Поединок Тальтс-Беднарски

Через пару недель в столице Японии Токио будут открыты Олимпийские игры. Открытие их задержалось на год из-за пандемии коронавируса, а как известно, долгожданный подарок самый желанный.  Не испытывая слишком большой уверенности в то, что российские спортсмены удачно выступят на этих международных соревнованиях, меня потянуло на воспоминания о победах наших спортсменов, особенно в тех видах спорта, где нам совершенно ничего не светит.  И тяжелая атлетика как раз такой вид спорта. А ведь когда-то с нашими штангистами мало кто мог вступить в поединок и выиграть. Особенно честным путем.  Вот об одном таком поединке и пойдет речь ниже.

Американская тяжелая атлетика, о которой уже давно забыли, в 50-70 годы была на виду. Особенно славились штангисты тяжелых весовых категорий.  Так, олимпийским чемпионом Олимпиады 1952 года в Хельсинки стал американец Джон Дэвис с результатом в сумме трех движений (жим, рывок, толчок) 460 кг.  Другим известным американским штангистом был Норберт Шемански.  Дебютировал на Олимпийских играх в 1948 году в Лондоне и выиграл серебро в весовой категории свыше 82,5 кг, уступив соотечественнику Джону Дэвису. Через 4 года в Хельсинки выиграл золото в категории до 90 кг, опередив советского тяжелоатлета Григория Новака. Олимпийские игры 1956 года был вынужден пропустить из-за травмы спины. В 1960 году в Риме выиграл бронзу в категории свыше 90 кг, проиграв только Юрию Власову из СССР и американцу Джеймсу Брэдфорду. В 1964 году в Токио на своей 4-й Олимпиаде 40-летний Шемански вновь завоевал бронзу в категории свыше 90 кг, уступив советским спортсменам Леониду Жаботинскому и Юрию Власову.

Был известен своей приверженностью американскому «образу жизни», любил есть гамбургеры и пиццу, а также пить пиво, поэтому часто вынужден был делать более длительные перерывы в тренировках.

Достижение спортсмена, выигравшего 4 олимпийские медали, сумел повторить через 36 лет на Играх в Сиднее немец Ронни Веллер (золото, 2 серебра и бронза). Через 4 года в Афинах свои четвёртые в карьере олимпийские награды завоевали также болгарин Николай Пешалов (золото, серебро и 2 бронзы) и грек Пиррос Димас (3 золота и бронза).

Но самым известным из американских штангистов был Пол (Пауль) Андерсон, олимпийский чемпион 1956 года.  Его карьера в любительском спорте развивалась стремительно. Казалось, возможности человеческого организма набрать в сумме трех движений 500 кг - миссия невыполнима, но только не для Андерсона. Спортсмен смог побить рекорд победителя Олимпиады 1952 года, американца Джона Дэвиса, с результатом в 460 кг, когда набрал 500 кг, участвуя в состязаниях в Южной Каролине.

На чемпионате мира в Мюнхене в 1955 году все ожидали от Андерсона покорения новых вершин. И Пол Андерсон получил золотую медаль, сумма которого составил 512, 5 кг. Этот показатель стал новым мировым рекордом. Спортсмен не стал останавливаться на достигнутом и поставил еще несколько рекордов: в жиме - 185, 5 кг, в толчке - 196, 5 кг.

В 1955 году темпы Пола в спорте набирают обороты. Попав в команду американских тяжелоатлетов к Бобу Гофману (меценат,  спонсор сборной США по тяжелой атлетике), Андерсон не обманул ожидания своих поклонников. На показательных выступлениях в Москве в этом же году тяжелоатлет Пол Андерсон смог покорить сердца всех любителей тяжелого спорта - он поднял в сумме 518 кг. Кроме мировых рекордов, «человек - гора» покорил сердца женщин своим обаянием, которого у него не отнимать. В 1956 году после олимпиады в Мельбурне Андерсон заявил о том, что турниры его выматывают, и принял решение уйти из спорта.

