Плохая примета лейтенанта Данилова

Еще час назад ничто не предвещало перемен погоды.  Небо, как и прежде было затянуто облаками,  которые огромными свинцово-серыми барашками нависали над землей, препятствуя работе авиации. Метеорологическая служба молчала. Погода была нелетная. Механики, в темных промасленных комбинезонах, возились возле самолетов: проверяли уровень масла,  исправность приборов, ремонтировали двигатели или, нагрузившись пулеметными лентами, спешили перезарядить пушки и пулеметы крылатых машин.

Летом 1943 г. небольшой фронтовой аэродром, на котором, сиротливо прижимаясь к земле, располагалось два десятка истребителей Ла-5, ничем особенным не выделялся. Такие же вышки по периметру,  грунтовое покрытие, несколько зенитных орудий по краям, да строения для хозобслуги и столовая, покрытые маскировочной сеткой делали его похожими на тысячи других аэродромов.

Пользуясь случаем, летчики маялись от вынужденного безделья. Некоторые  строчили на коленках письма родным и близким, другие перечитали вчерашние фронтовые газеты, а самые азартные со смехом и шутками успели на обеденных столах, раскинуть кости домино и карты. Двое из летчиков, раздевшись до пояса,  попеременно глядя в небольшое прикрепленное к умывальнику надтреснутое зеркальце,  тщательно брились, размазывая по щетинистой шее мыльную пену, выскребая опасными бритвами остатки быстрорастущей поросли волос. И это означало одно: все полеты  на сегодня отменяются. 

Это совпадало с поведением «главного метеоролога» - черно-белого  кота Васьки, который с утра еще не просыпался.  Кот был любимчиком летчиков, постоянно жил на аэродроме, подъедался в столовой и служил для пилотов своеобразным индикатором погодных изменений. Как правило, в нелетную погоду кот беспробудно спал возле одного из самолетов, прикрываясь  хвостом, но если было прояснение или антициклон, то Васька непременно бодрствовал или совершал променад по периметру аэродрома в поисках съестного.      

Еще в полдень, командир эскадрильи герой Советского Союза майор Григорий Азиатский, напряженно оглядев покрытый облаками небесный свод, покачал головой, а затем махнул рукой, обращаясь к личному составу:  - шабаш, полетов не будет, вон небо, какое ворсистое! 
   
Для летчиков это означало, что можно ненадолго передохнуть и заняться личными делами. Однако многие летчики не спешили расслабляться, а тем более бриться, потому, как бриться перед полетом считалось плохой приметой. К числу летчиков, которые пренебрегли данной приметой, относился и  лейтенант Степан Данилов.  Да и как можно было не бриться, когда с минуты на минуты должен был подъехать корреспондент, чтобы снять лейтенанта для фронтовой газеты  «Во славу Родины».  Среди летчиков Данилов считался одним из лучших воздушных асов: как-никак  17 сбитых немецких самолетов. Больше в полку только у самого Азиатского. Вот уже и представление на «героя» было отправлено командованию, а тут какая-то злосчастная примета. 

Все изменилось очень быстро. Внезапно небесный свод будто раскололся  надвое, посередине прошла полоса, поделившая  небо на облачную часть и ярко-синюю полоску, которая постепенно начала увеличиваться в размерах пока не захватила все небо до горизонта. Облака исчезли. Выглянуло солнце. Кот Васька проснулся и с недоумением начал вылизывать свою шерсть, словно оправдываясь за свое двусмысленное поведение.   

Летчики еще не успели осознать и понять внезапную перемену погоды, как раздались приказы комэска: 
- боевая тревога,  вторую эскадрилью в воздух! 

А вслед за этим над аэродромом, оставляя после себя извилистый след, с шумом взлетела красная ракета.

Летчики, побросав костяшки домино, спешно ломанулись к самолетам, на ходу натягивая форму и отдавая команды механикам.

Лейтенант Данилов, как и все остальные, бросился по команде к самолету, но возле машины был остановлен механиком Кириллом Яковлевым, которого в полку прозвали Кирюшей за малый рост и детское лицо.

- Нельзя лететь Степан Борисович,…вы побрились …примета же,..- раскинув руки и закрывая телом вход в кабину самолета уговаривал Кирюша старшего лейтенанта, но Данилов был непреклонен.

