Мусор

      Геннадий, продрал глаза, облачился в пыльные чёрные брюки, голубую рубашку и торопливо выбрался из подсобки. Опоздав на час, надо было спешить на уборку. В голове картинкой возник участок: Садовое кольцо, газон, внутренние дворики, и как всегда переполненные контейнеры под аркой. Как будто он нанимался сюда подбирать мусор… Надо взять бачок, метлу, лопату, веник и тащиться на надоевшее место.
                Что за жизнь? Каждый день вставать в пять утра, пилить через весь город на метро и убирать человеческие отбросы. Понятно, другие дворники из-за квартиры держатся, да имеют пять-шесть халтур, приберутся ещё где-то, и – полтинник в карман. А ему что за радость? Ни квартиры не дали, хоть он прошёлся по всему начальству, просил, умолял, что жить негде, требовал; ни заработка, за весь проработанный месяц смехотворный аванс. До получки десять дней, а в кармане лишь на три поездки в автобусе. Халтурки все схвачены дворниками-старожилами. Занять не у кого. Что есть и где ночевать одному богу известно. Засада.
               Подметая тротуар, он судорожно перебирал варианты жилья. Идти не к кому. Кому-то надоел, к кому-то не пойдёшь. Подруги нет.
               Подъехала мусоровозка. Вместе с водителем прицепили контейнер к рычагам. Мусор исчез в пасти кузова, разбросав повсюду остатки. Переплётные отходы, пластмассовые и железные банки, овощные очистки, арбузные корки, картон, коробки, пыль, грязь валялись по всему тротуару. Он, тяжело разгибая радикулитную спину, смёл отходы в угол, и часть закидал в контейнер. Чувствуя, что задыхается, вышел из-под арки и заподметал возле домов. Приятный бодрящий ветерок обдувал вялое от постоянного недосыпания лицо.
               Краем глаза он заметил прошедших мимо солдат, что-то нёсших. Сухие листья, слегка намокшие от ночного дождя, послушно вырастали в ровные кучки под его метлой. Забив и уплотнив бачок, он понёс его к контейнерам, думая в который раз, что надо где-то  добыть тележку, а не напрягать каждый раз пуп. Хотя, какая разница! Скорее всего, он завтра уволится. Какой смысл надрывать сердце, а деньгами лишь оплачивать затраченные калории?
               Возле контейнеров он замер, не веря глазам. Они были переполнены коробками из-под бытовой техники и предохранительным пенопластом. Ведь только что пустые были! Пришлось залезать наверх и прыгать, утрамбовывая.   
               Подошли солдаты со скомканными коробками. У всех за погонами торчали пилотки.
               - У вас есть разрешение на выброс? – напустился Геннадий на самого глупого с виду.
               - А? Нам приказали. Не знаем.
               - Откуда?
               Солдаты указали на магазин, примыкающий к банку. Геннадий направился туда по заляпанному грязью тротуару.
                Из дверей ему навстречу вышла женщина, полная, крашенная.
                Солдаты сразу исчезли.
                - Вы платите за мусор?
                - Нет.
                - А что же выбрасываете?
                - Коробки не наши.
                - А солдаты?
                - Тоже. Они, кажется, вон из той организации. Там «Инкомпанбанк». Но они, я слышала, платят вашему управлению за мусор. Да, точно платят.
                В это время мимо прошёл Серёга, коллега по метле, бывший баскетболист, поздоровался, поинтересовался:
                - Как у тебя с квартирой?
                - Отказал начальник. Всё. Не знаю, стоит ли оставаться. Впишешь на сегодня?
                - Подумаю, после планёрки отвечу.
                И по ухабам побрёл вдоль строящегося фундамента.
                - Серёга! – крикнул Геннадий вслед. – Узнай: «Инкомпанбанк» платит за мусор?          
                - Сам узнай!         
        - Меня бригадир заморочил контейнеры подчистить. Я не иду на планёрку.
