Кавказская мельница

Кавказская мельница



«Retribution»
Мельница Бога
Очень хороша.
Мельница Бога
Мелет не спеша.
Медленно, но верно
Ходит колесо.
Будет перемелено
Абсолютно всё.
Г. У. Лонгфелло.
;

Лондон 60-е годы...
 
Туманное лондонское утро. Молодой сокол-сапсан вылетел на охоту. Ближе всего от его гнезда в королевском парке в центре Лондона был знаменитый Сент-Джеймсcкий дворец. Там, на крыше гнездились голуби, его привычная добыча. Когда-то здесь находилась вторая столичная резиденция Генриха VIII, здесь же жила его дочь – Мария Тюдор, а сегодня это резиденция Принца Уэльского, но соколу все это было безразлично, голубей он не увидел. На главном фасаде дворца часы показывали 9, следовало поторопиться, проверить, возможно голуби рядом, на Кинг-стрит. Но там, перед главным офисом аукционного дома «Кристис», толпились люди. Этого сокол не любил, так пищи не найдешь. Он отметился на черном цилиндре солидного господина и улетел в парк.

Солнце все никак не могло пробиться сквозь густой холодный туман, виднелся только расплывчатый желтый диск. Но вот наконец одинокий солнечный луч прорвался сквозь толщу тумана и отразился в стекле афиши  «Предаукционная выставка эксклюзивных ювелирных украшений (российская коллекция). С экспонатами можно ознакомиться с 10:00 до 16:00 и упал на влажный асфальт. 

Эта выставка вызвала большой интерес – в России тех лет знали толк в ювелирных украшениях. Пройдя в зал, можно было присмотреть себе нечто уникальное, а затем на торгах стать счастливым обладателем раритета, конечно если не перебьют цену. Недостатка в потенциальных покупателях не было, аукционный зал наполнился прекрасно одетыми мужчинами и женщинами с таким количеством ювелирных украшений, что они могли бы конкурировать с самой выставкой.
 
Мимо витрин проходит элегантная пара, останавливаясь, чтобы детальнее разглядеть экспонаты.
– Дорогая, я обещаю…
– Я это уже слышала, но Филипп, мне не нужно звезд с неба, меня вполне устроит та бриллиантовая диадема.
– Но дорогая…
– Я знаю. Просто нужно меньше проигрывать на скачках…
И они прошли дальше.

Вдруг по залу пролетел какой-то шорох…
– Возможно приедет королева!
Дамы машинально стали поправлять и без того безупречные наряды и критически оглядывать своих спутников…

Чуть в стороне внимательно рассматривают украшения два представителя Москвы, одетые в абсолютно одинаковые костюмы. Это Сергей и Борис, оба классического славянского типа, и если бы один из них не был лысоват, а другой несколько полноват, то их можно было бы перепутать, как близнецов. Приобретать что-либо для себя они не собирались, да и такой возможности у них просто не могло быть. В их задачу входило приобретение ряда лотов для возврата в СССР, да и то лишь при условии, если покупку можно будет объявить национальным достоянием страны, наконец вернувшимся на Родину.

Внимание Бориса привлекла необычная, странная женщина. Своим небогатым видом она явно выбивалась из общего ряда и обратила на себя его внимание. Но и сейчас, ни пожилой возраст, ни наряд, безвозвратно вышедший из моды, не могли скрыть следы ее былой красоты.

– Сергей, посмотри на это загипнотизированное чучело. Что ей вообще здесь нужно?
– Да ты лучше посмотри вон на ту красотку! Смотри, она мне улыбается!
– Это потому, что она из МИ-6. Брось это, погоришь. Обрати все же внимание на ту старуху. Это интереснее и безопаснее. Она ни на что иное не смотрит, ее ничего не интересует, кроме всего одного лота – браслета из изумрудов с брильянтами. Кругом так много интересного… Конечно, вещица того стоит, но интерес только к одной вещи все-таки явление нечастое и странное. Скорее всего в этом есть нечто личное… 
– А ты спроси у нее.
– Как?
– Боря, ты какой-то закомплексованный. Учись!

Сергей подошел к женщине, несколько мгновений постоял рядом и обратился к ней:
– Мадам, я Сергей Фролов, представитель Москвы на аукционе. Я вижу, Вы эксперт в украшениях, прекрасно в них разбираетесь. Я, к большому сожалению, нет. А это Борис Петряков, мой коллега.
– Коллега по незнанию?
– Мадам, знающих мало.
– А как же вас послали на аукцион?
– Была мечта побывать в Лондоне, вот она и сбылась.
– Мадам… – вступает в разговор Борис, – но та перебивает его.
– Зовите меня Ольгой.
– ОК! Мадам Ольга, на мой взгляд все экспонаты интересны, но тот, на который Вы смотрите, браслет с прекрасными уральскими изумрудами, особенно хорош.
– Теперь я вижу, что вы, молодой человек, на самом деле не слишком разбираетесь в изумрудах. Это изумруды совсем не уральские.
– Как Вы это увидели?
– И Вы бы увидели, если бы разбирались. Этот браслет привез в свое время бухарский эмир в подарок моему дяде Мусе Нагиеву для его жены, а изумруды там родезийские, самые ценные.
– Но как тогда они сюда попали?
– О, это длинная история. Все началось в Тбилиси в 1907 году….
;
Тифлисский Экс

26 июня 1907 года.
В Тифлисе стоял чудесный июньский день, лето ещё не вступило в свои права, и солнце пока не успело раскалить воздух, дома и улицы Тифлиса, наполнив город пустынным зноем. Но в таверне «Тилипучури» на площади Эриванского  и в жару, и в холод всегда была приятная атмосфера. Стены из твердого грузинского известняка зимой удерживали тепло, а летом дарили гостям прохладу.
В глубине таверны группа молодых грузин за столом, заставленным бутылками с вином, удивительно красиво поют старинную песню «Шен хар венахи» – «Ты, лоза виноградная, только зацветшая, ветвь нежная, в Эдеме расцветшая…» Слова вроде о лозе, но они иносказательны, это обращение к прекрасной женщине…
А прекрасная женщина рядом. Это та самая Ольга, только на 60 лет моложе. Она сидит в центре таверны и кормит собачку. На пение она не реагирует, возможно, не понимает слов или скрытого смысла… А может просто делает вид, что не понимает.
 ;
У входа за столиком другая группа молодых людей. Они оживленно беседуют, но несколько напряжены, да и на шестерых у них всего одна бутылка вина.
Один из них, мужчина лет 25-30, одетый так, что его можно принять как за крупного чиновника, так и за военного в штатском, говорит тост. Тост не грузинский, очень короткий:
– Друзья, я предлагаю выпить за всех нас, пусть нашим делам сопутствует успех!
Затем, неожиданно повернувшись к Ольге, он продолжил:
– Сергей Кваснин, – представился он – я пью и за Ваши успехи!

Ольга давно заметила молодого красавца, старательно делала вид, что не замечает его, но при прямом обращении смутилась, несколько отвлеклась, и собачка, неожиданно обретя свободу, выскочила на улицу. Ольга бросилась за ней, поймала и стала что-то выговаривать.

В это мгновение Сергей выбежал на улицу, схватил в охапку Ольгу с собачкой и резко затолкнул их обратно в таверну. Они упали на пол.
Ольга возмущена:
– Что Вы себе…
Но договорить она не успела. В этот момент на улице раздалась серия взрывов.
Группа Кваснина, те самые шесть человек, выхватывают револьверы и выскакивают на улицу. Один из них открывает стрельбу прямо из дверей.
Паника! Мимо окон таверны бегут люди, повозки и телеги несутся кто куда.
Стрельба наконец прекратилась.
 
Ольга осторожно выглядывает на улицу. Площадь выглядит ужасно, растеклись густые лужи крови, перед таверной лежат раненные и убитые, видна разбитая карета, окровавленная лошадь еще пытается встать.
Надо уйти от этого ужаса, домой, к мирной упорядоченной жизни. Но как идти?
К площади по Дворцовой во весь опор скачет конный полицейский наряд. Навстречу им выносится пролетка с гвардейским офицером. Это Камо.

Он кричит полицейским:
– Туда, скорее, нападение… Деньги в безопасности. Бежать на площадь!
По Головинскому проспекту в сторону площади несется конный экипаж. В нем тифлисский полицмейстер Балабанский. За ним конвой – шесть конных казаков. Из переулка навстречу ему выбегают два бомбиста. Один бросает бомбу.
Убит казак конвоя, а Балабанский и несколько человек ранены. Балабанский выпадает из пролетки, окровавленной рукой надевает очки и лежа на мостовой, открывает огонь по бомбометателям. Первый бомбист убит, второй ранен. Он убегает, не сумев бросить уже готовую к метанию бомбу.
За ним в переулок устремляются два казака. Слышна стрельба.
 
Подбежавший к Балабанскому казак разрывает свою рубаху чтобы перевязать его. – Оставь меня, я сам справлюсь. Скорей на площадь…
В двух кварталах от них группа конных полицейских скачет к площади. Из-за поворота навстречу им вылетает уже знакомая пролетка с «гвардейским офицером» – Камо.
Он кричит:
– Скорее на площадь, деньги в безопасности!
 
Полицейские уносятся на площадь, а Камо увозит захваченные деньги. Дело сделано, деньги захвачены.

Сергей увидел на площади среди раненых своего человека. Отари Гогуа был ранен осколком бомбы, ранен тяжело, его нужно было срочно убрать с площади любым способом. Ни в коем случае нельзя, чтобы он попал в руки полиции.

Он остановил двух своих людей. Они подняли Отари и понесли к брошенной арбе. Ее хозяин сбежал, ему нужно было думать, как спастись, а не о своем имуществе. Раненного уложили в арбу, укрыли какой-то рогожей так, что его стало практически не видно, и скрылись в армянском базаре.

Участники нападения тоже уходят через армянский базар. Благо, он рядом с площадью. Это ряд узеньких улиц, с бесчисленными лавчонками, стоящими очень тесно, почти друг на друге. Портные сидят перед входом, поджав ноги, с нитками в зубах, на глазах у всех спокойно шьют свои черкески, снимают мерки, утюжат и стегают. Цирюльник мылит щеки и бороду черноусого грузинская франта, или голую синюю голову мусульманина и, громко звякая своими ножницами, перебрасывается шутками с соседями и прохожими. Все моются, бреются, стригутся, одеваются и раздеваются, как у себя в спальне, на этом, родном для них гостеприимном базаре.
Происходящее невдалеке на площади их совершенно не трогает. Стреляют? Ну и что? Тут всегда стреляют…
Базар как будто специально устроен так, чтобы скрываться после теракта. Ушедших в это хитросплетение узких улиц найти уже невозможно.
 
Сергей Кваснин задержался, нужно было проверить, что более никого из нападавших на площади не осталось. Уйти он не успел.
Очень быстро город был плотно закрыт армией и полицией, кругом конные армейские и полицейские патрули, блок-посты на перекрестках, дороги перекрыты, кажется, что и муха не пролетит. На улицах вблизи площади задерживают всех прохожих, возможно среди них террористы или хотя бы свидетели. Ольга хочет уйти, но полицейские задерживают и ее. Всех арестованных свозят в участок. Там, среди задержанных, она видит и Сергея Кваснина.

В участке толкотня, за всеми столами идет допрос свидетелей и подозреваемых. Громко возмущается какой-то грузин в чохе.

За одним из столов полицейский следователь беседует с Ольгой.
– Я не пойму, почему меня задержали. Я приехала из Баку к родственникам, здесь живет мой дядя, Алхазов Михаил Александрович. Он кажется тайный советник. Свяжитесь с ним. Вы…
Ольга шелковым платочком вытирает слезу, на минуту умолкает.
– …Вы можете спросить его о моей благонадежности.
– Я уверен, что в этом нет необходимости. Ваша благонадежность не вызывает сомнений. Мы пригласили Вас сюда только из-за необходимости спросить, не видели ли Вы кого-нибудь или что-нибудь, что может помочь нам найти преступников.
Ольга оглядывается. За столом у стены другой полицейский опрашивает Кваснина.
;
Кваснин также видит Ольгу. Он начинает осматриваться – вдруг удастся бежать.
– Что-то Вы заерзали, молодой человек. Сядьте спокойно! – говорит Кваснину полицейский следователь.
Сергей почти готов попытаться сбежать. На пути к выходу стоят два полицейских. Мысленно в ускоренном темпе он прокручивает варианты побега.
Вот он бросается к выходу. Ударом кулака сбивает с ног одного полицейского, выбегает. Второй полицейский стреляет, Сергей падает….
Нет, не то. Нужен иной вариант.
Он обращается к допрашивающему с вопросом – «где туалет?». Туалет на улице. Его выводят в сопровождении полицейского. Сергей сбивает его с ног и бежит. Полицейский у двери и упавший полицейский стреляют, он падает…

Но в это время он слышит ответ Ольги.
– Нет, господин следователь, – говорит Ольга, – я слишком испугалась, к сожалению, я тут никого не узнаю. Вряд ли я могу быть Вам полезна.
– В таком случае мы Вас больше не задерживаем. Передайте Михаилу Александровичу наши извинения и уверения в совершеннейшем почтении.
Ольга встает, бросает рассеянный взгляд на Кваснина и уходит.

***

Поздний вечер. Опрос свидетелей завершен, их отпустили.
Следователи пьют чай с баранками и устало спорят, о том, какая группа несёт ответственность за ограбление. Входит полицеймейстер Балабанский. Его рука на перевязи, он бледен, еще не оправился от ранения. Чаепитие мгновенно прекращается.
– Так вот как расследуется дело!!! – кричит Балабанский… – Унтер-офицер доложите о результатах.

Балабанский садится за центральный стол. К нему с докладом подходит унтер Каршелава:
– Ваше благородие, опрос задержанных ничего не дал. Они все вдруг ничего не видели и не опознали никого из задержанных.
– Идиоты, допрашивать не умеете. Зачем вас только держат! Дармоеды! Имейте ввиду, налетчикам досталось больше 300 тыс. руб. в 500-рублевых купюрах. Такая купюра – важнейшая улика. Они могут быть только у налетчиков. Ищите!

Полицмейстер отбирает шесть лучших детективов.
– Вы будете специальной группой по розыску преступников. В качестве рабочей версии для начала примите в разработку польских социалистов, армян, анархистов и эсеров. Не забудьте эсеров-максималистов. Они «взяли кассу» банка Московского общества взаимного кредита, возможно, решили развить успех. Вы, Грачевский, руководитель группы. Начать немедленно, мне докладывать в любое время дня и ночи!

Какой-то штабс-капитан из войскового оцепления что-то старательно подсчитывает.
– Что Вы там пишете, – кричит Балабанский, – Дайте сюда! Что это такое?
Несчастный штабс-капитан, попавший под горячую руку, объясняет:
– Виноват, я подсчитал что при моей оплате в 90 руб. в месяц, если не есть, не пить и не дышать – такую сумму, что похитили, можно получить за 316 лет!
– Вам и эти 90 платить не за что! Идиот! Считает он! Работайте!
Балабанский отшвыривает табурет и уходит.

Ближайшие трое суток никаких результатов не дают. Балабанский носится по городу с эскортом казаков, арестовывает всех подозрительных, но террористов так и не находит. Показания свидетелей запутанны и противоречивы, установить ему ничего не удается.
Наконец терпение генерал-губернатора лопнуло. Он вызвал Балабанского с докладом. Тому докладывать было почти нечего. Затем последовал разнос у помощника наместника Мицкевича, и, наконец, у заступающего на должность наместника генерала Шатилова.
Что говорил ему наместник осталось неизвестным, но после этой, скажем так, беседы, Балабанский в сопровождении стражника-ингуша, поехал на Кукийское кладбище. Там он передал стражнику ордена и на могиле матери застрелился.;
 ;
Конспиративная квартира.
 
На конспиративной квартире собрались участники нападения.
На продавленном диване сидят Элисо Ломидзе и красавица Пация. Рыжая шевелюра Котэ Цинцадзе перехвачена бинтом. Рядом сидит Аннета. Она была наблюдателем-сигнальщицей, подавала знак о приближении конвоя, но обилие трупов, кровь, все это еще действует на нее еще и сейчас. Там же за столом сидят Камо, Коба и Сергей Кваснин. Есть раненые, в том числе и Камо. Отари Гогуа очень плох, он громко стонет.
 
– Аннета, ты фельдшерские курсы заканчивала, посмотри, чем можно помочь ему. Может врача привести?
Аннета давно поняла, что раненному уже ничем не помочь. Надо только облегчить его последние минуты.
– Врача приводить сюда нельзя, – говорит Коба.
– Это не нужно, он умирает, – сквозь плач говорит Аннета.
Она теряет не просто боевого товарища, она теряет жениха, с которым собиралась прожить жизнь…
Камо приказывает:
– Елисо, Котэ, отнесите его в другую комнату. Он все равно скоро умрет, ему уже ничем не поможешь.
Раненного уносят.

Помолчали, потом Цинцадзе достает две бутылки вина.
– Этого мало, но выпить за успех можно. Позже отметим, как следует!
– Важно, что мы все здесь! За это и выпьем!
Аннета относит стакан с вином раненному.
– Все! Расходитесь по одному, – командует Камо.

Коба молчит. «Людей не жалеет, далеко пойдет. Быстро во вкус входит, – думает он, – пусть пока покомандует».
Налетчики начинают поодиночке расходиться, их внешний вид подозрений не вызывает.
Коба и Камо остаются на явочной квартире последними.
– Коба, куда деньги спрятать?
– В сейф положи!
– Какой сейф, какой сейф?
– Тот, что перед тобой! В диван засунь, мыслитель!
Камо прячет деньги в диван.
– Я сегодня на нем спать буду!

Назавтра на конспиративную квартиру он заносит новый на вид матрас.
– Смотри, Коба, совсем на матрас похож, а это наш новый сейф!
Они аккуратно подпарывают край матраса и прячут туда деньги.
– Интересно, как теперь на нем будет спаться? – говорит Камо.
– Нормально! На нем во сне будет видно небо в алмазах!
Они вытаскивают матрас на улицу, нанимают извозчика.
– В метеорологическую обсерваторию, – распоряжается Коба.
– Коба, это хорошо, пока ты там работаешь, а когда уйдешь?
– Правильный вопрос, когда буду уходить, скажу директору, чтобы тратил деньги исключительно на добрые дела.
– Ты смеешься надо мной.
– Вопросы у тебя такие, грех не посмеяться.
Матрас уложили на диван директорского кабинета.
;
Гоги Касрадзе

Дома Кобу встречает испуганная жена с новорожденным сыном на руках.
Като Сванидзе в общем-то была не робкого десятка, но тут – особая ситуация.

– Сосо, я стояла на балконе и вдруг этот кошмарный взрыв. Дверь хлопнула, разлетелось стекло.
– Като, этот порез на щеке от разбитого стекла?
– Да, стекло разлетелось, малыш не пострадал просто чудом.
– Успокойся, все в порядке. Кто-то что-то взрывал, но главное – мы дома, и вы совсем не пострадали. Давай ужинать будем.
В это время раздается стук в дверь. Это банковский клерк Гоги Касрадзе. Он вне себя, очень испуган.
– Гамарджоба! Что ты такой взъерошенный, генацвале?
– Коба, я только что из полиции.
– Ну и что? Раз ты здесь, то все в порядке. Успокойся, пойдем, выпьем вина…
– Коба, сыщики говорят, что ограбление могли устроить только при точном знании секретной информации из банка, а значит там есть соучастник. Меня из-за этого вызывали в полицию. Они точно думают, что соучастник я! А отпустили, так это пока…
;
Коба спокойно смотрит на него. «Вот идиот на мою голову, – думает Коба, – Чуть надави на него, сразу всех, кого знает, сдаст»
– Успокойся. Мало ли что они говорят – чем больше слов, тем меньше дел. Кацо, что ты так разволновался, думаешь, на тебя подумают? Ты там что, один в банке? Но они в чем-то правы, без помощи из банка ничего бы не получилось. Как ты думаешь, кто бы мог быть этим человеком? Подумай, кто вел себя подозрительно или тратил неожиданно большие деньги?

Гоги задумывается.
– Гоги, дорогой, давай, сейчас не мучайся. Завтра снова солнце взойдет, будет новый день, хороший день. Встретимся в духане вместе с Квасниным и там обсудим, поговорим об этом деле. Здесь не стоит, жена волнуется, да и поздно уже.
Гоги уходит.

Он вспоминает, как две недели назад они с Кобой отдыхали на берегу Куры. Устроились на поляне вблизи небольшой рощи. Кура с поляны была видна хорошо. На траве расстелили скатерть, уставили ее вином и закусками. Рядом с Гоги расположился Кваснин и что-то наигрывает на гитаре...
Коба смеется:
– Тифлису больше подходит не гитара, а дудук.
– Что ты, – говорит Касрадзе, – твоим стихам нужна гитара.
Гоги забирает гитару у Сергея, поет песню на стихи Кобы. К нему присоединяется Кваснин и, чуть позже, сам Коба. Затем они поют с Гоги на два голоса.
Коба растроган, он дружески обнимает Гоги.
– Гоги, что мои стихи? Вот с твоей гитарой вместе – тогда хорошо!
Несколько позже, после песен и вина, Коба начинает подсмеиваться над Касрадзе.
– Пей Гоги, пока вино рекой льется, пока друзья рядом. Слыхал я, что скоро вас всех разгонят, в столице да и в Ростове считают, что местные чиновники не в состоянии обеспечить нормальную работу банка: работаете спустя рукава, действия свои не продумываете, да и c местным населением слишком тесно общаетесь. А там народ очень разный. Не успеешь оглянуться, как переведут почтмейстером в Агдам.
– Кого? Меня или всех, Коба? Ты про всех говоришь, или про меня одного? Шутишь ты как-то обидно.
– Вас, банковских, и переведут. Ведь у вас не банк, а духан провинциальный. Все на виду, только ленивый не ограбит, только дурак не воспользуется вашим ротозейством. А ты давай пей и пой, не расстраивайся, много они в Санкт-Петербурге и Ростове понимают в кавказских делах!
– Коба, ты не прав, и хранение и конвой у нас при перевозках абсолютно надежны, это я тебе говорю. Нас не ограбишь. Хлебом клянусь. Я ведь не простой чиновник, я в группу подготовки сопровождения ценностей вхожу.
– Да брось ты! Пей и закусывай! Ваши перевозки – просто подарок кинто! Все знают.
– Ты что думаешь кассир с револьвером – это все?! Да дату перевозки знают считанные лица, перевозка, например, 25-го, нет 26-го, а конвой уже заказан, солдаты да казаки.
– Да будет тебе Гоги, не горячись. Ты в группе подготовки, а в датах не уверен, конвой закажешь на 25-е, а ценности увезли 24-го, у вас все так. И это знают. А солдаты… Да они пока повернутся, их запросто перестреляют.
– Нет, зачем зря говоришь. Обидно. 26-го перевозка и сопровождение 26-го утром, как штык будет. Говорю: сзади в фаэтоне будут еще солдаты, а вокруг казаки, конное охранение. Попробуй подойди! Так кто прав, я или ты, Коба?
– Вы просто все, как всегда, сделаете, не вовремя. Казаки будут сегодня, солдаты вчера, а деньги завтра. 26-го, так 26-го, какая разница?! Ты пей и закусывай.
– Тебе, Коба, лишь бы насмешничать. Зря так говоришь!
Коба переводит разговор со скучных банковских дел:
– Ну что ты такой обидчивый, кацо. Давай лучше споем.
Он читает свое стихотворение, снова поют.
Кваснин разливает вино и говорит тост:
– Что нас делает сильными? Это дружба. Без друзей ты слаб, ничтожен, с друзьями ты горы своротишь. Вот мы сидим здесь в этом прекрасном месте на этой прекрасной земле, почему? Потому, что нас свела дружба. Вместе мы можем противостоять самым суровым бурям! За дружбу!

Позже Гоги начинает понимать, какую роль он сыграл в трагедии на Эриванской площади. Он приходит в полицейский участок, хочет что-то сказать, но всем некогда. Он обращается к сотруднику, тот его перенаправляет к другому, тот тоже занят и перенаправляет его к следующему. Желающих поговорить, всевозможных псевдосвидетелей масса.
 
Наконец один следователь обращает на него внимание.
– Как Вас зовут, уважаемый?
– Георгий Касрадзе.
– Сейчас у меня нет времени, видите сколько народу. Приходите ко мне завтра в 10.
Касрадзе уходит.

На противоположной стороне улицы рядом с извозчиком стоит Елисо Ломидзе. Он заметил Касрадзе и спешит к Кобе.
– Коба, Касрадзе зачем-то толкался в полицейском участке.
«Вот болван, все ему говорить нужно», – думает Коба.
– Не отнимай у меня время. Ты сам знаешь, что нужно делать. Иди.

***

На следующий день утром Касрадзе вышел из банка и направился в полицию. Его встречают Ломидзе и второй боевик, участник экса, Отар Кордзая.
 