- Уходи, застрелю! - угрожал Данилов для вида держась за кобуру пистолета, но Кирюша испугавшись не столько оружия сколько вида Данилова, который в гневе стал похож на разъяренного быка, отскочил в сторону.

Но тут вдали старший лейтенант увидел майора Азиатского, который  также готовился к полету и на мгновение, задержав взгляд на Данилове, отрицательно покачал головой, и это означало, что комэск разделяет опасения механика и что лететь в такой ситуации равносильно самоубийству,  но остановить Данилова уже было невозможно. 

Азиатский среди личного состава слыл либералом и запросто мог остановить полет, если была угроза жизни летчика. Данилов сам был свидетелем, когда  майор запретил боевой вылет офицеру, которому накануне приснился дурной сон. Впоследствии этот летчик отлично воевал, но в один из дней нелепо погиб при возвращении на базу, сбитый нашими зенитчиками, которые ошибочно приняли его самолет за немецкий.   

Поправив шлем и накинув лямки парашюта, Данилов скомандовал: от винта !

- есть от винта, - послушно отозвался механик, после чего, крутанув пропеллер, отпрыгнул в сторону, чтобы не попасть под лопасть.

Поднимая клубы пыли и гари от работающего двигателя, старший лейтенант Данилов вырулил на взлетную и  в зеркало заднего вида увидел Кирюшу, который, придерживая пилотку и прищурившись от воздушной струи и пыли, с тревогой глядел ему вслед.

Первая тройка истребителей, проскочив по взлетной полосе, стрижами скользнула в небо, а следом поднялась и вторая.

Набирая скорость и по-привычке проверяя показания приборов и руля высоты, а также отдавая команды своим ведомым,  Данилов пытался внушить себе, что все  приметы  - это нелепые предрассудки и надо бы перестать к ним прислушиваться, но внутренний голос говорил ему другое. Да и как было в них не верить.

-----
Как известно моряки и летчики народ очень суеверный и это вовсе неслучайно.  Приметы не возникают сами по себе и не имеют в основе своей фантазийную основу, но базируются строго на личном опыте и наблюдательности некоторых людей, которые при особой внимательности примечали взаимосвязь между людскими поступками и произошедшими впоследствии событиями.

Еще будучи курсантом Чугуевской авиационной школы Данилов стал свидетелем интересного случая. В один из дней, после занятий  один из курсантов, после команды «разойдись» решил не бежать к стоявшему на краю аэродрома деревянному «нужнику», чтобы справить нужду, а «облегчился» прямо перед носом самолета, на котором производили тренировочные полеты.   

 Когда инструктор увидел, что будущий летчик «отлил» прямо перед колесом самолета  он обрушил на нетерпеливого курсанта весь свой гнев, в виде целого набора громких слов c использованием  ненормативной лексики, а также двух нарядов вне очереди,  как выразился инструктор «за неуважение к материально-технической части авиации».

Разумеется, вся эта гневная тирада  немало позабавила, стоявших  по команде «смирно» других курсантов, но каково же было их удивление, когда тот самолет при последующей попытке взлететь, так и не поднялся в воздух: лопнул шток поршня правого колеса передней стойки шасси.

Тогда Данилов и другие курсанты посчитали это нелепой случайностью, но инструктора, казалось, такая неисправность не удивила, он лишь понимающе кивнул головой, будто предполагал что-то подобное.

В первые месяцы войны Данилов оказался на фронте. Казалось, что в такой тяжелой обстановке все эти приметы сразу будут забыты, однако не тут то было. Оказалось, что в ситуации, когда человек находится на грани жизни и смерти, у него резко обостряется вера в потустороннее и он становиться очень суеверным.

К примеру, перед боевым вылетом летчикам категорически запрещалось заниматься личной гигиеной, а именно бриться и стричься. Однако  находчивые пилоты  быстро нашли выход из создавшегося положения, бреясь не перед самим вылетом, а накануне вечером.

Также, нельзя было перед вылетом принимать цветы, фотографироваться и давать интервью. Нельзя было пинать колесо самолета, залезать в кабину с левой ноги, махать рукой экипажу при взлете. В речи летчиков слово «последний» в обязательном порядке заменялось на «крайний». Плохой приметой считалось занять место командира полка в столовой. На всякий случай в карман комбинезона каждого летчика клался кусок черного хлеба.

