Время первых

Сделать резец каждый может. Ну почти каждый. Даже Волк, у которого одну руку по локоть отгрызли собаки. Он приспособился удерживать камни ногой.
Подберет хорошую слоистую заготовку, возьмет колотун, сядет у костра, зажмет болванку между стопами, и давай ощеп срубать – только искры летят.
И такие ладные и тонкие резцы у него получались, что некоторые и двумя руками бы не сделали.
Так вот, к чему это я. Резец сделать может каждый, а вот то, что я сотворил никто и никогда еще не делал и вряд ли сделает.
Но если рассказывать, то с самого начала, а то непонятно будет.
Все началось с того, что на дне речки попался мне удивительной красоты плоский камушек. Сам темный, а середина с белым пятном. Захотел я его вытащить, потянулся, да и упал в реку. Камень завертелся и покатился вниз.
И вот пока он вертелся, я заметил, что белое пятнышко в самой середине камушка ожило. Оно вдруг то больше стало, то меньше. Взял я камень в руки – ничего не увеличивается. Посмотрел с другой стороны, там пятно чуть меньше и тоже не увеличивается. Я еще раз перевернул – пятно больше стало. И тут я сообразил, что если быстро крутить камень, то пятно будет меняться в размерах. А если вместо пятна на камне что-то вырезать? Например, оленя. На одной стороне он стоит так, а на другой стороне – ноги поднимает. Если камень закрутить – олень пойдет. Оленя нарисовать – много труда не надо. Палка, палка, кружок, вот уже и олень готов. Палки покороче, кружок побольше – уже не олень получается, а бизон.
Я ж еще придумал дырку в камне просверлить и раскручивать его на кожаном ремешке.
Ух какие живые камни получились!
Я и с оленем сделал, и с хомяком, и с бизоном, и с трясогузкой. Дети и женщины целыми днями крутили камни – никак насмотреться не могли.
Однорукий Волк даже ворчать на них начал:
– Уставились в эти камни, как змеи на птиц. Ничего не делаете, бездельничаете. Травы не собираете. Шкуры солью не засыпаны.
Но ворчать-ворчал, а сам по вечерам нет-нет да покрутит камешек, который я специально для него сделал. А ведь Однорукий Волк был самым старым в семье. Он пережил зим столько, сколько пальцев на руках у трех охотников, включая его самого.
Как-то одна из сестер, подарила один из живых камешков той, что ушла в семью за рекой, а та в ответ принесла нам глину необычайного красного цвета.
Женщины обрадовались, конечно, и тут же обмазали головы. И такая настала в семье красота, что все мужчины тоже захотели красные волосы. А те делиться не хотят.  Оставшуюся глину спрятали и не говорят куда.
Мужчинам, то есть нам, обидно стало. Мы поругались с женщинами и сказали, что уйдем в родильные пещеры – родимся обратно и не будет у них в семье больше мужчин. Раз глины не дают, пусть попробуют без нас жить.
Как сказали, так и сделали.
Встали и пошли. Идем медленно, не торопимся, ждем, когда женщины одумаются, попросят остаться, потом глину с волос соскребут и нам отдадут.
А они и не думают просить нас остаться. Трясогузка с Уточкой даже смеются.
– Идите, идите, – говорят. – Рождайтесь обратно. Нам только свистнуть, табун новых мужиков набежит.
Нам совсем обидно стало. Мы еще тогда двух пацанят с собой забрали.
– Раз вам большие мужчины не нужны, маленькие тем более, – сказал Однорукий Волк.
– Идите, идите, – кричат женщины и смеются. – От страха только не помрите, когда предков увидите.
Идем к женским пещерам и разговариваем между собой.
Сильный Ветер больше всех хорохорится:
– Посмотрим, как они без нас проживут. В семье патков, куда сестра ушла, лишних мужчин нет. Там только трое копья поднимают, остальные еще дети. За мужчину ей пришлось драться с четырьмя патками. До ближайших свободных мужиков свистеть нашим женщинам дней десять ходу, а то и дальше. И идти надо либо через волчье логово, либо через пещеру того, кого нельзя называть.
– Верно говоришь, – поддержал его Молодой Бизон. – Поживут без нас недельку без свежего мяса и поймут, каких мужчин потеряли.
