Изерброк. Глава XLV

XLV




    Выпив, закурили. Бадамба раскурил свою длинную с искривленным чубуком и объемной чашкой трубку. Курил он адскую смесь: листья аира, белый мох, кору дерева Ним, лютик, листья чакруны… – состав из двух десятков компонентов, однако лотоса в нём не было. На сознание благородного Бадамбы выкуриваемая им смесь никак не влияла, как, впрочем, и водка. Ясность сознания 133-х-летнего Бадамбы Дигамбара ничто не способно было замутить.

Мамушка закурил папиросу; Родя, угостившийся у сыщика, тоже. Ароматный дымок сурийского табака смешался с запахом костра, сложным растительным куреньем из трубки Бадамбы и запахом болотной тины.

Тишина установилась в деревне нагов. Большинство нагов, видимо, уснуло в своих хижинах, остальные куда-то удалились.

Макабры, подобрав одну ногу, спали в темноте возле дерева Ним, иногда встряхивая опереньем во сне. Сияние гирлянд на дереве приугасло – ночные цветы еле видно светились голубым и зелёным. На затопленном кладбище было тихо, мертвецов никто не тревожил, никого не тревожили и они.

Болото, огромное, бескрайнее в сторону коксохимического завода и далеко за его пределами, казалось, дремало. Оно было тихо, сумрачно и неподвижно.
Внезапно в тишине раздался жуткий звериный захлёбывающийся хохот, похожий на смех гиены. Звук долетел из глубин болота, однако, показалось, что прозвучал совсем рядом.

– Заяц? – вскинув голову и вытянув шею, спросил Родя.

– Нет. Это суль болотная, птица. Но кричит как заяц, да. Передразнивает. Слышала их, стало быть,  – не отрываясь от созерцания драгоценной Мандалы, ответил Бадамба.

– Скажите, махасаду, – обратился Мамушка к старейшине, – а они могут прорваться в город?

– Зайцы-то? – Бадамба с улыбкой взглянул на сыщика.

– Ну. Зайцы, волки, ящеры, гули, всё, что угодно.

– Гули в город не пойдут. Что им там делать? Потом, если только. И гули всегда здесь жили. Волки могут. Некоторые и уже в город захаживают. За всеми не уследишь. Зайцы – не знаю. Могут зайти, а могут и мимо проскочить. Макары… порождения скверн, обыкновенные нелюди, демонические формы… Мы их всех сдерживаем пока. Но в последнее время их больше стало. Они стали сильнее, свирепее. Но мы пока, благодарение небу, справляемся.

– Вам бы оружие, – вставил Родя. – Пару пулемётов Томпсона.

– Хех, – усмехнулся Бадамба. Всё лицо его при этом сильно сморщилось. – Пулемётами их не остановишь.

– Зря ты так, махариши. Человечество не стоит на месте. Техника совершенствуется. Оружие в том числе. У пулемёта Томпсона новой модели скорострельность 120 выстрелов в минуту, водяное охлаждение, убойная дальность…

– Нет, мой вира, хоть 200 выстрелов… Порождения скверн твёрдыми преградами не остановить. Так их можно задержать, приостановить. Но не остановить. Наше главное оружие – иной природы.

– Столбы? – спросил Родя.

– Да. Но и это не принесёт победы. Это временно. Чтоб протянуть время. Чтоб не случился большой прорыв. Дождёмся посланников.

– Белую Тару? – спросил сыщик.

– Да. И других. Она не одна. Они исправят ситуацию. Они знают, как устранить корень порчи, причину зла. Я тоже знаю. Мы все знаем. Но у нас самих не хватит сил.

– А что такое столбы? – спросил сыщик.

– Мы делаем дхану на столбах. Это медитация. Можно сказать, углублённая молитва с коллективным чтением мантр. Почему на столбах? Потому что в болоте сидеть неудобно, сыровато малость. А на столбах хорошо. Медитировать приходится по многу часов. Вот мы и вкопали по границе столбы. На каждом столбе – площадка. Сидеть удобно, – ответил Бадамба.

