Портрет глава 6

                Замечательному актёру,
                прекрасному человеку — В.М. Бутенко

                — Слава, дорогой, конечно всё было немного иначе...
                — Нет, Олег, всё было именно так…
          
           6.
           Обаяние старины.


— Я покажу тебе прекрасное место! Тебе понравится...
Что сулит эта фраза, сказанная со вкусом, с неуловимой интонацией опытного завсегдатая? Ты доверяешься ему, следуешь за ним: в тёмную арку, в кривой переулок, в средневековье, где луна поблёскивает на влажном булыжнике.
— Где-то здесь! — восклицает твой проводник или поводырь. — За мной, за мной, не пожалеешь. Во времена моей молодости, я частенько сюда захаживал. Сначала съёмки, гастроли, потом просто полюбил этот город. Благо, тогда, с деньгами не было проблем. Вот ступеньки вниз, затем вверх, я исходил его вдоль и поперёк, знаю, как свои пять пальцев, помню каждый изгиб на ощупь.
— По-моему, мы заплутали, — пытаешься поддеть.
— Пришли! — парирует.
И погружаешься в чудесный каземат, и свечи наделяют пространство волшебством, и незнакомые лица трепещут и искажаются в нервном и неровном пламени. Музыка: струнная, странная, духовая, вкрадчивая и настолько деликатная, что можно разговаривать и слышать друг друга.
— Возьми вот этого вина, не пожалеешь!
О, этот аромат, которым проникнут чёрный дубовый стол, впитавший пивную пену, свиной жир, табачный пепел и кровь, пролитую в горячем споре с пришельцем о достоинствах местных красоток. Жёсткие кресла с прямыми спинками. Ветвистые рога на стенах. Мутное оконце, настолько закопчённое, будто затянуто бычьим пузырём. И воск на канделябре слезится и ползёт по ажурному железу, как теплокровная рептилия, завораживая и гипнотизируя, сжимая в своей жирной скользящей горсти всё, что подвернётся на извилистом пути. Уже не вырваться из гремучих оков обаяния старины. Гремят шаги в гулком подземелье, вздымается мост над разделительным рвом. И мы засели, как в осаде и торопиться некуда. Грубая керамическая посуда, бочки с солениями, ковши и деревянные подносы вцепились мёртвой хваткой в полумрак и медный колокольчик на двери, блям-блям, приветствует входящих. И завяжется задушевная беседа за соседним столиком, и кажется, что двойные согласные преобладают и выпячиваются, и затяжные гласные зависают и оставляют повод для размышления, и ты теряешься в догадках, что же вызвало такой восторг и одобрение, и неудержимый взрыв хохота, словно супостаты бросились на приступ. И снова дверь распахивается, и свежий воздух залетает и вязнет в заколдованном тумане, и живописной копоти чудесных посиделок.
— Детское время, о чём ты говоришь! Когда ещё сюда вернёмся? — медленно произносит твой соратник, вкушая яства.
— И вернёмся ли? — вторишь ты не задумываясь.
— Ах, какие были времена! — продолжает обладатель красочных реминисценций и аллюзий, — а, впрочем, я просто был молод,  всё было нипочём, всё было хоть бы хны.
— Ты бы хотел здесь жить? — провоцируешь подуставшего спутника.
— В музее? Жить? Почувствовать себя экспонатом? — возмущается представитель древней гильдии.
— Зато, ты здесь не пропадёшь! С твоей харизмой и талантом в каждой харчевне тебя будет ждать сковородка мульгикапсада и кувшин медового пива, стоит лишь тебе нацепить кольчугу и шлем...   
Так мы сидим и не ведаем, что полуночным великаном по городу ступает мгла, сдувает облака, как пену с кружки, чтобы пригубить и насладится поздним часом, сбивает флюгера, облокачивается на коньки двускатных крыш, заглядывает в окна, стучит и привлекает внимание. Но нам не до неё! Мы погрязли в разговорах и созерцании старины. Нас занимает кривизна потолочного свода, нависшая над пиршеством праздных людей. Рыцарские доспехи, расставленные по углам, то ли для устрашения, то ли для ощущения безопасности, становятся добычей наших смыкающихся очей. И этот портрет тебе кажется знаком, хотя скорее всего на нём изображён какой-нибудь родственник хозяина заведения, судя по тому, как неумело он написан...
— Ах, время, время, как оно бежит! Пол века или пол тысячелетия, мелькнули, канули, пропали, — сотрапезник пригладил пепельную бороду, в глазу весёлая искорка вспыхнула и погасла. — Посмотри на этот портрет, он здесь не к месту.
— Думаешь?
— Уверен! Он промахнулся на пару столетий... девушка, чей это портрет?
— Не знаю, всегда здесь был. Так, пятно для интерьера.
— Скажите тому, кто его повесил, он ничего не понимает в эпохе, которую вы  тут затеяли. Мы, с моим приятелем, были бы на этой стене более уместны. Так и передайте!!! Ха-ха-ха!!!
— Хорошо, передам, — улыбается официантка.
— Какой прелестный акцент, какое чудесное непопадание в ударения. Чтобы почувствовать вкус этого местечка — надо общаться, выучить десяток сочных слов и смаковать их, как изысканное лакомство и ощущать послевкусие, облизывая губы.
И мы бредём дальше, озираясь на вывески, козырьки и черепицу. И нахваливаем булыжную мостовую, на которой можно переломать ноги, но зато, как она играет в случайном свете фонарей. Все окна и двери наглухо закрыты, ворота ведущие в подворотни заперты и нам не страшно натолкнуться на грозного ливонца — все спят. Вскарабкавшись на возвышение, мы усердно глотаем солёный ветер ночного залива и разглядываем мерцающие огоньки, крыши, башни и крепостные стены...