Среди прочих, плохой приметой было воспользоваться попуткой, чтобы добраться до аэродрома перед вылетом. По возвращении с задания в обязательном порядке сначала выкуривали самокрутку и только потом шли к командиру с докладом.

Почти у каждого летчика был свой талисман или счастливый предмет.  Это мог быть кисет с табаком, зажигалка, портсигар, шарфик, табельное оружие, любая безделушка или подарок из дома. При этом рассказывать о нем кому бы то ни было, категорически воспрещалось, иначе талисман мог потерять свою силу.

Другим, не менее популярным, оберегом была одежда. Часто пилоты, вышедшие живыми из особо опасных боев начинали носить только ту форму, в которой они выживали в самых безнадёжных ситуациях. Иногда доходило до совсем абсурдных ситуаций, когда летчики перед вылетом переодевались в обгорелые или пробитые пулями гимнастерки.

По всему фронту ходили легенды об одном удивительном  летчике, который круглый год, и зимой и  летом, летал в одном и том же зимнем комбинезоне. И сколько раз ему не говорили: «смени ты его, упаришься ведь», а он ни в какую. А на все вопросы отвечал: «комбинезон счастливый, в нем меня не собьют». И ведь, действительно, не сбили. Иные пилоты, чтобы все прошло успешно, носили в карманах зашитые иконки или крестились перед вылетом. 

Кроме того, дурным тоном считалось считать свои боевые вылеты и хвалиться сбитыми самолетами, так как это могло повредить в бою.   

Распространенной была и вера в «роковые числа». Наиболее  всего летчики опасались числа 13 (чёртовой дюжины), поэтому, желающих летать на самолетах с подобными номерами находилось немного. Множество рассказов ходило о пилотах, погибших буквально на ровном месте в самолётах под 13 номером. Это же относилось и к вылетам 13 числа.

Но были и исключения. Фашисты тоже были крайне  суеверными и боялись «чёртовой дюжины» не меньше, поэтому завидев любой советский самолет с номером 13  немецкие пилоты, как правило, старались выйти из боя.                В некоторых полках от самолета с номером 13 часто «избавлялись» – отправляли на постоянный ремонт, или закрашивали. Вообще, среди летчиков считалось важным совершить именно тринадцать вылетов. После того, как данная черта была пройдена, считалось, что шансы быть сбитым в бою существенно снижаются.

Некоторые верили, что если поменяться со своим товарищем каким-то предметом или элементом одежды, то таким образом можно отвести от себя гибель. Поэтому перед боевым вылетом в небе военные летчики активно менялись друг с другом различными безделушками или предметами гардероба. Иногда это помогало. Считалось, что тот, кому на роду была написана гибель в этот день, брал себе частичку судьбы своего товарища и выживал.

Игра «махнуть, не глядя» давно снискала славу не только среди воздушных асов, но  среди других родов войск. Это не только помогало снять напряжение и расслабиться, но и в полушутливой форме поднять боевой дух перед важной  операцией или сражением. 

Верили тогда пилоты и в плохие сны, и в дурные предчувствия. Командиры часто не допускали подчинённых к вылетам по этим причинам. Но объясняли они это отнюдь не мистикой. По словам офицеров, после кошмарных снов летчики чаще были «разбиты» и невнимательны, поэтому могли скорее помешать в бою, нежели помочь.

Некоторые суеверия носили спонтанный характер, были необычными. В одном авиаполку для снятия напряженности перед сложным заданием один из пилотов устроил импровизированный концерт. Летчики повеселели, ушли в небо и все вернулись. После этого чуть ли перед каждым заданием этого летчика стали упрашивать провести такой же концерт, считая, что он приносит удачу.

Удивительно, что среди ряда примет были и, так называемые, «роковые женщины». Данилов помнил, что соседнем авиаполку была девушка-моторист Марина. Кто с ней «крутил любовь» тот сразу погибал. Несколько любвеобильных офицеров было сбито, прежде чем летчики поняли, в чем тут дело, после чего новоявленную «Кармен» командование отправило в тыл «от греха подальше». Страх перед женскими чарами мотористки в авиаполку достигал такого предела, что даже опытные летчики старались обходить Марину за километр, а уж если удавалось встретить ее перед полетом это и вовсе считалось дурным предзнаменованием.   

Впрочем, на фронте всегда встречались и такие летчики, кто принципиально не придерживался никаких примет и правил, и даже напротив, делал все наоборот, считая, что уверенному в своих силах человеку не страшны никакие приметы.

