Покаяние

Светлой памяти Наташи Бартковой

Это случилось в апреле 1982 года. Почти сорок лет прошло с тех пор, но чувства вины, скорби, стыда за себя не покидают меня до сих пор. Следствие установило, что это был несчастный случай, но будь я в этой ситуации посмелей, посообразительнее, трагедии можно было бы избежать. Я не держал все это время происшедшее в себе, поделился с несколькими людьми,, но я не мастер устного рассказа, мне кажется, что так и не смог передать своих переживаний никому, не смог по-настоящему поделиться, поэтому решил написать этот рассказ с желанием упорядочить свои воспоминания, «положив их на бумагу», и других предупредить, предостеречь от подобных бед.

На тот момент мне было 8 лет. Помню, посмотрел я тогда фильм, который, кажется, назывался  «Каскадеры». Был в этом фильме эпизод, в котором главный герой на съемке кино о Великой Отечественной Войне, спасая невесть откуда взявшегося на площадке мальчишку, попадает под гусеницу танка. Бросается он к пацану, успевает его оттолкнуть в падении и видит, как над ним вырастает громада немецкого танка и неумолимые траки, с которых ссыпается  снег, надвигаются на него сверху. Затем уже видит, как перед ним закрывается задняя дверь скорой помощи с нарисованным на мутном стекле красным крестом. Не знаю почему, но именно этот фрагмент засел в моем мозгу, а потом всплыл в памяти некоторое время спустя при обстоятельствах, о которых я хочу написать в этом рассказе.

Жила моя семья в городе Талнах, в 30 км от Норильска. Апрель в тех краях – это конец зимы, когда холода все больше отступают, день растет и для детворы это самое лучшее время для игр  во дворе. Дворы там представляют собой замкнутые коробки, со всех сторон защищенные домами с узкими проездами для немногочисленных машин. Зимой посередине этих коробок-дворов лежит громадная куча снега высотой в два этажа, которую в течение всех девяти снежных месяцев наращивают бульдозерами, расчищая узкий проезд вдоль домов. Гора эта в каждом дворе имеет свой собственный рельеф. Края ее где-то пологие, где-то обрывистые, как Бог на душу положит создающим ее бульдозеристам. Где-то  склоны получаются непроходимыми из-за больших глыб спрессованного снега, где-то получаются пологие участки, с которых можно скатываться на санках или других нехитрых приспособлениях, типа куска картона или пластика. Обычно склоны, которые смотрят на проезжую часть, как раз-таки неудобны для катания, но зато имеют максимальную высоту. Мальчишкам во все времена не хватает ее, той самой высоты и крутизны, придающих скорости при спуске с горки, поэтому постепенно, стараниями многочисленных одетых в штаны с начесом поп, в таких дворах появляются участки, вполне приемлемые для катания на санках. Машин в талнахских дворах тогда было крайне мало. Редко кто хотел иметь личный автомобиль, так как мороки с ним в Заполярье много, а вот ездить особо некуда. В основном, во дворы заезжала снегоуборочная техника, вахтовки, «скорые помощи», милицейские «бобики», да мусоровозы. Вот поэтому-то мальчишек зачастую не смущало то обстоятельство, что выбранный снежный склон выходит на проезжую часть, мол машин мало, едут они по двору медленно и всегда можно вовремя увидеть приближающуюся опасность. В школе нам твердили, что нельзя играть рядом с проезжей частью, тем более нельзя на нее внезапно выбегать или выезжать. Я слушал и кивал, соглашаясь, думал, что, само собой, все правильно, но, когда сам оказался на горке, спуск которой оканчивается на дворовом проезде, даже не задумался о том, что это опасно, ведь «все под моим контролем».

