Часть 2

                Здравствуйте товарищи!
   Очаков, куда я прибыл служить после училища, был захолустным, провинциальным городишком, больше похожим на разросшуюся деревню. Несмотря на славное историческое прошлое никаких восторгов он у меня не вызывал. Особенно зимой. После пяти часов улицы «вымирали» и только перелай голодных псов аккомпанировал тоскливому вою ветра… Тем не менее служба тогда представляла из себя не просто лёгкую – легкость, но была настоящим курортом, в полном смысле этого слова! Старые пилоты прекрасно поняли, в чём смысл жизни и совершенно не «напрягались»… В дни предварительной подготовки быстренько проводились все необходимые мероприятия и в час дня (уже пообедавший личный состав) распускался по домам. Во время полетов – тем более. Дома офицерского состава находились вплотную к стоянке и у себя в комнате, в офицерском общежитии лёжа на кровати, я наблюдал в окно какой самолет заходит на посадку. Ага! Это мой. Пора идти на пересадку! И если зимой после службы мы просто шли по домам, то летом… Летом мы «жили» на городском пляже, ездили всей эскадрильей отдыхать на Лагерную косу с шашлыками и вкусным местным вином. Короче службой не напрягались, пока на должность командира полка не назначали нового молодого «дикорастущего» начальника. В те времена обычно среди лётного состава, при всём уважении старших, существовали какие-то добрые, человеческие отношения. В данном случае это не проходило. Жена начальника была связана с высшими чинами тогдашнего политбюро (то ли чья-то дочка, то ли племянница), ну да это и не важно. Именно эта близость к руководству и проталкивала данного человечка вверх по карьерной лестнице. Смотрел он на всех свысока и срочно принялся «среди нас» наводить порядок. Первое с чего начал новоиспечённый командир – это решил устраивать построение полка каждый понедельник на стадионе.
   Больше всех этому нововведению удивились местные псы. Дело в том, что на аэродроме жила целая стая собак, которых все любили и подкармливали, как с лётной так и с технической столовой. Псы платили глубокой и преданной любовью всем, кто в форме ходил по аэродрому. Они участвовали в повседневной жизни, присутствовали в курилке, вертелись у самолётов и «болели» со всеми вместе на спортивных мероприятиях. Их тискали и гладили все подряд, а они преданно заглядывали в глаза, выражая хвостом преданность и обилие чувств! Возглавлял этих полковых любимцев лохматый рыжий пёс по прозвищу «Кабыздох». Вообще постоянных кликух у всей своры не было. Звали, как придется. Шариками, Рыжиками, Эй пёс, ну короче у кого насколько хватало фантазии. Но Кабыздох особо выделял нашего начальника штаба, Героя Советского Союза, полковника Волкова. Вернее любовь была взаимна, и эта пара выглядела достаточно комично. По гарнизону величаво шествовал полковник Волков, объёмный такой мужчина, косая сажень в плечах, а за ним, чуть сзади справа, трусил верный ординарец, сопровождая  по всему гарнизону. Потом устраивался недалеко от штаба и преданно ждал, пока начальник закончит дела и пойдёт домой.