К числу таких людей принадлежал и лейтенант Данилов, однако, теперь у него было стойкое ощущение надвигающейся опасности.

--- 

Держа курс на северо-запад, и не упуская из виду звено Азиатского,  Данилов свободной рукой развернул карту района. На прошедшем  несколько дней назад совещании, проходившем на командном пункте, который располагался в просторной землянке, комэск объявил, что командование поставило их авиаполку задачу: не допустить вражеские бомбардировщики к важному железнодорожному узлу, где в самое ближайшее время  состоится выгрузка танков и другой боевой техники. Железнодорожный узел находился в нескольких десятков километров от аэродрома и имел важное стратегическое значение.

Данилов  вспомнил, как тогда командир подошел к висевшей на стене карте и, ткнув карандашом темно-фиолетовый кружок станции, от которого в разные стороны тянулись красные пунктирные линии железных дорог, произнес, испытующе посмотрев на летчиков:

- Это железнодорожный узел.  Тут ожидается выгрузка и скопление наших войск. Запомните: сюда ни под каким видом не должна упасть ни одна немецкая бомба.

Именно в район железнодорожной станции и направлялись теперь советские истребители.   

Данилов еще не знал, что в авиадивизию поступила секретная  информация о том, что в ближайшее время немцы готовятся нанести бомбовый удар с воздуха по железнодорожному узлу. Однако лейтенант об этом пока не догадывался, считая, что сегодняшний вылет это всего лишь обычный разведывательный полет. От этой мысли настроение Данилова сразу улучшилось и, чтобы успокоить личный состав, он, наклоняя самолет вправо-влево, покачал трапециевидными крыльями с красными звездами,  что означало «делай как я» с удовлетворением наблюдая в зеркало заднего вида, как два других, идущие за ним Ла-5, так же покачали крыльями.

Младший лейтенант Аркадий Грачев и лейтенант Дмитрий  Метелев, будто привязанные, следовали на своих истребителях за своим командиром, не отставая от него ни на метр.

«Молодцы, ребята». Такие и в беде не бросят и в бою не подведут.  Вот это слетанность», - восхищался Данилов, вспоминая, каких усилий это стоило ему.   
   
Для неопытных летчиков, ко всему прочему, одним из самых непростых заданий в первое время было «удержаться за ведущим» во время вылета. Зная об этом, командиры часто давали задание «молодым» даже на земле следовать за своим командиром, копировать его походку, жесты и даже мимику.  Разумеется, несведущему человеку подобные причуды могли показаться странными, но Данилов знал, что благодаря таким упражнениям  у летчиков вырабатывался режим абсолютной слаженности. Рефлекс, выработанный многочисленными тренировками, зачастую позволял подчиненным понимать команды старшего без приказа. В воздушном бою подобная «слетанность», как нельзя лучше, помогала сконцентрироваться и действовать сообща, побеждая  противника.         

— Сокол, Сокол!... – внезапно в наушниках Данилов услышал свой позывной, произнесенный знакомым голосом, в котором  он  без труда узнал  командира эскадрильи Азиатского, после чего в наушниках раздался шорох и треск.

-  Чайка, Чайка! – Я Сокол, - Я Сокол! - не понял, повторите! - пробасил в микрофон Данилов, но все было тщетно.   Рация молчала.

Вместо этого в наушниках лейтенант услышал звонкий голос, который с металлической интонацией, чеканя каждое слово, отдавал команды на немецком языке:

«Ахтунг, ахтунг! Ла-фюнф ин дер люфт!» (Внимание внимание! Ла-5 в воздухе).
 
Было очевидно, что какой-то немецкий радист вклинился в разговор между Даниловым и командиром эскадрильи.

- Чайка! - Чайка! – прошу повторить приказ, - почти кричал в микрофон Данилов, но все было безуспешно. В рации лишь раздавался шорох помех да тоненькое попискивание морзянки.

«Что же все это означает»? – озадаченно думал Данилов, напряженно оглядывая небесный свод  в поисках возможного противника, но все было тихо. 

Внезапно, идущий впереди самолет, за штурвалом которого находился комэск, покачал крыльями, а затем сорвался в пике, после чего два идущих за ним самолета  в точности повторили его маневр.

«Куда они ринулись? Кого атаковать? Где  противник?», - удивился Данилов, осматривая пространство в поисках врага.   
 