– Ты еще молодой, – проворчал Однорукий Волк. – Ты только две охоты назад смог поднять копье и забить оленя. И ты еще не можешь понять, что женщинам легче самим начать охотиться, чем признать свою неправоту. А они неправы были, когда такую красивую глину отказались нам дать.
– Что за жизнь у нас, у мужчин, – принялся сокрушаться Сильный Ветер. – Весь день спишь как убитый после тяжелой охоты, вечером делай резцы для женщин и наконечники для копий, а ночью опять на охоту. А женщины что делают? Днем спят, ночью спят. На охоту не ходят. Гуляют по округе, собирают корешки да листья, болтают, смеются, делают украшения  – вот и все их дела. Ну сходит она раз в год в родовую пещеру за ребенком. Это не сравнить же с тем, как мы каждую ночь на охоте жизнью рискуем?
– Верно говоришь, – кивнули головами мы, хотя, охоту за сусликами и зайцами рисковой не назовешь.
Но я понимал, говорили мы так больше не для себя, а для малышни. Должны же они понимать, чем жизнь мужчины от женской отличается.
За этими разговорами быстро поднялись в гору и подошли к темному провалу пещеры.
Я почувствовал холод, исходивший изнутри и повел плечами. Лезть внутрь сразу расхотелось. Но не отступать же, когда на тебя смотрят и малышня, и бывалые охотники. Одернув меховую куртку, я шагнул внутрь следом за Одноруким Волком и ворчуном Ветром.
Дождавшись, пока глаза привыкнут к полумраку, мы стали оглядываться.
На твердом каменном полу пещеры были разложены черепа предков нашей семьи. Их было много, больше, чем пальцев на руках и ногах. Разные черепа. Маленькие, большие, целые и расколотые пополам. Все они лежали в самом дальнем углу, за белой линией из толченого мела.
Их приносили сюда потому, что именно отсюда появляются все люди. Во всяком случае люди нашей семьи.
Когда сюда приходили рожать женщины, они выбирали один из черепов, брали его в руки и просили предка вернуться с их помощью. Если предок соглашался, у нас в семье появлялся мальчик или девочка.
– И что нам теперь делать? – поинтересовался Молодой Бизон. – Как родиться обратно?
Сильный Ветер развел руками:
– Конечно, им-то рожать легко. А нам как всегда теперь думай, что делать.
– Видите это? Белую черту насыпали тут неспроста, – проговорил вдруг Однорукий Волк, тыкая пальцем в полосу мела. – Она для того, чтобы предки не убежали из пещеры до того, как за ними придет женщина. А раз те, кто не родился – за чертой, значит и нам надо туда.
И вот тут мне стало страшно. Ведь за черту клали тех, кто уже не мог ни ходить, ни есть, ни охотиться. И вообще в эту пещеру только женщины ходили.
– А вдруг, когда мы перейдем черту, тоже такими станем? – дрожащим голосом спросил один из мелких.
И я был благодарен ему за такой вопрос. Потому что мне, как охотнику, спрашивать такое было нельзя.
– Глупости, – сердито ответил Однорукий Волк. – Такими становятся, когда на голову камень падает, или волк шею перегрызет. А в пещере ни волков, ни камней над головой нет.
И мы перешли черту.
Сидим и ждем, что дальше. А ничего не случается – скучно. Мелкий вдруг интересуется:
– Мы в живот женщине обратно влезем, когда она рожать придет?
Сильный Ветер закашлялся. Представить себе, что он влезает обратно в живот женщине – оказалось слишком сильным потрясением. Он повернулся к Однорукому Волку и спросил:
– Неужто в живот надо влезать? Мы же там не поместимся. Да даже безымянные мальчишки туда не влезут. А? Как мы рождаться обратно будем?
Волк почесал в затылке и пожал плечами:
– А я и не знаю как.
– А чего ты тогда нас сюда завел? Э… – Сильный Ветер махнул рукой. – Волосы белые уже, а язык во рту без ума болтается, как трава на ветру.
Он встал достал плошку с шерстяным фитилем, плеснул в нее немного топленого жира из бурдюка и зажег светильник.
– Посмотрим-ка, что это за пещера.
