Гора

Гора — место, чтобы познакомиться с собой ещё ближе.

   Шёл четвёртый час подъёма. Они карабкались по земляным выступам, отдалённо похожим на ступени, опираясь и помогая себе руками. Ноги не слушались, волоклись и спотыкались о корни, изнывая от напряжения и усталости. Тело, словно отделившись от души, перестало понимать, куда его так усердно ведут и зачем. Каждому хотелось лишь одного: снять с себя рюкзак, сесть на землю и больше никуда не идти, никогда.

   Ещё недавно она и представить себе не могла, что пойдёт в поход на высокую гору, так ещё и с тяжёлым рюкзаком за спиной.

   — Если только ты меня понесёшь на себе! — отшучивалась она, когда разговор заходил о пеших путешествиях.

   — Да мы же забирались уже на вулкан, было так круто! — парировал он ей.

   Больше всего в любых походах она не любила путь обратно, и он это знал.

   — Вершина — это кульминация всего похода, апогей усилий, понимаешь? И вот ты дошёл, покорил, буря эмоций. А что потом? А потом сразу этот чёртов путь обратно по той же самой дороге, которую ты успел проклясть, пока шёл. И все чувства резко идут на спад. И что остаётся, когда ты спустился? Пустота? Усталость? Ничего?... — не отступала она в своём сопротивлении его идеи, но, тайно желая, чтобы он её уговорил.

   — Мы проведём ночь в палатке! Успеем отдохнуть. Только представь: дойдём до вершины, разобьём там лагерь, на огне сварим кофе и что-нибудь поесть вкусное, завалимся спать под звёздным небом, чтобы утром встретить рассвет выше всех.

   “Что тут сказать, умеешь ты убеждать”, — промелькнуло в её голове.

   — Ладно, я подумаю над твоим предложением, — пытаясь сохранять равнодушие, вальяжно сообщила она. И только блеск в глазах выдал её зародившийся азарт.

   “Мы точно пойдём в поход, ты на крючке!” — мысленно наслаждаясь победой в диалоговом поединке, он лишь улыбнулся ей в ответ.

                ***

   Сладко потянувшись спросонья от утренних лучей солнца, просочившихся сквозь приоткрытые шторы, она, в предвкушении дня, начала будить спящего рядом мужа.

   — Милый, вставай, нас ждут приключения! Надо собирать рюкзаки! — игриво поглаживая ему спинку, болтала она. Муж сонливо перевернулся на другой бок, причмокивая губами, то ли от удовольствия ласк жены, то ли от раздражения, что его пытаются лишить сна.

   Пришло время тяжёлой артиллерии: найдя на прикроватной тумбе какую-то веточку, она, с грацией дикой кошки, подкралась к его лицу и начала щекотать его ничего не подозревающий нос. Муж начал дёргаться, шмыгать и ворочаться, пытаясь сопротивляться, но, зная, что она серьёзно взялась за него и сейчас ему точно придётся проснуться, тяжело выдохнул и принял своё поражение. Хохоча от восторга, она продолжала его дразнить и, как только он приоткрыл один глаз, в одночасье запрыгнула на него сверху и принялась зацеловывать всего.

   — Ну всё, всё! — расплываясь в улыбке, бормотал он. — Я уже встаю собирать походный рюкзак!

                ***

   В начале дороги наши путешественники вышагивали весьма размеренно и вальяжно.

   — Береги силы, впереди долгий подъём! — почти со знанием дела заявил он, видя, как её шаг начинает быть поспешным и суетливым.

   В их семье он отвечал за спокойствие, заземление и неторопливость, временами остужая беспокойный пыл своей жены. И всегда обращал внимание, когда она в своих проявлениях слишком уж выбивалась из их совместного ритма.

