ночь, невольно прислушиваясь к движению лифта.  Но напрасно.  Утром она проснулась с головной болью и гнетущей тяжестью в душе. Конечно, проще было позвонить на мобильник Кирилла, но ложная гордость и упертость в правоте своих действий мешали ей сделать это. Обдумав бушевавшие в ней чувства и мысли, Николь поняла, что более всего ее сдерживает страх услышать отповедь мужа, которая окончательно разорвала бы те хрупкие нити, которые еще связывали их,  и он был бы прав.
   
 Ника осознавала, что  нет ее вины в рождении ребенка с генетическими нарушениями, но она выносила его в себе, отдав ему часть себя: своего тела, своей души , поэтому сейчас, на подсознательном уровне, взвалила всю вину за болезнь ребенка на себя. И тем самым возложила на себя также  всю ответственность за него и за его защиту.  Да, она понимала, что это неправильно, но ничего поделать с собой не могла. И чем больше она утопала в заботе о нем, тем больше она не хотела делить его ни с кем, даже с Кириллом. Все это свилось в тугой клубок противоречий и комплексов, который она была  не в состоянии распутать.  И это стало постепенно перерастать в патологию.
   К концу следующего дня она все-таки решилась позвонить на работу мужа. На просьбу соединить с Кириллом Александровичем ей ответили, что он находится в командировке. У Ники невольно вырвалось  « В какой?», на что она получила естественный  ответ « А кто его спрашивает?», что вынудило ее мгновенно бросить трубку. Она незамедлительно отправилась к бельевому шкафу и выяснила, что исчезли офисный костюм, две рубашки и прочие незначительные вещи. Это немного успокоило ее. Прошло три дня, но Кирилл не подавал никаких вестей о себе. На четвертый на ее карте пополнился счет, и вновь молчание. Это напрягло и обеспокоило ее еще больше.
         Днем, занятая домашними делами и ребенком, она чувствовала себя более или менее спокойно, но ночи становились для нее  настоящим чистилищем. Шок от исчезновения мужа словно сорвал шоры с ее глаз. То, что своей беспрерывной истерией она губит  отношения с  самым дорогим ей человеком Кириллом, Николь чувствовала и понимала это давно, но не видела  так явственно как сейчас. Едва она прикасалась к подушке, сон, несмотря на усталость, покидал ее. Стоило ей закрыть глаза, как в сознании начинали мелькать картинки прошедших событий, связанных с мужем.
  Радостный Кирилл кружится со смеющимся Егоркой на руках. «Он сделал первый шаг, он пошел!» - радостно вопит тот,  и она со злостью забирает ребенка со словами, что у него может закружиться голова.
Кирилл с белоснежным зайчиком в руках, и его глаза, когда она начинает раздраженно говорить о нестерильности игрушки.
  Кирилл с Егоркой собирают пирамидку из разноцветных пластмассовых бубликов, комментируя каждый цвет бублика.  «Лучше бы мне помог,- резко замечает она, чуть не уронив пирамидку, проходя мимо.
      «Ужас! Откуда это?» – спрашивала она себя, -  ведь я никогда не была сварливым чудовищем!» И на этот раз как только видения прошлого поплыли в ее сознании,  Ника заплакала. Сквозь собственные рыдания она услышала плач Егорки. Ника бросилась в детскую, и взяла ребенка на руки. Тот положил головку на ее плечо. Сквозь его утихающие всхлипывания она услышала «Папа придет, папа придет».
          Лето постепенно начинало входить в свои права. Розовой волной зацвели декоративные яблони и вишни, заполняя все вокруг  медовым ароматом.  Набирала бутоны сирень, а любимый Никой каштан раскинул свою темно-зеленую шевелюру, по которой рассыпались бело-розовые свечи соцветий.
      Николь старалась проводить с ребенком как можно больше времени на улице. Это отвлекало ее от тяжелых мыслей. Выйдя на улицу, они в первую очередь подходили к   каштану, чтобы поздороваться с любимым гигантом. Это было подобно ритуалу: они прикладывали ладошки к его шершавому стволу и здоровались с ним. Еще при первом знакомстве Егора с огромным деревом он обнял его свои маленькими ручками насколько мог и прижался к нему лбом, а потом некоторое время был очень серьезным.
