К проектированию шахматной автобусной остановки

Вообще внешнее проектирование автобусной остановки - что может быть проще?
Остановка – это место, где причаливает и отчаливает автобус с пассажирами.
Говоря о проектировании остановки сы имеем ввиду не саму автомагистраль, а то скромное крошечное сооружение, в котором путники прячутся от дождя и ветра во время ненастья томясь в ожидании автобуса.
Версий этого сооружения великое множество.
Но я напираю конкретно на само укрытие. У нас в Урае как бы утвердилась простая прозрачная форма: параллелепипед: две боковины, закрытый стеной тыл и крыша навеса. Простенько и со вкусом.
На всякий случай я рискнул сфотографировать одну для общего понимания. Не претендуя на полноту.
Около моего детского садика, в котором я приобщаю малят к шахматам, остановок с навесами пока нет.
Дорого и сердито. Ведь это фантастические вложения!
А мы всё ещё никак не осилили простенькую Алую Ладью на Конде поставить. Ну там, где Колосья впадает, а Конда выпадает. А тут грандиозный замысел: расписные стеночки сделать на вновь соор3ужаемых укрытий для старцев, типа меня, убогого. Я знаю, что не доживу. И потому вот тут тихо сам с собою мечтаю о несбыточном. Чтобы, значит, самые маленькие, абсолютно бесплатно приобщались к великому и прекрасному, к разумному, к доброму и вечному, когда меня уже совсем насовсем не станет.
И как прежде, гуляют по городу люди
И как прежде, машины гудками манят
Будет всё в этом мире! Конечно же будет!
Но уже никогда в нём не будет меня…

Но «не надо ребята о песне тужить!»
Даже уже и не знаю: моя ли она, Гренада?
Миша Светлов во мне и для меня один из самыз светлых поэтов!
А вы знаете, как он доживал свой век?
Нам со сцены филармонии в Свердловске (был! Был такой город!) рассказывал великий чтец Эфрос.
Я только одного видел человека, который мог посоперничать с Эфросом. Он выступал у нас в ДК имени Ф.Э. Дзержинского. И звали его Ни Ли.
Свою лекцию о международном положении он начал так:
- Усаживайтесь поудобнее! Я не люблю, когда скрипят стульями! А читаю я долго!
Как он читал!
Зал то замирал от интриги и восторга, то врывался хохотом. Овации были долгими и абсолютно заслуженными. Вот вспомнить конкретные места его выступления я по прошествии лет не в силах.
Эфрос рассказывал лет на пять раньше.
Но кое-что из сообщенного им я помню как сейчас.
Например цитату из Багрицкого.
Но самое замечательное – это повесть о последних днях Михаила Светлова. Цитирую по памяти пытаясь передать самую суть.
Он был одинок! Совсем одинок. А ведь он был живой классик! Его «Гренаду» сдавали на экзаменах!
Я «Гренаду» Светлова знал наизусть с девяти лет.
Школьной программы я не знеал. Я потом вообще бросил школу! А вот «Гренаду» любил. Её при мне однажды дядя Миша читал засыпающему Жорику.
Читал, естественно, наизусть. В нашей семье все всё знали наизусть. Семья большого уральского писателя!
Мама вообще читала наизусть сотни поэтов. Сотни! Маяковского - всего! Есенина - всего! Ви последние годы она вела на областном радио литературные вечера. Всё-таки лучшая ученица великой Зингры.
Был вечер. Тусклый свет настольного абажура. Жорик смотрит на папу, а Миша читает ему нараспев:
«Мы ехали шагом! Мы мчались в боях!
И яблочко-песню держали в зубах!
Ах песенку эту доныне хранит…»
Я боялся дышать!
Я просто врос в эту песню-сказку.
Я схватывал на лету!
И вот теперь на сцене филармонии великий Эфрос сочно рассказывал о последних днях человека, написавшего это чудо!

Итак: Светлов был одинок.
А его всюду приглашали на различные праздники, торжества, поминки…
Это был особый миг для хозяина дома:
- сегодня с нами … торжественная пауза, - Михаил Светлов!!
Таким образом Светлову обеспечивались пища и вино. Ежедневно. Мимо любой кассы. А когда всем уже выпили и закусили, хозяин праздника ласково обнимал Мишу и говорил:
- Ну, Миша! Давай!!!
И все ждали от живого классика, которого они все наизусть учили в школе, какого-то экспромта.
И Миша «давал»! Точнее - выдавал!
