Татарочка

Перед отправкой детей на экскурсию, медсестра подмосковного детского дома Надежда Сергеевна подошла к охраннику Алексею Ивановичу, поздоровалась. После недолгой паузы старик отреагировал, глядя на неё.
- Здравствуй, Надежда. Видимо  понадобился старый моряк.
- Да, с просьбой к вам, дед Алексей.
- Ты заходи внутрь, не стой на пороге. – Алексей приоткрыл дверь. За почтенный возраст, старика давали  поручение, присмотреть  за служебными пристройками детдома. Комната охраны была ограждена от остального помещения, неведомо,  когда приобретенной, по своим размерам внушительными театральными занавесями. Туда и вошла Надежда. Алексей сидел у окошка, рядом с дверью. За ним был стол, на котором, Старый, ламповый телевизор. В углу — странно громыхающий холодильник, полувековой давности.
- Дед Алексей, просьба к вам. Под вашу опеку можно оставить девочку до ужина?
- Здесь? В служебном помещении? Как-то неуютно будет для ребёнка.
- Она новенькая. Определили к нам, прямо из детской санатории. Пока слабенькая. Мы с группой едем в экскурсию.  Ещё  она прихрамывает. Ей тяжело будет идти с нами.
- А что  прихрамывает-то?
- В недавние смутные времена, в Средней Азии случилось. Говорят, при пожаре в поезде, её  вытолкнули из окошка. Нашли её военные, подобрали. Долго лежала в ожоговом центре, потом в санатории. И вот, теперь  к нам.
- Печальная история у девочки.   До ужина говоришь? Ладно, приведи. Сядет, в телевизоре мультики  посмотрит. А я пока займусь своим котом.
-  Всё стараетесь мышелова из него сделать?
- Стараюсь, но видимо кошки, плохо поддаются дрессировке.
- Вместо кошки, поговорили бы с ребенком, расположили её к разговору.
- Милая Надежда, для этого, есть у нас штатные психологи. А я не любитель болтовни. Тем более с детьми.
- Простите дед. Я не намеревалась вас обидеть.  Обед ей принесут из кухни. Видимо, я излишне требовательна, да? Простите ещё раз, дед Алексей.
- Всё правильно Надежда, когда вопрос о детях. Ты иди, приведи её.
- И вправду она послушная, аккуратная. Чистюля такая. Но что странно — не любит волосы причесывать. Говорит, не хочет быть красивой. Видимо, это возрастное.
- Лучше привели бы ее, страдалица наша.
Надежда вышла, и вскоре явилась с прихрамывающей девочкой, поддержав ее за ручку.
- Вот мы пришли, Асенька. Пока с группой не вернёмся с экскурсии, ты останешься у дедушки Алексея, и будь послушной, хорошо?
Девочка кивнула головой и тихо вопрошала:
- А почему он полез под стол?
. – Это он там котёнка приучает мышей ловить.
- Мышей, под столом?
- Не бойся, их здесь нет. Котенок давно их  прогнал.
- Иронизируешь, да, Надежда? - И к Асеньке — Девочка, ты садись на диван,  включай телевизор.
- Я не хочу телевизора. - Асенька отпустила руку медсестры, присела на диван.
- Дед Алексей. Я ухожу. Асенька под вашей опекой. - Сказав, и легонько погладив её кудри , Надежда ушла.
Сидя на диване, сначала безразлично, но постепенно с интересом, девочка
поглядывала вокруг. Комната, скорее складское помещение, приспособленное и для охраны, в половине своём, была забита кроватями, и иной сломанной мебелью полувековой давности, надежно прикрытыми театральными шторами.
Когда утомило неподвижное сидение, Асенька привстала, подошла недовольно бормотавшему в адрес котенка Алексею, спросила:
- Дедушка, а почему учите котенка под столом?
От неожиданности, Алексей стукнулся головой по днище стола, и проворчал:
- Девочка, здесь среда подходящая, вот почему.
- А можно глядеть, как приучаете?
- Не на что смотреть. Видишь, за щелью, пластмассовую мышку с батарейкой?
- Не, не вижу.
- Неважно. Я дергаю за шнурок, и она пищит как мышь, привлекая котенка.
Асенька смотрела, смотрела и не по детски, вздыхая, проговорила:
- Только взрослые умеют придумывать такие глупые игры.
- Это упрёк, что ли? - От удивления, обернулся к ней Алексей.
- А что такое упрек?
- Сказали, что ты тихоня. Видимо, ошиблись.
- А почему ошиблись?
- Потому что, скорее ты болтушка!
- Я не болтушка, просто спрашиваю, – обиженно вернулась Асенька к дивану. Присела, потом прилегла, голову уткнув в подушку. Алексей еще некоторое время повозился с котенком и, ворча, выкарабкался из- под стола.
- Видимо, бездарный ты котенок. - И в сторону девочки: - Что, говорунья, не
проголодалась? Может, накормить тебя?
Не услышав ответа, понял, что девочка уснула. Накрыл её одеялом, достал в холодильнике бутыль с молоком, залил тарелку котёнка под столом. Потом прошёлся по зданию. Повсюду царила несвойственная тишина. Лишь из столовой доносились обрывки слов поварихи, распекавшей кого-то из помощниц. Вернулся, присел на краю дивана, у ног девочки, решил немного вздремнуть, и незаметно уснул. Но от его храпа, проснулась Асенька. Присела, оглянулась. Заново привыкая к окружающему. От пещерного храпа Алексея, ручками прикрыла уши. Бесполезно. Котенок замяукал, подпрыгнул к ней. Она приютила котенка у себя на коленях, и под его мурлыканье и храп Алексея, снова заснула. Так их и застала повариха:
- Дед, а дед! Вот вам ужин принесла на двоих.
- Спасибо, Варя, - проснулся Алексей, заметил котенка рядом с Асенькой, опять заворчал: -
Неблагодарный, кот.  Мне-то и близко не подходит.
- По заслугам, дед. Гоняешь беднягу, и ласки ожидаешь. Так не бывает, - упрекнула старика повариха, и ушла.
- Вот и вся женская логика, – Досадуя, Алексей привстал и хотел разбудить обеим, своим квартирантам, но передумал, увидев печать тревоги на личике девочки. А когда она сама проснулась, стол уже был накрыт. Алексей, уменьшив звук телевизора, слушал новости. Девочка присела, тихо промолвила:
- Дедушка, я домой хочу…
- Домой? В вашу комнату? Поешь, потом пойдёшь. Скоро твои подруги вернуться.
- Нет, я хочу к маме.
- Ну, об этом не думай сейчас. Против жизни не попрёшь.
- Но я хочу, хочу...
-И что ты хандришь? Думаешь, одна ты горюешь? Я, может, больше тебя тоскую по маме. Целыми ночами не сплю. Молюсь, прошу у нее прощения.
Опешившая от услышанного, Асенька тихо возражала:
- Но она вас не потеряла, правда?
- Её больше нет. И потому тоскливо, одиноко. Это страшно.
Асенька поглядела, не притворяется ли дед, чтобы только её успокоить? Но увидела безнадежно грустные его глаза, смолкла, присела рядом, кулачки к щекам, задумалась о чём-то.
- Дедушка, а где руки помыть?
- Сказали, что чистюля. Если бы ещё волосы причесывала, то выглядела бы
восточной принцессой.
- Не хочу быть принцессой. Я хромая, некрасивая, и у меня вся спина сгорела.
- Это ты зачем на себя наговариваешь? Так нельзя. Ты даже очень обаятельная.
- А если я вам скажу, вы сохраните мою тайну?
- Я молчок, если это чужая тайна.
- Это моя тайна. Дедушка, если буду красивой, меня отдадут чужим людям.
- Глупости говоришь. Такого не бывает.
- А Марию?
- Маришку, что ли? Её  удочерили.
- Ей заставляли. Она плакала, я знаю.
- Говорят, она в хорошую семью попала. И это прекрасно. Ладно, выдумщица,
вон там кран, мой руки, и пообедаем.
В скором времени возвратились дети, шумом-гамом заполонили вся пространство детдома. Перед уходом, Асенька промолвила:
- Дедушка, а можно иногда приходить, поиграть с котенком?
- Ты станешь баловать котенка, тогда совсем не смогу приучить его к охоте.
- Не буду, я помогу вам, пожалуйста.
-Ладно, помощница. Если Надежда разрешит, то приходи.
Через сутки, Алексей снова заступил на дежурство, и к обеду, у его дверей появилась
Асенька, с папкой в руках. Поздоровалась.
- Это ты? Ну, здравствуй. Разве сейчас у тебя не уроки?
- Я отпросилась. Дедушка, я вот всё думала, как научить котёнка охотиться...
- Так я и сам знаю. Вот, за непослушание, в карцер его посадил.
- Куда посадили?
- В тёмную клетку. Наказал за непослушание.
- Вы злой, очень, очень... Я больше не буду с вами дружить.
- Ладно, не обижайся. Смотри, вон спит твой бездельник, за подушкой.
-Ой, простите, дедушка. Я думала...
- Да хватит тебе вздыхать! Клади свою папку на стол, и сядь.
Асенька положила папку, сняла туфельки и влезла на диван, к котенку. Тот мяукнул, но чувствуя, что его безопасности ничто не угрожает, снова уснул.
- Скажи, Асенька, тебе что, не интересно с подружками? Играла бы с ними.
- Мы играем, но всегда в одно  то же игру. Я хотела бы как раньше, жить дома, и самой выбирать, во что играть…
- Ну, сразу не хандри. Время не вернуть вспять. Лучше смирись, и живи тем, что есть, так легче, по себе знаю.
- Дедушка, ну почему взрослые никогда не слушают до конца?
Столько отчаяние и такая досада была в личике девочки, что сердце старика дрогнуло. Кажется, он заново увидел это очаровательное, худощавое существо, светлыми, сияющими, пепельно-черными глазами, и капельки слезинок, катившихся по личику,  падавших прямо на котёнка. И задумался Алексей: «Ведь она права. Хоть кто-нибудь в это кошмарное время, полное разрухи и трагедий, удосужился ли вникнуть в мирок бедной девочки? Ведь она не похожа на брошенное дитя. Всё её поведение, хорошие манеры явно указывают на её благополучное доброе прошлое. А интонации в голоске, уже
говорят о взрослении не по годам...». И только одного старик не понимал - чем бы мог он ей помочь?
- А почему вы молчите, дедушка?
Вопрос вернул старика к реальности, о ней и заговорил, словно в этом и заключалась его помощь.
- Может, нам о море поговорить, юная барышня, где моя молодость прошла?
- Прошла? Как это прошла, дедушка.
- А что, разве не похоже, что я уже древний старик?
- А почему древний?
- Утомляешь ты своими почемучками. Лучше я тебя домашним сыром угощу. Вот и чайник вскипел. Попей чайку, с бутербродом.
- Не хочу, дедушка.
- Пей, говорю, и поешь, чтобы щёчки порозовели.
- Дедушка, а у тебя есть внучки?
- Внуки у меня. Один твоего возраста, а другой постарше. Если бы ещё внучка, было бы совсем иначе.
- А почему иначе?
- Внучка бы не жаловалась мамаше на меня, как эти сорванцы.
- Вы их ругаете. Почему?
