Уважаемая Мария Семёновна

-1-
Дождавшись, когда за секретаршей Леночкой закроется дверь, директор Светлана Геннадиевна, оглядела присутствующих. А именно: бессменного завуча первой смены Ольгу Рудольфовну, по прозвищу Адольф, нового зама по воспитательной работе, - флегматичную, болезненную женщину и руководителя школьного методобъединения учителей русского языка и литературы - подвижную и суетливо - многословную Жаннету Левоновну. Светлана Геннадиевна внимательно посмотрела на почему-то присутствующего здесь учителя ОБЖ - угрюмого, глядящего прямо перед собой Игоря Сергеевича, затем перевела взгляд на бывшего директора школы, а ныне просто заслуженного педагога РФ, пожилого учителя химии - Белова, и ещё одного-двух русоведов, из числа относительно молодых и приближённых к свите. Приглашены они были, скорее, для проформы, так как мнением их интересовались мало, поскольку ничего выдающегося оно из себя не представляло и никогда не шло вразрез с линией руководства школы.
- И всё-таки мне хотелось бы услышать, что нам делать с Марьей Семёновной, коллеги?
- Понимаю вашу озабоченность, Светлана Геннадиевна, - тут же отозвалась, почти подпрыгнув на месте от нетерпения Жаннета Левоновна, - мы, конечно, все очень ценим Марию Семёновну и уважаем, но всё же нужно признать, что с ней становится всё сложнее.
Все, кроме по-прежнему хмурого Игоря Сергеевича, переглянувшись, согласно закивали.
- Так и сказать прямо, что пора на заслуженный отдых, - отрывистым басом произнесла завуч и математик в одном лице Ольга Рудольфовна, - человек уже двенадцать лет, как официально на пенсии…
- Формально мы не имеем на это право, - раздражённо отозвалась Светлана Геннадиевна, - вы же знаете, зачем же говорить о том, что неосуществимо… Да, мы очень дорожим нашей уважаемой Марьей Семёновной, нашей заслуженной-перезаслуженной, но послушайте, - директриса развела в недоумении руками, - всему же есть предел! В том числе и нашему терпению… Нужно ведь понимать, что ты уже не можешь, тебе тяжело, ты попросту не справляешься с новыми технологиями, современными детьми…
- С этим, как раз, у неё никаких проблем нет, - угрюмо буркнул физрук, - дети её любят, а с компьютером она лучше некоторых из нас управляется… Дело ведь совсем в другом, верно?
Светлана Геннадиевна, прищурившись, снова посмотрела на него в упор, но Игорь Сергеевич, так и не повернулся.
- Вы правы, - процедила она и в глазах её промелькнули искры холодного огня, не предвещавшие ничего хорошего присутствующим, - я как раз и подходила к этой… - Светлана Геннадиевна замялась, подбирая слова и всем своим видом демонстрируя, как ей тяжело говорить, - непростой и деликатной теме… Мария Семёновна ведёт себя странно… Уверена, что все из вас, - она в третий раз с вызовом взглянула на Игоря Сергеевича и снова ровно с тем же результатом, - это не раз замечали…
- Да, да, - подхватили разом обе молодые учительницы, - в понедельник она попыталась выгнать меня с моего же кабинета, доказывая, что у неё сейчас урок в седьмом «В»…
- А мне сказала, на днях, что знает всё про мои жалобы и клевету на неё, - вставила вторая, - ой, вы знаете, я даже испугалась, у неё был такой вид…
- А эта её раскраска боевая в последнее время?! - вставила недавно назначенный заместитель по воспитательной работе, чьё имя-отчество пока мало кто выучил, - ну, послушайте, это ведь школа! Знаете, мне недавно мать нашей ученицы рассказала, как…
- Товарищи, - устало перебила Светлана Геннадиевна, нахмурившись, - я вас прошу, давайте не будем опускаться до примитивных сплетен… Это некрасиво и недостойно… И мы с вами, хочу напомнить, собрались здесь совсем не для этого… Вы знаете, что она снова собирается выходить с сентября? В кабинете раздался частью удивлённый, частью возмущённый гул.