Многие годы по стране бродили выданные им тексты.
И жили своей отдельной жизнью.
И были у меня в голове отдельно Светлов и его «Гренада», и отдельно сотни маленьких «выданных» им текстов «за хлеб и вино» в ситуации полнейшего одиночества!
И мне и в голову не могло прийти, что вот это как раз и есть тот самый Светлов!
И так они и расстались: старый одинокий несчастный великий поэт и его крошечные изумительные поэтические открытия!
Эта трагедия старого мужчины меня потрясла до глубины души.
Сам я долго жить не собирался.
Всё говорило за то, что «не бывать тому!»
И болезни, и то, что мужчины в семье границу «пятьдесят» не переходили.
А уж характер…
Сегодня я смотрю на свои проекты шахматных остановок и понимаю: это то, что «выдаю» я. Но никто не поит меня вином. Да и нельзя мне. Да и не пью я с детства. Только по чуть-чуть. По капельке. Ну и на поминках. Но уж тогда чистый спирт 96. Никто не зовёт на торжества. В «классики» я не вышел. Живой и никому не нужный!
А остановки эти… это мои крошечные шедевры.
И когда всё то хорошее, что реально было в Союзе вернётся, власти поймут, что каждая личность имеет право кое-что знать и уметь не за деньги, но абсолютно бесплатно!
Однажды мой любимый композитор Шаинский по телевизору сказал, обращаясь чуть ли не к своей юной фее: « Дорогая! Мы прорвались не на телевидение – это всё несерьёзно! Мы прорвались в святая святых!
Мы прорвались в рестораны!!!»
Моя мама читала стихи наизусть.
Мой папа играл на всех инструментах, умело руководил музыкальными коллективами, писал музыку! И мама, и папа долгое время выступали на концертах вместе!!!
В самом начале жизни мне Бог послал мой собственный музыкальный коллектив. Это был наш школьный ансамбль «Кентавры».
Состав (что скрывать? Уже всё в былом!): Лёня Морозов, Юра Пучинский, Вова Кузьмин и мой друг солист Юра Мещеряков.
И был такой вечер, когда группе впервые предложили обслужить областную встречу колхозников в центральном ресторане города – «Доме крестьянина».
«Кентавры» пригласили меня с собой. Ведь я писал им тексты песен. В основном они пели песни «Битлз», но и кое-что своё. В том числе и на мои тексты.
Так что в тот вечер мы «прорвались в ресторан»!!!
Нам выделили отдельный столик и моё личное знакомство с миром настоящей живой музыки состоялось! И оно того стоило! За один этот вечер я узнал о себе, о нас, о стране, об искусстве больше, чем за всю остальную жизнь!
Да! Это святая святых!
Шаинский! Бесконечно мудрый Шаинский был бесконечно прав!
Колхозный слёт области проходил в каком то официальном зале города. А в шесть вечера ресторан «Дом Крестьянина» широко распахнул свои двери и мощный поток награждённых передовиков и председателей колхозов вломился в зал!
Тут надо отдельно рассказать об убранстве столов ресторана ДО открытия дверей.
Приборы. Чаши с фруктами. Фужеры. Рюмки. Стопки. Белейшие салфетки. Сверкающая сталь приборов. Минералка. Соки. Какие то приправки и присыпки в роскошных вазочках и кувшинчиках и по центрам столов массивные ряды бутылок с коньяком, водкой, винами…
И когда поток празднующих свой слёт победителей областных и районных состязаний в надоях и уборочной страде наконец ворвался в зало и разместился по местам, мой ансамбль грянул заготовленное вступление из «Битлз» на чистейшем английском, и когда через три минуты они завершили я обнаружил, что весь этот зал абсолютно пьян!
Вся масса напилась за три первых минуты!
И вот тут и наступил момент истины!!
И открылось мне великое тайное знание!
Зал желал!!
Вся эта масса колхозников и колхозниц желала!!
И хлеба и вина было в избытке.
И снующие официанты не позволяли водке закончиться.
А масса желала … танцевать!
И там я впервые ясно ощутил эту власть массы в ресторане.
И осознал, что именно умели делать в совершенстве и моя мама, и мой папа.
На их концертах в зонах сидела мрачная изнурённая и разъярённая масса зека.
И они обращались к артистам.
Они просили!
«Жди меня!»
И мама читала им «Жди меня» Симонова.
Всё. Три раза. Полностью. С чувством.
Так, словно читает перед казнью.