– Гамарджоба, Гоги.
Гоги здоровается.
– Нам с тобой нужно один вопрос по ссуде обсудить.
– Приходите в банк, обсудим.
– Зачем в банк, скажи пару слов и все.
Они поворачивают в переулок.
– Так какой вопрос у вас?
– Что ты наболтал в полиции? Зачем туда ходил?
– Меня вызывали.
– Никто тебе не вызывал. Нехорошо обманывать друзей.

Корзая обнимает его за плечи.
– Успокойся, просто честно скажи.
В это время Ломидзе наносит удар ножом со спины. Корзая зажимает рот Гоги. Гоги пытается вырваться, но через минуту падает. Он ранен смертельно. Корзая и Ломидзе усаживают его на лавочку под деревом, надвигают папаху на глаза и быстро уходят.
 
***

Вечером того же дня Коба ужинает в духане. Входит Кваснин. Он, как и договаривались ранее, собирается вместе с Кобой ждать Гоги.
 
Чуть позже приходит Корзая.
– Коба, представляешь, что творится! Гоги убили.
Коба сочувствует:
– Жаль, хороший парень был. Бандитский город.

Кваснин не понимает, кто и почему убил Гоги, спрашивает:
– Коба, это странная смерть и слишком близко к нам. Надо Ломидзе расспросить, он, возможно, что-то знает – они последнее время плотно общались!
Коба смотрит на него в упор и молчит. Кваснин теряется.
Коба в бешенстве, но говорит тихо и слегка замедленно, как будто подбирая слова:
– Не говори глупости. Это кто-то из банка, подстраховываются, наняли кинто, те и за 3 рубля человека убьют.

Ольга

Ольга задумчиво бродила между прилавками караван-сарая Тамамшева. Шляпки «Из самого Парижа» ее не впечатлили. Этот «Париж» где-то рядом, привезут одну шляпку для образца, а потом по соседству открывают производство парижской продукции. Наконец ей приглянулась одна изящная сумочка, отделанная стразами. Покупка несколько улучшила ее настроение, и она направилась к выходу.

К своему удивлению, первым, кого она увидела на улице, оказался недавний знакомец Сергей Кваснин. Ольга улыбнулась ему.
– Здравствуйте. Я Вас заждался. – обратился к ней Сергей.
– Здравствуйте, мой спаситель. Почему Вы меня ждали? Разве я дала Вам повод?
– Повод – это Вы, прекрасный повод. Разрешите Вас сопровождать на прогулке?
– Сопровождайте. Можете называть меня Ольга.

Они неспеша идут по Головинскому проспекту  мимо красивых зданий, магазинов с богатыми витринами, подходят к Храму Славы.
– Смотрите, Сергей, это музей истории Кавказской войны открыт всего четыре месяца назад. Там прекрасная экспозиция. Вы там были?
– Не был, но и не хочу. Какая «Слава»? Извините Ольга, но для меня Кавказская война – позорное пятно на совести России. Сто лет кавказцы упорно сопротивлялись, боролись за свою свободу, а я всегда на стороне свободы. Россия должна тут открыть храм покаяния, а не славы.
– Оказывается Вы, Сергей, любите красивые слова и идеи. «Своды сеятель пустынный»  Как это… Liberte, Egalite, Fraternite . Но столько жертв на площади… Все ради свободы? Это плохо согласуется с красивыми словами.

Ольга продолжила:
– Вы, Сергей, для меня человек-загадка. Как образованный, интеллигентный человек, может участвовать в таких жутких делах? Это совсем не вяжется с Вашим обликом. Или Вы, как Мефистофель, можете появляться в разных личинах? Сегодня вы галантный кавалер, а вчера, и, возможно, завтра – налетчик?
– Вам интересно загадку разгадать?
– Я люблю разгадывать загадки.
– Тогда, простите, Ольга, но я вынужден Вам возразить. Налетчик, это тот, кто обогащается налетами, набивает деньгами свои карманы. А там, на площади, люди рисковали своей единственной жизнью ради помощи страдающему народу. Ничего, совершенно ничего, для себя. Я думаю, что они герои. Они шли на смерть ради помощи простым людям. Впрочем, Вы, вероятно, не знаете их страданий!
– Возможно я не знакома с их бытом конкретно, не бывала их гостьей, но Вы, видимо, предполагаете, что я и читать не умею?
– Ради бога, простите меня. Я совсем не хотел Вас обидеть.
– Я не обиделась. Вон Пушкинский сквер, пойдемте туда.
 
В парке на пьедестале из красного и серого алгетского камня  стоял потемневший от времени бюст Пушкина.
– Сергей, Тифлис получил этот памятник в подарок благодаря полицеймейстеру Россинскому. Это он был инициатором создания памятника. Но Вы ведь против всех полицмейстеров? Надеюсь, что Вы не против Пушкина?
– Иногда, в виде исключения, они могут сделать и что-то нужное, но послушайте Пушкина:

О, счастлив тот, кто в жизни удостоен
Великой чести биться за народ!
Благословен в бою погибший воин!
Его пример вовеки не умрет.

– Сергей, Вы надо мной смеетесь. Это не Пушкин. Вы просто подобрали стихи под Вашу идею. Но только там, на площади Эриванского, боя не было, а погибель была. Ну а стихи… Это стихи князя Ильи Чавчавадзе. Вовеки не умрет? Вы уверены? Давайте и я Вам прочитаю стихи

Паситесь, мирные народы!
Вас не разбудит чести клич.
К чему стадам дары свободы?
Их должно резать или стричь.
Наследство их из рода в роды
Ярмо с гремушками да бич.

– Нет, – продолжает Ольга, – начать нужно было с этого:

В порабощенные бразды
Бросал живительное семя –
Но потерял я только время,
Благие мысли и труды...!

– Вы не думаете ли, что эти две последние строчки конкретно про Вас, мой спаситель? А вдруг я буду в опасности, а Вы… А Вы, скорее всего на каторге. Кто же мне поможет?
– Ольга, я потрясен Вашим знанием Чавчавадзе и Пушкина. Вы настолько прекрасны, что Вам поможет любой, оказавшийся рядом. Оказать Вам помощь – счастье.

Некоторое время они шли молча. Затем Ольга спросила:
– Скажите, кому принадлежат слова «Свобода питается кровью патриотов»?
В это время они уже вышли к набережной Куры.
– Спасибо Вам, Сергей за приятную прогулку, но мне пора. Остановите мне извозчика.
Сергей останавливает проезжающую мимо пролетку.
– Простите, Ольга, за мою просьбу, но возможно ли нам встретиться и завтра? Я был бы счастлив!
– Не судьба Вам быть счастливым, Сергей. Завтра я возвращаюсь в Баку. Мой адрес простой – дом Нагиева. Не рискуйте жизнью, Сергей, мне было бы жаль Вас…
Ольга уезжает.
Сергей кричит ей вслед:
– Скажите, чьи слова вы цитировали?
– Мои, Сергей, мои! Прощайте.
Она машет ему платочком и уезжает.
;
Рождение князя

Коба, Камо и Элисо Ломидзе удобно устроились поужинать в привычном духане. На столе несколько вариантов пхали , бадриджани . Приносят хинкали .
– Коба, – Ломидзе не терпится рассказать, что он узнал, – я получил от своего земляка важную информацию.
– Кушай, дорогой, – говорит Коба, – Хинкали на столе, остынет – кто их тогда есть будет? А о делах потом поговорим.
– Это важно, Коба.
– Ладно, Элисо, что там у тебя? Горит?
– Коба, мой земляк в полиции служит. Их собирают каждый вечер, инструктируют. Тебя назвали среди разыскиваемых. Полиция просто землю роет, могут тебя найти, тогда арестуют. Лучше бы на время уехать.
 
Ломидзе опять пытается еще что-то сказать, но Коба останавливает его жестом:
– Элисо, подожди, видишь чанахи  несут. Все успеем, когда это полиция быстрее нас поворачивалась!
Закончилась еда, выпито вино. Коба в хорошем настроении. Ничего нового ему Элисо не сообщил.

– Это хорошо, когда земляк в полиции, но я и так ночью уезжаю в Баку. В Тифлисе сейчас нечего делать, а они… Они пусть меня ищут, не мешай им!
– А мне что делать?
– Через пару дней тоже приезжай в Баку, ты мне там будешь нужен. А сейчас найди Сергея и скажи, чтобы пришел ко мне домой.

Кваснин пришел через полчаса.
– Сергей, ты поедешь со мной в Баку. Надеюсь, ты рад этому. Теперь дела там, а заодно и мне в дороге поможешь. А ты, князь, – обратился Коба к Камо, – подойди сюда, что у дверей стоишь?
– Коба, какой я тебе князь, о чем говоришь!
– Смотрю, кацо, твои документы. Написано – князь Дадиани. Сам смотри!
Камо разглядывает новые документы.
– Пация, купи одежду и сделай из него князя. Не вздумай чоху ему купить, он тогда будет привлекать лишнее внимание, как попугай у Арташеса. Что-то благородное, как он сам, и чтобы был, как высокопоставленный чиновник по особым поручениям.
Камо садится, крутит головой…
– Ну какой я князь, на меня посмотри…
– Такой же, как гвардейский капитан. Хватит болтать! Если будет нужно – беременной девушкой станешь! Поедешь в Финляндию в Куоккала к Ленину. Отвезешь ему наш подарок. Только меньше в дороге говори по-русски, гордый грузинский князь может быть и не в настроении. И не надо твое любимое – камо спросить, от камо сказать… А то мгновенно из князя в арестанта превратишься.
Камо разглядывает новые документы.
– А может князем быть и неплохо! – говори он.

***

Санкт-Петербург.

На Николаевском железнодорожном вокзале из поезда выходит Камо – князь Дадиани с чемоданом в руке. К нему мгновенно подлетает носильщик. Камо тростью его отталкивает и направляется на выборгский поезд.

Ждать пришлось недолго, Камо еле успел перекусить в вокзальном ресторане. В поезде в купе рядом с ним уселся грузный краснолицый полковник, который все пытался завязать дорожный разговор.

Камо представился:
– Князь Дадиани.
– Очень рад знакомству, князь. Полковник Васильчиков. Вы по делу или отдыхать собрались?
– Я устал сильно!
И Камо демонстративно прикрыл глаза.

Ехать пришлось часа полтора.
На станции Куоккала Камо вышел. Недовольно поморщился, платформа была низкой, покрыта утрамбованными мелкими камешками. В деревянном здании вокзала для него ничего интересного не было.

На перроне он увидел человека в железнодорожной форме.
– Поди сюда! – позвал его Камо.
– Начальник станции, чем могу помочь?
– Дача Ваза гдэ?
– Совсем рядом, ваше сиятельство, вон там, саженей всего 20-25 будет. По Вокзальной пройдете. Вон там за поворотом высокую башню увидите. Это она и есть. Извозчика не желаете?
– Не нада!

Камо зашагал к даче. Вдоль платформы выстроились несколько магазинчиков и лавочек, у самого вокзала стояли извозчики в ожидании пассажиров.
– Ваше сиятельство, подвезу, зачем ножки стаптывать? – уговаривал один, особенно настырный извозчик, – доедите с ветерком.
– Держи и убирайся!
Камо кинул извозчику 2 пенни. Тот ловко поймал.
– Благодарствую, ваше сиятельство!
 
И Камо зашагал к даче. За поворотом он ее и увидел. Это было двухэтажное деревянное строение с мезонином и большой верандой по фасаду, над ней этажа на два – достаточно высокая башня с комнатой наверху. Когда Камо подошел к воротам, то увидел и надпись – «Вилла Ваза».

Во дворе на деревянной скамье курил мужчина лет тридцати, к нему и направился Камо.

– Гамарджоба, уважаемый!
– Здравствуйте, я Богданов, Александр Александрович. Вы к кому?
– Князь Дадиани, «Старику» посылку привез. Веди к нему!
– Он Вас знает?
Камо молча смотрит на Богданова и начинает терять терпение.
– Он Вас ждет?
– Слушай, генцвале, я устал от тебя. Ты не «старик»! Иди сейчас и скажи ему одно слово: посылка здоровье поправить, от Кобы…
На веранду в рубашке-косоворотке, подпоясанной веревочкой, выходит Ленин:
– Саша, что там за визитер возле тебя?
– Говорит, что от Кобы!;

Ленин заметно оживился
– Проходите, товарищ, проходите. Как там наш замечательный грузин?
– Все хорошо, Вам посылка от него, тифлисское вино, говорит – для здоровья хорошо!
– На самом деле?
– Так говорит! Она здесь, в саквояже.
– Заходите скорее в дом. Надюша, налей гостю чаю, Елизавета Васильевна , найдите чем покормить, товарищ с дороги.

Ленин берет саквояж у Камо и уносит в свою комнату. В саквояже лежит бурдюк с вином.
– Наденька, позови-ка сюда нашего князя!
– Володя, он кушает, подожди.
– Мне на минутку.

Камо зашел к Ленину в комнату. Это была небольшая угловая комната с двумя окнами. У окна стояли стол и пара стульев.
– Скажите, князь…
– Зовите меня Камо, так Коба зовет. Я уже привык, под этим именем меня все знают.
– И Пётр Аркадьевич тоже?
– А кто это?
– Столыпин, главный полицейский царя…
– А, теперь понял! Он обязательно знает… Пришлось даже князем стать…
Ленин и только что подошедший Богданов рассмеялись.
– Ладно, князь, что мне с этим бурдюком делать?
– Так нада делать. Вино нада слить и половину выпить, бурдюк разрезать, там внутри посылка, а потом отметить хороший день остальным вином!
В посылке, все еще в банковских упаковках, были уложены деньги от тифлисского экса.
– Прекрасный бурдюк, молодцы кавказцы. Как эту посылку по всей России ищут… Только не найдут.

Камо согласился:
– Да, по всем щелям ищут! Бегают, как жеребцы, в мыле…
Ленин рассмеялся:
– Образно, князь, то есть Камо, мыслите!
– Володя, князь – прошу обедать! – позвала к столу Елизавета Васильевна.
– Чудно, тут и ваше вино пригодится…

После обеда Ленин вернулся в свою комнату.
– Саша, зайдите сюда.
Богданов немедленно пришел.
– Саша, помнится у Вас был однокашник в банке в Выборге? Он доверенный человек?
– Абсолютно, я ему верю, как самому себе.
– Тогда во что, возьмите 500 рублей и узнайте возможность их разменять.
– Конечно.

***

Поездка в Выборг прошла неудачно. Оказалось, что все номера купюр переданы банку, и при появлении желающего разменять такую купюру, его надлежало немедленно арестовать.
Когда Богданов показывал купюру однокашнику, ее случайно увидел один из служащих банка. Ареста избежать удалось просто чудом.

– Камо, сообщите Кобе, что с деньгами проблема. Нужно переместиться и начать работу в Баку. Его учить не надо, он все знает. Там, в Баку, сейчас такие капиталы, которых в Тифлисе не найти. Без денег нам ничего сделать невозможно. Передайте Кобе от меня привет и пожелание успехов.
;
Перемена места – перемена судьбы

Поезд до Баку шел одиннадцать часов, останавливаясь у каждого столба. Като грустила. Вместо любимой зеленой Грузии она видела сплошные нефтяные вышки, деревянными шатрами, они стояли до горизонта. Над всем этим плотной тучей висел смог.

Ей хотелось плакать, но она сдержалась – Сосо будет сердиться.
Наконец в три часа дня поезд остановился. После ужасных полей нефтяных вышек вокзал показался дворцом из арабской сказки. Кобу красоты вокзала не интересовали. Амбал потащил их вещи, и они вышли на вокзальную площадь.
 
– Верхняя Приютская 107, – распорядился извозчику Коба.
До нужного адреса добрались минут за 20. Это был старый двухэтажный дом с прямоугольным внутренним двором. Во двор вел проход, похожий на небольшой туннель, который на ночь закрывали большие металлические ворота. На втором этаже проходила открытая галерея, куда выходили двери всех квартир. Сам двор производил впечатление колодца.

Като со страхом оглядывалась вокруг, так это непохоже на любимую Грузию, ни деревца, ни даже кустика. Мрачная сырая квартира.
– Что, Като, не в духе? Мы тут временно, опасность пройдет – вернемся. А пока располагайся.;
– Сосо, ребенку солнце нужно!
– Ничего, будешь с ним к морю ходить… Там солнца много. Ты тут устраивайся, а мы с Сергеем пока в город пойдем.

Большая Морская, так называлась улица, по которой они пошли к морю, особых восторгов не вызывала. Ближе к морю располагались лесные склады и пристани, велось и активное строительство. Было пыльно, в жару это было особенно тяжело.
Они повернули на Торговую, там город выглядел иначе. На ней располагались респектабельные многоэтажные дома состоятельных граждан.
Слева они увидели вывеску «Бакинское отделение Тифлисского дворянского земельного банка».

– Сергей, пусть они живут спокойно, Земельный банк нас мало интересует, там нужных денег не найти. Разве что мелким жуликам…
На Кулебакинской город приобрел столичный вид. Дома в три-четыре этажа, дамы своими кружевными зонтиками, легкими воздушными шляпками и светлыми платьями выглядели очень по-европейски. О том, что это все-таки Кавказ напоминали две женские фигуры в никабах  с закрытыми лицами.
За старинной крепостной стеной город изменил свой облик. Он превратился в лабиринт узких улочек с домами, на плоских крышах которых после захода солнца можно было отдохнуть от дневной жары, пить чай или курить кальян. Но это будет ночью. А пока в мелких лавчонках вовсю шла бойкая торговля.
– Сергей, это хорошее место. Тут можно купить все, что угодно, в том числе и необходимое оружие. Только проверять нужно хорошо, обмануть покупателя здесь просто местный обычай.

Ханлар

19 сентября Ханлар Сафаралиев поздно освободился от текущих забот и отправился домой. А забот у него было немало. Формально он был чернорабочим на нефтепромыслах Биби-Эйбата, но это было только необходимым прикрытием. Еще с 1905 года он был членом исполнительного бюро партии «Гуммет» и очень этим гордился. Еще бы, это была первая в мусульманском мире социал-демократическая партия.
Опыта работы в партии не было ни у кого, дорогу приходилось прокладывать на ощупь, но все получалось. Проводить в Баку коммунистическую пропаганду было несложно. В одном из богатейших городов мира рабочие жили в убогих домишках, зарабатывая копейки. Они с готовностью откликались на революционную агитацию. Им нужен был лидер и Ханлар был им.

Он действовал активно. Конечно, он не мог так писать листовки, как это делали Мешади Азизбеков или Мамед Расулзаде, но говорить с рабочими так, как это мог Ханлар, у них не получалось, мешала интеллигентность. С рабочими нужно было говорить их языком, которым Ханлар владел прекрасно, он сам был рабочим, и потому его охотно слушали.

Он с удовольствием вспомнил свое выступление на рабочей сходке у промысла Мусы Нагиева. Тогда его единодушно избрали в состав комиссии, предъявившей Нагиеву требования забастовщиков.
;
Победа стачки рабочих «Нафталанского общества», которой он руководил, конечно, большое дело, но эти кровососы легко отделались. Стачка нужна всеобщая, только тогда можно заставить их обеспечить рабочим нормальную жизнь. Когда все поднимутся – мы поговорим по-другому.

Возле буровой № 2080 из тени вышел охранник. Ханлар его знал, это Джафар, цепной пес хозяина.

– Подожди, Ханлар, поговорим.
– Что нужно? Ладно, только больше того, что смыслишь, не говори. Надоело.
– Ханлар, нафталанская забастовка затрагивала одного, ты смог договориться. Все были довольны. Сейчас же ты замахиваешься на всех? Хочешь всех ударить? Всех на колени поставить? Руби дерево по себе… Надорвешься. Слышал твои речи, «…мы станем всем!», только люди говорят: «Я — ага, и ты — ага, а кто будет муку молоть?». Остановись, пока не поздно.
– Это все?
– Это последнее предупреждение. Что ты ответишь?
Ханлар плюнул ему под ноги.
– Отвечу – заhермар !

Ханлар повернулся у собрался уходить. Выстрел Джафара он почувствовал, как сильный толчок в спину. Когда его нашли у буровой, он был еще жив, но так и не приходя в сознание скончался.

Его похороны вылились в мощную демонстрацию. За гробом шли примерно 20 тысяч человек с Кобой во главе.

Попытка этим убийством остановить стачечников была похожа на тушение пожара керосином. Стачечное движение только усилилось. За сутки количество забастовщиков резко возросло, добыча нефти упала вдвое.

Такая забастовка превратилась в проблему государственного масштаба, она могла парализовать страну.

В Особом отделе Департамента полиции  вскоре поняли, что это не стихийный протест, все направляется из единого координирующего центра твердой рукой. Этот центр нужно было выявить и срочно нейтрализовать.
;
Николай Усвяцов

Через несколько дней после похорон Ханлара на перрон бакинского вокзала сошел элегантный худощавый шатен, несколько выше среднего роста с тонкими чертами лица, чуть коротковатым тонким носом, щетинистыми усиками, умными, пронизывающими и несколько насмешливыми глазами. Это был важный пассажир – чиновник Особого отдела «А» Департамента полиции коллежский асессор Николай Усвяцов.

Он был мало похож на полицейского чиновника, скорее являл собою европейский тип светского человека, был живым, порывистым в движениях, без типично русской медлительности. Даже недруги его, а их было немало, никогда не отказывали ему в остроте мышления, знании дела и трудоспособности. Он решал самые запутанные и сложные дела, понимал все с полуслова, схватывал сущность дела сразу и давал ясные указания. По своему характеру он был замечательным мастером розыска, тонким психологом, легко разбиравшимся в людях.

В Баку ему предстояло заняться определением организационного центра стачечного движения, ну и, само собой, его ликвидацией.
 
Путь его в особый отдел Департамента полиции был непрост. Совсем молодым человеком еще в гимназии он увлекся идеями нигилизма. Как это было увлекательно – отрицать все надоевшие до оскомины ценности, шокировать общепринятые авторитеты. Относится к ним с почтением было так скучно, так обычно, что он не только отбросил их сам, но и создал и возглавил гимназический кружок нигилистов. Ну а главным объектом его нападок были гимназические учителя. Наказание просто не могло не последовать – он был отчислен из гимназии за связи с неблагонадёжными лицами.

Потом он сошелся с народовольцами, познакомился с кружком Михаила Гоца. Все это продолжалось недолго, до допроса у начальника Московского охранного отделения. Он был привлечён к дознанию как один из подозреваемых.
 
Что повлияло на его дальнейшую судьбу, идеологические ли расхождения с народовольцами или беседы с начальником охранного отделения, да это и не важно. Скорее всего весь его нигилизм был просто юношеской бравадой, не имеющей под собой основы. Хотелось ему какого-то рискованного действия, чтобы не зачахнуть в повседневности бытия. Но эту возможность предоставляла не только революционная деятельность, борьба с возмутителями спокойствия  давала не менее острые ощущения. С этого момента он согласился стать секретным сотрудником охранного отделения и обязался на деле доказать свою приверженность существующему порядку, раз навсегда снять сомнение в своей политической благонадёжности.

Николай стал хорошим секретным сотрудником прежде всего от того, что был уверен в ошибочность пути любых революционеров и ясно осознал опасность социал-демократии.
В бытность студентом в Марбурге, он активно работал в студенческой среде и не сомневался, что делает благое дело и помогает удерживать их от непоправимых ошибок.

Не сразу, но ему удалось понять, что борьба с «радетелями народного счастья» одними репрессивными мерами обречена на неудачу. Что делать? Он решил, что нужно демонстративно вставать на сторону рабочих в их борьбе за свои экономические нужды, не давая им перерасти в политические требования. Нестандартность подхода и обеспечила ему путь наверх.

С интересом оглядывал он новый для себя город. Извозчик быстро довез его до гостиницы «Европа», сравнительно простого двухэтажного здания, но комната оказалась на удивление чистой и достаточно удобной. Особенно понравилось Николаю возможность жить в этой гостинице и, при необходимости, встречаться с агентами, не привлекая ничьего ненужного внимания…

Через час, приведя себя с дороги в порядок, он спустился вниз. Тот, кто в гостинице отзывался на обращение «Портье», хотя больше походил на вышибалу, остановил ему фаэтон.

– В градоначальство! Садовая дом один, и быстро.
– Мигом домчим, вашскородь.

Градоначальство оказалось красивым особняком, выходящим одним фасадом на приморский бульвар.

«Интересно, такая ли красивая работа у них, как этот особняк» – подумал Усвяцов, расплатился с фаэтонщиком и вошел в здание.

Дежурный прапорщик так внимательно изучал предписание Усвяцова, как будто искал в нем какой-то скрытый смысл. Скорее всего он был не уверен, стоит ли беспокоить генерала из-за какого-то коллежского асессора.

– Ваше высокоблагородие, помощник Градоначальника подполковник Павел Сергеевич Крутов сейчас на месте и сможет Вас принять. ;
– Мне казалось, что я Вам ясно сказал, мне нужно к Михаилу Евгеньевичу, и прекратите тратить мое время. Немедленно сообщите!

К удивлению прапорщика, градоначальник немедленно принял гостя. Более того, генерал-майор Михаил Евгеньевич Каневский встретил гостя у дверей своего кабинета.

– Рад встрече Николай Викторович, весьма рад. Мы Вас заждались. Проинформирован о Вашем направлении к нам.

