Цепкие усики лоз

С древности у многих народов мира в аллегориях эсхатологии живое, зелёное растение, и особенно цветок – это знак победы над смертью. Тема флоры в искусстве – ода возрождению. Греция в её «Тёмные века» и даже позже в этом плане была исключением. У создателей Минойской и Крито-Микенской цивилизаций в искусстве растительный мотив едва ли не господствует, соперничая лишь с морскими сюжетами. Того же не скажешь о дорийцах. Лишь с VII века до н.э. и не без влияния изысков восточного стиля в Эгейском мире вновь загорелся интерес к ажурному орнаменту из листьев, цветов, ветвей и плодов.

Но если анатомия фигур героев изображаемой сцены на тех же классических греческих вазах передана с мелочной точностью, то растения, даже те, что изредка украшают ландшафт, очень стилизованы, на арабесках – до грубого даже иногда схематизма и безликих узоров. В основном, это пальметты, иногда чередующиеся с бутонами лотоса, лозы плюща и винограда, ветви лавра с ягодами, которые трудно спутать с побегами каких-то других деревьев. В целом керамика Греции мало что может сообщить о реальном растении, из форм которого возник тот или иной элемент узора.

В IV веке до н.э. оплот греческой культуры в Южной Италии отверг былой минимализм и геометризм, и создал новый канон в изображении флоры: она стала сказочно-затейливой и пышной, но не без весомой доли реализма. Такая манера письма даёт нам ключ к тайне Иппокрены искусных создателей, она отчасти воссоздаёт ту среду, где процветала цивилизация гениев и тружеников. За вычурным хитросплетением изысканных лиан, покрытых самыми разными цветами скрыт тот пейзаж, что до сих пор присущ краю бывшей Великой Греции. И виды цветов узнаваемы почти так же легко, как в гербарии или ботаническом атласе.

Дебют нового течения в греческой вазописи связывают с мастером из Апулии Илиуперсисом. В числе его новшеств и замысловатые завитки цепких лоз, исходящие из куста аканта, и крупные цветки, увенчанные головой  богини или нимфы. Даже спектр его красок шире в противовес обычной и уже наскучившей гамме – скупой, как у художников из первобытных пещер. В моду эти идеи вошли быстро и даже вызвали ажиотаж. Так, их охотно взял на вооружение Павсиас Сикионский, которому, между делом, приписывают изобретение энкаустической живописи. В своё время он был влюблён в юную цветочницу по имени Гликерия, которая и стала его музой.

За его особое внимание к деталям при написании цветочных гирлянд всё же именно он был признан отцом развитой флористической живописи. Кроме того, растущий интерес греческой школы живописи к растительному миру и попытку запечатлеть доселе малозначимые нюансы, с ним связанные, был, очевидно, подогрет шикарным трактатом  Теофраста из Эреса (ок. 372/1–287/6 г. до н.э.).  До сих пор труд «отца ботаники», преемника самого Аристотеля в Лицее Афин не потерял своей актуальности. Учёные без труда определяют тот или иной указанный в «Исследовании о растениях» вид в согласии с нормами современной систематики лишь благодаря его точности при описании, в котором нет и следа баек или суеверий.

В мире декора не стоит искать такой же академической сверхточности, там есть место и буйной фантазии, но весь этот мифический вертоград вырос на твёрдой почве. Он расцвёл во всём великолепии. Тон всем другим центрам эллинистического искусства задавала Апулия – регион на «шпоре» сапожка Италии, где греческий мир представлял город Таранто. Она была главным центром по выпуску ваз, столь изобильно украшенных природными мотивами и столь жизнерадостных, что всё это казалось эхом без следа сгинувших культур минойского Крита и Крито-Микенской цивилизации. Другие не отставали.

На блюдах не только из Апулии, но и из Кампании, Пестума щедро представлен мир морских обитателей, которых часто видели жители побережья. На кампанских вазах мы видим вулканические скалы с характерным для них причудливым рельефом «оплывшей свечи». Мимо глаз созерцателя, задумавшего шедевр, не могли пройти ни яшмовая пестрота брекчии, ни мрачность грозных морщин застывшей лавы. О том, на что способны огненные горы, однажды познал на себе остров Тира, метрополия минойского Крита. В недрах земли, очень глубоко кипела ярость хтонических богов, и однажды она могла вырваться, чтобы утолить свою вечную кровавую жажду.