Был у меня друг детства Славка, с которым мы жили на одной площадке, учились в одной школе в параллельных классах. Мы много времени проводили вместе то у него дома, то у меня, то на улице. Вот и в тот злополучный апрельский день мы пошли погулять во двор с моим другом и его миловидной, ласковой и добродушной сестренкой Наташей, в меру упитанной девочкой трех лет с симпатичными ямочками на щеках. Сестренку Славка очень любил, заботился о ней, всячески защищал. Я тоже с ней общался, как со своей младшей сестренкой. Помню, как мы с ним мечтали о том, как подрастем, будем большими и сильными, будем дружить и будем вместе защищать Наташу, будем ей помогать во всем. Но, к  сожалению, далеко не всем детским мечтам суждено сбыться…

Во дворе мы встретили приятеля Костю. Были у нас на четверых одни санки и мы, побродив по дворовой горке, которую совсем недавно подправил трактор, разрушив накатанный склон, так и не нашли подходящего места для катания. Заметили, правда, один крутой спуск, на котором уже имелся след, проторенный чьей-то картонкой. Подошли к нему, разглядели внимательно. На первый взгляд для санок спуск не подходил – слишком крутой и извилистый, заканчивающийся приличной высоты трамплином, который сделал бульдозер, срезая своим ножом основание горки, расширяя проезжую часть. Походили-походили еще и еще, но так и не увидели приличного места. Встали на вершине в растерянности. Можно было бы пойти на другую горку, расположенную  неподалеку, за соседним с нашим домом, но Славкины и Наташины родители запрещали гулять им вне нашего двора. Их окна выходили во двор и они легко могли заметить наше отсутствие. Мы посовещались и решили попробовать съехать все-таки с того неудобного склона.

Кажется, мы спорили тогда, кто поедет первым. Наташа уже надула от обиды губки от того, что мы не хотели ее брать на пробный спуск. В общем, решили, что первыми поедем я и Наташа. Во время того, как мы выбирали первопроходцев, к подъезду дома, находящегося за углом горки, подъехал мусоровоз.

В те времена во дворах, как наш, мусор из подъездных мусоропроводов ссыпался в специальные квадратные баки-контейнеры, которые затем дворники перетаскивали на площадку рядом с подъездом, откуда их вывозили мусоровозы, заменяя полный бак на пустой. Мусоровозы того времени делали на шасси грузовика ГАЗ-51 или ГАЗ-53А, за кабиной которых устанавливались опрокидывающиеся платформы для двух рядов контейнеров. В каждом ряду было по три мусорных контейнера. Также за кабиной устанавливался гидравлический кран-манипулятор для загрузки контейнеров на автомобиль. Прямо в борту автомобиля были установлены три рычага управления краном, с помощью которых оператор управлял погрузкой. Хорошо себе можно представить, как выглядел этот автомобиль, если вспомнить мультфильм «Ну, погоди!», в котором несколько раз запечатлен именно такой советский мусоровоз. Я подробно останавливаюсь на всех этих технических моментах для того, чтобы объяснить следующее. Экипаж такого мусоровоза должен был состоять из двух человек – водителя и оператора. Роль водителя понятна, а вот роль оператора, как выяснилось в дальнейшем, состояла не только в управлении краном, но он также должен был следить за обеспечением безопасного движения грузовика по дворам, видимость в которых была ограничена с одной стороны девятиэтажными домами, а с другой – горами снега, высота которых, как я уже говорил, достигала двух этажей. Как потом стало известно, правило ездить на таких машинах по дворам вдвоем, выполнялось не всегда. Вот и в нашем случае, мусоровоз обслуживал один водитель.

Наша четверка обратила внимание на стоящую у подъезда машину и мы договорились, что Славка с Костей постоят на углу горки, откуда хорошо видно машину, и, если она вдруг поедет, нас предупредят. Уверенный в полной нашей безопасности и занятый мыслями  только о том, как получше скатиться с неудобной горки, я  посадил Наташу перед собой на санки и примерялся к спуску. Ребята нам закричали: «Давайте, езжайте!» Нелегко было решиться на спуск с такой крутой горки и я какое-то время еще собирался с духом. Наташа сидела спокойно, в предвкушении захватывающего спуска.

Не знаю, что и как вышло, то ли ребята отвлеклись на то время, пока я собирался с духом,, то ли мусоровоз поехал сразу к нашему дому, не остановившись у следующего по очереди подъезда, и ребята не успели нас предупредить, но в момент, когда мы пролетели ; склона и оказались перед трамплином, перед нами возникла передняя часть мусоровоза. С этого момента мое внутреннее время, судя по всему, ускорилось, так как мне стало казаться, что все происходит, как в замедленном кино. Я скинул ноги с полозьев санок, чтобы затормозить, но то ли скорость была наша слишком большая, то ли в этот момент мы спрыгнули с трамплина, но затормозить не получилось.