Кабинет градоначальника оказался роскошнее кабинета самого Министра внутренних дел Петра Аркадьевича Столыпина. Один только чернильный прибор, украшенный позолотой и темно-красными гранатами, стоил целое состояние.

«Понятно, нефтяные миллионщики отметились», – подумал Усвяцов.
Генерал Каневский пригласил гостя к небольшому столику сбоку у окна. Они уселись в удобные кресла, на столе стоял графинчик какого-то напитка, судя по запаху – французского коньяка.
 
– Николай Викторович, давайте выпьем ко капле за Ваши успехи!
– Только если по капле, я с дороги, устал, но еще рассчитываю поработать.
Коньяк был очень хорош, и Усвяцов пожалел, что так сильно ограничил дегустацию.
– Николай Викторович, вред, наносимый нефтяным промыслам, есть вред не только местным промышленникам, это есть вред всей России, ибо недостаток топлива грозит всюду самыми тяжелыми последствиями, в том числе и делу безопасности государства. Выявление и ликвидация центра, провоцирующего беспорядки, есть вопрос первейшей государственной важности.
– Не извольте беспокоиться, Ваше высокопревосходительство. Для этого меня к Вам и командировали. Кто мог бы ввести меня в курс дела?
– Этим займется мой помощник подполковник Павел Сергеевич Крутов. Хороший специалист. Вы хотите встретиться с ним сейчас или сначала отдохнете с дороги?
– Если Вы не возражаете, Ваше высокопревосходительство, мне бы желательно встретиться с ним прямо сейчас.
– Мой адъютант Вас проводит. При малейшей необходимости, прошу обращаться прямо ко мне. Дело архиважное, для Вас у меня всегда открыты двери.
;
Подполковник Крутов

Подполковник, невысокий крепыш с лицом, обожженным бакинским солнцем, расплылся при встрече с Усвяцовым такой счастливой улыбкой, что казалось он встретил не чиновника Департамента полиции, а старого и дорогого друга, о встрече с которым мечтал годами.

Усвяцов сначала засомневался, что-то подполковник слишком радуется, наверное, рыльце в пушку, но тот оказался знающим свое дело офицером.

– Происходящее в Баку вызывает серьезные опасения. Практически дня не проходит, чтобы где-то не бастовали, но забастовки пока не переросли во всеобщую. Однако все указывает на то, что к этому идет. Чтобы снять напряжение мы поддержали создание «Союза нефтепромышленных рабочих» города Баку и его районов. У них даже издается «Гудок», вреднейшая газетенка, но разрешенная властями. Но не в этом дело, пока они в основном заняты экономическими требованиями. Особо активных, конечно, арестовываем.

– Арестами многого не добиться. Кошка, прижатая к стене, превращается в тигра. За их работу так платить… Я бы тоже забастовал. Думаю, что надо демонстративно вставать на сторону рабочих, в их борьбе за свои экономические нужды есть резоны, и таким образом выбивать почву из-под ног агитаторов. Тогда все можно направить в мирное русло и обеспечить реальность требований.

– Николай Викторович, Вы предполагаете, что мы отдыхали и ожидали, что Вы приедете и раскроете нам глаза на такие очевидные вещи? Еще 19 декабря 1904г. Был подписан коллективный договор бакинских рабочих с нефтепромышленниками. Его назвали "Мазутной конституцией ". Условия труда улучшились. Но воду баламутят не они.

– Павел Сергеевич, простите, если я неосторожными словами Вас как-то обидел. Право – не хотел. Скажите, вы этих рэволюцонистов знаете?
– Главного кличка Коба. Недавно на похоронах Ханлара призывал к всеобщей стачке… С ним один человек на вторых ролях, а нужно определить всю группу. Да тут еще армяне. Бегут из Турции, прижиться здесь толком не могут, а вот обзавестись маузером могут. Дашнаки тоже очень опасная группа. Их и особо агитировать не надо, они и без этого враждебны власти.
– Армяне – не моя забота, а вот Коба – моя. Что за человек, этот его помощник?
– Он появился недавно, пока еще темная лошадка. Филеры вызнали, зовут Сергей Кваснин. Кто он и что, пока не знаем. Хотите, проедемся вместе по городу, возможно увидим.
– Спасибо, но нет. Я хочу действовать по возможности не демонстрируя принадлежность к полиции. А Кваснина, вероятно, я знаю. Фамилия не очень распространенная.
– Воля Ваша. В любом случае, я к Вашим услугам.
;
Коза гочу

Коба с Квасниным пошли по Балаханской улице в сторону Базарной площади. Улица была достаточно унылой, застроенной главным образом многочисленными одноэтажными лавками, мастерскими и неказистыми жилыми домами, в ряде мест велось неторопливое строительство. Общую картину несколько скрашивали три или четыре трехэтажных дома.

На перекрестке они с удивлением увидели достаточно большую толпу, перекрывающую движение. Коба с Сергеем протиснулись в центр. Там, прямо на середине улицы, лежала откормленная коза и задумчиво жевала кочан капусты.

– Что случилось, –Кваснин спросил мужчину в турецкой феске, – Это коза губернатора?
– Э, нет ала, э… Бери выше, это коза гочу , – ответил тот, – трогать нельзя. Хозяин шибанутый , прикинь-да, не разговаривает, сразу стреляет. Одно слово гочу, что хочет – то и танцует.
– Всегда стреляет? Нельзя трогать, говоришь? – переспросил Коба, и изо всех сил пнул носком сапога наглую козу. Коза, ошалело заблеяв, бросилась наутек.

Повернувшись к соседу в феске, он сказал:
– Я не гочу, я Коба. Проблемы решаю так. Запомни меня.
– Хорошо, хорошо, ты Коба, я Эмин. Просто Бешир Бек, хозяин козы, стреляет не думая, и всегда попадает. Удачи тебе, Allah siz; k;m;k etsin .
Сосед в феске быстро ушел, видимо все еще опасался стрельбы. Будут палить в Кобу, а заодно попадут в него, а он козу не пинал.

– Сергей, хватит здесь стоять, пошли по Армянской до Парапета, а там по Ольгинской, посмотрим, чем здесь народ дышит.

На Ольгинской картина изменилась, город из глухой провинции вдруг стал вполне цивилизованным.

– Коба, смотри, какие дороги, дома, Европа, да и только.
– Вон там, – Коба показал рукой, – Черный город. Он тебе Европой не покажется. Да и здесь не все гладко. Нужно знать место, где собираешься найти свой денежный фонтан.

Они подошли к невзрачной Колюбакинской площади. Это был примитивный сквер в виде узкой полосы зелени по периметру. Достаточно большое дерево давало приятную тень, но от этого сквер не становился существенно лучше.

Коба и Сергей сели на скамейку под деревом. Бакинская жара не располагала к длительным прогулкам. Она не спадала, все пылало яркими красками, не замечая наступления осени.

– Коба, не знаешь, что это за место? Какое-то оно странное.
– Здесь обычно митингуют рабочие против царя, уговаривают друг друга вместе бороться…
– На такой площади – это самое подходящее занятие. Один вид ее настраивает на протесты.
– Не только на протесты. Два года назад здесь, на этой площади убили бакинского губернатора князя Михаила Накашидзе.
– Кто это расстарался?
– Армяне-дашнаки. Они решили, что губернатор виноват в армянской резне. Ребята серьезные, если решили убить, то убьют. Но давай, здесь посидим, сегодня тут никого убивать не будут. Поговорим о наших делах. Дома при Като не хочется, а тут лишние уши, если они появятся, то хорошо видны.

Коба немного помолчал, затем продолжил:
– Сергей, здесь крутятся огромные, очень большие, просто шальные деньги, а полицейская хватка слабее, чем в центре. Местная полиция, покладистая и раскормленная, на содержании бандитов. Они почти братья. Может бакинский градоначальник генерал Каневский пытается приструнить гочу, но внизу они все повязаны. Законы здесь в Баку – категория условная. Тюрки, армяне, грузины, гочу с кинто, всех не перечислить, а банков здесь, как воды в Куре. Пока гуляли я на них насмотрелся: «Общественный банк», «Русско-Азиатский банк», «Тифлисский дворянский земельный банк», «Тифлисский коммерческий банк», «Персидский учетно-ссудный банк», «Купеческий банк» и это еще не все.
– Все верно. Здесь есть работа.
– Деньги нужно забирать не только у них, но и у местных толстосумов, даже у гочу. Это наше место, здесь будем работать. В Тифлисе и десятой части нет того, что тут для нас приготовлено.
– Для нас, Коба?
– Конечно, только они еще об этом не знают.
– Коба, смотри, что это?

Со стороны Торговой площади по Колюбакинской двигалась живописная группа людей. В центре невысокий генерал, два жандармский подполковника и два казака охраны.
Серей спросил толстого тюрка, проходившего мимо:
– Уста, скажите пожалуйста, это кто там в центре? Бакинский градоначальник?
– Да э, да! Его все знают, а я лучше пойду. Не хочу попадаться ему на глаза. Сам себе не поможешь, бог не поможет.
– Вот, Сергей, смотри – бакинский градоначальник генерал Михаил Евгеньевич Каневский обходит владенья свои… Все просто. Считай слегка познакомились.
– Держиморда?;
– Говорят, что нет.
– Сейчас проверю.

Сергей встает и направляется к генералу. За несколько шагов его останавливает казак.
– Дальше нельзя, господин.
– У меня вопрос к его превосходительству!

Генерал поворачивается к нему:
– Я Вас слушаю.
– Ваше превосходительство, Михаил Евгеньевич, …
Генерал его прерывает:
– Мы знакомы?
– К сожалению, нет. Во время известных событий в Тифлисе, я спас Ольгу, племянницу Мусы Нагиева. У меня осталась ее серьга, я бы очень хотел ее вернуть.

Лицо генерала стало багроветь:
– Вы, видимо, приняли меня за курьера. На первый раз я Вам прощаю, но при повторении подобного, Вам объяснят, кто есть кто! Воспринимаю Вашу выходку за скверную шутку.

И обращаясь к жандармскому подполковнику заметил:
– Слишком развязен, возьмите его, Павел Сергеевич, под наблюдение… Возможно второе дно есть.

Подполковник тут же записал что-то в записную книжку.

Казак решил, что теперь настала его очередь. Это был здоровенный чубатый парень с курносым лицом, вооруженный кавалерийским карабином, шашкой и нагайкой.
Он двинул коня в сторону Сергея:
– Идите, господин хороший, идите, раз сказано.

Сергей вернулся на место:
– Вот побеседовал с градоначальником… Как думаешь…
– Тебе ответить коротко или длинно?
– Коротко.
– Дурак!
– Спасибо, Коба, а длинно?
– Без нужды свою физиономию засветил. Он тебя теперь запомнит. Кстати, к дому Нагиева отвезет любой извозчик.

Некоторое время они сидят молча.
– Ладно, к делу. Ты, Сергей, будешь здесь работать. Разберись, как деньги текут, откуда вытекают и куда попадают, когда ввозят-вывозят, какая система охраны. Я пока буду работать в Черном городе. Там гочу живут и шашлык кушают. Пока с ними не покончим, вернее под свой контроль не поставим, дела не будет. Ты поселись где-нибудь на Торговой. Без дела ко мне не бегай.
Коба встал, махнул рукой Сергею, и ушел.
;
Встреча в Баку

Вернувшееся в Баку после нескольких хмурых дней солнце совсем не радовало Сергея. Было жарко. Он устроился напротив дома Мусы Нагиева на Телефонной. Время тянулось медленно и ожидание Ольги на солнце под жидкой тенью деревца, склонившегося к лавочке, было мучительным. Он ждал уже давно. Ждал, когда наконец-то появится Ольга… Должна же она когда-нибудь появиться. Подъездов много, но парадный-то один, а терпения ему не занимать.

Дом Нагиева был четырехэтажным, достаточно большим, с угловым эркером.
«Не то, чтобы Вена, так колониальный стиль, эклектика» – думал Сергей. – Хотя эркеры высотой в два этажа достаточно хороши. Но все равно это только старание, хоть и достаточно удачное, стать Европой в центре Баку».
 
Наконец двери парадного подъезда открылись и вышла Ольга с собачкой и c каким-то ухажером в форме штаб-ротмистра. Тот был весь какой-то новый, блестящий, лощенный салонный покоритель сердец. Его черные усики, намазанные чем-то, скорее всего бриллиантином, и как бы приклеенные к лицу, блестели, привлекая к себе внимание.
Для Сергея, непонятно почему, именно в них сосредоточилась вся пошлость ротмистра. Он не хотел себе сознаться, что отношение к ротмистру определилось
совсем другим. Сергей, неожиданно для себя, представил, как ротмистр целует Ольгу.
 
Но это мы еще посмотрим!

Бессознательная неприязнь к ротмистру возникла мгновенно. Сергей пытается ее прогнать, если уж неприязнь, то сознательная гораздо лучше.

Ольга не заметила Квасина и со своим спутником направилась по Цициановской к скверу.
 
Сергей мгновенно ощутил, насколько глубоко Ольга проникла в его душу! А тут, рядом с ней крутится какой-то хлыщ. Нет, ничего у него не выйдет.

Ольга шла медленно, Сергей смог обойти их по боковой аллее и «случайно» выйти им навстречу.

– Сергей! Какая приятная неожиданность! Вы в Баку! Познакомьтесь – Ахмед Заманханов, мой друг детства. В этом городе нефти он вдруг стал офицером.

Молодые люди смотрели друг на друга, как на неожиданно возникшее препятствие.
– Ахмед, что же Вы! Сергей мне жизнь в Тифлисе спас, а вы каким-то волком на него смотрите. Улыбнитесь немедленно!
– Штаб-ротмистр Ахмед Заманханов, – представился офицер и протянул Сергею руку. – Не знал, что Вы спасли нашу Ольгу. Спасибо Вам.
– Сергей Кваснин. Вечный студент, изучаю горное дело.
– Интересно?
– Не более, чем все остальное, например быть штаб-ротмистром.
– Не ершитесь, Сергей. Это Вам не идет.
– Ольга, дорогая, мы собирались к нам на обед, ты не забыла? – спросил ее Заманханов.
– Ахмед, извини, сегодня не получится. Надеюсь, твои меня простят?
– Конечно простят, но в таком случае, я должен вас покинуть. Приятной вам прогулки.

Заманханов поклонился обоим и быстро ушел.

– Вот обиделся… Но ничего, пройдет. А Вы, Сергей, как оказались в Баку?
– Помните, как мы расстались в Тифлисе? Вы сказали: «Не судьба Вам быть счастливым, Сергей. Завтра я возвращаюсь в Баку». А я решил с судьбой поспорить. Очень хочется быть счастливым. Вот мы снова встретились! Я хотел поблагодарить Вас.
– За что же, мой спаситель?
– За то, что не указали на меня в полиции.
– Так Вы меня, оказывается, за полицейского информатора принимаете!
Ольга была явно обижена.
– Нет, нет, просто я сам до сих пор не могу отойти от той трагедии. Такое количество жертв. Это ужасно.
– Но разве вы не сами активный участник и организатор этого ужаса?
– Конечно нет. Все пошло не так, не туда… Простите меня Ольга.
– Я на Вас не сержусь. Мой дядя вам особо благодарен за мое спасение. От его имени я Вас и приглашаю завтра к нам на обед. В пять часов пополудни Вас устроит?
– Большое спасибо. Скажите, удобно ли приносить в мусульманский дом шампанское?
– Конечно удобно. Дядя пить его не будет, а мы с Елизаветой Григорьевной – с удовольствием.
– А кто это, Елизавета Григорьевна?
– Жена дяди Мусы, правда, не уверена, что официальная, но официоз – это так скучно, не правда ли, мой рыцарь?
– Herr Ritter, ist Eure Lieb' so hei;, Wie Ihr mir's schw;rt zu jeder Stund, Ei, so hebt mir den Handschuh auf.

– Мой рыцарь, знание немецкого Вы продемонстрировали, но я увлекалась французским. Из всего сказанного, я поняла только слово «рыцарь».
– Немецкий у меня со студенческих времен. Я в Марбурге изучал горное дело. А строка эта из поэмы Шиллера «Перчатка». На арену с дикими зверями Кунигунда уронила перчатку и предлагает рыцарю доказать свою любовь – достать её перчатку.
– Ну и что же сделал этот рыцарь? Ушел в революцию?
– Нет, он достал её перчатку.
– А Вы, Сергей, достанете мне перчатку?
– Ольга, не надо смеяться. Для Вас я готов даже…
– Даже приехать из Тифлиса в Баку! – рассмеялась Ольга.
– Не обижайтесь, Сергей, не стоит. И не забудьте, завтра в пять обед. Я, то есть мы, будем Вас ждать.
– Фрак обязателен?
– Фрак возможен, но не обязателен, главное не приходите в купальном костюме… Хотя купальный костюм Вам должен определенно пойти... А сейчас мне пора. Вот дядина пролетка меня уж заждалась. До завтра, мой рыцарь.

На прощание Сергей поцеловал Ольге руку.
Он уже направился домой, как что-то заставило его оглянуться.
Ольга шла, улыбаясь заходящему солнцу, такая прекрасная и уже далекая. Сергей любовался ее светлыми волосами, создававшими золотой ореол вокруг ее головы, грациозностью движений…

Парк был напоен неповторимым ароматом каких-то цветов… Солнце ещё только дарило своё тепло. Жары, обычной для Баку уже не было, и напряжение долгого ожидания Ольги сменилось радостным предчувствием предстоящих свиданий…

И он поверил в волшебство, поверил, что все возможно, и все сбудется… Как-то неожиданно его вдруг охватила горячая волна желания, но вскоре он помрачнел – Коба послал его не влюбляться, а добывать деньги.
 
Сергей спустился с небес на землю, и приземление было очень болезненным.
;
О размене купюр

Положение с деньгами от тифлисского экса было очень сложным. Весь июль и первую половину августа 1907 года в Финляндии, на даче «Ваза» в Куоккале, шли непрерывные совещания. Деньги вроде вот они есть, а использовать невозможно.
Для помощи в поиске решения на дачу приехал Макс Валлах . Жандармское управление упорно и совершенно безрезультатно за ним охотилось, искали Ница, Лувинье, Кузнецова, Латышева, Феликса, Теофилия, Максимовича, Гаррисона, Казимира… Но это был один человек, все тот же неуловимый Макс Валлах.
 
Затем вызвали и Леонида Красина. Он обладал бесценным опытом в таких делах.
– Вероятно, широкого оповещения о номерах купюр еще не сделано. – говорил Красин, – Не забывайте, мы имеем дело с неповоротливым тупоголовым аппаратом, но сразу же после размена хотя бы одной купюры в любом банке любой европейской страны этот неповоротливый монстр проснется, и обмен остальных купюр станет невозможен. Нужно одномоментно обменять купюры во всех банках Европы.

Валлах его горячо поддержал, Камо с умным видом кивал.

План был принят Лениным, лучших вариантов все равно не было.

Деньги в Европу, кроме Камо и Валлаха, повез Мартын Лядов . Он вывез самую крупную сумму – двести пятисотрублевых билетов, зашитых в его жилет. Елизавета Васильевна сделала это очень аккуратно. Получилось неплохо. Худоба Лядова хорошо скрадывала вшитые купюры. Конечно, можно было бы вшить и больше, но решили уменьшить риск, не везти деньги одной партией. 

Камо, кроме размена денег, должен был заняться закупкой и переправкой оружия. Ленин вручил ему письмо.

– Вот, князь, держите письмо к Якову Житомирскому. Абсолютно доверенный человек. Он живет в Берлине и может оказать вам неоценимую помощь.

***

Берлин.

Яков Житомирский в кабинете начальника полиции Берлина удобно устроился в привычном мягком кресле. Кресло это ему очень нравилось, он уже было решил купить себе такое же, но оно оказалось для него слишком дорогим.
 
Яков рассказывает:
– У меня сегодня утром побывал Камо, он же князь Дадиани. Это известный бомбист Симон Тер-Петросян. Привез письмо от Ленина с просьбой помочь ему в закупке оружия и переправке его в Россию. Деньги у него есть, да он уже и часть оружия закупил в Болгарии. Найдете его на Эльзассерштрассе, 44. Не хотите ли оказать любезность г-ну Гартингу ? Он давно за Камо гоняется.
 
– Это будет слишком хорошим презентом. Мы сами им займемся. Камо вооружен?
– Он всегда вооружен, вы уж избавьте меня от его присутствия.
– Не беспокойтесь. Подождем вечера и аккуратно возьмем.
Вечером при аресте и обыске на квартире Камо берлинская полиция обнаружила поддельный австрийский паспорт, большое количество оружия, чемодан с динамитом и революционную литературу. Для Камо началась долгая дорога симуляции сумасшествия.
А затем аресты пошли один за другим.

***

Сарра Равич была довольна, она купила новую шикарную шляпку с широкими полями и большим бантом и сегодня впервые ее надела. И, что самое важное, успешно разменяла в Мюнхенском частном банке одну 500 рублевую купюру. Проблем не было. 1065 немецких марок уютно лежали в её сумочке. Следующим на очереди был Баварский банк торговли и промышленности. Она подошла к кассиру, думая в какой следующий банк она пойдет отсюда, спокойно протянула банковскому служащему 500 рублевую купюру, но в этот момент за плечо ее схватила жесткая рука. Полиция! Сарра выхватила купюру и попыталась ее проглотить. Ей не повезло. Полицейский не был джентльменом, он так сдавил ей горло, что она, почти теряя сознание, выплюнула злополучную купюру.

У нее нашли еще и бумагу, из которой стало известно о прибытии парижским экспрессом двух ее подельников. Она должна была их встретить, но встретила их полиция. А потом Сарра из тюрьмы направила письмо в Женеву Николаю Семашко. Полиция среагировала оперативно, арестовали и его.

Во Франции, на северном вокзале Парижа Гар дю Нор, был арестован сам Максим Валлах вместе со своей любовницей Фридой Ямпольской. У них нашли двенадцать 500 рублевых купюр. Процесс пошел.
;
Черный город

Черный город был по-настоящему черным. Название это очень точно соответствовало месту. Черным было всё, фабричные корпуса, амбары и жилые бараки. На этом фоне черные цистерны и буровые выглядели вполне органично. Всё выкидывало клубы копоти, в воздухе летали клочья сажи, оседавшие на светлом костюме Кваснина. Он недовольно морщился, но молча шагал вслед за Кобой, который, казалось, ничего не замечал.

– Коба, что мы здесь ищем?
– Мог бы и сам догадаться. Конечно, персидских красавиц, им черный цвет не страшен.
– Да, конечно, они тут везде…
– Странные вопросы задаешь, кацо. Черный город не зловонная помойка, населенная бандитами, хотя, конечно, бандитов хватает. Это российский Клондайк, из этих скважин бьют фонтаном деньги. Лучшее, самое богатое место во всей империи. Задача только подставить ведро и взять эти деньги.
– Тут нефть, а деньги там, в центре города. Они там, где водятся миллионеры.
– Деньги не взять без своей боевой группы, а миллионеры в боевую группу вообще не годятся. А тут подходящие кадры в изобилии. Только из них нужно сделать дисциплинированных бойцов.
– Коба, где много денег, там охотники за ними выстраиваются в очередь. 
– Вот их-то мы и потесним. Уже почти пришли.

Коба остановился перед казавшимся заброшенным старым небольшим одноэтажным домом с единственным сиротливо светящимся окном слева.
 
– Пошли, нас ждут.
– Коба, у тебя оружие есть?
– Не полагайся на оружие. Он свое все равно достанет раньше. Так сломаем.

В комнате на кровати возлежал грузный бородатый тюрок. На виду рядом с ним на тумбочке лежал револьвер.
Увидев Кобу и Сергея, вошедших через заднюю дверь, мужчина попытался схватить револьвер, но передумал.

– Не волнуйся Касым-ага, – спокойно сказал Коба, – сегодня мы пришли с миром.
– Последний раз я волновался лет двадцать назад. С тех пор я решил так, кто меня беспокоит, того пуля догонит. Пусть он волнуется.
И обратился к Сергею:
– Ты задний гапыны багла!
– Смотри, – Коба говорил совершенно спокойно, – я даже не достал оружие. Зачем горячиться. Серьезным людям это не пристало.
– Э, не делай мозги, говори, зачем пришли!;
– Касым-ага, я тебя знаю. Ты серьезный уважаемый человек. С тобой нужно говорить прямо.
– Хватит, да! Говори.
– Ты, уважаемый, силен не этим револьвером. У тебя хорошие преданные люди и деньги. Что еще нужно мужчине! Твои деньги лежат…
Коба сделал паузу.
– Лежат в Персидском ссудном банке. Там сейчас мои люди взяли одного, они с ним беседуют. Терпеливо беседуют, не обижают. Не обижают потому, что он дал возможность положить руку на твои деньги.
– Мозги не делай, даа!! Это нельзя!
– Как хочешь, ты всегда можешь проверить. Рискни. Риск любишь? И еще – возле каждого твоего человека рядом двое моих, и оружие у них скучает. Если я в течение часа не скажу им разойтись, то у тебя не будет ни людей, ни денег. Вот только револьвер может быть останется…

Касым попытался схватить револьвер, но Сергей резким ударом тростью по руке, выбил у него револьвер и носком ботинка забросил его под кровать.