-Они послушные, но иногда, для профилактики, приходиться их шлёпать.
-А за что?
- Без всяких причин. Детей ведь надо воспитывать, правильно?
-Да, надо.
-А если они не шалят, если послушные, как тогда их воспитывать?
-Разве плохо, что не шалят?
-Понятное дело. А воспитывать-то надобно? Вот сам и подталкиваю их к шалостям, а потом за них же, наказываю…
- Вот опять получается, что вы злой, дедушка... - Асенька подошла к окну, и грустно- грустно глядела вдаль. Алексей улыбнулся, положил руку на ее голову:
-Да шучу я, конечно. Внук мой младший, очень слабый здоровьем, куда уж тут его шлёпать-то? Врачи советуют увезти его на юг, здешний климат ему не годится, так сын со снохой, замышляют купить дом в Крыму.
- И вы уедете с ними, да, дедушка?
Прежде чем ответить, Алексей вернулся к столу, присел на диван:
-А мне юг вреден, так что я здесь останусь, а заодно за  квартирой да за дачей прослежу.
Он и не заметил, какой радостью наполнилось личико Асеньки.
- Я обидела вас, простите, дедушка.
- Ладно, дитя, это же я сам тебя и разозлил.
- Почему, дедушка?
- Хотелось подшутить, поговорить.
- Все взрослые так шутят, да?
- Э-эх! Может, в душе-то я моложе тебя. Не веришь? И страдаю в изношенном моём теле. А ничего нельзя сделать, разве что молиться...
- Непонятные слова говорите, дедушка. Вам очень грустно, да?
- Я-то как раз говорю понятно, а вот ты ворчишь, как старушка. Лучше постарайся оставаться в своём возрасте, как Богом данной, в образе своём. И не гонись за призраками дальними. Это бесполезно, а взросление, само настигнет. Всё в своё время.
От услышанного,  растерявшиеся Асенька, уже и слов не проронила. Но когда Алексей, увлёкшись, вновь слушал новости по телевизору, тихо промолвила:
- Дедушка Алексей, Я хочу, чтобы ты не уехал. Если можно. Пожалуйста...
- Э-эх, дитя. Все уходят. Каждый в свой час. Ладно, давай сейчас заглянем твои рисунки. А то слишком грустное у нас получается разговора. - Алексей взял альбом, пролистал. - Странно, у тебя одни горы да море…
- Да, синее-синее! А у моря, наш дом.
- Заметно, да. А почему труба дымит, как паровоз.
- Это моя мама готовит что-то вкусное, вкусное для меня.
- А говоришь, что не видела моря. Может, твоя родня, и вправду жил у моря? Что скажешь, дитя.
- Не знаю. Но помню, мама всегда пела о море.
- Слова-то помнишь? На каком- то языке она пела.
- Не, не помню. Но я знаю, пела о море.
- А лицо матери помнишь?
- Немножечко. Когда глаза смыкаю, тогда появляется. Может и не она. Я почти позабыла. Она очень, очень красивая.
- Понятное дело. От красивых, красивые рождаются. Девочка, может, родных твоих совсем не там искали?
- Никого не искали. И меня не ищут, дедушка. Наверно думают, я сгорела, умерла.
- Откуда знать. Может и быть такое. Надежда сказала, в том пожаре мало кто выжил. Да, ты права.
- Только мама не может так считать! Не может. Не должно.
- Успокойся, не взвинчивай себя. Ты сказала, не помнишь, с кем была в поезде, да?
- Не помню, дедушка. Я стараюсь, но не вспоминаю.
- То-то и оно. Ты слишком не огорчайся. После таких стрессов, взрослый, не то, что дитя, могло и память потерять. С кем, куда ехали, откуда, ещё надо выяснять. Говорят, что тебя военные подобрали, за пару сотен метров, от горящего вагона.
- Я знаю, дедушка. А больше они ничего нового не сообщают.
- Ещё в твоём деле сказано, когда ты пришла в сознание, то говорила, что татарочка. А имя вспомнила позже. Это правда, дитя?
- Да. Во сне мама меня звала. И я вспомнила своё имя.
- Мама, это святое дело. Если убеждена, что она жива, значит, так и есть. Значит, и она тебя помнит. Так что, поверь, маленькая принцесса, когда-нибудь закончатся эти недоразумения. И ты встретишься со своими родными.
- Я не хочу когда-нибудь. Я хочу сейчас.
- Перестань ныть. Соберись, думай о своем будущем.
- Дедушка, я хромаю, я некрасивая. Какая ещё будущая.
- Глупенькая ты. Ну-ка подойди, посмотри в зеркало. У тебя глаза, лоб, и щёчки, как с обложки модного журнала. Правда, худенькая, но больше бы тебе еды, и щёчки порозовеют, бледность пройдёт. Радуйся Господу, и счастье придёт. Сейчас старайся думать только о будущем. У времени другие свойства. Ничего не сдвинется с места, пока не успокоишься. Отпусти прошлое с миром. Надобно и в душе дорасти тебя, до внешней своей красоты.
Впечатлённая словами старика, Асенька внимательно посмотрела в зеркало, и хотя не всё сказанное понимала, но вникала в слова, и тень обречённости постепенно таяла в её взгляде. И уже смиренным голоском, говорила старику:
- Все равно, я хочу маму.
- А я сейчас, хочу к морю. В эту осеннюю пору, в безлюдном берегу, смотреть на бушующие волны, на чайки, на туманы...
- И я хочу смотреть.
Алексей, вздыхая, развел руками, ничего не говоря. Слышен был шум в коридоре.
- Видать, заведующая появилась?
- Да. Недавно она ругала тетю Варю.
- Ладно, сейчас иди к себе, а я здесь порядок наведу.
- Дедушка, сначала помогу тебя.
- Тогда убери со стола, а я пол протру.
Асенька прибрала на столе, потом взяла из рук стонавшего от одышки Алексея швабру, протерла пол. На этом и застала их заведующая детдомом:
- Детишек эксплуатируешь, Алексей Петрович? Ой, как это нехорошо.
- Чур, тебе, сила нечистая. Хотя бы сначала поздоровалась.
- Знаете, старый морячок. Вы ответите за эти слова. Девочка, как там тебя? Марш отсюда!
Асенька оставила швабру, быстренько ушла к себе.
- Ирина Михайловна, девочку я привела.  - Заступилась за Алексея, медсестра.
- Чтобы здесь полы драила, да?
- О чем вы, Ирина Михайловна. Привела, чтобы общалась с дедом.  Это идёт ей на пользу
- Знаете, как-то странно звучит. Есть педагоги, есть психолог. А девочку отправляют к старику. Может, всех прогнать, и оставить в штате лишь старика? И он всех приучить драить полы. Видимо, так, да?
- Побойтесь Бога, Ирина Михайловна…
- Замолчите,  морячок. Здесь вам не пиратский кораблик. Ничего себе, драить полы.
Алексей стерпел обиду, так как понимал, что его слова эхом могут отозваться в судьбе медсестры и Асеньки. Ответил примирительно:
- Вы правы, как всегда. Дитя должна учиться, а не полы драить.
- Это хорошо, что понимаете, – С нескрываемым тщеславием, проронила заведующая и, вспомнив о чем-то, вылетела из комнаты.
«Да, вот тебе женщина. Через десяток лет, будет семечки грызть у подъезда. А душонка-то никчемная», - С досадой в душе, размышлял старик. Успокоившись, он поставил чайник. Тихонько вошла в дверь, Асенька.
- Вернулась, дитя. А если глянет заведующая?
- Она уехала на машине. Дедушка, простите пожалуйста. Из-за меня, она отругала вас.
- Ты особенно не переживай. Она всегда находить причину для брани.
- Она глупая и злая да, дедушка?
- О старших нельзя так отзываться. Даже если они говорят глупости.
Асенька задумалась над словами старика, и видя, что дед улыбается, сама засмеялась. Алексей глядел на это сияющее Божье создание, и его осенило, что когда-то
в далёком прошлом, он вроде бы уже встречал этот взгляд, эти бесконечно доверчивые и страдающие глаза... Стало ему душно.
- Дедушка, что с вами? - Асенька подошла, видя, как старик побледнел, и схватился за сердце. – Может, тётю Варю вызывать?
- Выпью таблетки, и пройдёт. Не волнуйся. Ты иди, иди к себе. Попробуй нарисовать настоящее море.
-  Я не видела море, дедушка.
- По воображению рисовала, что ли?
- Не знаю, дедушка. Можно я попрощаюсь с котенком?
- С этим бездельником? Ну конечно можно.
Асенька погладила котенка, попрощалась со стариком,  ушла. А старик, долго ещё размышлял: «Вот же душа-то одинокая… Тоскует по маме, о родимом доме… А ведь
не ей, самой выбирать свою судьбу. Для неё, и всех детишек, здесь одна судьба...”.
В раздумьях, он достал пузырёк валидола, накапал пару десятков капель в стакан, смешивая с водой, выпил. Потом послушал последние новости с телевизора, и прилёг на диван.
В следующую неделю, Асенька не появилась у старика. Он обеспокоился. Не заболела ли девочка? Поинтересовался у Надежды. Та заверила, что с ней всё в порядке. Учится хорошо, в свободное время, занято рисованием. Только она опять, становится замкнутой.
- Пускай учится... Видимо, иссяк  интерес  к деду,  к котёнку.
- Всё не так, дед. Просто заведующая пригрозила ей, что если будет болтаться у комнаты охраны, то она уволит вас.
- Вот же вредная  какая…
- Что верно, то верно. Однако в трудные и судьбоносные времена, только люди с её характером и выживали,  давали надежду другим.. Легко ли добыть провизию для сирот, удерживать штат сотрудников, вовремя платить приличную зарплату?
- Да, это правда, Надежда. А с детьми надо всё же нежнее быть.
- Знаю, девочке было с вами хорошо. Попробую уговорить заведующей, и Асеньку с Маришей иногда буду приводить к вам.
- Это с какой Маришей? Неужели та наша девочка.
- Да, дед. Которой, бывало, удочерили.
- Вернули девочку, да?
- Не уживалась. Все мы, конечно, расстроены. Но что за семейка ей попалась, если только и знали, что наказывали девочку, обвиняли Бог весть в чем. Все эти дни, Асенька, добрая душа,  находится рядом с ней. Подбадривает её, будь-то сама взрослая, понимающая.
- Кто бы мог подумать? Перед уходом, выглядела Мария такой счастливой…
- Именно выглядела, да не стала. Вот берут  детей, не имея понятия, с какими сломленными судьбами соприкасаются, и при первых же трудностях, открещиваются от них. Это окончательно разрушает  души детей.
- Жуткие времена. Мало, что страна распалась, так  люди-то расшатались. Что еще сказать? Приведи девочек, поиграют, поговорю я с ними.
- Приведу, дед. Постараюсь. А то, Мария совсем сникла. Упреки заведующей, что она никчемная, бестолковая, сильно задевают девочку.
- Душа заведующей, вероятно, в прошлой жизни обитала в облике гиены.
Давай сообразим, как, каким способом помочь детям. Кажется, новому году
предпринимают творческие мероприятия.
- Да, это так. Спектакль. Песни и танцы. Будут приглашены благотворители. А эти двое, ни в какую не участвуют. Одна оправдывается, что хромая, а вторая... Впрочем, понятно. Обида большая, стресс, растерянность.
