Человек, которому не нужны были часы

          

        Каждое утро, каждый день  он подходил к унылому с виду,  цвета темно-серой мыши  зданию, такому же серому, как  и его жизнь—  без взлетов и падений, без ярких красок радости  и печали,  подходил,  дергал за ручку двери и  оказывался  внутри, в фойе, холодная  блестящая напольная плитка которого казалось, узнавала  подошвы его туфель, и с теплотой, словно старого знакомого,  встречала его, тихо, будто от  от удовольствия,  постанывая под его ногами, когда  он шел по направлению к лестнице.  С  трудом поднявшись  на пятый этаж, он заходил в кабинет, где помимо него трудилось  еще три человека, деливших с ним это помещение, вешал свою одежду на вешалку, стоящую углу комнаты, тщательно расправляя  ее на плечиках, будто бы  приглаживал  лохмотья на огородном чучеле, шел к своему  рабочему месту, садился за стол, на котором лежали аккуратно разложенные их хозяином разные необходимые ему для работы предметы,   доставал из верхнего кармана пиджака очки в роговой оправе, обязательно кхекал, прочищая горло и приступал к  выполнению  своих служебных обязанностей, которые он исполнял вот уже долгие 25 лет и в которых ничего не менялось, будто в пустовавший   долгое время  комнате, в которой мебель вся от времени и вообще -то  из- за ненужности или невостребованности была покрыта сплошь густым слоем пыли.               



         Но он аккуратно из года в год выполнял одну  и ту же работу, и даже казалось, что стул под ним был так же неизменен вот уже те же  самые 25 лет его службы в этом учреждении, как и его костюм серого мышиного цвета, который так же незаметно сидел на нем, словно он и его сумел поправить, как лохмотья на том чучеле.

       Яков Петрович был не только педантичен, но и пунктуален, причём  настолько, что по нему можно было сверять часы. Он никогда  не отступал от своего намеченного им  порядка и иногда даже казалось,  глядя на него и на то, как он ровно в 12 и ни минутой позже аккуратно закрывал рабочую папку, в которой только что, что-то тщательно записывал, сидя над ней в надетых очках в роговой оправе, хотя вполне мог их даже и  не доставать  из своего кармана пиджака,  а делать всё вслепую, исполняя свою рутинную работу изо дня в день,  в которой не появлялось ничего нового и это-то как раз   и устраивало его по всем статьям, потому и казалось, что случись что-то непредвиденное, ну, к примеру,  очки его не в верхнем кармане пиджака  окажутся, а в нижнем боковом,  или на лестнице здания, в котором он  трудился уже так много лет, вдруг не десять,  а на одну ступеньку больше станет в одном пролёте,   одиннадцать, а он, не считая, преодолевал каждый  день десять, и знал это,  и вот в таком случае у него, как у аутиста, и  случится приступ паники и Яков Петрович,  не сможет как ему положено в 12 часов положить закрытую папку в сторону, потом встать со стула, пройти,  не считая шаги, он знал их количество наизусть, как и те ступеньки в лестничном   пролёте,  к холодильнику, стоящему в дальнем правом углу рабочей комнаты, достать оттуда принесенные из дома пластмассовые коробочки с едой, снова, не считая шаги, ибо всегда точно знал сколько их было, прошествовать обратно к своему столу, кряхтя сесть на стул   и в течение двадцати минут,  и не минутой   больше,  и не минутой меньше, тщательно пережевывать свой обед, после чего ему полагалось уронить голову с осоловевшими глазами на грудь и задремать.

