Опять немного о Посьете

   "Как у вас там с рыбалкой?"- спросил таксист на 24-й "Волге" по дороге из Домодедово во Внуково. Путь у нас был ещё не близкий, двухлетняя дочь спала на руках у мамочки после долгого перелёта из Владивостока и я смог подробно рассказать  водиле о посьетском клёве. О прыгающих пелингасах в саргасовых зарослях на мелководье под домом, о снулой на камнях камбале, о стаях малоротой и зубатой корюшки огуречным запахом которой пропах весь  посёлок, о выпрыгивающей из лунок на лёд наваге, о подходе осенних и весенних  сельдевых стад в окружающие бухты, о вылазках на Гамова за сотнями терпугов, о ловле руками  камчатского краба в бухте Халовей, о массовых выбросах косяков кальмара и анчоуса на местные пляжи.  Рассказал ему про катранов и симу, которых ловил маячник Симонов у косы Чурхадо, о лакедре, об экзотических рифовых рыбехах у Фуругельма и  про моллюсков и трепанга. Ловили здесь рыбу сотнями и тысячами, если считать по головам. Солили, коптили, вялили ее себе на зиму, а также рассылали в посылках родичам по всему Союзу. Еще многое хотел рассказать ему, но  к сожалению водилу сразила, какая то тоска и он перестал слушать. Он больше не смотрел с любопытством в мою сторону, как вначале, но отстраненно курил "опал" выпуская дым в маленькую форточку и, наверное, вспоминал о своей жиденькой ночной поклевке уклеи и подлещиков в родном Подмосковье, о местных приятельских байках про редкостных сомов, язей и голавлей, стеб которых запросто превзошёл этот Дальневосточный трепач. То бишь, я
Но именно такой "рыбной Меккой" был тогда Посьет, куда устремлялись сотни и тысячи "пиллигримов", поклонников обильный рыбной утехи, вопреки строгим пограничным запретам той эпохи на въезд.
"Где это и, вообще, что это такое Посьет?"- был самый обычный вопрос в моих поездках по стране во время командировок и отпусков. "Это самый южный, самый тепловодный, самый изобильный, самый закрытый, самый вооружённый и самый удаленный наш Дальневосточный залив и порт Посьет"- кое что из этого можно было бы оспорить, но примерно таким  обычно был мой ответ. Пятьдесят километров от границы на юге с Ким Ир Сеном и примерно столько же по дороге до китайского Хунчуня на западе. Это были добавочные сведения для наиболее любознательных вопрошавших.
        22-го октября 19..го года маленький "пазик" доставил меня от парома в Славянке до посьетского берегового магазина отстроенного раньше революции  из красного кирпича. Маленький автобус прошумел за спиной пневматикой закрывающейся узкой дверцы и попылил назад по маршруту. У моих ног стояла тяжёлая парашютная сумка, подаренная однокурсником Игорем Смирновым. Когда-то она хорошо послужила мне для студенческой подработки при утренней разноске почты в Калининграде, сейчас в ней было полно кедровых орехов, очищенных и в шишках. За спиной висел рюкзак со шмотками, а с плеча свисал крутой чёрный кофр с фотоаппаратом и бутербродами приготовленных Ниной Львовой.
Недалеко от моих ног в кустах у дороги веером лежали три мужских тела.
Тяжелая деревянная дверь магазина распахнулась и оттуда вывалилось ещё одно. Это "тело" было живое, опрятное, шустрое, подвижное, невысокое, худощавое, голубоглазое, стриженное с соломенной чёлкой над белобрысыми бровями. На нем были распахнутый пиджак, белоснежная рубаха с расстегнутым воротом и брюки заправленные в сапоги. Было ему лет  вдвое более чем мне. То бишь сорок с небольшим плюсом. В одной руке тело держало острый плотницкий топор, в другом бутылку "столичной".
     "Не знаете, не  скажете, как отсюда пройти к экспериментальной научной базе?"- поспешил я с вопросом ибо других живых тел поблизости в этот момент не было, а дорога в этом месте раздваивалась. Тело с любопытством и насмешливо посмотрело в мою сторону своими острыми, глубокопосаженными глазами и весело прохрипело:"Ха-ха! Я научный сотрудник там! Хахаха! Иди по берегу, не промахнесся!Хахаха!" Тело махнуло топориком в нужную сторону, затем его внимание  отвлекло одно из оживших тел на земле. Позднее всему нашлось объяснение. В этот день на базе выдали аванс, а тело с топориком оказалось веселым плотником  Лёхой Киреевым. В день получки и аванса здесь легко можно было именовать "водочным днем". Вопреки прочих черт эпохи дефицита водки тут никогда не случалось.
Позднее, за семь лет после диплома, Посьет отметился в моей памяти обилием интересной работы, обилием звездного общения с заезжавшими научными светилами, обилием вербованных со всей страны девчат на кальмарном, обилием этого кальмара, копчёного новозеландского, обилием свадеб, обилием маленьких детей, обилием праздничных банкетов, обилием испитого алкоголя, обилием оленей на полуострове Краббе, обилием семинаров и конференций по нашей тематике, обилием погружений и  подводных экспедиций, обилием военных частей у границы и тяжелой техники в камуфляже на дорогах, обилием зимних ветров и летней музыки из каждого окна, обилием тусовок, обилием портовой фарцовки и пьяных драк молодежи.. но, конечно же, наибольшим обилием отличались наши устричные, гребешковые и мидийные плантации.  Для них то мы и съехались сюда в свое время.