       Снова метла в болящих от постоянной нагрузки руках. Шур-шур, влево-вправо. Монотонность успокаивает нервы и отупляет. Такое отупление даже нравится – меньше думается.
        - Геннадий! Кто с тобой ругался?
       Сзади появился Ракиф, бригадир, небритый коротышка-азербайджанец.
        - Никто. Просто я хотел узнать: имеют ли они право на выброс.
       Ракиф, не слушая, заглянул в контейнер, присвистнул и замахал руками:
       - Идём! Знаешь, где это?
       Возле банка, как зелёные жуки-вонючки, суетились солдаты. Они заполняли коробки из-под компьютера всякой отслужившей срок канцелярской всячиной.
       Ракиф гладиатором приступил к делу.
       - Эй, прекращайте мусор таскать!
       - А ты кто такой? – выскочил вперёд белёсый старшина с кирпичным лицом.
       - Если будете таскать – будут неприятности…
       На шум вышла полногрудая женщина, лет сорока, одетая в стильный костюм с шортами, с крестиком на шее.
       Ракиф, не сбавляя тона, обратился на неё:   
       - Заберите свой мусор.
       - Мы же вам платим.
       - Ничего не платите.
      Та с удивлением посмотрела на бригадира.
       - Так! Больше не носите, - распорядился тот. – Иначе, у вас будут неприятности.
       Ракиф с Геннадием вернулись обратно к спортплощадке. Их догнал кирпичный старшина с криком:
       - Эй! Это у тебя будут неприятности. Ты будешь иметь дело со мной!
       - Хорошо! – отозвался бригадир. – Сейчас увидите. Геннадий, зови ребят.
       - Хорошо! – ответил старшина. – Подходите сюда к часу дня.
   
      Переодевшись, Геннадий перекусил в «Лакомке» на последние деньги. Пошёл в читальный зал, взял отложенные пособия для абитуриентов. Сел за последний столик. Сосед по ряду мирно спал, уронив каштановую голову на стопку евангельской литературы. У него был такой обряд. Приходя, он занимался часа два, затем столько же спал, снова занимался около часа, наконец, с удовлетворением сдавал книги. Иногда просто размышлял, грызя ногти, переглядываясь с читателями.
       В животе Геннадия урчало. Он путался в омонимах и антонимах. Открытая методичка вопросов для поступающих казалась ему сейчас глупой и ненужной. Он думал о деньгах.
        Позавчера он пришёл к Алефу, певцу и актёру, который играл главную роль в его любительском фильме, и сказал как есть, мол, вложил последние в рулетку, всё просадил, занял ещё, опять проигрался, кредиторы взяли за горло, надо где-то отсидеться, впиши на недельку. Тот, понимая, что Геннадий влетел из-за их проекта, на который собирал деньги, впустил его на квартиру.
        Сюда приезжали хиппи со всей страны. В первый день «протележили» с утра до вечера, обсуждая сценарий. Приготовили плов. Потом пришла восемнадцатилетняя хиппушка Таня, переводчица. Переспала с Алефом, вернулась на кухню.
        - Что у тебя там такое вкусное?
        Цыганские глазёнки блестели послелюбовным утомлением, губки горели от голода. Она сунула пальцы прямо в тарелку Геннадия. Тот никогда не жил в тусовочных «флэтах» и повёл себя «напряжно».
        - Наложи себе сама.
        И убрал тарелку. Она снова потянулась руками в плов. Он снова чуть убрал. Не дотянувшись, она расплакалась и убежала. Остатки плова Геннадий выбросил прирученной хиппами крысе.
        Появился Алеф.
        - Хочешь песню послушать? Сегодня ночью сочинил.   
        Внешностью бард подражал Христу. Много любил, пел, пил и мнил о себе. «Я более духовная личность, чем ты…» Геннадий на него не обижался. Алеф здорово помог на съёмках, собрал группу, написал песни для фильма. Хотел славы. Потому обольщал музыкантов, как женщин, уверяя, что они – гении. И они сыграли в их картине.