Тяжелоатлеты с появления штанги на олимпийском помосте выступали в нескольких категориях. Они менялись несколько раз. С 1951 года их было семь - до 56 кг, до 60 кг, до 67,5 кг, до 75 кг, до 82,5 кг, до 90 кг и свыше 90 кг.  Но соревноваться атлету весом в 95 кг с тем, кто весил больше 140 кг, было невозможно, а между тем атлеты, имеющие рост около 175-180 см (а таких было много), вынуждены были или сгонять собственный вес, нанося время здоровью, или наедать лишние килограммы. Поэтому в  1969 году впервые в тяжёлой атлетике была введена новая весовая категория (до 110 кг). В эту категорию в сборной СССР из полутяжёлого веса (до 90 кг) перешёл Яан Тальтс.

Противостоять ему из сборной США готовился Роберт Беднарский. Тот наоборот, сбросил собственный вес, до этого он выступал в сверхтяжелой весовой категории, но спорить с набиравшим силу Василием Алексеевым ему было не под силу, хотя на чемпионате США 1969 года он набрал сумму в 580 кг. (Алексеев к этому времени набрал 600 кг).

 Они встретились на чемпионате мира в Варшаве в сентябре 1969 года. Подавляющее большинство специалистов отдавало предпочтение американцу, совсем недавно обновившему мировые рекорды (Всего к окончанию карьеры  на счету Беднарского было 12 мировых рекордов, а у Тальтса – 43 мировых рекорда)

После двух первых упражнений Беднарский вырвался вперёд на 7,5 кг. Но Тальтс не сдался. Всё должно было решиться в толчке. Беднарский во втором подходе с огромным трудом толкнул 205 кг,  с этим весом также справился советский спортсмен.

— На помост к весу 207,5 кг вызывается Роберт Беднарский, США. Третий подход, — объявил секретарь соревнований, и мощные динамики на весь зал громогласно повторили эти слова.

Международные правила гласят: после того, как установлен вес и спортсмен вызван на помост, он обязан в течение трёх минут совершить подход. Судьи включили секундомер. В зале в это время стояла насторожённая тишина. Фотокорреспонденты, словно готовящиеся к решающей атаке бойцы на передовой, короткими рывками придвинулись к самому помосту. А Беднарского всё не было.

Прошло три минуты. Тревожно прогудел сигнал, оповещая, что установленное время истекло. И вот уже к штанге весом 212,5 кг вышел Яан Тальтс. Никогда прежде — ни на тренировках, ни тем более на соревнованиях — эстонскому силачу не приходилось толкать этот колоссальный вес. Но Тальтс взял его, догнал в сумме американца и, имея меньший собственный вес, завоевал первое место и звание чемпиона мира.

Зал шумел почти полчаса. А когда восторг понемногу стих, когда, казалось, всё было закончено, в динамиках вдруг раздалось:
— На помост к весу 212,5 кг вызывается Роберт Беднарский, США. Третий подход.
Успокоившийся было зал загудел снова. Тишину пронзил крик:
— Не имеет права!
Да, вызов Беднарского на помост был совершенно неправомерен. И руководитель нашей делегации тут же подал в главную судейскую коллегию протест. Но пока официальные лица собирались рассматривать этот документ, Роберт Беднарский вышел на помост, красиво вытолкнул штангу. Этот подход засчитан не был и чемпионом мира  по праву был признан советский атлет.

Через пятнадцать минут данную бесспорную истину большинством голосов подтвердило апелляционное жюри чемпионата — орган, которому дано высшее право окончательных решений. Попытка Беднарского была названа тем, чем она и была на самом деле, — "сверхплановым" подходом. И сам дотошный Оскар Стейт, ответственный секретарь Международной федерации тяжёлой атлетики, во всеуслышание провозгласил Яана Тальтса первым в истории чемпионом мира в первой тяжёлой весовой категории.