- Ладно, ты постарайся привести, а я соображу, что делать.
- Вам бы в воспитатели, дед.
- О чём ты говоришь. С внуками еле уживаюсь, куда ещё в воспитатели? Только просьба, приведи по одной. С обеими, после разговора с ними. А сейчас, по отдельности.
На следующий день, после занятий, Надежда поговорила с Асенькой, сказала, что дед Алексей хочет видеть её.
- Дедушка Алексей? А заведующая. Не станет прогонять его.
- Не волнуйся. Она в курсе. Не уволит деда. Я обещаю, не переживай.
- Спасибо, тётя Надежда. Возьму рисунки, потом пойду.
- Позабыла ты меня, и моего бездельника,- попрекнул Алексей, вошедшую к нему, Асеньку.
- Дедушка, я не могла, я  возле Мариши всё время была.
- Ладно, понимаю. Ты лучше покажи, что нового нарисовала? Кораблик в морском просторе. А это, наверно, капитан за штурвалом. Это ты меня нарисовала?
- Да, я вас нарисовала, дедушка.
- Я старый человек, Асенька. А на рисунке — юнец.
- Вы когда были моряком, были молоды, правда?
- Ну, кажется, да. Там всякое бывало. Скажи, ты правда с Маришкой дружишь?
- Она моя лучшая подруга. Она по ночам плачет. Я не знаю, чем ей помочь.
- Понимаю. Такое никому не пожелаешь…
- Маришка сказала, лучше умереть, чем ещё раз подобное пережить...
- А вот умереть не надо! Всё изменится, не вечно вы будете находиться здесь. Надо немножко потерпеть. Жизнь, у всех  сложностями.
- Если вы уйдёте, станет скучно, дедушка.
-  Почему это скучно? А подружка твоя, Маришка? Ты ей скажи, что если так будет переживать, то могут отправить её в психиатрическую лечебницу. А оттуда, уже возврата нет. Оттуда, разве что в спецшколу.
В ужасе от услышанной, Асенька даже не шевелилась. Потом опомнилась, спросила.
- Это почему, дедушка?
- Ты сама сказала, что плачет по ночам. Знаешь, нам надо ей чем-то помочь.
- А чем помочь, дедушка?
- Первым делом, пусть не даёт повода, в лечебницу её отправлять. А ещё, ведь новый год не за горами. Уговори ей, приходите ко мне, и я научу вас танцевать. Потом, знакомого педагога приглашу. Он научить вас быстро, в короткое время..
- Я же хромая, дедушка. Невозможно, чтобы я танцевала..
- Может, постараешься ради Маришки? Обещаю, я помогу. И ты не очень сильно-то прихрамываешь. В танце этого не заметно.
- Дедушка... А вы сами умеете танцевать?
- Значит, не веришь, что танцую, да, девочка?
- Не знаю.
Асенька видимо задела самолюбие старика, и тот привстал, подравнял спину, пробубнив под нос популярную мелодию, воображаемой парой в обнимку, покатил круги вальса по комнате. Асенька с восхищением прихлопывала в ладоши, пока старик не рухнул на диван.
- Дедушка, вы правда хорошо танцуете. Простите, что не поверила.
- Пришлось научиться. Жизнь заставляла. Был моряком и ловеласом.
- Кем были, сказали?
- Забудь об этом. Лучше скажи, мы поможем Маришке?
- Поможем, дедушка. Я обещаю.
- Тогда, мы вдвоём точно сумеем помочь ей. Только о нашем разговоре молчок, хорошо? Скажи, поиграла с кошкой, и что я отлично танцую, и тебя захотелось научиться у меня танцевать. А сейчас иди, скажи Надежде, пусть приведёт Марию.
После её ухода, Алексей обошел своё хозяйство, поговорил с поварихой, плотника
попросил утеплить окна к зиме. Вернувшись к себе, увидел сидевшей на краю дивана
Маришку, сузившийся, вся ушедшая в свою печаль.
-Здравствуй, Мария. Я рад видеть тебя.
- Дедушка Алексей, тетя Надя сказала, что вы просили меня приходить к вам. Что вы хотите о чем то важном сказать.
- Да, Мария. Мне очень нужен твоей помощи.
- Моей помощи? – Она ожидала сочувственных слов старика, и уже внутренне отгородилась от его жалости, утешительных слов. А тут, совсем другое. Мария оживилась. - В чём могу помочь, дедушка?
- Вернее, не мне, скорее Асеньке.
- Да? А что с ней? Я только что от неё пришла.
- Как правильнее объяснять тебя. Асеньку ожидают нелёгкие времена.
Растревоженная Мария привстала, подошла к старику.
- Пожалуйста, дедушка, скажи. Какие  времена?
- Но разговор между нами останется, хорошо? Ни она, никто другой не должны знать об этом.
- Обещаю. Я не скажу никому.
- Верю тебя, Маришка. Я вчера присутствовал при разговоре заведующей по телефону о том, что после нового года, Асеньку отправят в дом инвалидов.
Мария слушала молча, постепенно придя в уныние.
- Я так думаю, что мы вдвоём, сможем ей помочь.
Слова старика привели в чувство девочку.
- Как ей помочь? – появившимися  слезами на глазах, промолвила она.
Чуть ли не проклиная себя за причинённые детям страдания, Алексей всё же решил осуществить задуманное: Продолжить врать, ради их блага.
- Новый год на носу. Все дети кроме вас, участвуют в мероприятиях. Давай мы с тобой возьмемся за Асеньку, и научим её танцевать. Как это тебе? Думаешь у нас получиться?
- Танцевать, Асеньке? Как это так, дедушка Лучше ей песенку спеть.
- Песенку ты споёшь. А ей надо удивлять начальство, чтобы они позабыли о её отправке в дом инвалида.
- Дедушка... Я не хочу петь песенку.
- Ты в печали, понимаю. Обиделась на глупых людей, и укоряешь себя.
- Знали бы вы, какой у них наглый сыночек! Пару раз пришлось его отлупить. Орал как ослик. А его родители, наказывали меня.
Алексей посмеялся над её признанием, появилась улыбка и на лице смущённой Маришки.
- Ты умница. Представь, что стерпела бы годами, а он становился всё наглее и наглее. Нет,
ты молодчина. Жизнь ведь не всегда такая, о чём мечтаешь, но всегда помогает взрослеть,  становиться сильнее, понимаешь? Так что, будь умницей, и станешь достойной лучшей доли. Не грусти по пустякам. Живи дальше. Понимаешь это, Маришка.
-Понимаю. Спасибо, дедушка. А вы умеете танцевать, да?
- Я, девочка, старый моряк.  Вся жизнь прошла подобие танца. То на палубе «морского
охотника», то  теплоходе. Вот, глянь. - Алексей отодвинул стул, сосредоточившись, и как при Асеньке, притягивая воображаемую партнёршу правой рукой, сделал несколько кругов вальса по комнате.
- Я верю, дедушка. Только лучше садитесь, а то если упадёте, я не смогу вас поднять.
- Оказывается, и ты с юмором, - рухнув на стул, проворчал старик, и заметил, с какой жалостью смотрела на него Мария. Он воспользовался  этим. - Я ведь стараюсь для Асеньки, но всё зависит от тебя, твоего решения.
- Я постараюсь, дедушка. Уговорю её, но петь, и вправду не стану. Лучше станцую с ней. А трудно будет нам, научиться этому вальсу?
- Вальс ейне подходит. Асеньке нужно показать что-то умопомрачительное.
- А что это означает, дедушка?
- Она появиться на сцене подобие вихря, удивляя публику, уходить под аплодисменты. Вот что значит,  появляться как видение.
- Как в страшилках, да. Появляться, потом исчезнуть.
- Меньше смотри эти глупости. Ладно, я потом тебя объясню.
Мария не стала более расспрашивать. Она понимала, что это будет обычный танец, а дед просто преувеличивает. И всё же тяжесть боли и обиды своей, немного отступила, столкнулась в её душе с тревогой о подруге, которой нужна помощь. Её ужаснула даже мысль о том, что Асеньки не станет рядом. Алексей,  после ухода девочки, как всегда, но гораздо быстрее обычного, осмотрел помещения. После работы, по пути домой, успел заглянуть на рынок бытовой техники, где купил компактный проигрыватель. Попросил продавщицу выбрать диски с модной танцевальной музыкой.
На следующем дежурстве, он показал Асенке приобретённое. Та погрустнела.
- Нога будет болеть. У меня не получится, дедушка.
- Опять захныкала. Ну, давай-ка посмотрю твою ножку! - Алексей прощупал рукой место перелома.- Да, видимо, кости неправильно срослись, вот и прихрамываешь. Надо костоправу показать.
- Зачем, дедушка. Не нужно никому показывать..
- Чтобы он поправил кости ноги..
- Я не хочу, не хочу. Это очень больно.
- Потерпишь, а заодно, поправишь  свою судьбу. Ты сильная девочка. Я всё думаю, что предки твои, наверняка обитали у южных морей.
- Откуда вы знаете, дедушка?
- Я предполагаю. Не зря у тебя расположенность к морю. Когда-то, в трагическое для них время, я соприкоснулся с твоим племенем. Ладно, девочка, потом расскажу. Сейчас выберем музыку.
- Потом вы забудете. Пожалуйста, расскажите сейчас.
- Как всё это преподнести тебя, девочка. - Старик был в замешательстве.
- Расскажите как сказку. Пожалуйста.
- Сказку, говоришь... Сказка-то будет вроде святого писания для детского ума.
- Дедушка, пожалуйста...
- Не понимаешь... Скажи, ты смотришь на звёзды? Молишься?
- Я не умею молиться. И на звёзды не смотрю. Ночью мне страшно на улице.
- Тогда хотя бы у окошка, но обязательно смотри на звёзды.
- Они  так далеки, одиноки. Зачем на них смотреть.
- Что значит далеки? Они спутники нашей души. Вот представь, что с иного созвездия тоже глядит в окошко барышня вроде тебя, и так же фыркает, что звёзды слишком далеки.
- Это всё в сказках бывает, дедушка.
- А я вот весь свой век душу отводил пред вратами небес. И всегда ощущал, что оттуда глядит на меня одна, когда-то безмерно угодной моей душе, барышня твоей племени..
- Почему оттуда, дедушка? Это в твоих мечтах, что ли.
- Она давно уже ангел, вот почему. А сейчас пора музыку выбирать.
- А как же ваша сказка про угодной твоей душе, девушки? Пожалуйста, дедушка!
- Ладно. Помнишь, ты обиделась за кошку?
- Но я думала, что...
- Тебя ли различить обиду и ужас, творимые над народами. В то жестокое послевоенное время, под ружьём, посадили в товарные вагоны женщин, детей, стариков, отправляли в неизвестность, а то и на верную погибель. Я был тогда рядовым, и не смог спасти ставшую любимой медсестру, молоденькую девушку.
- Вы её бросили?
- Не бросил. Я умолял ей идти со мной. Поселения уже были окружены солдатами. Друзья советовали одеть её в военную форму, и по нашей заставе вывезти. Родители её были согласны. Но она без младшего брата, не захотела идти. Пока сообразили, что и как, лейтенант из органов, узнал о нашей затее. Меня арестовали перед её домом. Последнее, что я помню, это как она, девушка иной веры, осенила меня крестом…
- А потом?
