Тотем

Дедушке посвящается...





Мой дедушка был шаманом. Просто чувствовал иначе воду и ветер, птиц и зверей, картины и музыку. Я родилась похожей на него. Мы всегда отличались от других своим внутренним миром. Кровь северных аристократов предоставила нам сильную волю, глубокое мышление, вчувствование в энергетические слои живого и предметного. Мы никогда даже не пытались объяснить чужим о силе смысловой энергии.
Знаки, мелодии, краски, травинки, бабочки, деревья, волки, лоси, лес и другое ; это часть меня и эта часть ; моё лучшее наследство. Люди торопятся за деньгами и тогда они побеждают ; деньги. Природа не побеждает, она помогает. Помогает не за деньги. Просто потому что любит.
Дедушка умер. Умер, думая обо мне. И я до сих пор не могу поверить, в его смерть. Всей своей жизнью он противоречил смерти. Смерть оказалась его единственной слабостью.
Прошло двадцать лет со дня его смерти, и теперь я могла прочитать письмо ; последнюю волю дедушки-шамана. Мне исполняется тридцать лет и я обязана выйти замуж за свой тотем. Неслыханная дерзость. Не похоже на деда. Откуда он знал, что я решусь на замужество? До этого возраста мы жили на проценты его могучего наследства. Он жил честно. Настолько честно, что откладывал самую большую часть. Как будто знал. Но выходить замуж, дабы согласно его завещанию вступить в наследство… чтобы моя семья и семья мужа ни в чём не нуждались...

С детства меня звали «мальчишницей». Я выросла на заборах и деревьях, целовала цикорий и лён в поле. Украшала цветами мака свои пышные, медные волосы. Ходила в платьях «на пенке» или блистала босой в мальчишеских шортах и дедушкиных да папиных рубахах.
Всегда привлекала к себе людей, будучи чем-то вроде экзотической бабочки ; единственной на свете.

Избалованной? Я бы прыснула со смеху, если бы кто-то назвал меня избалованной. Дитя природы… я умела радоваться. Отличалась сильной волей и вела мальчишек хоронить мертвых голубей да ос, подняв голову с красным от слёз лицом.

Я не думала о том, что могу кому-то нравиться, а выдерживала приличное расстояние между собой и тем человеком, которому не доверяла, но не доверяла почти всем. Старалась вести себя более чем примерно. Этим сводила людей с ума. Точно золотая рыбка под водой, которую никому никогда не поймать.

Девочки меня ненавидели и редко дружили со мной. А если дружили, то пакостили. Мальчики по мне вздыхали.
В своём саду я читала книги летом, в палящий зной, лёжа на заплаточном коврике и одновременно перебирая фортепианными пальцами то одной, то другой руки по сухой, измождённой от бесконечных засух, земле.

Любила кататься в лодке, сама налегала на вёсла, слизывая ягоды брусники с незабудковых листьев.
Дикая, красивая и беспощадно упрямая. Придумывала, как танцевать с берёзами, рассказывала секреты елям, самодельному паруснику. В драке с одной девочкой мне едва не сломали нос. Зачинщицей драки была не я. И ни одному парню не удалось обнять меня и поцеловать до тридцати лет. Я и никогда не задумывалась о замужестве. Да, предложения мне делали, только я отшучивалась от них, словно от плохой погоды. Мне и в голову прийти не могло, что кто-то мечтает обо мне, как о жене. Возможно, эти «отшучивания» выстроились неким защитным механизмом. Только я совсем не из тех, кто с детства придумывает свою будущую свадьбу и собственного (точно какой комод) мужа: фата, лимузин, кольца, рис на голову и запланированная медовая жизнь.
Никогда никому не верила. Теперь не верила и деду. Шаманство его в чём-то ошиблось в отношении меня и мне в этом тупике не отыскать дверей.

С ним мы познакомились в дедушкином магазине с говорящим названием «Тотем» Он совместил в себе сразу два дара: умел хорошо водить фургон для перевозки музыкальных инструментов и чувствовать их.
Был бы жив дедушка, понял, каким сокровищем этот мужчина стал для меня. Он умеет играть на большинстве инструментов и грамотно подбирать под них владельцев.
Изготавливает тотемы вручную, а не приобретает их в других шаманских или метафизических магазинах.