Но, как оказалось, до финала этой истории было ещё далеко. Накануне Чемпионата мира 1970 года в американском Коламбусе американские газеты поместили снимки Тальтса с оскорбительными подписями, типа "человек, укравший золотую медаль". А 10 сентября 1970 года по требованию американской делегации в составе Международной Федерации (где, как известно, председательствовал  американец) на международном Конгрессе поставила на обсуждение "дело Беднарского".

Организаторы этой комедии выбрали очень удобное для себя время: в Колумбус по самым различным причинам не прибыли члены Конгресса от пяти социалистических стран. Заседание проходило бурно и машина голосования, настроенная на нужный американцам лад, сработала: 18 голосов были "за", 13 — "против" и двое воздержались.

И хотя нас успокаивали, что это решение не правомерно, говорили, что медаль останется у Тальтса, что решение носит чисто формальный характер и т.п. но газеты, радио, телевидение уже, как по приказу, подняли шумную пропагандистскую кампанию. Несомненно, одной из главных её целей было вывести из равновесия наших спортсменов, и в первую очередь самого Яана.
"Беднарский, только Беднарский — истинный чемпион мира. Он это доказал в Варшаве, докажет и сегодня" — под таким аншлагом вышла местная газета в день состязаний атлетов первого тяжёлого веса. Сие достаточно красноречиво свидетельствовало о том, какой огромный психологический подтекст имела начинающаяся дуэль.

Устроители скандала, надеясь на безусловную победу своего атлета, всячески обостряли и без того накалённую обстановку. Если первые семь дней чемпионат проходил в зале на 3 тысячи мест, то к началу "боя гигантов" его перевели в другое помещение, где зрителей могло быть вдвое больше. А билетов продали по-прежнему три тысячи. Остальные раздали почётным гостям, им надлежало устроить восторженную овацию Беднарскому, которого заранее прочили в победители.

А перед чемпионатом президент Никсон принял у себя Беднарского и его товарищей по команде: — Ваш успех будет успехом всей страны. Ни на минуту не забывайте об этом! — сказал президент, прощаясь с атлетами. Нужно ли распространяться о том, что всё это ложилось на плечи Яана дополнительным моральным грузом? Вот уж где судьба устроила настоящую проверку его характера, его воли и мужества...

Однако Тальтс победил "Короля жима" в его коронном упражнении, установив новый мировой рекорд - 200 кг! А вырвав 155 кг и толкнув 210 кг, Яан Тальтс установил в сумме новый мировой рекорд и в сумме — 565 кг. Первым к нему подошёл Роберт Беднарский. Несколько смущённый, взволнованный, расстроенный своей неудачей. Но даже в эту тяжёлую для себя минуту он отыскал в себе силы, чтобы протянуть Тальтсу руку и сказать:
— Поздравляю! Ты действительно велик. И тягаться с тобою, видно, нет смысла.
Яан Тальтс - Олимпийский чемпион 1972 года, серебряный призёр Олимпиады 1968 года, 4-кратный Чемпион Европы и 2-кратный Чемпион мира, один из тех славных спортсменов, которые ковали наши победы на международной арене, совсем недавно (19 мая) отпраздновал своё 77-летие. Пожелаем здоровья и долгих лет жизни советскому и эстонскому богатырю! А Роберт Беднарски умер в 2004 году на 59 году жизни.

Мне на глаза попалась заметка, в которой Яан Тальтс рассуждает о своем виде спорта. Предлагаю её вашему вниманию, уважаемые читатели.

Штанга — очень хороший спорт. Особенно для молодого. Молодой всегда торопится, хочет сразу увидеть, что ему дала тренировка. В игре не сразу поймешь, лучше ты стал играть или нет. А у нас сразу все видно: поднял на пять килограммов больше, чем неделю назад, или на два с половиной, значит, стал сильнее. Ну, а после техникума меня призвали в армию. Я служил на Украине.  В армии я сделал первый разряд — в среднем весе. А мастером спорта стал в полутяжелом.

