1. Олег. Чёрная дыра
Автор – Олег – Ирина Гирфанова http://proza.ru/avtor/mirtan
Чёрная дыра — вот что это было. Именно так представляется мне эта дверь теперь. А когда я впервые её увидел, то просто удивился. Возможно, потому, что показывая дом, отец не пропустил ни одной комнаты, кроме той, что пряталась за пыльной дверью под лестницей. А ведь всё остальное сверкало чистотой, било в глаза непривычной роскошью, дурманило надеждой на то, что и мне это всё теперь доступно и когда-нибудь достанется.
В дом отца я попал, можно сказать, случайно. Мне было уже пятнадцать и до того дня я вообще ничего не знал о своём бате. Совсем маленьким я, конечно, задавал вопросы, но бабушка и мама всегда ловко переводили разговор. Когда я подрос, на очередной вопрос об отце мать сухо сказала:
- Придёт время, познакомитесь. Но, надеюсь, оно никогда не придёт.
И всё. Больше мы эту тему не поднимали. Пока не пришло время. А оно, как вы уже поняли, пришло.
Воспитывали меня, как вы правильно догадались, мама и бабушка. Они меня, конечно, любили, но не баловали и старались держать в строгости. Особенно бабушка. Иногда я ловил на себе её взгляд, от которого мне делалось не по-себе. В такие моменты она сразу отводила глаза и говорила что-нибудь невпопад. Мы были с ней очень похожи — голубые глаза, короткие светлые волосы, оба курносые и круглолицые. Мамы много работала, и я уже в раннем детстве смирился с этим. Занималась мной, в основном, бабушка. Во что только мы с ней не играли. Я не отличался, как и большинство нормальных мальчишек, примерным поведением, но не помню, чтобы она на меня хоть раз накричала: умела всё объяснить и без истерик. Только однажды ничего объяснять не стала. Это произошло, когда я нашёл под комодом старую фотку. Там я в каких-то стрёмных допотопных труселях сижу у неё на коленях. Я не помнил, когда это было снято и где. Бабушка на снимке совсем молодая, весёлая: улыбается, глаза прямо светятся. Прижимает меня к себе, а я смеюсь и пытаюсь вырваться.
- Бабуль, смотри, какая волшебная фотка! - позвал я бабушку. - Я такой, как сейчас, а ты – как мама!
Бабушка, ничего не объясняя, выхватила фото из моих рук и молча ушла на кухню. Больше я ту фотку не видел. Интуитивно понял, что бабушку бесполезно расспрашивать. Хотел у мамы узнать про такое чудо, но мама сказала, чтобы я не приставал. В пять лет я не придавал значения странному поведению взрослых.
В шесть меня отдали в секцию каратэ, чтобы я был сильным. В семь, одновременно с обычной школой, записали в художку, чтобы духовно развивался.
Однажды сентябрьским вечером мы втроём сидели на диване мы и читали сказки Пушкина: старинную толстую книгу с золотыми буквами на корешке и с красивыми картинками под тонкой полупрозрачной бумагой. У нас было много книг, но эту мне одному брать не разрешали, с ней мы устраивали семейные чтения. Любой запрет для меня и до сих пор, как незаслуженное оскорбление. И я, во что бы то ни стало, старался заслужить его — много чего делал только из духа противоречия. Вот и эту книгу таскал втихаря, когда бабушка находилась на кухне или отлучалась в магазин. К тому времени я уже умел читать и стихов из этой книги знал довольно много. Вот и решил прихвастнуть своим знайством.
- Как ныне сбирается вещий Олег, - начал я, не дожидаясь, пока бабушка поправит очки, - отмстить неразумным хазарам.
- Молодец, - похвалила бабушка, когда я закончил. – В школе учили? Умничка. Да, дураком быть и не в кого: дедушка был профессором, я тоже, на пару с ним, много лет психологию изучала. Мама твоя успевает и за бухгалтера, и за кадровика, и ещё находит силы убираться в своей конторе.
Мама ласково улыбнулась. Она у меня очень красивая, про таких говорят – модельная внешность. Но мама своей красоты будто стеснялась: одевалась очень скромно, почти не красилась и не признавала никаких развлечений без меня.
- Тебе повезло, Олежек, что бабушка есть, - сказала мама. - Что бы мы делали без неё. Она, между прочим, ради того, чтобы заниматься тобой, с любимой работы уволилась.
- Да чего уж там! - бабушка махнула рукой. – Надо же кому-то с ребёнком сидеть. Ты его бы забаловала донельзя.
Мама ничего не ответила и погладила меня по голове. А бабушка продолжала:
- Да и не впервой мне ради семьи работу бросать. В молодости на некоторое время приходилось оставить карьеру. Воспитание сына, забота о муже, ведение хозяйства — всё это, знаете ли, требует много времени и сил. Положению профессорской жены приходилось соответствовать. А характер у твоего дедушки был ой, как не простой. Правда, он научился держать под контролем свои ммм… слабости. У них в роду все мужчины отличались буйным нравом. Муж ради меня смог измениться.
