М. М. Кириллов Политработники вчера и сегодня Очер

М.М.КИРИЛЛОВ

ПОЛИТРАБОТНИКИ СОВЕТСКОГО ПРОШЛОГО И СОВРЕМЕННЫЕ ПОЛИТОЛОГИ
(Вчера и сегодня)
Очерк

      Политические руководители и пропагандисты советского времени, политруки и замполиты в Вооружённых Силах СССР, с одной стороны, и, нынешнее, экстерриториальное, якобы внеклассовое, расплодившееся в последние, буржуазно-гибридные, годы племя политологов, с другой. И то, и другое, по своему существу, классовые производные. Они уже разошлись во времени, а жизнь их помнит и неизменно сопоставляет до сих пор.
     Исторически, эти категории людей и их временные структуры, может быть, и звучат, как вчера и сегодня, но борьба их не завершена и представляется не исчезающим единством противоположностей. Выбор не завершён, как не завершены обострившиеся ныне классовые противоречия в обществе.
    О замполитах я уже писал несколько лет тому назад как о «кусочке недавнего прошлого советской армии» (Саратов, 2017).     Политработники, конечно, были разными и в то время, но государственная система была советской. И это исправляло возможные трудности и ошибки в политической работе того времени, в частности в период обострённой классовой борьбы и неизбежных репрессий. Сейчас же, в нашей нынешней, российской, армии, политруков и замполитов, так же, как и самого СССР, естественно, не осталось. Они исчезли в 1991 году одномоментно и насильственно, в результате контрреволюционного переворота. Тогда самого этого события за «эпохальностью» перемен многие даже не заметили. Не стало и не стало. А ведь это была уникальная в мире политическая система, неотъемлемая и основополагающая часть советской власти, созданная народом и выдержавшая испытания тяжелейшей войны. В этом и состояла её уникальность и первозданность.
     Да, эта система не во всем и не всегда была идеальной, особенно в позднее советское время. И известное политическое и человеческое перерождение многих политработников, особенно высшего звена, началось гораздо раньше, чем их должности были отменены по приказу. Среди них был даже сам Начальник Главного политического управления СА, предатель, по общему мнению, Д.Волкогонов. А ведь всех политработников тщательно отбирали и учили тогда в специальных политических училищах и академиях. И это был, казалось бы, наиболее подготовленный контингент коммунистов в КПСС. Но ожидаемой защитной роли при угрозе развала Советского Союза этот контингент не сыграл. КПСС была уже не той. А уже когда это случилось в ходе государственного переворота, их тут же тысячами уволили из армии (чем не репрессии!) и заменили чиновниками по воспитательной работе, «замами по людям», как их тут же стали называть в армейском народе, но, конечно, уже с совершенно другим политическим нутром, антисоветского толка.
      Отменили-то тогда не замполитов, как таковых, а само классовое содержание армии и общества в целом, как будто его вообще можно было отменить. Ввели «Замов по людям»? Но это же были уже другие люди. Сразу это было не совсем понятно, но очень скоро стало ясно, что смысл их деятельности в войсках существенно изменился. В результате произвольной десоветизации на месте старой идеологической системы возникло что-то среднее из чиновников отдела кадров, службы МТО и профкома. Какая-то неавторитетная, приказная, фикция «общественности, просвещённости и справедливости». А заодно все они стали ответственными и «по патриотизму» призванных на службу в Вооружённых Силах из классово разделённого общества. В этом и состояла искусственно созданная, лживая по существу и провокационная роль создания новых «политорганов» в ВС буржуазной России.
    Ясно было только, что это, конечно, не прежние комиссары и даже не замполиты, и что с такими чиновниками в погонах во главе в атаку никто не пойдёт. Об этом, правда, и речи не могло быть даже тогда. В связи с их явной не авторитетностью, речь не шла даже об их элементарном уважении. Слишком очевидной оказалась разница прежних и новых политических руководителей.
