Конфуз в моде

     Как умом не раскидывай, а здравствующий уклад человеческий предопределяет детское и юношеское время. Словно нежная бархатная губка, втягивает питательный состав с окружающей внешней действительностью. Насыщается сполна и затем уже долго-долго несёт по непростым житейским путям-дорогам…
         
     С некоторыми ровесниками в раннем возрасте мне и вовсе не доводилось общаться. Так один, завзятый свистун, учился в соседнем классе, и ничто нас не сблизило. Другой был отъявленным драчуном, проживал через несколько улиц. А тот, как шальной, носился с рогаткою, пока стыдливо не засмущался, разглядев невзначай в отражении зеркальном, появившиеся темненькие усики. В общем, наблюдались со стороны. Но вот все повзрослели, отошли мало-помалу от вредных привычек - смирились как бы с общепринятым мироустройством. Однако, нет-нет, да через какое-то время увидишь кого у магазина, другого вышедшего из автомобиля. Та-ак, из обыкновенного любопытства, вежливо переглядываемся. Примечаешь: остались те же манеры в жестикуляции, походке, осанке. И взгляды те же, хотя более осмысленные, целеустремлённые, без суетливости, умиротворенные вроде. То есть, люди вполне сложились, осознанно утвердились в обществе… Всё же вызывает улыбку: у бывшего свистуна - губы на выкате трубочкой остались. У драчуна - нос кверху торчком, будто в хмурое облако нацелился, проклюнуть до синевы хочет. У рогаточника, в явном прищуре глаз, словно косит. Зачес волос тот же. Хотя и лысинка, блинчиком, у кого обозначилась. Но, что особенно примечательного: в манере одеваться - в одежде то, неутомимо присутствует след моды, взятой из той беспечной юношеской поры. И она, кажется, несколько не ладит с временем нынешним. Взглянешь на молодежь: заметная разница. Конечно, на равных, с цветущим их возрастом, не стоит беззаботно прогуливаться в городских улицах с нарочито махровыми дырками на брюках. А вот современного стиля, коли хочешь шагать в ногу со временем, придерживаться желательно. Хотя, бывает, и свежие нововведения в моде получаются на поверку отнюдь непрочными, даже порою легкомысленными. Но, всё-таки, коли впрягся в жизненную лямку – тяни её, легонько поспешая…
 
     Жизнь, разумеется, многому учит. И умные наблюдательные люди пользуются ей в меру возможности. Главное - нос держать по ветру.
               
     Высокий, подтянутый, со стройной горделивой осанкой, Иван Сергеевич Ладнов, имел весьма свойское мнение по отношению к обольстительной сударушке моде. А считался он её блистательным приятелем, всегда с шиком разодетым, довольно респектабельным мужчиной среднего возраста. Случалось, с высоты своего статного сложения, довольно с увлеченным пристрастием посматривал на окружающих его собратьев оценивающими, а порою даже критичными взорами. «Вот, телепень неуклюжий! - высказывался про себя он, - стоит на улице сорокалетний человек, ещё довольно-таки молод. В блеклой одежде, свалявшейся мешком, под которой и вовсе не ощущается упругости сильного мужского тела. Потому и выглядит на все - полувековые. А с ним рядом находится, ну точный франт, снятым манекеном с витрины престижного магазина - худощавый, подвижный, грациозный юноша. Однако, если присмотреться в живое улыбчивое лицо. О! Да ему никак лет под семьдесят: седо-ой весь, как лунь. Хотя седина-то ему идёт: височки аккуратно подстрижены. Волос на голове не много, но все прибраны, ни один не топорщится. Не-ет, этот почтенного возраста господин, ни сколько не меньше, как на четверть века себя молодит. С такого женщины, просто глаз не сводят: «Ай, каков красавчик, - пришептывают, - до чего ведь сохранился!»
      
     В общем, Иван Сергеевич был безупречным щеголем первой статьи и пользовался в обществе завидным успехом… Только однажды, он чрезвычайно увлекся; будто из солнечного поднебесья, озирая очередную жертвенную особу. А проезжал он в шумной общественном транспорте. Словно строгий художник-модельер, раздевал он огнистыми взорами, да на свой лад примеривал подобающе свежую - лучших фасонов одежду, - определяя на сколько элегантнее человек будет выглядеть… «У-у, - прогудел с усмешкою в нос Иван Сергеевич, - а это что ещё за личность, неопределенного возраста и пола. Пошла по жизни с прошлой модой. Не с допотопных ли времён? Запахнутое с безвкусицей в тряпье, что хуже рабочей неуклюжей робы. Глядится скособочено, словно никчемно раздутым болотным пузырем. Смотри же в оба, как я изысканно разодет. Достойный образец для подражания!.." Однако неопределенного пола и возраста существо, не в правилах разумной логики, с холодным отчуждением в лице, круто развернулось, показывая ему спину. Иван Сергеевич от столь бестактного отношения к его замечательной персоне согнулся подобно вопросительному знаку. Хотя вскоре он вновь всё-таки решил утвердиться в правоте своего ясного мнения. Обвёл сверкающими взорами следующую фигуру, в более стильной современной одежде, и всё же щедро добавляя от себя лучшие воздушные прожекты…  Однако и эта, довольно обласканная восхищенным взором фигура, отчего-то смотрела, именно на него в упор, с язвительной гримасою скептика. «Уж, не сплю ли, я?» - Иван Сергеевич прошелся ладонью по своим мягким бархатистым брюкам, экзотически апельсинового цвета. Резким движением ущипнул через ткань упругую лодыжку. Ощутив боль, стал скрупулёзно, начиная от плеч, осматривать самого себя… И вдруг чуть ли не вскрикнул от ужаса: туфли на законодателе моды сидели-то славно и в пору, но были совершенно разной расцветки. Левая - безупречно белая, с острым, что у турецкого султана, - с приподнятым кверху носком. Правая – коричневая - сияла, подобно майскому жуку; была округлой, похожей на золотистую луковицу… «О, Боже!» Тут-то он вспомнил, что когда собирался выходить из дома, над головою в тесной комнатке, хлопнула с яркой ослепительной вспышкой, перегоревшая под потолком лампочка. И он, ослепленный, в кромешной темноте, всунул ноги в то, в чего лишь на арене цирка клоуну позволялось бы.
 
     Здесь страшно сконфуженный Иван Сергеевич, стыдливо роняя лицо, опрометчиво выскочил в распахнутые двери на автобусной остановке.

     - Гражданин, вы не расплатились за проезд! – услыхал он строгий окрик кондуктора.
               
     Но, увы, блистательный законодатель моды был уже не в коих силах совладать с собою. Как последний трус, вприпрыжку, поднимая столбом уличную пыль, припустился домой. А следом, вдогонку, летел многоголосый раскатистый хохот:
 
     - Поди, от любовницы,.. да муж нагрянул! И в чём ни попадя, стиляга, ноги уносил. А, может этого, из психушки, сбежал-то, сердешный? О-хо-хо! Держи-ите вора...