       Разговаривал Алеф своеобразно. Язык – сплошь коктейль из хиппового англо-русского коктейля. И вот заиграл:
    - Нашу любовь вы назвали порнухой,
      Наши мысли – приход сатаны,
      Наш стиль жизни – одной лишь разрухой,
      Наши флаги из старой джинсы.

      Всё равно мы придём, как цунами,
      Всех, кто не с нами мы выкинем в ад,
      Мы царим над вашими умами, 
      Гимны пропев на наш роковый лад!    
 
       Геннадию шёл тридцать шестой год, и он уже не чувствовал себя революционером. К тому же хиппи давно сошли. Не дождавшись аплодисментов и отыграв песню, Алеф спросил:
       - Что? Заморочилась Татьяна на тебе? Я заметил, мои женщины не в восторге от тебя. Чувствуют, что не пипловый.
       Его женщиной была и Алиса, еврейка с психфака, хозяйка этой квартиры. Она не пользовалась спросом у мужчин, была страшненькой. Поэтому жила лесбиянкой с Татьяной. После расставания с партнёршей, из-за одиночества ударилась в хиппи, открыла свой дом музыкантам, актёрам и просто «пипловым». Её дом стал перевалочным караван-сараем для неформалов. С Алефом прекрасная чистая дружба иногда омрачалась постелью. Что делать? Хочешь жить в доме – живи и с хозяйкой. Когда они всю ночь прокувыркались перед носом встающего в пять утра Геннадия, Алиса случайно наткнулась на его взгляд. После чего, дала понять через Алефа, чтоб убирался. Бард, правда, подсказал место, куда податься. Там работал бывший баскетболист Серёга. Его тоже изгнали из «флэта» за дурную привычку колоться в публичном месте, где только приспичит.
       После ночёвки у Серёги в общаге под тяжёлый рок и сплошное иглоукалывание, идти туда больше не хотелось.

       Чувствуя, как путается в отглагольных существительных, Геннадий поднялся со стула, мысленно пожелал соседу-евангелисту успешного снолечения и вышел, оставив книги с тетрадями на столе. Неужели, и в этом году он не поступит в Литинститут? Мечта детства откладывалась.
       В коридоре он стал подниматься на второй этаж, но его сразу окликнул молодой, небритый вахтёр.
       - Вы куда?
       Геннадий указал наверх.
       - Куда, спрашиваю?!
       - Потом спущусь и скажу.
       Вернувшись из туалета, он продефилировал к вахтёру, наклонился близко к уху.
        - Я ходил на второй этаж. Туда, куда и ты ходишь. И все ходят. Я тут каждый день. Понял? А ты, наверное, недавно работаешь?
       - Давно. Нам не разрешают, чтоб на второй этаж ходили.
       - А куда ходить?
       Вахтёр изобразил что-то неопределённое.
       Геннадий вышел на улицу, перед дверью прислонился спиной к колоне, глядя жадными глазами на проходящих мимо женщин. Солнце припекало, размягчало воображение. Вот уже полтора месяца в скитаниях и воздержаниях. Вспомнилась та сорокалетняя женщина с грустными глазами. Мягкие спокойные манеры, большая грудь с появляющимися на ней морщинками. За этим почудились покорность, уют и покой, так так нравившиеся ему в женщинах.
        Сзади чуть подтолкнули. Он оглянулся. Человек с бородкой в чёрной униформе, – его можно было принять за разнорабочего, - негромко сказал:
        - Отойдите в сторону.