      После весенней распутицы, чавканья по земляной жижи в тяжелых ботинках,  Егорке очень нравилось бегать по зеленой молодой траве. Он бегал по лужайке, рвал ярко желтые одуванчики и дарил их маме. Но самым любимым его развлечением  на улице были качели. Без них гуляние не было гулянием. И в этот день они поздоровались с каштаном и целенаправленно направились к качелям. Детишек на улице не было, и те
 были свободны.
 Егор быстро влез на них, и блаженная улыбка появилась на его лице. Но это продолжалось недолго. На углу детской площадки появилась пожилая дама с мальчиком, постарше Егора. Это был Степка из соседнего дома. Он шел, подвывая на ходу, видимо недовольный какими-то действиями своей бабули. Увидев Егорку на качелях, он  затих и весь подобрался, как животное готовое к броску. Он нашел врага – объект его неудовлетворенной агрессии. Вбежав на площадку, мальчишка бросился, размахивая лопаткой, на Егорку. Николь преградила ему путь. Тогда он завыл: «Хочу качаться! Хочу качаться!». « Степа, ну подожди чуть-чуть, -начала успокаивать его женщина. «Нет! -заорал он еще громче, - хочу сейчас. Пусть он подождет». Он зачерпнул лопаткой песок, собираясь метнуть его в сторону Ники с Егором, но наткнувшись на взбешенный взгляд Николь, бросил его в сторону своей бабушки.
 «Что тут за военные действия?   Привет Егорка».  Ника оторвала взгляд от качелей и увидела улыбающегося молодого мужчину с девчушкой.  «Предлагаю перемирие. А качели отдадим даме. Согласен Егор?»  -«Да, -  ответил тот и начал сползать с качелей. «А ты, Степка?» Мальчик, оценив исподлобья спортивную фигуру мужчины, и, подчиняясь его мягкому, но властному голосу, тоже сказал «Да». Кто эта маленькая дама и почему ей надо освободить качели мальчики вряд ли осознали, но послушно встали с обеих сторон качелей, в то время как Дашенька устраивалась на них .А Степка  сделал даже попытку раскачать их.
 -А Вы, Николь?- спросил ее молодой папашка. 
 – Да.
– А Кирилл дома?
-  Нет, он –в командировке. –
- Надолго?
 -Не знаю - растерянно ответила она и, засуетившись, подхватила Егорку на руки, готовая поскорей сбежать от качелей и ее несуразного ответа.
 - Попросите его позвонить Максиму, когда вернется , прокричал он ей вслед.
 -Да, да. Конечно.- заверила его Ника и  поспешила прочь. Она настолько расстроилась из-за нелепости ситуации, в которую она себя поставила, что на азах у нее появились слезы.
-Мама, ты почему плачешь,  -спросил ее Егорка, вытирая пальчиком слезы, текущие по ее щекам
- Просто я боюсь.
 - Но волка здесь нет! Ведь нет? - тревожно спросил Егор
- Конечно, нет. Волк в лесу, - зашептала она  и стала целовать его наполнившиеся слезами глазки.
 Вся в горестных размышлениях Ника шла к своему дому, не видя ничего вокруг.
 Вдруг что-то преградило ей дорогу. Автоматически Ника начала обходить препятствие. «Кто обидел моих любимых? Почему они плачут?»- спросило препятствие голосом мужа. В мгновенье ока засмеявшийся  Егор оказался на руках Кирилла. Бессознательно Ника прижалась к мужу, прячась от всех тягостных размышлений.
Несколько минут они стояли недвижимо, разговаривая без слов. И только окончательно очнувшись, Николь тихо сказала: «Прости меня. Я очень люблю тебя.» На это Кирилл свободной рукой еще крепче прижал к себе свою жену и ответил: « Теперь знаю. А я  не могу жить баз вас.»
Когда Егор немного  подрос , Кирилл и Ника встали перед  необходимостью выбора: предоставить Егору общение только с обычными  детьми или дать  ему возможность мягкого знакомства  с такими же детишками,  как и он. И в этом им могло помочь посещение   танцевальной студии «Мы танцуем», в которой педагоги занимались с детьми с синдромом Дауна.  Дети с отклонениями не задумываются над их  специфическими особенностями. Николь вспомнила, что в фильме «Съесть слона»  девочка-даунист, игравшая в спектакле маленького мышонка, впервые посетив студию и пообщавшись с подобными ей детьми,  дала им резкую характеристику – «Ребята там немного странные какие-то..».
