Ай да Пушкин!!!

         На наряде с самого утра Димке попало от начальника участка Михал Петровича, которому уже сообщили из милиции, что работник предприятия гражданин Дымов предыдущую ночь провёл у них. До этого у Димки была ещё пара залётов и сегодня ему светили серьёзные последствия на заседании цехкома, где 4-м пунктом стоял вопрос о нарушителе трудовой дисциплины Дымове и вынесении решения относительно дальнейшей судьбы данной кандидатуры.
         После планёрки ждали какую-то важную комиссию из управления, а к
16-00 в цехком должна быть  предоставлена характеристика на Димку.
         Петрович был не просто зол. Петрович кипел! Потому что все слова, которыми он охарактеризовал бы данного работника, невозможно и неприлично ни произнести вслух, ни написать на бумаге.
         – Что мне с тобой делать? К работе не допускаю! Куда ж тебя деть, чтоб до 16-00 глаза тут никому не мозолил – негодовал начальник, и при этом машинально крутил диск телефона, стоящего перед ним на столе. И вдруг замер, потом резко вскочил:
        – За мной! – и решительно выбежал в коридор.
         Димка поспешил за ним, поднялись на второй этаж административного здания и вошли в небольшой кабинет, на двери которого висела чёрная табличка с жёлтыми буквами «АТС».
         За столом перед коммутатором сидела маленькая худенькая девчонка с огромными в пол-лица глазами.
         – Здр…здравствуйте…те…, – промямлил Димка.
         – Вот!– гаркнул  Петрович, – Наташенька! Солнце! Видишь этого типа? Пусть он у тебя перекантуется немного, чтоб его, лоботряса, никто тут не видел. И ты, это самое, в школе, наверное, хорошо училась? Активисткой была?
         Девчонка удивлённо кивнула.
         – Молодец, Натуля! Прошу тебя, дорогая, вот тебе бумага. Напиши, пожалуйста, характеристику на этого охламона, разгильдяя и драчуна. Без ошибок, культурно. Ты меня понимаешь? В 16-00 его разбирать будут на цехкоме. Так чтоб уволили хотя бы по собственному желанию, не по статье, а то куда он потом? Давай, постарайся, родная, лады?
         Девчонка под таким напором ещё раз кивнула.
         Петрович убежал. Димка огляделся. Девчонку он несколько раз видел в автобусе и в комбинате.
         – Значит, Натуля? А я Митрий, он же Митька, он же Дима. Как захочешь. Будем знакомы.
         Та молча кивнула.
         – Ты немая что ли? Давай рассказывай.
         – Что рассказывать? – пискнула та.
         – Как жизнь молодая? У меня вот бьёт ключом, и всё по голове. Ты время не теряй. Пиши про меня. Оболтус, обормот, злостный нарушитель. Меня сегодня с работы будут выгонять. В 16-00. У тебя тут ничего, уютно.
         На АТСе Димка оказался впервые и ему здесь нравилось. Цветочки на подоконнике. На коммутаторе вспыхивают разноцветные лампочки, и тогда Наташка включает тумблеры, что-то спрашивает, кого-то с кем-то соединяет.         За стеной, в соседней комнате стрекочут автоматы, что-то трещит, пищит.
         Димка сел в угол за стол, полистал журналы. Читать в них было нечего.  «Смену принял. Смену сдал. Ряд букв «У, у, у….».
         Наташка между разговорами по многочисленным телефонам успевала что-то строчить на листе бумаги.
         – Ты, правда, и дрался ещё? – спросила она.
         – Петрович никогда не врёт.
         – А из-за чего?
         – Сам не знаю. Смотрю  – дерутся. Один из дерущихся знакомый парень, я и помог ему. Из-за чего – некогда было спрашивать. А тут доблестная милиция аккурат – и в кутузку. Тебе здесь не скучно?
         – Нет. Я книги читаю. И радио у меня есть, на батарейках. Включаю иногда тихонько.
         – Радио?
         – На, возьми. Только негромко, чтоб в коридоре не услышали, а то нельзя.
         Димка вытащил антенну, несколько минут внимательно слушал сказку про колобка. Покрутил колёсико, попал на какой-то спектакль.
         – Да-а, ненамного веселей, – сказал он, покрутил колёсико дальше, недослушал прогноз погоды на первую декаду декабря, и вдруг поймал знакомую музыку. Он её слышал не один раз и всегда не сначала, поэтому не знал, что это за музыка. Однажды под неё каталась на коньках красивая фигуристка. Звуки, словно прозрачные хрустальные капельки, переливались в воздухе, чисто и пронзительно звучали скрипки.
         Димка закрыл глаза. Представил ту фигуристку, тоненькую, лёгкую, воздушную.
         – Хорошая музыка! Не то, что какие-то там непонятные симфонии, – решил он.
         – Это и есть симфония, – улыбнулась Наташка.
         – Ну-у?! – удивился Димка. – Не может быть! Симфония – это когда рояль, много людей с разными дудками и каждый играет, что хочет. Слушать неохота. А это!
         – Я тебе точно говорю. Симфония № 40. Моцарт сочинил.
         – Как у него фамилия?
         – Моцарт – это и есть фамилия. Зовут его Вольфганг Амадей.
         Димка аккуратно вывел на клочке бумаги « Вольфганг Амадей . № 40. Моцарт».
         – Наташ, почему Амадей? Амадеевич надо.
         – Нет. Амадей. У многих композиторов такие имена. Людвиг ван Бетховен. Иоганн Себастьян Бах.
         – Понятно. У них отчеств, видимо, нет.
         –…видимо.

