Тиндер и Москва
В день весеннего равноденствия я встречал весну в парке и дошел неожиданно до ромашково. В самом разгаре был лыжный марафон. Я шел по лыжне, без лыж, щурясь на солнце долгожданной весны. Я чувствовал отчужденность на этом лыжном празднике жизни. Приходилось проваливаться по пояс в сугроб, чтобы не мешать марафону. Мне это напомнило Альпы, 7 лет назад на своей первой дороге на пике Монженевро, уже на территории Франции, я затесался с огромным рюкзаком и тюками в гущу лыжников. Я тот же странник, я как всегда не в мейн стриме. И это не то чтобы мой выбор, это данность моей жизни, я всегда иду своим путем.
Тиндер и Москва лишены романтизма и душевности. Москва слезам не верит, - доносится пьяный вопль из толпы, спешащей с работы домой, в переход, в метро, в вагон, в небытие. Попав в район Дубровки, меня поглотила эта людская волна азиатщины, степей монгольских. Я потерялся, не смог найти клуб, в котором был концерт, на который у меня был куплен билет. «Нечего выпендриваться, пост на дворе, что за модный концерт». Будто вся азиатская пестрота сконцентрировалась в районе дубровки. Пекарни, шаурмы, кипит базар. Трудно живется многим в этом городе, сюда едут, чтоб заработать копейку. Столько одиноких душ, жаловаться и жалеть здесь не принято. Тепло, душевность и открытость не в моде. Жесткость и жестокость. Сила. И Путинское барство современной российской элиты, пошлость и зависть, все это превратило человека застойной эпохи в карикатуру. Все те, кто отправной точкой своего благополучия имеют путинские времена, эти люди они бессовестны, соглашатели со злом. Все эти песни пляски и застолья на берегах нищей России. «Дайте нам самим решать кого сажать, кого унижать, кого убивать, кого обделять и не лезьте в нашу внутреннюю политику.» А за закрытой дверью плачет женщина и ребенок и муж вымещает втихаря свою злобу, свою неудовлетворенность на ближних и этого никто не видит. Здесь все варятся в одной грязи, в одном болоте. И из гордости делают вид, что все прекрасно, что здесь все у всех хорошо. Что жизнь удалась. Но сколько же здесь людей, и всех их любит Бог. И улыбающуюся узбечку, и мужичков, серых и невзрачных, и конечно инвалидов, и убогого странника, затерявшегося среди миллионов человеческих душ. Меня будто окатила волна человечности, любви к этим людям. Залитые закатным солнцем старые башни Симоновского монастыря, что на улице Восточная. Восточным востоком к темному западу притекох. Великий Пост, заупокойная вечерня, а я как монах везде один и на крыльях своего одиночества.
Острота чувств со временем хоть и уходит в тень, будто утекая в небытие, но все же оттачивается и становится словно ножи истины. super power to give makes power to take week, makes it fake. Мне нравится, когда что-то заканчивается. Когда привыкаешь к изобилию, становишься скромной и не такой расточительной как раньше. Все есть всегда и много, не надо бежать, чтоб успеть схватить пока есть.
Чтобы встретиться с кем-то на мосту, надо сначала встретиться со своим прошлым, - в старом доме, на берегах новой весны. Поймать за хвост всех пьеро минут. Посадить дерево, воссоздать дом, вырастить крестного сына. Возможно надо было встретиться сначала с тобой, попытаться встретиться новыми, начать все с нуля, упереться в равнодушие, в бесконечность, упереться лбом в твою простоту и неискусность, в беспамятство и невежество. И все же иногда мне снятся твои горячие уста и я молюсь за твоих предков, но это ничего не меняет. Солнце светит осторожно, вдруг сегодня на том же мосту я встречу тебя и мы узнаем друг друга, и все начнется с начала, не завершившись никогда. А быть может сегодня я встречу нового человека на этом ветреном мосту, и это будет кто-то совсем другой, и это буду возможно не я.
Карта таро солнце, которую я успел выхватить из окружающей действительности, поймав ее на заставке чьего-то телефона, лежащего на скамейке у входа в туалет. До сих пор не могу понять, - она была перевернутая, или лежала боком. Свадьба или мирный развод. Старший футарк. Первичные коды вселенной, клавиши бытия, - подчиняются Верховному Творцу, создателю гармонии вселенской. Верховному дирижеру. В каждой клеточке этого мира, в ней Бог, жизнь вездесущая, единый поток света, торжество мистерии.
А что если просто счастье есть... Дом, в котором ждут, уляжется ветер за окном. Музыки лучи просветят вселенную изнутри. А пока что лампы. Должен быть кто-то о ком думаешь. Кто-то, чью руку можно взять в свою. Богатство входит осторожно, как и любовь. Из Божьих атмосфер внедряться шаг за шагом в плотные слои атмосферы, монетизация секунд.