– Зачем ссориться, Касым, мы пришли к тебе, как друзья.
– Что как друзья – это хорошо, если как братья, то твой нукер сломал бы мне руку.
Касым помрачнел. Револьвер далеко, на него рассчитывать не приходится. Да и люди эти шутить не будут:
– Ты серьезный человек, не какой-то авара, и я серьезный. Между нами нет вражды, зачем нам это. Скажи, чего ты хочешь? Договоримся!
– Я хочу, чтобы ты, Касым-ага, оставался таким же сильным и богатым. Но твои богатства умножатся, если будешь помогать мне решать возникающие проблемы. Иметь сильного друга – большая удача. Ну а если нет… Знаешь такую поговорку – «У каждого барана своя голова».
– Хорошо, я буду думать.
– Касым-ага, ты будешь думать, но мне ответ нужен сейчас. Я не хотел бы ссоры, она никому не помогала.
– Э, какая ссора? Я уже думал. Я твой друг, для друга – все, только скажи. Ты знаешь ресторан «Ислам»? Он недалеко от Базар мейдани .
– Знаю, конечно.
– Там у меня постоянный место. Пусть твой человек придет и скажет, что нужно для мне. Они передадут быстро.
– Не разболтают?
– Жить хотят, молчать будут. Я все для тебя сделаю. Друг по душе, он дороже брата.
– Я был уверен в этом. Вот, прими в знак дружбы. Не подарки дороги, дорого уважение.

И Коба протянул сверток. Касым развернул его, в нем оказался красивый кинжал.
Касым просиял.

– С таким джигитом, как ты, я готов на любое дело. Мое слово верное. Мои люди – твои люди, я рад тебе, хорошо встретились.

Касым проводил гостей до двери. Уже в дверях он сказал:
– Моя дружба верная, теряющий друга – сам себе враг.

Уже по дороге домой, Сергей спросил:
– Как ты так расколол этого Касыма? Как ты его прочитал?
– Послушай, все просто. В Библии написано, что дары ослепляют глаза мудрых, а уж Касыма ослепят мгновенно. Но помни – барана вешают за баранью ногу, козла — за козлиную, только их путать не надо.
;
Первая встреча с Усвяцовым

Сергей шел к магазину одежды на Ольгинской, нужно было купить новую сорочку для визита к Нагиеву, когда его кто-то окликнул:
– Сергей, какая встреча. Давненько не виделись, узнаешь меня?

Сергей не сразу узнал в окликнувшем его господине того тощего студента, с которым они могли до утра спорить об идеях Писарева или Чернышевского… Помнится из-за Берви-Флеровского они рассорились так, что неделю не разговаривали… Николай Усвяцов, это он!

– Николай! Какая встреча! Ты здесь какими судьбами?
Они обнялись, сели на ближайшую скамейку.
– Вот приехал, хочу к Нобелю устроиться. Мы же с тобой горные инженеры, не зря в Марбурге гранит науки грызли…
– Ну не только гранит науки, братвурст  с черным пивом не забывали. Здесь такого не найдешь, хотя есть много другого интересного.
– А ты, Сергей, где доучивался? Тебя же с четвертого года отчислили. Не в Казани? Давай сегодня вечером в духане встречу отметим?
– Не могу, я к Нагиеву приглашен.
– Ух ты, меня не представишь?
– Пока не могу. Я знаком только с его племянницей Ольгой, с самим еще отношения не определились.
– А племянница то хороша? Лучше Лотты? Помнится золотоволосая Лотта была для тебя свет в окне.
– Ну этот свет потушили, когда меня отчислили. Это все в прошлом. А Ольга…
Сергей несколько смешался.
– Ладно, ладно. Не говори. Надеюсь, сам увижу.
Некоторое время они шли вместе.
– Николай, ты извини меня, сейчас очень спешу, давай завтра в час пополудни встретимся там же.
– До встречи, не утони в омуте любви. Я буду переживать за тебя.
;
Обед у Нагиева

К 5 часам Сергей, блестящий, словно только что отчеканенный золотой червонец, подходил к дому Ага-Мусы Нагиева. Ему стоило больших трудов после Черного города привести себя в вид, пригодный для визита. «Нужно будет завести специальную отдельную одежду для посещений «черных» районов – подумал он.

В руке у Сергея была красивая трость с набалдашником в виде головы лебедя. Казалось, что она нужна была для придания ему образа человека из общества, но на самом деле в его руках она была достаточно серьезным оружием – клювом лебедя при необходимости можно было расколоть любой череп. Внутри трости находился кинжал.
«Законы здесь – категория условная» – предупреждал его Коба. Возвращаться поздно вечером невооруженным опасно. В Баку всякий мало-мальски предусмотрительный человек если не может содержать личную охрану имеет при себе оружие для самообороны.

Все верно, но не для гостей Нагиева – револьвер, это работа охранников, а не уважаемых гостей Ага Мусы. За ними вечером приедут экипажи с охраной. Они не будут легкомысленно ходить по опасным улицам, надеясь на удачу. Конечно, Сергей понимал, что трость была не самым надежным оружием, но он пользовался ею не раз и очень умело, она внушала ему определенное чувство защищенности.
;
А день был хорош. Жара спала, и начавший остывать, но еще теплый ветер ласкал лицо, в воздухе не было «аромата» нефтепромыслов, пахло цветами, а не черногородской копотью. Дамы прогуливались с кружевными зонтиками, в воздушных шляпках и светлых платьях.

Сергей поймал на себе заинтересованные взгляды двух элегантных дам, проезжавших мимо в новом автомобиле. Он им улыбнулся, к нему вернулась исчезнувшая было уверенность.

«Сегодня увижусь с Ольгой, все будет хорошо». О том, как совместить общение с Ольгой с жизнью революционера, да еще и члена боевой бригады, он старался не думать…

Откуда-то слышалась музыка. Вскоре, за поворотом, Сергей увидел свадебный шатер. Повсюду разносился аромат блюд и пряностей.

– Заходите, уважаемый! Ашуги и сазандары  поют, джанги и митрюбы  танцуют, угощение готово. Слышишь, как саз  поет? – пригласил его один из встречающих гостей. Это был солидный на вид человек с инкрустированным кинжалом на поясе в красивой чохе и каракулевой папахе. – Заходите, мы будем вам рады…
– Чох саhол .
На этом Сергей исчерпал свой запас слов и перешел на русский.

– К сожалению, не могу. Уважаемый Ага-Муса Нагиев пригласил меня.
– Если сам Ага-Муса пригласил, то нельзя заставлять его ждать!

Вскоре Сергей подошел к уже знакомому дому. Его встретил мужчина лет сорока.
– Мы рады вашему приходу. Я Садых Тагиев. Сегодня моя почетная обязанность встречать гостей. Пойдем, я вас провожу. Дом Ага-Мусы такой, что без провожающего можно заблудиться.

Дом впечатлял. Лестничная площадка была украшена венецианскими зеркалами. Это создавало увлекательную игру бликов и пространственную иллюзию с множественными отражениями. Капители из растительной вязи создавали эффект колоннады.

Они вошли в комнату, с висящими на стенах парадными портретами. В Англии со стен взирали бы многочисленные сановные предки, но отец Ага-Мусы был простым аробщиком , поэтому со стен смотрели портреты Александра III, Николая II и его супруги Александры Федоровны, самого Ага-Мусы в парадной одежде с орденами и еще какого-то мусульманского правителя.

– Это эмир бухарский Сеид Абдулахад-хан. – пояснил Садых – Он большой друг Ага-Мусы…
– Довольно далекий друг, – заметил Сергей.
– Не так уж далекий. Каждый год он приезжает на Кавказ лечиться на минеральных водах, а дорога его проходит через Баку. Встречаем его так, как не встречали бы даже какого-нибудь европейского монарха. И, надо сказать, бухарцам повезло с таким монархом. Он еще и генерал-адъютант императора и генерал кавалерии. Вы давно в Баку?
– Почти месяц.
– Три месяца назад вы могли бы познакомиться с ним. Я думаю, что Ага Муса вас бы представил.
В комнату вошла Ольга.
– Сергей, я рада вас видеть. Пойдемте, я познакомлю вас с дядей. Садых, спасибо, дальше я сама его провожу.
Сергей в растерянности смотрел на Ольгу. «Как она красива… Ольга, я счастлив вас увидеть, быть рядом… Ольга, как я хотел этой встречи…» – все это проносилось у него в голове, но сам он смотрел на нее и молчал.
– Сергей, что с вами? Пойдемте, дядя ждет, я представлю вас.;
;
Она взяла его за руку, что было достаточно смело для Баку, Сергей уже это знал, и повела его к красивой двери украшенной позолоченной арабской вязью.

К Ага-Мусе они подходили, уже сохраняя между собой дистанцию, приличествующей мусульманскому дому. Нагиев выглядел несколько усталым. Его темный костюм-тройка ничем особенным не выделялся, только папаха на тонком каракуле указывала на то, что Ага-Муса мусульманин.

Ольга оставила их наедине. Разговаривают двое мужчин, не нужно им мешать.

– Салам алейкум, уважаемый, спасибо, что спасли для нас нашу любимицу.
– Спасибо за приглашение, Ага-Муса, для меня это честь быть в вашем доме. А маленькая помощь Ольге – это подарок, посланный мне судьбой. Я готов ее спасать всегда, и от любой опасности.

Ага-Муса немного нахмурился.
– Я думаю, что в дальнейшем это будет задача ее мужа. А пока она должна постараться не попадать в подобные ситуации. Мы рады вам, Сергей, дому без гостей – несчастье.
– Скажите, Ага-Муса, если можно. Ольга уже собирается замуж? Мне можно не беспокоиться о ее безопасности? Кто этот благословенный жених?
– Она сделает выбор, когда придет время. У Гаджи Тагиева выросли прекрасные сыновья, с одним вы уже познакомились, да и Ахмед Заманханов мечтает об Ольге. Она, аль-хамду ли-Ллях , знает, что женщина без мужа, как лошадь без узды. Но неволить ее никто не будет. А почему, уважаемый Сергей Вас это интересует? Не хотите ли и вы попытать счастья? Я вижу, как вы на нее смотрите.
– Я все понимаю, Ага-Муса, мой взгляд – это дань восхищения достоинствами Ольги и вашим великолепным домом. Только Ольга совсем не похожа на местных женщин.
– Это так. Она дочь родной сестры моей жены Елизаветы Григорьевны, а та – горская еврейка.

Сказав это, Нагиев поднялся с кресла:
– Пора, нас приглашают к небольшой трапезе…

После того, как все съели по кусочку дыни, чтобы жизнь была такая же сладкая, в комнату внесли большой казан плова с бараниной.
 
Садык, сидевший рядом с Сергеем, пояснил:
– Особенность этого плова в том, что не допускается соприкосновение риса с дном казана. Иначе он будет испорчен. Дно выстилается тонкой лепешкой «казмаг», Но…, – он подозвал юношу, что подавал на стол, – принеси ему довги. Тогда ты получишь настоящее удовольствие.

Довгой оказался стакан великолепного супа на основе простокваши с зеленью, который не оставил бы равнодушным любого гурмана.
 
– Пища богов, – сказал Сергей Садыку.

Он так увлекся едой, что на некоторое время оставил без внимания Ольгу. Она сидела напротив с несколькими женщинами. Как же она выделялась на их фоне! Сергей так живо представил их вдвоем в кафе на Монмартре, и весь этот пир отошел куда-то на второй план.

Плов был великолепен, и только чувство приличия удержало Сергея от второй порции. Юноши обносили сидящих тарелками с кутабами с начинкой из зелени или мяса. Но более всего понравилась Сергею долма. В тонкие виноградные листья был завернута рубленная баранина с рисом. К долма подавали чашечку катыка.

Через некоторое время гости отдали должное сладостям. В красивых тарелках лежали шекербура, пахлава, песочные, тающие во рту шекер чорейи, фисташки, орехи, миндаль.

Сергей хотел бы вина, но понимал, что это невозможно. Хозяин дома дал знак подать чай для гостей.

После трапезы Ага-Муса пригласил Сергея в свой кабинет.
– Располагайтесь, Сергей. Я просто хотел задать вам пару вопросов.

Сергей сел. Он предпочел бы беседовать с Ольгой, но выбора не было.

– Мне Ольга охарактеризовала вас, как образованного человека. Но политехнический вы не закончили?
– Я учился на горного инженера, но не закончил, обстоятельства помешали…
– Ушли в революцию… Понимаю, сейчас это модно. Ваши коллеги борются против власти…

Сергей хотел было возразить, но Ага-Муса жестом остановил его и продолжил.
– Зачем? Улучшить жизнь рабочих? Так мы этим и сами занимаемся. Мы отделяем часть прибыли для улучшения их жизни. Значит мы революционеры?
 
Ага-Муса держал паузу.

– Нет, мы эволюционеры. Мы стремимся постепенно все улучшать, но ничего не ломать. Но среди рабочих стало заметно некое брожение. Это не ваших друзей работа?
– Ага-Муса, вы знаете многое. Но никто не замышляет ничего против вас.
– Кто не знает происходящего в городе, не может вести здесь дело. Вашего коллегу, с которым вы прогуливались по Базарной, не Коба ли зовут? Приходите с ним вместе ко мне, пообедаем, поговорим. Добрая беседа всегда полезна.
– Спасибо Ага Муса за приглашение, я все передам другу. А сейчас разрешите еще раз поблагодарить Вас и откланяться.
Перед уходом Сергей попытался встретиться с Ольгой, но безуспешно, она была где-то на женской половине.
;
Азиз

Кваснин и Коба устроились в тени в саду Гуру-баг. Нужно было обсудить дальнейшие шаги. Невдалеке здоровенный громила цеплялся к прохожим. Кого оскорбит, с кого папаху сорвет, а кого и ударит.
 
– Этого я уже знаю, – Сергей показал на громилу ручкой трости, – это известный в городе бандит-гочу по прозвищу Кюрен (Рыжий). Здоровенный громила и стреляет очень метко. С ним и другие-то гочу не любят связываться, не то, что простые смертные. Вот он и обнаглел до невозможности.

– Что наглец, то верно, а что кроме?
В это время к Кюрену подошел парень лет 17-18, одетый в форму реального училища. Это выглядело странно, все от Кюрена старались держаться подальше.
Коба и Сергей стали заинтересовано наблюдать.

Парень тем временем говорит Кюрену:
– Ты оскорбил меня и за это умрешь, как собака
Кюрен расхохотался, плюнул парню под ноги и презрительно повернулся к нему спиной:
– Стреляй, если ты такой смелый… щенок.

Парень достал револьвер и всадил все шесть пуль в исполинский зад Кюрена…

Поднялась суета. Коба подошел к парню, взял его за локоть и сказал:
– Пошли со мной, и быстрее, пока не появилась полиция.

Они скорым шагом дошли до духана «Дадлы» аж у «Девичей башни».
– Как тебя зовут, не Джаваншир  случайно?
– Нет, я Азиз.
– Азиз, с Кюреном ты расправился храбро, а сейчас у тебя такой вид, будто ты заплакать хочешь. Давай покушаем и ты нам расскажешь, в чем дело.
Они расположились у дальнего столика так, чтобы хорошо видеть всех входящих, заказали шашлык.

Азиз немного успокоился и стал рассказывать.

– Я шел домой, а Кюрен остановил меня и погладил под подбородком.
– Да, это ужасное оскорбление для мужчины, – сказал Коба
Затем он пояснил Кваснину:
– Кюрен демонстративно повел себя с Азизом, как с проституткой. Это ужасное оскорбление для мужчины. Это Кавказ.
– Ну ладно, Азиз, рассказывай дальше.
– Дальше я пришел домой. Отца у меня нет, его убили гочу три года назад, я рассказал все матери. Она дала мне револьвер отца и сказала: иди и убей нечестивца. Если ты не убьешь его, я убью тебя.
– Слушай Азиз, твоя мать святая женщина. И ты молодец! Ты храбрый парень. За себя ты отомстил смело, а за отца?
– Как? Как я могу отомстить за отца?
– Ты – говорит Коба – смелый парень, ты герой, а в остальном – мы тебе поможем. Иди отдыхай, мать порадуй, а мы с тобой потом поговорим. Приходи сюда через день в то же время.
Азиз ушел, и Коба говорит Кваснину:
– Вот еще один боец. Только сырой еще. Займись им…
;
Коба. Болезнь жены.

Состояние Като становилось все хуже. Ей уже давно стало не по силам гулять с ребенком, она сильно похудела, при кашле на платке проступала кровь.
Коба нервничал:
– Като, я отвезу тебя в Тифлис. Дома даже стены помогают. Там другой воздух, другая еда. Там ты поправишься.

Но в Тифлисе его разыскивала полиция. На помощь пришел безотказный Елисо Ломидзе. Он забрал Като с ребенком прямо с поезда, а Коба немедленно вернулся в Баку.

***

Бакинский вокзал.

На перроне полковник П.П. Шубинский – и.о. градоначальника, Балахано-Сабунчинский полицеймейстер подполковник Подгурский, городской голова Н.В. Раевский, правитель канцелярии градоначальства А.А. Виленбахов, чины полиции во главе с бакинским полицеймейстером В.И. Шервудом, торжественно встречают нового бакинского градоначальника генерал-майора Фольбаума Михаил Александровича.

Приветственное слово говорит городской голова Раевский:
Добро пожаловать! Пожелаем Вам успеха и желаем, чтобы Вы оправдали надежды, возложенные на Вас Государем Императором, Наместником на Кавказе и населением города Баку.

В концевом вагоне поезда обстановка менее торжественная. На перроне элегантно одетый Сергей Кваснин встречает Кобу. Тот в простом черном костюме и кепке, похож скорее на торговца или квалифицированного рабочего. Они быстро уходят, их ждет пролетка. Торжественная встреча градоначальника все еще продолжается.

***

Генерал-майор Михаил Александрович Фольбаум, бакинский градоначальник, собирался в свой ежедневный объезд Баку. Сухой, поджарый, с тяжелыми золотыми эполетами на плечах, он тщательно готовился к выезду, люди должны видеть своего градоначальника абсолютно спокойным и обязательно при параде. Он считал, что только такой вид внушает почтение к власти. Гочу боялись боевого генерала и старались не попадаться ему на пути. Но те, что попадались, смирели, кланялись чуть ли не до земли, а потом вытягивались в струнку.

Их было видно издалека, они носили очень высокие вроде генеральских папахи из бухарской каракульчи и были заметны в толпе, словно новая каланча среди убогих хижин. Подполковник Родионов, обычно сопровождавший Михаила Александровича, терпеть их мог.

Он срывал папахи, шашкой разрубал надвое, нижнюю половину бросал гочу, а верхнюю ему же под ноги.

Это была не простая акция.

Папаха считалась символом мужества, чести и достоинства. Страшным оскорблением было даже просто сбить папаху с головы. Мужчины никогда, даже во время еды, папаху не снимали, а появиться на людях без головного убора считалось совершенно непристойным...

А тут ее рубили. Большего унижения нельзя было придумать.

Но если эти громилы были известны властям, то что мешало с ними покончить?
Дело в том, что эти головорезы были не просто людьми, хорошо владевшими кинжалом и умеющими стрелять. Они обладали определенным влиянием не только у местного населения, но и у крупнейших нефтепромышленников, обеспечивали охрану промыслов и их владельцев, избавляли город от заезжих гастролеров-уголовников. Ну а любезное предложение «охранять нефтяную вышку от пожара» обычно встречало полное понимание.

В общем это был рэкет, но как-то вписавшийся и ставший обычным делом в повседневной жизни Баку.

Собственно градоначальников устраивало привносимое гочу спокойствие, а выплаты «денежных мешков» совершенно не беспокоили власти.

На Балаханской Михаил Александрович заметил странную пару. Их было двое, грузин в черном пальто и кепке и симпатичный молодой человек, явно непролетарского вида. Они привлекли внимание градоначальника тем, что внешне мало подходили друг другу.
Нужно запомнить эту пару, подумал Фольбаум…

– Петр Петрович, – обратился он к Шубинскому, – что это за залетные птицы?
– По грузину была ориентировка, скорее всего это бунтовщик Коба, а кто второй, я пока не знаю.
– Присмотрите за ними.
– Нынче же распоряжусь.

Коба в это время говорил Кваснину:
– Запомни его. Это Фольбаум. Он задавил, не останавливаясь ни перед чем революционные волнения в Одессе, в Кишиневе, а потом покончил с лейтенантом Шмидтом. Он давно заслужил ликвидацию, но мы здесь не за этим. Вот обрати внимание, как перед ним гнутся гочу. А должны подгибать колени перед нами. И только тогда деньги за охрану пойдут в правильном направлении.
– Да, вроде легко гнутся. Вот и Касым меня удивил, легко сломался.

Коба помолчал, никогда нельзя показывать раздражение.

– Легко, говоришь? Сломаешь хоть одного, тогда и скажешь. Касыма теперь в деле проверить нужно. Он много говорил, но со слов не платят налог.
;
Вокруг кипела жизнь, к Базар-мейданы на бакинских арбах с огромными колесами подвозили товары. Ближе к рынку лежали несколько огромных верблюдов и презрительно смотрели вокруг. Работали небольшие харчевни, на углу стоял рослый городовой.

– Коба, я о нем уже знаю. Его зовут Перебейрыло, по крайней мере он на это откликается. А как его звали раньше, он, наверное, и сам забыл. Местные его часто зовут Перебейлы, им это проще произносить.
– Ты мне лучше расскажи, как прошел визит к Нагиеву? Только не говори мне опять про Ольгу.
– Что тебя интересует?
– Ты заметил охрану?
– Нет, ее не было. Но Нагиев пригласил меня в следующий раз прийти вместе с тобой.
– Он про меня знает?
– Мне показалось, что он в Баку про все знает. Пойдем?
– Я потом скажу. А пока пойдем пообедаем в ресторан «Ислам», да заодно и Касыма повидаем.
– Тут у меня старый друг по студенчеству в Марбурге объявился. Я чуть позже с ним приду.
– А чем он дышит?
– Да мы вместе в народовольческий кружок входили. Он нормальный, может и пригодиться.
– Ладно. Приходи с ним.

***

Касым как обычно сидел за своим столиком и с удовольствием уплетал пити  из довольно объемистого глиняного горшочка. Если он и не обрадовался гостю, то вида не показал.

– Рад видеть тебя, Коба. Что будешь кушать? Пити здесь мечта, чудо и сказка и все в один горшок.
– Спасибо, Касым, да ты поэт. Я пока возьму шампур шашлыка. Для меня главное – поговорить с хорошим человеком в хороший день.
 
Шашлык принесли достаточно быстро.
 
– Коба, ты заказал бараний шашлык. Но баран он везде баран. Здесь нужно попробовать шашлык из осетра.
– Обязательно, Касым, но нас сейчас интересует не шашлык даже из осетра, а люди Ага Керима. Я хочу подчинить их тебе.
– А что сам Ага Керим? Он абарзел , конечно, его люди на рынке командуют, как в своем дворе.
– Это было, а будет по-другому. Он все делает через помощника – молодого Джаваншира. Тот людьми командует. Первым делом твои люди захватят Джаваншира и увезут его куда подальше, хоть в Биби Эйбат. Но не калечить.
– Не калечить? Лучше застрелить.
– Потом говорить будешь. Ты убедишь несколько торговцев на базаре, что на торговлю уже не нужно разрешения Ага Керима. Когда Ага Керим начнет возмущаться, то три твоих парня подойдут к нему, кинут его папаху под ноги и вытрут об нее сапоги. А Джаваншира нет. Только все делать надо быстро.
Касым выглядел растерянным…

В ресторан вошли Сергей с Усвяцовым.

– Салам алейкум, Касым. Коба – это Николай Усвяцов, мой старый товарищ.
– Садитесь, заказывайте. Сергей, ты почти старожил тут, помоги другу.
– Пойми, Касым, – продолжил разговор Коба, – после такого позора у Ага Керима останется один шанс – быстро исчезнуть и никогда не появляться. В бой он ввязываться не будет, он там один. Уверен, он сразу поймет, что шансов нет.
– Это почему? Он храбрый боец.
– Он будет считать, что, если бы у тебя много людей. Если мало, то ты никогда не решился бы на это. А свой позор он не сможет смыть, он будет с ним всегда. Люди его слушать перестанут. Тогда ты собираешь его людей, возвращаешь Джаваншира и с ними поговорю я. Это будут твои люди, и Джаваншир будет твой.
– Что они будут делать?
– А то, что и делали, контролировать Шемахинку , только «сбор» будет чуть меньше. Пусть люди увидят разницу.
– Коба, мамой клянусь, все сделаю.
– Завтра тебе день на подготовку, послезавтра все сделаем.
– Коба, Баку большой город, но маленький. Остальные гочу сразу все узнают, могут принять меры. Будь осторожен.
– Я знаю, Касым. Выясни, кто защита Нобелей. И не тяни с этим.
 
