Глава 29 Возвращение

   
С рассветом  ветер ослаб и сменил направление, теперь он  дул с юго-востока и все больше заворачивал с юга. Волна, поднятая бурей, стала положе,  и по этой пологой волне ветер поднимал поперечную рябь. Иохим все так же сидел у мачты, чтобы не беспокоить Астару и дать ей возможность отдохнуть. Но когда взошло солнце, она проснулась сама. Лицо ее заметно посвежело, но когда поднялась, сразу ухватилась за мачту, качка, хотя и ослабла, все еще была заметной. 
- Ты бы не вставала пока, - предложил Иохим.
- Нет, мой господин, - ответила она, - путь еще долог, мне надо привыкать.
В это время появился матрос, который был и  кашеваром, он принялся разводить огонь в очаге, Астара направилась помогать ему. Дрова после бури намокли и никак не загорались, Иохим подумал, не помочь ли, но вспомнил, что он предводитель, и воздержался. Теперь, когда он освободил капитана, ответственность за судно и всех людей  ложилась на него. Иохим спустился в трюм, утомленные ночной работой большинство людей спало, спал капитан, спал наставник кулы, спали матросы и ученики, кроме двоих, один был ученик-лекарь, он сидел рядом с раненым матросом, и еще один матрос бодрствовал около насоса, хотя насос и стоял без применения. Иохим вначале обратился к лекарю, как себя чувствует раненый. Тот сказал, что лучше, но он сильно ударился головой   и встать пока не может, сон для него сейчас лучшее лекарство. Затем Иохим подошел к матросу, тот поднялся и ответил, что по приказу капитана наблюдает за уровнем воды в трюме, когда уровень поднимется, он разбудит помощников. Иохим вернулся к лекарю и попросил того подняться на палубу и помочь развести огонь в очаге, для чего сначала подняться наверх, взять полено посуше, здесь внизу  настругать щепок, зажечь свечу и пропитать стружки воском, потом стружки отнести к очагу. Ученик принялся исполнять. Иохим опять вернулся к матросу и спросил, как быстро натекает вода. Матрос ответил, что теперь, когда качка ослабла, натекает меньше, но все равно через час надо  откачивать.

   Иохим поднялся наверх. Огонь в очаге уже пылал вовсю. Кашевар что-то говорил Астаре и широко улыбался, увидев Иохима испуганно умолк. Иохим прошел на нос судна и стал  осматривать горизонт,  впереди было только море. Обернулся на солнце, определил, что рулевой держит курс на запад. Остался на месте, задумался. Если ничего не произойдет и ветер будет благоприятным, пути еще дней десять. Что потом?  А потом  составление словаря и перевод Завета. Святейший в любом случае узнает, что его доверенный рыцарь нарушает обет безбрачия, и может потребовать удалить служанку, а может и не потребовать. Чтобы не расставаться с Астарой, Иохим  может просить вернуть его мирской жизни, он достаточно сделал для церкви, он имеет право.  Ему тридцать восемь лет, из них четырнадцать он отдал тайному дозору, если не считать еще десять лет, проведенных в куле.  Что делать в мирской жизни? Вернуться в имение отца, но там хозяином старший брат, и хотя он предоставит и кров и пищу, но все равно это доля приживалы. Можно открыть лавку, того товара, что он закупил, на первое время хватит. Но все это означало, что придется расстаться с Заветом, а он столько сил положил, чтобы добыть его. Потом вспомнил, что свиток Завета в солнечном свете пуст, и прежний страх вернулся в душу. Впрочем, все это узнается сегодняшней ночью, небо обещает быть чистым. 
Кашевар направился к люку и крикнул вниз, что пища готова. Скоро вся команда собралась наверху. Иохим велел всем, кроме рулевого, встать на благодарственную молитву, и сам вместе со всеми опустился на колени.  Молитву читал Венедикт, остальные повторяли за ним.