Кирилл сомневался в необходимости идентификации Егором себя с подобными детьми. Но Ника тут же вспомнила о судьбе известной польской художницы Каси Пучиата, которая после счастливого детства, ограниченного кругом семьи,  столкнулась в юности с враждебным отношением к ней во внешнем окружении, несмотря на яркую индивидуальность и  удивительные профессиональные достижения в мире живописи. В конце концов они решили отвести Егора  в  танцевальную студию. 

   В первые дни ее посещения  Егор выражал неприятие и студии, и  детей в ней, но постепенно втянулся. К удивлению своих родителей через несколько дней, подойдя к ним  , он спросил: « Я просто не понимаю, как маленькая мышка может съесть слона?»  Кирилл и Николь переглянулись и, не сговариваясь, выпалили; «Слона не надо есть, его надо любить». Егор увлекся танцами. Его движения стали пластичными и красивыми.
 Но тем не мене его самобытный творческий дар  проявился в живописи. Он переводил горы бумаги своими набросками, рисунками человеческих фигур в танце, а затем перешел к наброскам декораций к спектаклям. Его работы были колоритными, необычными по композиции и вызывали искреннее восхищение. Его увлечение было столь сильным, что Николь, будучи по образованию преподавателем живописи, договорилась об открытии художественного кружка в рамках танцевальной студии.                Работа Ники в кружке оказалась настолько успешной, что заниматься там стало престижным и для детей без каких-либо отклонений. Жизнь в нем бурлила разнообразными событиями и открывала новые горизонты. В ряды его педагогов влились молодые талантливые художники. Успехи учеников Ники и ее педагогической команды на различных конкурсах и выставках дали возможность кружку получить более высокий  статус -художественной студии. Благодаря почти фанатической настойчивости Николь ее студия стала называться Художественная студия имени Каси Пучиата. В холле перед классами висело несколько оригинальных полотен Каси, подаренных семьей польской художницы.
Некоторое время спустя совершенно неожиданно для педагогов на адрес студии пришло приглашение из ООН на участие их воспитанников в конкурсе работ юных художников из различных стран мира. Выставка и конкурс должны были происходить во Дворце наций ООН в Женеве.
 Их студия получила возможность  представить на выставку десять творческих полотен различных авторов. Администрацией и педагогическим советом было решено отправить работы победителей Российских конкурсов, а оставшиеся места отдать полотнам других наиболее одаренных учеников, избранных  советом.
Ника даже и  представить  себе не могла, насколько сложно физически, а главным образом психологически будет сделать этот выбор. Как только новость разнеслась среди детей студии и их родителей, то немедленно вспыхнули «войны под плинтусами» между преподавателями и родителями учеников. Нику осаждали в классах, на выходе из студии, на улице. Она возвращалась домой усталая, подавленная, со следами слез на глазах. Административная деятельность была явно не для нее. Кирилла это сильно беспокоило и расстраивало. Он знал, насколько ранима была его жена. К  тому же она была беременна вторым ребенком, и лишние переживания ей были не к чему.
И в этот вечер она пришла совершенно опустошенная, не раздеваясь, села на кушетку и застыла, уставившись в угол холла. «Ника,- позвал ее Кирилл, но ответа не последовало. Он подошел к ней и слегка потормошил за плечо. Она медленно повернулась. Ее глаза были полны слез.
 - Что случилось Ника? Почему опять слезы?
- Понимаешь,     они считают, каждый из них считает, что полотна именно его ребенка должны быть отправлены на выставку.
- Но, извини, это же естественно! Для мам и пап их ребенок – самый умный и одаренный, поэтому именно его творения достойны быть выставленными. Разве для тебя Егор не самый талантливый?
- Но у него нестандартные композиции, уникальный колорит!
-  Да, да! Именно об этом я и говорю. А для неискушенных в композициях и колоритах родителей их чадо – почти Дега или Пикассо.
- Но у нас более ста детей, а мест осталось только пять. И их родители просто сошли с ума. Сегодня один папашка остановил меня в холле студии и стал объяснять мне, что он – кандидат наук, что его ребенок воспитывается в высокоинтеллектуальной среде и ему по силам создавать высококачественные работы.. Я  попробовала объяснить ему, что Сашенька Макеев,  учащийся студии, живет в малообеспеченной семье, и его родители – среднестатистические люди, но в живописи у него талант от Бога..
- И, что он?
- Засмеялся и сказал, что все определяется социальной средой,  а я просто недостаточно умею видеть и чувствовать талант.
