Древо Жизни

Солнечным воскресным утром ничто не предвещало беды. Вода лилась из крана, в луже перед подъездом плавали купленные вчера газеты. Весело щелкали сливы на балконе. Случись пожар, во дворе тут же собралась бы куча народу.

Андрей нажал на кнопку звонка. Через минуту дверь открылась.

- Привет. Ты чего не в школе? - спросил он.
- Андрей. Вот, со статьей к тебе. - Он протянул Даше тоненькую папку с вырезками из газет.
- Смотри.

У Даши отлегло от сердца. Называлась статья "Шлемоносец, который был Великим Инквизитором". В ней говорилось о двух историях, в которые Андрей так и не решился окунуться: первой, связанной с тюрьмой, где и были убиты Великий Инквизитор и Великий Шлемоносец, и второй, с присвоением самого дорогого и ценного, что у него было, - памяти Великого Инквизитора. Во второй истории Андрей убивал Великого Инквизитора долго и мучительно, одновременно давая ему возможность убить себя самому.

Ничто не предвещало беды. Через полчаса после того, как заедавший дверной замок квартиры Андрея(расположенной на улице Единобожия 10) наконец открылся, хозяин квартиры шёл вместе с Дашей и Кристиной по аллее Воскрешения в сторону Храма Равенства на обязательную воскресную лекцию политпросвещения. Девушки мило чирикали о молодом учителе истории, с которым предстояло встретиться уже сегодня. Особенно их женский интерес был прикован к экстравагантной новой стрижке учителя, его красивых, почти женских глазах, и загаре лица, выдававшем хорошую зарплату и летний отдых где-нибудь в Египте или на Бали.

Андрей же молчал всю дорогу, сжимая и разжимая пальцы в карманах. Его тёмные волосы блестели на солнце, и, одетый в синюю рубашку, издалека он походил на движущуюся сливу. Казалось бы, - рассуждал он про себя,- стоит ли так беспокоиться о том, что написано в пропагандистской брошюре? И всё же история Великого инквизитора, потерявшего свой шлем и тиару, тревожила его. Вопреки ясному, солнечному осеннему дню. Вопреки двум красоткам поблизости. Вопреки тому, что ничто не должно было предвещать беды.

Беда, однако, дама капризная, как и счастье. Она приходит без извещений. Очень просто предвидеть её задним числом, гораздо сложнее — передним. Вокруг Храма, стиснувшись у чёрной ленты, толпились ученики и прохожие, и всё новые и новые зеваки набегали, как волны. Кристина ещё издалека заметила Костю, что стоял, облокотившись на решётку забора. Его растерянность и бледность могли бы броситься в глаза, если бы хоть кто-то, кроме Кристины, посмотрел в его сторону.

Костя, Максим и Андрей были лучшими друзьями. Были до прошлого года. Дружбу Андрея с Максимом разбила обоюдная любовь к Кристине, юношеская клокочущая страсть, что может соорудить горы, может их свернуть, но чаще бьётся о них лбом и расшибается в кровь. Для благоразумных это становится прививкой, для неисправимых романтиков — началом невроза.
Костя же, твёрдо решив придерживаться нейтралитета, на время утратил доверие обеих сторон. По крайней мере, так думали прочие ученики и учителя, и порой язвили над ним.

Сейчас, спустя 3 долгих, как солнечный луч, летних месяца, они снова встретились. Андрей, всё так же отчаянно неуклюже ухаживая за Кристиной, в роли пажа плёлся за ней, отставая на шаг. Костя стоял у решётки, спрятавшись от изнуряющей жары под тень каштана. Пальцы его нервно теребили воротник рубашки. Максим также находился рядом. Его тело со множественными осколочными ранениями бездыханно лежало во внутреннем дворике Храма. Курчавые волосы были пропитаны сажей и кровью, узковатые, слегка монголоидные глаза — неестественно широко раскрыты. Если бы кто захотел обратить внимание на остекленевший взгляд, то увидел бы пару потухших планет. Рядом лежало обугленное тело учителя физики.
Полиция только собиралась обернуть тела в чёрные пакеты. Пока же ей приходилось сдерживать всё нарастающее возбуждение и растерянность. В толпе кто-то плакал. Да многие, наверное.

