29 октября 1836 г

Пушкин стоял у окна.
За окном было пасмурно и, наверняка, холодно. Дождя, правда, не было. И так весь октябрь.

Постучав в дверь, вошел Никита и молча положил на стол пакет.

          «Его Высокоблагородию
          Милостивому Государю
          Александру Сергеевичу
               Пушкину
          в собственные руки».

Любопытно! Пушкин сел в кресло, вскрыл пакет и нашел в нем письмо и счета. Письмо было от владельца Гутенберговой типографии.

«Посылаю вам, Милостивый Государь Александр Сергеевич, счет за все три книжки Современника и как вы мне предлагали вместо уплаты напечатать Евгения Онегина, то потрудитесь уведомить меня, могу ли я приступить теперь к печатанию его, — у меня уже всё для этого готово; если же вы почему нибудь переменили ваше намерение, то сделайте одолжение пришлите с посланным моим следующие мне по счету деньги, в которых я терплю крайнюю теперь нужду. Вы кажется не можете на меня пожаловаться — я был необыкновенно терпелив.
                Всегда готовый к услугам вашим
                Б.Враский
29 Октября».

Посмотрел приложенные к письму три счета.
Первый видел ещё в апреле: за первый том «Современника - 1212 руб. 50 коп. Да ещё 15 руб. за напечатание в это же время похоронных билетов в связи с кончиной матери.
Действительно, тогда же договорились с Враским об издании «Евгения Онегина», из выручки за продажу которого Пушкин и расплатится за «Современник». Но это было тогда, а сейчас ему не хочется печатать «Онегина» у Враского. Есть интересное предложение от Глазунова издать его в виде миниатюрной книжки. Так напечатали басни Крылова. Очень понравилось.
Второй счет - за второй том – на 1077 руб 50 коп. и ещё счет за третий том (уже меньшим тиражом) – на 870 руб.
Итак, всего – на 3175 руб.
И откуда их взять, если не печатать у него «Онегина»? «Пришлите с посланным»! Присылать нечего…
Вчера пришел счет от бумажной фабрики Кайдановой за бумагу для «Современника» на 2447 руб. 50 коп. Хорошо хоть не требовали прислать деньги «с посланным». Пушкин вернул счет, написав на обороте: «Оные две тысячи четыреста сорок семь рублей обязуюсь заплатить в исходе нынешнего 1836 года. А. Пушкин. 28 октября 1836».
Деньги… деньги… деньги… Откуда их взять?
Надо пускать в ход «Капитанскую дочку». Никуда не деться.

Написал записку Враскому, приглашая того прийти сегодня или завтра, так как сам он еще не вполне здоров и не выходит. Надо поговорить.
Позвонил в колокольчик и спросил у вошедшего Никиты:
- Посланный там ещё ждёт?
- Ждёт, Лександр Сергеич.
- Отдай ему эту записку.

Часа через два Никита доложил о приезде господина Враского и господина Краевского, который был собственно посредником между «Современником» и типографией.
- Поставь стулья к столу и приглашай.

Встал навстречу вошедшим, пожал руки.
- Здравствуйте, господа! Располагайтесь!
Гости сели на приготовленные стулья.
- Борис Алексеевич, буду говорить со всей откровенностью. Денег, чтобы прямо сейчас вам заплатить, у меня нет, но и печатать сейчас «Онегина» я не готов. У меня есть предложение. Я закончил роман – не в стихах, в прозе, и он почти уже прошел цензуру у Корсакова. Роман из времен пугачевщины. Предлагаю вам издать его. Надеюсь, что выручки от него хватит, чтобы мне с вами расплатиться и за первые три тома, и за четвертый.
Враский молчал, обдумывая услышанное.
Воспользовавшись этой заминкой, Краевский обратился к Пушкину:
- Александр Сергеевич, вы говорите о четвертом томе, а ведь материалов для него пока очень мало, и ничего – серьезного. Стихи Тютчева – это хорошо, а остальное – статья Давыдова да письма Тургенева. Ни повести, ни романа… Третью книжку уже не полным тиражом напечатали, а там ведь все-таки ваш «Полководец» и гоголевская повесть были, и стихи того же Тютчева. Вы можете совсем потерять подписчиков. Я думаю, что если в четвертой книжке поместить ваш новый роман, то публика будет покупать ее нарасхват. Роман под вашим именем… И «Современник» воспрянет, и выручка, я уверен, появится.
- Андрей Александрович, мне все-таки хотелось бы издать роман отдельной книжкой. Опять скажу откровенно: за отдельную книгу я могу получить какие-то деньги от издателя, а если бы Борис Алексеевич взялся за это, то вместо платы мне он мог бы просто списать мои долги. Если же я помещу роман в моем собственном журнале… Вы понимаете.
- Но зато рукопись остается в полном вашем распоряжении.
- Александр Сергеевич, - заговорил Враский, - деньги мне, конечно, нужны, но, по-моему, Андрей Александрович прав. Я совсем не хочу, чтобы «Современник» прекращал своё существование, но хотелось бы, чтобы он приносил доход, а не долги, и то, что предлагает Андрей Александрович, кажется мне очень разумным. А по выходе журнала вы сможете и отдельно роман издать.
- И кто же будет покупать его, если он только что был напечатан?
Враский и Краевский уже в два голоса стали убеждать Пушкина, что это было бы наилучшим решением, а роман о Пугачеве, конечно, будет раскупаться лучше, чем «История пугачевского бунта».
Пушкин задумался. Конечно, не хотелось отдавать «Капитанскую дочку» Враскому за долги. Тот же Глазунов дал бы, наверняка, значительно больше, но возьмется ли он печатать её после того, как она появится в журнале?
Наконец, Враский предложил:
- Александр Сергеевич, давайте сделаем так. Считайте, что сейчас моих счетов у вас нет. Выпустим четвертый том «Современника» с вашим романом, посмотрим, что получится, и тогда опять всё обсудим.
Отсрочить оплату счетов до нового года было, конечно, соблазнительно, и Пушкин согласился.

Проводив гостей, сел за стол, взял чистый оборот какого-то письма. Пустые страницы чужих писем годились для черновиков.
Действительно, Краевский прав. Того, что есть сейчас для четвертого «Современника», и на половину книжки не наберется, а надо набрать двадцать листов.
Стал помечать.
Давыдовский «Дрезден» листа на два; Тютчев – меньше листа; Вяземский обещал тоже не больше листа, Баратынского стихи, но вряд ли больше двух листов. Это примерно на пять с половиной листов. А вот «Капитанская дочка» может занять не менее десяти листов. Тогда на остальное – еще пять листов. Наберется. Письма Тургенева, отрывок из романа Титова, что-нибудь еще. Правда, критических статей, наверное, ни одной не будет. Ну что же, будет номер для читающей публики, а не для литераторов.

Подошел опять к окну.
Было уже почти темно.
А может быть, такая погода и к лучшему? Как в Михайловском.


                2021 г.