В голосе бабушки послышалась гордость. Она обняла меня за плечи, притянула меня к себе, не прерывая воспоминания:
- Тогда мы жили в большой квартире: кабинет твоего дедушки, спальня, комната сына, большая столовая, потому что бывало много гостей. Имелась даже прислуга: няня, пока сын был маленький и помощница по хозяйству.
Я не поверил: где это видано, чтобы столько комнат и прислуга? Ни у кого такого нет.
- А куда всё делось? - спросил я.
Бабушка вздохнула и, переглянувшись с мамой, неохотно ответила:
- Да в никуда.
- А сын ваш?
- И он туда же.
Мама встала и вышла из комнаты. От меня не укрылось странное выражение её лица. Но я продолжал допытываться:
- А с дедушкой что случилось?
- Умер он, моё золотко, - сказала бабушка. - Ты же знаешь.
Я заметил слёзы на её глазах и перестал расспрашивать. Прошло совсем немного времени и она ушла к мужу. Сердце. Мне тогда только исполнилось восемь. Я тяжело переживал уход бабушки. Долго скучал. Зато мама бросила одну из трёх работ и стала проводить со мной больше времени. Денег хватать перестало, зато мы много читали и разговаривали обо всем на свете. Почти обо всем. Запретных тем не было, кроме одной – об отце мама говорить наотрез отказывалась.
Жили мы в хрущёвке-двушке на окраине города. Я привык жить, имея только самое необходимое. В это необходимое мама включила художку и секцию каратэ, чего у большинства ребят нашего района не было. Но я с уличными пацанами и не общался — мама расписала мою жизнь по минутам: на тупое болтание по улице времени не оставалось. Я реально гордился тем, что иду на золотую медаль. Учился я с интересом, мне нравилось чувствовать себя лучшим в классе по успеваемости. Пацаны меня не задирали, как других отличников. Боялись. У меня чёрный пояс и в драке я не стеснялся применять запрещённые приёмы. Тренер говорил, что у меня спортивный характер. Упёртый. А я просто во время тренировок выпускал всё накопившееся за пределами татами напряжение. Чем больше нагружался, чем сильнее бил грушу – до звона, до тяжести во всём теле, тем легче становилось внутри. А в спарринге видел не соперника, а врага и никогда не сомневался: бить или не бить. Я выиграл почти все юниорские турниры.
Беззаботное детство кончилось, когда в моей жизни появилась Багира.
Это случилось вечером, незадолго до Нового года. Я, словно ёжик в тумане, медленно брёл домой из школы: снег густо падал с далёкой чёрной выси, скрипел под ногами, роился в свете фонарей. Деревья нагнулись друг к другу, обнявшись над головой тяжёлыми ветвями, и застыли в снежном поцелуе. Я шёл под этой аркой, подсвеченной полузалепленными светящимися шарами, зависшими вдоль дороги, вдыхая ядрёный морозный воздух, ощущая кожей лица холодные мокрые прикосновения снежинок и чувствовал себя абсолютно счастливым. Иногда неподалёку справа с мягким урчанием скользили белые мохнатые звери со светящимися глазами. Слева, за снежной пеленой, угадывался ряд пятиэтажек с мерцающими сквозь снежную занавесь окнами. Романтичное настроение держалось на вполне реалистичных ожиданиях: Светка из параллельного 9-го «Г» уже почти моя. Мы только что с ней нацеловались до одури, и она не противилась движениям моих рук, ползающих по её телу. Не то, чтобы я влюбился по уши, но согласитесь: пятнадцать и девственник – это неприлично. Ещё пара свиданий и я стану мужчиной. Пацаны в нашем классе давно хвастались сексуальными победами, а я всё никак не решался на последний штурм.
До моего подъезда оставалось всего одна подворотня. Из неё-то и шагнули мне навстречу две мужские фигуры. Один – щуплый, сутулый, шапка натянута ниже бровей, воротник поднят так, что на лице виден только внушительный нос. У другого лицо закрывал капюшон. Этот — здоровый, выше и шире меня, хотя я ни ростом, ни крепостью не обижен. Руки в карманах, в зубах трубочка незажжённой сигареты. От обоих тащило пивом.
- Огонёк есть? - спросил тот, что в шапке.
- Не курю, - ответил я беззаботно и сделал шаг вперёд. Дальше всё произошло молниеносно — замах на меня руки со сверкнувшим лезвием, упреждающий блок-удар. В следующий момент тощий, уже без ножа, летел в сторону, удар ногой назад – и здоровый рухнул за моей спиной.
- И вам не советую, - продолжил я на той же ноте и пошёл домой. А на другой вечер эти двое снова, уже не таясь, ждали меня у дома.
- Эй! – окликнул тощий. – Постой.
- Чего тебе?
- Как зовут?