   Но правда была в том, что они не догадывались, сколько часов пути им предстояло преодолеть и себя в этих часах. Это было несвойственно ей: ни подготовиться, ни распечатать карту маршрута по градусам, шагам и минутам. Она была из тех тревожных женщин, которым всё необходимо держать под контролем и предсказывать будущее, заранее стараясь подстелить всю солому, которую только удастся собрать. Но даже она не знала ничего про эту гору.

   Оба за спиной несли походные рюкзаки, купленные ещё на родине, готовясь к поездке в далёкие жаркие края. После последнего переезда на остров, где они волшебным образом задержались пожить уже как третий год, рюкзаки всё это время пылились в шкафу, забитые ненужными вещами: всё как в обычной жизни обычного человека, который старательно любит хранить своё прошлое на случай, а вдруг пригодится.

   Первая часть пути проходила по хорошо проторённой дороге, с небольшим уклоном вверх, с очаровательным видом на озеро, вода в котором была нежно-голубого цвета. Уже там, подойдя к краю дороги, где был обрыв, можно было оценить, как они вздымались над озером, ощущая, что дальше будет только выше и выше.

   Вид придал лёгкого воодушевления всему её телу:

   — Вдохни! Ты чувствуешь? Тут пахнет цветами и свободой, — кокетливо покрутилась на месте, будто на спине не было тяжёлого рюкзака, — вершина нас ждёт! — заигрывая то ли с мужем, то ли с самой судьбой, воскликнула она.

                ***

   Они пробирались сквозь туманный волшебный лес с неведомыми деревьями, ветки которых были обвиты мхом и дикими растениями, свисающими бархатными прядями, словно гирлянды, украшая собой всё пространство этого таинственного места. Там, в гуще деревьев, казалось, что жизнь и время остановились, и только двое наших путников в поиске ответов на свои внутренние вопросы скитаются в замерших декорациях осенней зелени.

   С каждым новым поворотом у неё всё меньше оставалось сил и надежды, что это когда-либо закончится. И с очередным извилистым подъёмом всё больше вертелись в голове гневные мысли и высказывания. Осознав это, она осекла себя на полуслове, которое уже вырывалось звуком.

   “Ох уж эта глупая привычка: материться при любых сложностях, — ухмыльнулась она про себя, слегка приподняв уголок рта, — и почему мы вечно недовольны и обвиняем всё вокруг? Прийти покорять гору и ругать её за то, что она слишком тяжёлая. Ну, ну. Ох уж эти человеческие слабости”, — мысли забегали по каким-то новым, ещё не проторённым маршрутам в голове, будто там выстраивалось что-то совершенно другое, не похожее на весь предыдущий опыт.

   “Я хочу благодарить судьбу за то, что дарит всё это, — переформулировала она свой внутренний посыл и настрой на сложности, — благодарить каждый выступ, каждый камень на пути, об который можно споткнуться, каждый высокий подъём, куда приходится затрачивать много сил, чтобы поднять ногу и вскарабкаться, балансируя в наклоне, чтобы не перевалиться вперёд от тяжёлого рюкзака, который может перевесить”.

                ***
 
   Одурманенные подъёмом, они ковыляли в полном безмолвии. Любое слово забирало часть сил, которые так требовались в каждом шаге. Остановки, чтобы немного перевести дух, больше не помогали и не восстанавливали. С каждым новым препятствием из земли и корней дыхание сбивалось вновь и вновь. Пересохшее горло всё чаще просило дать ему хоть каплю воды.

   Дойдя до очередного дерева, она в порыве прижалась к нему всем телом, крепко обнимая могучий ветвистый ствол. Хватаясь руками за шершавую кору, она цеплялась за неё пальцами, то ли желая врасти и остаться там навеки вместе с ним, то ли жадно выпрашивая дать сил у природы. Из закрытых глаз, вырываясь, потоком текли слёзы. От усталости ли, а может, от счастья и благости, она и сама не понимала. Но ей не хотелось сдерживать этот поток чувств, которые, выходя, с каждой секундой забирали с собой всё напряжение этого дня.