Но возрождение природы после любой бури даже глубинное зло не в силах было остановить. И завитушки лоз и лиан оплетали паутиной чёрные валуны вулканического некрополя. Очень многие из обнаруженных археологами апулийских ваз – вотивные, созданные специально для отправления ритуалов погребального культа. Узор из растений, оплетающий эти сосуды глубоко символичен.  Для сравнения: каноны древней египетской погребальной живописи содержали довольно узкий круг растений, считавшихся священными. За него редко выступали. В Египте же, к слову, издавна присутствовал мотив головы, «растущей» из венчика цветка. Греки могли его заимствовать, но могли и развить самостоятельно.

Главный герой апулийской вазовой живописи, которого чаще других можно увидеть как целую фигуру, а не аллегорическую условность в виде одной лишь головы – Эрос (Эрот, Амур), божество любви и соития. Греческий легендариум описывает много любовных союзов, случившихся после встречи в сулящих изобилие плодов цветущих садах или на лугу, утонувшем в цветочном море. Это, в том числе, священный брак Зевса и Геры, похищение Европы и Персефоны. Мир флоры зиждется на животворящих силах бога любви, и он же не даёт им иссякнуть, маня на своё лоно всё новых и новых влюблённых.

Самые красивые из цветов – дар Афродиты, матери Эроса (так, из её слёз выросли полные свежей прелести весенние анемоны). Она же дала мастерам парфюмерии власть забирать у цветов их искушающий аромат и запирать его во флакон духов, одно из средств обольщения для женщин. Ещё на минойском Крите изготовители духов норовили изобразить на флаконе то растение, которое послужило основой для созданного ими благовония. Есть основания считать, что так же затем поступали и греки. В числе других обычных персонажей сцен на апулийских вазах – герои историй, в которых так или иначе была побеждена смерть.

Бог Дионис (в Египте он нашёл «двойника» в лице Осириса) вывел свою мать, смертную женщину, из Аида. Ганимед был восхищен живым на небо и стал виночерпием самого Зевса. Бог северного ветра Борей умыкнул афинскую царевну Орифию и, сделав своей женой, обратил из смертной женщины в богиню.  Только лишь на первый взгляд Орфей проиграл свою опасную партию со смертью: на основе его истории возникло учение орфиков, в корне отличное от догм исконной религии греков. История Орфея разбилась на осколки «апокрифов» с кучей разных итогов и смыслов. И нигде не был так популярен орфизм с его мистериями очищения и возрождения, как в Южной Италии и на Сицилии.

Убийство или траур, гибель или безвременная смерть, показанная в обрамлении вечнозелёного плюща (Hedera helix) или обновляющих себя ежегодно виноградных лоз (Vitis vinifera), а также медоточивых цветов – это икона надежды. Даже вид окаменелой от страшного горя Ниобы больше не страшит – всё пройдёт, пройдёт и это. И всё встанет на круги своя. До чего же учение орфиков схоже с концепциями индуизма! В нём даже предусмотрен выход из «цикла перерождений» и свой вариант нирваны (Остров блаженных). Орфический культ и его таинства неразрывно связаны с религиозно-философским учением о Дионисе.

Вероятно, поэтому жрец Аполлона Плутарх не может точно выбрать, с кем всё же отождествить Исиду и Осириса. Кажется, уже было решено в эллинистическом мире, что Осирис – Дионис. Но есть и те, кто ассоциируют чету египетских богов с Плутоном и Прозерпиной (Аидой и Персефоной), и ясно почему. В ведении Осириса не только живая природа, но и загробный мир. Изобилие в сценах крылатых созданий от обычных насекомых и птиц, до богов и духов, не что иное как аллегория вольного полёта души, оставившей тело. Крылат бог смерти Танатос, но крылата и Ника, богиня победы, чьё изображение на вотивных вазах даже не нуждается в истолковании. В виде птицы изображается душа человека – эйдолон (фантом).

В Египте испокон века птицы символизировали разные ипостаси души человека или божества. И в каноничной росписи египетских гробниц на самом деле мало найдётся лишних и случайных деталей. Всё выверено и сбалансировано во имя гармонии мироздания. Убитой на охоте птице по закону Маат соответствует живая и вольно летающая бабочка. Она «выпрямит» покачнувшийся было баланс добра и зла. В тематике апулийской вазовой росписи летящая по небу колесница Гелиоса – символ того, что умерший воскреснет подобно Солнцу, ежедневный восход которого также неизбежен, как и смерть, которая есть лишь краткий сон.

