Загадка осенней ночи

Он сел на кровать в полном сознании, как будто вовсе не ложился спать в эту осеннюю ночь. Широко раскрытыми глазами он стал вглядывался в темноту, напрягая слух — ему показалось, что какой-то звук вырвал его из сна.

Но вокруг царила тишина. Тишина, плотной вуалью заслонившая все вокруг.

И в этой тишине, в этом мраке таилось нечто неизвестное. Нечто, что лишило его сна. И теперь он сидел, напряженно вслушиваясь и широко раскрыв глаза.

Рядом с кроватью стоял ночной столик, на котором вечером он оставил папиросы и спички. Он нащупал рукой пачку,.с наслаждением затянулся дымом.

Где-то за окном затарахтело проезжающее авто, а далеко, в нескольких кварталах залаяла собака.

Смяв окурок в пепельнице, он уже собрался снова лечь спать, но в углу комнаты, за темной глыбой шкафа, заметил во мраке чей-то силуэт.

Он сорвался с места и, подбежав к столу, зажег керосиновую лампу, окинул комнату пристальным взглядом, но не нашел ничего подозрительного.

На сосновом сильно потертом столе стоял стаканчик из-под горчицы с недопитым компотом. Дотянувшись, он осушил до дна холодную и уже не вкусную сладковатую жидкость.

Он не понимал, что с ним происходит, но осознавал, что ведет себя не совсем нормально. Ведь разбудивший его неясный звук, вероятно, имел вполне естественное происхождение. Может, это был крик ночной птицы, а может, удар ветра о стекло. Он удивлялся самому себе, что поддался панике, не имея для этого абсолютно никаких причин, но в то же время продолжал осматривать комнату в поисках таинственного нечто, несущего в себе угрозу.

В теле содрогалась каждая фибрилла мышц, каждый нерв. Он был уверен, что уже не заснет до утра, хотя понимал, что должен хорошо отдохнуть, потому что завтра его ждет тяжелый день.

Поэтому он погасил лампу и попытался поудобнее устроиться в постели, чтобы под сомкнутыми веками вызвать сон. Но тщетно. Под черепом у него роились тысячи самых разных мыслей, одна страшнее другой. Он сразу вспомнил все рассказы о призраках, которые слышал в детстве.

Он лег на живот, стараясь думать о чем-то другом, накрыл голову одеялом, но это не помогло.

Он так мучился с полчаса, а может, и дольше. Потом, разозлившись на себя, скинул одеяло, снова зажег свет и босиком поплелся на кухню. Здесь, в известном ему тайнике, в щели между комодом и стеной, хранилась непочатая еще литровая бутылка самогона. Он тут же достал ее, отковырнул пробку и, наполнив стаканчик до половины, залпом выпил. Во рту и горле разлился отвратительный вкус дешевого алкоголя. Он набрал полную кружку холодной воды из ведра и стал пить ее большими глотками, пока не перестало жечь в пищеводе.

Присев на кухонный табурет и уставившись в темное окно, он ждал прихода легкости и расслабления, что всегда наступали через несколько минут после приема самогона.

Но не дано ему было насладиться пьяным дурманом, потому что из спальни внезапно донесся резкий звук — реальный, самый реальный, отнюдь не плод воображения, напоминающий чем-то плач новорожденного.

Он сорвался с места. Плач не прекращался. Он почувствовал, как по спине забегали мурашки, а лоб покрылся холодным потом. Он не собирался немедленно отправляться на поиски источника этого странного звука. Он знал, что он до него не доберется. Откуда он знал? Этого он не мог объяснить. Просто знал…

Он вновь налил себе самогона, снова наполнил стаканчик, на этот раз до краев, и выпил жгучую жидкость в два или три приема.

Алкоголь оглушил его раньше, чем он ожидал. А с оглушением пришло и безразличие. Слегка пританцовывая, он вернулся в спальню и тяжело опустился на край кровати.

Он был пьян, у него кружилась голова, и ему хотелось смеяться над своими иррациональными страхами. Он посидел еще немного и рухнул в постель.

Тяжелый сон накрыл его внезапно, и хотя теперь тревожные звуки доносились с разных сторон комнаты, он уже не слышал их. Жена лежала рядом и тяжело похрапывала. Она неохотно сдвинулась на край кровати, почувствовав его присутствие.