-------------
Уже вечером следователь Борис Фёдорович с интересом, но ещё без пристрастия, намёками подводил Андрея к даче показаний против Кости. С Костей такой трюк прошёл очень быстро, хватило лишь угрозы обвинения в совершении убийства группой лиц, что грозило отложенной смертной казнью — отключением от Древа Жизни - даже несовершеннолетнему. Костя хорошо знал содержание Декрета №411/8 Нового Правительства, принятого после победы революции в январе 2131 года. Его отец был отключен от Древа Жизни на основании этого декрета, и умер несколько лет назад от рака.

Показания Кости изобиловали подробностями, вчитываясь в которые, можно было бы лишь спросить, не являлся ли допрашиваемый действительно соучастником убийства, о котором в таких подробностях осведомлён? Бориса Фёдоровича, тем не менее, всё это устраивало, Его гладко уложенные рыжеватые волосы придавали ему совсем уж мальчишеский вид. На самом деле, он попросту не знал, сколько ему лет, но, как и полагалось истинному служителю революции, был более чем доволен собой и ничего более знать о себе не хотел.

Андрей предварительно обвинялся в двойном убийстве на почве болезненного самоутверждения и ревности. Следователю быстро стали известны подробности личной драмы молодых людей, в частности, такой пикантный момент, что Кристина уже не была девственницей, и что одним из её мужчин был как раз Максим. Причём, интеллигентный учитель физики Павел Михайлович и сам был большим поклонником Кристины. Впрочем, похоже, как и пристало интеллигенту старой, дореволюционной закалки, он упивался сугубо платоническими отношениями больше, чем удовольствиями телесными, которых так и не вкусил. Совсем.

Следователю так же было известно, что Павел Михайлович очень симпатизировал Максиму, принёсшему ему своими победами на олимпиадах славу одного из лучших преподавателей города. Собственно, именно дополнительные занятия с Максимом в канун нового учебного года объясняли то, почему ученик и учитель раньше других пришли в тот день в Храм. Ведь именно на 4 этаже Храма располагалась лаборатория Павла Михайловича, «цитадель старого алхимика», как он сам её называл. Борису Фёдоровичу стало известно и то, что Андрей знал о занятиях. Несложными, но острыми, как маленькие ножницы, непримиримыми логическими заключениями, так походившими на его прищуренные глаза, Борис Фёдорович пришёл к выводу, что Андрей непременно и есть — убийца. Сомнений у следователя, как и всегда, не было. Революция ведь сомнений не терпит. Борис Фёдорович свои сомнения гильотинировал.
----------------------
Древо Жизни было величайшим изобретением новой эры человечества, воплотившим в себе сочетание самых передовых достижений в сфере информационных и биотехнологий. Единый правительственный План регулировал жизнь 10 миллиардов людей на Земле, подключённых к Дереву и получающих от него через ежемесячные микроимпланты самогенерирующихся тканей новые органы, что позволило сделать жизнь фактически неисчерпаемой. Дерево же с помощью ещё старого фотосинтеза черпало энергию напрямую от Солнца.

В случае потенциально смертельного ранения импланты включали систему интенсивной регенерации, что позволяло восстанавливать повреждённые ткани практически всегда, кроме, разве что, гипотетического случая прямого попадания ядерной бомбы.
Если Революционный Народный Трибунал приговаривал гражданина мира к отложенной смерти, его просто отключали от Древа. Рано или поздно он умирал от какой-то болезни, или ранения. Он изгонялся из сообщества бессмертных.