          Всего этого Яков Петрович мог не сделать, случись,   что- то непредвиденное, не вписывающиеся  в его ежедневное расписание, которое он исполнял по пунктам и по часам, на самом деле будучи и  сам давно человеком- часы, потому что сотрудники, его коллеги и товарищи по комнате,  давно заметив эту его особенность,  смекнули, что могут спокойно обходиться без часов, тех, что висели на стене почти под самым потолком, потому что ниже располагался портрет президента той страны,  в которой  родился и жил Яков Петрович, и на благо которой он работал,  выполняя свои немудреные служебные обязанности,  так вот часы над портретом главы государства совсем не нужны были, тем более, что вечно в них садилась батарея, а лезть  так высоко, подставляя себе при этом стул, никто не хотел,  и потому все держали равнение на Якова Петровича, а он  руку на пульсе времени, считая часы, минуты  и даже секунды, будто отсчитывал удары своего сердца, зная, что после дремоты на рабочем месте, когда все сотрудники, как и после окончания рабочего дня, срывались с места и на всех   скоростях бежали к дверям,   обгоняя друг друга, чтобы первыми оказаться у выхода, оставляя позади себя в опустевшем помещении уже крепко спящего,   будто филин на ветке  лесу во время дневного сна, человека- часы.   Ему даже  некогда было дожидаться пока Зинаида Ивановна, полная женщина его лет, доплетётся   до двери и вместе со всеми покинет данную территорию,  и потому его голова ровно- ровно в 12.20 резко, как по команде,  падала ему на грудь, чуть не стукаясь  и не пробивая насквозь грудную  клетку, всегда упакованную  в рубашку  с твердым воротничком и неизменно бледно-голубого цвета, потому что ровно через 30 минут, как советский разведчик   из культового фильма тех времен, он должен открыть глаза и в руках  у него до конца обеденного перерыва должна   шуршать газета, которую, приходя на работу и купив её  по дороге к офису  в киоске метро, он  обязан был прочитать от корки до корки, и в которой тоже по большому  счёту  ничего нового не было, если только всё  новое, которое хорошо забытое старое,  но  уложиться  во времени и в срок нужно было.

             В общем, вот так и   жил  этот  человек-часы  по имени Яков Петрович, 25 лет бессменно не только работая на одном месте, когда достигнув пенсионного возраста ему было предложено  его начальством, не тем человеком с портрета,  висящим  под часами на стене, выйти на заслуженный отдых, а так как для Якова Петровича это было сродни взрыва вулкана,  спящего уже долгие годы и не проявляющего сейсмическую  активность, что сулило ему тот приступ паники, свойственный при нарушении обычного и привычного порядка аутистам, то он продолжил с трудом переставляя  ноги, подниматься на пятый этаж и  выполнять ту же работу, что и всегда, но уже на общественных началах, что значит совершенно бесплатно или на безвозмездной основе.    За работу часами платить ему не стали.

         И  продолжил он,  родившись и живя в этой стране, в которой так же, как неизменен был Яков Петрович, почти всё  то  же время  на своём посту трудился  президент  этой страны,   а Яков Петрович тем временем вставал, шёл, поднимался, заходил, садился, кхекал и приступал, ел, пил, дремал, читал,  не важно что и о чем, как  и не важно,   на самом деле, что делал, сидя на стуле и уткнувшись в свои бумаги, которые тоже были всегда белого цвета, как и  мышино- серого цвета здание и такая же жизнь этого человека, прозванного коллегами  очень метко   человеком - часы, у которого для него самого шаг влево или шаг   вправо означал, если не наступивший наконец-то,  по сотому разу обещанный кем-то конец света, то катаклизм какой- нибудь точно,  ибо какие- то изменения в намеченном им самим   графике дня, а этих дней была вся его жизнь,  были для него всё  же  смерти подобны, ну,   а сотрудники, уже даже новые,  так и  продолжили определять  по его действиям время.

                И надо сказать,  ни разу они не ошиблись, глядя на то, как человек- часы идет к холодильнику, а они в этот момент почти бежали   по направлению к дверям, желая побыстрее  глотнуть свежего воздуха, оказавшись за пределами того здания,  где и они тоже  работали, но не делали из своей жизни запланированную рутину, от чего их жизнь, наверное,   превратилась бы в серость и унылость того огородного  чучела, что вечно, как и Яков Петрович,  стоя в одной позе,  охраняло  чьи-то ягодно-овощные насаждения,  за что ему не полагалось даже кусочка от того урожая, который он честно  спасал от врагов народа, но он продолжал делать свою работу, которая может,   и    была нужна кому-то и даже была полезна, но была такой же серой и унылой, как и  он сам.

18.07.2021 г
Марина Леванте