   И вот впервые в понедельник полк начал с построения на стадионе. Нет, раньше иногда построения проводили, но крайне редко и, как правило, на бетонке, на аэродроме, чтобы не пылить и зря не месить грязь. Все недовольно бурча, строились. Понедельник, утро, погода дрянь, настроение и так паршивое, а тут ещё стройся, ори, шагай – ну все прелести разом! Собаки, конечно, как всегда участвуют. Расположились кружочком и заинтересованно наблюдают, что же происходит? Кабыздох впереди -  возглавляет… Со стороны штаба показывается командир полка. «Равняйсь, сырррно, равнение на лево!» - следует зычная команда и полковник Волков печатая шаг, идет навстречу командиру. Кабыздох привычно занимает свою любимую позицию и тихонько трусит сзади. Все притихли и заинтересованно смотрят. Командир принимает рапорт, и они втроём следуют на середину. Кабыздох понимая ответственность момента, ведёт себя как положено. Выражение морды торжественное и строгое! Выражение лица у командира кислое и недовольное… Остановились. Кабыздох сел выпрямив спину. «Здравствуйте товарищи!» следует утреннее приветствие. Все дружно набирают воздух, чтобы ответить и тут раздаётся громкое «Гав, гав, гав!». Это настолько в тон и в ритм, что весь полк просто выпадает в осадок. Весь  воздух, набранный для приветствия, у личного состава перешёл в хохот. Молодой командир полка, то краснея, то бледнея, не знает что делать. Волков изо всех сил попытался разогнать собак, чем здорово удивил и поразил Кабыздоха. Тот же делал всё правильно. За что его прогоняют? Короче, мероприятие было сорвано окончательно. Командир издал было указание разогнать всех псов, но встретил такой дружный отпор всего личного состава, что из этой затеи ничего не вышло. Построения прекратились…   

                Раннее утро…
  Четыре часа утра. Завтрак перед полётами ранний. Все, молча, принимают пищу, уже думая каждый о своем, настраиваясь на полёты. Работники кухни, позёвывая, выставляют еду. Официантка Маша разносит её по столам. В зале появляется Вера Ивановна, директор столовой. Дама необъятного размера, как парусник в шторм аккуратно плывёт среди столиков, попутно общаясь с лётчиками и принимая комплименты, как должное.  Все ли довольны, всё ли в порядке? Вроде всё хорошо, но тут встает Сухенко… Как же можно пропустить возможность помахать шашкой и «повыёживаться» перед красивой женщиной. «Вера, когда порядок, наконец, будет!» – вещает Маршал. Он показывает на яйца, что лежат на блюдечке. Там несколько точек от куриного помёта. «Это что за безобразие! И вот в этой грязи мы должны возиться? А где же гигиена за столом?». Вера Ивановна берёт в руки яйцо и, покрутив перед собой, видит, что оно действительно грязное. Поджав губы, поворачивается к раздаче и громовым голосом кричит: «Маша! Почему у летчиков яйца грязные? Что, корова, помыть не могла?». Взрыв хохота в зале приводит к тому, что Сухенко, красный как рак, плюнув на всё, срочно покидает столовую…
 
   Теперь к доктору. Все на это смотрят сквозь пальцы. Здоровые как лошади, один Сухенко несколько переживает… У него проблемы с правым ухом.  Интенсивно снижался с насморком и порвал перепонку. Теперь время от времени ухо воспаляется. Чтобы чего не занести, по совету врача, затыкает ухо ваткой. Заходим по очереди. Врач Андрей Николаевич, пожилой полненький мужичок (добрый доктор Айболит, он под деревом сидит) быстренько всех проверяет. Пульс, давление: «Жалоб нет? Всё в порядке?» «Так точно!». Следующий. Сухенко, перед тем как зайти к врачу, ватку из правого уха перекладывает в левое. «Здрасте, Андрей Николаевич!» «Здрасте, здрасте! Как самочувствие? Нормально? Ватку носите? Ну и хорошо! Но ушко покажите…» «Да пожалуйста!». Сухенко вынимает из здорового уха ватку и подставляет доктору. Тот внимательно смотрит. «Ну что же всё нормально. Допускаю». Сухенко выходит на улицу, втыкает ватку в другое ухо и говорит: «Тоже мне Айболит! Видали мы таких!».

