Глава 26 Бунт

   Когда Иохим с двумя слугами и монахом поздним вечером съехали на берег, капитан решил, что другой возможности вернуться назад живыми у него и остатков его команды не будет.  Пока их мало, надо захватить судно и уходить. Этот амей, который оказался не амеем, явно замыслил какое-то преступление, и по его исполнении они перебьют команду и убьют его, капитана, чтобы не иметь свидетелей, а с судном они теперь и сами справятся, не зря усердно учились.  Капитан решил действовать немедленно. Перебить слуг и купца он не рассчитывал, уж больно они ловки, но их можно будет запереть в трюме, предварительно вызвав наверх команду. Запас воды на палубе есть, пищи на два-три дня тоже хватит, а те, кто останутся в трюме, за это время обессилят, особенно без воды, и справиться с ними будет легче.

   После полуночи купец спустился в трюм, на палубе остались  старый слуга Томазо на пару с одним из матросов, они были вахтенными. Капитан знал, что старый слуга не опасен, он не солдат.  Незаметно выбрав из дров увесистое полено, капитан подошел сзади и ударил слугу по голове, слуга рухнул, не издав ни звука. Матрос, увидевший, что сделал капитан, замер в растерянности. Капитан приложил палец к губам, а потом, подойдя к матросу, шепотом сказал:
- Если ждать, пока те вернутся,  они нас поубивают. Нечисто здесь все. Видел же ты амея, который совсем не амеем оказался, и он у них главный. Надо уходить. Спустись в трюм  и вызови наверх всех наших. Хотя нет, только одного,  остальных потом, а то они догадаются. Когда все наши будут на палубе, мы их запрем в трюме.

   Матрос спустился вниз, и скоро на палубу поднялся второй матрос.  Капитан выждал более получаса и опять отправил матроса, и скоро их стало трое.  Еще через полчаса он решил вызвать остальных. Но вместо матроса в  люке появилась голова молодого слуги. Капитан кинжалом ударил  по этой голове, но слуга увернулся, и удар пошел вскользь, капитан успел заметить кровь и отрубленное ухо. Тогда он крикнул в трюм: «Все наверх!», и еще двое матросов, выскочили на палубу, а когда в люке мелькнул шлем, капитан опустил крышку люка и быстро запер его на железных засов. Остальные два люка уже были задраены.

   Матросы были растеряны, но он сказал им то же, что и первому матросу, и команда не посмела ослушаться. Быстро выбрали якорь и при попутном береговом ветре, вышли в море. Когда стихла беготня по палубе, стал слышен голос купца, который требовал прекратить бунт и открыть люки. Купец угрожал и проклинал, матросы терялись, но капитан пообещал сразу убить любого, кто ослушается его, капитана, и  распоряжался, не убирая кинжала в ножны. Когда очнулся старый слуга, капитан велел связать его, а когда Томазо застонал, ударил  по голове кинжалом плашмя. Томазо опять потерял сознание, по волосам его потекла кровь, которая скоро запеклась бурыми ошметками.

   Взошло солнце, ветер свежел, и судно быстро двигалось на запад. Купец в трюме замолчал, и  это  настораживало капитана, он поставил с каждого борта по матросу, чтобы они следили за нижними подпалубными люками, хотя эти люки и были слишком малы, чтобы в них мог пролезть взрослый человек. Потом купец стал просить подать им пресной воды для раненого молодого слуги, капитан отказал, но успокоился, он понимал, что раненый обессилит в первую очередь, а значит, противников станет меньше.
 
   С полчаса было тихо, и капитан опять забеспокоился. А потом громыхнуло, крышка носового люка  вместе железным засовом отлетела в сторону, в люке метнулось дымное пламя, и мгновенье спустя в проем как дьяволы стали выпрыгивать слуги в боевом снаряжении, потом также вооруженный купец, последним вылез раненый слуга со взведенным арбалетом. Матросы в страхе бросились подальше на корму судна и попадали на колени, моля о пощаде, только капитан бросился на купца со своим кинжалом, но получил удар мечом плашмя по голове и свалился без чувств. Корабль на время потерял управление, паруса вытянулись по ветру и заполоскались, рулевой тоже стоял на коленях. Купец приказал матросам занять свои места у парусов и руля, но матросы плохо соображали и все молили о пощаде. Лишенное управления судно встало вдоль волны и сильно раскачивалось бортовой качкой. Тогда купец вместе с молодыми слугами пинками растолкал матросов по местам, и велел взять обратный курс. Матросы выполнили команду, но идти против встречного ветра пришлось длинными галсами, обратный путь обещал быть долгим,  только к концу дня показался берег.