- Посадили меня в карцер, а когда по ходатайству моего командира меня выпустили, уже
было поздно, её вместе с другими спецпереселенцами, в эшелонах, везли в казахстанские степи.
- А потом что случилось, дедушка. Вы больше не встретились с ней?
- Она умерла. И её брат, и родители. Не доехали до поселения…
Долго молчали. Асенька, как обычно, кулачки  приложила к щекам, думала-думала и, наконец, проронила сникшим голосом:
- Выдумываете дедушка всякое, чтобы я отстала от вас.
Алексей, взяв в ладоши личико её, промолвил, глядя веё глаза:
- В твоей головушке ещё не укладывается весь этот кошмар. Понятное дело. Но
если ещё раз скажешь, что я хочу отстать от тебя, то и я тебя не пожалею, обижусь на всю жизнь, договорились?
Асенька улыбнулась, кивнула головой, и ушла.
В детской школе творчества Алексей побывал в выходной от смены день. В секции танца он настойчиво объяснял хореографу, молоденькой девушке, что срочно и обязательно надо научить танцам хромую девочку из детдома, и её подругу. Хореограф была удивлена, но, поддаваясь настойчивости старика, обещала посмотреть на девочек, если для пары у них будет, хотя бы одного мальчика..
- Внука своего приведу, - пообещал старик.
- А девочки кем приходятся вам?
- Они детдомовские. Я там охранником работаю. Правда, после нового года ухожу.
- А что так, дед. Приболели наверно?
- Сердце шалит. Надо лечь в больницу. А им надо помочь. Они в особенно трудной оказались ситуации.
И когда он рассказал историю девочек, хореограф сдалась:
- Приведите, я постараюсь!
В детдоме Алексей посвятил в свою затею Надежду, а та долго уговаривала заведующую.
- У нас есть свой организатор культурных мероприятий, пусть у неё и учатся, - упорствовала заведующая.
- Одна прихрамывает, другая переживает большую обиду. А детей уйма. Организатору некогда индивидуально заниматься с ними.
- Что вы с дедом так печётесь о судьбах девочек, это похвально, конечно. Но вы оба и будете отвечать за них, - поставила условие заведующая.
- Обязательно, Ирина Михайловна, а  как  иначе… - обрадовалась Надежда.
После беседы у Алексея, девочки, хотя и до того были подружками, прониклись друг к другу особенной заботой. Всегда вместе стали делать уроки, проводить свободное время. Конечно, детдомовская жизнь, и от других не позволяла отторгаться. Но мечтать о будущем, легче было с подругой, которой сама жизнь сделала неотъемлемым в её судьбе...
Когда Алексей привёл своего внука Алешку, девочки  насторожились, опасаясь, что дед только им теперь и займётся. Но Алёшка был тихим, прилежным мальчиком. Больше всех ему и доставалось от хореографа, пока не приноровился танцевать то с Асенькой, то с Марией. Пару недель спустя, хореограф принесла девочкам платья для бальных танцев. Те переоделись, вернулись в зал, вот только Асенька не смогла сама застегнуть пуговички за шеей. Попросила Алёшку. Тот подошёл, но что-то замешкался за её спиной.
- Не получается? - Асенька обернулась, и увидела слезинки в глазах Алёшки.
- Тебе очень больно… - и голос, и руки дрожали у него.
- Совсем чуть-чуть. Ты не волнуйся...
Вошла хореограф.
- Дети, вы готовы? Асенька, подойди, я застегну. И начинаем. Время уходит!
После недельных занятий, хореограф поняла то, что сразу же стало ясно Алексею: чем круче танец, тем незаметнее хромота Асеньки. Стали разучивать сольный танец с непрерывными виражами, и всё получилось! Девочке даже порой казалось, что и боль в ноге не мешает, а помогает танцу, она старалась выполнять все указания хореографа, и никогда не жаловалась.
Как-то, в середине декабря, после занятий, Алексей с внуком проводил девочек в детдом. На пути встретился давнишнего знакомого:
- Ты что, на старости подался в воспитатели? - Пошутил тот.
- Они вместе с моим Алёшкой учатся танцам, так что вроде как внучки мои.
- Были бы твоими внучками, и пальтишки были бы как у твоего внука.
- Зачем ты так… - Алексея защемило сердце. Он схватился за грудь, и прислонился к дереву.
- Дедушка, что с вами? Вы не слушайте его. Повзрослеем, и купим себе одёжки! – Девочки разволновались не на шутку, а внук чуть ли, не расплакался.
- Слушай, приятель, я не думал, что так отреагируешь. Держись, сейчас машину скорой вызову, - знакомый снял пальто, постелил на снег, помог присесть Алексею, и побежал к ближайшему таксофону. Тем временем, Алексей успокаивал детей:
- Ничего, пройдёт. Вы только будьте умницами, что бы ни случилось, продолжайте обучение. И ещё, Асенька, одна моя родственница, известный врач, поможет тебе вылечить ножку. Её Еленой Рудольфовной зовут, она найдёт тебя, обязательно. И не гляди на меня как та татарочка, обречённым своим взглядом. Берегите себя, помогайте друг другу. Жизнь такая непредсказуемая...
Подъехала скорая. Врачи аккуратно поместили Алексея на носилки. По его просьбе, чтобы лишний раз не волновать, подвезли до детдома и детей, благо, было по пути.
- Пожалуйста, дедушка, приходи с Алешкой на вечеринку,- выйдя с Марией у ворот детдома, умоляла Асенька.
- Придём, обязательно. Боже вас храни...
***
Год был примечательным для детского дома. На новогоднюю вечеринку были приглашены гости из высоких инстанций. Шёл концерт, все его участники толпились у выхода на сцену. Ожидала и Асенька, переодетый бальный наряд. Вот только Мария отказалась, и петь, и танцевать, так как Алёша после болезни деда, больше не появился. Медсестра Надежда контролировала выход на сцену участников выступления. Подошла к Надежде заведующая детдомом:
- Молодцы вы все. Гости довольны. Ещё много номеров осталось?
- С выходом Асеньки, завершаем. Кстати, дед Алексей не появился? Девочки всё его ждут.
И Асенька услышала шёпот Ирины Михайловны.
- Сегодня ночью он скончался в больнице. Недавно позвонили.
- Пожалуйста, говорите тихо,- кивнула в сторону Асеньки Надежда.
Но мир уже рухнул вокруг Асеньки. Бесповоротно, необратимо. После второго объявления о её выходе, Надежда спросила.
- Скажи, ты сможешь выступать? Может, отменим твой выход?
Та посмотрела на неё, с трудом улавливая смысл вопроса, и шагнула на сцену:
- Памяти деда Алексея!- Асенька постаралась сказать это настолько громко, насколько позволил сдавленный горем, её голос.
Зазвучала музыка, и на глазах у всех, произошло чудо: вмиг куда-то исчезла хромота Асеньки. Одержимая вихрем ритма, она кружилась феерическими кругами, обескураживая своей дерзостью. И уже в середине танца, многие начали аплодировать. На последних аккордах, она простучала туфельками, покружилась уже без музыки, и как подкошенная, рухнула на пол. Аплодисменты прекратились. Она не вставала. Воцарилась тревожная тишина. Надежда, обеспокоенная, подбежала к девочке, встала на колени и вскрикнула:
-Она не дышит! Скорую вызывайте!
Начали оказывать первую помощь. Дыхание восстановилось, и оказавшийся в зале врач, взял на руки девочку, и под присмотром Надежды, быстро вынёс из зала. Все потянулись к выходу, и только словно прилипшая к скамье Маришка, всем телом дрожа, словно молитву, повторяла одни и те же слова: «Асенька, пожалуйста, Асенька пожалуйста..».
На следующий день, в больницу, куда привезли Асеньку, посетила заведующая детским домом:
- Испугала ты нас, девочка. А танец был великолепен. Молодчина ты! Я не ожидала.
- Это заслуга дедушки Алексея...
- Понимаю. Да, жаль старика. Кто бы мог подумать? Но все стареют, умирают. Закон жизни… Тебя ещё пару дней придётся здесь полежать. А есть для тебя и хорошая новость.
- Какая?
- Через пару недель, за тобой приедет татарская семья. Они услышали о тебе, и хотят удочерить. Правда, у них есть своей дочери, но они почему-то хотят и тебя. Мы проверили. Приличная семья.
- Я не хочу, чтобы меня удочерили.
- Ладно, ты не волнуйся. Об этом потом поговорим. Я тебя принесла ягоды, фрукты. Ешь, поправляйся. Да, забыла спросить, у тебя есть какая-то просьба?
Подумав, Асенька кивнула:
- Можно, чтобы ко мне пришла Мария?
- Хорошо. Отправлю с Надеждой. Завтра придут. Ну, мне пора. Выздоравливай.
На следующий день, в сопровождении Надежды, Мария пришла к Асеньке. Надежда была на похоронах Алексея, и подробно всё рассказала. А когда Надежда вышла поговорить с лечащим врачом, Асенька попросила Марии, в детдоме, собрать её вещи в рюкзак.
- А зачем это? - Обеспокоилась Мария.
- Потом скажу. Сделай, как я тебя прошу, сестрёнка.
Вошла в палату Надежда:
- Всё хорошо, завтра тебя выписывают. Я приеду за тобой, - и, попрощавшись, ушла с Марией.
На следующий день, выйдя из больницы, Асенька попросила Надежду, отвести её к могиле Алексея. На городском кладбище, у церкви, купили свечи, и Асенька долго смотрела на венки, тем обречённым взглядом, который так не нравился дедушке Алексею. Когда вернулись в детдом, где день прошёл спокойно, а к вечеру Асенька призналась Марии, что она собирается уходить из детдома.
- Куда? - В отчаянии, спросила Мария.
- Искать мою семью.
- Сейчас зима. Пожалуйста, не уходи.
- Нельзя. Скоро приедут за мной чужие люди. Хотят удочерить.
- Я умру без тебя. Не уходи.
- Потерпи, пожалуйста, пока найду своих родных, тогда обязательно вернусь за тобой. Ради нас, потерпи, сестрёнка!
Второй раз она назвала Марию сестрой, и та расплакалась.
- Не уходи одна. Забери и меня, пожалуйста.
- Тебя нельзя. Ты ведь так часто болеешь. Дедушка Алексей сказал, что я сильная, что я татарочка...
- Одной страшно среди людей. Я знаю. Пропадёшь, сестра. Останься.
- Не плачь, и слезами не провожай. Если будет очень плохо, я тоже вернусь. Обещаю.
Мария долго не отпускала Асеньку из объятий. Потом долго глядела ей в глаза:
- Я буду ждать тебя, сестра...
Незаметно, обе подошли к ограждению, Асенька через щель бросила рюкзак на ту сторону, и сама пролезла. Последний раз помахала рукой, и вот, уже одна Маришка, неизвестно сколько стояла на зимнем холоде у забора, когда чья-то рука легло на её плечо. Она обернулась. Перед ней стояла пожилая женщина.
- Вы кто, тётя?
-Я Елена Рудольфовна. Родственница дедушки Алексея. Мне сказали, что ты лучшая подруга Асеньки. А где она сама?