- Олег, а что?
- А я Влад.
Он протянул руку. Второй тоже протянул.
- Гавр.
Мы обменялись рукопожатиями. Зачем я с ними знакомился? До сих пор не пойму.
- Ну, ты, в натуре крутой, - ухмыляясь, сказал Влад. - Проверяли мы тебя. Мелькаешь часто и, вроде как, конкретный пацан.
- Только, бляха, маменькин сынок, говорят, - свысока процедил Гавр.
Я не нашёлся, что ответить.
- А ты ничего. Не хлюпик.
- Дальше-то что? - осведомился я. - Вам какое дело?
- Да нам-то никакого. Багира, вон, интересуется.
И тут, будто из-под земли выросла ОНА: чёрные длинные волосы по плечам, красная помада.
- А, вот и она. Собственной персоной, - заулыбались оба.
- Привет, мальчики! - томно пропела Багира низким голосом.
Она достала сигарету. Какие плавные царственные движения! Парни, как по команде, протянули огоньки зажигалок. ЕЁ хищный взгляд прошёлся по их лицам и остановился на мне. Я понял, что пропал. Я готов был умереть, слушая этот голос, вдыхая аромат ЕЁ духов, просто стоя рядом. И я готов был убить каждого, кто приблизится к НЕЙ.
- Знакомься, Ирусь, - засуетился Влад, - это Олег.
Я стоял, наверное, с глупейшим видом, и пялился на НЕЁ, не в силах вымолвить ни слова.
- Багира, - снисходительно сказала ОНА, затягиваясь, и провела пальчиком по моей щеке.
Я почувствовал, как запылало лицо.
- Какой милый. Зелёный ещё. Ну, ничего, с нами быстро повзрослеешь, - сказала ОНА и засмеялась, обнажив ряд ровных белых зубов.
Я дал бы ей лет двадцать. Гибкая, поджарая, вся в чёрном, Ира, и в самом деле, напоминала чёрную пантеру.
Мы посидели в соседнем дворе. Я понял, что деревянная детская беседка давно верно служила моим новым друзьям: затоптанные и заплёванные лавочки — подставки для ног, под лавками — окурки, пустые бутылки, шприцы. «Что я здесь делаю?» - мелькнула мысль, когда я уселся на стенку между столбами-опорами. Но взгляд на Багиру — и вопрос улетучился. Я плохо понимал своих новых знакомых — они говорили знакомыми словами, но будто на другом языке, курили и пили пиво прямо из двухлитровой баклажки. Влад вытер мокрые губы и протянул бутылку мне. Накатила тошнота. Я испугался, что сейчас вырвет — приложиться к обсосанному Владом и Гавром горлышку было выше моих сил. Выручила Багира. Она взяла бутылку, прильнула своими шикарными губами, отпила пару глотков и дала мне, после чего я, казалось, мог не только выпить остатки той дряни, что плескалась на дне, но и съесть пластик посуды. Багира наклонилась ко мне, и беседка поплыла вместе с Гавром и Владом. Исчезло всё, кроме синих, густо накрашенных глаз и красного рта на бледном лице. Я почувствовал горячее дыхание, запах табака, горьковатый вкус на своих губах.
Не помню, как я пришёл домой. Отрывочно: изумлённо-испуганные мамины глаза, качающийся пол, тошнота, невыносимая головная боль. Наутро тошнота и боль никуда не делись. Невиданное дело — мама не разбудила в школу, не оставила завтрак. Я с трудом встал с неразобранной измятой постели, доплёлся до холодильника, залпом выпил бутылку кефира. Подавив спазм в горле, проглотил таблетку пенталгина. Снова лёг.
Когда проснулся, было далеко за полдень. Про школу нечего было и думать. Интересно, что делает Багира? Как же я не взял её координаты? Ожил мобильник. Незнакомый номер. Мама всегда предупреждала, чтоб не отвечал на такие звонки. Чёрт, что ж я всё время: «мама, да мама». Мужик я, или хвост собачий!
- Слушаю!
И вдруг — низкое томное:
- Олежек, где пропал? Мы тебя потеряли!
Могла бы сказать «я» вместо «мы». Ну ладно, всё равно ОНА!
- Я не пропал. Я о тебе думал, - сказал я, как заправский донжуан. - Ты где?
- Там же, где вчера. В беседке. Подтягивайся!
- Я мигом!
Я быстренько оделся и рванул из дома.
Вернулся поздно. И опять странный взгляд мамы. Ни слова, ни движения в мою сторону. Вышла навстречу, посмотрела и ушла. Не знаю, что было бы, закати она скандал, или если бы сказала всё, что думает. Банальное: «Опять пьян?» или «Ты курил? А как же спорт? Музыка? Школа, наконец?» Наверное, было бы только хуже. Я в голове уже прокрутил кучу вариантов, как заявить свои права на свободу и независимость, когда начнутся наезды. Но она молчала.
