Диалог 1. Что суть таинства
- Хм. Разве ты не знаешь? Читай Катихизис митрополита Филарета.
- «Таинство есть священное действие, через которое тайным образом действует на человека благодать, или спасительная сила Божия». Совершенно пустые слова, да к тому же еще и отдающие каким-то неуловимым презрением к человеческому разуму.
- ???
- Сам посмотри. Разве может человек в здравом рассудке предположить, что Богу, чтобы кого-то спасти, нужно дожидаться, пока некто не соизволит совершить некие манипуляции со священными предметами или текстами? Да и вообще, что значит «священное»? Митрополит об этом предмете умалчивает. Или что такое «сила»…?
- Сила… Сила – это мера воздействия одного тела на другое или какого-то поля на тело. В общем, это то, что заставляет что-то совершать движения или деформироваться.
- Так значит Бог – это тело или поле?
- Насчет поля – это вряд ли. А вот насчет Тела… я бы подумал над этим тезисом.
- Что ты имеешь ввиду?
- Ну, говорим же мы «Тело Христово» или «Тело Церкви». Да и Писание говорит о Боге в телесных терминах.
- Но ведь богословие нас учит о том, что Бог – это Дух.
- Да разве наши богословы знают, о чем они говорят?
- Например?
- Вот взять тот же дух. Когда употребляют это слово, то скорее всего хотят подчеркнуть именно бестелесность некоего объекта, с которым приходится иметь дело. Но, если объект совсем уж бестелесен, то с чего это берется что вообще есть какой-то объект? Существовать – значит оставлять в чем-то свои следы. Нет никаких следов – значит не о чем и говорить.
- Но, может быть, объект настолько бестелесен, что оставляет свои следы только в разуме познающего?
- Но тогда хотя бы познающий должен иметь какое-то тело. Иначе как он расскажет другим о своем опыте. Или как он сам-то узнает о том, что на него воздействует нечто бестелесное. По крайней мере мозги-то вполне себе телесная субстанция.
- То есть, ты хочешь сказать, что бестелесное без телесного не бывает?
- Совершенно точно. Бестелесное познается только через телесное.
- И как же теперь быть с Богом?
- А ты возьми и собери в один образ все те описания и представления, в которых речь идет о проявлении Бога за все время существования Церкви, как ветхозаветной так и Церкви Нового завета. Что получилось?
- Ничего не получается, одни сплошные противоречия. Бог Авраама – партизан какой-то, помогает только своим, а Бог пророков – Он вроде как всеобщий справедливый заступник и судия. Да, еще у Него есть и руки, и ноги, и дыхание, и Слово Он произносит. А сегодня вообще еще какую-то «личность» Ему придумали. Так и говорят, что Бог – это личность. Но у меня-то сложилось впечатление, что личность эта какая-то не совсем здоровая. Как там сегодня психиатры пишут – «множественная личность».
- Так и есть. Бестелесный Бог – это многообразные представления всех тех людей, которые когда-либо что-то думали о Боге, молились Ему, приносили жертвы и т.д. и т.п. То есть все те, кто вступал в отношение с Богом. Они и образуют Его Тело.
- А разве помимо людей Бог не существует?
- Об этом ничего нам не известно. Кроме как в человеческом сознании других Его следов мы не обнаруживаем. Буде они и обретаются где-то, но только истолковывать их в смысле божественного происхождения может только человек. Ладно, давай-ка вернемся к нашему вопросу о таинствах. Итак, мы выяснили, что Тело у Бога вполне себе есть.
- Хорошо, будем иметь это ввиду.
- Вот тебе еще одно определение таинств: «Тайны суть знамения верху являемая подлежащая чювством нашим благодати Божия исполненная, от Господа Бога законоположенная, яже оправдание и освящение наше, но и творят е и совершают». Это из «Большого катихизиса» Лаврентия Зизания. Здесь, как видишь, Зизаний поглубже копнул, нежели Филарет. И далее пишет Зизаний, ссылаясь на Златоуста: «Яко Господь Бог глубиною мудрости своея, человеку видимым телесем облеченному, под видимыми и телесными знамении, невидимыя дары своя дает. Ибо аще бы точию едину имел человек душу без телесе, яцыи же суть ангели, то убо без сих вещественных и чювственных и видимых знамений взимал бы дары Божия. Но понеже телесем обложен есть человек, сего ради кроме видимых и чювственных знамений, благодать Божию прияти не может».
- Хм. Так этот Лаврентий, пожалуй, что и материалист какой-то.
- Ну да, рассуждает как-то материалистически. Но ведь хорошо рассуждает-то. Раз человек существо телесное, значит все что ни есть на свете, ходя бы и дары Божьи, непременно надо облечь в телесную форму. Иначе, как Зизаний говорит, человек «без видимых и чувственных явлений благодать Божью не может принять».