В это время принесли шашлык уже из осетрины. Касым пытался еще что-то сказать, но Коба остановил его:
– Не беспокойся Касым, невыполнимой работы не бывает. А то, что Ага Керим будет недоволен, так что? От лая собаки волка не убудет. Сейчас главное – шашлык!
– Николай, – обратился Коба к Усвяцову, – как угощение? Подходит?
– Это угощение подойдет любому. Спасибо.
Вскоре они вышли на улицу.
– У меня есть бутылка хорошего вина, – обратился к Кобе и Сергею Усвяцов. Я предлагаю посетить мое скромное жилище и отведать его. После такого обеда вино очень кстати.
– Спасибо. Сергей, ты иди, а у меня еще дела. Удачи тебе, Николай.

Когда они ушли, Коба подозвал Азиза и тихо сказал:
– Проследи за этим, зовут Николай. Где живет, с кем встречается, узнай все, что сможешь.

Азиз кивнул и слился с прохожими.

***

Операция на рынке прошла, как было задумано. Дня через три все, казалось, забыли, что когда-то здесь был Ага Керим.

Коба был мрачен. Он получил сообщение из Тифлиса, что Като больна безнадежно, и если хочет застать ее живой, то должен поторопиться. Он посмотрел на вошедшего Сергея.

– Слушай, кацо, – продолжил Коба, – я уезжаю в Тифлис, ты проследи за рынком, определи всех в охране Нобеля. Но не забывай бывать у Нагиева. Там реальные деньги… Присмотрись к Николаю, он мог и измениться. Это пока все.

Сергей спрятал браунинг сзади за поясом, вышел, осмотрелся, и ушел к себе.
 ;
Похороны Като

Коба решил проверить информацию о Като, и если действительно окажется, что она умирает, то надо спешить и постараться застать ее живой. В Тифлисе его продолжала искать полиция, но выхода не было – нужно было ехать несмотря на опасность.
 
С вокзала он бросился к жене. Все-таки теплилась надежда, что молодая двадцатидвухлетняя женщина справится с болезнью, но увидев измученную сильно похудевшую жену, он понял, ее не спасти. На следующий день она скончалась у него на руках.

В охранное отделение Тифлиса на совещание чинов полиции и охранного отделения прибыл сам Николай Павлович Шатилов, генерал, помощник кавказского наместника Воронцова-Дашкова. Совещания под таким началом ранее не проводились и собравшиеся гадали, чем оно было вызвано, но ничего хорошего для себя они не ожидали. Генерал выглядел мрачным, крайне недовольным.

– Я собрал вас, – начал Шатилов, – в связи со сложной обстановкой с террористической угрозой как в России в целом, так и на Кавказе, за спокойствие которого отвечаем мы. Картина поистине ужасающая. Наместник на Кавказе граф Воронцов-Дашков доложил в Санкт-Петербург, что в этом году в подведомственном регионе совершено 689 терактов, в результате которых погибло 183 официальных и 212 частных лиц, а еще 90 официальных и 213 частных лиц было ранено. То есть в среднем по 18 жертв ежедневно.

Действия полиции признать вполне удовлетворительными никак нельзя. Самый крупный и ужасный теракт в Тифлисе – прямое следствие плохой работы всех, в том числе и охранного отделения. Покойный полицеймейстер Балабанский после этого нападения нашел для себя выход – самоубийство, но это никуда не годится. Плохо говорить о нем не хочется, но он ушел, не исполнив долг, не выполнив работы – самоубийством должны кончать террористы.
 
Например, сегодня нам точно известно, что в Тифлис вернулся террорист Коба. Но он до сих пор не арестован! Я надеюсь, что вы понимаете свою личную ответственность за его арест.

Нам поступила информация, что он будет на похоронах жены. Я уверен, что вы примете все меры, чтобы арестовать его там.

 
22, 23, 24 ноября 1907 года в тифлисской газете «Цкаро» вышел некролог о смерти Като Сванидзе: «С сердечной скорбью извещают товарищей, знакомых и родных о смерти Екатерины Семёновны Сванидзе, Джугашвили Иосиф — своей жены, Семен и Сефора — дочери, Александра, Александр и Марико — своей сестры. Вынос тела в Колоубанскую церковь 25 ноября в 9 часов утра, Фрейлинская, 3». Похороны состоятся на Кукийском кладбище святой Нины.

Это была та информация, в которой нуждалась полиция. Время и место известны, и полиция осталось приготовить специальную группу для ареста. Но в день похорон грузин-осведомитель сообщил полиции, что Коба не будет на кладбище, а только придет на поминки…

Срочно решили разделить группу, причем большую часть полицейских направили к дому, а троих – на кладбище.

Туда, на кладбище, пришли все участники боевой группы, непосредственно охранной Кобы занимались 11 человек. В числе присутствующих были и те самые три агента полиции. Кротов старательно изображал неутешное горе, Горидзе его поддерживал и утешал, а Саруханян стоял рядом с ними, надвинув кепку пониже на лицо. Очень уж ему не хотелось запомниться присутствующим.

– Смотри, вон Коба, что будем делать? – осторожно сказал Кротов.
– Делать можно много чего, – в полголоса ответил Горидзе. – Если нужны красивые похороны, то можно попытаться арестовать, а если жить хочешь, то лучше уходить за подкреплением.
– Не будьте идиотами, – не выдержал Саруханян, – красивых похорон не будет. Здесь кладбище, тут и закопают, никто не найдет. Смываться надо.
Возле могилы поставили гроб с Като. Смерть стерла с ее лица страдания последнего времени. Она лежала спокойная, умиротворенная, красивая, как при жизни. Коба был вне себя от горя. Когда гроб опустили в могилу, он бросился туда. Геронтий Кикодзе, один из друзей Кобы, был вынужден спуститься в могилу и силой вытащить его оттуда.

«Шекспир, – подумал Котов, – пятый акт, похороны Офелии. Лаэрт прыгает в могилу, а кто Гамлет? Вроде не пришел. Дурак я, что пошел в полицию, надо было дальше учиться, глядишь, и в люди выбился бы».

Горидзе и Саруханяна рядом с ним уже не было. Один отправился за подкреплением, а второй наблюдал снаружи. Но когда прибыло полицейское подкрепление, было уже поздно, на кладбище Кобы не было, он успел уйти.
;
Прогулка с Ольгой

В это время в Баку жизнь Кваснина протекала приятнее. Он прогуливается с Ольгой по приморскому бульвару, становившимся излюбленным местом прогулок бакинцев.
Собственно бульвар был береговой линией, покрытой асфальтом. Уже были посажены деревья, правда их пока было немного, но повсюду стояли скамейки. Тут можно было встретить знакомых, поговорить, людей посмотреть и себя показать. Видно было, что у бульвара хорошие перспективы, но они пока были в будущем. Возле «Девичьей башни» открывался вид на старинную архитектуру Ичери-Шехер, бакинской крепости.
Они присели на скамейку, где чувствовался приятный ветерок с моря, правда с легким запахом нефти. У их ног расположилась собачка. Сергей не любил собак, но эту был готов терпеть вечно.

– Ольга, как я благодарен вашей собачке!
– За что же?
– Как же, это ведь она нас познакомила.
– Не только она, но и события в Тифлисе. Я это все ночами во сне вижу, переживаю каждый раз заново.
– Ольга, постарайтесь понять, это все вынужденные действия людей не согласных с этим ужасным режимом. Это…
Ольга перебивает его.
– Я вчера прочитала в газете:
– Когда человек становится революционером?
– Когда с браунингом в руках грабит банк!
– А когда бандитом?
– В том же случае.
– Мне кажется, – продолжила Ольга, – этот анекдот достаточно точен.

Сергей некоторое время молчит.

Наконец решается сказать:
– Ольга, я мог бы сказать многое о революционерах и их борьбе. Мог бы сказать, что дело не в оружии – дело в руке его держащей и понимающей – во имя чего. Но я пока и сам не могу поверить, что для меня все это почти отошло на второй план. Главное в моей жизни – это встречать вас, видеть вас, слушать вас, быть рядом с вами… Мне нужно только это, Ольга. Я мечтаю не о победе революции, а, простите мою смелость, о том, как мы могли бы жить вместе, например, в Париже. Утром мы бы любовались видом из окна, а потом шли бы в ближайшее кафе выпить кофе с круассаном… Затем можно отправиться погулять на Монмартр. Я знаю кафе, где собираются великие художники, но мир об их величии еще не знает… А мы бы узнали и увидели все первыми.

Ольга слегка покраснела, но не перебивает его.

– А браунинги – забыть про них! – продолжал Сергей.

Он замолчал. Реальность, от нее никуда не уйти.

– Только я размечтался, – продолжил Сергей с видимым усилием. Слова давались ему нелегко, – Я вам не пара. Ага Муса принимает меня в своем доме, но это не меняет ситуации – я бедный разночинец. Меня можно принять, угостить, но своим мне не стать. Такова правда. Только вот душа болит.

– Сергей, милый, я тронута, но не торопите меня. Признаюсь, вы мне очень симпатичны, но вы не такой человек, для которого подходит дворец Ага-Мусы. А я из того мира, я там родилась и выросла, я оттуда…
 
Ольга взяла собачку на колени, погладила…

– Вы знаете, Сергей, а Мими к вам хорошо относится. Не лает, идет на руки. И вы правы, именно она помогла нашему знакомству.
– Мими просто чудо. Это и понятно. Я слышал, что собаки становятся похожими на своих хозяев.
– А не наоборот?
– Нет, конечно, и я мечтаю, чтобы вы относились ко мне так же, как Мими.
– Знаете Сергей, вам бы наладить более доверительные отношения с Ага Мусой. Это важно.
– Он был со мной очень любезен.
– Он всегда любезен, особенно с гостями в его доме. Знаете, гость в дом – бог в дом! Но внутри него стальной стержень, только вы его скорее всего не успели разглядеть. Я Вам расскажу эту уже хорошо известную историю. Его как-то похитили. Похитители требовали с него 10 тысяч.
– Хорошие у них аппетиты!
– Хорошие, но Ага Муса ответил: «Тысячу рублей и ни копейки больше. Понимаю, вам тоже кушать надо». Когда ему пригрозили смертью, то но он лишь рассмеялся в ответ и сказал: «Отец мой, можешь меня убить, но тогда ты не получишь и эту тысячу». Похитители бились с ним трое суток, но он был неизменно спокоен, и в итоге те его отпустили.
– И тысячу не взяли?
– Взяли, конечно, но не у многих хватило бы такой твердости и мужества, как у Ага Мусы. Похищения тут в Баку не редкость. Но, как правило, похищенных не обижали, хорошо кормили. Насколько я знаю, многие из освобожденных возвращались домой заметно растолстевшими. Их отпускали сразу же, получив назначенный выкуп. Словом, сделки с похитителями принято считать справедливыми, без нареканий! В рамках, конечно, представлений о справедливости.
– А что, он не обзавелся охраной?
– Мы ему не раз говорили, что нужна охрана, но он говорит, что на любую охрану найдется управа, стоит только поставить такую цель.
– Наверное он прав. Я надеюсь, что мне представится возможность познакомиться с ним лучше.

Солнце уже заходило. Облака окрасились розовым, с моря потянуло прохладой. Ольга зябко поежилась.

– Пойдемте, Сергей, уже поздно.
– Ольга, вот послушайте – «Душа моя с тобой, пусть сумерки спешат, и темнота густеет, с тобой моя душа... И горьких слез не лью» – это про меня написано.
– Не лейте слез, Сергей, все образуется. Дайте только срок…

Недалеко от них пожилая женщина продавала цветы. Сергей сначала купил один букетик, потом передумал, купил три и вручил их Ольге.

– Спасибо, Сергей, для меня это приятная неожиданность. В Баку мужчины почему-то не дарят цветы, как-то не принято, скорее подарят кольцо с брильянтом, но я рада, что вы не придерживаетесь этого правила. Вы знаете, «Язык цветов» или «селам» пришел с исламского Востока и использовался, чтобы передавать сообщение вопреки воле ревнивых мужей или строгих отцов. Когда-то я этим увлекалась, но ведь чтобы понять сообщение, нужно знать название каждого цветка.

– Это язык тайной переписки, но ведь нам это не нужно, я надеюсь видеть вас часто.
– Мне занятно видеться с вами, вы так непохожи на этих раздувшихся от важности и денег коммерсантов. С вами не соскучишься. Еще раз спасибо за цветы, они будут мне напоминать вас в ваше отсутствие. Я постараюсь сохранить их, как можно дольше…

Сергей остановил извозчика, поцеловал кончики Ольгиных пальцев и еще долго смотрел ей вслед.

Ее вежливые, но в общем-то ничего не значащие фразы показалась Сергею такими многозначительными и многообещающими. Он все больше он осознавал, как с каждым днём все глубже погружается в омут неожиданно захлестнувших его новых ощущений с ещё недавно совершенно незнакомой ему девушкой, и ему все меньше ему хотелось сопротивляться этому чувству. С появлением Ольги в его жизни все изменилось. Эти отношения внесли диссонанс в его жизнь, которая до встречи с ней была наполнена жестокой борьбой с режимом, когда каждый день, минута могли стать последними в его жизни…

В сутках есть такой момент, когда еще царствует ночь, зари не видно, но что-то неуловимо изменилось. Ночь еще сильна, но день уже победил. Просто он не пришел еще, но его приход чувствуется во всем. Вот уже оживились птицы, вот появились извозчики и их становится все больше и больше, но дня пока нет, но он уже совсем близко, и все мы очень скоро его увидим.

Так неуловимо изменилось его душа. И вроде бы ничего не изменилось в его планах, но эти новые ощущения непередаваемого счастья общения захлестнули его, отбросив все прежнее куда-то на задний план.

Ему хотелось наслаждаться каждой минутой, проведённой с Ольгой. Революция с её нелегальной литературой, эксами, стрельбой, тайными встречами, слежкой и тревогой – как все это ему уже не нужно. В глубине души промелькнула мысль о том, что революция подождет.

Позднее, когда Ольги уже не было рядом, стыд от мысли уйти из борьбы охватил его. «Нет, это приятные, но невозможные мечты. Не стоит строить воздушные замки, они недолговечны».
А назавтра приехал Коба.


Встреча друзей

Сергей был рад встрече с Усвяцовым. Их связывала студенческая юность, увлечение народничеством, совместное изучение «Капитала» и жаркие споры до утра и нечастые, но веселые пикники с барышнями.

После отчисления, Сергею пришлось некоторое время работать в Саратове канцеляристом, а через четыре года – библиотекарем в Москве. Университет он так и не закончил, сал активным членом марксистского кружка, что и определило его дальнейший путь в революцию.
 
Сегодня они с Николаем после долгого перерыва наконец смогут поговорить, снова сблизиться, стать друзьями, как раньше.
 
Они встретились, как уславливались, вечером на Приморском бульваре. Идти в ресторан Николай не захотел.

– Как прошел обед у Нагиева? Это вообще-то для таких, как мы – редкая удача попасть в гости к такому человеку.
– Ольга считает меня своим спасителем, потому и пригласила.
– Да неужели… Ты, помнится, неплохо плавал. Она что, тонула, а ты ее из воды вытащил? Завидую тебе…
– Нет, все проще, она в Тифлисе, во время нашумевшего ограбления выбежала на улицу, а я успел перед взрывом ее затолкнуть назад в таверну.
– Здорово, ты молодец, всегда хорошая реакция была, особенно если спасать красавиц. Расскажи мне, как жизнь, что тут в Баку происходит. Стоит ли тут устраиваться?
– Здесь спокойствие чисто внешнее. Баку спокоен – посмотри вокруг, но он беремен революцией. Если ты ищешь долгой спокойной жизни, то тебе точно не сюда.
– Сергей, я не собираюсь тут оставаться до конца дней.
– В словах «конец дней» звучит какая-то обреченность, совсем как «пожизненное заключение». Но Баку такой город, что здесь «конец дней» может наступить через день, через неделю или месяц. Причем его приход сильно удивит. Недавно кто-то в меня стрелял. Кто и почему – кто знает?
– А ты отодвинься подальше от революции, тогда и стрелять будут реже. Я так понимаю, что ты в ней по самые уши. Французы показали, что революция, как бог Сатурн, она пожирает своих детей. И тебя пожрет с удовольствием.
– А ты изменился. Не ожидал от тебя таких идей.
– Сергей, я потому говорю тебе это, что мне не безразлично, что с тобой будет. Мы вместе мечтали о свободе, равенстве, братстве. Но я очень много думал об этом, увлекся историей и вот что понял. Революции увлекают людей много тысяч лет. Но всегда реализованные на практике, они приводят к катастрофе. Чуть более 100 лет произошла назад успешная революция во Франции. Наконец-то. Браво! Свобода! Но сразу главным лозунгом стало «Аристократов на фонарь!». Это неизбежно! Раб, получивший власть, немедленно начинает мстить своим «угнетателям». А угнетателями назначают всех подряд, учёных и врачей, юристов и бизнесменов, образованных людей и профессионалов. Да ты это и сам знаешь.

Сергей молчал. С моря дул легкий бриз, приятная прохлада успокаивала страсти, думать о том, кто пожирает своих детей и говорить об этом не хотелось…

– Но что же делать? Неужели эта ужасная жизнь рабочих так и будет продолжаться?
– Сергей, нужно делать то, что делали. Развивать профсоюзы, делать трудовые соглашения с владельцами нефтепромыслов нормой… Все постепенно образуется.
Они расстались дружески, но Сергей подумал, что Николаю лучше держаться подальше от Кобы.
;
Нужно заявить о себе

Касым собрался обедать. К этому делу он относился очень серьезно и твердо придерживался правила, что важно не только насыщать тело, но и дать радость душе. Он любил есть неспеша, получая эстетическое удовольствие от любимых блюд. Его обед обычно был настоящим ритуалом, и мог занять около трех часов. А что делать? Нельзя обедать в суете!

Время для любимого хаша  уже прошло, и Касым заказал кюфта-бозбаш , задумался над продолжением, но увидел входящих Кобу и Кваснина и понял, что обед опять безнадежно испорчен.

– Салям алейкум, Касым, – приветствовал его Коба.
– Алейкум ассалям! Прошу, разделите со мной трапезу.
– Спасибо, Касым.
– Касым, давай закажем садж, – предложил Коба, – это блюдо хорошо разделить с другом.

Касыму было понятно, что это не просто совместный обед, что Кобе что-то нужно. Простых просьб от Кобы он не ожидал.

– Касым, я часто слышал имена гочу, таких, как Салим хан и Агали Бек, Бешир Бек и Исрафил Бек. Каждый в Баку знает имя Абдулла Кярбалаи , а уж имя гочу Наджафгулу маштагинского не знать просто невозможно.
– Тут есть и интереснее персонаж, – вступил в разговор Сергей, – это Шахназ биби. Гочу женщина.
– А ты ее откуда знаешь? – спросил Коба.
– Квартирная хозяйка ругала дочь, говорила, что ты стала, как Шахназ биби. Я заинтересовался. Оказалась, это дама-гочу. Она гуляет с обрезом под курткой, да и вообще ее боятся больше, чем мужиков.
– Вот-вот, Касым-ага, я именно об этом. Кто в Баку знает, насколько важный человек Касым-ага? Пока не заявишь о себе, так и будешь заниматься мелочами.
– Коба, уважаемый, у Кярбалаи Абдуллы в отряде 40 гочу. А у меня 15. Я могу много говорить, но я есть то, что я есть.
– Касым-ага, аз даныш , но плохо считаешь. У тебя 15, у Ага Керима 12, вместе с вами будет уже 29, а это сила.
– Коба, у одной руки только пять пальцев. 29 не 40, это меньше.
– Касым-ага, я устал тебя уговаривать, давай покушаем. А если ты хочешь быть мелким, твоя воля.
Касым вскочил, от возмущения у него, казалось, вот-вот глаза выскочат из орбит.
– Плохо говоришь! Хорошо, что мы друзья, иначе я бы тебя зарезал.
– Сядь Касым-ага, если бы я считал тебя мелким, то не пришел бы. Сорок человек у Кярбалаи Абдуллы, конечно, есть, но у одного живот болит, у другого брат в Карабахе решил жениться, да и 40 человек собрать в одном месте сложно… Не все они герои. Мы справимся легко. Нужно заявить о себе.
– Хорошо, заявим, а зачем?
– Бог в дымоход ничего не бросит — сам шевелись. Понимаешь, личную охрану Нобелей, Нагиева, Манташева, Ротшильда и их нефтепромыслов нужно брать на себя.
– Что, Коба, стрельбы не ожидаешь?
– Не без этого. Но стрельбы будет мало. План такой. Через два дня Джафароглу, ты его знаешь – торговец тканями, собирается играть свадьбу дочери. Чтобы прошло без помех, ему нужно разрешение и гарантии безопасности от Абдуллы Кярбалаи, но тот потребовал с Джафароглу слишком много, да и еще чтобы на свадьбе было 12 его людей, а это гарантированные проблемы. В общем, они до сих пор не договорились.
– И что из этого?
– Вот что. Гарантии порядка на свадьбе дашь ты. Абдулла отправится туда, чтобы помешать. К месту ведут всего две дороги, но он скорее всего поедет по Сураханской. На обоих маршрутах его будут ждать твои парнишки, с криком «Помоги, убивают!». Они назовут Межидова, а он под охраной Абдуллы. У того будет три фаэтона, то есть 9 человек. Вроде достаточно, но он будет вынужден разделит группу, и послать троих или четверых к конторе Межидова. Они будут ждать возвращения гочу от Межидова, один он на свадьбу не поедет.
– Пока понятно. Тех, у Межидова, что с ними делать?
– Всех связать, избить хорошенько, одного с окровавленной мордой отправить к Абдулле со словами, что у того новая охрана, просто звери. И, вот в этот момент к фаэтону выходим мы, то есть 9 стволов, направленных на Абдуллу, это сделает его более сговорчивым. Он поймет сразу, что сейчас у нет другого выхода, станет говорить о дружбе, а думать будет о тех его 40 гочу, о том, как он вернется и отмстит.
– Так он и отомстит!
– Не спеши, Касым-ага. Это будет потом, а пока он будет в наших руках. Главное нужно заставить его потерять лицо. Трех его гочу мы вышвырнем, и с ним вместе приедем на свадьбу, где он сделает подарок жениху и невесте.
– Это невозможно, они его враги теперь.
– Да, но револьвер в хороших руках бывает очень убедительным. А тот, кто прогнулся перед врагом – трус. И он, как серьезный гочу, кончится. Будет гочу только для своего села. И прогнули его я и ты, Касым-ага. Назавтра тебя будет знать весь Баку.

Касым, видимо, представил это, он просто расплылся от удовольствия… Потом спросил:
– А как же остальные, промолчат?
– Остальные будут думать. Но остальные потом. Бир элдэ ики гарпуз тутмаг, — сказал Коба, – и тут же перевел для Сергея – «в одну руку два арбуза не берут».
– Два арбуза не бери, – поправил Касым.

***

Джафароглу уже поставил свадебный шатер, привезли баранов, кур, рис для плова, все шло по плану, но ощущение тревоги не покидало его. Было неясно, что предпримет Абдулла Кярбалаи, а он серьезный человек, слов на ветер не бросает.

– О чем задумался, Джафар-ага?

Вопрос задал невысокий грузин с рябым лицом и глазами, слегка подернутыми желтизной.

– Ты Коба, – догадался Джафар. – Задумался об Абдулле. Он известный человек, и он измениться не может. Волк линяет – меняет шкуру, но не натуру.
– Волк остается волком, но обстоятельства вокруг него меняются. Он это еще не понял, но сегодня поймет.
– Не хотел бы я на свадьбе беспорядка.
– Не будет, спокойно готовься, Много счастливых лет тебе и семье твоей прекрасной дочери.

Коба ушел сразу после этих слов.

Недалеко от Базарной площади во дворе неприметного дома Сергей и Касым инструктировали людей.

– Тех, кто будут строить из себя героев, должны пойти на встречу с Аллахом, но те, кто поймет ситуацию, те должны перейти на нашу сторону. Они нам нужны. Впереди большая работа и большие деньги. Стрельбу открывать только при необходимости, у каждого есть кинжал. Клинок, которым не пользуются – заржавеет. Касым-ага, выдели людей на засаду у конторы Межидова.

– Сколько, Сергей-ага?
– 6 человек. 4 нападут, два спереди, и два сзади, а двое стрелков сверху должны контролировать ситуацию. Касым, патронов у них достаточно?
– У нас много патронов, Сергей-ага.
– Касым, назначь там старшего, одного из стрелков. А где парень, что должен звать на помощь?

Из-за спин старших выскочил шустрый мальчуган не старше лет тринадцати.

– Касым, измазать его чем-то красным, как кровь. Может дать ему оплеуху, чтобы правдиво помощь звал?
– Он и без оплеухи кладбище разбудит.
 ;
Конец Кярбалаи

Абдулла Кярбалаи ехал ни о чем не беспокоясь. О чем ему было беспокоиться, когда он в «своем районе», да с ним 9 стволов? Для Джафароглу и одного бы хватило, но серьезный гочу должен прийти серьезно, потому за ним следовало два фаэтона с людьми, совершенно не задумывающимися над сегодняшней акцией. Обычно одного их появления хватало, хватит и сегодня. Ну придется пару раз пальнуть в воздух и разбить пару носов, но это все мелочи.

