Французская новая волна. Позитивное

А теперь и несколько положительных слов о французских классиках-нововолнистах. И начать хотелось бы с довольно радикального фильма Алена Рене «Любовь до смерти». Радикального именно по духу, по серьезности, по запредельности тематики, что очень напомнило мне бергмановскую манеру – особенно учитывая музыку, камерность и диалоги. Кино начинается с того, что главный герой Симон умирает – но вроде бы и не совсем. По крайней мере, через какое-то время после засвидетельствованной врачом смерти он спокойно встает с постели и начинает жить дальше – а, может быть, это уже и не совсем жизнь, а только странное и непродолжительное возвращение перед окончательным уходом во тьму. Так или иначе, его возлюбленная Элизабет пытается помочь ему воскреснуть к жизни и начать существовать как прежде – но это оказывается невозможным. Параллельно они встречаются и общаются (вместе или порознь) с давними друзьями Симона – священником и его женой. Священник настаивает, конечно же, на христианской точке зрения в данном вопросе и произносит много правильных слов об отношении к жизни, смерти и самоубийству – но чувствуется, что и он, и его жена не вполне искренни и не следуют высоким нравственным идеалам в своей собственной повседневной практике. Разговоры эти, конечно, и сами по себе очень важные и интересные, но особенной изюминки и, я бы даже сказал – «дикости», придает всему этому факт «воскрешения» или полу-существования Симона, чью проблему и чьи ощущения никто и в принципе не способен понять и хоть как-то разделить – отчего и без того тяжелая морально ситуация становится уже до кошмарного невообразимой.

И на протяжении всего фильма повторяется один очень навязчивый и поначалу даже раздражающий символ, а вернее – конкретный кадр. Кадр ночного неба, на фоне которого постоянно идет снег, и все это – под невероятно тоскливую и скребущую смычком душу классическую мелодию. И, чем дольше он повторяется, тем все больше становится очевидным, что образ этот – образ самой Смерти, в понимании Рене. Некая бесконечно повторяющаяся, страшно унылая и темная пустота – вспышки которой и проступают порой в сознании Симона через этот кадр, хотя есть там по сюжету и какое-то действие, и какая-то жизнь – но все это отступает перед напоминанием о главном. В общем, «Любовь до смерти» – один из самых пронзительных и леденящих душу фильмов, что я видел за последние годы – да даже, наверное, и вообще. Местами это просто уровень «Персоны» или, скорее, «Шепотов и криков». Сложно не задуматься после него о вечности и о вечном, осознав, насколько же, в действительности, мелка и бессмысленна наша суета и наши притязания на то, что будет иметь совсем иное значение Там. Пожалуй, картина эта кажется иногда и сбивчивой, и невнятно-странноватой, так что и вряд ли она вообще понравится многим и позволит досмотреть себя до конца – но, так или иначе, как метафора смерти или повод для размышления о ней подходит просто идеально. Другое дело, что кому захочется думать о таком и с головой погружаться в это.

Есть что хорошего сказать и о Трюффо. А, например, конкретно о «Четырехстах ударах» сказать плохого и вообще не получится. Вот уж, действительно, все гениальное просто. На первый взгляд, такой незамысловатый, можно сказать, бытовой фильм – но какая же в нем и жизнь, и честность, и грусть – хотя и оптимизм по-своему тоже. Прежде всего, за счет непосредственного мальчишеского духа, за счет стремления к свободе как таковой (да еще и под такую веселую, почти детскую музычку Жана Константена), хотя оно и не всегда приводит к лучшему. Так или иначе, дебютная картина Трюффо – это мгновенно покоряющая и безусловная правда жизни, выраженная здесь очень простодушно, легко и безо всяких излишеств. Достаточно лишь взглянуть в глаза этого мальчугана, будущего известного актера, которого режиссер встретил на улице и пригласил сыграть главную роль – и все уже становится понятно. Тут, пожалуй, и нечего больше добавить, потому что кино совершенно замечательное от начала и до конца, да и ни в каких разъяснениях совершенно не нуждается. Пожалуй, не нуждается в них и «Нежная кожа» – еще один чудесный образец истинной магии Трюффо с его именно нежным и очевидно сочувственным отношением к героям. Это кино быстро располагает к себе и эстетически, и сюжетно – хотя фабула там как раз довольно-таки привычная и банальная. Но, чем дальше, тем все более интересными становятся как раз именно жанровая и жизненная неспокойность, неустроенность этого фильма, но главное – опять же, правдивость по части изображения того, как именно складываются отношения героев. Можно было бы запросто снять красивый, по-французски легкий фильм про адюльтер в том или ином ключе – а тут выходит так, что все совершенно не складывается и что именно типичность этого сюжета никак не хочет работать на себя.

Особенно порадовал в этом плане эпизод с поездкой на конференцию, где герой Жана Дезайи выступает в кинотеатре со своей лекцией – и все никак-то у него не получается избавиться от людей по слабоволию и чрезмерному следованию приличиям – которые он вроде бы и сам при этом ненавидит. А затем эта унизительная неловкость неузнавания своей возлюбленной, к которой еще и кто-то пристает, и скорый отъезд в слезах, после которого все вроде бы опять налаживается, но явно ненадолго, потому что он вдруг хочет позвонить своей жене и т. д. Все так хрупко, неуравновешенно, несовершенно и потому – так понятно и грустно. И странным образом очаровывает это удивительное сочетание холодности и нежности, постоянно разлитое в фильме Трюффо. Нежная музыка Жоржа Делерю, нежная Франсуаза Дорлеак, нежная кожа ее ног – но холодный образ интеллектуала Дезайи, холодная размеренность семейной жизни и довольно холодная и все же отстраненная атмосфера французского кино тех лет как такового. Да и, по большому счету, всех участников этого любовного треугольника едва ли можно назвать людьми симпатичными. Так что даже и романтический образ возлюбленной в итоге развеивается, потому что она оказывается совершенно неготовой к настоящим отношениям – и интересно, как она даже раздражает любовника в ресторане, потому что слишком громко говорит и ведет себя как простушка – а он, весь такой из себя культурный сноб, привык к другому, что поневоле начинает выпирать и делать его откровенно уродливым. Разве что с показным драматизмом в концовке режиссер явно пережал. Хотя резкий и нелепый поступок вспыльчивой жены кажется мне в чем-то и справедливым – в том смысле, что этот единственный и решительный жест ее компенсирует и наконец-то обрывает всю ту цепочку слабовольных и неуверенных поступков, по которой муж ее так и двигался бы дальше до конца, не зная, то ли возвращаться к ней, то ли еще что. В любом случае, было как-то печально и тяжело ожидать развязки, о которой заранее уже знаешь – и которой так хотелось бы при этом избежать. Да и участие бедной Франсуазы Дорлеак всегда придает какую-то дополнительную тихую грусть происходящему из-за ее ранней и трагической гибели.