– То есть вы просто сидите на столбах и молитесь? И как это останавливает чудовищ? – недоверчиво спросил Мамушка.

– Напрямую. Направленная сила объединенной дханы десяти саду убивает сотню чудовищ. Точнее не убивает, а лишает формы. Иногда преобразует в иную форму. Это в зависимости от вида дханы. А столбов около тридцати, и все постоянно заняты. У нас посменный караул.

– И таким образом вы спасаете город и наш мир, как вы говорите, от нашествия злобных адских тварей? Убиваете их, так сказать, силой мысли?

– Можно и так сказать, – с загадочной улыбкой ответил Бадамба. Лицо его при этом опять всё сморщилось.

– Невероятно, – сказал Мамушка и тоже улыбнулся.

– Мы не только на столбах дхану делаем, но и здесь, в деревне. Каждый у себя в хижине. И у себя в сердце. Мы совершаем много садхан,  делаем ритуалы с умершими, призываем духов и демонов, поднимаем шав, строим магическую стену. Некоторые из саду умирают и становятся саду-шавами, чтобы идти в болото и останавливать там зло. Сегодня ты видел один из важных ритуалов – священный танец Кали. И это только кажется, что он завершился безрезультатно. Всё это часть великой войны. Мы многое делаем, помимо сидения на столбах, чтобы зло не одержало верх.

– Господин сыщик, – торопливо и чуть испуганно добавил Родя, – в словах махариши не нужно сомневаться. В словах его – последняя истина.

– Я не сомневаюсь. Просто у меня много вопросов. Наверное, я многого не знаю. Сюда бы моего друга, господина Перону. Вот он – учёный человек. Знает в подобных вопросах поболее моего.

– Пусть приходит, всё расскажем, покажем. Давно бы уже пришёл и сам всё посмотрел, – тут же ответил Бадамба.

– Я передам ему ваше приглашение, – сказал сыщик. И после некоторой паузы спросил: – А может быть, все эти чудовища из болота – достаточное свидетельство конца света? Зачем вашему другу понапрасну было вспарывать себе живот? Ведь всё и так ясно. Или нет? Говорят, в древних книгах ясно об этом сказано. Покраснеет звезда Сириус, на земле появятся полчища чудищ, страшных тварей – повылазят из дыр в земле и примутся терзать людей. Вот же, всё сходится. Наступит момент, когда вы не сможете сдерживать тварей. Они уже сейчас в город просачиваются. В городе появились жертвы странных нападений. Одному грудь проели насквозь, или двоим, точно не знаю.  Ещё кого-то на части порвали. Ходят слухи, что это дикое волчьё с болота. Вот всё это – разве не начало конца света? Через ужасы, страдания, катастрофы люди получают очищение. Творится Великий Суд. Спасены будут лишь чистые сердцем. Что вы об этом думаете?

Бадамба Дигамбар почесал концом тростинки переносицу и ответил:

– Да, есть признаки конца света. Я тоже читал древние книги. Но кроме этих признаков есть и другие. Умножение чудовищ в болоте, людские страдания – это признак чего? Окончания маха-кальпы? Или уже начинается полный конец всему? Есть признаки, что наступает не просто конец маха-кальпы. Мы пока достоверно не знаем.  Поэтому саду Дав, да растворится его самость в лазурном океане бесконечности, исполнил священный танец Кали, надеясь получить и передать нам точный ответ. Если бы близился конец маха-кальпы с переходом в тысячу скверн, то саду Дав ответил бы ясным словом. Но его ответом было молчание. Наши опасения связаны не с концом маха-кальпы – то всего лишь обновление, смерть старых миров, рождение новых, – мы боимся, что приходит конец всего.

– Это как?