Неожиданно на перерез коляске выскочил окровавленный мальчик. Он кричал:
– Абдулла-ага, помогите. Межидова грабят, брата убили…
– Не ори. Сколько там людей?
– Три человека, но они с оружием…
– Не твоя забота. Самир, возьми 6 человек, разберись там.

6 человек, это было больше, чем ожидали в засаде. Сразу стало понятно, что начало должно ошарашить людей Абдуллы. Два выстрела прозвучали, как один. Упали двое, Самир, шедший впереди, и один сзади. Нападение была таким неожиданным, что гочу растерялись. В это время навстречу к ним вышел Касым. Оставшиеся в живых схватились было за оружие, но два уже лежащие рядом с ними тела умерили их боевой пыл.

– Слушать меня, – Касым, как оказалось, когда дело не касалось трапезы мог быть и грозным, – эти двое, их уже нет. Вы будете умными – будете живы. Кто меня не знает – я Касым. А сейчас медленно положите оружие на землю.

Окруженные стояли неподвижно. В это время в нескольких сантиметрах от сапог переднего в землю ударила пуля. Это сломило остатки внутреннего сопротивления, на землю легли три револьвера и маузер.

– Что с нами будет, Касым-ага, – спросил один.
– А ничего не будет, если поймете, что Абдуллу нужно забыть. Кто захочет, будет с нами.
– Да продлятся твои дни, Касым-ага.

Абдулла услышал стрельбу, но считал, что стреляют его люди. В это время из темноты навстречу ему вышел невысокий человек в темном пальто и черной кепке.

– Ты кто?
– Я Коба.
– Убирайся, пока жив!
– Не горячись, Абдулла, посмотри вокруг.

А вокруг него и трех оставшихся стояли неизвестно откуда появившиеся гочу Касыма. Шесть стволов, направленных на Абдуллу, были очень убедительны.

– Не доставать оружие если жить хочешь, – приказал Коба.
 
Абдулла лихорадочно думал, что делать. Он был смелым человеком, храбрым бойцом, но тут у него не было шансов.

В это время фаэтон с тремя его гочу стали разворачивать в обратную сторону. Этим занимался Сергей. Вдруг один из людей Абдуллы встрепенулся, видно кровь взыграла или посчитал Сергея, очевидного не кавказца, слабым человеком. Он соскочил, ударил кулаком похожим на пудовую гирю одного из людей Касыма, свали его и, выхватывая кинжал, бросился на Сергея.

Ему удалось ранить Сергея в руку, но тот ударом наконечника трости, той самой головы лебедя, раскроил ему череп.
 
Выхваченный из трости кинжал он мгновенно приставил к горлу второго.

– Не дергайся! Понял?
– Да э, да! Все понял.

Это была последняя попытка неповиновения.

– Абдулла Кярбалаи, ты еще молодой человек, рано тебе умирать. – спокойно продолжил Коба – Просто отдай оружие или я сниму его с твоего трупа. Только делай все медленно.

Разоруженный Абдулла все никак не мог поверить в происходящее. Совсем недавно, всего полчаса назад он был важным и сильным гочу, а сейчас он во власти какого-то Кобы.

– Абдулла, у тебя есть деньги с собой?
– Это ограбление?
– Ты не думай, ты отвечай!
– Всегда есть.
– Сейчас мы с тобой и мои люди поедем на свадьбу к Джафароглу, поздравим его, а ты сделаешь подарок молодоженам, если жить хочешь, конечно.
– Сделаю!
– А молодому мужу подаришь свой кинжал.
– Это невозможно.
– Возможно, – Коба пристально смотрел ему в лицо. Под его взглядом Абдулле стало очень неуютно, на него потянуло могильным холодом. – Ты еще молод, вернёшься в свою деревню, соберешь новых людей, только постарайся не быть мне врагом, это для здоровья плохо.

***

Джафароглу напрягся, когда увидел входящих в свадебный шатер.

– Уважаемый Джафароглу, позвольте нам сделать небольшой подарок молодоженам, – обратился к нему Коба.

Им поднесли поднос, на который Абдулла выложил все, что у него было. Получилась весьма заметная сумма. Им зааплодировали.
 
– Уважаемый Джафароглу, у Абдуллы есть особый подарок для жениха.
Абдулла бледный, как мел, подошел к жениху, снял свой украшенный самоцветами дорогой кинжал и положил на поднос.

Наступила мертвая тишина. Самому отдать свой кинжал? Проще голову отдать, но Коба и Сергей, стоявшие по обе стороны не оставляли Абдулле иных вариантов.

– Спасибо Абдулле за его великий подарок. Я понимаю его, как знак мира и вечной дружбы, – громко объявил Джафароглу.

Затянувшаяся тишина взорвалась громкой музыкой.

Абдулла был рад уйти со свадьбы. Но там, где он рассчитывал найти остальных своих людей уже никого не было. Потеря лица – страшное дело. Абдулла уехал в свою деревню, и о нем вскоре забыли, но на следующее утро все бакинские гочу знали, что главный бакинский гочу – Коба, и что у него на дороге стоять не стоит, кончишь, как Абдулла.
 
***

С этого момента гочу Кобы превратились в признанную всеми реальную силу. Они обеспечивали неприкосновенность таких людей, как Тагиев, Нагиев, Муртузов, Мирбабаев. Компания Торговый Дом "Бенкендорф и К" перешла под охрану бригады Кобы практически сразу после устранения Абдуллы. ;
 ;
Потом настала очередь братьев Нобель, Ротшильда и др. Коба как никто умел объяснить, кто в доме хозяин.

А деньги? А деньги потекли в кассу большевиков, к Ленину. Это понятно, миром правит не скрежет пушечного механизма, а скрип пера на чеке, которым оплачены и солдаты, и пушка, снаряды и патроны.

С Манташевым было сложнее. Его охраняли дашнаки, армянские боевики. Они были для него, как дети родные. Он помогал им, чем мог и те платили Манташеву личной преданностью. То, что «Дашнакцутюн» в своей политической программе предусматривали террор в отношении «представителей власти, изменников, предателей, ростовщиков и всякого рода эксплуататоров», «разорять и разрушать правительственные учреждения», его не смущало. Он видел в них борцов за свободу армянского народа. Ну а о том, что слова «изменников, предателей, ростовщиков и эксплуататоров» обязательно станут толковать расширительно, он не задумывался.
 
Поговорить с ним Коба отправил Сергея.

– Сергей, эти люди Манташеву преданы. Главным в его охране копит  Суказьянц. Его зовут «неустрашимый» и обычно предпочитают не связываться. Потому говори осторожно. Важно просто на первой встрече понять, что это за человек, как на него влиять. Не дави на него. Просто мы работаем рядом, стоит познакомиться. А я займусь забастовкой на его Манташева.

***

Суказьянц встретиться согласился. Он оказался крупным, мощным мужчиной с усами, которые, видимо, были его особой заботой. На конкурсе усачей он мог бы претендовать на первое место. Сергея к нему провел шустрый паренек.

Он что-то сказал Суказьянцу по-армянски и затем предложил Сергею подойти.
 
Глава охраны Манташева сидел за столом, перед ним лежал маузер, который, как понял Сергей, должен был оказывать на него определенной давление.

– Добрый день, уважаемый. Мы соседи, а соседям нужно жить в мире. Вот я и пришел познакомиться, – начал разговор Сергей.
– С кем мне знакомиться, я выбираю сам. Кто ты и твой Коба, мне известно. Генерал Максуд Алиханов-Аварский тоже считал себя большим человеком, как твой Коба. Так мы не так давно взорвали его в Александрополе. Иди, скажи Кобе, у меня знакомых-друзей хватает. От него одно требуется, пусть на моей дороге не окажется.
– Я пришел с миром. Впрочем, пусть будет «не как я хочу, но как ты»

Сергей ушел. Его мучили сомнения. Что произошло, не хватило умения, не смог найти верный тон? Коба наверное бы смог. Почему он сам не пошел, знал же, что лучше справится…

***

Вечером Кваснин шел домой к Кобе. Какое-то шестое чувство предупреждало его об опасности, было ощущение, что кто-то за ним наблюдает. Недалеко от дома прозвучал выстрел, пуля ударила в стену, недалеко от его головы. Сергей быстро заскочил внутрь двора. Щека саднила, ее оцарапало осколками стены. Это было не опасно, но к Ольге в таком виде не пойдешь.

У входа в квартиру Кобы дежурили два гочу Касыма. Один из них вышел и выковырял пулю из стены.

– Это от маузера. Стреляли издалека, потому не попали.
– А может просто предупреждали, – сказал второй.
– Это люди Ага Керима? – спросил Сергей.
– Нет, те маузерами не пользуются. Это скорее всего дашнаки, предупреждают, чтобы их не трогали. Если бы стрелял Наджафгулу маштагинский, то убил бы. Но говорят, что он с Кобой ссориться не хочет, да и маузером не пользуется.
– Что это ты так разукрасился? – спросил Коба, – Вот и костюм к крови…
– Стреляли, даже не спросили – кто такой…
– Что стреляли – не спрашивали, подумаешь. В Баку всегда сначала стреляют, потом спрашивают. О встрече с дашнаками не спрашиваю. Выстрел мне все рассказал. Вот, бичо, возьми себе браунинг. Он небольшой, незаметный, но может помочь в трудную минуту лучше твоей знаменитой трости. А пока – иди, умойся.
Кваснин как мог, привел себя в порядок. Ему показалось, что он начал понимать, почему на встречу с дашнаками Коба послал его.
;
В гостях у Нагиева.

Декабрь в Баку не самое лучшее время года, днем температура держится на уровне 10-15 градусов, но постоянно дующие ветра заставляют кутаться в теплые куртки и пальто. И хорошо, если ветер не с Биби-Эйбата, он приходит откуда, насыщенный запахами нефти и копотью.
 
Гулять не хотелось. Дела катились по плану, очередная отправка денег Ленину прошла успешно, можно было устроить день отдыха.

Коба сидел к комнате Кваснина. Вид у него был вполне благодушный, но Сергей хорошо знал, что это лишь видимость, что впереди разговор, и вряд ли он будет приятным.

– Коба, у меня есть бутылка вина «Blauburgunder». Намекает на что-то бургундское. Продавец убеждал, что это Пино-Нуар, но из Тироля. Попробуем?
– В такую погоду чача бы подошла, но наливай.

Вино оказалось неплохим, с тонким ароматом, Сергей купил его на случай, если Ольга окажется его гостьей.

– Женский напиток, – оценил вино Коба. – Расскажи-ка, кто охраняет Нагиева?
– У Нагиева на промыслах есть какие-то гочу, но дома у него я охраны не видел.
– Скажи, кацо, а Ольгу видел?
– А что?
– Ты так рассказываешь, кацо, как будто ничего кроме Ольги не видел. Глаз у тебя притупился, ненадежный стал.
– Это я ненадежный?
– Не ты, глаз твой.

Коба говорил это спокойным, безразличным тоном, что только добавляло беспокойства. Сергей и сам понимал, что добром такие разговоры не кончаются. Ольга для него стала интереснее, чем совместные дела с Кобой, но он надеялся, что это останется его тайной, но видимо Коба своим невероятным чутьем все понял даже раньше самого Сергея.

«Ты разучился любить, Коба, ты забыл, что такое любовь, ты можешь только завидовать тем, кто знает и любит, и радоваться их неприятностям» – подумал Сергей.

– Коба, нас вместе пригласили к Нагиеву, ты сможешь все увидеть своими глазами.
– Пойдем, конечно. Виденное всегда лучше слышанного.

***

К дому Ага-Мусы Нагиева извозчик подкатил вовремя. Сергей был одет в белую тройку, красивая заколка для галстука с блестящим камнем, похожим на бриллиант дополняла туалет. С ним была неизменная трость. Коба выглядел похожим на рабочего, собравшегося в воскресенье в церковь и одетого в свою лучшую одежду. ;

Гостей встретила красивая 30-летняя женщина, нарядно одетая и, как рождественская елочка, увешанная бриллиантами и золотыми украшениями.

– Здравствуйте, Елизавета Григорьевна. Вы как всегда прекрасны, – сказал Сергей, – При прошлой встрече я думал, что красивее быть уже невозможно, но сегодня я вижу – неправ был, все возможно! Разрешите представить Вам моего друга. Его зовут Коба. Он с вами и на грузинском поговорить может. Поэт, замечательные стихи пишет.
– Очень приятно! Удивительно, но я такое имя Коба слышу впервые, хотя сама родом из Картли.
– Уважаемая Елизавета-ханум, в Баку это вполне понятно. Это просто грузинское сокращение имени Яков. Библейский Иаков, что боролся до рассвета с Богом. «…ты боролся с Богом, и человеков одолевать будешь» – так написано в Библии.
– Вы хотите одолевать человеков?
– Нет, что Вы! Но помните, как написано: да минует Меня чаша сия; но не как Я хочу, а как Ты хочешь, да будет!
– Вы говорите, как священник.
– Только как семинарист, Елизавета Григорьевна.
– Пойдемте, я представлю вас Ага Мусе.

В это время в дверях появился еще один гость. Это был бакинский журналист и драматург Мамед Расулзаде. Елизавета Григорьевна не успела их представить друг другу, как Коба и Мамед обнялись.

– Елизавета Григорьевна, не удивляйтесь, мы старые друзья. Три года назад Коба гостил у меня в Балаханах . Он хороший друг и прекрасный поэт, вот только никак не переведем его стихи и песни на наш язык, а грузинский мои читатели не поймут.
Гости поднялись на второй этаж. Красиво, но не шикарно, – думал Коба, – и охраны на самом деле не видно.

Ага Муса вышел к ним навстречу.
 
– Рад приветствовать вас. С уважаемым Сергеем я уже знаком, а о Вас, Коба, достаточно наслышан. Уважаемый Мамед Эмин, вы здесь все знаете, устраивайтесь!
– Не верьте наслышанному, – ответил Коба, – Я просто бедный грузинский поэт, хотя вряд ли в Баку интересны мои песни. Кстати, я тоже о вас, уважаемый Ага Муса, наслышан. Трудно не знать о человеке, столь много сделавшего для Баку, построившего столько прекрасных зданий. Но только личное знакомство позволяет понять, что правда, а что восточные сказки.
– Это от того, что мне отец говорил: "Кто строит, тому Аллах продлевает жизнь. Сынок, помни, сколько будешь строить, настолько и удлинится твоя жизнь".
– Я слышал, уважаемый Ага Муса, что вы спланировали строительство дворца возле Шхемских ворот в итальянском стиле.
– Да, я уже утвердил проект, строительство уже началось. Это будет в память о моем дорогом сыне. Ага Исмаил прожил всего 27 лет. Пусть память о нем будет долгой.
– Человек возвышается и достигает желаемого только своим трудом.
Коба это слышал от одного муллы. Сейчас пригодилось.
– Пройдемте в дом, у нас еще будет возможность поговорить, – пригласил гостей Ага Муса.

Они прошли в великолепный зал и через минуту туда вошла Ольга.

«Хороша, такая может сбить Сергея с толку, – подумал Коба. – только все это быстро проходит. Надо бы оторвать его от этой ямы». Коба на миг вспомнил Като, и то, как она быстро изменилась, но отогнал эти воспоминания. Не время. Он пришел не за этим.

В гостиной был накрыт богатый стол. Все, что могла предложить азербайджанская земля тут было в изобилии.

– Сегодня мне оказал особую честь самый знаменитый ашугов, – сказал Ага-Муса. – Ашуг Алескер, он скромный, но великий человек, истинный устад , большой мастер. Как я, узнав, что он в Баку, я не мог не пригласить его. Уважаемый Алескер, большое спасибо, что ты почтил мой дом своим посещением. Я и мои гости, мы приветствуем тебя.

Пожилой человек, сидящий невдалеке от Нагиева, слегка наклонил голову.
Настало время отдать должное богатому столу.
 
Через некоторое время Алескер встал и обратился к Нагиеву.

– Ага Муса, не дело ашуга слушать про себя хорошие слова и молча есть. Я хочу играть и петь для вас.

Алескер достал свой саз , объявил:
– Ташлама  «О люди, слушайте!». Я не даю указаний уважаемым гостям, это только название.

В его руках трехструнный саз звучал великолепно, его можно было слушать и слушать, но после трех ашугов, Алескер поблагодарил хозяина за приглашение:

– Ага Муса, к большому сожалению, я вынужден уйти. Меня ждут, мой друг женится. Я не могу не петь для него. Мир вашему дому, всем вашим гостям. Худафис !
– Устад Алескер, – обратился к нему Нагиев, – прими мой скромный подарок.
;
В это время в комнату вошел мальчик и принес красиво украшенный футляр для саза.

Когда Алескер попрощался и ушел, Елизавета Григорьевна удивилась:
– У тебя, Ага Муса, деньги закончились, что ты футляр подарил?
– Немножко осталось, но для денег нужна сумка. Для этого футляр саза хорошо подходит.
– Я надеюсь, что гостям доставило удовольствие знакомство с Алескером. По содержанию и художественной ценности его стихи несравнимы ни с одним ашугом. Он бывает в Баку очень редко. Очень люблю его, а если хозяину весело, то и гостю не скучно. Наверное гости, Коба и Сергей, слышали его впервые?
– Я слышал его в Тифлисе, но, уважаемый Ага Муса, меня немного удивляет, почему хозяину весело, когда песня ашуга вся состоит из упреков ему?
– Поясните это. Оказывается, вы хорошо знаете наш язык?
– Жаль, что не очень хорошо, но многое понял. Он пел о несправедливости и жестокости общества и подчеркивал человеческие добродетели. Но я понял, что вы попали в число осуждаемых, а не восхваляемых. Правда он не назвал вас напрямую. Возможно, я плохо знаю язык, но я так его понял.

– Коба, ашуги всегда призывает к искоренению неравенства. Они видят в этом зло. Казалось бы, ну что плохого в том, что всех людей сделают равными? В этом ничего плохого нет, так они устроены. Мы их слушаем и хвалим, они – отрада для слуха. Беда только в том, что требование равенства перед Законом всегда переходит в требование равенства во всём. А свободу начинают понимать, как свобода от законопослушного поведения. Они твердят, что не будет больше обиженных, не будет конкуренции между людьми и прочих неприятных для многих людей последствий неравенства. На нефтепромыслах, они считают, мы будем работать рядом – я и мой рабочий. «Волк и ягненок будут пастись вместе». Рабочим не до философии… Кажется, Гегель сказал, что основа любой философии – праздность?

Ага Муса ненадолго замолчал, выпил воды и продолжил:
– Пропагандисты идеи равенства соблазняют людей этой идеей много тысяч лет. Это всегда приводило к катастрофе. Но основа идеи понятна. Обычное стремление людей из низших слоёв практически мгновенно попасть в высшие, не затрачивая на это, как бывало обычно, ни сил, ни труда, ни времени. Только с такими лозунгами общество очень быстро приходит к абсурду! И если бы только к абсурду. Такое равенство несет с собой опасность самой страшной тирании. Да и свобода нисколько не гарантирует от экономического рабства. Вы сторонник борьбы против чудовищной эксплуатации? Я думаю, что Вы знакомы с Ницше. Он писал, что «всякий, кто борется с чудовищами, должен следить, чтобы самому не превратиться в чудовище. Иначе все пропало». А это самое трудное.

Ага-Муса выдержал небольшую паузу, затем обратился к гостям:
– Прошу меня извинить, я, видимо, утомил всех. Ольга, сыграй гостям. Приятно, что твоя музыка не зовет меня работать на промыслах вместе с моими рабочими.
В соседней зале стоял прекрасный рояль Бехштейн.

Гости расположились у стен на удобных стульях, Сергей – на ближнем к роялю.
– Я сыграю вам «Времена года» Вивальди, первую часть концерта № 4 фа минор. Эта часть называется «Сильный ветер. Послушайте, но не судите строго, я давно не играла.

Музыка зазвучала сначала медленно, но постепенно набирала силу и скорость, и вот уже понеслась тройка по зимней дороге…

Сергей подошел к роялю, и слушал, облокотившись на него. Ему представлялось, что Ольга играет для него одного. Коба все видел иначе, он видел, как надежный, испытанный боевик проваливается и увязает в любовном сиропе. «Наверно придется избавиться от него, – думал Коба, – опасен, слишком много знает. Но подождем пока, спешить не надо».

Ольга закончила играть. Ей аплодировали, но Сергей несколько экзальтированно и громче всех.

Он сел на стул рядом с Кобой.

– Генацвале, я думаю, что ты знаешь. Так пялиться на женщину в Баку – заявка на женитьбу. Но тебя, голь перекатную, уверен, просто выгонят и закроют перед тобой двери. Попробуй иногда головой думать, поймешь.

В это время Расулзаде обратился к гостям:
– Мы слышали прекрасную игру Ольги. Спасибо ей. Сам Вивальди не сыграл бы лучше. Но сегодня с нами большой поэт – Коба. Он скромный человек, сам не предложит. Я прошу разрешения, Ага Муса, предложить ему почитать его стихи или спеть, а Ольга – она, если захочет, пусть ему подыграет.
– Зачем тебе разрешение? Гость в доме – он не меньше хозяина, – сказал Нагиев, – Мы будем рады его услышать.

Коба улыбнулся:
– Расулзаде добрый человек и хороший друг, поэтому его оценка моих стихов сильно завышена, вы сейчас в этом убедитесь сами. Я бы никогда не рискнул петь после Алескера, но, если вы решитесь послушать, я готов. 
Он подошел к Ольге, все еще сидевшей у рояля, тихо напел ей мелодию. Ольга кивнула и Коба обратился к слушателям:
– В своей песне я хотел продолжить тему Алескера, это не соревнование с ним, просто я тоже не раз задумывался над такой же проблемой.

Коба запел. У него оказался приятный голос, Ольга аккомпанирует так точно, что создается ощущение, как будто они не раз репетировали... Их слушают, затаив дыхание.

Он бродил от дома к дому,
словно демон отрешенный,
и в задумчивом напеве
правду вещую берег.
Многим разум осенила
эта песня золотая,
и оттаивали люди,
благодарствуя певца.
Но очнулись, пошатнулись,
переполнились испугом,
чашу, ядом налитую,
приподняли над землей
и сказали: – Пей, проклятый,
неразбавленную участь,
не хотим небесной правды,
легче нам земная ложь.

Песня понравилась.
 
– Коба, вы это только в стихах написали или на самом деле думаете, – спросил Нагиев, – что люди не любят небесной правды? Что им ближе ложь?

– Свобода и правда всегда обходятся людям очень дорого. Ложь не изменяет реальности, но с ней людям проще мириться с тяжелой жизнью. Человек рождается для проблем, сгорает, и потом, как и искры устремляется вверх… Но пока живет, он живет на земле.

Коба сделал паузу и продолжил:
– Казалось, что мне в этом, пусть живут, как хотят. Церковь осуждает насилие, но она еще суровее осуждает равнодушие. Я могу быть неправ, но я предпочту быть неправым, чем правым, как как все бездушные и трусливые. Я предпочту, чтобы на моих руках была кровь, чем вода, которой умывал руки Понтий Пилат. Но я слишком заговорил Вас. Прошу меня простить.

Коба сел. В разговор вмешался Ахмед Заманханов, он все никак не мог пережить, что не привлекает к себе внимания:
– От слов уважаемого Кобы стало холодно на сердце. Кровь, вода… Прав я или нет h;yat davam edir – жизнь продолжается. И жизнь все расставит по своим местам, она знает, где правда, где ложь. Но я был бы счастлив вновь услышать божественную игру уважаемой Ольги.

Ольга, чтобы успокоить обстановку, начала исполнять «Лунную сонату». Гости притихли, внимательно слушали…

Чуть позже Нагиев пригласил мужчин в кабинет, угостил их сигарами. Гости уселись в уютные кресла, на некоторое время погрузились в молчание.

Затем Нагиев сказал:
– Коба, я с тобой во многом согласен. Ты за свободу и равенство, я правильно тебя понял?
– Конечно, все правильно.
– Я старше, многое видел и давно понял, что равенство во всём природой не предусмотрено! Мало того, неравенство есть главное условие эволюции и жизни на планете. Если есть неравенство, то есть и стремление вверх, а если подарили равенство, то зачем шевелиться? Мы не во всем согласны, Коба, но я рад нашему знакомству.

«Рано радуешься, – подумал Коба, – не спеши. Там посмотрим».

Коба и Расулзадэ заспорили о будущем Кавказа, затем о поэзии.
 
Споры утихли, и вечер в итоге прошел в приятной, немного благодушной атмосфере. Кваснин в беседах практически не участвовал, он весь вечер посвятил Ольге, было видно, что она увлекла его не на шутку. Коба же работал, он завязывал на сколько это возможно дружеские отношения с Ага Мусой.

Вечер закончился. Коба стал прощаться:
– Хорошее вино, хорошее угощение, благожелательный хозяин, красивые женщины, что еще нужно для прекрасного вечера? Спасибо всем, спасибо Вам, Ага Муса.
Когда нужно Коба умел быть обаятельным.

Гости ушли, Елизавета Григорьевна была сильно расстроена.