        Геннадий близоруко отметил что-то непонятное в его руке, несколько человек за спиной, и машинально шагнул к каменному косяку. Бородач рывком распахнул дверь, внимательно оценил улицу и кивнул головой. В опущенной руке у него был пистолет. Из проема быстро вышел шофёр, сразу севший за руль бронированной газели. Следом – охранник, открывший кабину и некто с холщовым мешком денег, дышавший ему в затылок и суетливо впрыгнувший в кузов. Затем показался другой охранник, который пулей оказался у машины, прикрыл их своим телом, глянул на прохожих, юркнул внутрь и захлопнул за собой дверцу.
       В первую секунду Геннадий решил, что это налётчики. Но омоновец, стерегущий автомобильную стоянку, как ни в чём не бывало, болтал с девицей.
       - Так и пристрелить могут! – усмехнулся какой-то прохожий.
       Геннадий, проводив взглядом отъехавшую газель, понял две вещи. Если бы он замешкался, то ему бы не поздоровилось и то, что он представлял великолепную мишень на фоне стены.

        К часу дня он пришёл на условленное место. Ракифа и машины с солдатами нигде не было. Грустные глаза не сразу узнали его, переодетого в джинсовый костюм.
        - Пойдёмте со мной, - сказала полногрудая женщина, - я договорилась с начальницей. Она обещала вам даже больше. Около шестидесяти. Но и это ещё не всё…
        Старыми московскими дворами они прошествовали к конторе банка, фактически сделали круг и оказались в конторе банка. Седая молодящаяся служащая внимательно оценила их.
        - Это и есть тот молодой человек, - представила Геннадия спутница.
        - Пусть напишет бумагу, Ирин. Кстати, свои отпускные получила?
        Он неуверенно помялся с ноги на ногу, но грустные глаза Ирины увлекли его в  небольшую комнатку. Там она продиктовала: «Прошу оказать помощь в размере ста…»
        - Ребята ещё под вечер подъедут за одним мешком, - сказала кому-то по телефону начальница.
        Он быстро написал заявление, жадно вдыхая едва уловимый аромат свежести её духов. В голове приятно гудело.

       Заказав в «Лакомке» любимые блюда, Геннадий не мог придти в себя от радости. Нежданная прибыль от желанной женщины! Двойной фарт! Вспомнились грустные глаза и большая грудь с крестиком посередине. В лице тоже было что-то притягивающее. Кажется, Ирина сказала, что хорошо бы напоследок вывезти пустые бутылки. Надо воспользоваться случаем, уцепиться за шанс. Предложить пойти вместе посмотреть на объём работы. А в тех комнатах ведь никого. Разве она устоит перед его искренним напором?! Он бы сказал ей: «Я не знаю, что со мной, но когда смотрю на твою грудь, шикарные губы, то сердце останавливается! Знаешь, как я тебя боготворю?!» Потом бы обнял её, оголил ноги, целуя. А она бы с ума сходила от его «ты», жадных поцелуев и невиданного напора. И эта большая грудь интересной формы таяла бы от его стискиваний. А потом бы провёл её до дома, возможно, заночевал бы в этих грустных глазах. Не хотелось думать о её подпорченных химией волосах, возрасте, муже и прочих мелочах…
       Деньги словно влили свежую кровь, а вместе с ней мощную любовную волну. Будто отдав шальные деньги, Ирина шальным образом отдала ему и себя. Её бы, наверняка, возбудило, что она вся такая стильная, респектабельная и отдалась грязному дворнику! У таких мажорных тётей, говорят, это сейчас в моде. Тут надо только действовать, не раздумывая, пока всё свежо и ни о чём лишнем не думается.
        Ноги сами привели его к банку.

        У входа он проторчал целый час. После чего, сплюнул и обозвал себя «вечно опаздывающим половым стратегом». Затем решил подняться в контору, чтоб увидеть её. Но чем дальше поднимался по ступенькам, тем тяжелее становились ноги. А вдруг всё же не получится? Напридумывал себе, фантазёр, эротики… Она глянет на него с удивлением, равнодушно. И что? Она же не девочка, чтоб заводиться с пол-оборота. А на долгое ухаживание его никогда не хватало. Для этого нужно столько энергии, сколько у него нет. А заменить хлопотное ухаживание деньгами не сможет. Их просто нет.