После безуспешной попытки вренуть тебя, наши отношения, вернуть нашу молодость, я наконец с легкостью отпустил тебя. Мы разошлись как в море корабли. Больше ничего нас не связывало. Но я все же не отчаивался найти кого-то, с кем можно было бы коротать одинокие вечера. «Смотреть телевизор. Make something normal.” . Возможно, желание быть как все, быть сверхнормальным вызвано не только одиночеством. Это присуще психопатам. Тяга к идеальности, к нормальности, которая для них недостижима. Потому как они перешагнули общестатистические пороги боли и жестокости и пребывают по ту сторону добра и зла. Но все же так хочется иногда, «чтоб все как у людей». Музей, кино, свидание. Дом, работа, заботы, немного затеряться в толпе, и вдыхать жизнь полной грудью. Дружить с соседями, иметь мечты, стремления, быть любимым. Пусть и особенным... Возможно ведь быть любимым. Итак, не найдя в тебе тебя и отпустив за ненадобностью, я стал искать вожделение и любовь и понимание в тиндере. Первый блин оказался комом. Мне уже стало казаться, что формат тиндера напрочь лишен романтизма, прописан по каким-то шаблонам — то есть в первое свидание дозволено то-то и то-то, во время первой беседы нельзя давать свой телефон. Во время первой встречи никто не сближается слишком. Хреновы границы. Дистанция. Личное пространство. Это так похоже на москву — некий кодекс, кому-то ведомый, кем-то созданный и культивируемый, кем-то соблюдаемый. И если не следуешь этому кодексу оказываешься за бортом. Но вот вторая попытка. Возвращение в свою молодость до смерти папы. 28 лет. Как это было давно, а с другой стороны я понимаю, мне был нужен кто-то 28 летний, потому что я сейчас вернулся к себе 28 летнему и у меня нет никаких точек соприкосновения с одногодками, одноклассниками. Они зануды, немного завистливы, так как упустили жизнь, почти что списанный материал, как это не прискорбно. А 28-летние — сродни мне, моим чаяниям, планам, желанию познавать, учиться, созидать. Мы говорим на одном языке. На английском. Все время. Это переносит нас в атмосферу Европы — непринужденной, свободной, позитивной, открытой, доброжелательной. Мы обсуждаем русский авангард, искусство 20 века. На нем печать темного рока, но выбиваются твои любимые башенки к свету, Лентуловская мозаика, сотканная из куполов и крыш. Немного грустная, немного не отсюда. Белая реальность чистоты.
И все же, пишу без ответа, в пустоту одинокой Москвы. Уже было почти я ощутил холод когтистой лапы, как всегда это бывает здесь в этом окольцованном городе одиноких. Но выглянуло солнце, засветили лампы во все стороны света, в бокале красное вино, где-то ангелы летают и немного грустно и немного хорошо. Отдание Благовещения. То дождь то снег то солнце. Переработка невыраженных чувств в солнечный свет. Кто сказал, что есть граница? Кто придумал этот кодекс одиночества, кодекс карьеристов и амбициозных одиноких душ? Даже если я успешен, хотя это не так, я всегда помню про низы, протянутые руки в сырых переходах между мирами успешных и состоявшихся и мирами одиноких, потерянных, ищущих, уязвимых. И где-то в промежутках между мирами проходит мой путь. Такой давно забытый триумвират — вино, безгрешность, ангелы, девы. Беспечный союз. Здесь в этом доме пустом, словно выжженное поле, трава не растет. Будто неволя, добровольная. Старых ошибок груз — расплаты за чужие грехи, возможно здесь в контексте этого жилища я отдаю больше чем получаю. Кто-то получает больше, чем я отдаю. Хотя, с каждым днем, с каждым новым глотком вина и солнца тает старый лед. Но какие же все здесь скучные и прилизанные. Соглашатели со злом, служители велиала, я буду чесать против шерсти это чудовище и оно воспрянет из мертвых.
Люди закрываются от ущербности. Им кажется, что у них есть что-то, чего нет у других. На самом деле, у других золото, а у них медь. Своей закрытостью они не защищают себя, а обделяют. Они провинциалы, посягнувшие на святыню мирового древа, глашатаи, которым навеки будут зашиты рот и веки.
Как быстро забывается зима, забывается все, пески времени заметают памяти следы. А может просто все вокруг спят и живут в иллюзии. Поверхностно, беспечно и бессмысленно. Зима моя была тоже словно в полусне, но мне жаль, что она прошла, и мне не хочется забывать ее так быстро. Она мне была по нутру — и снега и морозы и метели и пустота ночных заиндевевших улиц. Словно немое кино. Все те же клише, и их быстрое развинчивание. Да, зима, несмотря на бездвижность и оседлость была зимой развинчивания клише. Мирный обоюдный развод, новое начало. Облекаюсь в броню цифры, доспехи благ материальных, придаю внимание деталям. Как всегда не стыжусь поднять бумажку с пола и слушать ветер улиц. Как быстро забывается зима, умирает одиночество, вчера мы были небесными, в старых помятых пальто, сегодня мы ступаем как никогда быстро, будто летим, ангел не упал а просто на время сошел к людям и к их дочерям. Карты конкретизируют пути-дороги. Императрица. Тайна. Когда же проснутся люди и вспомнят, что была зима? Когда же я вспомню, что я воин? А вокруг даже не мирные жители, а прилизанные мажоры.