Получив возможность жить и сохранять здоровье неограниченно долго, новые люди быстро столкнулись с проблемой новорожденных. В одних странах прекратили заводить детей вообще, в других же рождающиеся перестали замещать умерших, в итоге породив череду новых социальных конфликтов и гражданских войн между разными поколениями, в ходе которых всеми сторонами активно применялось ядерное оружие, так как только с его помощью можно было вообще кого-то убить. Только Великая Мировая революция 2131 года смогла положить конец череде смут, взять под неусыпный контроль рождаемость, ядерное оружие(его сохранили в минимальных масштабах на случай какого-либо иногалактического вторжения, а технологию производства строго засекретили), и подчинить Древо Жизни единому централизованному планированию, связав щупальца всемирного осьминога в единый узел общей человеческой судьбы.
-------------------------------------
Заводить новых людей могли только сертифицированные и лицензированные родители из числа лучших граждан. У всех остальных способность к размножению планово подавляли с помощью оперативного управления экспрессии белков, регулирующих половую функцию. Сексуальное влечение при этом оставалось прежним, так как секс рассматривался как способ контролировать агрессию.
------------------------------------

Убить гражданина, подключенного к Древу, было очень сложной задачей. Для того, чтобы отключить его от Древа, необходимо было проникнуть в Единую Мировую Энергосистему и поменять ключи шифрования белковых молекул конкретного лица, что привело бы к остановке регенерации его тканей, а в некоторых случаях — к созданию несовместимых с жизнью раковых мутаций. Система пристально отслеживала любые проявления онкологических заболеваний, так как их наличие могло иметь неестественное происхождение, свидетельствовать о взломе единой энергосистемы.
--------------------------------------
Самоубийства были фактически исключены, ключи шифрования белковых молекул хранились в изолированной компьютерной системе и были недоступны даже её архитекторам. Попытки достать свой собственный ключ с целью самоубийства совершались, но практически всегда заканчивались неудачей и социальным остракизмом суицидентов-неудачников. Трибунал даже не рассматривал такие дела, полагая, что жизнь для таких граждан уже сама по себе есть искупление и наказание. Часто их помещали в психиатрические лечебницы, так как уныние, наряду с убийством, было тягчайшим из грехов.
Люди не имели права на смерть. Смерть, как и рождение, стала монополией системы Древа, и попытка усомниться в ней жестоко наказывалась.
---------------------------------------------------

Смерть ученика и учителя школы в Нововоскресенске, курортном городке на берегу моря, стало сенсацией и шоком для всего мира. В мире ежегодно умирало не более сотни тысяч людей, большая часть из которых были приговорены к отложенной смертной казни, отключены от Древа и умирали своей смертью. Убийства напрямую были крайне редким явлением, здесь же за один день убили сразу двух человек.
----------------------------------------
- Знаешь, Андрюша , - цедил Борис Фёдорович с легковесной вальяжностью человека, который думает, что держит все нити в руках, - знаешь, я не думаю, что это ты.

- Почему же? - голос Андрея, глуховато-отрешённый, как уханье совы, мог бы оставить бритвенный шрам на лице даже самого опьяненного циника из министерства счастья. Однако Борис Фёдорович с неуловимой хитринкой старого дельца взглянул в потолок, давая понять, что его никакая бритва не возьмёт. Даже гильотина.

- Неужели ты думаешь, что мы тут такие дураки, которые поверят, что пацан, пришедший к нам и заявивший, что убил человека… что этот шалопай является настоящим убийцей? Что этот мамкин герой и кухонный борец с системой, диванный позер — отключил Древо? Уф, ну и жара… - Борис Фёдорович язвительно ухмыльнулся и просвистел детскую песенку, обмахиваясь расстёгнутым воротом рубашки

- Я уже сказал вам, товарищ следователь, всё, что было нужно. Я ничего не оставлю после себя, хотя должен. Вот вы — не должны, потому не виноваты. А я — должен. И не оставлю. Потому я — убийца.