Конечно, я забил и на школу, и на спорт. Мы оттопыривались в беседке: пиво, сигареты, травка. А ещё драки и рейды по ларькам. Оденем на бошки «балаклавы», завалимся втроём в киоск, Гавр держит бабу-продавца, я на стрёме, Влад чистит кассу. Багире нужны были деньги, много денег. И мы — три её верных рыцаря, старались изо всех сил, выёживаясь друг перед другом, кто круче.
Так прошёл, наверное, месяц. За это время я-таки стал мужчиной. Багира постаралась. Дело в том, что мне стало жаль мать. Её взгляд прожигал меня насквозь. Домой идти не хотелось. А дома хотелось ударить её, только чтобы она ТАК не смотрела. К своему ужасу, мне кажется, она ждала этого. Вернее, была готова. Пока я тусил с новой компанией, она похудела почти вдвое, осунулась, глаза ввалились, были всё время красные и опухшие. Я решил взяться за ум. В конце-концов, чтобы иметь хорошую работу и содержать такую роскошную женщину, как Багира, надо получить образование и устроиться на работу. Так я и сказал Багире. Она искоса посмотрела на меня и... позвала к себе.
Багира жила на соседней улице. Если честно, я запомнил только самую обычную обшарпанную дверь с лежащей на боку цифрой «8», широкую кровать с прохладными шёлковыми простынями и тяжёлые шторы на окне. Всё остальное не поддаётся описанию: аромат её тела, жаркие губы, поцелуи там, где и сказать ещё какой-то месяц назад язык бы не повернулся. Моё умопомрачение, тяжесть внизу живота, напряжение на грани взрыва, движения, ещё более напрягающие. И вдруг невероятная лёгкость. Я был выжат. Раздавлен. И, одновременно, наполнен. Возрождён. Возмужон. Восхищен.
Домой, впервые за много дней, я пришёл трезвый. Мама, поняв это, метнулась в свою комнату, принесла и молча протянула записку.
- Твоя бабушка как-то сказала, что рано или поздно каждый человек должен сделать выбор, кто он: хозяин своих желаний или их раб, - глухо сказала она, не глядя на меня. - Утром оставишь в прихожей ключи и пойдёшь по этому адресу. Постарайся сделать правильный выбор.
Отвернулась и ушла к себе. Я прочитал: ул. Загорская, дом 1. Барский Павел Андреевич. Я — Олег Павлович Барский. Нетрудно догадаться, что это имя и адрес отца. Вот это номер!
- Не понял, - сказал я ей в спину, вернее, в уже закрытую дверь. – Причём здесь он?
- Догадаешься, - донеслось из её комнаты. Судя по голосу, мама из последних сил сдерживала рыдания. Странные они, эти взрослые. Ну и хрен с ними, сами пусть разбираются со своими тараканами. У меня теперь своя взрослая жизнь.
На следующее утро я проснулся ни свет ни заря. Неужели семейная тайна, наконец, будет раскрыта, и я познакомлюсь со своим отцом? С отцом, даже думать о существовании которого мне всегда негласно запрещали. Почему? Что такого мог натворить человек, что родная мать не желала о нём слышать? Я наскоро умылся, оделся, оставил ключи, как велела мать, и отправился по адресу.
Улица Загорская в нашем городе, что Рублёвка в столице. Конечно, на Загорской нет, как показывают в Москве, навороченной охраны и шлагбаума на въезде. Но дома там не дома, а дворцы. Высокие кирпичные заборы нескончаемой стеной, только двери-калитки с видео-домофонами в каждое домовладение. Шикарная дорога вычищена, выложенные разноцветной плиткой тротуары чище, чем полы в некоторых квартирах. Снега совсем нет, солнце слепит, только пар изо рта и колючее дыхание мороза на щеках выдают середину февраля. Несмотря на воскресенье, на улице ни души. Оно и понятно — рано ещё.
Дом №1 найти – дело нехитрое. Если честно, не ожидал, что мне откроют, как только я представлюсь. Я вошёл во двор и с трудом удержал челюсть в естественно-закрытом положении. Ещё бы – передо мной высился двухэтажный замок в стиле модерн: полукруглые ступени лестницы с чугунными перилами, перевитыми литыми лианами, арка высокой двери и разноцветные стёкла окон, башня под высокой черепичной крышей с ажурным флюгером в виде летящей на метле ведьмы. Всё это бросилось в глаза, прежде чем я увидел, как навстречу мне по лестнице спускается человек лет сорока, очень похожий на меня – высокий, светловолосый, голубоглазый. На холёном лице – улыбка до ушей. Тоже совершенно моя.
- Олег? Вот мы и увиделись. Как я рад! – он быстро шёл мне навстречу, вытянув руки, как для объятия.
На обнимашки к нему я не разбежался — этот буржуин нехило жировал, пока мы с матерью выживали. Где он был? А теперь – как я рад!
Отец понял мой настрой и, подойдя, просто протянул руку, которую я снизошёл пожать.
