Рассказы бывшего заключённого 6. Петровка 38

И так мне семнадцать с половиной, вечером двадцать пятого сентября открылась камера и мне объявили:
- Беляев на выход.

Взяв свои скромные пожитки (спасибо маме, успела принести мне курева и сменку), я прошёл по длинному коридору КПЗ во внутренний дворик отделения и шагнул в автозак.

В воронке уже сидели шесть человек, слава богу были свободные места, я поздоровался с арестантами и присел рядом с парнем примерно моего возраста. Кроме меня из КПЗ вывели ещё двоих арестованных, все погрузились и машина тронулась навстречу новой, неизведанной жизни....

Дорога в Сизо была утомительно длинной, машина колесила по всей Москве, иногда автозак останавливался, звучал скрежет открывающегося замка и к нам подсаживали новых арестантов. Словом, это была повседневная практика, обычно так каждый вечер тюремные воронки собирают арестованных правонарушителей закона.
В итоге внутри стало душно и тесно, машину плотно забили людьми, многие задержанные ехали стоя, упираясь руками в потолок, удерживая равновесие и наваливаясь на сидящих при каждом резком тормозе или повороте.

Через полтора часа машина остановилась и конвоир сидевший по ту сторону решётки объявил несколько фамилий, ехидно процедив:
- Приготовьтесь на выход, ваша станция Бутырка.
Как ни странно я не услышал своей фамилии и подумал:
- Ну конечно же, меня повезут в Матросскую Тишину, там сидят малолетки.

Воронок тронулся и спустя минут сорок новая остановка и охранник назвал мою фамилию. К моему удивлению больше никого не вызвали.
Оказавшись в тускло освещённом коридоре, отделанным замусоленным желтоватым кафелем, я осмотрелся и почему то подумал:
- Как-то не тянет это заведение на Матросскую Тишину..
И оказался прав, это было ИВС (изолятор временного содержания) и находился он на территории Петровки 38.
- Зачем меня сюда привезли?
Раздумывал я...

Да дорогой мой читатель, такое случается, иногда вместо тюрьмы на несколько дней тебя могут забросить на Петровку и со мной случился именно этот сценарий.

На сборке меня продержали около двух часов, здесь было намного строже, чем в КПЗ. Сперва шмон, раздели догола, присядки, фото в профиль и фас, затем отвели в душевую, выдали старый затёртый соплями матрас с одеялом, алюминиевую кружку с ложкой и после тщательной повторной проверки отвели в камеру. По времени была глубокая ночь.

Камера была не более десяти квадратных метров, в углу за метровой перегородкой располагалась обшарпанная параша и умывальник, вдоль всей камеры у окна деревянные нары, обеденного стола не было.

На нарах сидел седовласый мужчина лет пятидесяти, интеллигентного вида, видимо его разбудил жуткий скрежет замка.
- Дядя Боря.
Представился он.
- Располагайтесь молодой человек, нам придётся некоторое время проводить вместе в этих хоромах. У сокамерника явно было хорошее настроение, видимо одиночество в камере достало его, а тут как-никак собеседник.

В итоге мы проболтали часов до четырёх ночи, но сон потихоньку стал одолевать моего сокамерника и через некоторое время послышалось негромкое сопение.

Из разговора с дядей Борей я понял, что он частенько посещал места не столь отдалённые. Он рассказал мне, что если меня привезли на Петровку, то стало быть будут колоть по полной.
- У ментов много нераскрытых висяков и они всегда ищут жертву, чтобы повесить дела на чьи-то добрые плечи.
Говорил Дядя Боря

Узнав у меня, что я состою на учёте у психиатра, он посоветовал мне, подкашивать под дурачка на допросах, особенно здесь на Петрах. Мотивируя тем, что как правило менты не любят связываться с невменяемыми, так как на таких трудно вешать нераскрытые дела.

 На другой день, через час после утренней кормёжки, меня выдернули из камеры и провели в следственный корпус. Мы долго спускались вниз, наверное пять или шесть этажей, не меньше.
- Знаменитый Петровский подвал
Мелькнуло у меня в голове.
- Дядя Боря был прав.