- Бред! Такой же, как показания твоего дружка. Заумная муть и выпендрёж двух сопляков. Ещё позавчера я вполне допускал, что вы можете быть к этому причастны. Скажу тебе откровенно, пацанёнок, я даже готов был выбить из вас признания, если потребуется. Но теперь я вижу, что это только рисовка. Вы мне теперь только мешаете. Я… - Борис Фёдорович выходил из себя и сердился столь редко и неумело, что удивился сам себе в этот момент, и, не найдя больше слов, хлопнул, сам не понимая, зачем, в ладоши и рассмеялся.

- Допрос окончен! Уведите подозреваемого!
---------------------------------------------
Следствие откровенно зашло в тупик. 5 месяцев допрашивая Андрея только потому, что некого больше было допросить, Борис Фёдорович в одно пасмурное утро, встав не с той ноги, впервые в жизни сказал жене, что ничего не понимает в деле, которое ведёт.
------------------------------------------
Сидя в камере, Андрей не терял ни времени, ни веры в то, что ему наконец удастся доказать свою вину. В который раз перечитывая «Шлемоносца, который был Великим Инквизитором», упиваясь пением птиц за железной решёткой окна, он видел перед собой картины ушедших эпох. Древние люди боролись за счастье, такое, каким они его понимали. Андрей не понимал, что делало его несчастным. Он не помнил, с чего всё началось, За последние месяцы он оброс бородой и похудел на 10 кг, но всё это уже не беспокоило его.

Кристина так ни разу и не навестила его. Он пытался ей позвонить, но трубку упорно никто не брал. Если и была какая-то страсть, то Андрей проглотил её вместе с тюремной кашей, предварительно как следует разжевав. И не сказал спасибо.

Соседи по «хате» считали его чокнутым фриком, кем-то вроде аутиста или шизофреника. Он почти ни с кем не разговаривал, сторонясь равно как уголовников, так и политических диссидентов разного толка, которых, как показала история, можно наскрести во все времена, даже в конце всех времён.

Андрей каждый день перечитывал «Шлемоносца».
«Шлемоносца» читал и Борис Фёдорович, раскинувшись в кресле с бокалом дешёвого вина la d;gradation. Прошло уже 10 месяцев, как он взялся за это дело. В последний месяц он деградировал до того, что перестал спокойно спать. Борис Фёдорович не помнил, чтобы когда-то плохо спал. Впрочем, если у Великого Инквизитора присвоили память, то почему никто не мог присвоить его, Бориса Фёдоровича, память? Это начало его серьёзно беспокоить, и порой, иногда по ночам он даже думал, что его память действительно кто-то украл, кто-то, кто давно следит за ним. Но поскольку первой на ум приходила его жена, Лидия Николаевна, Борис Фёдорович начал задумываться о разводе.
Ещё один бокал вина — и решение было принято. Борис Фёдорович, сам не понимая, как — остался без жены.
----------------------------------------------------
- Андрей Викторович, хотите чаю? Какао? - Борис Фёдорович уже сбился со счёта, какой это допрос. Протокол давно уже не вели.

- Ничего не хочу. Вы не следователь, а аутист и тряпка. Удивлён, что ваше начальство вас ещё терпит. Вас, и ваше панибратство.

- А вы тот ещё фрукт…

- До сих пор не раскусили? Не стоит — подавитесь.

- Я вот что вам скажу: покойный, как вы утверждаете, по вашей вине, Павел Михайлович Гуревич, ваш бывший учитель физики — тоже фрукт. Он раньше работал в КБ «Пулковские биосистемы», не знаю, над чем. Секретно же всё у этих комитетчиков, даже следствию не добиться никакой ясности там, ну вы знаете. Так вот — уволен был этот ваш Павел Михайлович, официально — за растрату, на самом деле — одному шлемоносцу известно, чёрт его знает.