- Так вот ты какой!
Этот человек вёл себя так, будто жил до сих пор на другой планете. Что мешало ему встретиться со мной раньше и по своей инициативе? Но я решил не подавать вида, что, неожиданно для себя, вдруг обиделся. Может, у него всё-таки найдётся хоть какая-то причинка для оправдания? И я с радостью прощу. А для начала достаточно быть просто вежливым.
- Ты тоже вот какой, - снисходительно сказал я, давая понять, что готов на контакт, но намерен сохранять дистанцию.
И опять он понял, не стал лезть в душу.
- Пойдём, дорогой, мой дом — твой дом!
И пошёл обратно, к крыльцу.
- Это хорошо, потому что из моего меня выперли, - сказал я, и после паузы, сам не зная, зачем, добавил, – без объяснения причин.
Он остановился, оглянулся.
- Вот как? Не удивлён. Но, рановато, однако!
По его лицу скользнула усмешка.
- Ладно, разберёмся. Значит, ты теперь будешь жить со мной?
- Угу. Только за вещами надо будет заехать.
- Не надо. Всё новое купим. Я не бедствую.
- Я заметил. Но у меня дома...
- Прости, - сказал он, - но тебя туда уже не пустят.
Я не поверил:
- Гонишь!
Он не повелся на моё намеренное хамство. А мне всё больше доставляло удовольствия использовать новый для меня дворовый язык. Я чувствовал себя крутым и независимым.
- Нет. В своё время меня так же выставили. Только мне уже под тридцатник было, и ты вот-вот должен был родиться.
Я чуть язык не прикусил – вот это да! Выходит, мои дорогие и любимые мамуля и бабуля не такие уж и святые! А я их этакими жертвами рисовал в своём воображении. Выходит, это отец жертва? А их молчание вызвано чувством вины? Ни фига себе!
- Расскажешь? – спросил я, проглатывая ком в горле.
Мы вошли в большой холл, и глаза разбежались по цветным витражам окон, по мозаике растительного рисунка пола.
- Да что рассказывать? Был у меня бизнес, денги рекой текли. Дом этот приобрёл. Ну, немного выпивать стал. Так ведь статус требовал! Как отец умер, я и вовсе в запой ушёл. Переживал очень. Тут меня жена и предала. К матери моей ушла. Беременная! Даже слушать ничего не захотела. Мать на её сторону встала. Вот и всё. Только вон книжка на память от матери и осталась, - он, усмехнувшись, взял с полки тонкую растрёпанную брошюрку. «Приручи своих драконов» называется. Мать возвращаться не велела, пока я наизусть эту книжку не выучу. Короче, пить-то я бросил, а возвращаться боюсь — вдруг запью, и опять выгонят.
«Как-то у него всё слишком просто, - подумал я. - Причём здесь книжка? Как отмазка, чтобы не возвращаться? Боится он!»
- Так бабушка умерла давно. Ты что, не знал? – спросил я, наблюдая за ним.
- Знал.
Отец вёл себя естественно, слова звучали вполне искренне.
- Тогда, хоронить почему не пришёл?
- Запил опять. С горя.
Он отвернулся, мне показалось, голос его дрогнул.
- Давай лучше о приятном, - сказал отец после небольшой паузы. - Идём, я тебе дом покажу. Здесь, как видишь, холл, вон там – кухня и столовая, там – тренажёрка. Жилые комнаты на втором этаже. Мне так удобнее.
- Ты что, один здесь живёшь?
- А что? Мне хорошо. Теперь вдвоём будем. Помощница по хозяйству приходит, повар.
- И больше не женился?
- Зачем?
- Мама тоже замуж так и не вышла.
- Знаю.
- Да вы до сих пор любите друг друга?
Он снова усмехнулся.
- Давай сменим тему. Скажи лучше, что любишь ты? Девушка уже есть?
- Мне пятнадцать! Конечно, есть!
- Как учишься?
- Нормально. Чёрный пояс по каратэ. Художку закончил. Кстати, дом у тебя крутой. Стильный.
- Спасибо.
Он с гордостью показывал свои владения. Сказать, что я охренел — ничего не сказать. Я такие дворцы только в кино видел. Отец попутно, между делом и без подробностей, рассказывал, что сильно обидел мать, потому и не шёл мириться – был уверен, что не простит. И помощь не примет.
Да, на мать это похоже. Но я опять впал в непонятки. То его выгнали, теперь, выходит, он мать обидел. На ходу выдумывает легенду? Выходит, всё-таки, была причина, чтобы выгнали.
Отец не заметил, что противоречит сам себе. А я насторожился. Что за дела! Мать с бабкой всю жизнь голову морочили, теперь отец пытается. Ничего, сам во всем разберусь.