Тренер? Нет, тренера у меня не было. Помощник был, а тренера не было.
Помощник? Ну, это человек, который освобождает от занятий, проводит сборы. А что такое тренер — не знаю. У меня никогда не было тренера. Мне тренер не нужен. У меня есть своя теория, свой метод. Я знаю, как себя готовить и как чувствовать себя хорошо.

Вон выступали в Мюнхене с тренерами — четыре ноля сделали. Потеряли, думаю, две золотых и две серебряных.

Три золотых? Не уверен. Каныгин и без ноля мог бы не занять первого места: болгарин — хороший штангист. Детали? Подробности? Нет, я не могу ничего рассказать. Мы с Алексеевым приехали, когда уже были ноли. Все наши уехали в Мюнхен двадцатого августа, а мы с Алексеевым — второго сентября.

Алексеев тоже сам себе тренер. Зачем нам надо было сидеть в Мюнхене? Мы готовились одни в Подольске и приехали за несколько дней до выступления.

Когда Ригерт сделал ноль, мы уже были в Мюнхене, но в зал не пошли: нельзя перед своими соревнованиями три часа в зале торчать, пять часов.
Мы же едем не смотреть штангу, а поднимать штангу. И по телевидению не смотрели: надо отдыхать, а какой отдых, если переживаешь...

Виноваты и ребята и тренеры. Не тренеры заставили поднимать предельные веса, но они и не были против. Обязательно должны были быть против. Согласиться и доверять полностью спортсменам можно, но только большим спортсменам, которые уже выступали не один раз и которые себя на соревнованиях чувствуют хорошо, которым нужно только помогать.

Ригерт? Хороший спортсмен. Хорошо тренируется. В хорошей форме. Мировых рекордов много установил. Но если бы я был тренер, я бы ему в такой ситуации не доверил: молодой он, всего два года в сборной.

Я спросил потом у тренера, зачем он разрешил Ригерту в первом подходе рвать больше, чем ему надо было для первого места. Медведев ответил: «Я ему доверяю». А я, раз уж есть три ноля, не стал бы доверять, я взял бы ответственность на себя. У Ригерта самое слабое движение — жим, а он жим выиграл. Впереди — два его движения, где у него конкурентов нет. Зачем, спрашивается, рисковать? Все кончают рывок на ста пятидесяти. Подними сто пятьдесят — и ты чемпион. Ну, сто пятьдесят пять. А он пошел на сто шестьдесят.

Да, Ригерт такой вес уже часто брал — и на тренировках и на соревнованиях. Но если уже есть три ноля, надо от всех случайностей застраховаться. Надо было бороться за место, а не за результат:
такой вес надо было заказать, который в любой момент поднимешь.

Ну, а у Шария и Павлова были явно большие начальные веса. Такие большие, что до их выступлений я мог бы на сто процентов предсказать ноли. Они хорошие штангисты, но нестабильные. Они думали, что на Олимпиаде выступать — все равно что на каком-нибудь турнире. Нет, этого я не могу сказать, что они боролись за медаль между собой, еще не обеспечив ее команде. Я их не очень хорошо знаю.

Почему? Алексеева я хорошо знаю, остальных — хуже. Они в сборной недавно — по два-три года. Потом они на всех сборах, а я раз в году. Я не люблю на сборах тренироваться: в лесу, в глуши где-то — можно с ума сойти. А с Алексеевым мы вместе часто тренируемся. У нас на тренировки взгляды одинаковые.

Помешали ли мне в Мюнхене четыре ноля? Ну, обязательно! И мне и Алексееву. Я был готов на шестьсот десять — шестьсот пятнадцать, может быть, на шестьсот двадцать, но на шестьсот десять — точно. А получилось всего пятьсот восемьдесят...

