Гарри, друг который желает вам добра

Услышав недавно название этого фильма, я в очередной раз задумался о том, до чего здорово бывает воображать себе, каким именно будет кино, о котором ты знаешь очень мало, по сути – совсем ничего. Это могут быть отдельные эпизод или мелодия, на которые ты случайно наткнулся, имя героя или актера, которые там появляются, наконец – просто название. Это, пожалуй, лучше всего – потому что простор для игры воображения тогда максимально широк. Иногда бывает так, что о фильме тебе говорят много раз и самые разные люди – а ты все никак не соберешься посмотреть его. Но за это время, по обрывочным сведениям и отзывам людей, успеваешь составить себе достаточно подробное впечатление о нем – основанное, правда, лишь на собственных домыслах и непроизвольных ассоциациях. Бывает даже, что ты смотришь этот фильм во сне, где он приобретает совсем уж причудливые и далекие от реальности очертания – чем только еще больше очаровывает тебя. Так или иначе, само кино (если ты, наконец, взялся посмотреть его) оказывается зачастую куда менее привлекательным и интересным, чем ты себе нафантазировал. И дело даже не в том, что оно плохо снято или оказалось банальнее сюжетно – и даже не в том, что дух этого фильма не отвечает духу твоей фантазии, так как и мыслите и воображаете вы с режиссером совершенно по-разному. Куда важнее, что после состоявшегося просмотра кино это окончательно становится таким, какое оно есть, выливается в строгую, раз и навсегда определенную форму, ограниченную его длительностью и набором кадров, с которыми ты уже ничего не сумеешь поделать. Понятно, что можно засунуть их в монтажный редактор и перетасовать, убрать что-то или добавить – и сделать, таким образом, собственную версию. Но речь сейчас идет не об этом.

Неоформившиеся и полусновидческие образы нашей фантазии, всколыхнувшейся от случайно услышанного слова или мелодии, имеют перед законченным и даже самым замечательным и цельным произведением одно неопровержимое и решающее преимущество. Наметившийся в воображении горизонт фильма открывает для нас просторы потенциально безграничные. Ты можешь угадывать вдалеке линию холмов или протянувшегося вдоль равнины леса, но ориентиры это очень приблизительные – и нередко оказывающиеся иными, стоит лишь только приблизиться к ним. Иначе говоря, вообразившиеся нам фильм или книга могут быть потенциально какими угодно. Самыми удивительными, оригинальными и разнообразными, но главное – всеми одновременно. Как и наш жизненный путь, нечто снятое или написанное имеет одну большую и неприятную особенность. А именно – особенность быть всегда единичным, однозначным, прямым. Все же альтернативные возможности, реальности и образы ускользают и перечеркиваются случившимся. Они лишь остаются на щеке поцелуем – до слез трогающим, манящим и грустным. Поцелуем кого-то близкого и любимого, встреченного когда-то во сне или в другой жизни, как будто бы узнанного и неуловимо находящегося поблизости, по-прежнему существующего и даже знакомого тебе – хотя ты и никак не можешь разглядеть лица его или поймать крепко-накрепко за руку.

Именно поэтому часто не хочется разрушать иллюзию – и остаться лучше с ней, чем с тем одним, реальным и единственным, что случилось и окаменело уже, утратив полноту воплощения. Хотя, в любом случае, нам только и остается, что иметь дело с конечным и ограниченным, пытаясь разглядеть за ними бесконечное разнообразие вариантов и бесконечную красоту мира.