Однако у Данилова не было времени анализировать, почему звено комэска совершило такой странный маневр, поэтому лейтенант дернул ручку управления самолетом от себя и воздушная машина, повинуясь непреодолимой воле пилота, резко сорвалась вниз, увлекая за собой истребители Грачева и Метелева.

Опустившись вниз на несколько сотен метров Данилов увидел, что звено Азиатского ведет воздушный бой с девяткой двухкилевых самолетов.  Самолеты походили на наши пикирующие бомбардировщики Пе-2, в то же время немного отличаясь от них. Однако Данилов, еще не разглядев опознавательные знаки, интуитивно почувствовал, что это немцы.

Тройка Азиатского, используя лучшие летные качества Ла-5, мастерски вела бой с превосходящими силами противника. Со стороны это напоминало воздушную карусель, в которой одни самолеты гонялись за другими.

Время от времени с вражеских самолетов падали черные капельки, с визгом уносившиеся к земле, после чего внизу раздавался взрыв. Данилов сразу понял, что фашисты сбрасывают бомбы, чтобы облегчить самолеты и повысить маневренность.

«Э…да это же «Мессершмитты-110», - догадался Данилов.  Эти тяжелые многоцелевые двухмоторные машины одновременно  обладали признаками истребителя и  бомбардировщика. Освободившись от бомб, они могли драться как истребители. 

Данилов только по рассказам слышал про них, однако видеть их наяву пока не доводилось.

Между тем, фашисты, раздосадованные неожиданной атакой Ла-5, вынудившей их  сбросить бомбы раньше цели, готовились разделаться с небольшой кучкой советских истребителей.

Тройка Данилова ринулась на помощь к звену Азиатского. И вдруг в наушнике шлемофона лейтенант Данилов отчетливо услышал знакомый голос:

-  Сокол! – Я Чайка! - Почему молчите? – с волнением спрашивал комэск.

-  Чайка, Чайка! – Я Сокол! - Были неполадки со связью! - радостно прокричал Данилов. 

-  Сокол! – Вижу противника! – Атакую! – Прошу поддержки! – низким голосом с хрипотцой произнес комэск, после чего по необъяснимой причине связь вновь пропала.

Данилов, придавив педаль газа самолета, бросил машину навстречу немецким истребителям. За какие-то секунды он увидел увеличивающиеся контуры переднего немецкого самолета во всех деталях, сверкающих на солнце и даже успел разглядеть сквозь бронестекло удивленное лицо немецкого летчика. Теперь у Данилова уже не было сомнений, что самолеты немецкие: он отчетливо увидел на истребителях опознавательные знаки — черные фашистские кресты с белой окантовкой. 

В секунду были сняты предохранители с пушек и Данилов, напряженным взглядом ловя в перекрестье прицела вражеский самолет, приготовился стрелять, ощущая ладонями приятный холодок алюминиевых гашеток.
 
Чувствуя, как от азарта и ярости закипает кровь в жилах, Данилов, на подлете к фашистским истребителям, нажав гашетки, выпустил длинную хлесткую очередь из обоих стволов по головному немецкому самолету, который тут же кубарем вывалился из строя истребителей, задымил и, войдя в штопор, закрутился и врезался в землю, подняв над поверхностью черное облако взрыва.

Данилов, бросив машину вниз, ловким маневром избежал столкновения со вторым истребителем противника, после чего «вражеская стая» с глухим ревом пронеслась над ним. 

Намереваясь повторить прием, Данилов развернул истребитель на 180 градусов, выбрав в цель следующий самолет противника, однако атаки не произошло. Выбранный им вражеский самолет внезапно накренился на крыло, а затем, окутанный клубами пламени и дыма, взорвался прямо в полете, разметав по воздуху обломки фюзеляжа и обшивки.   

«Да это же один из моих ведомых сработал», - сообразил Данилов, заметив рядом, истребитель Ла-5 с красными звездами и номером 26 на боку, на котором  летал младший лейтенант Дмитрий Метелев.

«Молодец, Метла,  надо будет к награде представить», - с восторгом думал Данилов, чувствуя  даже большую  радость от того, что отличился его подчиненный, а не он. 

Еще два немецких истребителя сбило звено Азиатского, после чего фашисты, напуганные напором и мастерством советских истребителей, повернули назад. Их не преследовали.