Много раз в дальнейшем я мысленно возвращался к этому моменту своей жизни, вспоминая каждое мгновение с того момента, как я увидел Машину. Точно все вспомнить не могу. Помню только, что было все, как в тумане, в каком-то вязком парализующем волю тумане, влекущем нас к погибели. Может быть на самом деле все произошло очень быстро и я просто физически не мог затормозить, а ускорившееся внутреннее время просто создало впечатление моей скованности и заторможенности. А может быть действительно страх парализовал мою волю и я впал в ступор и тупо созерцал все происходящее. Не знаю, я так и не сумел ответить на этот вопрос. В любом случае, будь я в тот момент посообразительнее, наверное, мог бы успеть схватить Наташу и свалиться вбок с санок. Возможно, тогда бы мы избежали беды… а, может быть наоборот, я бы не писал тогда этих строк, так как при других обстоятельствах встретился с тем грузовиком.

Видимо из-за выступающей из горки снежной глыбы я не увидел машины боковым зрением. Она возникла сразу передо мной. В первый момент я увидел перед нами метрах в двух припорошенное снегом колесо в правой передней арке грузовика и почему-то вспомнил тот эпизод из фильма о каскадерах. И сразу мне подумалось: «вот и все, сейчас будет «скорая» и перед моими глазами опустят дверь с заиндевевшим стеклом, на котором изображен красный крест». Как я уже писал, торможение не дало результатов. Мы спрыгнули с трамплина и продолжали катиться под машину. Возможно, что в этот момент моя пятая точка слетела с санок и я продолжал катиться на ней , держась за санки, которые оказались у меня между ног. Возможно, именно это в итоге и спасло мне жизнь - то, что я оказался не на санках, а они оказались у меня между ног и не дали колесу полностью раздавить меня. По крайней мере только этим я могу объяснить чудо моего выживания. Наташа же продолжала сидеть на санках.

Дальше я увидел перед своим лицом, чуть сверху те самые рычаги, которыми управляют краном мусоровоза. Наташа врезалась в стальную раму машины и  откинулась на спину. Я увидел испуганное лицо Наташи с кровавой отметкой на лбу. По-видимому в этот момент половина санок уже была под машиной. Частично на санках, частично на мне лежала Наташа, а я охватывал санки ногами, так как все это время по инерции двигался за ними, или держался за них, или держал Наташу, точно не помню. Затем я увидел, как задняя пара колес грузовика приподнялась, въезжая на санки, и медленно переехала нас. Я видел забитый снегом протектор колеса, какие-то масляные пятна на нем… Боли, как таковой, я не чувствовал. Почувствовал только, как ноги сильно-сильно сжало, передавило. В этот миг ощущалось только давление на ноги и в ушах шумело. Машина поехала дальше, а мы остались лежать на снегу почти напротив своего подъезда. Наташу я больше не видел. Ее сдвинуло немного по ходу движения машины.

Я лежал, ничего не слыша, глядя на бурую громаду нашей кирпичной девятиэтажки. Было тихо-тихо. Приходило осознание того, что все уже случилось. Что почему-то я не потерял сознания и не увидел задней двери «скорой помощи», приходя в себя. Вообще какое-то время для меня ничего не происходило. Потом пришло осознание, что мне отдавило ноги. Я в ужасе приподнял голову и посмотрел на свои джинсы. На верхней части бедер виднелись небольшие темные маслянистые пятна. Каких-то повреждений видно не было. Ног я полностью не чувствовал и подумал, что они раздавлены всмятку. Но все-таки попробовал пошевелить ими и, к своему удивлению, увидел, что носки обоих валенок  немного подвинулись из стороны в сторону. Значит, решил я, не все пока так плохо, если могу шевелить ступнями.