- А мне то что за дело до всего этого?


- Как так? Ведь вы же его, так сказать, по вашим же словам - подговорили к смерти. Я знаю, что одно время вы были очень близки с Максимом и Павлом Михайловичем. Но против вас ни одной прямой улики, только философия…

- Вы опять за старое, Борис Фёдорович? Вы вот говорите обо мне. А знаете, что в тюрьме говорят о вас? Говорят, раньше вы людей пытали, выбивая показания. Говорят, что на этом поприще вы все свои звёздочки добыли, до последнего лучика. И меня удивляет, что я вижу вас почти каждый день вот уже год, и вас никто не уволил, и вы ни разу не ударили меня. Мне кажется, у вас кризис жанра, вы забыли, кто вы, вы не знаете, какую роль играете, ни слов, ничего не знаете. Я прав?
-----------------------------------------------
Борис Фёдорович был убеждённым трезвенником всю свою долгую жизнь, всю — до недавних пор. Как уже упоминалось, он пил дешёвое вино, и, один раз начав, постепенно пристрастился к нему, как к новой жене. Жене, которая всегда молчала, ничего не требовала, кроме небольшой суммы от его большой зарплаты комиссара общественной безопасности 1-го ранга, одного из лучших следователей мира.
Во всех отношениях новая жена нравилась ему больше бывшей. И кажется — их любовь была обоюдной.
Борис Фёдорович всегда слыл, как бы это сказали древние — денди и ловеласом. О его любовницах было известно всем. Как, впрочем, известно и то, что, будучи человеком системы, карьеристом до всех мозгов, он никогда не позволял мимолётной страсти затопить все берега. Новый мир отверг и заклеймил клеймом «проклятой смертности» такие пережитки прошлого, как «любовь», «душевная близость», да и сама «душа». И Борис Фёдорович всю свою жизнь разделял самые передовые убеждения, отголоски окончательной победы вечного разума над всем тленным и животным.

Оставалось много людей, которые исповедовали ретроградные, отсталые убеждения. Их не преследовали особо активно, так как для этого нужно было исповедовать другие убеждения, а иметь стойкие убеждения само по себе считалось пережитком прошлого.

Так и Борис Фёдорович относился к диссидентам — с неизменной лёгкостью иронии, без злобы и ненависти, если только они не пытались умереть.
-----------------------------------------------------
В течение всего года после происшествия Борис Фёдорович неоднократно хотел отказаться от дела, связанного со смертью двух человек на аллее Воскрешения. Всё свидетельствовало о том, что Максим и учитель физики, бывший главный конструктор КБ «Пулковские биосистемы», бывший академик Павел Михайлович Гуревич, - отключили себя от Древа, скорее всего, благодаря знаниям Павла Михайловича получив коды доступа к экспрессии своих белков и отключив систему экстренной автоматической регенерации. Павел Михайлович, очевидно, питал пресловутые «чувства» к Кристине, и, как полагал следователь(впрочем, не имея прямых улик), убил своего лучшего ученика из ревности, после чего наложил на себя руки. То есть, если кто и виновен в произошедшем, то не Андрей, а старый учитель и юная Кристи.
История же двух учеников — Андрея и Кости — которых сам Борис Фёдорович поначалу сильно подозревал, теперь же казалась ему надуманным способом пиара и желанием молодых людей прославиться.
«Нарожают этих новых людей, а потом возись с ними, пока они будут взрослеть... Как-будто нам людей не хватает!» - сетовал он порой в приступах раздражения, которые как-то незаметно от него становились всё чаще.

Борис Фёдорович всё больше пил. Упорство и спокойствие Андрея всё более удивляли его. А иногда, после очередного бесплодного допроса — злили. Что-то устаревшее, забытое, табуированное — прорывалось из глубин сознания, срывалось с губ, шипело и щипало глаза. Борис Фёдорович не привык и не хотел заглядывать в глубь морей. И никогда не заглядывал, полностью отдавшись делу революции.

