Дерево видений

           Маша ела грушу. Достаточно ли информативна эта вот, казалось бы, случайно явившаяся строка? Что за странный вопрос? – воскликнет иной впечатлительный читатель. Ему уже ясно, что ничего здесь не ясно. Действительно же эти три слова всей определённостью дают нам знать только лишь о том, что вот была груша и эту грушу поедала некая Маша ли, Мириам ли, или какая другая из рода женщин. Хороша ли была эта Маша- Мириам, а через её образ, и сама груша - или же не очень; и как в нашей таинственной Маше отражалась вся совокупность эмоций этой, происходящих от такой, на первый взгляд примитивной операции? – можно ли в данном случае рассчитывать на эмоциональную изобретательность читателя или же автору следует подготовить его к своего рода эмпатии некоторым своим многословием, отдавая себе отчёт о риске потерять при этом внимание этого, мне случаем посланного читателя.
              Таким, ошибочным - с точки зрения профессионалов от литературы – зачином своего очередного опуса, автор и сделал попытку оправдаться в глазах знатоков, и, одновременно, из гуманистических соображений, отвратить разборчивого читателя, как потребителя такого рода продуктов, ещё не избалованного страстью бредить, мыслимое множа, от мук вычитки строк, для него неудобоваримых.

              Теперь – о погоде. Начало мая у нас выдалось маловыразительным: ни существенного тепла, ни заморозков. Преобладают пасмурные дни, когда с небес на землю вдруг да падут, сменяя друг друга, вялые дождинки, среди них и снежинки закружат в воздухе, а то и застучат по земле крупчатые частые градинки; вдруг тучи разойдутся и солнышко обнаружит себя ласковой теплынью, да не на долго – разом налетит разбойный ветер и снова серая хмарь опечалит человека, уже совсем уж было готового поверить в приход весны-красны.
              Хорошо, однако, из окна своей уютной квартиры наблюдать за буйством природы! А наблюдая так, обнаруживаешь для себя странную картину: мощный чёрный котяра оказался против окна на высоком дереве, там, где выше – уже тонкая поросль молодых веток, способных выдержать вес только лишь птицы.
              Впечатлительная моя подруга первой обнаружила явление кота на дереве и тем была не на шутку растревожена. Продолжительное без движения пребывание чёрного пятна в развилке ветвей не согласовывалось у неё с представлением о живом. Призвав на помощь мой интеллект, сообща стали обсуждать возможные варианты. Нечто подобное  случалось и ранее – но тогда на дерево заносило из мусорного контейнера разного цвета очередной пластиковый пакет, который потом долгие месяцы кряду украшал вид из окна на родные просторы, оставляя в подсознании антитезу похвале улучшения городской среды.  Ныне же наше изношенное зрение всё-таки намекало на присутствие среди ветвей именно кого-то из семейства кошачьих. А его относительная неподвижность рождала в наших душах беспокойство – уж не беспомощен ли котик, и воспитана ли в нём способность слезать с вышины – а просто прыгать с этакой было бы рискованно даже для кошек. И так накрутила себя подруга, что уж было собиралась вызвать спасателей, в эти дни занятых подготовкой к прохождению парадным расчётом по площади областного центра. Да одумалась. А, так как на моё сочувствие в этих её переживаниях рассчитывать ей не было решительно никаких оснований, то позвонила соседке. А та в ту минуту находилась в пути на вакцинацию и обещала быть дома где-то через пару часов. Оставалось только ждать томительные минуты. Чтобы чрезмерно нам не переволноваться, я решительно опустил шторы на окнах, а сердечную свою подругу принудил смотреть телевизор. Мне же и без того было чем занять себя.
             Когда соседка возвратилась с вакцинации – дерево уж опустело.
             Однако, забавное это происшествие, из прошлого имеет продолжение даже и в настоящее тех дней. Вскоре после первого случая беспокойства за кошку, я увидел эту зверюгу, резво бегущую к дереву целенаправленной походкой.  У ствола она приостановилась и принялась кататься спиной по земле так, что даже я, игнорирующий вообще содержание животных в домашних условиях, узнал в кошачьих извивах борения страсти. Вот оно как! Между тем кошка совершила восхождение на излюбленное свое место. Вскоре за ней последовало существо кошачьего облика со взъерошенной шестью интенсивно рыжего окраса. Когда Рыжий по альтитуде поравнялся с Чёрным, то окрестности наши огласили их дикие вопли. Вопли эти всё продолжались и продолжались, пока Рыжий не покинул место действия. Чёрный же продолжал медитировать столько долго, сколько считал для себя достаточным. Завершив обряд, он покидал дерево до следующего раза.
             Сегодня же утром рано, при свете зари, концерт был продолжен с неослабной силой. Только теперь у дуэта появился зритель. Сорока-белобока уселась на ветке выше ораторов не в половину метра, но и не далее его. Три фута –вот вам расстояние от сороки до котов. Сорока же принялась на свой лад стрекотать, меняя положение своего тела разве только лишь для того чтобы рассмотреть орущих во всё более доступных ракурсах. Наконец, Рыжий, возвратился к другим своим делам. Сорока улетела. Но на её место уселся ворон. Видимо белобока наябедничала ему на возмутителей спокойствия.
            Ворон принялся делать угрожающие выпады в сторону Чёрного. Да тщетно! Чёрный невозмутимо медитировал в восточную сторону света. Тогда ворон принялся оглушительно каркать, поворачиваясь в разные стороны, видимо призывая на помощь соплеменников. Однако никто из них не отозвался на призывы к атаке. Да и то – ведь день 9 мая  только что прошёл и на мусорке ещё полным-полно было лакомой закуски от праздничных застолий горожан. Тут уж не до атак. Битва битвой – а обед по расписанию!
            Воинственный ворон в одиночестве сделал последнюю попытку устрашения Чёрного пикированием на него с широким размахом своих чёрных крыльев. Но не тут-то было. Невозмутимый Чёрный продолжал медитировать на восток.
            А я, странный для себя зритель этих сцен из жизни животных и птиц, сделался нездоров. Покой покинул меня, тело ослабело для решительных движений, а в сознании, на причудливых углях старины глубокой, вспыхнул яркий костёр.
            Теперь уж неведомой мне силой медитировать был принужден и я, да только в ту из сторон востока, которая в реальности была бы от меня в направлении запад-юго-запад, а фактически пребывала в памяти сказочной историей, условно относящейся к стране, населённой земными красавицами гуриями. Или, в обыкновении, персиянками.
            Воображаемый образ этих ли гуриЙ возбудили меня, или что-то иное тому виной, да только сделался мне жар. Будто бы зной летнего полдня застал меня во фруктовом саду, воздух которого наполнен благоуханием созревающих плодов и весь пребывает в таком сугубом напряжении, что отзывается в мир насыщенными вибрациями звука, какой обыкновенно издаёт рой трудолюбивых пчёл, сбирающих нектар со цветов обширных окрестностей сказочной страны.
            Видимо одна из этих вот пчёл и облюбовала мою горячую головушку, найдя в исходящих оттуда эманациях воображения некую экзотическую для себя сладость.