– Ага-Муса, ты кого пускаешь в дом? Коба! Он не азнаур , как он себя называет, а абрек . Ты загляни в его глаза, это глаза тигра… Кровь в жилах стынет!
– Не шуми зря, Коба поэт, очень интересный человек.
– Ты меньше слушай слова, ты в глаза ему смотри! Может гачаг  тебе более понятно… И еще этот Кваснин! Возле Ольги так и вьется. Не верю я им.
– Он мне жизнь спас, – кричит Ольга.

Она с плачем уходит.
;
В Стокгольм

Назвать финские власти нелояльными России было бы сильным преувеличением, но они достаточно терпимо относились к борцам с режимом. Революционеры различных толков чувствовали себя в Финляндии очень комфортно. Финская полиция относились к ним достаточно терпимо, но на грабителей банков такое отношение не распространялось, и положение Ленина в Куоккала стало опасным. Его уже искали по всей Финляндии.
Нужно было уходить в Стокгольм. Туда обычно добирались пароходом из Або, но там его наверняка бы арестовали при посадке на пароход.
 
Было решено сесть на пароход на одном из близлежащих островов, но нужно было пройти по льду около 5 км. Да еще, чтобы не сбиться с курса, были нужны проводники. Лед был еще опасен, и никто не соглашался быть проводником. С трудом нашли двух бесшабашных подвыпивших финнов.

Во время перехода лед под ними начал проседать и трескаться. От гибели спаслись просто чудом.

Это была точка бифуркации , тресни лед, и история могла пойти иным, альтернативным путем. «Эх, как глупо приходится погибать» – подумал Ленин, но у судьбы были на него иные планы.

Денег катастрофически не хватало. Деньги были в Баку, и задача взять их была поставлена Кобе.
;
Участник тифлисского ЭКСа
 
– Павел Сергеевич, кое-что я все же узнал, – рассказывал Усвяцов подполковнику Крутову.

Они сидели в скверике, беседовали, следя за тем, чтобы никого рядом не было.

– Оказывается наш герой Кваснин – участник тифлисского нападения!
– Как?
– Да он сам рассказал. Если внимательно слушать, многое можно узнать. Оказывается, он свою пассию Ольгу затолкнул в кафе за секунды до взрыва. Такая деталь, что он для этого должен был знать время взрыва, мне обо всем и сообщила. Но он так близок к Кобе, что странно, если бы он был на вторых ролях. Вот это и есть ниточка. Арестовывать его совершенно нельзя, потом к ним не подберемся. Я с ним еще поработаю. Он, как говорится, «не тверд в вере».
– Хотите своим секретным сотрудником сделать?
– Почему бы и не сделать? Это может принести много пользы. Он в самом центре, то, что нужно. Только не сообщайте пока об этом никому. Всякие телеграфисты, почтальоны… Сведения архисекретные.
– А планы их каковы? Он с Вами не делился замыслами?
– Его планы пока замыкаются на племяннице Нагиева, но Коба, он объект посерьезнее. Но и его можно просчитать.
– Давайте попробуем.
– Я предполагаю, что в их планах, кроме стачки, конечно, нечто вроде тифлисского экса. Обратите внимание – они не будут совершать налет на банк, так можно взять сравнительно мало наличности. Им тифлисские пятисотрублёвые купюры разменять не удалось. А потребность в деньгах у этих деятелей острейшая… Скорее всего, а я в этом практически уверен, им нужно что-то, подобное тифлиской перевозке денег, меньшее их не удовлетворит.
– Николай Викторович, так я могу запросить список всех перевозок, подобных тифлисским. Там мы их и возьмем!
– Конечно возьмем, если у них среди Ваших мелких служак осведомителя нет. Нужно резко ограничить круг тех, кто хоть что-то знает. Иначе беда. И очень желательно, чтобы Михаил Евгеньевич ничего не докладывал Наместнику, об этом пренепременно узнают.
– Сложновато обеспечить будет. Уж очень генерал показать себя хочет.
– Когда схватим, тогда и покажет.
– Дела закручиваются. Если, не приведи Господь случится утечка, то Вы, Николай Викторович, в серьезной опасности.
– Ну что вы, Павел Сергеевич, это моя работа. Скажите, а план денежных перевозок доставать долго?
– Примерно с полчаса.
– Тогда давайте пройдем к Вам и сразу же просмотрим.

Они пошли в градоначальство, Азиза, подметавшего дорожку, они не заметили.

;
Башир-бек.

Кваснин с Азизом наконец пришли в захудалый духан на окраине города. Коба почему-то там назначил встречу. Он их уже ждал.

Коба радостно улыбнулся Азизу, будто всю жизнь мечтал его встретить.

– Садитесь, одному кушать – жизнь укорачивать.

Долма в духане оказалась весьма приличной.

– Азиз, у меня есть одно дело, только нужен смелый парень.
– Коба, я все сделаю.
– Сначала узнай, что нужно. Если что-то не по тебе, сразу откажись.
– Говори, Коба, я не баклан-трепач , что говорю – делаю.
– Башир-бека знаешь?
– Кто его не знает! Важный, очень важный гочу.
– Пойдешь к нему лично, тебя пропустят. Как-никак ты Кюрена укоротил. Я должен знать все, что происходит у Бешир-бека, Где его деньги, кто их доставляет, кто его главные люди, сколько всего у него людей, в общем – мне все нужно знать, особенно то, что касается Нобелей. Не испугаешься? Тут аккуратно нужно.
– Зачем обижаешь, Коба, все сделаю.

Башир-бек никого не боялся, а потому и секретов у него не было. Он представить не мог, что кто-то рискнет с ним связываться. Для получения полной информации о всех его секретах хватило недели. Приглашение от Кобы на встречу его удивило. Обычно к нему приходили просители, а тут он сам должен прийти? Но Коба был уже хорошо известен, и Башир-бек согласился на встречу. Он приготовил небольшую группу из 6 человек, сказал, где им быть, о чем Коба узнал сразу же.

Вечер, Коба и Кваснин отдыхает в духане. Перед ними чайник, чашки-армуды , сладости. Коба предпочел бы вино, но не здесь.

– Сергей, – говорит он, – денег катастрофически мало. Обложим данью братьев Нобелей. У меня уже все к этому готово.

Азиз робко подошел к нему:
– Коба, ты сказал посмотреть за одним человеком. Я все сделал.
– Говори, бичо, все говори.
– Зовут его Николай Усвяцов.
– Это я знаю, дальше.
– Живет в гостинице «Европа». Там за рубль мне дали взглянуть на его письмо. Коба, он полицейский из центра. А еще он ездил на Садовую, там главный генерал. Что он там делал – не знаю, у входа полиция. С подполковником встречался в парке…
– Ты молодец, Азиз. Вот держи три рубля, пригодятся. А сейчас беги, у меня дела.
Сергей оцепенел. Он пытался представить, что будет делать теперь Коба, но тот не спешил.

Минут через пятнадцать к нему подошел гочу Бешир-бек с двумя телохранителями весьма грозного вида.
– Присоединяйтесь ко мне, – говорит Коба, – здесь баранину хорошо готовят.
– Я сюда не кушать пришел, а просто на тебя посмотреть.
– Посмотрел?
– Ты уделал двух мелких гочу, и думаешь, что у тебя белый волос на жоп?
 
Коба спокойно выслушивает. Только глаза несколько, слегка пожелтевшие и сузившиеся, выдают его злобу.

– Бешир-бек, ты все сказал? У меня есть кое-что, тебе неизвестное. Тебе будет интересно, послушай. Алекпер, что был в засаде за углом, уже беседует с Аллахом. И остальные под контролем, только более смирными оказались. Всех твоих людей я могу уничтожить в течение часа. Мои люди пошли по адресам твоих и уже сейчас сторожат их, им нужна только отмена команды. Или ты предпочтешь остаться без людей? Да, деньги твои, что были у Джавада на Шемахинке, уже у меня. Только мало что-то… Джавад живой, всего дней за 10-15 придет в себя…

Башир-бек никак не ожидал этого.

– Слушай меня, – продолжает Коба, – разговор не интересный получается. Садись, выпей чай, все понятнее станет.

Башир-бек задумался. Если бы Коба хотел убить его, то уже убил бы. Что он хочет?
Через некоторое время Коба и Башир-бек вполне по-дружески пили чай. Тот понял, что спокойный грузин переиграл его. Договорились, что Нобели переходят под охрану Кобы.

Стали прощаться.
– Ты уходишь живой, – сказал Коба, – потому что я вижу, ты умный человек.

***

Вечером Коба вызвал Сергея к себе.

Сергей срочно явился, он со страхом ожидал реакции на сообщение Азиза по Усвяцову.

– Что ты так взволнован, кацо? – спросил Коба. – Все идет, как по маслу, чего волноваться?
– Я не взволнован, просто спешил.
– Не взволнован. Напрасно!

Взгляд Кобы вдруг потяжелел, повисло молчание…

– Слушай, сулели ! Ты кого ты привел ко мне? Что это за Николай?
– Просто старый товарищ.
– Просто? Все просто. Он полицейская ищейка из центра. Как ты посмел его привести ко мне?
– Я не знал…

Сергей замолчал. Молчал и Коба. Вскоре молчание стало невыносимым.

– Сергей, ты привел ищейку к нам. Ты за это ответишь.

От этих слов повеяло таким холодом, что Сергея охватил ужас.

– Я не виноват!
– Виноват. Сам привел и сам все исправишь. Готов?
– Конечно готов. Что я должен сделать.
– А все просто, сделать чтобы его не стало. Просто не стало. Он – проблема. Надо убрать проблему. Не будет человека, не будет проблемы. И не тяни с этим, а то придется разбираться с тобой. Иди.;

Похищение

После первого визита, Кобу стали принимать в доме Нагиева. Он пел, шутил, рассказывал грузинские притчи, даже самая главная его противница Елизавета Григорьевна сменила гнев на милость. Кваснину это не нравилось, ничего хорошего от этих визитов он не ожидал, но что он мог поделать? Коба в доме Мусы Нагиева стал своим человеком.

***

На бакинской набережной поздним вечером прогуливаются Кваснин с Ольгой. С моря дует приятный ветерок, он несет прохладу и отдых от дневных забот…
 
В это время в центре Баку Нагиев в своем фаэтоне подъезжает к дому, выходит, поднимается наверх по лестнице. Неожиданно его окружают четыре громилы с револьверами в руках.

– Ни звука. Если пикнешь, пристрелим на месте!

Пришлось подчиниться.

Его усадили в фаэтон с затемненными стеклами, повеселили словами – «Ты наш гость!», и повезли на окраину города. Несколько раз фаэтон останавливали полицейские для проверки, но получив купюру, желали спокойной дороги.

Так доехали до бани «Фантазия», там к четырем молодчикам присоединились еще четверо мужчин. Посовещались о чем-то и поехали дальше.

Наконец остановились.

Ага-Муса вышел из фаэтона, пытаясь понять, где он. По убогому виду улицы понял, что это «Извозчичья слобода» неподалеку от Кишлов. Комната в подвале, куда его привели, оказалось достаточно приличного вида. Ага-Мусу посадили в кресло, оставили двух охранников, и все похитители вышли из комнаты.

Поиски пропавшего миллионера начались достаточно оперативно. Полицмейстер снарядил на поиски полсотни казаков, затем добавил еще одну полусотню. В поисках участвовали и несколько десятков конных городовых. Но все было впустую.

Тем временем в подвале похитители усадили Нагиева к самовару, и принялись угощать чаем с шор-гогалами.

Нагиев держит в руках круглую булочку шор-гогал. Затем говорит главному:
– Ты думаешь, что самый умный? Дал мне ту еду, что несут на могилы покойников. Теперь скажи еще – «Пусть могила ваша будет полна света».

Похитители смеются. Главарь шайки говорит неторопливо:
– Ага Муса, ешь-пей, веселись, бог знает, кто до завтра в живых останется.
Ага Муса старался понять, кто похититель. Коренастый крепыш – грузин, вроде глава шайки, на похитителя не тянул, разве что на боевика.
Поели, затем крепыш потребовал пятьдесят тысяч выкупа, иначе пообещал убить.
– Издалека, ты умный человек, деловой. Как-то странно ты делаешь дела. Что ты выиграешь, если вместо денег вам придется меня хоронить! Большой навар хочешь, а пока все вам деньги стоит…

Но похитители видимо получили твердую установку – пятьдесят тысяч и никаких торгов.

Так проходит три дня. Через три дня похитители поняли, что ничего не добьются. Они посовещались за дверью и объявили:
– Сейчас с тобой, Ага Муса будет говорить самый главный.

«Ну что-ж, главный, так главный. Посмотрим, из чего он сделан» – подумал Нагиев и стал ждать.

В комнату входит главный. Это Коба.

Ага Муса опешил, он удивленно смотрит на него:
– Коба, ты с ума сошел? Тебе деньги нужны были? Как тебе не стыдно? Зачем ты меня сюда привез?

Задушевная беседа с Кобой длилась до глубокой ночи и перешла в долгое и изысканное застолье.

Но сумма выкупа у Кобы неожиданно возросла до 100 000 рублей. Нагиев понял, что торговаться бессмысленно. Согласился. Утром Нагиева, целого и невредимого, отвезли домой.
 
***

О счастливом спасении миллиардера писали все газеты. Но имя похитителя так и осталось тайной.

Градоначальник объявил поимку похитителя делом чести. Искали осведомителей. Удалось узнать, что похититель – грузин невысокого роста с лицом, усыпанным шрамами от оспы. Это были приметы Кобы, теперь его стала искать не только полиция Тифлиса, но и Баку.

Удивительно, что Коба и после похищения остался другом Мусы и его семьи. Он где-то отыскал для подарка Нагиеву старинное и очень дорогое пианино. Доставить его должен был Кваснин. Он вез пианино с большой осторожностью, думая обрадуется Ольга подарку или нет…
 
Деньги похищение принесло большие, но все они ушли Ленину на финансирование партии. Сами Коба и Кваснин по-прежнему остро нуждались в деньгах.
 
– Сергей, все мелочи. Для реального финансирования партии нужен еще один крупный экс, деньги Нагиева – так, на время. Когда решишь с Усвяцовым?
– Скоро, Коба. Не в центре же города это делать. Решу.
– Смотри, я тебя предупредил.

Наконец полиции удается арестовать Кобу под именем дворянина Гайоза Нижерадзе. Однако для полиция установить подлинную личность Кобы было простым делом, слишком долго они за ним гонялись. Во время ареста у него рассчитывали найти хотя бы часть денег, но не нашли ничего. Кобу ждала Баиловская тюрьма, а Сергей получил необходимую ему отсрочку.;

Выстрел

Николай был доволен. Коба в тюрьме, Сергей не такой уж твердолобый, вполне можно завербовать… Они должны встретиться у Шемахинских ворот Старого города, и существенно продвинуться в отношениях. Не такой уж Сергей стойкий карбонарий…
А Сергей в это время лежал на крыше близлежащего дома старого города и целился в Николая из браунинга.

Стрелять в старого друга… Но если не сделать этого, то погибнет он. А Ольга… В конце концов Николай сам выбрал свой путь. Если бы винтовка, то можно было бы стрелять наверняка. Ничего он и из пистолета попадет. Всего то 15 саженей…
А может бросить все это, просто уехать подальше от Кобы, и все! Но как жить без Ольги? Лучше уж без Николая.

Выстрел свалил Николая на землю. Сергей не видел, как к нему подбежал городовой, нужно было скорее уносить ноги.

Николая без сознания срочно перевезли в Михайловскую больницу, а там, при осмотре обнаружили, что раненый, доставленный к ним – чиновник полицейского департамента.
Рана была серьезная, Николай потерял много крови, и если бы пуля, попавшая в левое плечо, прошла на несколько сантиметров ниже, то лечить бы уже было некого.
Подполковник Крутов прибыл в больницу примерно через час. Он осведомился о состоянии раненного и принял непростое решение. Рядом с больницей находился штаб бакинской команды пограничной стражи. Там, на втором этаже он смог выделить отдельную комнату для раненного, оборудовать ее, а в самой больнице приказал всем интересующимся сообщать о смерти пациента.

Так Усвяцов исчез с поля зрения, но через четыре дня, несмотря на слабость после ранения, он уже смог беседовать с Крутовым.

То, что стрелял Кваснин, не вызывало никакого сомнения, и абсолютно понятно, что сделал он это под сильным давлением Кобы.
 
– Примите мою версию Павел Сергеевич. Они не стали бы стрелять, если бы я не оказался в опасной близости от их крупной акции. Забастовки тут не при чем. Они – дело публичное, филеры все, что нужно, отметят. 
– Какое дело? Вы узнали что-то точное?
– Я не знаю, но думаю, что-то похожее ни Тифлисское. Что готовится в Баку, Вы знаете лучше меня, сами решайте, на что они пойдут. А Кваснин выведет на след акции. Брать его пока не будем.
– Я все проверил. Скоро планируется крупная перевозка денег и драгоценностей на пароходе из банка Азербайджана в Нижний Новгород и в Москву. Очень большие суммы, в том числе золото и бриллианты. Это из залогов банку, оставшихся в их распоряжении.
– Вот там они и будут.
– Ничего не выйдет, охрана будет мощнейшая, да и пароход не площадь в Тифлисе, особо не разгуляешься.
– Надеюсь так и будет.
– Там их и возьмем, Николай Викторович, возьмем тепленькими. Только Вы поправляйтесь.
– Павел Сергеевич, спасибо. Только никакой утечки, иначе все погубим.
;
Ольга в Черном городе.

Коба в тюрьме, и Кваснин остался один, но машина выкачивания денег с помощью «охранных структур» была запущена и особого вмешательства не требовала. Если возникали проблемы, то Касым делал «страшные глаза» и этим все решалось, в особых действиях не было нужды. От Кобы из тюрьмы время от времени приходили письма-малявы с различными заданиями, но все это больших забот не создавало.
Сергей проснулся от стука в дверь.

«Кого это еще принесло…» – подумал он, но, на всякий случай положил в карман халата браунинг.
 
Но в дверях его дожидался мальчишка-посыльный. Передав записку и получив гривенник, он радостно убежал.

«Я не нахожу себе места. Я так виновата перед Ага Мусой, ведь в его дом вас привела я. Нам нужно встретиться. Я жду Вас в 2 часа по полудни на Кулебакинской площади».

И все. Ни обращения, ни подписи. Выбора не было, нужно было идти. Да и что перед собой лукавить, он хотел встречи с Ольгой всем сердцем, всем существом своим. Но просто не будет, похищение Ага Мусы – эту проблему не обойти.

На Кулебакинскую Сергей пришел первым. Ждать пришлось недолго. Как только он увидел вдали приближающуюся к площади Ольгу, сердце сразу заныло. «Что я ей скажу, как оправдаюсь?», – подумал он. Да и как оправдать похищение и выкуп от того, в чьем доме ты был принят со всем почтением, все это не укладывалось у него в голове.

Ольга молча опустилась на скамейку рядом с ним… Молчание затягивалось. Боль потери, ощущение какой-то мучительной пустоты, сквозившие во всем ее облике, поразили Сергея, и он снова испытал острую потребность обнять ее.

Наконец Сергей решился:
– Ольга, я не мог набраться смелости Вам это сказать, но послушайте, прошу Вас. Я люблю Вас, люблю больше жизни. Я не представляю, как мне без Вас жить… И понимаю, что шансы мои ничтожно малы. Только не отказывайте мне, если вы ничего не скажете, то я смогу жить надеждой. Это все, что для меня ценно.
Ольга повернулась к нему, ее глаза в слезах были так прекрасны.
– Поверьте, я не имею никакого отношения к похищению Вашего дяди, но я виноват перед Вами уже потому, что я член боевой группы. Вы это знаете еще с Тифлиса. Я бы ушел, но, как и куда? Если просто выйти их организации, а я так много знаю, то жизнь моя не будет стоить и полушки.

Ольга взяла его за руку, пытаясь успокоить.

Сергей продолжал:
– Вот если бы могли вместе уехать за границу, я бы порвал с прошлым и жил бы только ради Вас.
– Сергей, дорогой, вы мне не безразличны. Мне просто не хватает смелости сделать решительный шаг. Не торопите меня, я вам обязательно отвечу, но не сейчас.
– Ольга, я и не надеялся на немедленный ответ. Надежда остается, я рад этому.
– Сергей, я в похищении я виню не Вас, а себя. Елизавета Григорьевна сразу увидела в Кобе абрека…
– Кобу, наверное, можно понять, хотя мне это не удалось в полной мере. Давайте прогуляемся в Черный город, тогда, я надеюсь, Вы все поймете лучше. Правда наряд не вполне подходит, он может быть безнадежно испорчен.
– Ничего, надену дома другой. Должна же я увидеть, где, как говорил дядя, бьется сердце Баку.

Они пошли в сторону Черного города. Вскоре впереди стал виден лес, но лес не деревьев, а черных вышек. Торчали еще и промышленные трубы предприятий, обслуживающих производства Черного города. Зной в тяжелой, насыщенной запахом нефти атмосфере был гораздо тяжелее, и давил какой-то безнадежной тяжестью на сердце.

По улице проезжали арбы с черными бочками, и в целом было тихо, но в стороне от главной улицы что-то происходило, что-то такое, что исключало всякое желание туда заглянуть. Где-то орали, где-то дрались, но лужи, лужи на главной дороге были достаточно красивыми, переливались различными цветами на солнце. Только избави нас от этой красоты…

– Смотрите, Ольга, там, под вышкой, яма, наполненная нефтью. Только это не та нефть, как ее обычно представляют, не текущая нефть, это густая и вязкая жижа. Там под вышками находятся тартальщики. Они стоят внизу у скважины, черпают нефть ведром, и его веревкой тянут вверх. Если тартальщик оступился и упал в яму, то жижа засасывает его, как в трясину. О нем сразу забывают и шлют следующего тартальщика. Их всегда хватает. Периодически возникают пожары, в которых они сгорают… Так и живут
– Сергей, какой ужас. Сколько им платят?
– Их не балуют. Хорошо, если полтинник в день. Вот на помощь таким Коба и добывает деньги. У него самого ни гроша нет. Да и у меня тоже.
– Пойдемте отсюда, я больше не могу. Дайте мне руку, мне нужно опереться.

Они не прошли и метров сорока по дороге из Черного города, как перед ними появились три гочу. Они перекрыли дорогу и радостно улыбались, уже предчувствовали хорошую добычу.

– Салам алейкум, вы нам деньги принесли? – сказал один.
– Зачем деньги, да! Хароший девушка дороже!

Они не ожидали проблем, два богатых щеголя для гочи проблемы не делают.
Ольга побледнела, вцепилась Сергею в руку. Но руку нужно было срочно освободить.
 Сзади за поясом у Сергея был браунинг. Он не сразу смог высвободить руку из Ольгиной хватки, сам в это время говорил:
– Деньги нужны? Сейчас, у меня много, сейчас дам.

Полез как-бы за деньгами, выхватил браунинг и выстрелил в одного гочу. Тот схватился за грудь, еще не веря в произошедшее, зашатался и упал. Второй гочу вытащил огромный револьвер, но выстрелить не успел, Сергей оказался быстрее. Третий успел убежать.

– Ольга, дорогая, нам нужно немедленно уходить, третий может привести своих подельников.

Но по дороге из Черного города больше приключений не было.

Встретившийся им городовой спросил, не слышали ли они стрельбу.

– Слышали и ужасно испугались, хотим быстрее уйти.

Ольгу трясло от пережитого.

Сергей пригласил ее к себе, привести себя в порядок, убрать сажу с лица и успокоиться, но как только они вошли в комнату Сергея какая-то сила бросила их в объятия друг к другу. Поцелуй был долгим… Его тело пылало огнем. Он никогда не испытывал столько страсти… и нежности. Она была в его объятиях целую вечность.
Он хотел что-нибудь сказать, но все слова вылетели из головы. Ольга медленно подняла руки и обхватила ладонями его лицо…

— Скажи, что ты меня любишь…

Он чувствовал, как бьется ее сердце у него под рукой, чувствовал мягкий шелк ее рубашки и изгиб упругой груди. Он тонул в этих жарких волнах ее тела… Ласково касаясь руками ее плеч, он осторожно снял с нее блузку, потом и юбка упала на пол… Нежно обняв ее, он поцеловал ее в мочку уха.

— Я люблю тебя, Ольга.

Сергей подхватил ее на руки, понес в спальню и уложил на кровать, которая сейчас показалась ему плывущей в море ладьей. Реальный мир исчез. Сергей никогда не мечтал о таком блаженстве. Ольга уткнулась лицом в подушку, чувствуя, что ее разум как бы отделился от тела, охваченного огнем томления.

Как ребенок, она повернулась и протянула к нему руки. Он обнял ее:
— Знаешь, я никогда не думал, что можно так сильно влюбиться.

Обнявшись, они лежали в постели и не могли оторваться друг от друга. И Ольга наконец поняла, как давно она хотела этого, как любит она его, этого голоштанного красавца. А что будет завтра? А что будет, то и будет!

Время шло, и Ольге нужно было уходить домой.
 
Сергей проводил ее до извозчика, хотел было поцеловать, но она уже впорхнула в коляску.