- Так, значит, благодать Божью мы сами в видимых материальных вещах и выявляем. Выходит, благодать – это наше отношение к каким-то вещам.
- Ты прав. Но это не простое отношение, это отношение особого рода. Назовем его религиозное отношение.
- А что ты понимаешь под религией?
- Ну ты, дружище, и вопросы задаешь. Религия – связь с тем, что находится во вне нашего мира. Но, поскольку, вне нашего мира ничего нет, а связь есть, то эта связь намного ценнее самой этой пустоты. Потому, что связывает нечто, что распалось в самом нашем мире.
- А что распалось-то?
- О, это длинная история. Мы сами в себе распались. Как там в старой советской поговорке было: «Душа болит о производстве, а ноги тянутся в чипок». Вот в этой фразе вся тайна нашей жизни и религии в том числе. И суть религии состоит в том, чтобы ноги шли туда, куда влечет нас наша душа. Или, еще лучше, чтобы душа болела о том, куда идут ноги. Чтобы вещи стоили ровно столько, сколько они действительно стоят. Ну ты понял.
- Да ты, брат, поэт.
- Не без этого. Религия похожа на торговлю. В естественной жизни хлеб стоит ровно столько, чтобы утолить голод. А на рынке к этой его стоимости добавляется масса посторонних вещей: из какой муки, во что завернут, много ли хлеба на рынке, во что одет продавец, разит ли от продавца перегаром, играет ли на базаре музыка и т.д., и т.п. То есть между человеком и миром возникает масса посредников. Эти посредники – суть призраки, несуществующие существа (прости за каламбур). Для удобства я назову их бесами. И мир из-за этих бесов рассыпается как разбитое зеркало на множество осколков. Задача религии – собрать мир обратно.
- А откуда берутся эти бесы?
- Можешь считать это следствием грехопадения прародителей в раю. Адам первый, кто стал делить мир на две половины, на злую и добрую, т.е. стал ценить одну вещь дороже другой.
- Но ведь на самом деле так и есть.
- Э, брат, это только видимость одна. Все наши потребности для нашего собственного тела совершенно одинаковы. Ты ведь одинаково умрешь злой смертью если тебе не давать есть, пить или мочиться. Но ведь одно дело есть на фарфоровой тарелке отбивную, а другое – из деревянной миски хлебать баланду.
- Выходит, что мы сами назначаем разную цену за удовлетворение одной и той же потребности?
- Да. Это плата за то, что мы живем в обществе. Более того, это происходит от того, что один труд в наших глазах ценнее другого. Значит и один человек ценнее другого человека. Мы ведь людей-то и не видим, видим только этих самых посредников.
- Да уж, выходит, что бесов-то мы сами и сотворили.
- Как, собственно, и богов.
- Да ладно тебе, все же бесы и Бог – это не одно и то же.
- А ты разве не читал у святого Августина, что дьявол – это обезьяна Бога. В любом случае и Бог и бесы – это порождения общественного способа нашего с тобой бытия.
- А я вот уйду в пустыню и избавлюсь от бесов.
- Ну да, ты притащишь в пустыню целую кучу своих маленьких чертенят и своего мелкого божка.
- Что же делать-то тогда.
- Стать Богом.
- Как это, ты же в пустыню меня не пускаешь.
- Только все вместе мы сможем выявить из «множественной личности» наличного Бога Его настоящее Тело. Ну да ладно. Вот ведь как бывает: хотели поболтать о Таинствах, а развели целую богословию.
- Вот и скажи теперь, что ты понимаешь под Таинствами.
- Таинства – это то, что изменяет экзистенциальный статус человека.
- Любишь ты всякие заумные слова. Что-то я не возьму в толк, речь ведь идет о церковных таинствах, а ты тут про какую-то экзистенцию завернул. Ты, видимо, экзистенциалист?
- Экзистенциалист – это для меня оскорбление, хуже может быть только позитивист. Я хочу сказать, что таинства меняют мое положение в этом мире. Например, рождение, смерть, любовь, болезнь, повороты судьбы, перемены мировоззрения, оставление привычки ходить в пивную с друзьями по пятницам – все это суть таинства.
- Ну, это просто жизнь, а при чем же здесь Церковь.
- Сейчас поймешь. В любом таинстве есть две стороны: одну сторону можно назвать естественной, другую – социальной. Естественная касается моего собственного существования, социальная затрагивает общество. Социальная сторона часто обставляется разными манипуляциями, ритуалами и произнесением неких словесных формул.
- И где же эти стороны в том, что кто-то бросил пить пиво?