     А ведь раньше действительно были комиссары – заместители командиров по политической части воинских подразделений всех уровней, начиная с политруков рот и кончая крупными политическими руководителями всех политорганов Министерства Обороны страны. Политические руководители и по должности, и по существу, ещё со времён Гражданской войны. Тогда это была настоящая кровеносная система боевых, учебных и партизанских подразделений и соединений Красной и Советской Армии. Политические представители классового ядра рабоче-крестьянского государства в армии и на флоте.
      Мы знаем о них не только по не издаваемым ныне советским книгам и фильмам (вспомните о Фурманове, о Николае Островском, Аркадии Гайдаре и Борисе Полевом), но, наверняка, и по собственным воспоминаниям.
      Помню, в частности, как с нашего артиллерийского завода в Лефортове и из заводских бараков, в которых мы жили тогда, в 1941-1942 годах, ушли комиссарами в белорусские партизанские соединения заводские командиры Линьков и Чибисов. Их семьи остались. Их дети играли вместе с нами во дворе. Комиссар Чибисов погиб в бою. Линьков – Герой Советского Союза – как-то прилетал в Москву из партизанского края и даже звал с собой нашего отца. Отец, его прежний сослуживец, был тогда начальником производства нашего завода, выпускавшего противотанковые снаряды и артиллерийскую оптику. Отец согласился, но его не отпустило командование (за ним было ответственное оборонное производство, да и мы - его трое детей и больная туберкулёзом жена). Он об этом потом жалел всю жизнь.
     Рабочие завода и мы – дети, жители нашего двора - с уважением встречались тогда с этим героем, партизанским комиссаром.
      После войны комиссарский героизм закончился, и наступило время тоже необходимой, но плановой длительной и кропотливой воспитательной и военно-патриотической работы с людьми на основе ленинских принципов строительства советской армии. Это потребовало серьёзной подготовки новых кадров. 
    Вспоминаю, как после семи лет службы врачом полкового медпункта в ВДВ и окончания учёбы в клинической ординатуре в ВМА им. С.М.Кирова, в 1966 году, я прибыл на службу преподавателем кафедры военно-полевой терапии Военно-медицинского факультета в Саратов. И здесь, конечно, был свой замполит, Николай Петрович Фролов. Полковник из артиллеристов, бывший фронтовик. Деловой человек. Не любил обещать и не любил нравиться людям, что было довольно редким качеством политработника.
      Замполит как замполит. Всё время в людях. Не кабинетный работник. Таким он был на собраниях, на строительстве дома для офицеров-преподавателей и общежития для слушателей факультета, на стрельбище, на концертах художественной самодеятельности и спортивных соревнованиях, на разводе суточного наряда. Всё всегда куда-то спешил. Выступать долго не любил. Иногда ограничивался тем, что всего лишь коротко и назидательно произносил с трибуны «Товарищи коммунисты, дело надо делать! Надо просто уметь хорошо делать своё дело. Вот и всё». Сказав это, он возвращался в зал, уступая место за трибуной любителям поговорить... Ну, разве это замполит?! Он же был не похож на знакомое нам большинство замполитов, обычно известных именно своими нотациями и поучениями. И, если уж и говорил, то по делу. И жил общим делом. Таким он был.
     Однажды, неожиданно, он посетил и нашу факультетскую терапевтическую клинику. Просто так, а не как начальство. Пришёл, не предупредив, как к себе домой, надел врачебный халат и устроился в самом первом ряду зала на утренней конференции, среди врачей и слушателей факультета.
      На трибуне, в присутствии сотни слушателей 5 и 6 курсов, дежурные врачи докладывали о поступивших пациентах, об умерших за прошедшие сутки. Выступали и слушатели. В клинике тогда лежало до 250 больных, так что утренние доклады и обсуждения всегда были содержательными и поучительными. Диагнозы-то приходилось публично обосновывать, а это было не просто.
     Фролов внимательно слушал выступавших, ничего не записывая. Он буквально слился с массой участников конференции. Как её ведущий, я видел его очень хорошо. Ему было важно, как достигается диагностическая истина, как подготовлены слушатели, как они говорят и чувствуют себя во врачебном мире. Насколько они самостоятельны и подготовлены.