- Асенька ушла. Навсегда...
- Вот досада. Не успела...
***
Вдали, за морскими туманами, солнышко стремительно катилось к закату. Багряный просвет обрывистых облаков, у горизонта, постепенно тускнел, сливаясь с вечерним маревом. Зульфия пришла на работу намного позже своей смены. Хотя она заранее уведомила дежурного врача, кого должна была сменить, чтобы проводить маму с отцом в Симферополь, откуда они улетают в Москву. Цепляясь, может быть, за последнюю надежду, иссякающую год за годом... Найти следы той, похожей на ее сестру, Асие, в память похороненной с тётей, в начале девяностых. Там, в среднеазиатских просторах. Может быть, по годам, пришло бы смирение, и время излечило бы душевные раны, если бы не та фотография...
Перед выпускными экзаменами в школе, Камилла с супругом Рефатом, на пару дней ездила в Симферополь, покупать дочери платье к выпускному баллу в школе. А Рефату нужен был новый опрыскиватель для виноградника. В частном бутике, Камилла разговорилась с хозяйкой, Людмилой, и та пригласила заночевать у них, так как комната сына была свободна, Так как он учился в военном училище, в Москве. Войдя в эту комнату, Камилла увидела фотографию в рамке на стене. И не по себе стало ей. Два малыша, мальчик и девочка, чьи кудряшки оттеняли личико, припали к могиле, покрытой венками. «Бедненькие. Наверно любили усопшего», - глубоко вздыхая, она обсуждала планы следующего дня с Рефатом. От необъяснимой тревоги, она не смогла уснуть. Потом выскочила из постели, включила свет, и приникла к фотографии. Личико девочки пряталось за кудрями, но медальон, висевший на её шее, был четко различим. И та неповторимая цепочка, приобретенная ею у ювелира, в день рождения дочери. Камилла осторожно погладила кудри девочки за стеклом, и молилась, молилась...
Проснувшись, Рефат в этом состоянии и нашел её. Грешным делом подумал, что с женой случилось наихудшее. На её слова, что на фотографии их родная дочь, он лишь кивнул головой, и сидя в постели, даже не стал напоминать, что останки дочери давно похоронены там, в степях Средней Азии. Но утром, при расспросах хозяйки, он уже и сам был обескуражен.
- Вы спрашиваете о девочке на фотографии?
- Да, о ней. Кто эта девочка?
- Перед прилётом в Крым, сходили в кладбище. Сын настаивал.  Я фотографировала.  Это Асенька, татарочка, с моим сыном.
- Асенька?!
Камилла упала в обморок. Когда привели её в чувство и все успокоились, выяснилось, что девочка бесследно пропала с кладбища. Людмила рассказала все, что знала из прошлого. Заполучив у неё адреса, через пару дней Камилла с супругой полетели в Москву. А оттуда начались безнадежные поиски дочери. Оказалось, вскоре после неё, из детдома исчезла и подруга Асеньки, Мария. И только теперь, много лет спустя, отправила им телеграмму та самая медсестра Надежда, которая и сообщила, что в детдоме появилась Мария, и что они проживают вместе с Асенькой, в другой области. Мать с отцом, немедля собрались в Симферополь, оттуда в Москву…
Поздоровавшись с охраной, Зульфия вошла в свой кабинет. Переоделась, и пока глядела бумаги на столе, вошла дежурная медсестра.
- Здравствуйте, Зульфия Рефатовна. Игорь Александрович отлучался по срочным делам. По-моему, его главный вызывал к себе.
- Спасибо, Ольга. Я в курсе. Он предупредил меня. Скажи, были новые поступления?
- Одна барышня. Рано утром привезли, на машине скорой. Игорь Александрович осмотрел её, сделал назначения. После уколов, ей стало намного лучше.
- Понятно. При обходе проверю состояние. Откуда поступила?
- Отдыхающая. Привезли из гостиницы. Сказала, последний день решила прогуляться по набережной, попала под ливень, и вот тебе, простыла.
- Да, у отдыхающих романтика прямо зашкаливает. Ну, это же у нас не впервой. Как с остальными? Есть осложнения?
- Всё в норме. Ребёнок с отравлениями выздоровел. Сегодня мама забирает. А с другими больными, все в порядке, нет осложнений.
- Спасибо. Знаешь, ты иди, отдохни. Да, я тебя домашнюю выпечку принесла. Мама спекла. Все беспокоиться, как же меня оставить одну, на целую неделю. Жениха предупредила, чтобы глаз не спускал с меня.
- Заботливая у вас мама. Надо же, печь сладости перед отъездом. А что жених?
- Всё просится подежурить со мной. Еле уговорила, обещала почаще ему звонить. Знаешь, я больше беспокоюсь о маме. Узнать бы, что на этот раз судьба приготовила для неё. Бедная моя сестра... Ладно, ты отдохни, потом ещё поговорим. Я приготовлюсь к вечернему обходу.
Ольга вышла из кабинета, а Зульфия, прихватив градусник, стетоскоп и журнал назначений, начала обход, который завершился в палате вновь поступившей девушки. Намереваясь разбудить её для осмотра, Зульфия поразилась странно знакомому лицу, даже холодок пробежал по телу:
- Мама… - непроизвольно прошептала. Но и этого оказалось достаточно, чтобы больная очнулась, простонала, открыла глаза:
- Можно воды?
И… знакомый голосок её…
- Воды? Да, сейчас… - Зульфия подала стакан, такими же дрожащими руками, которыми девушка его взяла. Потом протянутый градусник положила под мышку, и всё это время, видимо, страдая от жара, почти не размыкала веки. А Зульфия, напротив, неотрывно глядела на неё. Спохватилась:
- Можешь сесть? Послушаю твои легкие.
Девушка с усилием присела в постели, выговаривая почти шёпотом:
- Пожалуйста, только не пугайтесь моей спины. Она вся в шрамах.
- Не думай об этом. Я же врач, – но всё же невольно содрогнулась. – Это… при пожаре, да?
- Да. Когда маленькая была. Далеко, в Средней Азии…
- Прости, как тебя зовут?
- Асией.
У Зульфии перехватило дыхание. Это заметила и девушка.
- Вот видите, вы всё же испугались…
Но Зульфия уже взяла себя в руки:
- Не волнуйся, не в этом дело. А лёгкие твои, в норме. Сейчас медсестра сделает тебя прививку, и надо будет тебя спать!
– Доктор, а нельзя ли мне позвонить? Сестра, наверно, переживает.
- У тебя сестра?
- Да, под Москвой живёт. А я здесь так сглупила. При моём-то здоровье, додумалась погулять под дождём…
- Почему поступали так неосмотрительно?
- Прощалась. больше не придётся прогуливаться по этим сказочным местам.
- Нам не угадать, о чем сулит будущее.
- Но судьбу-то не обманешь.
- Ты полежи пока, Асия. Я пришлю медсестру, а потом, если захочешь, мы ещё поговорим. И позвонишь своей сестре. Она у тебя родная?                - Она роднее всех. Мы сёстры, начиная с детского приюта. Знаете, лучше позвоню завтра.
Зульфия вся дрожавшая, вышла из палаты. У себя в кабинете, присела у стола, и думала, думала.  Вошла медсестра:
- Я для вас чайник поставила, Зульфия Рефатовна. Вы неважно выглядите. Что стряслось? И вправду очень бледная.
- Ольга, сделай прививку поступившей сегодня, девушке. У неё температура.
- Вашей землячке?
- Откуда знаешь, что она моя землячка?
- Она сама сказала, что татарочка. Хотя, фамилия русская.
- Ты иди, пожалуйста. Мне надо срочно позвонить.
Медсестра ушла, Зульфия набрала номер своего жениха:
- Милый, прости, что так поздно. Ты ещё не спишь?
- Что-то случилось, Зульфия? Я недавно вернулся.
- Ринат, пожалуйста, поезжай немедля, забери родителей из вокзала, приведи сюда.            --Как так, Зульфия. У них скоро автобус. Ты знаешь, что уезжают в Симферополь, а оттуда, улетят в Москву.
- Я бы тебя не беспокоила. Но это срочно. Прошу, успей их вернуть. Пожалуйста.                - Ты так не волнуйся. Я иду к машине.
Вернулась медсестра.
- Как она, Оленька?
- Видимо, скоро уснёт. Скажите, Зульфия, отчего вы взволновались?
- Знаешь, Ольга, я почти уверена, что она моя сестра.
- Господи, неужели та, которую считали погибшей. Ты не ошибаешься?
- Сама бы не поверила, если бы не её сходство с мамиными молодыми фотографиями.
Кажется, целая вечность прошла, пока позвонила мама Зульфии, с упреками:
- Как это понимать, доченька? Что с тобой. Что случилось такое, чтобы мы вернулись?
- Мама, милая, здесь одной девушке, срочно нужны твои целебные травы.
- Ах, вот оно что.  А, Ринатом нельзя было тебя получать эти травы?
- Мама, пожалуйста, ты здесь нужна. Сама убедишься в этом.
Голосок дочери звучало странновато. Что-то дрогнуло в душе Камиллы.
- Рефат, надо вернуться. Говорит, девушке одной очень плохо. Нужны мои снадобья.
- Бред какой-то, - Поворчал Рефат, - врач, просит маму, вылечить своему больному, какими-то травами. А я-то там зачем. Может, я полечу?
- Она о чем-то не договаривает. Если что-то другое случилось? Мы возвращаемся обратно. Я чувствую, что так надо.
По пути, Камилла взяла банку с настоями незрелых ягод винограда, алычи, другие проверенные народные средства, и поехали они в больницу. По лицу дочери, Камилла сразу поняла, что дело действительно серьёзное:
- Что это за пациентка у тебя, доченька?
- Успокойся, мама. Сядьте на диван. Сейчас Ольга вам чаем угостить.
- Взбудораживала всех, а теперь предлагаешь, чаю распивать?
- Ладно, простите. Плохой от меня психолог. Только прошу, не очень волноваться. Мама, мне кажется, что вон той крайней палате, наша Асенька лежит.
Камилла расшаталась, присела.
- О чём ты сейчас сказала? Что, это она сама призналась? Ты поговорила с ней?
- Она даже не догадывается об этом. У неё жар. Думаю, пока не стоит нашим догадками, усложнять её состояние.
Как только увидела Камилла девушку, то ноги у неё от волнения скосились. Лишь с помощью Зульфии, подошла, дрожащей ладонью прикоснулась к её горячему лбу. Больная в забытьи, в сонном своём бреду, будто преследуемая кем-то, прижалась к Камилле. А та, в неизъяснимом порыве, обняла, гладила личико её, и чуть слышно, запела ту колыбельную, что пела в детстве Асии, когда та хворала и хотела, чтобы мама была рядом…
Попозже, из дверей палаты, вышла совсем другой Камилла. Будто вмиг постарела, но преисполнилась новой силой.
- Рефат, предупреди родню. И ты, Ринат, сообщи родителям. Завтра мою дочь, забираем домой…
Рано утром, Зульфия вошла в палату сестры. Приоткрыв дверь, и не увидев никого в постели, встревожилась. Потом увидев на соседней кровати, в обнимку спящими матери и сестру, то неподдающимся к объяснению чувством, тихонько прикрыла дверь. Не стала будить Ольгу, сама подготовила все процедурные предметы, начала утренний обход к больным.