Я с Молодым Бизоном присоединился к Ветру. Вчетвером мы обошли сначала ровную площадку у входа, а затем пошли вглубь. Постепенно потолок пещеры становился все ниже и ниже. Кое-где нам даже приходилось ползти на четвереньках. Иногда казалось, что вот-вот упремся в стену, но дрожащий огонек светильника указывал, что где-то есть еще большая пещера.
Так и случилось. Очень скоро добрались до большой пещеры. Она была такой огромной, что огонек от светильника казался в полной темноте маленькой одинокой звездочкой.
– Здесь есть кто-нибудь? – спросил у тишины Однорукий Волк.
Из темноты послышался гулкий шепот:
– Есть кто-нибудь?
– Кто там? – испуганно спросил я.
– Там? – услышали мы в ответ вопрос.
Малыши испуганно прижались к нашим ногам. Вскинув копья мы, напряженно всматривались и внюхивались в темноту. Но ни живыми, ни мертвыми людьми или животными тут не пахло.
– Это, наверное, предки, – решил наконец Волк. – Они тут живут. Мы пришли куда надо. А вы говорили, что у меня язык без ума.
– Эй, мы пришли, потому что я всех сюда привел, – не пожелал признать его правоту Сильный Ветер.
– Мы пришли, – просто сказал я, потому что не хотел, чтобы и они теперь поссорились. – А теперь что будем делать? Ждать, пока женщины нас не родят заново?
– Нет! – решительно воспротивился ворчун Ветер. – Не хочу, доставлять женщинам такое удовольствие. Рожусь сам!
Тут засмеялись все, даже мальчишки. И духи были согласны с нами и смеялись тоже. И тут я заметил на стенах лошадей. Больших, красивых и вкусных.
Они мчались, высоко вскидывая копыта, а вожак, скосив глаз, посматривал на нас – незваных гостей.
– Смотрите! – вскрикнул я. – Да тут их целое стадо. Тут и люди есть с копьями. Это охота.
Ветер приблизил светильник к стене и мы замолчали, разглядывая бешенный галоп лошадиного стада.
– Видел я рисунки, – прошептал он, не скрывая восхищения. – Но чтобы такие… кажется, что лошади могут соскочить со стены и растоптать нас.
– Это женщины рисовали? – спросил один из мальчишек.
– Никогда не слышал, чтобы женщины рисовали, – качая головой, ответил Однорукий Волк. – Хотя ожерелья и браслеты они знатные плетут.
– Это все от безделья, – ворчливо буркнул Ветер. – Если бы женщины охотились как мы, у них не было бы желания такое делать.
– Красиво же, – не согласился с ним Бизон.
Я поддержал его.
– Правда красиво, – сказал я и снова в голове будто светильник зажегся. – Знаете, почему женщины нам глину не дали? Они ею рисовать собирались!
Второй мальчишка, забежавший далеко вперед, присвистнул и подозвал нас:
– Смотрите!
Мы подошли и молча уставились на стену.
Через какое-то время, смахнув выступившую слезу Волк сказал:
– А я их бездельницами называл. Только посмотрите, это же я.
Он ткнул в однорукую фигурку, танцевавшую на убитой лошади.
– И я тут есть, – согласился с ним Ветер.
Мы все были там, на стене. И каждый из нас стоял рядом с убитой лошадью.
– Вот они как любят нас, – Волк все никак не мог успокоиться. – Что каждому по убитой лошади нарисовали.
– Давайте вернемся, – предложил Сильный Ветер. – Скажем чтобы глину оставили себе для рисования и вернемся.
– Давайте, – поддержали мы его.
– Нет! – вскричал я, потому что снова озарился идеей. – Мы не просто вернемся. Мы подарим им целую кучу красной глины!
– Где ты возьмешь целую кучу? – удивился Волк.
– Я пойду за реку и накопаю.
– Но это же чужая земля. Мужчинам туда нельзя.
– Я же маленького роста – подумают, что еще ребенок.
Думать долго не было времени. Вскочив на ноги, я бросился к выходу. Добежав до реки, в три прыжка перебрался на другой берег. Осталось только догадаться, где патки копают глину.
Наши женщины брали глину в овраге под горой. Наверное и эти тоже так делали. Я побежал в сторону горы и оказался прав. Под горой, в неглубоком овраге виднелась жирная красноватая земля. Я присел и принялся ковырять глину палкой из большой ямки. Добытые куски складывал в кожаный мешок у пояса.