Тем не менее, дело нужно было передавать в Трибунал. Прокурор требовал какого-то результата, и Борис Фёдорович решил действовать. В очередной раз выйдя на глазную пробежку по буквам «Шлемоносца», следователь, на секунду задумавшись — что было ему так несвойственно — упал на спинку стула. Прошло какое-то время. Время шло, тянулось жвачкой, надувалось в пузырьки и лопалось прямо над головой Бориса Фёдоровича. И ему казалось, что вокруг него проплывают рыбы, силящиеся что-то сказать, прокричать, но лишь бессильно открывающие рты.
Голова закружилась, книга, лежащая на столе, начала самовольно переворачивать страницы, и на этих старых, потрепанных страницах образовалось зеркало. Бориса Фёдоровича обдал пот, впервые в жизни он испытывал страх, сомнение, сверлящую тревогу. Он никогда не знал ничего подобного.
Какая-то неумолимая сила тянула его посмотреть в зеркало «Шлемоносца», и, наклонившись к столу, он увидел в зеркале себя. На его голове явственно, как при солнечном свете, со всей очевидностью виднелись рога.

Раньше бы сказали - «алкогольный делирий», «белая горячка», а может - «сон наяву», «откровение свыше». Да много чего могли сказать. Борис Фёдорович всё-равно бы не услышал.
Уснув в кресле, он проспал почти сутки, и лишь режущее чувство голода заставило его проснуться. В комнате стояла кромешная тьма, на полу валялись осколки разбитой бутылки.
«Пора с этим заканчивать» - подумал Борис Фёдорович, нетвёрдо встал с дивана и пошёл делать яичницу.
-------------------------------------
Андрей думал об истории киллера Александра Солоника, единственного, кому удалось сбежать из знаменитой «Матросской тишины». Этой истории, случившийся 137 лет назад, была посвящена целая глава «Шлемоносца». Солоник называл себя Сашей Македонским. О его авантюрных подвигах ходили легенды, со временем обретавшие ореол рыцарских.
Через несколько дней должен был состояться побег Андрея. Борис Фёдорович брал всю организацию на себя. Заняв большую сумму денег под залог квартиры, написав рапорт об отставке, он собирался подкупить ночной караул.
Перед сном Андрей вспомнил разговор на последнем допросе. Борис Фёдорович говорил сумбурно, сбивчиво, явно взволнованно. Он едва подбирал слова, его речь качало, как шлюпку в шторм, и того и гляди, норовило выкинуть на берег. Борис Фёдорович рисковал разбиться о скалы своих мыслей.
Андрей никогда прежде не видел его таким. Всегда собранный, одетый с иголочки, излучающий лоск и уверенность, следователь в последнее время стал бледен и неопрятен. Он оправдывался усталостью и выгоранием на работе, но Андрей знал, в чём тут дело.
Знал, но не собирался говорить это своему новому другу. Для него не было секретом, что спустя год общения Борис Фёдорович проникся к нему плохо объяснимой симпатией. Наверное, это был первый друг в скучном лимонадном течении жизни следователя.

--------------------------------------------------
- Обвиняемый Егоров Андрей Викторович. Трибунал предоставляет Вам последнее слово. Время не ограничено.

- Добрый день, господа судьи, прокуроры, адвокаты, и все те, кто смотрит и слушает сейчас меня. Я чувствую себя обязанным положить конец этому спектаклю, в котором меня обвиняют в побеге из тюрьмы, в которой я сидел, потому что сам себя считаю убийцей. В которой меня не хотели держать, и в которой, по вашему же мнению, я и не должен был сидеть.
Никто из вас так и не понял, почему я — убийца. Это не мудрено. Вам достаточно того факта, что я не внедрялся в Древо Жизни, не менял коды. Глупый следователь хотел заработать на сенсации и привлёк меня к делу, но совсем не по той части, по какой стоило бы привлечь. Да и вы все оказались не умнее его. Вы на удивление глупы, господа, вы все, судящие меня, сейчас сидите здесь, и слушаете, как я буду судить вас!