Весь этот день прошло в счастливых хлопотах. Приехал отец, с будущим зятем, его родителями. Которым хотелось разделить радость, в семье своих будущих родственников. Все поочерёдно заглядывали в палату Асеньки, через приоткрытую дверь, и умилялись блаженству так дорого доставшихся объятий матери с дочерью.
Камилла проснулась от кашля дочери, дышавшей ей в грудь, и с одержимостью, вновь стала целовать её личико, глаза, волосы. И, та, от материнских ласк, надышавшись ладанным запахом её волос, грезила, чтобы это длилось вечно. И, будь-то освобождаясь от груза долгих, казалось, неизбывных воспоминаний, Асенька рассказывала под причитания матери, про ожоговый центр, про санаторий, детдом и дедушку Алексея, и Елену Рудольфовну, которая всё же в последний момент догадалась искать её у могилы дедушки Алексея, куда Асенька не могла не прийти проститься, после ухода из детдома.   В ответ, она узнала от матери, что это именно они с отцом, были той татарской парой, которая хотела её удочерить, и от которой, она  сбежала.  В шестом классе, Елена Рудольфовна положила её в свою больницу, где так бережно и правильно подправили  неудачно сросшийся перелом ноги, что она и думать уже об этом забыла…
- Мама, я не помню папу. Скажи, какой он?
- Рефат, когда служил в армии, из-за его частых командировок, не то что тебе, но и мне приходилось вспоминать, как он выглядит! Когда случилась беда с тобой, он бросил службу, долгие месяцы искал твои следы по всей Средней Азии. Все эти годы укорял себя, что отправил тебя в дорогу с тётей. Мы приобрели виноградное поле, здесь, в Крыму, и стал он заниматься тем, чем занимались наши предки, веками… Скажи, как нам сообщить той благородной женщине, что вылечила и вырастила тебя, чтобы она прилетела к нам?
- Елена Рудольфовна, после долгой болезни, скончалась пять лет назад.
- Мир её праху. Святая женщина…
- Мы жили у неё, вдвоём с Марией, моей лучшей подругой из детдома, ведь это я уговорила Елену Фёдоровну, и над ней взять опекунство. Ты увидишь, мама, какая Маришка замечательная. Замуж вышла, ждёт ребёнка. Узнала, что я в больнице,  скоро прилетит сюда.
- Мы только будем рады ему, доченька.
Камилла встала, накинула халат, любовно накрыла одеялом Асеньку, и собиралась выйти, как вдруг была огорошена вопросом:
- Мама, а удобно приходить к вам? Может, здесь останусь?
Камилла вздрогнула, побледнела, из самого сердца выдохнула:
- Если ещё такое услышу, я умру, доченька…
И только она вышла, вошли в палату Рефат и Ринат, с своими родителями. Рефат подошёл, встал на колени у  дочери, приложил ладонь к её голове, промолвил с глухим стоном:
- Прости меня, доченька, прости. Во всех твоих бедах, я один виноват.
Асенька взяла папину ладонь, поднесла к губам, поцеловала:
- Папа, родной, как я мечтала о таких  мгновениях.
• Наверное, как и мы, все эти годы. Как возможно после этого, не поверить в милость Господа.

- Спасибо всем, что навестили меня. Вы простите, что я в постели. Если хотите, присядьте пожалуйста, на ту кровать.
- Мы лучше пойдём, доченька. Нельзя тебя утомлять. Зульфия строго-настрого предупредила нам. Папа останется, а мы пойдём. Мы обязательно встретимся в твоём отцовском доме. Скорейшего выздоровления тебя, Асие. - Говоря эти слова, отец Рината намекал семье, и они вышли.
Асенька с неистовым упоением смотрела на отца. И он, еле удерживая крик души, отягощённой горестью всех прошедших лет разлуки, тоже смотрел ей в глаза. Увидел в них прощение и любовь. Он более не вытерпел, прижал её к груди, словно раненный зверь, каким-то чужим для себя голосом, всё твердил, твердил:
- Доченька прости, доченька прости…
- Папа, ты весь седой…
- Да уж, врагу не пожелаю такую судьбу: то погибла, то жив, то бесследно пропала…
- Папа, милый, я больше не буду пропадать. Но я в скором будущем, должна  уехать… далеко, очень…
- Куда так далеко, доченька? – Рефат с тревогой, в ожидании, смотрел в бездонные глаза дочери. Ожидая пояснения.
- Она потом нам расскажет, папа,- прервала беседу, вошедшая Зульфия, – а сейчас, я помогу ей переодеться, и поедем мы домой. Вот, я принесла кое-что из моей одежды, надеюсь, подойдут тебя, сестра.
- Я подожду в коридоре. - Рефат вышел из палаты.
Пока сёстры хлопотали над одёжками, успели и поговорить.
- Зульфия, я сказала маме, что должна прилететь сестра…
Видя замешательство Зульфии, Асенька улыбнулась:
- Да, это Мария. Мы с ней вместе были в детдоме. Так что, теперь у меня две сестры, но ты, конечно, самая умная, добрая и красивая…
Асенька потянулась к Зульфии, обняла её, и добавила:
- Я мечтала, я знала, я чувствовала, что случилось недоразумение, что где-то есть люди, которым я нужна. Даже в одиночестве, у могилы деда Алексея…
А знаешь, в детстве, когда забегала в твою комнату, то…
- Мою комнату?
- Да. У нас всегда была и есть твоя комната. Так у нас было заведено. Так вот, когда я однажды стала играть с твоими игрушками, то мама от возмущения, первый и последний раз в жизни, отшлёпала меня. Ох, как я тогда приревновала её к тебе!
И тут Асенька начала рыдать, а Зульфия успокаивала её, то и дело, переходя с русского на какие-то ласковые татарские слова:
- Сестрёнка, а ты понимаешь по-татарски?
- Я почти всё позабыла, – смутилась Асенька.
- Прости. Потому спрашиваю, что когда ты здесь бредила от жара, то маму звала по-нашему.
- Правда? В детстве мне и Елена Фёдоровна говорила об этом.
- Знаешь, так странно и восхитительно, что помогаю родной сестрёнке. Скажи, на кого ты учишься?
- Отучилась. Работаю врачом.
- Да? Странно. А я-то важничаю здесь. Прости.
Асенька улыбнулась:
- Да что ты, это же приятно, когда наставляют близкие. Так иногда Мария поступает.
- А раны… Они болят?
- Иногда. Но теперь это для меня уже неважно…
В суете сборов, Зульфия  не спросила, почему это неважно, за что потом не раз упрекала себя. Но вот уже Асенька была одета, и попробовала встать, хотя от слабости, опять повалилась на постель. Зульфия позвала отца, Рефат бережно взял дочь на руки, и пока нёс её к машине, странное было у него ощущение. Это лёгкое, воздушное существо, обнявшее его своими слабыми руками, всё ещё казалось ему видением, не то, что непостижимой явью. И откуда этот проникающий в самую душу страх, что может уронить её, чувствуя под ногами бездну...
Никто и не заметил, сколько заняла времени дорога по городу, пока машина Рефата не остановилась на окраине, у двухэтажного дома.
- Вот ты  дома, доченька, - выйдя из-за руля, Рефат, как в больнице, снова взял Асеньку на руки, и вошёл во двор, где уже ждали их  родственники, соседи. В объятиях отца, смущённо улыбаясь, Асенька поздоровалась со всеми. А пока Рефат поднимался на второй этаж, опередившее его Камилла  открыла комнату Асеньки, осталось только осторожно расположить так долго отсутствовавшую хозяйку комнаты, на её роскошной кровати.
•
- Ангел ты наш, Всевышний помиловал нас, чтобы приобрёл этот уголок свою хозяйку, - будто молитву, проронила Камилла. А Рефат, всё стоял, подобие зачарованного, глядя на дочь.
Взгляд Асеньки, первым делом остановился на большой фотографии в раме, висящий на стене:
- Мама, а кто эти?
- Доченька, не узнаёшь? Это последняя твоя фотография с Зульфией. Тебя здесь четыре годика, а ей два. А на той карточке, что над столом, ты с Алёшей на кладбище, у могилы его деда.
- И моего.
- Да, милая...
Вошла соседка с подносом, Камилла придвинула стульчик к кровати, и поднос поставили на него:
- Доченька, с утра поела бы горячего бульона. И чаю бы нашего, на крымских травах...
- Мама, у меня нет аппетита.
- Милая, да ты только попробуй, сама не заметишь, как аппетит  появится! И пожалуйста, оставьте нас с дочерью. Буду её приучать к нашей национальной пище, она ведь даже  не представляет, насколько всё полезна…
Рефат с соседкой вышли из комнаты. Асенька неохотно присела на кровати, пригубила пышущий ароматным жаром бульон, и улыбнулась:
- Так вкусно, мама.
- А  как же, ведь из домашней дичи. Такого, ни в одном ресторане не подадут!
- Голова кружится. Я немножко полежу, мама.
- Да, отдохни. Я накрою тебя, - прихватив пустой поднос, Камилла собралась выйти.
- Мама, не уходи... Ты, такая необыкновенная... А у меня в памяти осталось лишь сияние твоих глаз, да ещё та колыбельная, которую ты пела прошлой ночью.
-Доченька, ты тогда спала.
- И всё же как-то почувствовала твоё присутствие, разве это не чудо?
- Спросить хотела, доченька. У тебя есть жених, или парень?
- Наверное, нет, мама.
- Говоришь неуверенно, почему?
- Потому что скоро я должна уехать далеко. В другой континент.
– По работе, что ли? Да хоть на край света. Знай, что я больше никогда не расстанусь с тобой.
- Куда я собираюсь, тебе туда нельзя, мама.
-А жених? Он едет с тобой?
- Нет у меня жениха. Но и ему запретили бы.
- Загадками говоришь. Будто на необитаемый остров собираешься.
- Да... Далёкий, очень...
- Так разве не найдём тебя работу здесь, на земле нашей обетованной? И Марию при-
гласим. Всё равно после замужества Зульфии, дом наш опустеет.
- Мария уже замужем. Хотя, конечно, она будет навещать вас. Часто. Я обещаю.
- Ты как-то тревожно говоришь, доченька...
- Что поделаешь, мама. Я больше всех хотела не расставаться с тобой, но, увы, приходится.
- Вот только не надо судьбой всё оправдывать. Так нельзя. Есть и Божья воля, и разве она в том, чтобы, найдя семью, снова затеряться в людском океане? Да и жить далеко от родни это не судьба, а выбор. Судьба и Божие провидение только в том, что мы нашли друг друга. И не расстанемся. Никогда.
Видя, что от её слов Асенька готов расплакаться, Камилла прижала её к сердцу, и обеим хотелось бы вечно так и оставаться.
- Обещаю, мама, мы ещё поговорим об этом, - успокоившись в материнских объятиях, сказала Асенька. - Мамочка, мама… Я так соскучилась по тебе. Я хочу уснуть в твоих объятиях. Уснуть, уснуть...
Камилла всё гладила, прижатую к ней голову дочери:
- Скинь тяжесть с души, ныне и всегда я буду рядом. Я буду жить для тебя, доченька.