     А потом он шёл в палаты. Рядом с каким-либо слушателем-куратором, садился сбоку у постели больного так, чтобы не мешать, и вслушивался в то, как говорит слушатель, вглядывался, как он обследует больного и общается с ним. Насколько заинтересованно и тактично. Его интересовала культура и грамотность врачебного дела, и взаимность отношений куратора с пациентом.
    Подходил к ним и преподаватель этой группы. Фролов не вмешивался в их беседы с больными, не давал никаких оценок. Также незаметно уходил из палаты, как и приходил. И так целый учебный час или два. Позже, поблагодарив и коротко одобрив нашу работу, он, не привлекая ничьего внимания, покидал клинику. Этот его визит (и другие его такие же посещения клиники) были неожиданными для меня, конечно, вызывая у меня вопросы, но свидетельствовали о чём-то совершенно не стандартном и необходимом.
    Фролов учился. Я так думаю. Ему казалось важным почувствовать специфику врачебной работы, так как он понимал, что быть замполитом в медицинском вузе, не зная его специфики, неэффективно и, наверное, даже неприлично. Это ведь не знакомые ему артиллерийский полк или дивизия. И поэтому он самостоятельно ставил перед собой такую непростую задачу. И делал это максимально тактично.
    «Истина конкретна», по Марксу. Как марксист, он стремился к конкретной истине. Профессионально она была далека от его рутинной, собственно политической, работы, но прямо соответствовала сути обучения и воспитания молодых военных врачей, а ведь это и было, в конечном счёте, его основной задачей, как политического руководителя. Факультеты и были созданы тогда для того, чтобы готовить медицинские кадры для армии.
    Приходя в клинику, он постигал не медицину, а врачебную деонтологию и особенности профессионального воспитания именно военного врача. Это позволяло ему лучше делать и свою работу политического и нравственного воспитания слушателей.
    На моей памяти, это был, наверное, единственный такой замполит, который поднялся в своей деятельности до уровня комиссаров Красной Армии. В свои, уже не молодые годы, он учился, как когда-то учились Фурманов у Чапаева, Николай Островский у писателей, Сталин у Ленина. Он учился сам. Это был пример добровольного самовоспитания. Этому в политических академиях, особенно позднего советского времени, уже не учили. Профессура, как и само преподавание марксизма-ленинизма в академиях того времени, измельчали, стали формальными, сохранив, к сожалению, лишь свою форму и во многом утратив содержание.
    На нашем факультете в те годы, конечно, были ещё и другие толковые политработники и пропагандисты, но время в стране стало меняться уже тогда, задолго до контрреволюционных перемен 1991 года.
    А как эти мои наблюдения могут быть отнесены не к рядовым замполитам, а к высоким государственным политическим деятелям? Да и возможна ли такая постановка вопроса мною? Никогда не задумывался над этим, но думаю, что, как всегда, всё сложное - в простом. И эта задача – тоже.
    Я знаю из воспоминаний старых ленинградцев, да и из литературы, о случае, когда Сергей Миронович Киров (это было где-то начале 30-х годов), известный большевик и руководитель Ленинграда, проходя как-то по Кировскому проспекту (тогда проспекту Красных зорь) случайно встретил на лавочке маленькую заплаканную девочку, которая потерялась. Успокоив ребёнка, он с ней методично обошёл все ближайшие дворы, пока она не узнала свой двор и свой дом. Киров поднялся в квартиру девочки, где застал испуганную маму. Радости, удивлению и благодарности матери девочки и родных не было предела. Киров же постоял немного у них в дверях и ушёл. Помогло то, что Сергей Миронович жил тогда не далеко, на этом же проспекте, и ходил обычно пешком.
    Такое время было - вожди Революции запросто ходили по городу, и без охраны, и при этом оставались обыкновенными людьми. Для них это было естественно. Это же были люди из простого народа.
