Глава17 В море

   За ночь шхуна несмотря на слабый ветер отошла от порта настолько, что на горизонте виднелись лишь вершины берегового хребта. Капитан вел судно по старой, веками проложенной трассе, ориентируясь на береговые мысы и известные прибрежные острова. С восходом солнца ветер крепчал, косые треугольные паруса выгибались круче, поскрипывали снасти, под носом судна выше заворачивался бурун,  и шуршала волна. Началось обучение слуг морскому ремеслу. Все слуги сменили свои длинные поддевы на короткие морские рубахи, сняли сандалии, и уже внешне ничем не отличались от матросов. Капитан купеческих слуг разделил попарно с матросами, вместе ставил их на вахту, чтобы они обучались сразу в деле. Матросы, как все простолюдины, получив кого-то в подчинение, загордились, покрикивали на своих учеников и излишне усердствовали. Слуги не перечили наставникам и были весьма понятливы, все схватывали на лету. Впрочем, ветер был попутный, судно шло одним галсом, и большого умения, чтобы держать правило, не требовалось, вахты были легкими. Сноровка и слаженность очень важны при перемене галсов, когда рулевой закладывает вираж, а другие вахтенные должны быстро и четко перекинуть паруса, чтобы сразу поймать ветер.
 
   Слуги вместе с купцом трижды в день вставали на молитву, кроме тех, кто был на вахте. И еще молодые слуги по утрам делали диковинную гимнастику, выгибались, кувыркались и чудно прыгали, бывший монах занимался вместе с ними, но у него получалось не так ловко, старого худого слугу к гимнастике не привлекали. На третий день капитан предложил обучить слуг навыкам хода с переменным галсом, для этого требовалось по пять человек: один рулевой и по двое на каждый парус. И это обучение прошло успешно, рулевой менял курс, вахтенные перебрасывали нижние поперечины парусов, и судно ложилось на новый курс. Оплошность допустил только старый слуга, при переброске поперечины он запнулся и вместо того, чтобы отпустить поперечину и не мешать напарнику, держался за нее и волочился следом. Парус провис, а потом захлопал. Матрос-наставник даже обрадовался этому, он покрыл своего ученика богохульной бранью и попытался влепить ему затрещину, но тут подскочил молодой слуга, перехватил поднятую для удара руку, и матрос грохнулся на палубу, после этого молодой придавил упавшего коленом и, погрозив пальцем, сказал:
- Не смей богохульствовать.
Глазевшие на обучение свободные матросы захохотали. Возможно, все этим бы и закончилось, но пострадавший матрос не потерпел насмешек, он выхватил нож, но бросился не на слугу, а на другого матроса, который хохотал громче и усерднее других. И опять его остановил слуга, выбил нож и свалил матроса на палубу. Тут подбежал капитан и, приставив кинжал к горлу задиры, закричал, что придает его позору, как бунтаря. После этого провинившегося матроса поставили на колени, и вся команда плевала на него, а потом, привязав  веревкой, матроса сбросили за борт и протащили за судном. Когда его втащили обратно, капитан потребовал покаянной молитвы, но матрос только мычал и скрежетал зубами. По правилам капитан должен был убить бунтаря, и он вновь вытащил кинжал, но капитана остановил купец, он взял матроса под руку и увел в трюм. Немного спустя они вернулись на палубу, матрос покорно встал на колени и покаялся, при этом он улыбался, а по лицу текли слезы. Матросы смотрели на него с удивлением и даже страхом, но при этом один матрос громко смеялся, тот, на которого бунтарь кидался с ножом. Купец внимательно посмотрел на весельчака,  тот замолк, в глазах мелькнул страх, и он стал поспешно осенять себя знаком ромба.  На этот раз обучение закончилось.