С конца IV века до н.э. уже не только погребальные вазы, но и склепы некрополей Южной Италии обильно украшали цветочным декором, а умерших иногда погребали в венках и диадемах из цветов. В отличие от египетских погребальных венков, которые представляли из себя искусно созданные иммортели, это короны или рельефные ободки из золота. И всё же градус стилизации в них уже так низок, что вполне можно разобрать виды цветов, служившие образцом ювелирам: это, главным образом, лилии и ладанник (скальная роза). Лилии, а вернее, асфодели, согласно автору Одиссеи, растут на лугах царства Аида.

У Аристофана (правда, в контексте комедии) в мире мёртвых вообще благоухают розовые сады. В конце концов, в Аиде с давних пор есть не только грозный царь, но царица – владычица животворящих сил. А Остров блаженных украшают райские золотые цветы. На апулийских сосудах в смеси с листьями аканта и лозами мы видим не экзотические или выдуманные, а местные растения, порой даже скромные луговые и полевые травы. Это сафлор (Carthamus tinctorius), дуб (жёлуди), расторопша пятнистая (Silybum marianum), шалфей серебристый (Salvia argentea), златоцвет (Chrysanthemum coronarium), гвоздика тарантийская (Dianthus tarentium), виды смолёвок (например, дрёма белая: Silene latifolia, смолёвка итальянская: Silene italica и т.д.), маки снотворный и апулийский (Papaver somniferum, Papaver apulum), ладанники критский и шалфеелистный (Cistus creticus, Cistus salviifolius), разного рода вьюнки (сем. Convolvulaceae).

За исключением аканта колючего (Acanthus spinosus) ни одно из этих избранных и с любовью изображённых растений не имело чёткой траурной коннотации. Их роль не ясна. А вот акант встречается на греческих погребальных памятниках как минимум с V века до н.э. Греки верили, что он всходит сам собой на могилах героев. Это красивое растение: его резные чуть вздыбленные листья образуют капители коринфской колонны, а на вазах он представлен и с высокими цветочными стрелками. Там же и усики, свитые в тугой штопор, как пружины, ему не присущие, но, быть может, в запредельном саду всё возможно. В бренном мире тоже можно видеть причуды фасциации.

Как и в случае с Египтом, символику многих других растений на апулийских вазах приходится реконструировать, опираясь на косвенные данные. Какие-то цветы (к примеру, гвоздики, обильно произрастающие в Апулии) в греческом мире пользовались репутацией священных, а какие-то обладали удивительными свойствами. К примеру, семена ладанника (каменной розы) не гибнут во время пожаров, часто поражающих сухие и пропитанные эфирными маслами средиземноморские маквисы, и он первый скрывает своими яркими мироточивыми цветами следы страшных пепелищ. Его боится сама смерть!

Расторопша, шалфей и сафлор – растения целебные и годные в пищу. Их можно было собирать как дар природы. В голодные годы или при эпидемиях они спасали даже бедняков, у которых не было средств на врача, от гибели.  Мак снотворный тоже целебен, но он же и опасен (всё же опиум – наркотик). Мак мог служить аллегорией смерти как сладкого сна, избавляющего от боли и страха. Самый красивый из средиземноморских вьюнков – это, конечно же, повой с его крупными, белоснежными воронками цветов. В Апулии обычны два вида: лесной и заборный (Calystegia sylvatica, Calystegia sepium).

Из похожего на трубу граммофона цветка калистегии (если не прямо из розетки аканта) и растёт чья-либо голова, в согласии с апулийским стилем. На лиане каждый такой цветок живёт один день: распускается рано утром и сворачивается на закате, чтобы ночью упасть на землю и оставить на ней семена. То есть, цветы калистегии – живая метафора цикла жизни и смерти, а «судьба» их неразрывно связана с движением по небу Солнца.  Ту же связь вьюнка с солярным культом «подозревают» и у древних египтян, но в их случае он не играл первостепенной роли. А калистегия попала в Египет как декоративное растение лишь при греко-македонской династии (до этого во флористике там использовались местные виды вьюнков).

Кроме повоя апулийским художникам могли приглянуться также светло-лиловые и розовые цветы вьюнков алтеевидного (Convolvulus althaeoides) и элегантнейшего (Convolvulus elegissimus) и за красоту, и за ту же связь с Солнцем. Было мнение, что на вазах могли увековечить  ипомею, а именно – вид Ipomoea sagitta. Так же, как и морской лунный цветок (Ipomoea violacea), семена которого в Мезоамерике принимали оракулы, чтобы вызвать пророческие видения, он является галлюциногеном. Но на сегодня нет ни одного доказательства, что в Апулии знали об опасных свойствах этого растения шаманов, активно использовали его и в этой связи считали бы одним из символов сна и смерти, как тот же мак.