– Ребенок, ты что там делаешь? – услышал я вдруг за плечом незнакомый голос.
Обернувшись, я увидел молоденькую патку. И такая она была красивая, что я даже позабыл, зачем тут оказался: ноги крепкие и толстые как деревья; лицо плоское как озеро; а на бедрах пояс жира. Такая, не моргнув глазом может три дня тащить убитого оленя, а потом еще спляшет обеденный танец.
– Глину нашу зачем берешь, чужой ребенок? – опять спросила она, поднимая с земли тяжелый камень.
– Для женщин, – ответил я. – Чтобы они в родовой пещере… они там хорошую охоту рисуют… – я заметил, что патка разжала пальцы и камень выпал из ее рук и решительно заявил: – Идем со мной.
Она рассмеялась, широко раскрыв рот, полный больших и крепких зубов.
– Как же – идем. Ты же еще маленький. Наверное, у тебя и имени еще нет.
– Я не маленький, я старше Сильного Ветра, просто не вырос. И имя у меня есть – Ясный День. А как тебя зовут?
– Солнечный Свет.
– Идем со мной Солнечный Свет, будем жить вместе.
Она опять засмеялась.
– Ты маленький. Наверное, только на сусликов и можешь охотиться. К бизонам побоишься подходить. А я бизонье мясо люблю.
И тогда я встал, гордо расправил плечи и сказал:
– Умелым может быть и охотник маленького роста. Главное суметь убить бизона. А руками ты это сделаешь, или как-то еще, не важно. Сейчас я уйду, но через две луны вернусь за тобой.
– Если вернешься, наши женщины закидают тебя камнями.
– Не закидают, – сказал я и пошел домой – Я пришлю посланника. Жди.
С женщинами мы, конечно, помирились. И жизнь потекла как прежде для всех, кроме меня. Я только и думал, как бы вернуться и забрать Солнечный Свет. Но мужчины никогда не ходят за женщинами. Это женщины приходят к мужчинам.
Как изменить это правило? Как прийти за женщиной в ее дом и в то же время не сделать ни шагу по ее земле? Надо послать того, кто мог бы передать мои слова. Но кого? Послать птицу или животное – его убьют и съедят. Значит надо послать такого, кого нельзя убить – неживого. Неживые копье и камень. Но их не докинуть до дома патков. Значит нужен неживой, который может двигаться. Неживые двигаются только когда их толкают или тянут. А значит нужен тот, кто будет толкать или тянуть. И я вдруг догадался – камень! Он будет падать и тянуть за собой посланника. А чтобы он падал медленно, его надо привязать к веревке.
Я целыми днями пропадал в лесу. Бродил между деревьями – искал ровные палки и выбирал самые круглые большие орехи.
Выпросив у женщин самые тонкие и самые длинные веревки, взялся за работу. Пусть я маленького роста и руки короткие, но не зря же прозвали Ясным Днем. Ни у кого в семье не бывает таких ярких вспышек в голове, как у меня.
– Говоришь, Солнечный Свет, руки у меня короткие, что тяжелого охотницкого копья поднять не могу? – шептал я, наматывая веревку на три связанные в виде горы палки. – Ну что, что руки короткие и к бизону не могу близко подойти. Я его с десяти шагов забил. Взял палку с сучком, уложил на него копье, концом в рогульку уперев, кинул и бизону прямо в глаз попал. Говоришь, меня женщины камнями закидают? Это мы еще посмотрим.
Много дней я выпрямлял палки, думал над тем, как приспособить к ним круглые орехи, чтобы крутились они каждый по отдельности.
А по ночам трудился я над бизоньей лопаткой. Сначала вырезал её – Солнечный Свет. Я очень старался, чтобы она вышла такой же красивой, как была на самом деле. И даже как она смеется нарисовал. Внизу нарисовал себя – Ясный День, с протянутыми к ней руками.
На другой стороне лопатки я нарисовал волков – его и её. И нарисовал как волк втыкает в волчицу копье. Чтобы она никуда не могла убежать от него. А потом нарисовал, как я втыкаю копье в ногу Солнечному Свету, чтобы и она никуда не смогла убежать.