        Тяжело дыша, он остановился перед дверью, за которой находилась она. Надо преодолеть слабость. Ему ночевать негде и деньги кончились. Она – последний шанс. Сейчас или никогда! Сердце, как инфарктное, забилось от неизвестности. Он должен войти туда. Если останется здесь, то получит психическую травму, станет бомжом. А там его ждёт новая безбедная жизнь с сочной зрелой женщиной. Ему нечего терять. Просто толкни дверь.
        Дрожащие, мокрые пальцы нажали на ручку. И Геннадий переступил порог.
        Никого. Он опоздал. Ирина уехала. На столе начальницы стоял дымящийся кофе. Наверное, эта молодящаяся старушка остужает его, а сама где-то рядом. Но в конторе никого не было.
        Он обратился к окну. Начальница и его пассия внизу о чём-то спорили с солдатами.          
         Геннадий, чувствуя, что запал кончился, вернулся в реальность. Скорее всего, ничего не выйдет. Как объясняться с пассией в присутствии её начальницы?! Он задумчиво отвернулся от окна, изучая комнату.
         Потом его рассеянный взгляд стал осмысленным. И рот сам собой открылся.
         У ножки стола начальницы лежал набитый до половины холщовый мешок. Точно такой же был недавно в руках у инкассатора. Пульс снова подскочил до инфарктного. Неужели?!
       Он подскочил к деньгам, заглянул внутрь. От количества пачек с  купюрами закружилась голова. Сколько там? Миллион? Два?
       Геннадий выпрямился. Забрать? Такого шанса в жизни больше не будет. Он снимет своё кино, купит дом или уедет в Америку, в тот же Голливуд, вилла, океан, острова, вся жизнь будет сказкой.
       Стоп! А если поймают? То тюрьма!
       Он опять осторожно выглянул в окно. К спорящим подъехала инкассаторская газель. Руки судорожно сжали мешок. Всё, поздно! Размечтался не вовремя. Упустил свой шанс. Выход здесь один. На лестницу. Им навстречу. Никуда не денешься – схватят. А если поднимутся и увидят его? Тоже плохо. Начнутся расспросы, всё равно задержат, пересчитают деньги, найдут отпечатки пальцев… Возможно, не посадят. Но затаскают. Да шут с этим! Нищета ещё хуже.
       Он скрипнул зубами. Сейчас зайдут сюда. Как нелепо и бездарно он распорядился возможностью, которую дала ему жизнь!
       Вначале лестницы уже раздались еле слышные шаги. Он прижал мешок к груди и безотчётно шагнул в третью комнату. Зачем он это сделал? Надо избавиться от мешка!
       Но бес не отпускал его душу. За шкафом Геннадий увидел выступ. Спрятался за него. Шаги всё ближе. Он съёжился. Спина наткнулась на свежую приклеенную обоину. Но вместо ожидаемого упора на стену вдруг прогнулась и треснула.
       Геннадий, чуть не потеряв равновесие, провалился за обои, толкнул скрипнувшую дверь и оказался в… библиотеке.
       - Странно, - услышал он встревоженный голос начальницы, - дверь распахнута.
        Ещё можно вернуться! Или вбросить обратно мешок и бежать. Нет! Сам себе ужасаясь, Геннадий тихо прикрыл дверь и шагнул в библиотеку. Он здесь всё знал. Это и был второй этаж, куда его не пускал охранник. Каталожный зал. Там в конце сидит сотрудница, а чуть левее туалет.
        Куда девать мешок? Его нельзя держать в руках! Геннадий попробовал спрятать его под джинсовую куртку. Нет, подозрительно выпирает. Тут он увидел на столе большой целлофановый пакет с книгами. С бьющимся сердцем и без конца оглядываясь, он высыпал содержимое на пол и засунул внутрь холщовый мешок. Как раз влез! Почему за ним не гонятся? Дверь, из которой только что вышел, никто и не пытается открыть. Неужели, повезло? И тут послышался шорох.