- Мама, Зульфия родит для тебя внуков и внучек. И Мария... Будете счастливы... А как вообще вы здесь живёте?
- Как бы ни жилось, это родина наша, и наших предков.
- В детдоме дедушка Алексей рассказал о депортации. Он был рядовым. И был влюблен в татарочку.
- И что получилось?
- Ничего. Она не стала расставаться с мамой, с младшим братом.
- Узнать бы, из какого были семейства.
- Все погибли по пути в ссылку.
- Одинаково страшно, что дитя потерять, что родину. Хвала Всевышней. Для меня,
обе нашлись. Шум на улице. Видимо машина подъехала.
- Может, Мария?
- Понимаю, она дорога для тебя.
- И вы дороги. Но Мария попозже должна прилететь. Видимо, Зульфия.
- Нет, её вызвали в больницу. Сдаст смену, и придёт. Ангел наш, ты поспи. Я спущусь, погляжу, что к чему. Вечером будет много гостей.
***
Подъезжая к больнице, Рефат недовольно ворчал:
- Могли бы они хоть денёк, обойтись без тебя.
- Папа, может, действительно что-то срочное. Ты подожди, я узнаю и обратно.
Зульфия пошла прямиком в своё отделение:
- Надеюсь, ничего срочного не случилось, Игорь Иванович, - спросила она своего сменщика.
Тот выдержал паузу, пока Зульфия сняла куртку, повесила на вешалке и подошла к столу.
- Зульфия Рефатовна, пришли результаты первичных анализов вашей сестры.
- Да? И что же?
- Они тревожные. Вот, смотрите сами. Пока вы здесь, я отлучусь минут на сорок, хорошо? Вернусь, и мы обсудим результаты анализов.
- Да, конечно, идите.
Зульфия внимательно стала изучать результаты анализов, и постепенно её лицо становилось озабоченным. Видимо, и впрямь Асеньку нужно срочно госпитализировать. От мыслей, её оторвал телефонный звонок.
Звонила дежурный врач по больнице:
- Зульфия Рефатовна, звонят из Москвы. Спрашивают лечащего врача Асии Иосифовны. Я вас сейчас соединю.
И вскоре в трубке послышался голос женщины.
- Здравствуйте, я говорю с лечащим врачом, это правда?
- Простите,  кем вы приходитесь к Асии Иосифовне.
- Я её сестра, Мария.
- Знаю, да. Асенька нам про вас рассказывала!
- Доктор, я сейчас в аэропорту, в Москве. Через час вылетаю к вам.
- Очень хорошо. Как раз, я смотрела результаты первичных анализов Асеньки, и...
- Доктор, она прекрасно осведомлена о своей болезни. Она сама врач, и очень хороший. Я прилечу, и всё объясню.
- Прилетайте, конечно. Мы вас встретим.
- Спасибо, но не утруждайте себя. Я поймаю такси. Да, ещё одна просьба. Насколько я знаю, у вас в больнице работает врач, Зульфия. Или я ошибаюсь.
- Да, есть такая. А почему вы спросили?
- Просьба к вам большая. Пускай она не узнаёт об Асеньке.
Зульфия замерла. Не сообразила, что ответить, только бессвязно залепетала:
- О чем вы говорите? Да она… да вы...
- Понимаю ваше недоумение. Но они давно потерявшие друг друга, сёстры. Просто Асенька намеревалась издали повидать близких. Не хотела она ранить их, своим уходом.
- Это несправедливо, так нельзя. Каким ещё уходом?
- Я понимаю вашему  возмущению. Но если бы у неё были шансы...
- Что вы имеете  виду? Объясните, пожалуйста.
-  Что тут объяснять, доктор. Сестра умирает…
Страшная весть, омрачающая разум, холодком проникла в душу Зульфии, охватив кровь, и всё её существо. Она уронила трубку телефона, надолго застыла, медленно сползая в иную, непроглядную реальность, полную горечи и иных вызовов судьбы, вмиг разрушивших тот едва возникший хрупкий мирок счастливых встреч и ожиданий...
***
В аэропорту, до прилёта самолёта ещё было время. Ринат с Зульфией вышли из машины,  пошли в сторону ларьков, приобрести тёмные очки для неё, чтобы Мария её не узнала, хотя бы на первых порах, пока они не смогут выяснить у неё всё, что ей известно о состоянии Асеньки. Рефат остался, подавленной тяжестью нового удара судьбы, обессилев, утомлен.
Уйдя из поле видения Рефата, Ринат упрекнул Зульфию:
- Любимая, не сгуби отца, пожалуйста.
- Ты это о чём говоришь, Ринат?
- Так нельзя. Пока доехали, от переживания, когда ты теряла сознание, он чуть ли с ума сошел. Пойми, отец твой на грани. Сдержи свои эмоции. Он не готов нести горечь обеих дочерей. Зульфия вмиг задумалась. Внутренне собравшись, по возвращении к отцу, сказала ему с бодрым голоском.
- Мы вылечим её, папа, непременно. Я как врач говорю.
Отец посмотрел на неё скорбными своими глазами, и словно одобряя её слова, сказал.
- Не переживай за меня. Иди, доченька, Ринат ждёт.
Когда пассажиры начали выходить к ожидающим, и разбежаться по сторонам, Ринат первым опомнился:
- Ты спросила, как она внешне выглядит?
- Тогда не об этом думала, - совсем растерялась Зульфия, машинально сняв очки.
И тут же услышал:
- Асенька, родная, ты сообщила, что простудилась, - подойдя к ним, молодая девушка обняла Зульфию. Но, отпрянула, извинившись. - Простите, я обознался.
- Всё в порядке. Я Зульфия, её сестра.  Значит, и твоя, Маришка.
Они заново обнялись.
- А где  Асенька?
- С мамой. Она ждёт тебя. конечно, и мы тебя ждали.
- Как славно, что она у мамы. Как хорошо, что  вы о Асеньке всё знаете...
- Увы, не совсем всё, Мария.  Надеемся, что ты ничего не станешь от нас скрывать. Познакомься, это мой жених, Ринат. А вот и папа подходит.
- Здравствуйте. Я очень рада.
- И мы рады, доченька. Пойдёмте к машине. Поговорим по дороге.
- Господи, как хорошо, что она отреклась от своей идеи, - выдохнула Мария.
-В том-то и дело, Мария, что не она отреклась, а это мы её узнали. Зачем она так поступила?
- Она знает, что обречена, и хотела хотя бы издали попрощаться, чтобы не наносить вам нового удара судьбы. Она...
Плач Зульфии, не дал ей договорить. Зульфию терзала беспомощность, безысходность и внутренняя обида от того, что эта милая девушка более близка и значима для Асеньки, чем она, её родная сестра.
Мария понимала, что от неё хотят услышать большее об Асеньке. А что она им расскажет? Всё грустное, что они вдвоём пережили? Но и она сама была на грани срыва. Там, дома, еле смирилась  этой невыносимой реальностью. Но там хоть сама с мужем бегала по врачам, бесконечным консультациям, всеми правдами и надеждами, этим как-то заглушив боль.  Может, теперь  её слова, сыграют тем же утешением, для отчаявшихся родных Асеньки.
И действительно, они словно вникли  каждому  слову Марии,  которые, подобно белкам в колесе, две сёстры, мотались  судьбой предначертанному жизненному пространству, работая, получая образование, безмерно преданные друг друга, и Елене Рудольфовне.  Мудрая опекунша увезла девочек подальше от прошлого, к новой жизни. Но мир полон слухов.  Когда девочки учились в десятом классе, какой-то парень, в школе, Марию обозвал детдомовской. Та вся заплаканная, вернулась домой, и объявила Асеньке, что больше не пойдёт в школу, а та успокоила её, накормила, и куда-то ушла.  Вскоре вернулась вместе с нанесшим обиду парнем, и его матерью…
- Как  это ей удалось? - Зульфия не смогла сдержать восхищения.
- Она пошла к парню домой, и предупредила его родителям, что если их сын ещё раз доведёт до слёз её сестру, то она искалечит его. Удивлённые родители оказались хорошими людьми, расспросили подробно обо всём, сами извинились за сына, и отправили его с матерью, просить прощения у меня.
- Неужели потом он не стал дразниться?
- Нет. Мы даже подружились.
- Не может быть!
- Так ведь он-то и есть мой муж. Хорошим оказался парнем. И родители замечательные. Узнав о беде Асенки, готовы заложить фамильные драгоценности для её лечения.
- Да храни их Господь. Но как же он в таком положении отпустил тебя одну, в такую даль? Это рискованно.
- До рождения моего малыша, ещё более двух месяцев.  Он остался для выяснения некоторых обстоятельств, связанных с Асенькой. Нам
казалось, доктор, у которого она работала, что-то недоговаривает о ней, ссылаясь на врачебную тайну.
- Какую ещё тайну, если вопрос о жизни моей сестры?
- Вот и я поручила моему Николаю, выяснять всё это. Возможно также, что это Асенька сама  попросила доктора не огласить никому о её болезни. Хотя, когда захворала наша Елена Рудольфовна, и долго скрывала это от нас, влезая в долги, чтобы не отрывать нас от учёбы, сама Асенька с соседками стала ездить в выходные на рынок в Москву, и продавать там собранные нами сушёные грибы, соления, ягоды. Всегда отказывалась брать меня с собой, говорила, у меня слабый иммунитет к внешним влияниям, и что я забуду педагогику, подамся в торговлю. Асенька умела и умеет уговаривать, настраивать людей на позитив. Соседки рассказывали, что даже самые чёрствые люди из торгашей поддавались её обаянию, сами вызывались ей помогать.
- Скажи, а не приставали к ней?
- Попробовали бы. Она всегда носила обручальное кольцо Елены Рудольфовны. Особенно назойливым показывала найденную где-то фотографию двухметрового десантника, представляла как жениха, и у всех вмиг пропадала охота иметь дело с таким верзилой. Люди привыкли к её остроумию. А когда узнали, что
она учиться в медицинском факультете, и подрабатывает для учёбы, для семьи, то уже отнеслись с почтением. Беспокоились, когда на выходные она не появлялась на рынке.
- А как давно у неё проявилась болезнь?
- Не очень-то давно. На последнем курсе она практиковалась у известного в городе хирурга, а после окончания института, стала его ассистентом. Через год перешла бы и к самостоятельной практике, но после очередной операции, почувствовала себя неважно, чуть ли не упала в обморок. Не приняла она это всерьёз, думала от усталости, мне даже не сказала. А повторился приступ уже после встречи с Алексеем.
- Тем самым Алёшей, из вашего ещё детдомовского детства?
- Вам и это известно?
- Так ведь всё и началось тогда в Симферополе, когда родители совершенно случайно встретились с его мамой.
- Вот почему Алёша все эти годы искал её. Он сейчас офицер внутренних войск.
- А года три назад он гостил у нас ещё курсантом. Мы поняли, что он ищет Асеньку, хотя и слова не проронил о ней.