Вы создали мир, в котором нет старения, нет болезней, нет страданий, нет смерти. Смерть стала изгоем, над ней смеются и потешаются, как над старыми истуканами, идолами, сброшенными с обрыва в бурлящее море истории. Вы все сделали людей счастливыми. Вы дали людям то, чего они так желали. Теперь истории настал конец, она бьётся в агонии на радость вам. Вы закрыли её, законопатили все входы и выходы, обнесли колючей проволокой и вышками, заключили её в тюрьму. История, как и смерть, стала ещё одним изгнанником.

Вы подчинили себе время, и времени больше нет. Что бы ни происходило в вашем новом прекрасном мире — в нём никогда ничего не происходит. Вы поистине стали богами, сотворившими нерушимый идеал, воплотивший вечную мечту человечества.
Помните, когда история ещё собирала свою смертельную жатву, жил один пророк. И он написал «Легенду о Великом Инквизиторе». Эта легенда — о вас. Вы дали человечеству хлеба, и человечество воздало вам осанну.
Вы и есть тот самый Великий Инквизитор, Вот только хлеб ваш — чёрств, хлеб ваш — яд. Дав бессмертие, вы отняли у человека — высший идеал. А без идеала человек — не более чем прах. Вы более 500 лет изгоняли Бога, и вы отняли Бога у человека. Бог стал третьим изгнанником, посмешищем. А вместе с ним посмешищем стали всё самое великое и ценное, что человек вкладывал в Бога — или что Бог дал человеку. Его свободу, его право выбора, в конце концов — люди теперь не узнают самих себя, они уже не знают, кто они и чего хотят. Раньше люди умирали, чтобы оставить что-то после. Самое ценное, что было у них, самое сокровенное, интимное. Теперь они ничего не могут оставить после себя, и нет больше ни сокровенности, ни интимности, ни страха, ни сомнения, ни боли. А без боли мёртв человек. Мёртв и мерзок.
Когда люди верили в бессмертие, у них была вера, мечта и цель. Вы отняли у человека веру, мечту и цель. Страх и отчаяние более не обнажат их перед лицом кончины. Люди теперь столь самодовольны, что им даже счастье, данное вами, не нужно. Им ничего не нужно. Именно потому вы не даёте им очередную сому, это просто не требуется, ведь человек исчерпан.

Люди потеряли себя, и в этом виноваты вы — благодетели, радетели счастья всего человечества, великие кормчие новой эпохи. Вы поставили перед людьми Золотого идола — ценность жизни. В этом ваша хитрость, в этом — лукавство.
Я устал жить такой жизнью. Вы спросите: почему? А потому что как не делай человека счастливым, он по природе своей — несчастен. В его неудовлетворённости — его суть. А значит, будут приходить такие, как я, будут, будут, и сколько не делай человека счастливым — он создан не для счастья, и он найдёт лазейку. Как я нашёл — и как со временем найдут иные из вас, кто ещё не потерял в себе чего-то живого. Смешно ведь, что дав человеку бессмертие, вы создали царство самой настоящей смерти. И когда вы поймёте это — вам тоже станет плохо.

Я виновен, дамы и господа. Виновен в том, что хочу умереть. Я хочу умереть, чтобы что-то оставить после себя, чтобы оставить себя — людям, утвердить себя - этим. Имеет ли, по вашему, человек право на смерть, или, дав ему вечную жизнь, вы отобрали у него право ею распоряжаться? Так уж вышло, что пафосная фраза про смерть, делающую свободным, благодаря вашим усилием стала великой правдой.
И что удивляться, если умершие бедолаги осознали это. Я, я подтолкнул их к этому осознанию. Это ведь преступление теперь — заставить человека посмотреть на самого себя. Они посмотрели, и увидели себя — рабами. Рабами вашего счастья.
Что удивительного, если они предпочли свободу? Но виноват в этом я.