Да, неотразимый великан вживляет в скрипки, контрабасы и рояли вручную изготовленных и миниатюрных кузнечиков, скоморохов, деревьев, пастушков и подобное.
Самой дорогой на торгах оказалась наша скрипка с пустым ведёрком внутри корпуса с правой стороны. Её приобрёл циркач и с тех пор колесит по миру, не позволяя никому коснуться музыкального чуда. Скрипка приносит ему не только деньги или славу (что меняется вместе с погодой). Она приносит ему счастье. «Пустое ведро» помогает цирковому артисту выходить с победами из любой ситуации.

Никто кроме нас двоих не знает о нашей любви. Мы никогда не признавались друг другу, не целовались. Ссорились? Да.
Однажды в неистовом обиженном порыве я выбежала из фургона, хлопнув дверью так, что разбилось стекло. За мной вылетел он. Добежал в два великановых прыжка и сгрёб меня в охапку. 



Он что-то шепчет, словно шуршит словами. От этого я на мгновение потеряла слух. А он смотрит. Просто смотрит так, что мы не здесь. Где-то там, куда другим никогда не дойти. Так мы вместе уже несколько лет и это выше самой высокой горы. Точно проделали ход в небо, чтобы прятаться там вдвоём.


Когда мама твёрдо сказала, что я должна выйти замуж за сына её подруги, я уронила огромное зеркало в гостиной. Оно разлетелось будто на крохотные крылышки. Наверно, множество зеркальных ос родилось в это мгновенье, но я бы не хотела видеть, как они жалеют меня. Поэтому пусть летят, куда хотят ; по садам, по полям, по лугам. Они свободны. Им не нужно выходить замуж за человека, которого никогда не смогут полюбить.


Я поранила руки и колени в кровь, так как упала прямо в осколки. Так упала, словно угодила в параллельный мир. Чувствую, внутри меня, на самом дне, что-то более хрупкое, чем я думала.


Не могла сказать маме о тайных отношениях. Мне тридцать, а я выгляжу совсем девчонкой по сравнению с другими. Дедушкино послание сыграло ужасную роль: если я выйду замуж за своего тотема, вся сумма дедушки, на проценты которой мы жили, будет нашей. До тридцати лет я не знала, что в этих бумагах, а теперь они точно плюнули в моё бесконечно детское лицо. 


Парень моего возраста с фамилией Тотем, сын маминой подруги, обвешанной янтарём, разве не насмешка? Подруга мамы рассуждает об этих деньгах, как о своих собственных. Я не люблю деньги. Мы всегда исправно платим налоги, ведём учёт тратам, живём правильно.  Природа важнее. У природы цены нет. Она бесценна. И теперь, чтобы исполнить волю дедушки я должна выходить замуж за ужасного парня, а это, то же самое, что пойти против природы. Конечно, после свадьбы мы будем жить в разных комнатах, ездить на разных машинах, заводить разных животных, не думать о будущих детях, не думать друг о друге, а изредка отвечать на вежливые вопросы маминой подруги, на которой, как я думаю, янтаря станет раз в пять больше.


Он был клоуном, теперь портной. Согласен сшить мне свадебное платье. Вкуса у него нет. А портной без вкуса, это мороженое без молока.
Если бы я могла превратиться в птицу и летать, летать снежно-белой. Никого не клевать, просто жить по-птичьи, целуя клювом ветки деревьев…
Но я девушка. Красивая, странно-мыслящая, до этих дней дикая и свободная, а теперь ещё и чересчур богатая. Ах, да,  и внучка шамана, что воспринимается Роландом, как местная достопримечательность.


Что может быть хуже этого ; выйти замуж за алчного, каменного человека с огромным ртом и сливовыми щеками. А виновата только фамилия. Гнусная фамилия.

Почему дедушка так сделал?


Папа, мой слабый и растрёпанный папа, мечтает купить тёмно-синий кабриолет с откидным верхом. Бывают кабриолеты с откидной крышей? Ради него он согласен благословить меня и портного в узких штанах.
Дедушка-шаман ; отец папы. Бабушек давно нет. Наперекор некому пойти.
Страшно. Точно я ночью на высокой скале, а внизу камни, как драконьи зубы. Ни луны, ни фонарей, ; лежи и держись за ледяной выступ собственной судьбы.