- Скажи, Кирилл, как можно объяснить им, что в каждом ребенке сконцентрирован неповторимый мир, и  наша задача, моя и моих преподавателей,  заключается в том, чтобы найти в ребенке зачатки этой одаренности. А затем, пестовать этот дар, развивая его уникальные черты
А этот несчастный отбор на выставку полностью нарушает этот процесс, потому что сумасшедшие родители ходят, просят, требуют, чтобы картины именно их ребенка были отправлены на выставку. И им неважно, что эти работы еще сырые с несформировавшимся самовыражением, и что жесткая конкурсная оценка может помешать развитию дара этого маленького человека. Как это объяснить? Как объяснить, что, как писал еще  Пастернак, что цель творчества – самоотдача, а шумиха и слава только мешают этому?
- Да, никак, наверное. Они не психологи и не педагоги и не видят и не понимают это, как ты. А их гонка за социальным престижем через детей еще более их оглупляет и делает глухими к твоим словам.
Кстати, теперь я понимаю, почему твоя любимая книга «Игра в бисер» Гессе, и почему ты ее постоянно перечитываешь. Ты хочешь воссоздать воспитательную систему выявления и развития одаренных детей в Касталии? Ника, это – утопия!
- Неправда! Это – это хорошо разработанная система,  и она – реальна для любых времен и стран.»
  Действительно, в своей пламенной речи Ника преобразилась: ее голос звучал твердо, глаза горели.  Это была другая Ника: не та, которая пряталась на кровати под одеялом, боясь сообщить мужу страшное известие. Это была Николь, влюбленная в свою работу и своих воспитанников. И не было  никакого сомнения, что она добьется своей цели. Но сейчас ему нужна была не измученная рабочими передрягами Николь Константиновна, а веселая и позитивная Ника, способная родить здорового малыша.
Немного успокоившись, Ника отправилась в комнату переодеться, но вместо этого безотчетно прилипла к окну.  В сумерках каштан с густой шевелюрой листьев казался огромным и величественным в своем спокойствии. «Ну,вот, - подумала Николь –  мы выдержим. Все будет хорошо.» Огромные листья на могучих ветвях, подобные  раскрытым человеческим ладоням зашевелились под легким ветерком, и в их шелесте  слышалось ей  «Да, да».
Через две недели после их серьезного разговора Кирилл, забросив свои математические матрицы,  стал временно исполняющим обязанности руководителя художественной студии для подготовки к выставке в Женеве. Он с головой ушел в работу, и все постепенно встало на свои места.
Ника была благодарна ему, что он освободил ее от непосильной ноши, но где-то в глубине души она ощущала уколы ревности к тому, что он так блестяще заменил ее на этом посту, и что он будет представлять работы ее учеников на выставке. Но что делать: на шестом месяце беременности это развлечение было не для нее. Странная человеческая натура:  сначала умоляет взять что-то, а затем не может выпустить это из рук.
       Через некоторое время Кирилл улетел в Женеву для сопровождения полотен  учащихся. Вскоре выставка открылась, и началась  оценка представленных работ. Кирилл звонил каждый вечер возбужденный и окрыленный. И, наконец, решающий момент настал. В принципе, как Ника и предполагала, работы всех ее детей получили призы по тем или иным номинациям, а также памятные сертификаты об участии в международном художественном конкурсе «Я так вижу мир».
        Российскими победителями конкурса стали Егор и любимец Николь Сашенька Макеев.  Саша Макеев также получил приз зрительских симпатий, который присуждался  членами жюри  и на основании отзывов посетителей выставки.  Егор получил самые высокие баллы по оригинальности замысла, неординарной композиции и уровню художественного мастерства. К тому же Егор и Саша были награждены трех месячной стажировкой в детской художественной школе при Парижской Академии изящных искусств. И этим также должен был заняться ее муж.
         Кирилл вернулся из Женевы, пропитанный духом многовековой культуры старой Европы. Он был переполнен множеством идей и планов, касающихся не только студии, но и   работы на математическом поприще.
В Женеве на    выставке он встретился со своим другом по переписке Пьером Бове, ученым, который занимался теми же вопросами, что и Кирилл:  общей теорией относительности, а также  описанием сингулярности черных дыр. Все свободные вечера Кирилл проводил с ним,  обсуждая наиболее «темные дыры» своих исследований и вживе они сдружились еще больше.
       Пьер, фанатически влюбленный в изучаемое им направление, был настолько рад необходимости  для Кирилла проживания в Париже течение нескольких месяцев,   что выбил у своего начальства приглашение Кирилла на стажировку во Французской Академии наук.