***

 
    -    Бдж-ж-ж! Бдж-ж-ж! - жужжит надо мною невидимая пчела.

-Чего ей надо от меня?
                Меня,
                ме-ня,
                м-е-н-я-я-Я.
                Я, который где?
Я - который уже Он.  А где же тогда и он, если его здесь нет?


-Бдж-ж-ж! Бдж-ж-ж! Он там, где не разу ты не был. Там, где привольно произрастают деревья, дающие сладкие, сочные плоды с тонким ароматом груши. Ты же любишь эти плоды?
- Да!
- А что тебе нравиться больше: плотоядно ли смотреть ли на их формы с насыщенным оттенком радости, или же сладострастно впиваться в нежную плоть плода и поцелуем втягивать в себя всю её сладость, такую прохладную, что вспыхивает внутри тебя костер желания остудить себя
новым сладким поцелуем. Что? Почему ты молчишь? Почему медлишь с ответом?
 -Бдж-ж-ж! Бдж-ж-ж!
- А можно я скажу, что и то и другое вместе и сразу?
- Ответ правильный. Отлично! -Бдж-ж-ж! Бдж-ж-ж!
- Прости, но я не знаю, как выглядит настоящее грушевое дерево. Иногда мне кажется он большим-пребольшим. Оно с густой зелёной листвой, среди которой изобильно, как ёлочные игрушки, развешены плоды. А случается думать, что мне нипочём не угадать его среди других плодоносных деревьев; и тогда я начинаю убеждать себя в том, что нечего и печалиться - ведь многое не дано нам познать в этом мире в отпущенные дни, а радость познания всегда при тебе...
-Бдж-ж-ж! Бдж-ж-ж!  Довольно умничать! Лучше послушай, что происходит
сейчас вокруг тебя.
- Да, я боюсь пока открыть глаза, чтобы не разочароваться в новом мире. Но я слышу топот детских ножек по земле, я слышу: то заливистый смех радости, а то горький плач от падения на бегу. Что это?
- Это дети Юсуфа и Мириам шалят в саду.
- А не напугает ли их моё присутствие здесь?
- Конечно же нет - ведь для них ты пчела. А дети, хотя и опасаются пчёл, но для них мы более привычны, чем даже звёзды на ночном небе. Ведь мы летаем днём, а ночью дети спят.
- А что хозяева сада?