Он приехал. Привёз на закате фортепиано из Вены с репродукциями Огюста Ренуара, выполненными австрийскими художниками. Балерина в пышном, голубом платье, обёрнутая парижским небом. Заказал этот инструмент один известный композитор. Какое-то время он проживал в Зальцбурге на родине Моцарта. Ему семьдесят. Музыка лишает его возраста. Люди, умеющие писать музыку или картины, создавать  -- молоды вечно. Это "противоугонная" защита искусства.
Человек, которого я люблю сразу понял, какой тотем подходит композитору ; лев с осиными крылышками. Крылья настолько прозрачные, что я плакала, пока он касался колкой щекой моих тонких пальцев после долгой разлуки.

В тот день я сказала своему будущему мужу, что переезжаю в отель «Подсолнух», без него и что даже после свадьбы жить с ним не буду.

Прошло два месяца. Однажды Роланд приехал ко мне, и я врезала ему в нос, защищаясь. Он не смог прикоснуться ко мне. Хорошо, накануне я нарисовала мелками розовую змейку на своей левой ноге... Дедушка хранит меня, несмотря на своё наследство для меня и моё счастье в его представлении. Неужели, он не понимает, что Роланд ; не тот человек для меня, о котором он мечтал?
Я не сломала Роланду нос. Только гордость.

Не могу рассказать тому, кого люблю, что происходит. А он так счастлив, что мы снова вместе! Гуляли в лесу, а затем он окутал меня водой ручья.
; Слышишь, как звучит? ; спросил он.
Кивнула, сдерживая слёзы, ; через месяц на моём пальце будет кольцо Роланда.
; Так звучит твоя красота! ; добавил он.

Вечером, когда он привёз меня к дому (про то, что я сбежала в отель, не знает), Роланд увидел это. Вместе со своей "янтарной" матерью он пришёл на ужин к моим родителям. Их смех застыл в воздухе, когда они увидели меня с другим человеком.
"Янтарная" женщина ударила меня по щеке. Роланд гоготал, показывая лошадиные дёсны. Человек, которого я люблю, уехал. Но тут же вернулся и успел увидеть, как я на такси устремилась в «Подсолнух».

Он постучал, и я открыла ему. Рассказала всё в двух словах. Оказалось, не сложно.

; Почему не сказала мне раньше?
Я сидела в кресле. Наверно, вид у меня был дико беспомощный. Смущал халат — миниатюрный, весь в незабудках. Поэтому достала одеяло и завернулась в него вместе с ногами да громко бьющимся сердцем.
; Холодно? ;спросил он.
; Давно холодно, ; ответила я, пожимая плечами. Всё перепуталось во мне. Луна заглядывает в окно.
; Выйдем на балкон. Мне нужно тебе кое-что сказать.
Я заплакала.
; Я его не люблю. Он мерзкий! ; проговорила я, не переставая плакать.
; Смотри! Видишь?
Он достал из кармана рубашки маленького золотого сверчка.
; Ой! ; удивилась я сквозь слёзы. Чёртовы слёзы! ; Ой! ; повторила я и мои вечно детские синие глаза расширились, когда он пересадил сверчка на мою небольшую ладонь.
; Это подарок на свадьбу, ; промолвил он. От слёз моё лицо распухло, и я его плохо видела. Нос мне тогда не сломали, но плакать после этого нельзя ; веки, как дынные ломтики.

Он обнял меня. Чувствовала себя несчастной и крошечной, а он выглядел старше из-за незнакомых морщин, которые выступили на его страдающем лице. Боится меня потерять. Думает. Думает. Пальцы дрожат.
; Этого сверчка я купил для тебя в Вене. При выборе посмотрел на него твоими глазами. Когда-то... давным-давно, у моего отца появился старший талантливый друг ; шаман… Он открыл магазин и назвал его «Тотем». Увы, друг в возрасте болел, и только мы с отцом знали, как серьёзно. Поэтому он попросил моего отца только об одном, чтобы сын его ; то есть я ; подарил его внучке на тридцатилетие золотого сверчка. Тогда она согласится стать его женой ; женой своего настоящего тотема.