        Ника, скрипя сердцем, согласилась на отъезд своих любимых мужчин. Однако,  зная способность фанатичных математиков забывать о существовании реального мира, просила только об одном: не потерять где-нибудь детей. Мужчины улетели на Запад. Ника в спокойствии и тишине, несвойственные ей, проводила дни. Время появления нового человечка неотвратимо приближалось. И, когда процесс начался, Кирилл прилетел на неделю из Парижа, чтобы первым взять свою малышку на руки.
Девочка родилась совершенно здоровая без каких-либо отклонений  с рыженьким пушком на головке, которые через несколько месяцев превратились в рыжие кудряшки. Кирилл, глядя на черные волосы Николь и свои светло русые, хитро посматривал на жену.  –«Ты ищешь, кто в этом виноват?,- задиристо спросила Ника, - отвечу – дед». Смеясь, она стремительно исчезла в гостиной и вернулась со старым фотоальбомом в руках. Открыв его,  она показала фотографию мужчины с рыжим кудрявым чубом и зелеными глазами. –« Дед Николай. Мой дед!» - довольно воскликнула она, наслаждаясь произведенным впечатлением, потому что даже в младенческом возрасте в Кристине отразились черты деда Николая в девичьем обличии.
         Егор был настолько влюблен в свою младшую сестренку, что готов был опекать ее каждую минуту. Со своим новым пристрастием он, казалось, совершенно забыл о своей традиционной просьбе: купить ему щенка.
 Но теперь на приобретении собаки стал настаивать Кирилл,  объясняя Нике, что дети должны расти рядом с животными, потому что люди и животные – это единый,  неделимый мир Земли И дети, и детеныши животных с детства должны начинать понимать друг друга.
 Итак, в семье появилась трехмесячная пятнистая далматинка Сандра. Наблюдая за этой счастливой беззаботной троицей, в которой каждый дополнял друг друга, Николь вновь и вновь удостоверялась, насколько гармоничны убеждения Кирилла, и насколько он был прав в этом. Да, забот увеличилось, но это были приятные заботы.
 Очень часто, устав от домашних дел,  Николь садилась на свое любимое кресло, напротив которого висела картина Егора, написанная с любимой Никой фотографии. Под темно-зеленой кроной огромного каштана с двух сторон ствола дерева, обнимая его стояли Николь и Кирилл, на траве у ствола сидел Егор,  с четырехлетней Кристиной, а у их ног лежала маленькая далматинка Сандра. Казалось, что не только люди и собака улыбались на этой картине, но и Каштан улыбался каждой своей могучей ветвью. Это была одна семья: ее семья.
На пятнадцатый юбилей их свадьбы Ника и Кирилл, оставив детей на бабушек, отправились в Венецию, поразительную жемчужину лагуны Адриатического моря. Побродив по городу, постояв на мосту вздохов, полюбовавшись на изысканный дворец дожей, они окончательно уверились в том, что все мостовые и мостики в Венеции ведут на площадь Святого Марка.
Отдыхая за столиком напротив Базилики Сан-Марко, они беззаботно наблюдали за снующими по площади туристами различных национальностей. Вдруг около них раздался веселый смех, и маленькая девочка с прилипшими ко лбу черными кудряшками остановила свой бег около их столика и завороженно уставилась на Николь. «Вы – красивая! – сказала она. Вслед за ней к ним подбежала молодая женщина почти копия малышки. С удивленной и смущенной улыбкой она также пристально вглядывалась в лицо Ники. И когда их глаза встретились, Ника не выдержала и спросила; «Вы – Вероника?» «Да, -просто ответила юная мамочка.  Пытаясь оторвать девочку от столика,  она с укоризной в голосе сказала ей: «Николь, скажи до свидания  и пойдем. Нас ждет дедушка.» На лице Ники отразилось откровенное изумление. Несколько минут она блуждала где-то в глубине своего сознания.
«Николь! - вернул ее к жизни Кирилл, - Ты знаешь, пока я летел из Парижа, я от нечего делать перебирал в уме события последних лет, и меня как молнией поразила мысль: если бы тогда Егор не родился, у нас бы ничего сейчас не было!»
- «Чего не было?»- еще до  конца не очнувшись от своих мыслей, спросила она.
- «Да, вообще ничего!» Понимаешь Никуш, мы бы, наверняка, побоялись родить второго ребенка, у тебя бы не было твоей студии, а я бы так никогда и не встретился со своим коллегой Пьером Бове. И у нас не было бы тех, кто сейчас нам так дорог.