Но вы судите меня не за мою вину. Не за мои убеждения, до которых вам дела нет. Вы судите меня за то, что бедолага Борис Фёдорович спился с горя. За то, что он испытал горе. За то, что пытался устроить мне побег, о чём я его не просил, на что не давал своего согласия.

Я сделал так, как он хотел. Я согласился на его мольбы(поверьте, он умолял меня согласиться на коленях!). И естественно, что я сделал всё, чтобы побег не удался.
Когда-то Саша Солоник бежал из тюрьмы на свободу. Я же не захотел бежать из тюрьмы в рабство.

Я прошу только одного, дамы и господа. Оставьте меня в тюрьме, отключите от Древа, и дайте умереть. И весь этот пафос закончится.

Я не хотел говорить всего этого, мне тошно от того, что пришлось. Но больше я ничего не скажу. Надеюсь, у кого то из вас хватит духу сделать то, что надо.
-------------------------------------
Андрея признали виновным в убийстве и отключили от Древа Жизни. Андрея признали опасным сумасшедшим с суицидальной идеацией. И заключили в психиатрическую лечебницу. Там он встретился с Борисом Фёдоровичем.
Длинный, сырой и грязный коридор. Измождённого, худого человека с остановившимся взглядом везут на коляске в палату. Это — Борис Фёдорович. Он бормочет про себя что-то невнятное.
Андрей узнал его. Он не узнал Андрея.
-
Борис Фёдорович был арестован за организацию побега. Он признал свою вину, однако во время следствия попытался повеситься в камере предварительного заключения. Естественно, неудачно. После этого его отправили в психиатрическую лечебницу, и в качестве исключения — отключили от Древа.
Он много раз повторял, что Великий Инквизитор должен быть убит в тюрьме. И Великий Шлемоносец должен там погибнуть.
А ещё что-то о том, что к нему вернулась память, присвоенная Шлемоносцем. Память о себе.
Он, наконец, вспомнил, сколько ему лет. 134. Впрочем, это мало что ему сказало.
Никто не придавал значения его словам. Никто с ним не общался. Все его сторонились. Он избегал всех.
------------------------------
Наступала очередная весна. Древо Жизни расцвело белыми цветами, что тянулись по небу, как облака. Тысячи, сотни тысяч, миллионы и миллиарды людей гуляли под тенью его раскидистых ветвей. Моросил дождик — так вода, взятая напрямую из туч, стекала с его огромных листьев, капала с ветвей.
Корни Древа опутали паутиной все материки и океаны. Каждую секунду оно дарило жизнь всем существам на Земле, за исключением лишь тех, кто не принял чашу бессмертия. И все люди образовывали единый организм, единого Человека, который был счастлив и не ведал больше ничего. Счастливое неведение туманом ползло по миру.

Борис Фёдорович по-прежнему сидел в коляске и отрешенно, слегка беспечно, смотрел в окно. Он силился вспомнить историю, которую читал в «Шлемоносце»: про Вавилон, мечту человечества о единстве, а также про изгнание из Рая.
Борис Фёдорович всё пытался осмыслить, что такое — этот рай. Но лекарства не давали ему думать. Он просто медленно умирал. Долго и мучительно.

Андрей лежал на кушетке в соседней палате. Он знал всё то, что не знал Борис Фёдорович. Он знал, что Борис Фёдорович долго и мучительно умирает от рака. Он также знал, что рак есть и у него. Он убивал себя сам, и это нравилось ему. И он был счастлив.

На столе лежала статья "Шлемоносец, который был Великим Инквизитором". Андрей протянул руку, чтобы взять её.

За окном отрывисто чирикали воробьи. Пахло свежей травой и соснами. Было хорошо.