- А встретились они в день помолвки моей с Николаем, в городском парке, в кафе. Это было подобно Божьему промыслу. Мы все за нашим праздничным столом говорили о чём-то, смеялись. И вдруг, кто-то позвал Асеньку из-за стола, где сидели молодые офицеры. Она вздрогнула, оглянулась, стала бледной-бледной, потом, рванулась в сторону Алёши, оказавшись в его объятиях. Они просто прилипли друг к другу. Тогда, в кафе, Алёша рассказал про вас. Где живёте, как все эти годы её считали то погибшей, то безвестно пропавшей. После его отъезда, всего через три месяца, всё наше счастье скатилось в эту бездну уныния – второй приступ болезни. Утром она в свою больницу, я в свою школу. Вернулась позднее обычного, но дома её не застала. Позвонила в больницу.
Дежурная сообщила, что Асенька на работе упала в обморок, и её госпитализировали.
Я к главному врачу, у которого Асенька проходила практику, а он только и сказал: «Я, старый человек, так на неё надеялся. Думал, оставлю больницу в надежных руках. Но, увы, видно не судьба...». Хотя, пока не было результатов анализов,
окончательно и он не мог ничего толком сказать.
- А что анализы?
- Так в том-то и дело, что не было их. Она удрала из больницы. И я поверила её объяснениям, поверила, что с ней всё хорошо. Только удивило её решение съездить в Крым, не дожидаясь возвращения Алёши, о чём они договорились. Я сказала, что полечу с ней. Она ни в какую, мол, не хочет будоражить родителей, пока хоть увидит их издали, и вернётся, а там видимо, как жизнь повелевает.
- Папа, я больше не могу слышать. Это жестоко, это несправедливо!
Рыдая, Зульфия опять упала в объятия отца. Тот старался успокаивать, призвал сдерживать эмоции.
- Не скажете, она давно здесь? - Ринат вместо Зульфи, решил поддержать разговор со сникшей Марией.
- Неделю назад прилетела. Мы созванивались. Радостно сообщила, что на рынке чуть ли не сталкивалась с матерью, когда она делала покупки. Встретились взглядами, но она успела скрыться.
- Наверно, она и меня, и отца видела? – Зульфия пыталась побороть своё отчаяние, и расспрашивала, расспрашивала…
- Тебя нет, но в отцовских виноградниках была. Видела, как он работает. Когда отец сел в машину и уехал, начался дождь. Она осталась, заночевала в вашей подсобке. Там, наверное, и простыла.
- Заночевала? В такой холод?
- Когда спросила по телефону, она оправдывалась, что хотела впитать в себя ауру и запахи родимого края. Что её впервые осенило понятие Родины предков.
- И не было страшно ночью?
- Сказала, что это папина территория, и там не может быть страшно. Шорох дождя, вой шакалов, клич совы были невероятно завораживающими. И трепетала, и замирала в углу подсобки, согреваясь бушлатом с папиным запахом.
- Алёша знает с ней случившимся?
- Да, я сразу ему сообщила, когда Асенька решила прекратить отношения с ним, поменяла номер телефона, попросила меня передать ему небылицу, будто она выходить замуж за другого, и уезжает в другую страну…
***
Вечером, родственники и соседи Рефата, узнавшие о радостной вести, постепенно собирались у него дома. Сестра Камиллы с супругом, встречали гостей, усаживали,
преподносили кофе с сладостями, уговаривали остаться на вечеринку в честь Асеньки.
Правда, никого пока не подпускали к ней, ссылаясь на её усталость и простуду. А то, что почти всё время рядом с ней находилась Камилла, объяснялось просто - Асенька не давала ей уйти:
- Мама, милая, пожалуйста, будь рядом, - и всё прижималась к ней, слабенькими руками обнимая её.
Сначала в эйфории радости, матери казалось это естественным. Но постепенно Камилла растревожилась, и уже в каждом объятии дочери улавливала не то что радость, а неминуемое расставание, какое-то перемещение душой и телом в иные реалии,
которой, видимо, Асенька совсем не рада.
- Доченька, скажи, что тревожит тебя? Я чувствую. Ты о чем то, не договариваешь.
- Ничего особенного, мама. Я просто стосковалась по тебе.
Больше ни о чём не спрашивала Камилла, нежно гладила её кудри, пока не послышался шум машины у ворот.
-Наверно, приехали. Доченька, ты полежи, а я пойду встретить.
- Да мама, иди.
Спустившись вниз, Камилла подошла к вошедшей в дом Марии, и без всяких слов, обняла её. Та поняла, что это и есть мама Асенки, улыбнулась, поблагодарила.
- Доченька, ты поднимись к Асеньке, сейчас стол накроют и всех пригласят к столу. Ринат, а где Зульфия?
- Вызывали в больницу. Приедет с отцом.
- Ладно, сынок. Ты заходи в кухню. Сейчас тебе приготовят кофе.
- Спасибо, но я, наверно, поеду за ними.
Ринат обернулся и ушёл. Мария поднялась на второй этаж. Грустное лицо Марии, несмотря на её улыбку, и странное поведение Рината, усилили предчувствия Камиллы.
***
У больницы, выйдя из машины Рината, Зульфия с отцом ещё долго стояли у ворот больницы. Ей совсем не хотелось идти на работу. Тяжко было на душе.
- Папа, зря, наверно, остались. Может, съездим к виноградникам?
- Что там делать, Зульфия? И об этом ли сейчас думать, дочь?
- Ведь я там не была почти с детства.
- Разве это так значимо для тебя?
- Наверно, значимо, папа. Ведь даже Асенька уже была там. Может, и я хочу впитать запахи родины? Её чувствами ощутить землю нашу обетованную.
- Зульфия, всё наше бытие и есть крупица образа нашей родины. Видимо, неосознанно,
ты в виноградниках хочешь поискать утерянные в туманах, грёзы своей сестры. Но даже
в мыслях нельзя представлять её тенью, даже в сознании не отталкивай её в инобытие. Это отзовётся в реальности. Успокойся, соберись, помоги сестру. Ты врач, ты умница. Спаси нас всех, доченька. Спаси свою сестру.
Зульфия слушала, и постепенно лицом просветлела.
- Прости за слабость, папа. Я никогда не соприкасалась с подобным. Вон, подъезжает машина Рината. Поехали домой, к сестре.
* * *
Когда Мария вошла к Асенки, та радуясь, даже встала с кровати, чтобы поскорей обнять её. Но та была сурова:
-Что, сестра, захотелось ночные шалаши? Ты как маленькая, ей-богу.
- Так я здесь теперь именно и стала снова маленькой, тебе ли не понять. А как себя чувствует моя племяшка? – Асенька погладила уже  выпуклый животик Марии.
- Нормально. Только и знает, что путешествовать со мной, в поисках непослушной тётки!
- Прости, пожалуйста, Мария. Я не думала, что всё так обернётся. Прости меня.
- Это и к лучшему. Зато наконец-то познакомилась с твоей родней, и поняла, что только у таких милых людей ты могла появиться…
Посмеялись, и Мария пошла за Камиллой. Но и Асеньке недолго пришлось предаваться одиноким раздумьям. Вскоре в комнату вошла Зульфия, и по её заплаканным глазам, Асенька поняла, что Мария наверняка рассказала ей и отцу, о болезни:
- Зульфия, пожалуйста, успокойся. Я пока рядом. Не печалься, пожалуйста.
- Прости, сестрёнка. Прости за мою слабость. Ты вылечишься, обязательно. Я обещаю, - и только теперь впервые увидела, как дрожат губы Асеньки, и впервые мольбу, которую так долго скрывала ото всех, и даже от себя самой:
- Вылечишь меня, да? Я боюсь жить, сестра...
Впервые для Зульфии в её душе и сознании, что-то доселе смутное, словно наконец-то обрело своё настоящее место и значение, и она уяснила Божий промысел собственного рождения: спасать сестру, спасать, спасать...
* * *
Хотя на праздничной вечеринке собралось много народу, сама виновница торжества в сопровождении матери и сестёр, побыла там недолго. Потом все они поднялась к себе, занялись своими самыми неотложными делами. Зульфия, вошедшая, в свой естественный образ истового врача, скрупулёзно обследовала сестру, дала выпить нужные пилюли и на прощанье, пожелала ей и Марии спокойной ночи. Мария тоже осталась верна себе, и на все расспросы Асеньки отвечала уклончиво:
- Сестрёнка, мне ещё надо дорасти до твоих химер.
- Разве болезнь это химера? Ну ладно, спи, если не хочешь говорить.
А рано утром у Марии зазвонил телефон. Та спросонья, схватив телефон, вышла в
коридор, чтобы не разбудить Асеньку:
- Здравствуй, Алёша. Ты уже вернулся?
- Да, Мария. Я сейчас в Подмосковье. Как она? Может, прилечу и уговорю её?
- Не спеши. Николай должен был хлопотать о клинике.
- Да, он всё сделал. Ждут Асеньку. Ты не поверишь, но знаешь, что...
После услышанного, от неожиданности, Мария присела на ступеньках, только и смогла ответить:
- Алёша... я сообщу, когда прилетаем. Спасибо, что предупредил. Ну, пока.
Выйдя из комнаты и видя сидящую на ступеньках Марию, Зульфия побледнела от плохого предчувствия:.
- Что случилось?
- Доброе утро, Зульфия. Ничего не случилось. Звонил Алёша из Москвы.
- Значит, вернулся. Когда прилетает?
- Я попросила, чтобы пока остался.
–А мы с Ринатом в обед улетаем в Москву. Дашь нам адреса, телефоны, хочу всё выяснить досконально и сразу обратно.
- Ты такая замечательная, Зульфия... Но улетать не надо. Ей надо сегодня же вечером в клинику. До вашего возвращения она просто не доживёт. Я догадывалась, и вот Алёша подтвердил, что при операции она обязательно будет жить, но велика вероятность, что останется инвалидом, и вот именно поэтому она и решила умереть, чтобы не стать никому обузой…
***
Они и не заметили, как появилась Камилла, пока рука матери не погладила золотистые кудри Марии:
- Успокойтесь, доченьки мои, и поверьте материнскому сердцу, что с ней всё будет хорошо. Так что зря вы все пытались держать меня в неведении. Видимо, у Асеньки
характер отца, и уж если я с ним справляюсь и живу, душа в душу, то уж дочке-то своей сумею объяснить, что жизнью не разбрасываются. Не по собственной воле она пришла в этот мир, и не ей отказаться от него. Всё по воле Бога. Зульфия, предупреди папу, Рината и закажи, заказать билеты на вечерний  рейс на Москву. Скоро выходим.
Когда Камилла вошла в комнату, только что проснувшись, Асенька  сидела в постели,  разглядывала фотографию на стене.
- Скучаешь по нему, да, доченька?
- Скучаю... Ой, прости, мама. Я не заметила, как ты вошла, как будто снова в детство вернулась.
- А как же могло быть иначе? Ведь это твой дом, и твоя семья. И здесь не кто-нибудь, а твоя мама тебе говорит, что мы сегодня же вылетаем в Москву, где уже ждёт нас твой Алексей.
Во все глаза смотрела Асенька на матери, и как в далёком и почти неизвестном ей детстве, облегчённо выдохнула:
- Будешь ругать меня, мама?
- За что, доченька?
- Сама лучше меня знаешь, за что.
- Вот и радуйся, что твои сёстры Мария с Зульфией пока ещё не додумались задать тебе хорошую трёпку! Так что беги-ка, татарочка, умываться, завтрак-то уже на столе…