Не придя еще в себя от ужаса, что произошло что-то страшное, непоправимое и судьбоносное, я решил, что срочно надо бежать домой, где мне помогут. Кажется, к нам, лежащим на снегу кто-то подошел. Кто-то что-то спрашивал, кто-то просто глядел. Не помню точно. Возможно, от кого-то я услышал, что надо сообщить родителям и поэтому помчался домой. Я поднялся и пошел к подъезду. Мне хотелось бежать, но было очень больно . Ноги слушались плохо, была резкая боль внизу живота и где-то в паху. Не помню, как я зашел в подъезд, как начал подниматься по лестнице на четвертый этаж. Как назло, в тот день лифт не работал. Где-то в середине лестничного марша между вторым и третьим этажом мне встретились бегущие вниз родители Славки и Наташи. Они спросили у меня, как я себя чувствую. Я ответил, что нормально. Спросили, как Наташа. Я ответил, что, наверное, хорошо. «Она жива?» - спросили они. Я сказал, что жива. Не знаю, почему я так отвечал тогда, ведь я не видел Наташу после наезда. Я настолько был в шоке, что даже не подумал, нужна ли ей помощь или нет. Думал, к сожалению,  только о себе…

Уже позже из рассказов очевидцев я узнал, что мусоровоз, проехав по нам, даже не сбавил скорости. Ему навстречу выскочила какая-то женщина, которая из далека видела случившееся, и замахала руками. Только после этого, проехав половину двора, машина остановилась. Наши санки были полностью раздавлены. Потом, когда я выздоровел, мне показывали валявшиеся уже почему-то в соседнем дворе расплющенные до плоского состояния санки, полозья которых были вывернуты симметрично в разные стороны. До сих пор это зрелище вызывает у меня мороз по коже. На тех санках я не нашел следов крови. Возможно, что это были санкис помощью которых производили следственный эксперимент, а может быть и те самые, на которых ехали мы.

 Наташа лежала на снегу. Лицо ее было в крови. Лобная кость была пробита. Грудная клетка раздавлена, повреждены легкие. Довольно быстро приехала «скорая», которая забрала Наташу. Медики установили, что еще несколько минут после аварии она была жива, но в сознание не приходила. Реанимационные мероприятия не дали результата…

А я все-таки поднялся на четвертый этаж и позвонил в дверь своей квартиры. Дверь открыла мама, которая жарила блины к моему приходу с прогулки. В руках у нее была лопаточка для переворачивания блинов. Она с изумлением поглядела на меня, понимая, что я чем-то напуган, и спросила строго:
- Что случилось?
- Мама, меня машина переехала, - ответил я. Она удивилась еще больше и продолжала расспрашивать, стоя у двери:
- Как это??? Где? Что ты говоришь?
- Там, во дворе, - ответил я, махнув рукой в сторону двора и показал руками на себе место, по которому проехала спарка колес – чуть выше колен и через весь живот, - вот так….
- А почему у тебя шапка в крови? – испуганно и не понимая продолжала расспрашивать мама.

Я стал что-то отвечать, поясняя, что мы ехали на санках с Наташей и кровь это не моя. В это время из комнаты выскочил отец, отодвигая маму от двери с криком: «Что же ты его распрашиваешь?! Он, наверное, в шоке! Клади его скорее на диван!!!» Папа схватил меня на руки и отнес на диван. Мне по-прежнему было больно, но уже не так, как, когда я поднимался по лестнице. Боль была постоянной, режущей, но не очень сильной. Меня раздели, осмотрели  и вызвали «скорую».

Пока ждали приезда врачей  я рассказал родителям, что и как случилось. Они охали-ахали, в чем-то, видимо, сомневаясь в моих словах. Но громадные синяки на обоих бедрах и фиолетовая полоса через весь живот под пупком, видимо, говорили о том, что я ничего не придумал. Врач скорой осмотрел меня и не нашел каких-либо существенных повреждений, кроме сдавления мышц. Кровяное давление зашкаливало – 140 на 100, кажется было. Меня ставили на ноги, заставляли делать какие-то движения и решили, что госпитализировать не нужно. Сказали только, что на следующий день надо сделать рентген

Когда «скорая» уехала, в дверь позвонили какие-то люди и попросили меня спуститься вниз, дать показания милиционерам, которые не сочли нужным подняться к нам в квартиру. Помню, как отец, который никогда при мне не ругался матом, послал их во весь свой рык куда подальше.. После этого милиция нас так и не побеспокоила

Дальше у меня была кошмарная ночь. Я узнал от родителей, что Наташа погибла. Что будет следствие, что я виноват, что нельзя кататься, выезжая на проезжую часть и, что мне об этом говорили. Впрочем, они не сильно ругали меня, понимая, что жив я остался каким-то чудом. Все переживания, связанные с произошедшей трагедией, шоковое состояние, боль в ногах и животе не давали мне заснуть. Спал я мало и плохо, а на следующее утро меня повезли на рентген в медсанчасть.