- Юсуф - добрый увалень, простак. К этому времени появление на свет собственных детей изрядно притушили в нём восторги молодости. И теперь уж свои обязанности мужчины он совершает деловито, как возделывает мотыгой почву кормилец семьи. Хотя ему больше по нраву посидеть в
жаркую пору в тени дерева, послушать пенье трудолюбивых насекомых, да журчание струй в арыке, когда приходит его черёд принимать воду. А ещё больше занимают его мысли о природе вещей да плетение смыслов от них проистекающих. Когда спадает жара его раздумья прерывает крик Мириам, зовущей его к ужину.

- Мириам непоседа. Мгновенно, как синь-порох и страны китая, вспыхивает она, чтобы начать новое дело, да не успокоится пока не доведёт его до конца. И так с утра до ночи.
   Ночью Мириам не спится. Мирно посапывающий Юсуф уж больше не помощник её желаниям. А ум у Мириам тоже есть, да уж куда как прихотлив.    Уже отработана у неё идея встреч с хитрым соседом. Однако, тайные свидания с ним теперь уж не волнуют её сердце. Пресны и они стали, как лепёшки на скорую руку…
 …Меж тем светает. Скоро день наступит. А за хлопотами и забудутся грёзы ночи.

             Но так уж случилось, что именно накануне обычные размышления Юсуфа прервала Мириам. Она подсела к нему в тень грушевого дерева и сладким голосом, не без каприза, обратилась к мужу:
-Хочу - говорит - милый, скушать грушу!
            И всего делов-то! Юсуф протянул руку, чтобы сорвать ближайший плод.
- Нет, нет, дорогой! Хочу вон ту. И показывает куда-то туда, в самую середину дерева.
 -  Ну и ладно. Почему бы и не размяться - решается Юсуф и молодецки, с ветки на ветку, взбирается туда, куда указала Мириам. Действительно, груши здесь отменные. Но только лишь Юсуф потянулся за одной:
-Ай-я! Что ты делаешь с ней, бессовестный. Зачем прямо среди дня ты трогаешь её перси?!
-Что с тобой, Мириам. Какие перси?
- Как эта бесстыдница оказалась на нашем дереве, Юсуф? О, горе мне, люди - я обесчещена среди дня. Юсуф привёл блудницу и спрятал её среди ветвей нашего лучшего грушевого дерева.
-Тише, тише, не кричи так!
          И во мгновение Юсуф оказывается на земле. Вот он приобнял Мириам, и пытается успокоить её, лаская:
- Посмотри, ничего же нет на дереве, кроме груш. Наверное, это на солнцепёке тебе почудилось небывалое. Пойдём в дом. Там ты приляжешь, отдохнёшь, и видения оставит тебя.
           Как никогда послушна сейчас Мириам увещеваниям Юсуфа. Проходит совсем немного времени -  она снова занята делами дня.
-Да здорова ли, - всё думает Юсуф  - всё ли в порядке у неё с рассудком?


          А, между тем, пока Юсуф так озабочен душевным здоровьем женщины, она сама продолжает развивать свой замысел. Уже и в детали его посвящён вскользь здесь упомянутый сосед.

        Вот и опять наступает жаркий полдень. Мириам уже утомлена делами да жарой и снова увлекает простодушного Юсуфа к грушевому дереву. Тот же, озабоченный здоровьем Мириам, не смеет перечить  хитрой женщине.

           И в тени грушевого дерева он слушает продолжающиеся  упрёки в  своей неверности, и не находит убедительного решения как-то доказать ошибочность её  фантазий. Наконец, он предлагает ей самой убедиться в свойствах грушевой кроны. Покорная воле супруга, Мириам ловко взбирается в самую её гущу. И теперь уж Юсуфу предстаёт видение его удивившее: плетение ветвей и листьев там оборачивается образом мужчины - низко надвинутая чалма скрывает черты его лица, халат его распахивается, словно обнажая тело, из центра которого стремительно воздымается причудливый отросток; вот он вонзается в нежное тело Мириам (только бы он не причинил ей вреда!), от чего та весело смеётся и приветливо машет Юсуфу  своей рукой.

-Эй, вей, довольно! - кричит растревоженный Юсуф - это шайтан- дерево; оно множит непотребные видения; не будем более вкушать его плодов - пусть ненасытные птицы склюют мякоть груш, а семена унесут подальше от нашего дома, само же дерево да иссохнет, лишившись моего полива!

             Пока многоумный Юсуф так истекает своими проклятьями дереву видений, Мириам вполне исполнила свой замысел и теперь уж именно она успокаивает мужа - вся из себя нежна и покорна воле супруга, которого даровали ей небеса.

            А дерево груш? Оно лишено способности что-либо изменить в природе людских деяний и остаётся в ожидании своей участи, не зная греха.

  На этой многозначительной ноте прекращаю и я свои фантазии, проистекающие от вида дерева за моим окном, и сцен из мира живого, имеющих место быть там в некий час моих за ними не наблюдений, но созерцаний. На всякий случай загляну-ка я в комнату, откуда слышен смех моей подружки: от чего она там весела - телевизор ли её так смешит или дерево за окном?

18.07.2021 18:06