Сколько у меня было международных турниров? Я недавно считал: крупных и маленьких почти шестьдесят. И только в двух не было первого места. В шестьдесят шестом году на чемпионате мира в Берлине и... Что? Ноль? Да, у меня был в Берлине ноль. Вспомнили, что и у Тальтса был ноль. Я тогда был моложе, чем сейчас Ригерт, это был мой первый чемпионат мира. Но я себя уже знал хорошо и несколько раз после взвешивания говорил тренерам: «Надо разминаться!» А они ждали чего-то, чего — не пойму.
Я в комнате отдыхаю, на кушетке лежу, отдыхаю.
И нервничаю, потому что я, хотя и был неопытный, но себя уже знал хорошо: чувствую, поздно будет. Тренеры пришли: «Давай разминаться!», когда до моего выхода на помост осталось два-три подхода. Ну, я успел сделать легкую разминку и два раза выжать, хорошо помню, сто двадцать и сто сорок. А первый подход — сто сорок семь. Вес маленький, но без настоящей разминки очень большим получился...

И второй раз я не выиграл в Мехико, на Олимпиаде. Где-то тогда написали, что я подвел страну. Так нельзя писать. Второе место — тоже хорошее место. Нельзя вначале делать на тебя рекламу, а потом писать: «Подвел страну!» Я в толчке мировой рекорд сделал.
В Мехико конкурент был хороший — Кангасниеми.
Мог я выиграть, мог — он. Выиграл бы я, но у меня что-то с желудком случилось, а когда живот болит, силу теряешь, вот я и остался в жиме на начальном подходе.

Хорошо, вернемся в Мюнхен. Я уже говорил, что был готов на шестьсот десять — шестьсот двадцать.
А тут четыре ноля. Начальство просит: не нужен результат, нужна медаль. Жалко ребят, жалко себя, жалко Алексеева: он тоже был готов идти на рекорд — на шестьсот шестьдесят.

Что? Вполне мог. Оба мы могли свои задачи выполнить, но эти проклятые ноли!.. Пришлось менять задачу. Нельзя было рисковать. Я толкал всего двести пять кило. Двести пять я толкал уже три года назад. Все последнее время я меньше двухсот пятнадцати не толкал.
А был готов на двести двадцать пять — двести тридцать.

Но эти двести пять обеспечили мне золотую медаль. Я потом пошел на двести двадцать пять: у меня было пятьсот восемьдесят — стало бы шестьсот. И я стал бы первым и последним шестисотником в моем весе: после Мюнхена жима уже не будет, а значит, не будет и троеборья.

Я мог бы поднять двести двадцать пять, но подход оказался неудачным. Еще один подход — взял бы обязательно, хотя кураж уже был не тот.
Какой кураж? Обыкновенный. Штангист — сильный человек, очень сильный, но не подъемный кран. Ему, кроме силы и техники, еще и кураж нужен. Без куража рекордную штангу, да и просто тяжелую, не поднимешь. Без куража — как на тренировке. А на тренировке на тридцать — сорок кило меньше в каждом движении поднимаешь.

Про всех сказать не могу, но Алексеев тоже рекордные штанги впервые на соревнованиях поднимает, а не на тренировках.
Ну, вот после того, как я двести пять сделал, кураж уже был не тот. Потому что задачу свою выполнил: стал чемпионом.

Алексеев? На шестьсот шестьдесят был готов, но тоже постарался не рисковать. Нас убеждали дать только первые места, а не результат. Убедили, хотя последние годы и он и я выступаем на все сто процентов.
Да, начиная со среднего веса и до последнего веса у нас нет конкурентов. Есть только один враг — ноль.

Алексееву было труднее, чем всем.
Из-за террористов соревнования перенесли на один день. Он готовился пятого выступать — перенесли на шестое. Надо обязательно выступать в тот день, когда готовишься. Он опять настраивался, но настройка уже не та. Если бы не перенесли, Алексеев, наверное, шестьсот шестьдесят — шестьсот пятьдесят сделал бы.