- Я ничего ей не ответила по нескольким причинам, - немного повышая голос, чтобы быть услышанной, продолжила директриса, - в первую очередь потому, что совсем не уверена, что Тарасова после этого не побежит с жалобой в комиссию по трудовым спорам, а то и в школьный отдел образования. С неё станется…
- С чего вы это взяли? - снова возразил Игорь Сергеевич, и в директорском кабинете воцарилась почти абсолютная тишина.
- Простите? - от её ледяного тона, прозвеневшего над головами, в помещении стало на несколько градусов холоднее.
- За шесть лет, что я здесь работаю, не помню, чтоб Марья Семёновна на кого-нибудь хоть раз жаловалась… Его слова остались без ответа и повисли в воздухе беспомощной и одинокой нотой… Тишина становилась почти осязаемой. Если бы физрук сейчас вышел из кабинета, то только для того, чтобы написать заявление на увольнение. По крайней мере, все подумали бы именно так. Наверное, он и сам почувствовал что-то подобное, потому что неловко пожав плечами, добавил:
- Она устала, выдохлась, конец года всё-таки, потом нервотрёпка эта с переаттестацией, в её возрасте, тем более… Физрук осёкся, опустил голову и замолчал.
- Вот вы сами и ответили себе, - удовлетворённо подвела итог Светлана Геннадиевна и все облегчённо зашевелились, переговариваясь вполголоса.
Директор школы негромко похлопала по столу, напоминая о том, что пикантный вопрос, по поводу которого они собрались здесь узким, проверенным кругом, всё ещё не решён:
- Я как раз вас и пригласила, чтобы вы рассказали собравшимся по поводу инцидента, произошедшего между вами и Марьей Семёновной, - обратилась она к Игорю Сергеевичу. Мужчина поморщился, словно у него внезапно разболелся зуб:
- Да не было никакого инцидента, она просто что-то напутала… Светлана Геннадиевна улыбнулась так, что Жаннета Левоновна почувствовала лёгкое головокружение.
- В самом деле? А можно поподробнее? Я ведь знаю всю эту историю от других лиц, так что не стесняйтесь, здесь все свои…
После небольшой паузы, заметив устремлённые на него взгляды, Игорь Сергеевич неохотно и отрывисто сообщил:
- Мария Семёновна почему-то подумала, что я взял какие-то её фотографии...
Светлана Геннадиевна от возмущения даже привстала:
- Ну как вы рассказываете, ей-богу! Во-первых, по её словам, не просто взял, а украл, так ведь? Вот и называйте вещи своими именами, пожалуйста! Во-вторых, она утверждает, что вы делаете это систематически, а в-третьих, заявляет о пропаже её личных фотографий из семейного альбома, то есть, по сути, обвиняет вас в незаконном проникновении в её квартиру! Она опять развела руками:
- Ну, если и это для вас ничего не значит, то тогда я уж не знаю…
Игорь Сергеевич открыл рот, собираясь что-то сказать, но затем махнул рукой и снова замолчал.
- А что вы предлагаете, Александр Иванович? - обратился ныне действующий директор к бывшему… В вашей практике были такие случаи? Или вы тоже считаете, как наш уважаемый Игорь Сергеевич, что Марья Семёновна просто устала? Белов, который в это самое время рассказывал что-то на ухо Ольге Рудольфовне, несколько секунд помолчал, пожевал губами, а затем важно и размеренно, почти по слогам произнёс:
- Ничего подобного не могу припомнить… Есть определённый возрастной критерий, которому будь добр соответствовать… Я вообще не очень понимаю, что мы тут обсуждаем? Человек явно нездоров, не справляется со своими обязанностями, но уходить на заслуженный отдых не хочет, ну так нужно мягко намекнуть ему, что пора, мол…
- А если человек не понимает намёков? - вставила безымянная пока заместитель директора, уже третья за этот год… Мы уж сколько раз и так, и эдак…
- А если не понимает, то делается очень просто… Приказом создаётся комиссия по проверке работы данного товарища и уж после этого будьте уверены… Светлана Геннадиевна перебила его резким взмахом руки.