Летчики ликовали, однако, Данилов по-опыту знал, что радоваться еще рано.   
Каким-то «шестым чувством» лейтенант почувствовал, что главная опасность еще впереди. И тут Данилову на ум неожиданно пришли слова, которые ему не раз твердил командир: «Осмотрительность и еще раз осмотрительность в полете - крути головой на 360 градусов».

Данилов покрутил головой. Так и есть: со стороны солнца на большой скорости к ним  приближаются две точки. По виду  пара «Мессершмиттов-109», скоростных и вертких машин, выкрашенных в желтый цвет возле винта и хвостовой части. «Сто девятый» «мессер», «худой» - так коротко называли советские летчики главного воздушного противника - немецкий истребитель «Мессершмитт-109». Действовать надо было немедленно.  Самолеты по всему напоминали охотников.

Охотники! Данилов уже знал, кто такие охотники. Это  опытные фашистские летчики-асы, использующие особую тактику. Как правило, в открытый воздушный бой такие охотники не вступают, а действуют со стороны солнца, атакуют сзади и сверху. Их цель: нанести внезапный удар, а затем скрыться.

В горячке боя и забыв про испорченную рацию, Данилов скомандовал:                – Внимание звено! - Противник над нами! - В атаку!

Понимая, что времени уже нет, Данилов решил идти в лобовую атаку. Лобовая атака - это прием отчаяния, когда у летчика закончились боеприпасы, мало топлива либо просто нет иного выхода.   В «лобовой» за какие-то доли секунды у летчика проверяются все лучшие летные и психические качества. По всем правилам, лобовая атака нерациональна, так как в случае победы не оставляет шанса выжить ни одной стороне, но даже в этом случае, летчик принося себя в жертву, забирает с собой противника, а это уже отнюдь не поражение, а победа. И смысл в такой атаке, разумеется, есть. Если летчик сражается  за свою Родину, страну, за своих родных и близких, то собственная гибель это уже не важно.  Смысл в такой атаке – это  уничтожить врага, это и есть главное. Фашисты это понимали, поэтому старались любым способом избегать лобовых атак.

Так произошло и в этот раз. Ведущий вражеской пары, удивленный смелостью Данилова, лобовой атаки не принял, а с разворотом ушел наверх, успев, однако, обстрелять самолет Данилова. Точно серые снежинки промелькнули перед глазами лейтенанта. «Выстрелы. Мимо.»- мелькнула мысль в голове у Данилова. 

Второй мессершмитт,  чуть замешкался и не успел повторить маневр ведущего. Для Данилова время словно остановилось: лейтенант, как в замедленной съемке, увидел прямо перед собой желто-серый бок разворачивающегося немецкого истребителя с немецким крестом и тут же двумя мощными очередями в упор пропорол его алюминиевую обшивку, после чего вражеский самолет камнем рухнул вниз.   

B тут Данилов в зеркало заднего виду увидел, такое от чего волосы на голове встали дыбом, а по телу поползли мурашки: Ла-5 с номером 27, пилотируемый  младшим лейтенантом Грачевым, задымил, а затем начал медленно снижаться.

- Держись Грач! - Прыгай! -Прыгай! – кричал в микрофон шлемофона Данилов, словно Грачев мог его услышать.

Однако самолет продолжил уверенно снижаться. Дымный хвост только стал больше, а из патрубков двигателя показались вырывающиеся языки пламени. «Видно первый мессер все-таки успел его зацепить» - билась мысль в сознании лейтенанта.

«Мальчишка…подставился дурак, сволочь», - ругался Данилов, не замечая как из его глаз текут слезы.

- Прыгай, ну прыгай же..родной! -  почти умоляюще шептал Данилов, провожая взглядом подбитый истребитель Грачева. 

 Лейтенант не успокоился до тех пор, пока не увидел, как тело пилота вывалилось из истребителя, а внизу хлопнул купол парашюта. В ту же секунду объятый пламенем подбитый самолет взорвался в воздухе.

«Молодец, желторотик. Знай наших»- улыбался Данилов, с радостью наблюдая далеко внизу белоснежный купол, на стропах которого на ветру болталось тело младшего лейтенанта  Грачева.

Однако радость от спасения пилота для Данилова была подмочена мрачными  мыслями. «А ведь Грачев тоже побрился перед полетом. Вот она плохая примета»- поморщился Данилов, догоняя вражеского охотника, чтобы отмстить за сбитого друга, тем самым, забыв одну из главных заповедей истребителя: «в бою никогда не отрывайся от своих».

