Этюд. В парке

     Два силуэта входят под переплетенную зелёным серпантином дикого винограда арку: высокий, с устало повисшими вдоль тела руками, неспешно вразвалку бредущий, переваливая вес с боку на бок, словно старый селезень дед и нескладная, по отрочески вытянутая, размахивающая на ходу руками фигурка девочки.

     На нем дурацкие клетчатые шорты с заправленной в них по старой моде рубашкой. Он столько отдал за свою долгую жизнь службе, семье, детям, внукам, что сил держать как прежде спину и наряжаться не осталось, и былая начальническая строгость почти сошла на нет, оборотившись ворчливым покряхтыванием.

     Кажется вот, совсем недавно они гуляли по этому самому парку втроём: он, ещё живая супруга и их рыжая дочурка, только что закончившая первый свой школьный год. Только парк был не такой красивый и ухоженный как нынче: без фонарей и мощеных дорожек, без этих арок и цветников. Недавно... Тридцать лет прошло...

     Когда она убегает от него, подпрыгивая на своих тоненьких ножках и рыжая косичка вихляет из стороны в сторону, он на мгновение забывается и хочет окликнуть её именем дочери, но тут же, опомнившись, запинается и взмахивает рукой в досаде на самого себя, смущенно покачивая головой  и бормоча что-то себе под нос.

- Деда, ну деда!
- Ну чего тебе ещё?
- Ну расскажи ещё что-нибудь! Ты столько всего знаешь!
- Чего тебе ещё рассказать. Не хочу. Устал я. Домой пора.
- Ну пожалуйста, деда, ещё немножко. Про собаку мамину расскажи. Ты так интересенно рассказываешь!
- Интересенно рассказываешь. Интересно, а не интересенно! Ладно. Погуляем ещё кружочек.

     Они выходят в парк на прогулку каждый летний вечер, в любую погоду. И эта рыжая девочка самое главное, что есть в жизни высокого, когда-то чрезвычайно важного, а теперь немного уставшего человека.

     А у рыжей девочки есть самый замечательный на свете деда, который лучше всех умеет рассказывать истории и знает ответы на все её вопросы.