Модные места хороши тем, что в них можно почувствовать дыхание новой эпохи. Правда, уже ведь нет ничего нового, пока что, мир захлебнулся в цикличности потребления, мы перепотребляем. Все лучшее, что было создано, появилось минимум 20 лет назад. Сплошной ресейл. Не трендовые места хороши тем, что в них можно затеряться в своей вселенной. Видеть всех, при этом оставаясь невидимым. Я пытался сбежать от тебя, от мыслей о тебе, попил пива в немодном подвале, я думал, что это все плотность мыслей в моем старом доме, но дом не виноват, это чувства. Я не могу забыть про тебя.
20 лет спустя оказаться в местах юности, в районе нашей школы. Пройти через двор 30 дома, где было так много выпито, пережито, обоссанные нами подъезды, несчастные родители детей, живших в этом доме, у которых мы прогуливали школу. Первые влюбленности, страдания, несвободы, комплексы. Почувствовал ли я что-то? Нет. Насильно вывезенный из Таллина, оторванный в юности от любимой родины, я так и не прижился в этом окольцованном городе. Сейчас я вообще здесь чужак — среди этих снобов, карьеристов, сильных людей, завистников, несвободных и жалких. Мы встретились с тобой у пешеходного моста через реку в районе Сити. Ты там работала. На 40 этаже одной из высоких башен. «Мне нравится чувствовать этот ритм большого города, когда я иду после работы и вижу спешащую толпу, я в своей тарелке». Да, красиво, немного пустотно, безлюдно. На той стороне реки, где сейчас башня, в которой ты работаешь, я когда-то увидел полыхающий огонь и соединился с ним, а через него с этим миром. Мы тогда были с Л1. Меня пригласили на высокооплачиваемую работу, я сделал ошеломительную карьеру. А теперь — пилигрим, одинокий непризнанный гений без инструмента, без органа, который не звучит в стране чужих, глухих и слепых, шел вдоль реки навстречу со своей новой пассией, с которой он познакомился в тиндере — пространстве цифровых бездушных циников. Возможно, я снова кого-то создал, я увидел твою тонкую белую душу, но потом я наткнулся на стену, на закрытые двери этой души. Возможно ты уже была слишком взрослой, чтобы меняться.Ты делала карьеру, ты была амбициозной, независимой, и не знаю входили ли в твои планы отношения любви доверия, заботы, нежности и открытости. Я купил тебе кофе, ты всегда любила попить кофе on the way take away. Это для тебя ассоциировалось с праздником, с дозволенным удовольствием, с наступлением тепла. А еще ты бегала, принимала участие в массовых забегах. Задавала странные вопросы, на которые я не знал ответа, вопросы плоские и заводящие меня в тупик своей изначальной безысходностью. Я так много пережил за этот недолгий период влюбленности. Способна ли ты понять меня? Я знаю этот город изнутри, я был здесь, молодым и влюбленным, когда ты только появилась на свет. Этих башен и в помине еще не было. И карьеристов не было и власти денег и амбиций. Я прошел путем звезд, я вернулся сюда, нашел здесь тебя, пробившись сквозь цифровую броню, вернулся к точке отсчета, и ты была моим проводником. И ты была моей музой. И даже если ты не готова открыться мне навстречу, я конечно не хочу одиночества, но я готов смириться с твоим выбором. Мне кажется тебя пугает, или даже отталкивает романтизм, чувственность, откровенность. Мне казалось, что ты open minded. Еще мне казалось, что между нами что-то стало происходить, на невидимом уровне. И вдруг бац и стена. И этот шквальный ветер. Почти что ураган. Я не знаю, готова ли ты, хочешь ли ты понять меня. Ведь для этого надо меняться. Для этого нужна душа. В прошлый свой длительный приезд в Москву, год назад, я был в Сити, сидел в самом высоком баре Москвы. Один, с бокалом шираз и с видом на город в старый новый год. И будто с каждым разом сужаются кольца полетов вокруг окольцованного города М. В этот приезд мне удалось то, что не удалось в прошлый. Я окончательно освободился от привязанности к первой любви. Я почувствовал себя готовым для новых отношений. Я вычистил дом. Я немного зарабатывал, но тратил больше, при этом чувствовал себя богатым. Возможно эта система под названием having не работала в моем случае. Так как я клятвопреступник и изгой. Добровольно взваливший на себя бремя скитальца, Агасфера. Я не знаю что будет дальше. Выпала руна райдо. Это моя дорога. Под звездами. Выпало Солнце — на рассвете оно будит пилигрима, а на закате убаюкивает его после дня пути. Выпала Императрица — сакральная магия. И скорее всего все эти встречи — они нужны для чего-то. Если кто-то согласится пойти со мной до конца.
Свидетельство о публикации №221071700520