- Вы меня, конечно, извините, Александр Иванович, но это полная ерунда… Мы ведь только что это обсудили! А если она со всеми своими наградами и регалиями направится прямиком в министерство образования! Вы понимаете, что начнётся? После всех этих аккредитаций, переаттестаций и прокурорских проверок, которыми нас душили полтора года, мне только обвинения в дискриминации по возрастному принципу не хватало! Светлана Геннадиевна прерывисто выдохнула и с возмущением одёрнула полы своего пиджака.
- С ней нужно просто поговорить, - робко сказала одна из «молодых», - Подойти и сказать: «Уважаемая Мария Семёновна! Жизнь гораздо больше, чем работа, на школе свет клином не сошёлся, поверьте… Посмотрите до чего вы себя довели, пока не поздно, вам нужно обратить внимание на своё здоровье … Работая в школе, вы этого сделать не сможете…».
- Действительно, - подхватила Жаннета Левоновна, так и подмывает сказать: «Ну хватит уже, милая, дорогая, уважаемая! Остановитесь, наконец! Всех денег вы всё равно не заработаете… Ну неужели такие люди не чувствуют, как они жалки, как смешны, когда вот так вот цепляются, карабкаются из последних сил? Ну ещё годик, ну ещё два, не гонят и ладно… - смуглые щёки Жаннеты Левоновны стали бардовыми, она даже немного задыхалась.
- Господи, да что ж теперь, умереть за этим столом, в самом-то деле! - закончила руководитель методобъединения патетически.
- О чём вы говорите, ничего они не чувствуют, плевать эти люди хотели на всех, - лениво отозвался Белов.
Игорь Сергеевич, поднял вдруг голову и саркастически улыбнулся:
- А вам самому, Александр Иванович, простите, сколько лет? Тот вжал голову в плечи, вытаращил глаза и сжал толстые пальцы в кулаки:
- Я не позволю!… - сипло проговорил он, - Мальчишка! Да я четырнадцать лет бессменно директором школы оттрубил, если хотите знать! А когда в шестьдесят пять потребовалось освободить руководящую должность, ушёл молча и не пикнул! И стал простым учителем! Да-с, молодой человек! Для меня, уж можете мне поверить, никому не потребовалось бы созывать подобных совещаний…
- Ну-ну, Александр Иваныч, - увещевательно сказала Ольга Рудольфовна, - уверена, что Игорь Сергеич совсем не хотел вас обидеть…
- Итак, больше, насколько я могу судить, никаких предложений нет, - директриса оглядела всех, кроме Игоря Сергеевича, которого теперь, наоборот, старательно игнорировала.
- Скажите спасибо, что мы в кабинете директора, а для меня это место священно… - прошипел, наклонившись к физруку, бывший директор Белов.
Светлана Геннадиевна смотрела как будто сквозь них, явно думая о чём-то другом, а потом, сцепив руки в замок и как бы подводя итог обсуждению, произнесла:
- Ну что ж, тогда поступим следующим образом… Ольга Рудольфовна, вы подойдёте к Марье Семёновне и попросите её написать заявление.
- Да, но что если она…
- А если она не согласится, вы скажете, что администрация школы в этом случае, будет считать себя вправе требовать её полного психиатрического освидетельствования… Уверена, что она на это не пойдёт… Спасибо, коллеги, на сегодня это всё...