Даже если на самом деле растения на апулийских вазах особого значения в погребальной сфере не имели, все они, в совокупности, образуют пышный и таинственный сад Персефоны (Прозерпины), куда бы хотелось уйти однажды навечно. Там живут боги и герои, сфинксы, сирены и амазонки, разные дивные создания, райские птицы. В эллинистическом мире однажды случился абсолютно шёлковый религиозный переворот, в результате которого видение загробного бытия стало куда более ясным и светлым, чем в архаическое время. Эту веру в спираль вечности из циклов, о которой знали и древние мудрецы Востока, сплели из цветущих лоз греки и ранние италийские народы Апулии.

На снимке: апулийская ситула (культовый сосуд для возлияний) в Художественном музее Руво-ди-Пулья в Италии (инв. № 1372). В росписи на ней показана богиня Ника, в знак победы над смертью парящая над цветущими просторами Апулии. Среди растений можно узнать акант, плющ, апулийский мак, вьюнки с крупными цветками (вероятно, повой) и расторопшу.

Источники:

Хойер Э. Кили. Цепкие усики лоз: воспроизведение мира природы в росписи ваз из Южной Италии/Tenacious Tendrils: Replicating Nature in South Italian Vase Painting by Keely Elizabeth Heuer. Department of Art History, SUNY New Paltz, New Paltz, NY 12561, USA Arts 2019, 8(2), 71; (This article belongs to the Special Issue Ancient Mediterranean Painting (vol. 1))

Хойер Э. Кили. Вазы с лицами: тема голов  в южно-итальянской вазовой живописи/Keely Elizabeth Heuer. Vases with Faces: Isolated Heads in South Italian Vase Painting. Metropolitan Museum Journal, v. 50 (2015)

Гнездилова Елена Валерьевна. Миф об Орфее в литературе первой половины XX века : 10.01.03 Гнездилова, Елена Валерьевна Миф об Орфее в литературе первой половины XX века (Р. М. Рильке, Ж. Кокто, Ж. Ануй, Т. Уильямс) : дис. ... канд. филол. наук : 10.01.03 Москва, 2006

Плутарх "Об Осирисе и Исиде". Изд-во “УЦИММ-ПРЕСС”  КИЕВ — 1996 г.

Томашевска М. Древнеегипетские священные цветочные гирлянды и ожерелья эпохи Нового царства и начала Третьего Переходного периода/Tomashevska Marija. Sacred floral garlands and collars from the New Kingdom period and early Third Intermediate period in Ancient Egypt. 1550 B.C.

Дюпон Фредерик, Малуэ Сирил. Истолкование изображений «вьюнка» египтологами как цинанхума (ластовня) острого (Cynanchum acutum L., сем. Кутровые (Asclepiadaceae))./Fr;d;ric Dupont & Cyril Malouet (2003) Interpr;tation du convolvulus» des ;gyptologues par Cynanchumacutum L. (Asclepiadaceae), Acta Botanica Gallica, 150:4, 383-399, DOI: 10.1080/12538078.2003.10516007

Даун Хейнс. Символизм и значение бабочки в Древнем Египте. Научный руководитель: профессор И. Корнелиус. Диссертация на соискание степени Магистра философии на факультете искусств и социальных наук в Университете Стелленбоша, 2013 г./The symbolism and significance of the butterfly in Ancient Egypt by Dawn Haynes. Thesis presented for the degree of Master of Philosophy in the Faculty of Arts & Social Sciences at Stellenbosch University. Supervisor: Prof I. Cornelius. March 2013

Кантор Х.Дж. «Растительный орнамент: его происхождение и развитие на Древнем Ближнем Востоке»/Helene J. Kantor - Plant Ornament in the Ancient Near East. Copyright © 1999 Oriental Institute, University of Chicago, Revised: August 11, 1999

Теофраст. Исследование о растениях/пер. М.Е. Сергеенко, ред. И.И. Толстого и Б.К. Шишкина. IV век до н.э. (ок. 370 - ок. 287 до н.э.). Изд-во Академии Наук СССР, 1951 г.

Вудури Димитра и Тессероматис Кристина. «Парфюмерия: от мифа до античности»/Международный журнал медицины и фармацевтики. Декабрь 2015 г. Том 2, № 2, стр. 41 – 55/Dimitra Voudouri and Christine Tesseromatis. International Journal of Medicine and Pharmacy. December 2015, Vol. 3, No. 2, pp. 41-55. Perfumery from Myth to Antiquity