Камень. Подрыв церкви. 1932 год, июнь. Томаковка

Подрыв церкви
(глава из биографического романа «КАМЕНЬ», автор - Владимир Шабля).
1932 год, июнь. Томаковка.

Мария пришла домой вся в слезах. Налитые кровью красные глаза неестественно контрастировали с её мертвенно-бледным лицом, периодически подёргивающимся от нервного тика. Вид у женщины был ошеломлённый и разбитый.
– Мариночка, что случилось? – бросилась к ней Ирина.
Видя критическое состояние дочери, она назвала её, как в детстве, обняла и стала гладить по голове. Мать догадывалась о причине срыва: видимо, храм, то место, к которому Мария так прикипела всей душой, всё-таки закроют.
– Не переживай, успокойся, всё обойдётся, – увещевала она.
– Не обойдётся! ГПУ-шники уже закладывают под церковь взрывчатку.
Конвульсивным движением Мария прижалась к матери и зарыдала на её плече.
– Ну, ну, не убивайся так! Что же ты можешь тут поделать? – продолжала утешать Ирина.
– Мы сделали всё, что могли: просили, умоляли, готовы были защищать храм. Но теперь батюшка сказал, что единственный оставшийся выход – поступить подобно Иисусу и не противиться злу.
– Наверно он прав. Мы ничего не можем противопоставить винтовкам. Но ведь веру у нас никто не может отнять.
– Никто! – подтвердила Мария, утирая слёзы и пытаясь взять себя в руки.
– Вот и ладно, вот и хорошо. Иди, полежи, а то чего доброго снова случится приступ.
Ирина взяла дочь под руку и повела в спальню.
– Голова сильно болит? – спросила она.
– Раскалывается.
Из ведра мать зачерпнула в стопку воды, накапала настойки.
– На вот, выпей, – сказала она, укладывая дочь, затем вышла в кухню и плотно закрыла за собою дверь.
Находившийся до этого в соседней комнате Петя зашёл к бабушке на кухню:
– Что, маме опять плохо?
– Да, она снова перенервничала из-за того, что хотят разрушить наш храм.
– Почему она воспринимает всё так близко к сердцу? – огорчился мальчик.
– Это у неё от отца, твоего деда Степана: тот тоже слишком остро реагировал на несправедливость; а уязвимость передалась, видимо, от меня.
– А от чего умер мой дед Степан? – поинтересовался Петя. – Ты же говорила, что он был очень сильным и здоровым.
– Да, он действительно был здоровым и сильным; никогда не болел, ни на что не жаловался, – погрузилась в воспоминания Ирина, – а ещё он был добрым, отзывчивым и честным. Я за ним была, как за каменной стеной. Жили мы в Александровске. Дед Степан тогда был молодой и могучий, как вол. Работал на заводе в литейном цеху: специально сделанными для него щипцами переносил отлитые огромные заготовки. Даже несколько обычных рабочих не могли его заменить, ведь сообща неудобно выполнять такую работу – впятером, например, к топке не подойдёшь, щипцы не возьмёшь. А дед справлялся сам. Зарабатывал как три обычных работника, и мы жили хорошо – не бедствовали.
– И что же с ним случилось? – вытянул лицо Петя.
– Бандиты убили. Знали, что дед много получает, и в день зарплаты подкараулили в тёмном углу. Подойти к нему они боялись, поэтому, чтобы забрать деньги, забросали деда Степана бутылками с песком. Так и стала я вдовой, а мои дети – сиротами. Еле-еле после этого пристроилась на работу в Томаковке. Спасибо, добрые люди помогли...
Послышался натужный голос из спальни.
– Что такое, Маруся, ты меня звала? – заглянула Ирина к дочери.
– Накапай ещё лекарства: не могу – голова отваливается, – взмолилась та.
– Сейчас.
Ирина приготовила ещё порцию снадобья и подала дочери. Та едва приподнялась на локтях, со стонами выпила лекарство, и без сил снова откинулась на подушку.