-2-
Шестидесятисемилетняя учительница русского языка и литературы - Тарасова Мария Семёновна проснулась этим утром в хорошем, можно даже сказать благодушном настроении. Жизнь снова обрела гармонию, наполняя внутренний и внешний мир Марии Семёновны буйством красок и чарующей гаммой звуков. Она улыбнулась своим мыслям и подошла к окну, за которым сразу, без всякой подготовки и вступления, созревало лето, в самом своём прекрасном и полном выражении. Там мелодично звенела и красовалась своей свежей, нежно-салатной зеленью разнообразная растительность, с любовью омытая вчерашним дождём, а в светло-голубых, будто фланелевых небесах, нежилось недавно проснувшееся солнце и праздничной многоголосицей перекликались друг с другом птицы.
Мария Семёновна подумала, что день сегодня должен быть просто великолепным. А иначе и быть не может.
И это было тем более приятно, что этот последний месяц перед летними каникулами складывался в профессиональном отношении не очень просто. Директриса была холодна, завучи надменно-отстранёны, а про некоторых своих коллег-русоведов, успевших благодаря своей природной наглости и беспардонному самомнению уже понахватать по тридцать шесть часов на следующий учебный год, Марии Семёновне и вспоминать-то не хотелось.
Но сегодня - совсем другое дело! Она чувствует, что такое утро просто не может обмануть её ожиданий… Прежде чем идти в ванную, она снова посмотрела в окно и весело погрозила шишковатым пальцем двум раскидистым клёнам, то и дело приветственно склоняющими сейчас перед ней свои роскошные, буйно-зелёные шевелюры.
Мария Семёновна перестала грозить и с притворной суровостью покачала головой, как бы давая понять, что у неё не такая уж короткая память, как они, возможно, полагают и она прекрасно осведомлена о том, кто несколько дней подряд изводил её тем, что громко стучал своими листьями, притворяясь, что они у них стеклянные и не давая никакой возможности сосредоточиться.
- А ведь сейчас конец учебного года, - шёпотом говорила им Мария Семёновна, нисколько, впрочем, не сомневаясь, что они её прекрасно слышат и, глядя на них строгим, но добрым взглядом, точь в точь, как на учеников-лоботрясов, которые тратят на пустые шалости драгоценное время, которое могли бы провести куда с большей пользой, - итоговые сочинения во всех классах, а впереди ОГЭ, ЕГЭ... А выставление оценок, а заполнение документации, а электронный журнал, а подготовка к педсовету. Марии Семёновне, правда, никто не говорил к нему готовиться, но мало ли… Хороший, ответственный учитель должен быть готов всегда. А иначе, какой же он пример для учеников?! Оба дерева стояли неподвижно, опустив головы, и пристыжено молчали.
Учительница вздохнула и улыбнулась, давая понять, что больше не сердится. К тому же нужно было поторапливаться. Сегодня вторник, а значит, у неё первый урок в восьмом «А». Хороший класс, хоть и спортивный, но дети подобрались вдумчивые и воспитанные. Читать, конечно, их не заставишь, хотя Мария Семёновна приложила немало усилий, чтобы изменить это, но, увы, без заметных сдвигов, но зато слушают как!
Мария Семёновна вышла из ванной уже в бигудях, чёрной юбке, чуть ниже колен и светлой кофточке. Она доела овсяную кашку, которую варила вчера и выпила полстакана слабого, несладкого чаю. Кофе Мария Семёновна не пила уже несколько лет, поскольку от него у неё могло подскочить давление, а ей - гипертонику, понятное дело, было это совсем ни к чему.
Затем она подошла к старому зеркалу в прихожей и с удивлением отметила, что выглядит слегка посвежевшей. Видимо благодать наступающего дня сказалась даже на её внешности. Мария Семёновна почувствовала острое желание быть сегодня неотразимой. В прихожей было темновато, из трёх лампочек, горела только одна, ну да ничего. Она прекрасно видит, ей очки ведь только для чтения и письма нужны. А ещё, когда тетради проверяет. У некоторых детей такой почерк, что им можно сразу без экзаменов поступать в медицинский, если бы этим их образовательные проблемы оканчивались.