– До встречи, мой рыцарь!
– Я люблю тебя…

Потом, ленивый и сонный после любви, он лежал, омываемый каким-то медленным, ласковым потоком ощущений и неторопливых мыслей; пребывая внутри этого потока, он не знал наверняка, говорит он вслух или слова, вызванные его ощущениями и мыслями сами рождаются в сознании.

Ему мечталось о чем-то идеальном, о странах, где они могли бы всегда быть вместе, и он даже верил в осуществимость этого. «А вот если бы мы с тобой...» - говорил он и продолжал говорить, конструируя возможность, намного более привлекательную, чем их нынешнее положение. Он знал, что изобретаемые возможности, это скорее ритуальный жест во славу их любви. В той жизни, что была у них сейчас, все было намного сложнее.

А жизнь, какой бы сложной они ее не видели, была такой, какую ни он, ни она раньше и представить себе не могли. Их влечение друг к другу переросло в страсть, а та – в глубокую чувственность, обновлявшуюся день ото дня. В такие моменты Кваснин, которого не покидала тревожная мысль о его настоящем, делавшая призрачными его мечты о совместном будущем, просто уступал их совместным счастливым минутам, наслаждаясь неожиданной встречей с Ольгой, которую ему подарила судьба.
;
Баиловская тюрьма

Баиловская тюрьма снаружи была обсажена олеандрами, но внутри это была обычная тюрьма со своими застоявшимися запахами и вечными тюремными заботами. А заботой тюремной администрации практически сразу после ареста Кобы стала его ликвидация как бы не по воле властей, а в случайных в тюремных разборках. Правда их еще нужно было организовать.

Начальник оперативной части тюрьмы полковник городской жандармерии Виктор Степанович Крылюк очень хорошо понимал, что желание начальства не исключает его личной ответственности. А вот этого ему очень не хотелось. Он гордился своим чистым послужным списком и хотел вскоре с незапятнанной репутацией выйти на пенсию и наконец осесть в своем домике на берегу Южного Буга. Задача ликвидации Кобы ему претила, но он был старый служака, желание начальства было для него законом. Все надо было выполнить так, чтобы ни пятнышка на мундире. Необходимо все было чисто и аккуратно.

В московском централе отыскался знаменитый мокрушник, бакинец, абсолютно отмороженный рецидивист Мешади Кязым. Для него человека зарезать и муху убить было практически одинаковой проблемой, правда муху сложнее, улететь может, а заказ – куда он из тюрьмы денется. Ему смутно пообещали сократить срок и выпустить в Баку, разъяснили задачу, а затем перевели в Баиловскую тюрьму.
Но в тюрьме секреты держаться, как вода в решете. Уже через несколько часов Коба узнал о появлении Мешади Кязыма и сразу своим звериным чутьем понял – по его душу.

Он прошел большую школу жизни, повидал уже тюрьмы, обыски и слежки. Так что, самим нутром, животным инстинктом своим чувствовал опасность. Коба прекрасно понимал, что этот Мешади Кязым не простой мокрушник, на которого можно спокойно натравить кого-то другого. Нужно было что-то предпринять, но что! От этих раздумий становилось жутко, даже холодно. Его пятки затряслись, а руки похолодели, когда в камеру вошел тот самый Мешади Кязым. Это был молодой темноволосый детина лет 30-ти, с огромным шрамом на щеке.

Камера приветствовала авторитета почетным гулом, а он вошел и молча занял свое, уже заранее отведенное ему место в самом углу камеры. Сразу было видно, что он здесь завсегдатай. Многие из заключенных даже не знали его в лицо. Но по тюремным меркам это было не важно, главное, что все о нем слышали. Молва об атамане преступного мира Мешади Кязыме, была хорошо известна всем, кто был хотя бы немного связанным с уголовщиной. В камере сразу же стало страшно. Какой-то другой воздух наполнил помещение, дышать стало тяжелее. При виде Мешади Кязыма Кобу охватил ужас. На него надвигалась серьезная угроза. И в принципе это ощущали в камере почти все, но сегодня все обошлось.

Мешади привели только показать Кобу, чтобы не перепутал. Затем его перевели в одиночную камеру.

Убийство – что? Одно мгновение, а вот ожидание убийства – это настоящий ад, и этот ад настиг Кобу.

Но в тюрьме бывают хорошие дни. В камеру к Кобе ввели Мамед Эмина Расулзаде, арестованного по пустяковому делу. Они дружески обнялись.
 
– Что-то ты неважно выглядишь, Коба, – спросил Расулзаде, – в чем дело?
Коба и так был невысок, а в своем сером френче стал как-то меньше, сжался. Его практически не было слышно.

– Недавно из Москвы перевели сюда одного, – тихо сказал Коба, – Мешади Кязым зовут.
– Я знаю его, это известный убийца. У него – если кого не зарезал, день пропал.
– Так с чего его перебросили сюда, по чью душу? Он шибанутый, ему все равно кого зарезать, но клиентов ему и в Москве хватает. А тут, я уверен, ему заказан я.
– Коба, почему ты? В тюрьме много людей…
– Связи есть, короче – сообщили. Я это от осведомителя узнал, через надзор. Сомнений нет, да и спасения не вижу.
– Соберем своих, защищать будем. Так просто ему это не удастся.
Через день в камере Кобы собрались свои – активисты революционного движения Федор Губанов, Леонид Красин и Чураев. Рядом, чуть в стороне, сидели Коба и Мамед Расулзаде.

Шел разговор о побеге. Бежать было необходимо, из администрации от информатора приходили очень плохие вести. Прервал молчание Красин:
– Я обращался к начальнику тюрьмы. Ходатайствовал об изменении условий содержания, прежде всего для Кобы. Но с ним говорить бесполезно. Он твердит одно, что в тюрьме нет политических, а есть только арестанты, да еще тем, кто в тюрьме, не нужно забывать, что это не на свободе.
– Ты надеялся от него чего-то добиться? – спросил Губанов.
– Нет, но проверить не мешало. Бежать отсюда можно и должно, но главное освободить Кобу. Мешади Кязым нацелен именно на него. Все это только вопрос денег. Если денег достаточно, то тюремщики его сами к воротам подведут и фаэтон вызовут.
– Мысли хорошие, только мы пока заперты в эту камеру. Не поможет.
– Кто выходит первым? – спросил Красин.
– Через два дня выходит Мамед.
– Я выйду, деньги найду за день, на второй день увезу Кобу, – уверил Расулзаде.
– Так и решим, только нужно держаться вместе. Быстро надо все делать, а то нас всех здесь порешат.

В другой камере дальше по коридору было тихо. К ней, звякая связкой больших ключей, шел надзиратель. Он отпер дверь одной из одиночных камер, и вошел внутрь. Это была камера Мешади Кязыма. Он ожидал визита надзирателя.

– Ты готов к завтрашнему дню, Мешади?
– Я всегда готов, иначе не дожил бы до этого дня.
– Ну все, тогда жди. Завтра все и реши.

***

Это было самое обычное утро, такое же, как и все в тюрьме. Вроде ничего особенного не должно было произойти. Ровно в 11 часов всех вывели на прогулку.
Коба устал от постоянного нервного напряжения. А тут светило солнце, слышно было пение птиц, как в любимой Грузии. Ему захотелось побыть наедине со своими мыслями. Он осмотрелся, как-никак он был опытным арестантом. Ничего подозрительного не увидел и прошел в сторону высокого забора. Там было уединенное место, вроде как не тюрьма. Было тихо, не было надоевшего воздуха тюрьмы, да и небо… Небо голубое, как в Гори…

Сопровождавший Кобу Губанов даже не заметил, как он отошел в сторону.
 
Мешади Кязым возник прямо перед Кобой ниоткуда, как будто материализовался из воздуха. Он улыбался Кобе, но в руке был зажат нож. Мешади с улыбкой спросил: «На коленях будешь умирать или стоя?»

Коба, обессилевший, прислонился спиной к тюремной стене. Он смирился с участью, не сопротивлялся, уже ждал своей смерти и потихоньку сел, точнее сполз на корточки и потерял сознание.

Увидев издали, что Мешади Кязым прижал Кобу к стене, и собирался резать как барана, Расулзаде поспешил туда, на помощь своему другу. Он слегка коснулся плеча Мешади, и тот обернулся, будто его обругали:

– Кто посмел ко мне притронуться?

Он увидел Расулзаде и немного остыл. Мешади Кязым много слышал о Расулзаде, уважал его, но непосредственно с ним не общался.

– Уходи, к тебе дела нет!
– Спрячь, пожалуйста, на минуту нож. Ты его всегда снова достать сможешь. Послушай, дело у меня к тебе.

Сам факт, что его кто-то мог остановить во время акции сильно позабавил бандита. Он улыбнулся, но нож спрятал. Они отошли чуть в сторону.

– Мешади, – начал Расулзаде, зачем тебе этот грузин? Заказ, конечно, есть заказ. Но такому авторитету, не подобает связываться с мелким разбойником, у которого отец сапожник, и его дворец – обувная мастерская. Он же ничтожество, червь. Не видишь, как он обоссался. Нечего о него руки марать.

– А ты что, его адвокат?
– Нет, конечно, просто мне обидно, когда мой земляк, причем такой земляк, опускается на уровень какого-то засранца. Это стыдно, Мешади.
– Слушай, ты сказочник. Ты же с ним дружишь, вместе кушаешь, как же так?
– Мы просто его используем для нужных нам дел. Нужен нам пока. Ради меня, ради тех грядущих дел, которые нас ожидают в Баку, не трогай его. Не трогай говно, вонять не будет. Это не твой уровень.
– Говорить ты можешь. Но я тоже могу. И вот что я тебе скажу. Запомни! Я могу уступить один раз, только один раз. И в следующий раз никаких просьб. Ты понял?
 
В его голосе зазвенела сталь.

Повернувшись, он исчез. Именно исчез, когда Расулзадэ захотел посмотреть ему вслед, то ничего не увидел. «Призрак этот Мешади что ли?», – подумал он про себя.
 
В общем, Коба остался жив, а из тюрьмы бежал Мешади Кязым.

А вскоре Расулзаде смог оплатить и побег Кобы. В кассе у него было 200 рублей. На эти деньги подкупили арестанта, который должен выйти из тюрьмы, а вместо него на волю вышел Коба.
;
Деньги для ЭКСа

Деньги тбилисского экса оказались практически бесполезны, их невозможно было разменять и пришлось сжечь. И вот удача. Информация от подкупленного работника бакинского банка дала шанс серьезно пополнить партийную кассу. Он сообщил о точной дате и времени перевозки ценностей пароходом «Император Николай Первый» с сейфом, забитым деньгами и драгоценностями в Москву. Он же сообщил и о типе невскрываемого швейцарского сейфа. Коба сразу начал планировать нападение.
Сергей же разрывался между подготовкой нового экса и своей любовью. Он считал минуты до встречи с Ольгой, до возможности обнять ее, насладиться запахом ее волос, кожи, ощутить аромат губ… и одновременно готовить с Кобой акцию.
Вечером, отдыхая с Ольгой на Приморском бульваре, он решился довериться ей.

– Ольга, Коба готовит новую акцию…
– И ты?
– И я тоже, но это будет нечто совсем другое чем в Тифлисе, никакой стрельбы, никакой крови. Но главное, после этого я смогу выйти из организации, мы наконец сможем уехать за границу и жить вместе. Не плачь, я все сделаю, чтобы мы жили долго и счастливо.
– И умерли в один день?
– Главное, чтобы жили счастливо. Я не смогу тебя обеспечить так, как ты привыкла жить в Баку, но я многое умею, ты не бойся, мы сможем жить достойно, хотя и довольствоваться меньшим.
– Ты на самом деле сможешь уехать? Коба тебя отпустит?
– Я уже говорил с Кобой, он сказал – эта акция, и после нее ты свободен, можешь ехать куда угодно. Все перемелется.
– Как?
– Не знаю. Это Лонгфелло знает:

Мельница Бога
Очень хороша.
Мельница Бога
Мелет не спеша.
Медленно, но верно
Ходит колесо.
Будет перемелено
Абсолютно всё.

– Он назвал это стихотворение «Retribution», можно перевести как «Возмездие», «Воздаяние» или «Кара». Выбирай, какое название больше нравится.
– Никакое. От этих стихов мне холодом повеяло.
Но разговоры закончились, когда Сергей поцеловал ее. Они как два магнита тянулись друг к другу, и им было странно, что когда-то все было иначе…
 
***

Дома Сергей все никак не мог уснуть. Он достал бутылку вина, может оно успокоит нервы… Потом взял лист бумаги и стал писать:

Свой жизни путь пройдя до середины,
Я очутился между двух дорог.
Одна дорога счастия с любимой,
Еще – дорога битвы за народ…
Я долго шел по двум дорогам сразу,
Но впереди развилка на пути
Моя беда, что я совсем не знаю,
Какой дорогой дальше мне идти.
Любимая – в ней смысл жизни мой,
Луч солнца вдруг мне осветивший путь.
Я смог в финал невольно заглянуть…
Я вижу, те, что сокрушали строй…
Пойдут вперед дорогой не простой,
Меня забыв, не плача надо мной…

Наконец удалось заснуть. Но сны… Ночью его мучили кошмары. Утром он поднялся разбитый, как будто и не отдыхал.

Он взял листок, перечитал написанное – бред какой-то. Такую чушь написать. Главное, чтобы Коба не увидел.

Сергей разорвал листок на мелкие клочки, выбросил и отправился к Кобе.


***

Коба был в хорошем настроении. Ему удалось привлечь к акции знаменитого медвежатника «Ахмеда». Он его присмотрел еще в баиловской тюрьме и сделал своим преданным сторонником. «Ахмед», как о нем говорили, открывал любые сейфы за минуты…
 
Задача найти самый скоростной катер в Баку казалась достаточно простой, но катастрофически не хватало денег. Безденежье было настолько полным, что могло сорвать операцию.

Кваснин в это время планировал действия на местности. Он с Ольгой прогуливался вдоль улицы Александра II  от Приморского бульвара до пристани пароходного общества «Кавказ и Меркурий», где и должно было происходить ограбление.
Улица заставлена лавками и просто забита людьми. стоят Лавки иранских купцов стоят сплошными рядами, идет бойкая торговля курагой, кишмишем, хурмой, пряностями. Как при необходимости уходить от погони? Начнется паника, и через толпу будет не пробиться, завязнешь в ней, как в трясине.

Ольга немного успокоилась, она гуляет с Сергеем, и пока ничего страшного не происходит. Что заранее нервничать! Она говорит Сергею о планах на будущее, но он ее почти не слушает, напряженно высматривает пути отхода… Как все же прорваться через эту толпу? Может открыть стрельбу в воздух, и люди разбегутся. Может и разбегутся, а может и просто затопчут.

Недалеко от них в районе пристани обедают два амбала  – известные всему городу Аршак и Дадаш.

Аршак с сожалением смотрит на опустевшую миску:
– Дадаш, а губернатор, если захочет, может каждый день по две миски пити  заказывать. Везет же людям!

Ольга рассмеялась. Она явно представила, как камергер Высочайшего двора губернатор Бакинской губернии милейший Владимир Владимирович Алышевский, с которым она была хорошо знакома, заказывает себе две миски пити.

Кваснина интересует совсем другое. Он видит, что район пирса полон конных казаков. Их нужно будет как-то отвлечь, устроить погоню за кем-то. Нужен отвлекающий маневр…

Вечером Сергей рассказал Кобе о своих наблюдениях.

– Я думаю, что может Азиз выбежать с криком – «Там бомбист», а я могу возглавить погоню за якобы бомбистом…

Но Коба не слушал.

– Сейчас не это главное. Нужно оплатить катер и матроса, который знает его, как свои пять пальцев, нужно купить одежду, нужно оружие. То оружие, что у полиции, маузеры не пойдут… Короче – нужно срочно, крайне срочно добыть деньги, и я иного варианта не вижу. Все, что мы оставили после отправки денег Ленину – курам на смех. Это нужно решать, и решать срочно. Ты понял, кацо? Иди, сломай голову, но добудь денег!

***

Сергей лежит в кровати уставившись в потолок, голова Ольги покоится у него на плече, она прижалась к нему, правой рукой гладит его по плечу, щеке… Сергей воспринимает ее ласки, но как-то отстраненно…

– Что с тобой? Какая дума на челе? Расскажи, что случилось?
Сергей нежно целует Ольгу и встает.
– Оленька, дорогая, все плохо.
– Что случилось?
– Коба готовит последнюю операцию. Ну ты знаешь. Но на дело у него нет денег. Найдет деньги, тогда и у нас появится возможность уехать. Пройдет операция и я свободен… Но как? Он велел добыть деньги. Где? Как? Снова похитить Ага-Мусу? Бред какой-то.
– Сережа, милый, нам обязательно нужно уехать… Я должна тебе сказать…
Она замялась.
– Сережа, я жду ребенка. Наверное, это не вовремя, но так получилось.
Слезы потекли по ее щекам… Сергей падает у кровати на колени, целует ее, Коба и экс уходят куда-то на задний план.
Когда они успокаиваются, Ольга вдруг обрадованно говорит:
– Мне кажется, что я нашла выход. После операции, я так понимаю, у Вас деньги будут?
– Конечно, но нам нужно до операции.
– Ты совсем глупыш. Слушай. Что ты так беспокоишься. Я сегодня же отнесу свои драгоценности в ломбард, и это вся проблема?
– Нет, проблема гораздо хуже. Твоих драгоценностей не хватит.
– Да, у меня их немного. Но есть выход. Я незаметно возьму, на короткое время это возможно, и часть из драгоценностей Елизаветы Григорьевны. У нее драгоценностей много, она сразу не заметит. А после операции ты вернешь деньги, я все выкуплю и положу драгоценности обратно.

Сергей побледнел. Он думал, наверное, я что-то не так понял. Этого не может быть. Как подвергнуть Ольгу риску, любому риску… Как это? Я должен принять от своей любимой такую жертву… Ей, чистой от всей этой жизненной грязи, обокрасть, пусть и на время, свою родственницу? Нет, я еще с ума не сошел.

– Ольга, это невозможно!
– Прекрати, все возможно. Иди, сядь рядом.

Ольга обняла его и стала успокаивать, как маленького. Сергей немного успокоился.
Нужно принимать решение. В роковые, решающие минуты жизни, когда надо сосредоточиться, просчитать варианты и принять единственно правильное решение Сергей прибегает к старому, испытанному для себя способу: мысленно расставляет на доске шахматы, начинает игру за двоих и параллельно с размышлениями в ходе игры анализирует сложившуюся ситуацию. Нужно найти выход. Он должен быть…

Мысленная игра успокаивает. Но как все же странно устроена жизнь, как много в ней неожиданных поворотов. Вот я, совсем недавно готовый для революции на все, шедший к светлому будущему через пот и кровь, через стрельбу и бомбы, через лишения и слезы, хочу сейчас ради любимой бросить все и уехать в сытую Европу, стать законопослушным подданым и преданным главой семьи. А моя любимая, свет очей моих, Ольга еще совсем недавно и в мыслях не допускавшая своего участия, даже косвенного в экспроприации средств на нужды пролетариата для его вооруженной борьбы, существо утонченное и воспитанное в лучших традициях, готова для меня на немыслимое, на кражу на подлог, на ложь! Но возможно дело не только во мне – она видела несправедливость, страдания рабочих нефтепромыслов, и, я думаю, она поняла нашу борьбу.

– Сереженька, возможно, это наше спасение. Ты же говорил, что после этой акции тебя отпустят, у нас все будет хорошо. Мы же с тобой одно целое… Или я ошибаюсь?
– Я с первой встречи это почувствовал…
– Ох, врешь ты, Сереженька, но сейчас проблемы нужно решать вместе. Я ничего не боюсь пока с тобой, и ты не бойся… У нас все получится…

***

На квартире у Кобы Кваснин рассказывал о предложении Ольги. В глубине души он надеялся, что Коба по своим каналам нашел деньги и Ольгу не нужно будет привлекать…

Коба видел его насквозь.

– Кацо, успокойся. Для начала пойми, что для тебя и для нее это замечательный выход. Мы с Ломидзе и Азизом берем деньги и уходим. Встречаемся в известном тебе месте в Биби-Эйбате. Ты получаешь деньги на выкуп залога, деньги на переезд за границу и определенную сумму на первое время. А там будешь работать в издательстве газеты, получать за работу. И вообще – смотри на жизнь с оптимизмом: прекрасная жена – красавица, готова ради тебя на все, деньги для начала будут, чистая, умытая заграница, сытая жизнь, театр, концерты, сын, няня для сына! Что еще нужно для счастья?!
– Коба, я…
– Кацо, помни, выбора у тебя нет. Выполняй.


ЭКС

Лето 1908 года было особенно жарким даже для Баку. Пароход «Император Николай Первый» был уже готов к отходу. Ценности загружены в мощные швейцарские сейфы, полицейская охрана расположилась рядом.

Молодой полицейский достал еду:
– Угощайтесь, это жена в дорогу дала
– Так еще долгая дорога…

Старый казак с седым чубом, проведший пол жизни в таких конвоях, не стал долго думать. Он взял кусок пирога, откусил, его лицо расплылось от удовольствия.
 
– Еште, робяты. Ибо будет день, будет и пища… А пирог так хорош, что жена молода…
Осталось несколько минут до отхода парохода. К борту подошли трое полицейских. На вопрос вахтенного о цели их прибытия они ответили:
– Проверка документов.

Тот немного удивился, минуты до отхода, какая проверка, но полицейских пропустил. Этими «полицейскими» были Коба, Ахмед и Азиз.

Сигнал выстрелом в воздух подал Ахмед. Охранники сейфа первыми попали под огонь. Все произошло для них крайне неожиданно, никаких проблем от «полицейских» они не ожидали, не успели даже достать оружие. Двое так и лежали с пирогом в руке…

Затем Ахмед и Азиз угрожая оружием согнали команду в машинное отделение.
 
На берегу стрельбу услышали.

Охрана порта среагировала быстро и мгновенно оцепила порт. Полиция города была поднята по тревоге.

– Господа, они попались, у них просто нет никакого выхода.

Это вещал в толпе один из наблюдающих. Таких в толпе всегда много, они знают обо всем наперед, только обычно работают мелкими чиновниками или чем-то вроде этого.
Во время береговой суеты в трюме парохода Ахмед спокойно приступил к вскрытию сейфа. Невскрываемый сейф он смог открыть за несколько минут. Тяжелая дверка сейфа как бы нехотя отошла в сторону.

Деньги и драгоценности, а в их руках оказалось 1 200 000 рублей, были быстро перегружены в мешки, и «полицейские» с добычей вышли на палубу с поднятыми руками.

Они сдаются! Напряжение, которым был пропитан даже воздух, спадает.
Вдруг к борту подлетел скоростной катер. Похитители спрыгнули в него, и катер ушел в море. Догнать их не смогли.

Кваснин в толпе наблюдал за происходящим. Неожиданно сзади за локоть его взяла жесткая рука.

– Не дергайся, Сергей. Не ожидал?

Рядом горячился филер.

– Это он разгуливал по городу с тем, на корабле.
– Я сам знаю.

Кваснина сзади держал Николай Усвяцов.
 
– Спокойно, не дергайся, дурак, я тебе жизнь спасаю.

Сергей никак не мог поверить в случившееся. Все рушилось.
 
– Спокойно, Арсен, – обратился Усвяцов к филеру, – позови конвой и в отделение его!

Надо вырваться любой ценой, нужно попасть в Биби-Эйбат, иначе… Что будет с Ольгой!

Сергей чудом вырвался из цепких рук Николая, еще не полностью оправившегося от раны, ударом кулака свалил филера, и бросился бежать, на ходу доставая браунинг. В него не могли стрелять, кругом толпились люди. Впереди Сергей увидел пролетку, столкнул кучера – вот оно, спасение.

Но на пролетке Сергей стал выше остальной толпы. Удобная цель.

Он попытался уйти, но пули оказалась быстрее. Когда к нему подоспела Ольга, он уже ничего не видел и не чувствовал.

Ольга в полуобморочном состоянии с трудом добралась до скамейки. Она уже строила планы счастливой жизни, но «Все перемелено, абсолютно все», как он и говорил.

Какая-то девушка принесла ей воды.
 
Ольга медленно приходила в себя, но от этого действительность становилась еще ужаснее. Куда ей идти, что делать? Она потеряла любимого, но она теперь еще и воровка. Надежды выкупить драгоценности Елизаветы Григорьевны не было, ей денег никто уже не вернет, выкупить драгоценности не удастся. Она подумала о самоубийстве, но маленькая жизнь, которая теплилась в ней, не дала сделать этого. Она хватает все свои сбережения, все, что остались, документы и немедленно уезжает из города.
 
Лондон. 60-е годы.
 
К Ольге, еще беседующей с Сергеем Фроловым в аукционном зале, подходит женщина, говорит:
– Мама, пошли отсюда, кому вся эта груда камней сейчас нужна. Она устарела.
Ольга смотрит на нее, все в облике этой женщины напоминает ей Кваснина.
Ольга минуту молчит, но потом берет ее за руку.
– Ты права, все это прошлое, как и я.