   Весь этот день матросы были молчаливы и подавлены, уже не покрикивали на учеников и даже стали заискивать перед ними. Улучив момент, капитан обратился к купцу:
- Что ты сделал с матросом?
- Я привел его к Богу…
- Хотелось бы верить, только это больше похоже на колдовство. Я боюсь, когда чары ослабеют, он опять взбунтуется.
Купец не ответил, только внимательно посмотрел на капитана, а капитан продолжил:
- У тебя чудные слуги, кто они?
- Они хорошие слуги, верные и хорошо обученные. Тебя что-то беспокоит?
- Да. Но сначала расскажу, что из команды я оставил на берегу троих, среди них был главарь, и я общался в основном с ним, а он руководил командой. Так обычно бывает. У простолюдинов, как в собачьей стае, всегда есть вожак. С тем вожаком я плавал почти год, но в последний рейс я подслушал, как он подбивал команду на бунт, чтобы захватить шхуну и уйти в пираты. Шхуна быстроходная, как раз подходит. И хоть говорил он в шутливом тоне, я понял, когда-нибудь это может случиться. И в этот рейс команда ушла без вожака, а они так не могут. Но вожак пока не определился, тот, который взбунтовался, был главным претендентом, а тот, который над ним смеялся, тоже хотел, теперь он главный претендент. И команда может признать его, а мне бы не хотелось, он скверный человек.
Капитан вздохнул и замолчал.
- А что же ты хочешь от меня? – спросил купец.
- Я вижу, твои слуги преданы тебе,  назначь кого-нибудь из них вожаком.
- Как это?
- Пусть помыкает твоими, и мои признают его.
- У нас так не бывает, они все равны и подчиняются только мне. А все вместе мы равны перед Богом.
- У вас все как в Святом писании, жаль, что среди людей такое бывает редко, я впервые вижу. Грызутся как собаки, пока не определится вожак, а потом уж он грызет всех. – Капитан вздохнул  опять. Купец ждал, что он скажет еще, но капитан молчал. Тогда купец сказал:
- Оставь свое беспокойство, пока мы на твоем судне, никакого бунта не будет. И вожак не нужен.

   Со следующего дня купец заставил матросов становиться на молитвы вместе со своими слугами, матросы не противились, они были покорны и даже напуганы. И только один, второй претендент, иногда бросал на купца косые злобные взгляды. Спустя несколько дней, когда была пройдена уже половина пути, матросы привыкли, успокоились, стали горланить песни, начались обычные шутки. На день раньше срока пришли к срединному острову, где пополнили запас пресной воды. А на отходе от острова за шхуной погналась пиратская фелюга, которая неожиданно выскочила из маленькой бухты, где таилась за скалой. В береговой полосе было ветровое затишье, и шхуна не могла набрать полного хода. Капитан направил судно в море, подальше от берега, чтобы взять в паруса хороший ветер, но на фелюге было пять пар весел, и она быстро приближалась. Скоро стало понятно, что шхуне не оторваться. Матросы бестолково суетились и смотрели то на капитана, то на купца. Купец и его слуги были спокойны, но спокойны по-разному: молодые слуги собрались кучно и ждали команды господина, в глазах бывшего монаха загорелся азарт, старый слуга не без тревоги глядел на пиратов, а затем с надеждой на купца. Когда расстояние между судами сократилось до сотни шагов, купец сказал старому слуге:
- Брат Томазо, укройся в трюме.
Тот быстро скрылся в люке. Далее купец что-то тихо сказал молодым слугам, и один из них также спустился вниз, а остальные подошли к люку. Из люка на палубу стали подавать арбалеты, шлемы и кожаные нагрудники,  очень скоро пятеро слуг в шлемах и нагрудниках рассредоточились вдоль борта, встали на колени и стали взводить свои арбалеты. Арбалеты были со стальными луками и взводились со скрежетом. Слуги положили на приклады короткие толстые стрелы и замерли в ожидании команды. А фелюга уже приблизилась на пятьдесят шагов, и пятеро пиратов уже крутили над головами абордажные крюки и радостно визжали, другие тоже визжали, размахивая широкими кривыми тесаками. Всего пиратов было не менее двух дюжин, не считая тех, кто  работал на веслах. В это время один из матросов пал на колени и стал молиться, другие последовали за ним, а второй претендент с криком «я с вами, здесь есть хорошая добыча» прыгнул за борт и в размашку поплыл к фелюге, но не учел, что оба судно идут довольно быстро, и очень скоро оказался далеко позади судов. Пираты вели фелюгу параллельным курсом, чтобы идти на абордаж борт в борт, когда суда сблизились на тридцать шагов и вот-вот должны были полететь абордажные крючья, купец сказал «выстрел» - стукнули арбалеты, и пираты, размахивавшие крюками, свалились вниз. Ни одна стрела не ушла мимо. Но в азарте погони пираты еще не поняли, что произошло, они продолжали вопить и размахивать оружием. И опять после скрежета стукнули арбалеты, и еще пять пиратов свалились, пронзенные стрелами. Только после этого на фелюге сбросили парус и перестали грести. Теперь радостно завопили матросы на шхуне, а вместе с ними и бывший монах, но монаха тронул за плечо один из слуг, и тот стыдливо умолк. Шхуна шла прежним ходом и фелюга скоро осталась далеко позади. Купец  подозвал капитана и что-то тихо сказал ему. Капитан подал команду, судно развернулось и пошло навстречу фелюге. Матросы, когда сообразили, что купец хочет сам атаковать пиратов, радостно загомонили. На фелюге тоже заметили маневр, гребцы бестолково и неслаженно замахали веслами, но скоро выправились, и фелюга набрала скорость. Расстояние между судами стало заметно возрастать,  и купец уже собрался  прекратить погоню, но как раз гребцы на фелюге остановились,  пираты решили принять бой.
- Что они могут предпринять? – спросил купец у капитана.
- Думаю, тоже ответят стрелами. У них  есть лучники, они стреляют по тем, кто пытается рубить абордажные концы с крюками.
- Всем укрыться и без нужды не высовываться! – подал команду купец.
 Потом подозвал слугу, что-то сказал ему, и тот быстро спустился в трюм. Слуга поднял на палубу большой щит и со щитом встал рядом с рулевым. Другой слуга тоже спустился в трюм и вынес запечатанный кувшин. Вокруг шейки кувшина была намотана просмоленная веревка, и слуга размотал ее, а кувшин положил себе под ноги. Достал огниво и запалил трут.