Мы ходили по дому, по двору, по саду, я смотрел, как живут богатые и уже ни о чём не думал – мозг отказывался работать. Отец рассказывал обо всём вкусно, подробно, с явным намёком на то, что я наследник. Я не мог в это поверить, это просто не умещалось в голове. Баня, бильярд, бассейн размером с нашу с матерью квартиру. На фоне всего этого великолепия я и обратил внимание на неприметную металлическую дверь под лестницей, ведущую, скорее всего, в подвал или в чулан. Под слоем пыли и паутины дверь выглядела серой и неприметной, как и пара ступенек, ведущие к ней. Создавалось впечатление, что туда вообще никогда никто не ходил. Что бы это значило? Ещё одна тайна? Мне вдруг стало неинтересно всё это богатство, перспективы. Кто он, мой отец? Какой он настоящий? Не тот, которым хочет сейчас казаться, понтуясь передо мной. И не тот, которого я представлял себе до знакомства: в раннем детстве заколдованным в невидимку и незримо присутствующим рядом; в более позднем – тайным агентом; а совсем недавно – жутким маньяком, в родстве с которым просто нельзя признаваться. Связано ли как-то между собой, что самые близкие выставили когда-то его за дверь, а теперь меня? И что это за вход в никуда, будто нарисованный на куске выцветшего от времени холста?
Я представил отца этаким Буратино и невольно хмыкнул. Он бросил на меня взгляд, от которого захотелось исчезнуть куда подальше.
- Что смешного?
- Да так, это я над собой.
Вообще-то я тоже не люблю, когда надо мной смеются. Но отец… нет, он, скорее, похож на Синюю бороду. Да нет, наверняка мне всё это показалось, разгулялось воображение. Тем более, что отец вообще не обратил внимания на дверь под лестницей, как будто её там и не было.
Потом мы поехали обедать в кафе. Дальше был шопинг — я прибарахлился и чувствовал себя наследным принцем. Тем более, что комната моя оказалась с туалетом и душем, телек последней модели, комп навороченный, кровать огромная, окно во всю стену и выход на балкон. С балкона — лестница. То есть, отдельный выход. Ну, круто, правда! Помозговал я немного, ну, думаю, мало ли что у них там случилось, может, мать сама во всём виновата. Короче, я почти простил его.
Вечером позвонил Багире.
- Ты где пропала, Ир? Целый день не звонишь.
- Не называй меня Ирой. Терпеть не могу своё имя, - недовольно проговорила она в трубку.
- Почему? Красиво — И-ри-на, - пропел я по слогам.
- Я сказала, не называй, значит, не называй! - отрезала она. - Извини, пупс, мне некогда сейчас.
- Не называй меня пупсом!
- Я буду называть тебя так, как хочу!
Я разозлился и с вызовом сказал:
- А я, между прочим, у папаши теперь живу. А дом у него, между прочим, на Загорской. Если тебе это о чём-нибудь говорит.
- На Загорской? Да ладно! А подробнее?
Её голос стал ласковым, даже нежным. Я осмелел.
- Приходи завтра? Покажу.
- О кей! Адрес?
Я продиктовал.
- Жди завтра ближе к вечеру, пупсик, - проворковала она. - Пока.
- Пока.
День прошёл нереально быстро. И заснул я мгновенно. Приснилось мне далёкое детство. Даже не приснилось, а привиделось. Как дежавю. Надо сказать, я довольно хорошо помню себя с самых ранних лет. И приснившийся случай тоже.
***
Темнота неслышно шептала из-под кровати, шаркала по невидимому полу, клубилась по углам, ядовито разъедала глаза. Я молчал изо всех сил, затаив дыхание, боясь нечаянно взмахнуть ресницами. Вдруг рядом с кроватью чуть слышно щёлкнуло.
- Ма-мааааааааа, - завизжал я, испугался ещё больше, но остановиться не мог, голос не слушался.
- Что, маленький? - вбежала в комнату мама.
- Боююююююсь!
В дверях возникла бабушка:
- Что случилось?
- Ничего, Елизавета Матвеевна, идите, спите.
- Нет, Машенька, это ты иди спи. Тебе на работу рано. Иди, я посижу.
- Мама! - заныл я. - Маму хочу!
Если останется мама, будет так, как я хочу — она ляжет со мной.
Но бабушка решительно выпроводила маму:
- Иди, Машенька, иди. Мы тут сами.
Мама погладила меня по голове и вышла. Бабушка присела на кровать.
- Рассказывай, сильномогучий богатырь, что стряслось?
- Бабушка! – затараторил я, - бабушка, он здесь, под кроватью!
- Кто, мой мальчик?
- Бабайка! Он спрятался сейчас. Он хочет меня заесть!
Бабушка встала на колени, заглянула под мягкое кроватное брюхо.
- Нет там никакого бабайки, дорогой. Посмотри сам. Ну? Смелее!
Я лёг поперёк, спустил голову.
- Видишь? Никого.
- Да, никого, - растеряно сказал я.