Размышляя подобным образом, Мария Семёновна, чуть более гуще, чем обычно положила синие тени, она знала, что такой цвет отлично подходит блондинкам, хотя седых волос у неё уже гораздо больше, чем её русых. Мария Семёновна хотела глубоко вздохнуть, но передумала. Не стоит омрачать чудесное предвкушение от предстоящего дня этими печальными размышлениями о своём возрасте, благоразумно подумала она.
После многолетней, ежедневной практики накручивания волос, Мария Семёновна могла делать это в любых условиях и даже с закрытыми глазами. Причёску, освобождённую от бигуди, следовало лишь слегка поправить для того, чтобы они легли так, как было нужно. Мария Семёновна накрасила губы ярко-розовой помадой, которая осталась после того, как на майские у неё гостила внучка со своим отцом, её сыном. Помада светилась на губах насыщенным, матовым блеском, который слегка даже вышел за границы, но вид худощавой, подтянутой женщины, с броским макияжем, гордо взиравшей на неё с той стороны зеркала, неожиданно Марии Семёновне понравился. Придирчиво оглядев себя, педагог с более чем сорокалетним стажем работы, решила, что теперь кожа её выглядит слишком бледной, а потому этим же тоном черкнула на скулах несколько жирных линий цвета сочной фуксии и тщательно растерев полученный колер руками, взяла свою учительскую сумку и вышла из дома.
-3-
Мария Семёновна пришла на остановку и радостной улыбкой ответила на удивлённые взгляды двух смеющихся девушек. Наверное, бывшие ученицы, подумала Мария Семёновна с теплотой. Вообще-то школа была недалеко, всего две остановки, но последнее время, особенно после нескольких опозданий, Мария Семёновна предпочитала ездить. Что-то случилось с её ногами и она, как бы ни старалась, ходить стала гораздо медленней. Кроме того, её ноги к вечеру ужасно отекают и болят. Это ещё потому, что она так и не научилась давать уроки сидя. Просто физически не может и всё.
Войдя в маршрутку, Мария Семёновна, как всегда вежливо поздоровалась со всеми и села на свободное место. Почему люди такие невоспитанные, думала она. Неужели так трудно ответить на приветствие? Нет, что ни говори, рассуждала она, а пешком ходить было гораздо приятнее. Сорок с лишним лет отходила. Вообще-то сорок три года, если быть совсем точным, но сын как-то сказал ей, что конкретизировать в её случае совсем необязательно. Это уже повод не для того, чтобы гордиться, а скорее, чтоб задуматься, что с тобой не так? К тому же, сказал сын, некоторых людей такая цифра может реально напугать. Она тихонько вздохнула, выходя из маршрутки. С сыном ей тоже непросто. О чём бы ни говорили, рано или поздно он заводил разговор о том, чтобы она оставила работу.
И ведь делает вид, как будто действительно не понимает, что работа для неё всё! Чем она станет заниматься на пенсии? Начнёт вышивать бисером? Заведёт кошку или даже двух? Да она сойдёт с ума уже через полгода! Почему же её самый родной человек не понимает этого, а ведёт себя так же, как эти язвы-завучи? Но они чужие люди, им простительно, а Павлик ведь её сын…
Нет, нет, - размышляла Мария Семёновна, входя в здание школы, - пока она может, она останется работать… Особенно если будет себя чувствовать так, как сегодня. В коридоре она встретила этого проходимца Игоря Сергеевича, который поздоровался с ней неуверенно и смущённо. Она заметила тревогу, мелькнувшую в его глазах.
- А, чувствует, что я всё про него знаю, - злорадно подумала про себя Мария Семёновна, - а то, наверное, считает, что может и дальше бессовестно воровать фотографии из моего альбома, нет, голубчик, не выйдет. Она уверена, что именно его силуэт видела тогда, подходя к своему подъезду. И надо же такому случиться, в этот же вечер ею была обнаружена пропажа двух самых любимых фото из альбома! Той, где они с Колей, мужем, совсем ещё молодые и второй, где они же, но уже втроём, с их годовалым сыном. Как знал, паразит, что эти фотографии ей очень дороги! К тому же, они ведь единственные!