– Вот, посмотрите сюда, – Бадамба призвал своих слушателей сосредоточить внимание на песочной Мандале возле его ног.
 
Мамушка и Родя придвинулись к мерцающему узору.

– Это Великая совершенная алмазная Маха-Мандала. В ней столько песчинок, сколько миров во Вселенной. В каждой песчинке – миллиарды звёзд, планет и небесных тел. Всё это называется Вишвам, – на этих словах Бадамба обвёл песочную картину указкой-тростинкой. – Махади (так Бадамба иногда обращался к Роде мухомору) знает, что это такое.

– Это карта всего сущего, – тихо отозвался Родя.

Костёр уже горел не так ярко, как и светильник на палке около плеча Бадамбы. Старейшина, чтобы лучше видеть Мандалу, что-то бросил в костёр – костёр вспыхнул ярким зелёным пламенем и так ярко продолжил гореть. Драгоценные песчинки Мандалы дружно заискрились.

– Это не просто карта, это магическая карта, – добавил Бадамба, подняв корявый указательный палец. – Её принёс нам Пратибамбавидья, первый наг, падман, равный богам, один из небесных правителей, наш великий пращур. Ему даровали эту величайшую драгоценность Хранители Бездны. С тех пор преданные хранят Маха-Мандалу в изначальном совершенстве. Тысячу лет её прекрасный узор остаётся неизменным в своих линиях и соцветиях, сохраняя эталон божественной красоты. Вселенная создана Творцом в мандалической форме идеальной симметрии – и Маха-Мандала каждое мгновение отображает оную. Каждое новолуние мы пересыпаем Мандалу. Это великий праздник. Собираются вимала-наги, Чистые: под семь кругов священных песнопений Доха мы ссыпаем песок в лоток, где все песчинки перемешиваются. Это символизирует конец маха-кальпы. Божественный порядок, где каждый из миллиардов миров, каждая песчинка занимает своё место в общей цветовой гармонии, обращается в хаос, в мешанину. Дальше трое избранных натхов, обычно это я и ещё двое саду, насыпаем узор заново из золотого, изумрудного, сапфирового и других подготовленных песков. И всякий раз Мандала получается идеально ровной, совершенной, неизменной в своём узоре с того дня, когда великий пращур вынес её с Острова Бездны. Наши руки, сыплющие драгоценный песок на доску, могут дрожать от старости и волнения – но узор сам складывается так, как нужно. Пески с Острова Бездны не могут сложиться иначе, пока на то есть воля Демиурга.  Наги могут создавать сотни других мандал по сотне раз на дню, могут копировать Маха-Мандалу или её фрагменты. Они могут ошибаться, смахивать песок и начинать заново, добиваясь гармонии. Но сама Маха-Мандала каждый раз воссоздается в идеальных, подобных граням бриллианта, чертах. Симметрический рисунок Вселенной неизменен. Нам нужно только подносить песок. Поэтому её называют Великой Мандалой. Она – сама суть мира.

Бадамба прервался, чтобы затянуться своим зельем. Не отводя взора от мерцающего в зелёном свете узора, старец выдохнул густую струю дыма – зеленовато-белые облака заклубились и поплыли над грядами драгоценных песков.

Когда дым развеялся, Бадамба указал тростинкой на определённую точку в узоре и сказал:

– Видите? Присмотритесь хорошенько. Вот здесь всё начинается. Трещина, которая расколет алмаз божественного творения. Впервые мы заметили этот изъян в Маха-Мандале примерно 10 лет назад. Но он и раньше был. Просто мы не видели. Тогда он не достиг ещё очевидных размеров. Понимаете, такого не должно быть. Мы думали, что это мы не достаточно чисты, поэтому создаём Мандалу с изъяном. Но нет, как бы мы ни старались, трещина появляется вот здесь, видите, всегда в одном и том же месте и всегда одной и той же формы. Но она постепенно увеличивается. Когда трещина пересечёт аквамариновое кольцо, устремившись к сердцу Мандалы, тогда уродство невозможно уже будет ничем прикрыть. А пока изъян невелик, обычным человеком, не проводящим по многу часов в медитации над Маха-Мандалой, он может быть и не замечен, если человеку специально на него не указать.
 