       Опрометью мимо стендов с каталогами Геннадий бросился из зала. Заскочил в следующее помещение
       Там сухопарая пожилая дама в синем халате, стоя к нему спиной на стремянке, самозабвенно копалась в шкафу с книгами. Он, едва удерживая рвущееся из груди дыхание, на цыпочках пробрался за её спиной в коридор и заперся в туалете.
        Выглянул в окно. Оно выходило во двор, который являлся его участком. Здесь всё знакомо до тошноты. Ему часто приходило в голову: а если бы вылез из окна, то не пришлось бы колесить вокруг. Останавливало то, что всё-таки второй этаж и можно отбить ноги при прыжке сверху. Высоковато.
        Геннадий распахнул окно и высунулся наружу. Где-то в конце арки маячила уходящая фигура мамаши с коляской. Никого.
        Сзади послышался шум в каталожном зале. Раздумывать было некогда. Он выбрался на подоконник, сбросил пакет вниз. Тот увесисто шмякнулся об асфальт.  Пот прошиб насквозь. Под ложечкой трусливо засосало. Закрыв глаза, он свесил ноги вниз и заставил-таки себя спрыгнуть на крохотный газон. Боль ударила по пяткам, как ни старался он  амортизировать падение. Хромая, встал, зыркнул по окнам. Вроде никто не видел. Вроде… С его близорукостью мог и не заметить какую-нибудь любопытную старушку за шторами. Потом опознает.
       Геннадий обернулся назад. Туалет закрыт изнутри. Это вызовет подозрение. Вышибут дверь и поймут, что похититель ушёл именно этим путём. Надо срочно уносить ноги, но сначала переодеться и спрятать мешок.
       Наклонив голову, как можно ниже, пробежал в подсобку, облачился в робу, спрятал мешок в куче неразобранного мусора. Осторожно покосился в щель.
       Со второго этажа из туалета уже высунулась рожа бородача. Сейчас придёт сюда. Интересно, вспомнит, как сегодня они столкнулись у дверей  библиотеки? Вспомнит, если увидит. Слишком мало время прошло.
       Геннадий без пощады вымазал себе лицо угольной пылью. Собрал все пустые банки и бутылки, вытряс из них на себя остатки алкоголя. Затем вывалялся в гнилых овощных очистках. И снова прильнул к щели. Сейчас появятся.
       Он схватил тележку Ракифа, наполнил её самым вонючим мусором и в таком живописном виде покинул подсобку.
   Почти сразу в проёме арки замаячили две грозные фигуры инкассаторов и начальницы.
       Геннадий, немилосердно шатаясь и выписывая ногами кренделя, побрёл им навстречу. Те тоже ускорили шаг. Не доходя метров пять, он опрокинул тележку, сам споткнулся, нечленораздельно что-то промычал и грохнулся прямо в лужу.
       Его брезгливо обступили. Геннадий пьяно и безуспешно пытался выбраться из грязной жижи.
       - Во, назюзюкался! – воскликнула начальница.
       Он возблагодарил небо, что никогда не показывал прыть на работе и не отличался молодцеватостью.
        - Вы здесь никого не видели? – спросил бородач.
        Геннадий скосил глаза, что-то прорычал и указал в сторону арки.
        - Туда, туда…
        - Вот и давай им материальную помощь! – покачала головой начальница.
        - Вы его знаете? – оживился бородач. – Мне его лицо тоже знакомо! Видел утром.
        - Это наш дворник, празднует аванс.
       Бородач схватил упавшего за шиворот, резко встряхнул.
        - А ну вставай, сволочь, говори! Никого не видел? А может, это ты?..