- Это твой страх сидел под кроватью, - ласково улыбаясь, проговорила бабушка. – У каждого человека есть свои страхи. Пока страхи маленькие, с ними легко бороться. Видишь, ты только посмотрел, а страх тут же убежал. Тебе надо научиться управлять своими страхами, мой мальчик. Иначе они вырастут и станут управлять тобой.
Бабушка выключила свет и вышла. Шершавая тишина закачала меня, заполняя комнату и воображение. Тишина становилась разноцветной, превращаясь в мозаику пёстрых картинок. Это была первая ночь, когда я, трёхлетка, засыпал один и без света. Бабушка спала в соседней комнате на кресле-кровати. На другом кресле спала мама.
***
Утром я встал, а перед глазами бабушка, как живая. И мама совсем молодая. И ощущение своей первой победы. Ведь с тех пор я всегда засыпал сам и без света. Так же был преодолён страх высоты – я вылезал на крышу, в одиночку покорял заброшенные высотки. Как-то напоролся на тусующихся там уличных пацанов. В отличии от них, на мне синяков не осталось. Кстати, страх летящего в лицо кулака, когда только пришёл на каратэ, тоже пришлось преодолевать. Конечно, не без помощи бабушки, но я много чего преодолел. И не просто преодолел, а заставил служить себе. Но что теперь об этом — всё уже в прошлом. Теперь у меня новая жизнь. Богатая. Уверен, отказа ни в чём не будет — видно, что отец рад мне совершенно искренне. Он, кстати, уже ушёл на работу.
Я быстро оделся, по привычке натянув заношенные джинсы и рубашку. Новая одежда аккуратно висела в шкафу, а старая, как обычно дома, брошена в кресле. Наскоро умывшись, я отправился бродить по дому. В одиночестве это было гораздо интереснее. Однако вскоре интерес сменился совсем другим чувством. В тишине пустого дома слышались какие-то всхлипы и вздохи. Дом был совсем не старый, почему же так скрипят половицы и двери, потрескивают ступени? Чувствовался неуловимо слабый запах, как на кладбище. На стенах висели картины в стиле модерн и я спиной ощущал, как бледные, словно привидения, девицы с чёрно-белых полотен выплывают со своих мест и летят за мной. Я даже оглянулся: как ни странно, то, что за спиной никого и ничего, не успокоило. Что за чёрт: среди бела дня мне стало вдруг страшно до мурашек. Почему вчера, при отце ничего подобного не было? Я решил выйти во двор и почти бегом направился выходу.
Проходя мимо запечатанной паутиной двери, я, против воли, свернул к ней: дверь притянула меня к себе, как магнит. Приблизившись, толкнул – на ней не было ручки. Дверь не поддалась. На пыльной серой поверхности осталась моя чёрная пятерня. И всё-таки, я её отпер. Сказалась школа Влада и Гавра. И подручный материал подвернулся под руку – стыренная на память у Багиры шпилька для волос в кармане. Отпертая дверь, издавая противный скрежет, сама пошла мне навстречу. Я сделал шаг и чуть не упал – за ней оказались ещё ступени. Фантастика, но свет за дверь совсем не проникал – сразу за порогом плотной чёрной шторой висела тьма.
Я прямо-таки кожей, каждой клеточкой чувствовал: внутри, в глубинах тьмы, что-то есть. Или кто-то? И всё же я сделал шаг вперёд. Наверное, это был не я, потому что сам я ни за что не пошёл бы в эту чёрную пасть. Но меня неудержимо влекло туда, и я ничего не мог с собой поделать.
Тишина заложила уши. Как душно. Душно и холодно. Воздух густой, плотный, хоть режь. Запах тот же, что ощущался наверху, только сильнее. Чёрт, зачем я сюда пришёл? Зачем-зачем-зачем? Ещё шаг и назад. Я вытянул вперёд руки и ощутил липкое холодное прикосновение. Отдёрнул руки. Вмиг опять покрылся мурашками. Что-то зашипело. Перед глазами вспыхнули искры. Нет – красные огоньки: несколько пар глаз, круглых, с вертикальными змеиными зрачками. Я раскрыл рот, но закричать не смог. Подвал и без меня завибрировал от жуткого, сумасшедшего вопля. Неведомая сила отшвырнула, впечатала меня в стену. Мимо пронеслись к выходу огромные тени. Показалось — драконы. Дверь грохнула, закрываясь. Я сполз на пол и отключился.
Очнулся я в полной темноте и тишине. Задыхаясь от ужаса, пополз, как мне казалось, в сторону выхода. Наткнулся на ледяную шершавую стену, дернулся, вскочил, метнулся назад. Споткнулся, грохнулся, преодолевая боль в ушибленных колене и локте, на ощупь поднялся по ступеням и вывалился в незапертую дверь. Показалось, что глюки продолжаются - услышал знакомые голоса:
- Ирка, Зелёный, ёпть, выполз.
- Откуда? Мы ж проверяли – в доме никого.