– У мамы очень болит голова, – объяснила внуку ситуацию бабушка, приседая на табуретку у кухонного стола.
– А как это – «болит голова»? – вдруг спросил тот.
– Что ты имеешь в виду? – не поняла Ирина.
– Ну, вот если ударился обо что-то – это место болит, и я знаю, как оно болит. Порезанный палец болит по-другому, если уколешься иголкой – по-третьему. Эта боль мне тоже понятна. Ещё я знаю, как болит, если ужалит пчела или оса. А как может болеть голова? Тем более так долго, как у тебя, у мамы или у Коли?
Недоумение проступило на лице подростка. А бабушка сначала даже не знала, что ответить.
– Это хорошо, что ты не понимаешь, как болит голова, – наконец проговорила она, – скорее всего, Бог смилостивился над нами и дал тебе здоровье твоего деда Степана. А насчёт того, как это? Даже не знаю...
– Ну, на что это похоже? – выпытывал Петя.
Некоторое время Ирина перебирала в памяти болезненные ощущения, и никак не могла найти подходящее соответствие. И всё же в конце концов отыскала какое-никакое подобие головной боли:
– Ты помнишь, как вы с отцом ремонтировали сарай, и ты, забивая гвозди, попал молотком себе по пальцу?
– Да, помню, было больно, но боль была почти такая же, как если ударишься ногой о камень. И она быстро прошла.
– Действительно, сильная острая боль проходит быстро, но ты забыл, что твой палец потом покраснел и распух; и ты сам говорил, что он налился, его будто бы распирает изнутри, что кажется, будто бы он вот-вот лопнет.
– Да, это было. Очень неприятное ощущение.
– И достаточно длительное, – заметила бабушка. – А теперь представь, что то же самое творится с твоей головой... Примерно так чувствует себя человек при головной боли.
Петя попытался представить и прочувствовать озвученную Ириной информацию, но никакой сколько-нибудь реалистичной картины этой стороны людских страданий у него не сложилось.
– Бабах!!! – разнёсся по Томаковке звук сильнейшего взрыва.
Дробно задребезжали стёкла, задрожали стены. Через секунду донеслось отбившееся от какой-то преграды эхо.
В спальне послышалось рыдание Марии. Ирина побежала к дочери.
– Они её взорвали! Они её взорвали! – раз за разом в истерике выкрикивала та.
– Тихо, тихо, – прижала Ирина дочь к груди, пытаясь хоть как-то успокоить, – ничего, будем молиться иконам и святым ликам у себя дома. А Бог на небе и всё видит. Его и веру уничтожить никто не в состоянии.
– Мамочка! Мамочка! – только и смогла вымолвить Мария, обливаясь слезами в Ирининых объятиях.
...
Спустя полчаса Мария немного успокоилась и забылась на кровати тревожным полусном. А Ирина вышла во двор и присела на скамейке. Мирно шелестели листья на деревьях, жужжали пчёлы. Увидев проходящую мимо Валю Хорошко, женщина окликнула её:
– Доброго здоровья!
– Здравствуйте, тётя Ира!
– Не знаешь, что там случилось: такой взрыв был, что чуть дом не завалился.
– Так ГПУ храм хотело взорвать, – пояснила Валентина.
– Почему «хотело»?
– Так не получилось у них. Церковь ведь верующие строили для себя: выкладывали из лучшего камня, раствор замешивали на куриных яйцах; опять же, делалось всё с Божьего благословения.
– Ну, Слава Тебе, Господи! – обрадовалась Ирина.
Она побежала сообщить радостную весть дочери. Надеялась, что при этом ей полегчает. И действительно, вскоре состояние Марии немного улучшилось. Вечером она даже смогла встать с кровати и поужинать вместе с семьёй.
Обсуждая за столом произошедшие за день события, женщины склонялись к мысли, что это Бог не позволил уничтожить свой Храм. Напуганный состоянием супруги, Данил не стал их разубеждать. Хотя был уверен, что воинствующие безбожники, вошедшие в экстаз разрушения, теперь уже не остановятся. Как выяснилось позже, он оказался прав.