Посторонним вход воспрещён

«Посторонним вход воспрещён»

- Вы не понимаете, - спорил Михей, - мне друга надо найти. Я видел, как он вошёл сюда. Я поговорю с ним и уйду.
- Купите билет или ждите на улице, - старушенция была непреклонна.
- Я всё равно войду, - повысил голос Михей, - что вы мне сделаете?
- В задней комнате у нас есть полицейский пост. Сейчас я нажму кнопку и вызову дежурного.
- Врёт она всё, Михей, - вмешался Сало. – Нет тут никакого поста. Что тут охранять? У них  банк что ли?
- Хотите проверить?
- Сало, ты бы заткнулся! – сказал Михей. – Не обращайте внимания, тётенька! Прошу вас! Он просто пошутил. Сейчас мы купим билеты. На всех. А вам шоколадку. Какую вы любите?
- Никакую. Билетов достаточно.
- Ну, вот – хорошо! Комар, - скомандовал Михей, - держи деньги, купишь четыре билета. И мухой! Сало, ты с Комаром пойдёшь налево, мы с Антохой направо. И смотри!
Похоже, я услышал достаточно. Я побежал назад, через зал, в который через пару минут должны будут войти Сало и Комар.
В зале была экспозиция на тему гражданской войны: огромная деревянная партизанская пушка, плакаты и лозунги, скульптуры вождей революции. Задрапирована была комната красным тяжёлым бархатом.
Спрятаться за портьерой! – мелькнула отчаянная мысль. А что? Сало и Комар меня не заметят. Дождусь, пока они пройдут дальше и выскочу наконец-то из этого несчастного музея.
И всё было бы хорошо, если бы тётка-смотрительница не пялилась на меня со своей табуретки, как на преступника. Ну, что ты на меня смотришь! Что я тут могу стырить? Плакат? Или пушку? Ну, подойдите же к ней хоть кто-нибудь! Спросите какую-нибудь ерунду! Чёрт, в зале, как назло, никого. А она так и сверлит меня своими музейными глазами.
Ждать дальше было опасно. Я быстро прошёл через зал, потом через другой, посвящённый образованию. Краем глаза, сквозь витрину успел заметить, как в дверь вошли мои неприятели. Комар что-то показывал Салу, дёргая его за футболку. Сало отмахнулся, но всё же посмотрел в сторону.
Я почти пробежал зал освоения целины, огляделся. Снопы пшеницы, детали комбайнов и сеялок. Надо было что-то придумать.
А может быть, не бежать от них. Может, пойти прямо на вход, к старушенции и сказать ей, так, мол, и так, эти пацаны не дают мне прохода, хотят отлупить, требуют деньги. И пусть она вызывает дежурного полицейского из своего секретного поста.
Я остановился и уже чуть было не двинулся им навстречу. Старушенция поверит мне на раз. Сало, он, конечно, тип жуликоватый, но немного тугодум, Комар, в принципе, безобидный. Единственное, что удержало меня от этого хода, то что при любой заминке к ним подоспеет Михей. А он – тот ещё хитрован. Любую ситуацию обязательно вывернет с пользой для себя. Бить собираются? А они когда-нибудь мне угрожали? Денег требуют? Так, вроде бы, я им должен.
Я так и представил себя мямлющим старушенции разные нескладушки. А потом меня выведут на улицу… Дальше я даже думать не хотел.
Делать ничего не оставалось, я продолжал бежать. Портьеры в следующих залах уже не висели, вариант «Прятки, +1 к невидимости» отпадал. Чёрт возьми, если я пробегу ещё немного, то выскочу прямо к Михею.
Я снова остановился. Сердце стучало кровью прямо в уши, ноги немного гудели от напряжения. Мне показалось, что парни вбегают в зал.
Тут я увидел дверь. «Посторонним вход воспрещён». Всё, подумалось мне, пусть там будет директор, пусть этот самый дежурный пост. Пусть уже будет полицейский. Пусть буду мямлить. Зато не увижу Михея.
Я дёрнул за ручку, дверь приоткрылась.
- Здрасте, - на всякий случай я поздоровался. Молчание. Я закрыл за собой дверь и оказался в коридоре. Коридор был плохо освещён тусклыми лампами. С левой стороны его шёл ряд дверей. С правой тянулись какие-то шкафы.
Тут мне вновь показалось, что я слышу голос Михея.
Будь, что будет. Я дёрнул за ручку крайнюю дверь. Закрыто. Вторая тоже не поддалась. И только я стал прикидывать, успею ли спрятаться в шкаф, как последняя дверь распахнулась с чуть слышным скрипом. Я глянул. Внутри никого. Из скважины старого замка торчал ключ.
Я не вполне осознавал, что делаю. Но вот уже прикрыл дверь и провернул ключ в замке. Успел.
Я вытащил ключ и присел. Посмотрел в коридор через скважину. Но при таком освещении и под таким углом ничего видно не было. Между тем в коридоре кто-то разговаривал. Я приложил ухо к скважине и сразу отпрянул. Я чётко услышал голос Михея. Бежать дальше было некуда, и я отошёл вглубь кабинета. Через несколько ударов сердца любопытство пересилило страх, и я снова приставил ухо к скважине.
- Ну что, убедились, что тут никого нет? – спросил незнакомый женский голос, принадлежащий, видимо, одной из музейных работниц.
- Это может казаться странным, - не унимался Михей, - но я видел, как этот пацан что-то схватил с полки и забежал прямо сюда.
Ну, так я и знал, Михей есть Михей, вот он уже и выставил меня вором. Нет, вовремя я от него ускользнул.
В коридоре раздался какой-то шум. Похоже, они собрались проверить все кабинеты и дёргали двери.
На всякий случай я прошёл к противоположной стене и увидел ещё одну дверь. Эта вела во что-то типа подсобки или склада. Я тихо скользнул туда. В ручку двери воткнул какую-то толстую палку. В подсобке была темнота, я нащупал край деревянного ящика и с выдохом опустился на него.
Теперь у меня было время подумать. И времени было много.
 
«Как ты докатился до жизни такой?» - вспомнился сразу отец. Он так начинал разговор, когда открывал дневник и видел страницу, наполовину исписанную красной пастой. Говорил он мягко, даже как бы извиняясь. Потому что двоек у меня никогда не было, даже тройки бывали не часто. Но замечания по поведению сыпались в дневник, как град из тучи. То «Спорил с учителем», то «Пререкался с завучем», то… Всего не упомнишь. И вот, когда я пытался объяснить, рассказать, что ни в чём не виноват. Отец качал головой: «Кажется мне, Егор, ты хочешь переложить на других вину за свои проступки?» Почему, например, Женьке Севостьянову за двойку в дневнике отец давал подзатыльник. Сколько двоек, столько подзатыльников. Была в его воспитании своеобразная логика. И хотя Женька был не согласен с отцовскими методами, домашку он с упорной настойчивостью продолжал не делать. «Из принципа», - объяснял Женька.
Не известно, что было хуже – получить подзатыльник перед сном или стоять перед отцом и, вздыхая, пытаться найти ответ на его риторический вопрос. Я бы выбрал подзатыльник, но меня никто никогда не бил. Один раз я даже спросил у отца, почему он ни разу меня не ударил. «Ты стал бы от этого лучше?» «Наверное, нет». «Вот то-то же», - он потрепал меня по голове.
- Как ты докатился до жизни такой? – спросил я сам у себя.
Вопрос получился совсем не риторический. Действительно, с чего всё началось? А началось всё, как ни странно, с отца. Может, и не хорошо перекладывать свои проступки на плечи других, но из песни слова не выкинешь.