   Суда сближались, когда расстояние между ними сократилось до полутора сотен шагов, с фелюги полетели стрелы. Стрелы шли неприцельно, просто по судну, и вреда не причинили, только одна шла прямо в купца, но он ловко увернулся. Потом две стрелы попали в щит, которым слуга прикрывал рулевого. А расстояние сократилось до сотни шагов. Пираты все пускали и пускали бесполезные стрелы, а слуги не отвечали из своих арбалетов, спрятавшись за бортом, и подняв над ним головы в шлемах чуть выше уровня глаз. Лучники-пираты, не получая отпора, позабыли об опасности и не скрывались, над бортом  фелюги показались головы и других пиратов, они полагали, что если по ним не стреляют, значит, ситуация переменилась. И опять была тихая команда «выстрел», и четверо лучников-пиратов свалились на дно. Только после этого разом заработали гребцы. Купец подал команду «огонь»,  слуга поднес тлеющий фитиль к просмоленной веревке, и она зашипела, разбрызгивая искры. Потом слуга  за  веревку раскрутил над головой кувшин и запустил его в фелюгу. Расстояние между судами было уже не менее семидесяти шагов, но слуга рассчитал точно, и кувшин упал внутрь фелюги. Следом на фелюге  полыхнуло пламя,  раздались вопли обожженных, и гребцы утратили слаженность. И опять завопили матросы на шхуне, предвкушая полный разгром пиратов, но купец приказал ложиться на прежний курс.
 
   Пожар на фелюге был потушен, когда суда разошлись уже далеко. Перед этим было видно, как на фелюге загорелся парус и горящими лохмотьями разлетелся по морю. Когда купец приказал остановить погоню и положить судно на прежний курс, капитан не посмел перечить, хотя и был как, все матросы,  удивлен и озадачен. Позже, после того, как улеглось возбуждение, он спросил у купца:
- Почему ты не потопил фелюгу, или не сжег ее до конца?
На что купец беззаботно ответил, что в этом не было нужды.
- Но они починят фелюгу, найдут замену убитым и опять будут пиратствовать, – продолжил капитан, не удовлетворенный ответом.
- Вполне возможно, но то, что сейчас произошло, они запомнят надолго, и вряд ли в следующий раз рискнут нападать на твою шхуну.
Капитан понял, что купец прав, более того, он  понял, что купец принял очень мудрое решение, что он смотрит далеко вперед, и к прежнему суеверному страху капитана перед купцом добавился и страх осознанный, он подумал, а что будет с ним и его командой, когда купец со своими слугами-солдатами выполнит задачу в Святой земле и повернет назад. Чтобы скрыть свой страх, капитан спросил еще:
- А чем ты поджег фелюгу?
- Это грисов огонь, разве ты не слышал о таком?
- Слышал, но увидел впервые.

   До берега Святой земли оставалось шесть дней хода.