Подлинная и правдивая история...

Подлинная и правдивая история, произошедшая в городке на Волге в непонятном году XX века

                «Фантазер» ты меня называла…
                строчка из известной песни

- Ну что? Водичка сегодня – что надо, - сказал Митрич весь в водяных брызгах и мелких каплях, в каждой из которых бегали солнечные зайчки.
Он ввалился в дверь избы и радостно отфыркиваясь быстро растер махровым полотенцем широкую спину и слегка загорелую грудь. – Вот так, Кузька, вот так, скоро поплывем! – приговаривал он, наливая из чайника подоспевший кипяток.

Уголок, считавшийся кухней, находился слева от входа в единственную комнату, пространство которой полностью заполняло весь объем постройки. Сам дом был широкий, приземистый, весь из толстенных брёвен крепко подогнанных одно к другому (деды ставили!).

Через широкие окна открывался почти морской пейзаж, водные блики скользили по стенам, а раннее солнце по-хозяйски наполняло весь дом теплом и неповторимым летним светом, в лучах которого, особенно после водяной свежести утра, хотелось просто сидеть, подставляя то одну ногу, то другую теплому потоку, неспешно попивая при этом утренний напиток под оптимистичным названием «Бодрость».

- Доброе утро, - внезапно сказало радио, - сегодня 18 июля, температура воздуха 32 градуса, уровень воды за прошедшие сутки поднялся выше нуля графика, с уверенностью преодолев его. Желаем хорошего дня.

Под звуки воскресной передачи заворочался и перевернулся на другой бок, дремавший на матрасике рядом с кухней Кузька.

- Хорошо тебе, - сказал Митрич в очередной раз проверив морской бинокль, висящий на гвоздике у широкого окна, а нам вахту еще нести. В любой момент можем отчалить.

Ожидание и беспокойство, характерное для всех путешественников, собирающихся в долгий путь, поселилось на улицах городка с тех пор, как приветствовавшее Митрича по утрам радио однажды сообщило, что на подходе «большая вода», что улицы превратятся в море, которое «по многочисленным просьбам трудящихся» дополнит существующий пейзаж.

Кто-то из жителей городка решил не откладывая уехать к родственникам, кто-то, как Митрич, просто ждал, как говорится, у моря погоды, а наиболее ушлые умудрились перетащить свои ценные вещи на самый верх колокольни, возвышающейся на главной площади. Говорят, одному мужику даже удалось насадить на ее шпиль сразу четыре колеса от любимой телеги.

Сама телега, осыпаясь изо всех щелей на землю прошлогодним сеном, стояла поблизости. Под ней в жаркий день обрели вполне себе прохладное место для отдыха местные коты, иногда лениво выскакивающие за голубями, которые ошалело прогуливались неподалеку.

Впрочем, грядущие перемены уже все чаще отзывались в разговорах жителей.

- Поплывем скоро, Матрена, не утони! - Шутили мужики в местном сельпо, заигрывая с веселой и обширнейшей своими размерами продавщицей.

- Я-то не утону, структура моя не позволит, а вам бы по пару пузырей в карманах держать надо, чтобы выплыть, если ко дну не потянут, - отшучивалась она в ответ, бойко отпуская те самые «пузыри» с волшебным национальным напитком внутри.

Самыми востребованными в сельпо товарами были в эти деньки мотки проволоки, веревки, гвозди, молотки. Очень многие, вооружившись этими нехитрыми инструментами и приняв «для творчества» содержимое купленных «пузырей» принимались за разбор своих жилищ, превращая их в аккуратные плоты. С приходом большой воды, плоты планировалось отправить с свободное плавание, чтобы уже на новом месте произвести действия прямо противоположные – то есть собрать дом из того, что доплыло до пункта назначения.

Некоторые оставались в своих домах и так и плыли, покачиваясь на волнах, пока течение не прибивало дом на какой-нибудь новой улице. Намокнувшая древесина тут же пускала корни. Кстати отсюда и пошло выражение "пустить корни на новом месте".
Так произошло и с домиком Митрича и Кузьки.

- Пошла вода! – обрадованно закричал Митрич.

- Тепленькая, - поддакнул ему еще пребывающий в остатках сна Кузька.