    Такое сочетание жизненных ролей у нынешних государственных деятелей, невозможно встретить ни в одном российском городе, руководители которых десятилетиями по разным причинам оторваны от народа. Чего Вы хотите?! Теперь это же непременно господа. Кажется, что они и живут-то только на трибунах, в избирательных бюллетенях, в самолётах, кабинетах и дачах... Ну, разве они способны, по Чехову, на обыкновенные человеческие поступки и, тем более, на самокритичность?! Упаси Всевышнего!... Многие из них искренне убеждены, что у них вообще не может быть недостатков. Их не меняют даже тюремные стены. Какое уж тут творческое развитие личности, хотя бы как в рассказанной мной истории с нашим замполитом Фроловым. Перефразируя В.В.Маяковского, скажу: «У буржуев собственная гордость - на людишек смотрят свысока». Это о многих из них сказано.
     Политработников в армии, в какой-то мере, а, в основном, в центральных средствах СМИ всей страны, заменили теперь так называемые политологи исключительно буржуазного толка. Люди из племени «чего изволите», из различных ток-шоу и бизнеса, обычно беспринципные и дешёвые популисты. Лишённые подлинной культуры, грамотности и глубоких убеждений. Зато их очень много, и каждый - по три рубля… Их трудно запомнить и отличить, да они этого и не стоят. Это политологическая мелюзга, определяющей особенностью которой является требование немедленной популярности и вознаграждения.
     Есть, правда, политологи и более крупного масштаба. Их немногою. В их числе такие, как Познер, Вассерман, Соловьёв, Бабаян, Норкин, Брилёв, Мясников, Шейнис, Киселёв… Все они, в той или иной степени, из кремлёвского идеологического пула, и этим всё сказано, хотя они и не лишены узнаваемой индивидуальности, что, по сути дела, всё-таки не лишает их сходства в главном. Все они, как правило, антисоветчики.
    Есть различные политологические устремления и в депутатском корпусе. От истеричной неудовлетворённости, эпатажности и пиаромании известного всероссийского шута, затвердевшей нереволюционности и нескрываемой, естественной, утраты былого имиджа когда-то бывших коммунистов, до страданий от растущей непопулярности единороссов, на самом деле, не представляющих давно уже не единое современное российское общество даже к условиях особенно тревожной ныне тотальной буржуазной русофобии… О мало значимых возможностях различной отечественной несистемной оппозиционной политологии из-за её малотиражности и говорить не приходится.   
    Поведанная мною быль о С.М.Кирове, на этом фоне звучит теперь как легенда. Большевик Киров был любимцем многотысячного рабочего класса Ленинграда и сохранил в себе способность, будучи одним из руководителей советского государства, оставаться доступным для каждого гражданина обыкновенным человеком. Какое сочетание качеств! Кирова воспитала таким революция. Он учился у народа и у Ленина. Он, несомненно, был творческим человеком. И это проявлялось, прежде всего, в его государственных делах, о чём хорошо известно.
    Ныне время легенд эпохи советской власти закончилось. Время Чеховых уходит. Многие люди стали другими. Безмерное обогащение за счёт трудящихся превратилось в первостепенную ценность. Страна из «советской счастливой нищеты», как выразился один из высоколобых «народных» депутатов Государственной Думы, на самом деле, деградировала в современное буржуазное государство унылой нищеты всего народа, и при этом счастливых депутатов и непрерывных малоэффективных реформ.
    Политруки и современные политологи также не сравнимы, как, наше вчера и наше сегодня и, тем более, возможное будущее.
    Приведенные положительные примеры из моей памяти, неоднозначны, конечно. Они разного калибра (комиссары времён Революции и Гражданской войны, советские замполиты-фронтовики и Сергей Миронович Киров), но они сопоставимы по существу. Главное - все эти люди - настоящие коммунисты. Это подтверждают и доказанные ими возможности творческого развития их личности. Это и происходит, только если сам человек – личность и неотъемлемая часть трудового народа. Вне этого всякое развитие невозможно и бессмысленно.
    А что Вы думаете по поводу всего сказанного?