   Кашевар стал раздавать пищу, Астара  попыталась помочь ему, но  Иохим  удержал. На малый стол слуга положил две тарелки и, не зная, как поступить дальше, молча смотрел на Иохима.
- Поставь еще две, - сказал Иохим.
Леонард вопросительно взглянул на него.
- Это для капитана и моей жены, - пояснил Иохим.
Капитан стоял в отдалении, он был при поясе с кинжалом, но не знал, имеет ли право занять прежнее место за столом. Иохим подозвал его:
- Займи свое место, капитан, – потом обратился ко всем. – Теперь за этим столом будет и место моей жены. Леонард нахмурился, капитан опустил глаза, Астара растерялась. Иохим взял ее за руку, усадил рядом с собой, успокоил:
- У нас дамы едят за одним столом с мужчинами, привыкай.
За малым столом ели молча, да и за большим, где сидели матросы и ученики кулы тоже было тихо.

   По окончании трапезы капитан объявил аврал, надлежало заняться протекшими швами.  Один матрос взялся разрезать истершийся канат на маленькие куски, другой раздергивал и распушал  их в паклю,  остальные, свободные от вахты и работы на насосе  конопатили швы, по которым сочилась вода. К вечеру работа была закончена, кое- где швы еще мокли, но вода  на днище больше не прибывала. Вечером, когда  команда  ушла на отдых, Леонард напомнил Иохиму, что тот обещал ему показать Завет.
- Да, - ответил Иохим, - но придется ждать восхода луны, а она теперь всходит заполночь. Жди.

   Вечером ветер стих, изредка налетали слабые порывы, паруса надувались, и шхуна заметно прибавляла ходу, потом порыв сходил на нет, ветра почти не чувствовалось, паруса лишь чуть-чуть выгибались, но шхуна тем не менее двигалась вперед, и скорость ее, как определил Иохим, была намного больше скорости пешехода. Иохим спросил у капитана, не сменится ли погода, на что капитан ответил, что все в руках Бога, но  по его опыту погода установилась на неделю, но ветер с утра будет северо-западный, а значит, придется идти длинными галсами.
 
   Когда стемнело,  команда, уставшая после аврала, быстро угомонилась, из трюма раздавался разноголосый храп. На палубе остались лишь двое вахтенных, один у руля, другой у парусов, и капитан. Иохим спустился в каюту, было темно, в трюме свечи не зажигали, Иохим тоже не стал зажигать и на ощупь пробрался на свою лежанку. Астара ждала его.
- Мой господин, я хочу у тебя спросить, как мне теперь быть. Ты назвал меня женой и госпожой, хотя перед Богом мы не венчаны. Но ты назвал, перед всеми. Я заметила, Леонарду это не нравится. Почему?   
- Он тоже рыцарь тайного дозора Святого ромба, а мы как монахи, на нас обет безбрачия…
- Значит, по возвращении тебя накажут, и нас разлучат?
- Нет, наша вера не так жестока. К тому же я могу вернуться к мирской жизни, и тогда мы повенчаемся.
- А ты хочешь этого?
- Да… но у меня еще один обет, не перед церковью ромбидов, а перед самим Богом. Я буду просить его совета. В любом случае люди нас не разлучат, я не позволю.
Она надолго замолчала, и он стал уже засыпать, но очнулся от ее голоса:
- … лучше бы я оставалась просто служанкой. Какая я госпожа, если у меня нет служанки? И чем мне теперь заниматься? Я могу, как и прежде помогать кашевару?
- Как хочешь…
- Тогда буду… он смешной, все время шутит, и госпожой меня назвал еще до того, как объявил ты. Он говорит со мной на латыни, но смешно коверкает слова… А когда мы прибудем в Ромею, у меня, правда, будет служанка?
- Я найму, если ты захочешь?
- Захочу… и пусть это будет молоденькая девушка, я буду учить ее, и никогда не буду наказывать, может только иногда чуть-чуть, для вида, чтобы она не зазнавалась… Хотя нет, на молоденькую ты начнешь заглядываться, лучше старую и беззубую… - она что-то ворковала еще, но Иохим уснул.