* * *

Кажется, спал он недолго, потому что, когда он вновь открыл глаза, вокруг по-прежнему царила смолистая тьма. Он ничего не слышал, только ощущал чье-то присутствие в комнате. Или это была просто иллюзия?…

Нет, не иллюзия. Ухо уловило тихие всхлипывания и какой-то странный звук, напоминающий визг рассерженного кота, желающего прогнать неприятного ему человека.

Что-то громко ударило в шкаф. Потом еще раз и еще... Испугавшись, он резко подскочил. Голова страшно кружилась, а пересохшие рот и горло требовали воды. Ему хотелось встать, зажечь свет, посмотреть, что происходит, но он не мог. Какая-то чудовищная сила вдавила его в кровать. Однако это был не человек и не иное существо из плоти и крови. Казалось, каким-то непонятным, невероятным образом усилилась гравитация…

Вся комната сотрясалась от страшных ударов, наносимых неведомой силой по шкафам и стенам... Создавалось впечатление, будто весь дом дрожит до основания.

Он понял, что его жена тоже проснулась, но тоже не может, несмотря на отчаянные попытки, подняться с постели.

Приложив все усилия, он все же попытался встать. И, возможно, это ему и удалось бы, если бы не нестерпимая боль, пронзившая руки. Он даже услышал хруст ломающихся в предплечьях костей. И в тот же миг раздался жуткий, пронзительный хрип жены.

Он ничего не мог сделать. Боль обездвижила, буквально парализовала его.

А дом по-прежнему содрогался от ударов. Грозный стук теперь раздавался со всех сторон. И казалось, что солидноем, построенное немцами здание из красного кирпича. вот-вот разлетится на куски.

Он не помнил, как долго это продолжалось, потому что потерял сознание. Когда он очнулся, было уже совсем светло. Его удивила тишина, абсолютная, безмолвная тишина. И боль. Чудовищная боль в обеих руках. Он попытался пошевелить ими — не получилось. Он знал, что у него раздроблены кости.

Он повернул голову и краем глаза посмотрел на жену.

И в тот же миг он начал кричать, пронзительно, страшно, больно.

Она лежала рядом с ним, вся залитая кровью, с огромной раной на шее, с вырванным горлом. Она лежала затихшая и мертвая. И он даже не знал, как это случилось. Он был жив, хоть и искалечен, не в силах даже пошевелить пальцами рук.

Неописуемый страх сдавил его грудь.

Он не помнил, как выбрался из постели, как добрался до соседей. Он ничего не помнил. Единственное, что осталось в его памяти, это странные, тревожные звуки в темной комнате, стук и удары по стенам и мебели, и, наконец, этот кошмарный вид мертвой женщины с вырванным из горла куском мяса.

Он долго лечился. За ним присматривал фельдшер, который из Житомира попал именно сюда, в окрестности Вроцлава. Вот только фельдшер мало что умел. Плохо сложенные кости плохо срастались. Он владел руками, но с трудом.

С той ночи он всегда спал при включенном свете. Как будто бы свет мог спасти его. И вернуть его жену.


* * *

Описанная история произошла сразу после окончания Второй мировой войны, недалеко от Вроцлава. Никто и никогда не пытался разгадать эту, скажем прямо, жуткую, но интригующую загадку.

Милиция и органы безопасности тогда занимались другими делами. Местные чиновники даже не захотели выслушать рассказ искалеченного человека. Жену похоронили соседи. Без священника, потому что его еще не было в этом районе. Герой нашего рассказа, как только выздоровел, уехал в центральную часть Польши. Контактов с бывшими соседями из-под Вроцлава не поддерживал, потому что зачем?

Никто так и не записал свидетельства этого человека, это сделал лишь я, и то спустя много лет после смерти героя.

Когда он рассказывал мне эту историю, он был так взволнован, что казалось, будто несчастье случилась с ним только вчера, а не несколько десятков лет назад.

Жаль, что я не расспросил его тогда подробнее, но я не предполагал, что когда-нибудь опишу то, что услышал из его уст. Нынче же уже слишком поздно. Этот человек умер, и случилось это еще в конце восьмидесятых.

А я даже не помню, как его звали. Помню только имя — Станислав. Но сколько было Станиславов в то время?...

пер. с польск. М.В.Ковальковой