       Но Геннадий уже вошёл в роль. Встал на колени, выпрямился и полез целоваться со счастливой улыбкой. Бородач с отвращением оттолкнул его от себя. Лицедей снова упал, барахтаясь в луже, словно в плавательном бассейне.
       - Ты думаешь, он бы смог? – спросил второй инкассатор.
       Они окинули взглядом окна второго этажа, асфальт, лежащего в воде Геннадия.
       - Вряд ли, - усомнилась начальница. – Сколько его помню, всегда ходил, как в штаны наклавши. А тут высота пять метров. Куда ему? Не осилит.
       Геннадий вторично возблагодарил небо за не прошеную помощь.
       - Теряем время, босс, - напомнил второй инкассатор.
       - Может, поискать здесь?
       Геннадий шевельнулся. Только не это!
       - А смысл? По горячим следам не получилось – возвращаемся. Всё равно сейчас менты приедут и здесь обыщут. Это уже не наша забота. К тому же, такой каскадёр вряд ли здесь бабки бросил. Скорее всего, унёс с собой. А этого, как очнётся, допросят, может, что вспомнит.
       Бородач ещё раз взглянул на Геннадия. Тот спиной ощутил его колючий взгляд и застыл, боясь вынуть лицо из лужи. Потом послышались торопливые затихающие шаги.   
       Когда они исчезли в арке, он быстро вскочил и понёсся в подсобку. Надо бежать отсюда, как можно скорее. Через пять минут здесь будет наряд. Допросят, обыщут, и – всё пропало.
       Он мигом скинул робу,  опрокинул на себя ведро воды, как мог отёр лицо, переоделся в джинсу, облился полупустым флаконом одеколона, вынул пакет с деньгами и ринулся к выходу. Теперь плевать, если заметят. Главное – отсюда подальше! Жизнь только начинается.
       Выбежав из арки, он увидел приближающиеся машины с ментами и выходящих из банка инкассаторов. Ещё немного, и его заметят! На улице никого. Всё, попался! Но судьба в третий раз выручила его. Он увидел поблизости возле угла Ирину, садящуюся в такси. Парень, едва сдерживая желание побежать, направился к ней и быстро сел рядом на заднее сиденье.
       Та круглыми от удивления глазами уставилась на него.
       - Куда едем? – торопливо произнёс он. – Хотя, без разницы…
       - В головной банк, начальница просила. Но ведь вы же там, мне сказали, в таком виде…
       - Едем! По дороге расскажу.
       Ирина, колеблясь, повернулась в сторону инкассаторов и милиции. Он крепко сжал её локоть. Она расширенными глазами впилась в его лицо, вызвав ответный взгляд. И было в нём что-то такое, что заставило её согласно кивнуть.

        Когда они вошли в офис, Ирина бросила лёгкий плащ на вешалку, оставшись в своём стильном салатовом костюмчике с шортами, и села на тёмный кожаный диван. Он с тревогой посмотрел на неё.
       - Это моя вторая работа, - успокоила она, - о ней знает только моя мама. Я здесь бухгалтер. Когда составляю отчёт или нежданный аврал, то часто остаюсь ночевать. Тут все удобства.
       - Охранники?
       - Знают. Запираются, и не тревожат меня.
       Геннадий стремительно приблизился и сел у её ног. Положил руку на круглое колено. Поток красноречия, который так долго копился в душе, вырвался, наконец, наружу. Когда он закончил своё признание, весь дрожа от волнения. Ирина внимательно оценила того, кто мог стать её судьбой. Волнуется, как мальчик.
       - Что ты хочешь от меня, сумасшедший?
       - Тебя! Только тебя.
       Ему недолго пришлось ждать. Она сделала чуть заметное движение ладонью к себе. И этого шанса он не упустил.
       Потом в ленивом дурмане лежал на кожаном диване, наблюдая, как Ирина профессионально пересчитывает купюры и просматривает их на свет. Как хорошо она выглядит для своих лет! Фигура, грудь просто фантастическая. Волосы, правда, подкачали… Почему, кстати? Ведь так и пышет здоровьем.