   Проснулся, как и намечал, за полночь. Астара спала, прижавшись к нему. Он осторожно отодвинулся, но она все равно очнулась, успокоил, сказал, что ненадолго отлучится. На ощупь выбрал цитру с Заветом и пошел на палубу. Леонард уже был здесь. Они уединились на носу судна. Ущербная луна совсем немного поднялась над горизонтом, свет ее был слаб. Иохим достал из-под одежды цитру, вскрыл, достал свиток. Свиток немного развернул и подставил под лунный свет, на свитке проступили письмена, Иохим облегченно вздохнул. Как он и предполагал,  текст проступал только при лунном свете. Леонард низко наклонился, вглядываясь в текст:
- Это какой язык? Ты знаешь его?
- Это язык славиндов, я его не знаю, но есть еще одна цитра, с амейским переводом,  можно составить словарь и прочесть.
- А почему ты думаешь, что это письмена самого Бога?
- Слишком тайно их хранили, да вот, попробуй сам, потрогай свиток.
Леонард пальцами коснулся свитка:
- Похож на листок слюды, только более гибкий…
- Да, но где ты видел такой огромный листок слюды, к тому же белый и гибкий, как  ткань…
- А может он повторяет Святое писание, которое всем давно известно?
- Не думаю… то, что я слыхал в подземелье во время, когда посвященные переводили его, он сильно отличается, он совсем другой.
Леонард еще раз потрогал свиток и уже ничего не спросил. Иохим вложил свиток, закрыл цитру, обратился к Леонарду:
- Мешок с цитрами лежит сбоку под матрацем на моей лежанке, если что случится со мной, цитры  должны  быть  переданы  Святейшему.  Об этом знают трое, ты, брат Венедикт и я.
 
   На этом они расстались, Иохим вернулся в каюту,  Леонард остался на палубе.
Ветер на следующий день, как и предсказывал капитан, дул с северо-запада. Ночью он почти стихал, с утра усиливался и полную силу набирал  пополудни. Шхуна шла длинными галсами, сначала на юго-запад, потом на север. Жизнь на шхуне входила в размеренную колею. Менялись вахты, каждое утро и вечер вся команда вставала на молитву, по утрам после молитвы ученики кулы делали гимнастику, Венедикт участвовал тоже, учился. Астара помогала кашевару, но тот теперь постоянно твердил, что принимает ее помощь только по ее желанию. На шестой день, как и предполагалось, подошли к Срединному острову. Здесь задержались на день, пополнили запас пресной воды и дров. Матросы устроили баню, вымылись и постирали белье в пресной воде. Матросы голые расхаживали по  ручью, на берегу которого установили большой котел, чтобы греть воду. Для предводителя, купца и капитана поставили отдельный шатер, дольше всех его заняла Астара.  К вечеру, когда село солнце, и на берегу сразу похолодало, шхуна снялась с якоря.

   Далее путь пролегал вблизи множества мелких островов, на которых жили пастухи овец со своими стадами, к одному из них шхуна подходила, чтобы купить молока и овечьего сыра. Матросы заметно повеселели, только капитан оставался угрюм и часто молился в одиночестве. Матросы уже в открытую обсуждали, в какую пойдут таверну по прибытии, и каких посетят блудниц. Однажды они вздумали вовлечь в эту беседу и слуг купца, но те не приняли их веселья и,  кроме того, заставили матросов молиться  о прощении за грешные мысли. После этого веселья у матросов поубавилось, и своими греховными мыслями они делились только между собой и тихо.
На десятый день показались Ромейские берега, а на двенадцатый шхуна встала у храмовой пристани. Накануне прибытия, вечером Леонард обратился к Иохиму.:
- Брат Иохим, завершается наше путешествие. Благодарение  Богу оно прошло вполне благополучно, надеюсь, в последний день уже ничего не случится, и Господь не оставит нас  своим покровительством. Вот о чем я хочу сказать тебе, хотя это тебе и не понравится. Позволяешь ли сказать тебе неприятное?
- Говори, я слушаю. – Иохим уже знал, о чем пойдет разговор.
- Ты в открытую нарушаешь обет безбрачия, ты приблизил свою служанку-иноверку и назвал ее госпожой перед всеми. Я, мои ученики и брат Венедикт понимают твой грех. Я надеюсь, что ты сам по прибытии покаешься перед Святейшим в своем грехе, и сделаешь это сразу, потому на второй день я обязан донести на тебя. Хочу, чтобы твое покаяние опередило мой донос.
Иохим долго молчал. Он помнил устав тайного дозора и знал, как Леонард вынужден будет поступить.  Но Леонарду неприятна эта его обязанность, и он упреждает его. И еще Леонард заботится о своих учениках, потому что пример временного предводителя  не на пользу для них. Иохим сказал:
- Ты прав, я  не забыл наш устав. Я сам покаюсь, как только встречусь со Святейшим. И перед тем, как вы вернетесь в кулу, я покаюсь и перед учениками… Но я не оставлю ее.