         Наташка отвечала по телефонам, писала уже на втором листе бумаги.
         Димка покрутил колёсико радио туда и обратно, но ничего интересного для себя не нашёл.
         – У тебя почитать ничего нет? – спросил он. – Газеты или книжки какой?
         – Вот,  –  она вытащила из стола небольшую жёлтую книжку. – Только эта.
         – Давай, посмотрим. Так. Что тут у нас? А.С. Пушкин. Стихотворения. Евгений Онегин.
         Часы на стене показывали 13-00.
         – О! Время есть. В школе как-то мимо этого товарища Онегина прошёл, почитаем сейчас. А ты пиши, не отвлекайся. Мне скоро на разборки идти, – поторопил он Наташку.

         « Ох, лето красное! Любил бы я тебя,
         Когда б ни зной, да пыль, да комары, да мухи».
         Димка усмехнулся: точно ведь сказано.

         «Печален я: со мною друга нет,
         С кем долгую запил бы я разлуку,
         Кому бы мог пожать от сердца руку,
         И пожелать весёлых много лет».
   ………………………………………
         «Если жизнь тебя обманет,
         Не печалься, не сердись.
         В день уныния смирись,
         День веселья, верь, настанет…»

         Из Пушкина Димка хорошо помнил две сказки: о царе Салтане  и о рыбаке и рыбке, и не догадывался, что и стихи он, оказывается, писал такие же лёгкие, точные и понятные.
         Незаметно прочитал несколько страниц. Наконец, дошла очередь и до Евгения Онегина.
         Роман в стихах заинтересовал, с первых строк. Димка то улыбался, то хмурился, то задумывался.
         « Мы все учились понемногу:
         Чему-нибудь и как-нибудь…»

         «Увы, на разные забавы
         Я много жизни погубил».

         Во второй главе к Онегину добавился Ленский, потом Ольга с Татьяной.
         Когда Ленский с Онегиным поехали в гости к Лариным, на АТС влетел Петрович:
         – Что тут у вас? Готово, Натуля?
         Димка нехотя оторвался от третьей главы романа:
         – Наташа, дай дочитать, я верну, – попросил он.
         – Возьми. Я читала уже пять раз.
         Петрович взял со стола Наташи два записанных листа, не глядя, сунул в папку, вытолкал Димку с АТСа:
         – Жди, позову, – оставил его в приёмной.