И тут Данилов невдалеке увидел самолет комэска, который заложив вираж, промчался прямо перед ним, а затем покачав крыльями, стал уходить в сторону с набором высоты, увлекая за собой пару своих ведомых.

Как бы ни было желание Данилова отомстить за друга, но нарушить приказ командира «делай как я» он не мог, поэтому в сердцах выругавшись, лейтенант повернул ручку управления, перекладывая истребитель на  другой курс.   

Поднявшись на пять тысяч метров, и почти догнав звено Азиатского, Данилов, озирая пространство, увидел внизу целую армаду черных стрекоз-самолетов, которые степенно, как на параде, сохраняя идеальный строй, двигались в направлении  железнодорожной станции.

«Да, это же пикирующие бомбардировщики «Юнкерсы-87», - быстро                сообразил Данилов, которых он узнал по неубирающимся в полете шасси, напоминавшим старинную деревенскую обувь – лапти.   

Наши летчики прозвали немецкий Юнкерс «лаптежником», или «лапотником». Другие же называли его «музыкант», или «шарманщик».

Часть этих названий связаны с особой конструкцией неубирающегося шасси, имеющие непривычные формы обтекателей. Однако главной особенностью являлось кое-что другое.
Дело в том, что «Юнкерсы» оснащались специальными сиренами, которые срабатывали во время пикирования. Сирены оснащались крыльчаткой, которая раскручивалась во время набегающего потока воздуха при пикировании.
Чем больше угол пикирования, тем громче и сильнее шумели сирены.
Не передать словами тот ужас, какой вызывал этот пикирующий бомбардировщик у мирных жителей и бойцов Красной Армии, которые попадали под бомбовый удар этих «хищных стервятников».

Однако, при всей своей  мощи «Юнкерсы» не могли на равных бороться с советскими истребителями, которые сбивали их целыми пачками, внося сумятицу в когда-то непобедимые ряды люфтваффе.  Именно с такими крылатыми хищниками сейчас и предстояло столкнуться истребителям Ла-5.

 
Данилов знал, что звено командира эскадрильи будет атаковать ведущего «Юнкерсов», чтобы внести сумятицу в их ряды и вынудить повернуть назад.

Так и произошло. Тройка Азиатского нависла над бомбардировщиками, а затем ястребами  спикировала на немецкие самолеты и атаковала так удачно, что после первой же атаки два «Юнкерса» загорелись и вывалились из ровного строя бомбардировщиков. Однако, немцы лишь плотнее сомкнули ряды и все так же медленно и верно продолжали идти к намеченной цели.

«Странно, почему «лапотники» идут без истребителей прикрытия»? - мелькнула шальная мысль в голове у Данилова. 
 
 Данилов вместе с Грачевым повторили маневр Азиатского, однако удалось лишь слегка подбить один из «Юнкерсов», который задымил, а затем начал отставать от общей группы самолетов, постепенно снижаясь.   

Заходя на вторую атаку Данилов, вдруг вспомнил правило, которое ему сообщил один из опытных летчиков: «Перед атакой посмотри назад, не атакует ли тебя противник».

Данилов резко повернул голову и увидел, как к нему в хвост заходит самолет с желтым коком по виду немецкий  «Мессершмитт-109». Тут же в воздухе блеснула огненная трасса… Мимо.

«Вот они истребители прикрытия», - догадался Данилов, но где же его ведомый  Метелев, который должен его прикрывать. 

Данилов крутанул головой и увидел, что Ла-5 Метелева атакует «Юнкерсы» на значительном отдалении. Было очевидно, что молодой офицер в горячке боя забыл об осторожности увлекшись «легкой добычей».

Между тем,  в воздухе вновь промелькнула огненная трасса.  Послышался треск за бронеспинкой. В кабине запахло гидросмесью. «Вероятно, поврежден бачок для выпуска шасси», - предположил Данилов, маневрируя и стараясь выйти из под удара.

Чтобы спастись Данилов резко бросил машину в сторону. Посмотрел вправо: мимо него пронесся истребитель «Мессершмитт-109» с крестами, за ним - второй.  А высоко в облаках мелькнуло еще два.