   Когда судно легло на обратный курс, один из молодых слуг склонился над старым  Томазо и осмотрел рану на его голове, потом пощупал пульс, Томазо был жив. Тогда слуга морской водой обмыл голову пострадавшего, уложил его на подстилку и позвал купца. Купец тоже осмотрел рану и что-то сказал слуге. Слуга отлучился в трюм и скоро вернулся с небольшим ящичком.  Он достал из ящика иглу и вдел в нее суровую нитку, и иглу, и нитку  смазал чем-то из склянки. Потом они вместе с купцом, разжав рот пострадавшего, вставили между его зубов матерчатый кляп. После этого купец стал придерживать голову Томазо, а слуга зашивать рану. Томазо очнулся и застонал, купец придавил его и монотонно заговорил: «Крепись, брат Томазо, крепись, брат Томазо, мы лечим твою рану, крепись, брат Томазо…»  Старый слуга затих. Скоро рана была зашита, слуга еще раз ее чем-то смазал, а потом поднес к носу раненого другую склянку, Томазо очнулся и опять застонал. Слуга вытащил из его рта кляп и спросил:
- Чего ты хочешь, брат Томазо, воды?
Томазо только стонал. Но когда ему поднесли ковш, пил с жадностью, потом  слабым голосом спросил:
- Что случилось? Почему у меня жжет голову? – и попытался потрогать больное место. Слуга перехватил его руку:
- Ты ранен, а жжение скоро пройдет, мы лечили твою рану. Но ты ее не трогай, а то сделаешь хуже.

   Томазо часто дышал, на лице его выступил пот. Он попросил еще воды. Слуга принес ковш с водой, но в воду что-то добавил из склянки, сказал раненому:
- Выпей три глотка, больше не надо, сейчас тебе полегчает.
Томазо выпил и откинулся на подстилку, скоро он уснул.

   Капитан лежал на палубе со связанными сзади руками, он очнулся, но не шевелился и не подавал голоса. Купец заметил и подошел к нему, перевернул на спину, но капитан притворился бесчувственным. Купец потрогал его пульс и спросил:
- Зачем ты это сделал? Зачем ты взбунтовал команду?
Капитан открыл глаза, но промолчал, только осклабился. Купец повторил вопрос, но капитан не ответил. Тогда купец подозвал одного матроса и слугу и велел привязать капитана к мачте. Капитану развязали руки, завели их за столб мачты и снова связали. Теперь капитан сидел у мачты, опершись на нее спиной. Купец спросил о причине бунта у матроса, и тот сразу ответил: капитан сказал, что всех их убьют, как только вернутся люди  с берега, что купец и новый пассажир, который пришел вначале как амей, но амеем на самом деле не был, задумали преступное дело и лишние свидетели им не нужны.

   Купец понял. Он велел положить судно в дрейф, и всей команде стать на покаянную молитву. Во время молитвы капитан вдруг закричал:
 - Несчастные трусы! Я пытался вас спасти, но ваш удел рабский, пойдете вы под нож, как бараны!
Он кричал еще что-то, но его никто не слушал, по крайней мере, матросы не оборачивались в его сторону, а продолжали бубнить молитву. Капитан опустил голову и заплакал. Когда закончилась молитва, купец велел дать капитану воды, но капитан не стал пить, даже пытался ногой выбить ковш из рук подававшего. Капитана оставили.

   После покаянной молитвы купец и слуги сняли боевое снаряжение и убрали оружие. Один из слуг подменил матроса-кашевара, и тот стал готовить обед. На палубу поднялась женщина, она обошла все судно и уселась у фальшборта в отдалении ото всех. Она смотрела в ту сторону, где  был берег. Когда пища была приготовлена, слуга принес тарелку женщине и, наклонившись, что-то сказал ей. Она кивнула в ответ. Потом поставила тарелку, поднялась, набрала в ковш воды и поднесла капитану. Капитан сделал несколько глотков и опять заплакал.
- Я покормлю тебя, - сказала женщина.
- Мне незачем, - ответил капитан, - ешь сама, тебе еще жить, - он отвернулся от нее, а потом переполз на противоположную сторону мачты.
Женщина повернулась в сторону купца, тот подошел к ней, сказал:
- Оставь его, он обезумел от страха. Когда мы подберем твоего господина, разум вернется к нему, и он покается.
- Покаяние оставьте себе, - сказал капитан.  - Вам много придется каяться…
Женщина вернулась к своей тарелке, купец – к столу.
 
   Паруса выгибались от крутого бокового ветра, шхуна заметно кренилась,  под форштевнем шумел бурун, потом рулевой менял галс, вахтенные перекидывали паруса, паруса хлопали, затем натягивались, и судно кренилось на другой борт. Шхуна шла быстро, но не прямо к цели, а узкими углами к нужному направлению. К  вечеру четко обозначилась пологая береговая линия, хотя до нее оставалось не менее пятнадцати милен. Стал слабеть ветер, и к закату почти стих, только изредка налетал порыв, и паруса чуть-чуть натягивались. Купец приказал свернуть паруса и спустить шлюпку, чтобы буксировать шхуну. На шлюпке поставили вторую пару весел, и в нее спустились четверо гребцов. Ветра не было, но по морю шла пологая волна, шлюпку бросало вверх-вниз, и усилия гребцов не давали заметного результата, шхуна подвигалась еле-еле. Уже на закате, когда солнце коснулось горизонта, была замечена лодка, которая двигалась от берега навстречу шхуне. Разглядеть, что это за лодка было невозможно из-за расстояния, а потом из-за наступившей темноты. Купец велел зажечь малый носовой фонарь.

   Купец менял гребцов каждые полчаса. Ближе к ночи волна ослабла, и шхуна двигалась быстрее. Когда взошла луна, на береговой линии обозначилась возвышенность храма, купец приказал гребцам взять левее, в сторону бухты.
За полночь к шхуне подошла лодка, которую заметили на закате, это была их шлюпка и в ней все четверо, ушедшие накануне на берег. Первым на борт поднялся Иохим, и первым его вопросом был: «Где она?».