- Из подвала какого-то. Да он того… обдолбанный, кажись.
- Ну и хрен с ним. Мальчик с сюрпризом оказался.
- Чего?
- Того. Я его ещё летом заприметила. Наблюдала, присматривалась. Красавчик, хоть и молодой ещё. Чего уставились? Выглядит не младше вас. Высокий, спортивный, прикид модный. Думала, замучу с ним, вылезу из нашей помойки.
- Чего?
- Да не кипешуйте вы. Не обидела бы. И вообще — помечтать, чтоль, нельзя? А он, б-ь, вместо того, чтобы меня вытаскивать, с такой радостью ко мне в яму спрыгнул – глазом моргнуть не успела. Теперь понятно, в кого он.
- В смысле?
- Собирайте всё, давайте, живее. Сваливать пора. А в кого Зелёный понятно — папаша у него тот ещё козёл. Я тут справки навела, перед тем, как сюда идти.
Я весь превратился в одно большое ухо.
- Прикиньте, там у них раньше семейка крутая была. Дед нашего Зелёного учёный какой-то. Да и бабка тоже. Кажись, по психологии оба. Денег куры не клевали, жили в пятикомнатной хате в центре. Ну, и избаловали, б-ть, сынка так, что мама не горюй. Он подрос и дал им, б-ь, жару. Чего там только не было – и пьянка, и наркота, и девки с панели. Первым бандюганом на районе стал. Папашу в гроб загнал. Все, что мог, на наркоту спустил. Мать избивал до полусмерти. А она, чтобы его от тюряги откупить, квартиру продала – последнее, что ещё оставалось. Двушку, в которой Зелёный сейчас с матерью живёт, только и выручила. Но сынка смогла вытурить. По слухам — заговорила.
- Как это?
- А хрен его знает!
- И чё дальше?
- Дальше профессорский сынок отжал у кого-то этот домик, женился на модельке, мамаше нашего Зелёного. Вы её видели? Даже старая красивая. Говорят, любовь у них была нереальная. Но и она не выдержала – сбежала от него беременная к его же матери.
- Откуда ты всё знаешь?
- У моей бабки в его доме, в соседней квартире, подруга живёт. Ей когда-то сама профессорша по секрету всё выболтала. А я — за что купила. Ну и вот, так этот козёл заговорённый, к материной квартире подойти не может.
- Гонишь! Или, правда, заговорённый?
- Я в эту хрень не верю, но, вроде как профессорша ездила в Сибирь к шаманке и та запечатала пороки её сынка за какой-то дверью. Вроде того, что сам он эту дверь не видит. И не велела пускать в дом посторонних. С тех пор этот козёл и живёт один. Остепенился, в депутаты подался. Жену свою бдит, всех её ухажёров убирает. Но к ней почему-то не подкатывает. Да и толку? Ему туда нет хода, ей сюда нельзя. Всё взяли? Валим.
- А с Зелёным-то что?
- Да хрен с ним. Разберутся, осинка с апельсинкой. Папаша толи бдительность потерял, толи отражение своё увидел и воспылал к нему. Валим, валим!
Хлопнула дверь. Я сидел с закрытыми глазами, прислонившись спиной к стене, и чувствовал на щеках горячие мокрые дорожки. В голове бурлила раскалённая жидкая каша.
На крыльце послышался шум. Снова хлопнула дверь. Пьяный голос с порога зарычал:
- Какого х… здесь происходит? Эй, сынуля грёбаный! Ты дома?
«Неужели напился? Он же сказал, что давным-давно спиртного в рот не берёт».
Жеманный женский голос пропищал:
- Вон там не он сидит, Котик?
И другой, подпевая:
- Смотри, дорогой — вон, в подвальчике?
Пьяный голос возвысился ещё больше:
- А-а-а-а, вот ты где, падла!
Отец, пошатываясь, направился ко мне. По бокам от него вихлялись две худые женские фигуры.
- Ты что, выродок, отца родного обчистил? Ну, сейчас я тебе устрою! Так-то, гадёныш, ты отцовскую любовь ценишь?
Первый удар пришёлся вскользь по плечу. Было даже не очень больно. Следующие посыпались более прицельно: искры из глаз — по голове. Фонтан крови из носа — по лицу. Пьяная брань уже нечленораздельно. Вдруг осенило — сейчас убьёт. И не заметит.
Восемь лет занятий каратэ не прошли впустую. Увернувшись от очередного удара, я вскочил, сшиб отца с ног и вылетел на улицу, провожаемый женским визгом и диким пьяным рёвом. За спиной грохнула тяжёлая дверь. «Кто ты – хозяин или раб?» - всплыл из небытия голос матери. И слова Багиры про осинки и апельсинки. Кто же я?
© Copyright: Конкурс Копирайта -К2, 2021
Свидетельство о публикации №221043001925
Комментарии: http://proza.ru/comments.html?2021/04/30/1925
Свидетельство о публикации №221071601499