   Прошли предполётные указания, улетела первая смена, вторая смена набилась в вагончик и кто «козла» забивает, кто читает, мы с Виталием Степановым играем в шахматы. Виталий капитан, мастер спорта по прыжкам с парашютом, бывший шахтёр и жуткий «арап». Шумный как ураганный ветер, всё берёт нахрапом, вот и здесь… «Лейтенант, ты с кем играть сел, да я тебя одной левой, (и самое новомодное изречение последних дней)  да ты глянь на свой размер фуражки!» - намекает, что типа мозги маленькие. Срывает с меня фуражку и заглядывая внутрь произносит – «Ну-ка покажи размерчик!». Продолжая думать над ходом, я забираю фуражку и в раздумье говорю: «Причём размер-то? У бегемота размер поболе твоего будет. Так кто из вас умнее?». Пауза, потом дружный хохот. Виталий задёргался и, то бледнея, то краснея начинает: «Да ты, да я тебя, что, сильно умный лейтенант!!!». «Молчи уж Виталий. Обо***ся так сиди и не чирикай!» – это уже майор Цехановский, командир отряда, он наблюдал, как развивается партия. Весь в расстроенных чувствах Степанов проигрывает мне вчистую… Выражение про размер фуражки, перестало быть популярным…
                Ёжик в тумане!
   Кличка эта прилипла к радисту Васе Попову. Началось всё с того, что отправили наш экипаж на две недели в только что открывшийся центр «Омега» на окраине Севастополя. В центре этом мы должны были в течение двух недель интенсивно заниматься спортом, а в конце выполнить программу выживания на море и на суше. Заключалась она в том, что тебя в лётной экипировке на трое суток в надувной лодке оставляли в море. Да, метрах в пятнадцати – двадцати от берега с соблюдением всех предосторожностей, ты привязывался к бую и в течение трёх суток лежал в маленькой спасательной лодочке. Лодочка была крошечная. В ней можно было только сидеть или лежать. Встать нельзя, порвётся днище. Еды – на сутки. Только та, что в НАЗе (Носимый аварийный запас). Галеты, маленькая баночка с консервами, шоколад. Вода только морская, через опреснитель. Аварийная радиостанция, рыбацкие принадлежности, пистолет с патронами…  И вот трое суток сидишь, лежишь, окунаешься в воду, когда жарко. Всё затекло, земля рядом, так хочется выйти размяться. Нельзя! Всё начнешь сначала. Ловишь бычков, а потом сырыми ешь их, высасывая сок, вместо воды, так как вода из опреснителя сильно противная, да и есть хочется. Переговариваешься с товарищами, что болтаются рядом, скрашиваешь своё существование. Время тянется – не в сказке сказать, не пером описать.
   А начиналось всё так хорошо. Приехали днём, смотрим здание новое, из стекла и бетона, сверкает, как серебряный алтын. Заходим, нас принимает главврач и я, молодой лейтенант, первый усаживаюсь за столик. Экипаж (командир Валера Костин, штурман – почтенный «старик» Карпович Василий Иванович и радист Попов Василий Васильевич) все старше меня и почтительно стоят рядом. Ну, так получилось.
- Фамилия – спрашивают у меня.
- Воронов.
Немая сцена. Дело в том, что тогда командовал авиацией Черноморского флота генерал Воронов. Однофамилец.
- А Вы, случайно не родственник командующему? – спрашивает почтенный доктор.
Честное слово, я не успел открыть рот, как весь экипаж дружно загалдел – да, да, да! Племянник!
- Да вы что! Вон видите там за забором дача его. Недавно был, скоро опять приедет. Не хотите посетить?
- Что Вы, что Вы! Дядя меня не балует. В ежовых рукавицах держит.
- Ну и хорошо. Мы Вас поселим на третий этаж, у нас там люксы, так что Вам понравится. Я позвоню в столовую. Через пол – часика подходите. А сейчас, идите, располагайтесь.
Пришли… «Мужики – говорю – вам-то ладно, а меня потом повесят за кой чего…». «Да не волнуйся лейтенант! Дальше фронта не пошлют…».