- С естественной стороны: из пьющего пиво человек превратился в непьющего, стал здоровее (в чем я лично не уверен), пиво исчезло из круга его интересов (или не исчезло, а затаилось, в этом случае таинство оказывается недейственным). Со стороны общества: друзья потеряли собутыльника, пивная – прибыль, бюджет – акцизные сборы. Перестал соблюдаться еженедельный обряд великого входа в пивную, появился ритуал отворота носа от питейных заведений. Шучу, конечно, но дело обстоит примерно так.
- Ты все про пиво, а Церковь где?
- Церковь – это что?
- Ну, общество верующих, видимо.
- Правильно, общество. Значит церковные таинства – это то, что совершается в специфическом социальном пространстве, именуемом Церковью.
- Согласен. В чем же эта специфичность?
- В том, что данное сообщество практикует взаимодействие с той идеальной субстанцией именуемой Богом, о которой мы с тобой говорили выше. Более того, взаимодействие с Богом – основная функция Церкви. Зачем люди это делают? Реализуют, таким образом, свою религиозную потребность собрать распавшийся мир.
- Ну да, реализуют. А таинства-то зачем.
- При помощи церковных таинств происходит изъятие естественных человеческих актов из мира бесов в целостный божественный мир.
- А как происходит это изъятие? Что, при помощи обрядов и ритуалов?
- Нет, это всякий раз делает Бог непосредственно.
- Ну а ритуалы зачем?
- Это потому, что Церковь – социальная общность. Обряды делают видимыми для общества невидимые действия Бога.
- Ну, у тебя прямо как у Зизания. Правда Филарет считает, что именно через обряд действует сила Бога. Ты же говоришь, что видимый обряд только делает явным для общества то, что уже совершено Богом.
- Да, именно так я и считаю. Ну сам посуди, не можем же мы заставить Бога действовать там, где ему не нужно? Благочестивее рассуждать, что Бог собрал в некое место людей, чтобы явить через некие манипуляции свою благодать и силу. Мы с тобой потом на примере конкретных таинств попробуем с этим разобраться.
- Ну а сколько всего церковных таинств?
- Бог весть, не знаю. Каждый экзистенциальный акт, который воспринимается как действие Бога – это и есть таинство. При этом не каждое таинство требует каких-то ритуалов. Вот ты пришел на службу, хор запел «Милость мира» и тут тебя торкнуло, что ты поругался со своей девушкой, при этом будучи полным скотиной и вдруг осознал, что обидел хорошего человека и надо с ней помириться. Чем тебе не таинство? Про пиво мы уже говорили (смеется).
- А как же, ведь Церковь учит о семи таинствах. Об этом и у Филарета с Лаврентием Зизанием написано.
- Видишь ли, дружище, наши святые отцы, будучи людьми своего времени, получали удовольствие от магии чисел: три, семь, двенадцать, видимо научились от Пифагора. Круто же звучит: семь таинств, семь смертных грехов. Вон, православный энциклопедический словарь приплел сюда зачем-то Менору с семью свечками. Ну вот скажи мне, какая здесь связь. Только одна семерка и связывает. Закон партиципации в действии. Но Церковь-то мудрее отдельных отцов: нет таких официальных авторитетных документов, которые бы нас обязывали чтить именно семь таинств. А пострижение в монахи – чем не таинство, или смерть? Вот уж смерть настоящее таинство. А между тем никакого официально сертифицированного таинства на случай смерти не предусмотрено. Отпевание считается простым обрядом. А разве видение монахом обителей Божьих – разве это не таинство?
- Да, придется с тобой согласиться, пожалуй, что их действительно намного больше семи. А какое таинство ты считаешь главным? Нет, не правильно выразился, не главным, а первым, что ли.
- Это, несомненно, брак.
- С чего это такой вывод? У нас вон и архиереи все холостые. Так считается, по крайней мере. Что же, они вне этого таинства остались?
- Я тебе скажу так. Брак, т.е. отношение мужчины и женщины (ты только не путай со штампом в паспорте) – это простейшее человеческое отношение. С этого начинается все человеческое общество. А раз так, то и Церковь тоже с этого начинается, коль скоро Церковь состоит из людей.
- Как интересно. Вот вижу, что только-только начинаем доходить до сути.
- Мне и самому интересно. Но, видимо, придется об этом в следующий раз. Жена чего-то зовет на кухню. Сам понимаешь, жена главнее любого архиерея. Это тебе не шуточки.
Свидетельство о публикации №221071600925
Екатерина Мадебейкина 28.03.2023 06:43 Заявить о нарушении
нет, вы кружите вокруг сути нисколько к ней не приблизившись... к сожалению
Глеб Навин 21.10.2024 01:35 Заявить о нарушении