- Ох, и заживем скоро! Корни пустим, - стоя с биноклем в руках у широкого окна раскачивающегося на волнах дома, радовался Митрич.

Мимо проплывали до боли родные пейзажи: взмывшие вверх с центральной площади городка голуби кружились над колокольней с тележными колесами на шпиле, рядом покачивалась сама телега с потревоженными речной волной котами, которые выгибали спины, по-собачьи отряхивались и недовольно шипели.

Рядом с сельпо на надувном матрасе изо всех сил гребла руками продавщица Матрена.
Ныряя в гребни волн, широкими гребками сновали рядом с ней ее покупатели с пузырями в карманах, которые вопреки законам физики придавали им плавучесть и добавляли скорости.

- Поплыли! – Ликовал Митрич с биноклем на пузе. Мужики лениво махали ему в ответ.

– Видишь, Кузька, поплыли! Не врет физика: предмет, погруженный в жидкость не только вытесняет свой объем, но и объем этот может поддержать предмет. Как-то так, туды её!

Кузька не очень-то разделял эти взгляды. По правде, он и о физике-то имел весьма смутные представления. Но радость Митрича зашкаливала и давала повод для оптимизма.

- Живы будем – не помрем, - протянул Кузька, подходя к окну и с опаской поглядывая на приближающуюся волну.

- Девятый вал! Айвазовский! Видел Айвазовского? – неистовствовал Митрич.

И хотя Кузьма неоднократно видел эту и многие другие картины в репродукциях журнала «Огонек», который раз в месяц приносила добрая русоволосая почтальонша Зина, он предпочел промолчать. Он где-то в глубине души понимал, а может быть и знал точно, что все происходящее вокруг не случайно, что гребень высокой волны – это всего лишь повод увидеть за ним что-то новое, приятное. Как, например, розовощекую почтальоншу, каждый день разносящую почту и один раз в месяц – пенсию Митрича.

- Это новая жизнь, новая волна, понимаешь ты, Кузькина мать, - не на шутку разошелся Митрич, - понимаешь ты, перемены в любом возрасте они пользительны для организма!

Домик, несущийся по волнам, пару раз нырнул, на кухне звякнули стаканы, а оставленный на столе коробок с полезным и вкусным напитком «Бодрость» шмякнулся на пол, оставив рядом с собой короткий коричневый след. За окном проносились уже незнакомые пейзажи: какие-то острова, подсолнечные поля, изнывающие от полуденной жары люди рядом с палатками на берегу, резвящиеся у берегов дети…

- Широка Россия, но люблю я именно эту, среднюю полосу. Ведь это же средняя полоса? - вопрошал Митрич.

Кузька на всякий случай кивал, спрятавшись за занавесочкой, которая отделяла «публичную» часть комнаты.

А Митрич, поглядывая в бинокль, просто пританцовывал.

- Гляди-гляди, - кричал он,- какие просторы, и несет нас с тобой, Кузька, аки щепку в водоворот событий. И водоворот этот точно выкинет такой фортель, что жить станет нам еще лучше, еще веселее!

Перемены пейзажа не заставили себя долго ждать. За окном замелькали пригороды Москвы, пронесся речной вокзал с недавно водруженной на него золотой звездой кремлевской башни, домик поднырнул под мост и прямо по курсу засверкали совершенно новые, недавно только поставленные, рубиновые звезды Кремля, Красная площадь, закатное солнце отразилось в стеклах ГУМа, а поток несся дальше, мимо памятника Марксу, Большого театра, прямо по Петровке.

- Увидеть Москву и умереть, - усмехнулся про себя Кузька, а Митрич, словно услышав его мысли, парировал:

- Живы будем – не помрем! Все только начинается, уж ты мне поверь!
Москвичи, смытые несущимся потоком, смешно барахтались, некоторые старались уцепиться за сруб митричевского дома.

- Нечего-нечего,- приговаривал он, размахивая припасенным веслом, - ишь- ты – смычка села с городом, не пойдет! Чай, сами не утонете, тут мелко!

А домик, изрядно намокший, несся вверх. Добравшись до Столешникова переулка, вдруг резко дал вправо и остановился.

-Приплыли! - выдохнул Митрич.