Перед тем как упасть расстрелянной!
И зал мужчин с невероятными сроками рыдал, когда она читала. Зал молчал и давился слезами!
А потом кто-то просил: «Я убит подо Ржевом»
И мама читала «Я убит подо Ржевом! В неизвестном болоте. В пятой роте, на левом, при воздушном налёте! Фронт горел не стихая, как на теле рубец. Я убит и не знаю: наш ли Ржев наконец!» и зал снова давился.
А потом зал просил: «Калинку»! и папина группа великих музыкантов играла «Калинку»!
Боже мой! Как они играли!
Вам такого сейчас не услышать.
Ведь это были фронтовики, реально воевавшие и реально смотревшие в лицо Смерти!
И сидевшие в зале зека тоже смотрели смерти в лицо. Прямо тут и сейчас.
И зал мог сказать: «Девятую сонату Бетховена» и они начинали играть! И скрипка, и фортепиано! Без нот!
И не было музыки, которой бы они не знали!
А залы просили вновь и вновь: «Мне в холодной землянке тепло»!
И вот мы сидели в «Доме Крестьянина» и к столику подошёл огромный грузный в роскошном галстуке и фантастически белой накрахмаленной рубашке мужчина и ласково спросил: «А «Синий платочек» можете?» И они, слава Богу, смогли!!!
Всё! Другой музыки в этот невероятный вечер больше не было! «Кентавры»! Мои «Кентавры» играли и играли платочек. И колхозники, пьяные в стельку. В дрободан, в немогу танцевали и плакали! Пили водку, и снова танцевали, и снова плакали!
В ресторане мир прост и жесток.
Сыграй нам «А белый лебедь на пруду»… И ты обязан именно это играть и петь. И петь так, чтобы выпивший больше положенного плакал.
Ресторан – это исполнением наи разрыв аорты ограниченного контингента востребованных душою песен!
Не можешь играть без нот, не знаешь контингента наизусть – тебе тут не место!
И чувства! Чувства! Больше чувства!
Выкладывайм всё, чтог умеешь!
Всё, что имеешь!
Ты для живых людей поёшь!
Для меня, сука, поёшь!

Каждый из нас имеет свой личный бюджет времени в жизни. И существенная часть этого бюджета – наши дети. И рано или поздно, но хотя бы раз в жизни родитель хочет заказать для своего малыша или для своей малышки такое угощение - шахматы.
 Мне посчастливилось понять: я разобрался, как это реально должно быть устроено – шахматный всеобуч.
Не формальный. Не платный. Не школьно-поурочный и уже в том порочный! Поскольку в реальном шахматном всеобуче мы имеем дело с абстракциями высшего рода (о чём мы ещё попытаемся поговорить попозже), каждый микроконтакт с игрой должен быть предельно кратким и предельно лёгким. И это нужно делать вне урочных систем.
И автобусные остановки – идеальное место!
Постоял. Посмотрел. Погрузился. Не устал. Не испытал ни унижений, ни отвращения.
Легкий неквербальный изящный микротекст!
Крошечная игра с самим собой.
Солнечная загадка.
Догадывайся сам!
Сам!
Всё сам!
Как те короткие стихотворения Михаила Светлова!
Как в ресторане жизни: вы крикнули: «Шахматы можешь?» А я ответил: «Подано!»
И каждый имеет право на знание некоторых вещей, поскольку они – базовые единицы великой и древней культуры!
И вот о проектировании этих самых «стихов Светлова» я, живой пока еще педагог, и веду с вами свою несуразную речь.
Да!
Длинно!
Да!
Ужасно витиевато!
Но пока ничего лучшего вокруг меня на эту тему никем не придумано!
Может я для того всё это и рассказываю, чтобы вы сказали однажды: нет, Алексей Алексеевич! Я сделаю всё это по-другому! И тогда флаг вам в руки! Дерзайте!
А пока остановимся на двух боковых стенах сооружения.
Версия А. Просто рисуем шахматный символ с диаграммы.
Если Конь, то коня, если Слон, то слона, если Ладья, то Ладью, если Король, то Короля.
Версия Б. Изображаем содержание понятия «в натуре»: рисуем живого коня в полный рост а то и отливаем скульптуру  в технике великого Клодта, рисуем корабль с парусами - настоящую ладью!
А вместо символа Слона изображаем боевого слона в битве при Заме!
Ну а то, что я называю «содержанием погружения» я уже отобразил в серии материалов.