Спускаемся в столовую, а там как на параде, официантки, чуть ли не строем, столик самый лучший в центре, все меня рассматривают, а я не знаю куда деваться… Так и проходил в звании «племянника». Хорошо, что «дядя» приехал как раз в день нашего отъезда. Вовремя смылись…
   Время к вечеру, чем заняться? Смотрим, рядом санаторий какой-то ВЦСПСовский и уже музыка звучит. Видать танцы начинаются. Ну и пошли развлекаться. Вышли через ворота, вход нашли и танцплощадку тоже… Ну дальше всё по схеме – танцы – манцы, ха-ха, хи-хи, как Вас зовут, ну и так далее. В одиннадцать музычка закончилась, то да сё, к двенадцати собрались в номере – Васи нет. Видать мадама томная попалась, чем занимались неизвестно, ну видимо кустотерапией… Утром просыпаемся Вася на месте, но какой-то недовольный. Рассказывает:
- «Проводил даму до корпуса, еле – еле дежурную уломали, чтобы пустила, простились, всё, пора домой. Ночь южная, чёрная, как чернила. Куда идти, как выбираться? Местности не знаю, а впереди как ледокол, весь в сиянии огней корпус ОМЕГИ метрах в пятистах. Ну и решил я идти напрямую. Это только в кино про Айболита: «Нормальные герои всегда идут в обход. В обход идти, понятно, не очень-то легко. Не очень-то приятно, и очень далеко!». Но, я же не Бармалей! Продираясь через кусты, добрался до забора, перелез. Следующий забор, опять перелез. Мужики Вы не поверите, шесть заборов пришлось перелезать. Два каких-то очень высоких метра под три, если не выше. Не пойму, зачем столько заборов понастроили?».
   Пока Вася рассказывал, Карпович стоял на балконе и рассматривал ландшафт. «Знаю – говорит - где ты героически преодолевал заборы. Первый – забор вокруг санатория, второй вокруг ОМЕГИ. На территории большая спортивная площадка обнесенная забором. Это третий и шестой, а внутри теннисный корт, тоже огороженный высокой сеткой, чтобы мячи не разлетались. Это четвёртый и пятый. Те самые, высокие».  Мы долго потом смеялись. «Глупцы, героя строя, бросаются вперед, нормальные герои всегда наоборот…».

   Всё бы так и прошло, но вскоре после возвращения мы всей эскадрильей полетели в Донузлав. Там был морской аэродром, с которого мы летали с воды. Полёты с воды – это ах какая сказка, просто не передать! По бетонке самолёт съезжает в воду и весь в водяной пыли убирает шасси. Радуга, белая пена, рёв двигателей, форточки открыты, вода плещется рядом, дышим влажным морским воздухом. А перед взлётом, когда даёшь обороты, и самолёт встаёт на дыбы – это надо видеть! Из огромного облака водяной пыли сначала показывается нос, потом крылья и весь фюзеляж. Набирая скорость, как лебедь самолет летит по глади аэродрома, оставляя за собой ослепительно белый след. От этой красоты воздуха не хватает в груди, счастье и романтика прямо хоть ложкой ешь!
   Были кроме полётов и другие развлечения. Рядом с Донузлавом была Евпатория со всеми злачными местами, кафе и ресторанами. Ох, какие озорные женщины в те времена водились! Ночью после ресторана разбросанные по берегу предметы женского и мужского туалета, купание голышом с писком, визгом и страстными криками… Поэтому прилетали и два дня полётов не было. Типа адаптировались. Предварительная подготовка часик – другой и после этого на автобус и в Евпаторию. И тут уж либо вернёшься последним автобусом, если не повезло, либо в шесть часов утра, чтобы успеть на построение. Правда, как потом целый день пережить, когда ноги не держат. Но ничего, молодые были, здоровые!
   Поселили нас в старой  казарме на окраине аэродрома. Лампочка подслеповатая, вечером сидим все уже собрались, нет одного Васи. Кто-то спит, кто-то ещё не спит, в карты играет. Где-то около двенадцати открывается дверь и вваливается Вася. А-а-а-х! Вася в изрядном подпитии едва стоит на ногах, весь в крови, одежда изодрана просто в клочья! Все кидаются к нему. «Вася, что случилось? Кто тебя так? Доктора сюда!». Вася бормочет – «Понастроят заборов из колючей проволоки, да ещё и ям накопали, пройти нельзя!». Какая проволока, какой забор? Ничего такого и близко никто не видел. Доктор прибежал. Осмотрел, ничего страшного, царапины, но в огромном количестве. Позаклеивал пластырем.