         На письме Татьяны к Онегину Димку позвали в кабинет начальника. За столом сидели члены цехкома, профкома, начальники участков.
         – Вот, – представил Петрович, – нарушает дисциплину, пока серьёзности маловато, и привод в милицию. Может, его по собственному желанию, не по статье же, как думаете? У парня жизнь впереди, вдруг исправится.
         – Пусть расскажет всё, – предложил кто-то.
         – В характеристике всё написано, что рассказывать? – пробубнил Димка, наклонив голову.
         – Да, – вспомнил Петрович, – вот характеристика.
         – Ирина Александровна, – попросил председатель. – Будьте добры, ознакомьте нас.
         Ирина Александровна из отдела техники безопасности предприятия громко и отчётливо начала читать:
         – …За время работы проявил себя исполнительным, добросовестным,.. иногда бывает импульсивным и взрывным, но только из чувства чрезмерной справедливости и принципиальности,.. работает над собой….понимает…осознаёт…
         С каждым словом лицо Петровича удлинялось, глаза увеличивались. С каждым словом Димка выпрямлялся на стуле, выше поднимал голову.
         –…никогда не предаст…не привлекался до сих пор… не состоял… надёжный друг…занимается спортом…грамотен…подкован…морально устойчив…любит хорошую музыку…поэзию…культурно растёт!   Начальник участка Михаил Петрович Щеглов.
         Все помолчали, подумали.
         – Благодарим вас, Михаил Петрович, – сказал, наконец, председатель. – Очень полную характеристику вы представили. Все мы когда-то были молодыми, горячими, импульсивными. Этим во многом и объясняются поступки товарища Дымова.
         Петрович молча кивал.
         – Вот вы пишете, что Дымов занимается спортом, культурно растёт. Подробнее можно? – спросила одна из членов цехкома.
         Петрович онемел. Димка осмелел:
         – В хоккей играю, музыка нравится. Симфония №40. Моцарт сочинил. Вольфганг Амадей. Ещё… Бах тоже. Иоганн Себастьян, и Бетховен Людвиг ван.
         Повисла долгая пауза. Петрович уставился на Димку, будто увидел его впервые.
         – Я предлагаю,  – начал председатель… Димка поёрзал на стуле, и вдруг из-под его куртки выпала жёлтая книжка.
         – Читать любите, если даже на заседание пришли с книгой? – удивилась Ирина Александровна.
         – Не успел дочитать. Очень, знаете, правильно пишет. « В день уныния смирись. День веселья, верь, настанет…увы, на разные забавы я много жизни погубил»,– процитировал Димка первое, что пришло на ум.
         Это внесло заметное оживление в течение заседания.
         – Да, батенька, вы ещё и философ? – улыбнулся председатель.
         – Я такой, – согласился Димка.
         – Главное, осознаёт, что забавы глупые, не надо на них жизнь губить! – добавил со смехом кто-то.
         – Естественно, – согласился ещё раз Димка.
         Ирина Александровна подошла к нему, взяла из рук книгу.
        – А.С. Пушкин?!
         Повисла другая длинная пауза. Председатель забыл, что хотел предложить.
         Продолжил механик одного из участков:
         – Играет в хоккей, слушает симфонии, – не всё потеряно. И если ко всему читает самого АЛЕКСАНДРА СЕРГЕЕВИЧА!!! Комментарии излишни. Поставить ему на вид, или выговор, – и я беру его к себе на участок. Благодаря одному Пушкину!
         – Нет уж! – возмутился вдруг Петрович. – Не отдам! Жизнь он губит на забавы! Пушкина читает! Выговор – и на работу. Вперёд!
         Все единогласно подняли руки.

         Димка, ошарашенный, вышел из кабинета, забыв книгу. Забежал к Наташке на АТС. «Ну, как?» – спросили его огромные, в пол-лица, глаза.
         – Отпад!  – только успел сказать он, как следом в двери влетел разъярённый Петрович с « Евгением Онегиным» в руке.
         – Я тебе хвоста накручу!  – погрозил Наташке. Потряс перед лицом Димки книгой:
         – Ай да, Пушкин!.. Ай да,…этот самый….сын!!!

         …После окончания цехкома, который решил всё-таки не увольнять с работы тов. Дымова, к председателю подошёл начальник одного из участков и очень-очень попросил дать снять копию с предоставленной характеристики. На удивлённый взгляд ответил:
        – Может, пригодится. Вдруг кто-то ещё «залетит» куда-нибудь, ну поменяем фамилию Дымова на Иванова, Петрова, Сидорова. Можно и Моцарта на Чайковского или Шуберта. Человека спасём от неприятностей, понимаешь?
         – Понимаю, – усмехнулся председатель. – Бери, копируй! Да тут только подставить фамилию любого провинившегося, а уж Александр Сергеевич своё дело сделает. Пушкин ведь! С… сын!!!

          P.S.  Через несколько минут к председателю подошёл Дмитрий Дымов с просьбой:  выдать ему копию характеристики. Председатель опешил. Дымов поторопился объяснить:
         – Понимаете, хочу жене показать. Пусть почитает, какой я.  Только  с печатью желательно. Думаю, Петрович-то не подпишет…»
         – Я сам подпишу, –  сказал председатель,– и всех членов комиссии попрошу подписать. И печать поставим.
2014.