        - Что скажешь? – медленно осведомился Геннадий.
        - Можно пускать в оборот. Не помеченные.
        - Я о другом…
        Он резко наклонился и за талию притянул к себе на диван. Ласково втянул в рот её сосок. Она закатила глаза, вся отдаваясь моменту. Он отпустил женщину. 
        - Тебя что-то или кто-то здесь держит?
        Ирина открыла глаза, потёрлась, как кошка, о его плечо.   
        - С сегодняшнего дня я в отпуске. Могу ехать куда захочу.
        - Муж, дети, мама?..
        - Заводить семью в нашей стране в наше время? Уволь! А с мамой мы подруги.
        - У тебя хоть мама! – чуть отодвинулся он. – А у меня – никого?
        - А я?
        Она серьёзно посмотрела на него. Он пропустил сквозь пальцы её сухие волосы. И они на миг показались ему мягкими и податливыми.
        - Но ты же не хочешь семью!
        - Времена меняются… - улыбнулась Ирина.

        Геннадий на веранде с видом на море сидел перед компьютером. Рядом в бассейне плескались две красотки в бикини. Он  рассматривал недавнюю фотографию постаревшего Алефа. Тот растерял волосы, лицо ссохлось, вылезли морщины, нос крючком, выпяченная челюсть. Из Христа превратился в Люцифера. Из подающего надежды актёра и рокера стал застывшим в девяностых годах, жалким отражением своего андеграунда. Перерос хиппи, а в другое творчество не переродился, карьеру не сделал. Спасся в жалком подобии семьи и в закомплексованном вое по ушедшему рок-н-роллу.
        - Кончились глупости, мы вдруг прозрели,
          Мы сожгли всё, что так долго грели,
          Дрожа, залатали остатки мечты.
          И вопрошаем: «Что сделали мы?»    
          Так, кажется, пел. Поэт предсказал свою гибель четверть века назад.
         А вот его подруги. Алиса стала ярой феминисткой и мужененавистницей. Ведёт на телевидении свою программу для либералов. Таня… Ага! Стала женой Алефа, работает в МИДе, переводит стихи спивающегося мужа и рассылает их по второсортным журналам.
        Время! Как ты курочишь людей… Где сейчас Ракиф, Серёга-баскетболист, старшина, солдаты, инкассаторы, начальница? Исчезли из его жизни. Остались только лица, неизменные, застывшие во времени, фотографиями в слабеющей памяти.
        Ну, а сам он не застыл в том времени? Пожалуй, да. Даже внешне не изменился. Есть такие мужчины, которые словно замораживаются в определённом возрасте. Почему?
         Геннадий  крепко задумался. Наверно, потому что не напрягаются ради успеха, славы, карьеры. И в самом деле, Литинститут не закончил. Может, из-за этого всю жизнь писал романы. Единственное, что нравилось. Хотел в юности что-то доказать, даже баловался ЛСД, сделав какое-то психоделическое открытие. Потом очнулся, всё бросил и просто стал для души творить. Основная тема – То время. Современность его больше не интересовала. Писал раньше сюрреалистические рассказы. Посещал какие-то литобъединения на родине, в Европе даже считали Геннадия великим. Гением. Получал за это какие-то литературные премии. Снял пару фильмов о России. Никому теперь ненужных. Только он их пересматривает да…
        К нему подплыли молоденькие девушки, вышли из бассейна, помахали рукой, обернулись полотенцами. Обе неуловимо похожие, статные, полногрудые. Все трое нежно обнялись. Одна из них села к нему на колени, другая запустила пальцы в его седые, жёсткие волосы. С годами шевелюра неизбежно портится. Хотя, у Ирины это было смолоду. Кто ж знал, что она больна! Плохие волосы – первый признак. Поздно спохватились.
        Хорошо успела подарить ему на чужбине дом, свободу и дочек!