   Утром пошли искать, где же забор с колючкой? Нашли! На всём огромном поле остались два столба от забора из колючей проволоки. Забор снесли, а всю колючку скрутили в огромный ком и свалили в яму перед (или за) этими двумя столбами. Приехав последним автобусом Вася, как всегда пошёл напрямую. В обход же мы не ходим! Набрёл на эти два столба и как в фильме про Буратино, когда среди поля стоит арка для прохода, немилосердно обдираясь, начал пролезать сквозь проволоку. Успешно преодолев первое препятствие, он тут же свалился в яму с огромным комком ржавой колючки. Долго потом мы выясняли, как Вася насиловал этого ёжика в полной темноте, но печальные последствия этой любовной ночи разглядели уже утром. Вася стоял перед строем весь в лейкопластырях, а Маршал изгалялся, донимая его вопросами и выведывая подробности тысяча и одной ночи… Вот с тех пор и прозвали Васю ёжиком в тумане. Тем более что тогда только вышел этот популярный мультфильм! 
                И три корочки хлеба!
    Корабль наш славился ещё и тем, что был не только кормилец, но и поилец! В том смысле, что имелся бачок на двенадцать литров спирта для обмыва стёкол. При полётах над морем на малой высоте, особенно когда на море волнение, водяная пыль оседает на стёкла, и они теряют прозрачность настолько, что сквозь них ничего не видно. Как будто на стекло вылили сгущёнку. По идее надо включать систему обмыва стёкол и дворники. Щас! Этого НИКОГДА и никто не делал. Я, в самом начале карьеры, действуя строго по инструкции, как-то сдуру включил эту систему. Отрядный мой Игорь Михайлов, когда увидел, как на стекла полился спирт, сначала лишился дара речи, а потом чуть не прибил меня прямо в полёте. Потом разобравшись, что почём я больше не позволял себе делать подобную глупость. В каждом полёте спирт добросовестно списывался, а потом сливался и делился между лётчиками и техниками. Получали все, в разных количествах,  в зависимости от званий и заслуг. Где-то раз в месяц, когда спирта накапливалось много, мы забирали его домой. Для этого у каждого были объёмные такие портфели, куда входили два трёхлитровых бутыля.
   Как-то раз, в пятницу, после очередного получения спиртового довольствия мы с моим правым лётчиком Серёгой Павловым пошли домой. Руки приятно оттягивали портфели с бутылями, наполненными живительной влагой. Жёны куда-то разъехались и мы «холостяковали», а тут ещё и повод какой-то нашёлся. Правда, сейчас не помню какой, но мы решили отметить это событие. Уже подъехав к дому Серёги, я, вдруг поддавшись внутреннему голосу, предложил взять благородного коньячку, а не давиться уже надоевшим спиртом. Легко сказать! Тогда в стране бушевала со всей силой антиалькогольная компания. Вино – водочные магазины работали с четырнадцати до девятнадцати, а время было уже начало седьмого. Рабочий класс после трудового дня спешил загрузиться спиртным. Толпа, давка, все волнуются, что не успеют, каждый стремится проскочить без очереди, каждый хочет урвать себе порцию горячительного напитка (одна бутылка в руки!). Мы тоже толкаемся, потеем, очередь всё ближе, давка всё сильнее! И тут до меня доходит… Я наклоняюсь к Серёге и говорю шёпотом: «Серый, ты представляешь, что сейчас сделает с нами  очередь, узнай они, что у нас с тобой двенадцать литров спирта, а мы «выёживаемся», типа коньяка хотим!». По выражению лица Серёги я понял, что он осознал… Получив по бутылке заветного коньячка, мы пробирались сквозь толпу, ехидно посмеиваясь над собой, пока не выбрались на свежий воздух…