   Это был переломный момент пути, то, ради чего вообще стоило затеять весь этот маршрут. Момент признания своей неуловимой слабости, внутренней хрупкости: словно бархатистые лепестки цветка, колышущиеся на ветру, обнажены перед миром природы. Момент ощущения своей внутренней силы, которая бьёт напором из глубины души и пронзает энергией каждую клеточку тела.

   Он подошёл к ней сзади, поначалу не решаясь вымолвить и слово, едва коснувшись рукой её уставшего плеча. Он всё увидел и почувствовал:

   “Это твой путь. Но я рядом. Всегда. И я тобой горжусь”.

   Обернувшись, она кинулась к нему в объятия, всхлипывая и улыбаясь.

   Она вдруг ощутила какую-то невероятную близость двоих, которую только может позволить почувствовать человек. Близость с ним, который в ту минуту, казалось, принимал её целиком. Видел всю её оголённую душу и оставался рядом, не вмешиваясь, но готовый подставить всего себя в миг, когда ей это было бы нужно. Она смотрела в его большие зелёные глаза и видела в них безграничную нежность. Он всегда лечил её душу одним своим взглядом, в котором было столько принятия, терпения, спокойствия и равновесия, что даже её разгорячённая от пыла истерзанная душа плавно убаюкивалась в колыбели страстей.

   — Гора сама на себя не заберётся! — разбавил он драматическую атмосферу. Она широко заулыбалась, хлопая ресницами, чтобы остатки слёз упорхнули с ветром, и они побрели дальше вверх.

                ***
 
   Как вы помните, она отличалась особым контролем, но в этот раз посреди пути оказалось, что они забыли дома газ для горелки.

   — О нет! — резко остановившись, с виноватым взглядом посматривая на мужа, воскликнула она. — Мы не взяли газ! И даже топор, чтобы рубить ветки для костра! Что же мы будем есть? — и жалостливая обречённая гримаса затмила её милое личико.

   Он, как и полагается эффекту весов в паре, хладнокровно занял позицию спокойствия:

   — Замочим макароны в холодной воде, а вообще у нас есть консервы и батончики с орехами, с голоду не умрём, — не поддаваясь панике, которую она уже собралась рассеять по всему лесу, тихим голосом произнёс он, всем видом показывая, какой это незначительный повод для волнения.

   Её всегда раздражало в нём бытовое разгильдяйство, но там, посреди пути на гору, пройдя большую часть дороги, в глубине леса, где вокруг не было ни души, она выдохнула и порадовалась такому его спокойствию. Спокойствию, на которое можно было опереться, а не свалиться в любимое чувство вины.

   Волнение мгновенно сменилось авантюризмом, и вся ситуация теперь казалась интересным вызовом, который судьба бросила им. В её воображении начали всплывать кадры из фильмов про «остаться в живых на необитаемом острове», и она, продолжая, представила себя настоящей дикаркой, которая разводит костёр для ужина и помогает стягивать шкуру с убитого животного, павшего в настоящей схватке с её мужем — вожаком первобытной стаи...

   — Там же на вершине горы — лагерь, сегодня — выходной, я уверен, там будут ещё люди, у них и попросим газ, — преспокойно повествуя, заговорил он.

   Она кинула на него злобный взгляд за то, что прервал её распрекрасные фантазии о невероятных приключениях дикарки и вожака.

   — Ладно, конечно, попросим, — согласилась она, добавив себе под нос: “Тут всё равно нет животных”. Он удивлённо покосился на неё, но даже не стал уточнять, зная, что в её голове чего только не могло происходить. И они побрели дальше по тропе вверх.

                ***

   В какой-то момент у наших путников наступило отчаяние. Они забирались всё выше, в надежде, что за очередным подъёмом будет вершина. Они смотрели на верхушки деревьев, прикрытые набежавшими облаками, и не видели конца и края этой горы, тянущейся в самые небеса.