Будет ли Манг соперником Алексеева? Соперником будет, но Алексеев сильнее. Все будет зависеть от Алексеева. Если он будет относиться к тренировкам так серьезно, как сейчас, он долго будет сильнее Манга.
Разница в возрасте? Какая разница? Манг молодой, и Алексеев молодой.
Ну и что от того, что Мангу двадцать два, а Алексееву тридцать? Алексеев в большом спорте всего-то два года: у него еще все нервы впереди.
Мне двадцать восемь, а я старше его, потому что я в сборной с шестьдесят шестого, а он с семидесятого. Не знаю, год за два или за три, я даже не представляю, с чем можно сравнить сборную. Сборную ни с чем нельзя сравнить.

Алексеев — большой спортсмен. Он сделал шестьсот, когда имел собственный вес сто тридцать. Непонятно? Ну, хорошо. У Жаботинского была неплохая техника, он имел вес сто шестьдесят пять — сто шестьдесят пять! — и сделал всего пятьсот девяносто.

О чем это говорит? О том, что Алексеев меньше себя жалеет и лучше тренируется. Не знаю, сколько должен был сделать Жаботинский. Но, думаю, шестьсот для него сделать было несложно.
Для сегодняшнего Алексеева? Если бы не отменили жим, семьсот для него было реально.

Что такое тяжелая атлетика без жима? От меня зависело бы — не отменял бы. Нет, не из-за того, что болельщики теряют ориентиры — шестьсот, семьсот. Появятся новые ориентиры. Из-за традиций не отменял бы.
Но, в общем, хорошо, что отменили. Все штангисты довольны. Да, и те, у кого жим хорошо шел.

Непонятно? А вы сходите на тренировку, увидите, что это такое — штанга. Теперь хоть немножко, но меньше будет работы.
Обязательно рекорды вырастут. И в толчке и особенно в рывке. . .
У Первушина жим неважный. Теперь он у нас будет первым номером.
Смогу ли я дать ему бой? Если бы захотел, думаю, смог бы. Но мне кажется, уже хватит. Да, думаю кончать. Еще не точно, но, наверное, так.

Причина? Хватит. Я уже старый, я уже семь лет в сборной. Сейчас нельзя, как раньше, десять лет быть в сборной. Не те нагрузки. Вот Куренцов какой хороший спортсмен, а в сборной был только восемь лет.
Как вы говорите? «Если бы мне было пятнадцать, но я знал то, что знаю в двадцать восемь, пошел ли бы я в спорт?» В спорте надо трудиться, много трудиться, но идти в спорт надо не потому, что знаешь, а потому, что любишь.
Как? А-а, не жалею ли, что пошел в спорт? Нет.
Я опять пошел бы. И опять в штангу.
Останусь ли в спорте? Не знаю. Я сейчас ничего не знаю. Я сейчас очень устал. Мне надо отдыхать хотя бы неделю. Я хочу домой — к жене, к дочке.
Я хочу прочесть, что вы напишете, раньше, чем вы это отдадите в редакцию. Я не боюсь говорить правду, но я хочу, чтобы это была моя правда.

Хорошо, все правильно, все, как я говорил, все мои слова. Только прочтите, пожалуйста, еще раз про Ригерта...
Если еще можно, надо обязательно добавить, что у Ригерта очень хороший тренер — Рудольф Плюкфельдер. Его надо было взять в Мюнхен. Плюкфельдер знает Ригерта, Ригерт верит Плюкфельдеру: Ригерту на сто процентов было бы легче выступать.

О, и еще — я чуть не забыл! Я сделал одну ошибку. У нас в Эстонии после Коткаса был еще один олимпийский чемпион — у нас был Антсон, конькобежец Антс Антсон. Я совсем забыл про зимние Олимпиады.