И вот, наконец, через три полных луны, я вышел из нашего дома. И со мною вышли все: и женщины, и мужчины, и дети. И мы пошли к реке, отделявшей нашу землю от земли патков.
На вытянутых руках я гордо нес своего посланника: три ореха, веревки, камень и две бамбуковые трубки – соединенные вместе. Поверх всего этого лежала разрисованная лопатка бизона.
Все спрашивали меня, что это и почему я иду в сторону патков. А я отвечал, что иду за женщиной.
– Как это, идешь за женщиной? – удивленно переспрашивали они у меня. – Мужчины не ходят за женщинами, женщины сами приходят.
– Это раньше женщины приходили в семью, – отвечал я. – А теперь не только женщины будут приходить, но и мужчины смогут просить женщину прийти.
– Как? Мужчинам заходить на другой берег нельзя.
– А нам и не надо будет заходить на другой берег. Это будет делать посланник.
Перейдя реку, я остановился у самого берега, не делая шага вперед. Семья патков тоже выбежала из своего дома. Мужчины бросились вперед с поднятыми копьями, а женщины остались у порога.
Я осторожно поставил своего посланника на землю. Камень, подвязанный на веревке, перекинутой через высокий сук, потянул вниз. Намотанные на бамбуковые трубки веревка стала разматываться. Орехи, закрепленные на палках, закрутились и посланник двинулся вперед сам по себе. Раздались испуганно-удивленные вскрики с обеих берегов. Паткские мужчины расступились, освобождая путь моему посланнику. И тот медленно, но, верно, стал подниматься в гору, приближаясь к их дому. Плотные витки веревки, намотанные на бамбуковые трубки, я кое-где раздвинул небольшими палочками. Из-за этого орехи крутились не всегда вместе, а иногда по отдельности и посланник мог поворачивать в разные стороны, обходить камни и даже идти назад.
Веревка размоталась почти до конца, когда первый орех ткнулся в её ногу.
– Я хочу жить с тобой вместе, как волк с волчицей! – прокричал я, указывая на посланника. – Смотри! Это кость бизона, которого я убил своим копьем, вот этими самыми короткими руками. а в доме лежит соленое мясо и ждет тебя.
Она нагнулась, подняла бизонью лопатку и стала ее рассматривать. Я заметил, как осветилось улыбкой лицо Солнечного Света. Она оглянулась на других женщин и показала им рисунок.
– Смотрите, как он хочет, чтобы ты пришла в его семью, – с завистью проговорила одна их них. – Вот бы и мне мужчина сказал, что будет любить как волк волчицу.
– Эй, – крикнула Солнечный Свет. – Ясный День сказал это мне!
– Подождите, – старый мужчина их семьи патков поднял руку. – А разве так можно? Разве может мужчина прийти за женщиной?
– А почему нельзя? – спросил я. – Мужчины не ходят за женщинами, потому, что им нельзя ступать на чужую землю. А я не ступал, я прислал посланника.
– Ну если посланника прислал...
Он посоветовался с мужчинами своей семьи и кивнул головой:
– Хорошо. Раз ты прислал посланника и не ступил на нашу землю, тогда можно.
– Пойдешь к нам, Солнечный Свет?  – крикнула с нашего берега Трясогузка.
И тут Солнечный Свет вдруг развернулась и забежала в дом.
– Неужели не хочет? – устали удивляться женщины из семьи патков и тут же спросили у меня, не хочу ли взять кого-то другого вместо Солнечного Света.
Сердце у меня упало куда-то вниз и едва-едва билось. Столько стараний – зря?
– Нет! Я никого не хочу, кроме Солнечного Света, – сказал я. – Я пришел за ней.
– Я пойду с тобой! – ответила Солнечный Свет, появляясь вновь.
Оказывается, она убежала в дом для того, чтобы нарядиться в свои лучшие украшения. Солнечный Свет надела набедренный кожаный пояс, расшитый ракушками. Пышные волосы на голове стянула плетеными ремешками с разноцветными перьями. А шею украсила ожерельем из птичьих когтей.
Женщина спустилась с пригорка, подошла к берегу, вошла в воду и подхватила меня на руки.
– Ну что, Ясный День, Солнечный Свет идет в твой дом, – сказала она и улыбнулась. – Показывай дорогу.