   — Сколько ещё можно бороться, мучить себя тобой, гора? Ты просто издеваешься! Где же твоя вершина?! — завопила она вслух.

   Гора ответила величественным молчанием, словно мудрый родитель, который знает: когда чего-то упорно добиваешься, получаешь двойную награду: и за сам путь и за достижение желания, которое раскрывается в этом пути как аленький цветок, с каждым шагом всё ярче и сильнее.

   Тяжело дыша, волоча ноги за собой, приказывая им забираться вновь и вновь, она вдруг резко остановилась, прислушиваясь. Замерла. Совсем недалеко, казалось, раздавались весёлые и звонкие голоса местных парней.

   — Может, они так радуются, потому что ДОШЛИ? — с нарастающим возбуждением произнёс он, чётко выделяя последнее слово, понимая, что сейчас это слово для них — самое желанное в мире.
   
   Она встрепенулась, как горная лань, и засветилась надеждой, расправляя уставшую спину, направив грудь вперёд — вектор на марш-бросок. Открылось второе дыхание, вернее, двадцать второе, но с новой силой.

   — Ура, мы скоро будем наверху! — воскликнула она и бросилась подниматься в сладостном предвкушении финала.

   Ох уж наши путники! Смелые, молодые и отчаянные. Немного наивные, да, впрочем, как и положено человеку. Они шли на вершину, шли за рассветом и приключением, весёлым и лёгким. А в итоге получили так много «про себя» и так много «себя». В этом ли не прелесть любого пути? В этом ли не ценность неизвестности?
   Правильное приключение — это просто огромное бескрайнее поле, и часть цветов на нём, неизвестных или глубоко забытых душе. И лучшее стремление — это быть открытым, уметь удивляться и с интересом срывать эти цветы, не боясь шипов.

   Каково же было их разочарование, когда они, разгорячённые, выныривая из кустов, увидели поляну, местных парней, лавочку и… продолжение тропинки, которая всё ещё не закончилась и манила за собой в чащу деревьев. Бесконечных деревьев и земли с корнями, которые, расползаясь, будто в вечной схватке друг с другом, возлегли на поле боя и замерли в неподвижном безмолвии.

   Он недвусмысленно взглянул на неё. И дальше весь оставшийся путь они не проронили ни слова.

                ***

   Сердце билось в её груди так сильно, словно хотело выпрыгнуть из чересчур активного тела, чтобы отдохнуть. Не поверив своим глазам, она вдруг увидела впереди небо.

   — Это что? Конец? Впереди нет больше деревьев… — едва открывая рот, почти шёпотом, робко произнесла она.

   Он посмотрел на неё, и искра мелькнула в его глазах.

   — Мы дошли! — промолвил он.

   Осмотревшись вокруг, увидели и местных парней с палатками, и небольшой пригорок с храмом. Сбросив свои рюкзаки на землю и выбрав поляну для ночлега, тело начало оживать от продолжительного пути. Они бодро забрались к храму, где висела потёртая табличка с цифрами высоты над уровнем моря. Две тысячи сто пятьдесят.

   Изучив территорию, их взгляд приковали разбитые половины кокосов и ещё пару цельных, которые лежали прямо на тотемах в корзинках с цветами, благовониями и сладостями. Всё это принесли сюда люди как подношения местным богам и духам — в благодарность и почитание их.
   
   Секунду помедлив, останавливая себя мыслью, что нехорошо брать у богов то, что принадлежит им, она жадно схватила кокос. Кокос оказался тяжёлым и наполненным живительной водой.

   — Муж! Надо его разбить и выпить! — смело заявила она, но, прокручивая в голове варианты гнева богов. Она не была особо верующей, но там, на вершине, этот храм казался совершенно священным и волшебным местом.