В допросной сидели два опера в черных костюмах, лет тридцати от роду, с хитрыми лицами. Говорили они мягко, вкрадчиво и убедительно. Не прошло и пяти минут, как мне сходу стали вешать кражи табачных ларьков, совершенные в нашем районе полтора года назад. Опера мастерски подводили меня к тому, что эти кражи - моя работа.
- Теперь не отвертишься парень, у нас есть свидетели и скоро тебя ожидает очная ставка.
Говорил видимо старший из них, с угрюмым, вытянутым лицом.

Мне так же пояснили, что я могу сделать явку с повинной, тем самым облегчю свою незавидную участь, срок мне дадут небольшой, если буду сотрудничать со следствием, а иначе получу на полную катушку, шесть лет. Такой потолок был в УК РСФСР за кражи государственного имущества.

Вспомнив наставления дяди Бори я решил избрать тактику шизоидного дебила и стал нести какую-то пургу, связанную с голосом в моей голове. Заявил, что он категорически мне запрещает подписывать бумаги и тут же стал требовать, чтобы мне мне сделали укол магнезии, так как у меня внутричерепное давление и голова может лопнуть в любую минуту.

Продолжая вопить о своём состоянии, я сообщил оперативникам, что состою на учёте у психиатра и стал требовать встречи ним.

Они явно не ожидали такого поворота, стали изучать моё дело, прочли выписку от врача, подшитую дознавателем Гудилиным ещё в КПЗ.

В следствие моих выкидонов их напор ослаб и меня сопроводили в камеру. Вдогонку я услышал:
- Подумай малой, а то завтра отправишься в Матросскую Тишину к малолеткам.

Вечер за разговорами с дядей Борей пролетел незаметно и хотя я был достаточно просвещён от своих дружбанов по району, все время расспрашивал его про тюрьму, знает ли он как вести себя на малолетке и т.д.

Дядя Боря сказал:
- Завтра этап на тюрьму, попытайся попасть сразу на больничку, там небольшие камеры, сидят по три-четыре человека. Тебя посадят к малолеткам, там и адаптироваться легче, наберёшься опыта и поймёшь, что и как.

Мой бывалый сокамерник научил меня, как сделать мастырку, чтобы стопроцентно попасть на больницу с подозрением на гонорею.
 
Утром следующего дня, перед этапом, я загнал тонкую полоску мыла размером в пол спички в канал пениса, протолкнул мыло как можно глубже и стал готовиться к этапу на тюрьму.
 
Дядя Боря предупредил меня, что нельзя мочиться до тех пор, пока не продемонстрирую свою "проблему" Лепиле (так в тюрьмах называют врачей).
 
И вот Матросская Тишина, нас гоняют по сборке, собралось человек шестьдесят. Отпечатки пальцев, фотки, фас и профиль, присядки, проверки...
 
На осмотре у врача, лепила спросила меня:
- На что жалуешься?
Я опустил глаза в пол и в полголоса проговорил:
- Доктор, мне кажется, что у меня гонорея.
Посмотрев на меня пустыми глазами, докторша с ухмылкой съязвила.
- Ну что, давай, доставай свой прибор, посмотрим, что там у тебя.

За несколько часов мыло в канале размякло и превратилось в сгусток белой пены, похожей на гной. Я лишь немного сдавил пенис и пена с радостью вышла наружу.

- Ооо..., да у тебя триппер пацан!
Заявила лепила.
- Будем тебя лечить.

Меня вели по длинным коридорам Матросской Тишины, то и дело слышалось клацанье ключей в дверях между пролётами. За время дороги встречались арестанты, вертухаи сопровождавшие их, баландёры развозящие маринику по камерам, женщины в зелёных кителях с красными полосками на погонах. Все это напоминало огромный, слаженный механизм, систему расчеловечивания, работающую без сбоев и по своим законам.

Дело было сделано, план дяди Бори сработал. Меня вели в больничный, инфекционный корпус следственного изолятора Матросская Тишина.