Курс - на облака

Бабушка Вера знала как со мной сладить, если я становился неуправляемым - а со мной такое случалось иногда. Нет, никаких побоев, угроз или репрессивных мер наподобие: “Два дня без мороженого!”. Она покупала полкило шоколадного масла, сдобную булку за шесть копеек (моя любимая), и везла меня в аэропорт. Мы выходили из троллейбуса, пересекали зал ожидания и останавливались у лётного поля, огороженного высоким забором. Я повисал на сетке рабица, выкрашенной в серебристый цвет, и замирал от рёва авиационных моторов. Я жадно ловил запахи и мог часами следить за взлётом и приземлением пассажирских самолётов, не сходя с места, и почти не меняя позу. Другими словами, я становился шёлковый.

Кто может отличить АН-24Б от АН-24РВ? А, к примеру, Ту-134 от Як-40? Я мог. Хотя мне было лет шесть, не больше. Наблюдая за работой моториста, я научился замечать, как двигатель винтового самолёта даёт во время разогрева перебои. “Цапфа створки шасси”. Я прочитал эту надпись на двигателе, когда самолёт, выруливая на взлётную полосу, прокатился в нескольких метрах от меня - и запомнил на всю жизнь. Если жизнь на лётном поле замирала, я подбегал к бабушке Вере, чтобы поделиться впечатлениями, и она протягивала мне кусочек булки. Я макал булку в растаявшее шоколадное масло, ел и следил за небом, чтобы ни один самолёт не зашёл на посадку без моего участия.

Мы возвращались домой затемно. Я падал на диван, не умываясь, и засыпал. Мне снилось, что я включаю форсаж и убираю тормоза. Мой самолёт рвётся вперёд по взлётной полосе, набирая скорость. Секунда. Ещё одна. Штурвал - на себя. Отрыв! Земля быстро уходит вниз. Дома, люди и автомобили становятся маленькими, игрушечными. Я убираю шасси. Иду в набор высоты и сбрасываю обороты двигателя. Курс - на облака...