Двери скорой с красным крестом я так и не увидел, везли меня не лежа, а сидя, да и машина была без проблесковых маячков, обычная «не скорая» машина медпомощи. После рентгена и осмотра хирургом я узнал, что у меня нет даже перелома. Врачи установили трещину лонной кости, маленькой косточки таза, которая-то и болела в паху и обширные ушибы мышц. Хирург, выслушав мой рассказ, так, мне кажется, до конца и не поверил в его правдивость. В качестве лечения было предписано лежать максимально неподвижно на спине в позе «лягушки» с подложенным под коленные сгибы валиком.

Две недели я провел дома в постели. Родители устроили мне спальное место в зале. Они продолжали работать и я какое-то время проводил один, поэтому рядом с кроватью поставили телефон, чтобы я мог в случае чего им позвонить. Если уходили не на долго, оставляли включенный телевизор. Книжки я тоже имел возможность читать. Только вот вставать было нельзя совсем и для меня, ребенка подвижного, это было большой проблемой. Однако, совсем уж скучать мне не давали. Чуть ли ни каждый день приходили делегации из школы. К сожалению, благодаря этой трагедии я прославился. По школе разошлись слухи, что меня пополам переехала «мусорка», что мне сделали операцию, что я лежу весь загипсованный и, что у меня вместо ног протезы. Приходившие, приносили гостинцы, домашнее задание и каждому хотелось потрогать мои ноги, чтобы убедиться, что они настоящие, живые.  Под прицелом такого пристального внимания я чувствовал себя иногда даже героем каким-то, который, не смотря на все трудности, выжил, не сломлен и борется за полноценную жизнь в дальнейшем… Отрезвляли меня визиты Славки ,его и Наташиных родителей. От них я узнал, как умерла Наташа, как выглядело ее тело на похоронах, как движется следствие. Они не держали обиды на меня, как мне кажется, но все равно, я чувствовал свою вину..

Вскоре после случившегося Славка с мамой уехали жить на «материк». Его родители давно собирались развестись и случившееся, видимо, ускорило процесс. Отца Наташи я видел редко, да и вообще старался избегать встречи с ним, даже став уже взрослым. Он так и жил один в той же квартире, не заводя семью.

«Компетентные органы» установили, что все происшедшее было несчастным случаем. Следственный эксперимент показал, что водитель не мог увидеть наши санки. Правда, за тот факт, что он ехал по двору один, без оператора, кого-то наказали.

Две недели спустя я пошел в школу. В первый день, правда, после того, как мне разрешили вставать, я заново вспоминал, как надо ходить – кружилась голова, ходил по стеночке. Но потом все прошло и в плане здоровья я стал забывать о случившемся. А вот в плане   переживаний и угрызений совести, эта трагедия не отпускает до сих пор, ведь это я  не подумал, что нельзя выезжать на проезжую часть, ведь это я управлял санками и не успел затормозить или перевернуть их перед машиной. Да и просто, я выжил, а маленький ребенок, которого мне доверили, - нет. С тех пор меня не покидает мысль, что раз уж так получилось, что я выжил, то жизнь свою прожить должен достойно. Не раз в других критических ситуациях осознание того, что я живу не только за себя, но и за Наташу, мне придавало сил и помогало выкарабкаться.

Склоняю голову перед родителями Наташи и прошу прощения. Также прошу прощения у водителя того мусоровоза, который в том числе и по моей вине, стал убийцей по неволе. Надеюсь достойно выдержать все испытания и наказания, что посланы мне за мою роль в этой трагедии.

20.07.2021 г.