Мамушке захотелось сказать, что некоторое время назад он самостоятельно заметил этот изъян и испытал неприятное чувство, как если бы испортили, даже осквернили, что-то удивительно прекрасное. Но он промолчал, не желая перебивать Бадамбу, который начал говорить поразительные вещи.

– Примерно в то время, около десяти лет назад, ещё до того, как мы заметили изъян в Маха-Мандале, – говорил Бадамба, –  появились злобные твари во множестве, не виданном прежде, они  поползли из предгорий Тагира. В городе появилось много странных болезней. К нам приносили обезображенные трупы странного вида. Мы их сразу сжигали от греха подальше. Вскоре мы узнали, что звезда Самарра начала краснеть.

– Сириус? – спросил сыщик.

– Да, Сириус. Короче говоря, мы решили, что близится время тысячи скверн, а это значит, конец маха-кальпе. Совершив медитацию смирения, мы приняли бой с порождениями зла. Ибо это одно из священных предназначений касты нагов – в ясности ума встретить ужасные времена, чтобы помогать страдающим людям. Так завещал Даттатрея, да озарит звучание его имени мрак сих болот. Мы приготовились защищать род людской, ибо те, кто обречен, не спасутся, а те, кому должно быть спасенным, должны быть спасены. Но дальше началось странное… Тогда мы и заметили трещину в Маха-Мандале. Мы подумали, что всё происходящее, это не конец маха-кальпы, хотя и похоже на оный. Это не листья стали опадать с древа, чтобы весной на их месте появились новые, а корни начали подгнивать, подтачиваемые скверной. Зло проникло в сердце всех миров, в сокровенную колыбель, в священную рощу на горе Пхота в центре Острова Бездны. А виной всему первые архонты,  в гордыне своей потерявшие разум.

Бадамба замолчал. Разлил остатки водки по стаканам, поднял свой стакан и молча вылил водку в большой рот. Ни одна морщинка не дрогнула в его лице. Бадамба вставил в угол рта мундштук трубки и пару раз пыхнул.

– Откуда появилось зло? – спросил Мамушка, держа свои полстакана водки в руке.

– Всё началось около тысячи лет назад, когда почил последний король Мутанга Махендра Дракон Бон Десятый Окончательный. Он был последним из смотрителей священного Лимба, спустившихся с небес. Лимб – это и есть гора Меру, или гора Каф. Её по-разному называют, но немногие знают, что гора эта рукотворна. Создали её сурии. Она имеет форму четырёхгранной пирамиды и целиком состоит из чистейшего парасамвита – самого редкого из драгоценных камней во Вселенной. Парасамвит похож на голубой сапфир или алмаз. Иначе его называют камнем богов. Вот, посмотрите, – с этими словами Бадамба достал из потайного кармана своего одеяния небольшую пирамидку бирюзово-синего прозрачного камня. Пирамидка спокойно помещалась в ладонь Бадамбы и, казалось, излучала мягкий голубой свет изнутри.

– Это один из предметов, оставленных нам Пратибамбавидьей, – сказал Бадамба, любуясь пирамидкой.

Мамушка и Родя придвинулись поближе, чтобы рассмотреть чудесный предмет.

– В течение нескольких сотен лет сурии сумели собрать и доставить на Землю такое количество парасамвита, чтоб сложить из него гору. За последующие века огромная пирамида людскими руками и временем покрылась поверху глиной, камнями и песком, превратившись на вид в обыкновенную гору, правда, неестественно ровной пирамидальной формы. В книгах архонтов сказано, что парасамвит был привезён на землю тысячью звёздных кораблей…

– А для чего они построили эту гору, махариши? – спросил Родя.