   Он думал о том же самом, но подошёл с рационального конца размышлений: “Если тут валяются половины кокосов, значит, их кто-то взял, разбил и выпил, — для полного антуража его делового размеренного тона ему не хватало только профессорских очков, пиджака и трубки, — следовательно, мы, уставшие путники, тоже можем взять целые кокосы и насладиться водой”.

   С обожанием наблюдая за его ходом мысли, она расплылась в улыбке, лишний раз убеждаясь, что они — настоящая команда, и если кара богов настигнет, то не её одну. А вместе справляться с чем-то всегда веселее.

   На пятый сильный удар об дерево кокос наконец-то треснул, и живительный эликсир полился из его щелей. Жадно подставляя открытые рты, словно голодные птенцы, они разделили воду на двоих, стараясь, чтобы ни капли не пропало мимо.
Она почувствовала силу первобытного человека, который сам добывает пищу, и, вспомнив про дикарку и вожака стаи, вдруг разлилась таким звонким смехом, что даже без слов заразила им мужа. И они оба, стоя с пустым кокосом в руках, смеялись до слёз, хохоча и восклицая, освобождая себя от напряжения и усталости такого долгого пути.

                ***

   Вечерело. Задул пронзающий холодный ветер, иголочками разнося по всему потному телу дрожь и озноб.

   Они стояли на самой вершине горы и смотрели, как плотные кучевые облака соединяются в тесном танце закатного неба, как на горизонте, словно на холсте, разливаются прощальные краски светового дня, и ночь укрывает землю своим тяжёлым и тёмным одеялом.

   Обнявшись, они скорее поспешили уединиться в палатке, чтобы согреться и наконец-то прилечь, снять с себя грязную походную обувь, расслабить ноги и всё тело — в благодарность за его силу и выносливость.

                ***

   Открыв глаза, резко пробудившись ото сна, она услышала музыку и крики ликующих местных людей. Было ещё темно. Быстро потянувшись к телефону, ей не терпелось посмотреть, сколько времени на часах.

   “Четыре часа ночи! Они вообще в своём уме?!” — возмущённо ворочаясь в спальном мешке, вела свой внутренний монолог.

   “Жалкие людишки! Никакого уважения к другим! Да что они себе позволяют?!” — всё сильнее разгоняя свой вселенский гнев, бубнила она.

   И вдруг неожиданно, будто кто-то другой в её голове заговорил, но иным тоном:

   “Девочка, сколько же в тебе границ, дурацких шаблонов и запретов, сколько завуалированного чужого!”

   Она притихла, боясь шелохнуться.

   “Посмотри, как свободны эти люди — свободны от влияния и от мнения, от оценок и ожидания других людей! Когда им хорошо, они включают музыку и поют. Вы на краю неба, на вершине горы, и тут нет тихого часа”.

   У неё всё сжалось внутри от распирающих чувств стыда и грусти: за себя, за внутренние реакции, за её ментальность и за несвободу. И будто сотни голосов из далёкого прошлого со всеми своими нравоучениями завертелись вихрем бессмысленных звуков, растворившись в пустоте ночного неба.

   Сильно зажмурив глаза, чтобы не заплакать от обиды, она прислушивалась к музыке, но уже с благодарностью и принятием: “Как здорово жить среди людей, у которых есть чему научить твою душу”.

                ***

   Она лежала, смотря в потолок палатки, одной рукой обнимая беспечно-спящего мужа, прижимаясь к нему бочком, и тепло спокойствия разливалось по всему её телу.

   Там, высоко над облаками в крошечном доме из ткани, ощущалось такое природное могущество, где тысячи звёзд пронзают своим светом и луна игриво смотрит с небесного свода. Оголённый и беззащитный перед этим миром стихии, человек, только поднявшись на вершину, может познать свою истинную силу и свою абсолютную беспомощность, свою власть и растерянность, открыть в себе чувство свободы и принять свое безусловное заточение человеческой природы.

   Но главное, чему учит гора, — это доверять себе и доверять этому большому миру неизвестности…