Было очевидно, что немцы намеренно оттягивали атаку, чтобы советские истребители увязли в боях с юнкерсами и забыли про осторожность.

«Сейчас они кинуться на звено Азиатского, а юнкерсы спокойно проследуют к месту бомбежки», - думал Данилов, ища выход из создавшейся ситуации.

Между тем, немецкий истребитель вновь стал преследовать самолет Данилова, очевидно, чтобы добить. И вновь огненные трассы пронеслись над истребителем Данилова.

Удар в корпус, но самолет все так же летит. Вроде бы  все в порядке. Данилов посмотрел вправо и увидел, что из бензобака выбивается огненная струя. Ему стало ясно, что вспыхнул бензин, вытекающий из небольшой пробоины. «Вот она, плохая примета» - вновь с тоской подумал лейтенант.

«Ну вот и все, сейчас он меня добьет», - с фатальной неизбежностью думал Данилов, но вражеский истребитель вдруг отвернул, а потом вовсе исчез преследуемый другим самолетом.

«Э..да это же Метелев отцепил его от меня», - обрадовался Данилов, увидев Ла-5 со знакомым номером.

«Однако, что же теперь делать, самолет с минуты на минуту может взорваться. Неужели прыгать с парашютом?» - колебался Данилов, для которого такой путь спасения считался неприемлемым. 

Несмотря на подбитый самолет, лейтенант успел разглядеть, что юнкерсы, не выдержав атаки нашего звена, стали медленно поворачивать на запад. Звено командира эскадрильи вступило  в бой с мессершмиттами.

«Чтобы посадить подбитую машину, в первую очередь надо сбить пламя»- вспомнил  Данилов наставления командира.

С этой целью Данилов перевел самолет в скольжение на левое крыло и увеличил скорость. Земля понеслась вперед с ужасающей быстротой.

Лейтенант уже совсем ясно видел перед собой желтеющее поле, рядом извилистая речка, а невдалеке лес с зелеными кронами деревьев.

Заложив крутой вираж, самолет скользнул перед самой землей и ласточкой взмыл ввысь. В ушах у Данилова заложило, а в голове помутилось от перегрузки, но едва взглянув на двигатель лейтенант увидел, что пламя сбито.

«Теперь бы только до своих дотянуть», - прислушиваясь к гулу двигателя, с надеждой думал Данилов.

Аэродром уже совсем близко, вот уже показалась и наша зенитная батарея.

Внезапно батарея открыла ураганный огонь, а справа и слева стали рваться снаряды зенитных орудий.

Самолет Данилова качнуло влево. Потом вправо. Зенитный снаряд попал в левый бок истребителя, еще один в хвост. Самолет клюнул носом и лейтенант едва  удержал его на высоте 500 метров.

«Сволочи,  гады, что же они по своим стреляют ротозеи», - ругался лейтенант, пытаясь выровнять истребитель, но вдруг стрельба прекратилась.

Ну вот показался и знакомый аэродром. Израненный самолет с трудом шел на посадку. Однако, самолет плохо слушался рулей. Скорость снизилась. «Вероятно, вышла из строя гидросистема, поэтому выпустить шасси не удается, а садить на брюхо – верная гибель» - крутилось в голове Данилова.   

«Все-таки плохая примета работает. От судьбы не уйдешь»- размышлял Данилов, понимая, что разбиться на своем аэродроме после такого боя весьма и весьма глупо.

Однако, как всегда в экстремальной ситуации на помощь лейтенанту  пришло спокойствие и знание материальной части.

Данилов решил применить аварийный способ выпуска шасси.  Для этого он потянул за тросы, расположенные на полу кабины справа, а затем открыл вентиль аварийного выпуска шасси и костыля хвостового колеса.

Данилов ждал.  И вот он почувствовал небольшой толчок, скорость упала, а на приборном щитке кабины загорелись зеленые лампочки. Лейтенант понял, что шасси выпали из гондол, и пошел на посадку.

И вот, наконец, и посадка: самолет плавно коснулся земли и быстро побежал по взлетной полосе. Данилов почувствовал долгожданное облегчение, но из самолета не вылез. 

Когда подбежавшие механики и дежурные санитары, вытащив из самолета бесчувственное тело летчика, стали его осматривать, чтобы перевязать Данилов пришел в себя, а затем приподнявшись произнес: «не верьте приметам», после чего без чувств рухнул на руки подхвативших его  товарищей.