- Имейте в виду, Сергей Игоревич, я вас узнала, - прошептала она, переиначивая на свой лад его имя и подходя к нему вплотную, - я, так и быть, не стану заявлять, если вы добровольно отдадите мне фотографии.
- Мария Семёновна, - проговорил он, глядя на неё с выражением какой-то нестерпимой муки, - даю вам слово, что не брал ваших фотографий… И более того, я даже не знаю, где вы живёте… Вы нездоровы, у меня окно сейчас, я мог бы отвезти вас домой, мне кажется лучше бы вам сегодня не попадаться на глаза никому из начальства.
В этот момент растерянное и невыносимо грустное лицо этого молодого человека, а в особенности его мягкие, русые волосы, напомнили ей почему-то её сына Павлушу. У него появлялось точь в точь такое же выражение, когда он бывал в детстве чем-то обижен и собирался заплакать. Она умильно улыбнулась и, всхлипнув, вдруг погладила физрука по щеке:
- Подумай над своим поведением, мой милый, я верю, что ты ещё сможешь исправиться… И напевая: «А напоследок, я скажу…», она, плавно покачивая бёдрами, направилась под оглушительный перелив звонка к кабинету русского языка и литературы, не замечая, как упала на пол, запутавшаяся в волосах бигуди.
- Мария Семёновна! - звонко окликнул её голос Ольги Рудольфовны, - вы не могли бы зайти сейчас ко мне? Мария Семёновна обернулась. Завуч стояла возле своего кабинета и ласково, как-то особенно тепло ей улыбалась.
- На перемене обязательно, Ольга Рудольфовна, у меня первый урок, как и всегда по вторникам.
Завуч медленно вздохнула, не переставая улыбаться, и терпеливо пояснила:
- У вас два урока и только во второй смене, уважаемая Мария Семёновна, кроме того, сегодня четверг и поговорить нам нужно прямо сейчас. Улыбка завуча стала ещё лучезарнее, но от того, что её глаза не принимали в ней ровно никакого участия, она казалась почти жуткой. Однако учительница русского языка и литературы этого не заметила.
- Какая милая женщина, - с новой волной умиления подумала Мария Семёновна про Ольгу Рудольфовну, - с чего я решила, будто у неё зуб на меня есть? И Светлана Геннадиевна, директор, вчера вечером так вежливо, так душевно со мной попрощалась… Какие прекрасные люди, думала она, входя в кабинет к Ольге Рудольфовне, улыбаясь и часто моргая. Она так на меня смотрит, словно хочет сообщить мне что-то очень и очень приятное…. А, догадалась она, и чуть не захлопала в ладоши… Будут сейчас уговаривать снова взять классное руководство. А почему бы и нет? Она достаточно отдохнула без него, можно опять попробовать. Что ни говори, а ей не хватает всё-таки именно «своего» класса…
Она присела на стул и сложила худенькие руки на коленях, сжимая ладонями мятый платок. Настроение у неё сегодня, однако, очень странное… То смех, то слёзы…. Мария Семёновна, быстро поднесла к своему носу костлявый кулачок, едва успев промокнуть большую и прозрачную каплю.
Вот удивится грозная Ольга Рудольфовна, когда Мария Семёновна ей скажет, что сразу догадалась, зачем она её пригласила.
- Только вот почему я никак не могу вспомнить, какой же сегодня день недели? - вдруг подумала она. Ведь завуч, кажется, говорила. Господи, вот же бедная, иметь кличку Адольф, это же ужас…
- В любом случае, - размышляла она, пока совершенно не понимая того, что говорит ей уже минут пять завуч первой смены, - день сегодня совершенно замечательный, а всё потому, что она стала понимать язык деревьев. И теперь каждый её день будет прекрасным. А с сентября, став классным руководителем, она и своих новых детей обязательно научит разговаривать с деревьями. Это, на самом деле, совсем не трудно… Стоит только захотеть…